you are my medicine

Три месяца — это и чертовски маленький, и невыносимо большой срок. Если речь идёт об оставшихся днях жизни, три месяца — жалкий миг. Если об ожидании возвращения любимого человека — целая вечность. С тех пор, как Юнги похоронил Хосока, прошло три месяца. И за эти три месяца Юнги прожил сотни лет жизни, увидел смену десятков поколений, смерти миллионов людей. Жизнь куда-то торопилась, пыталась за чем-то угнаться, как и всегда. Время шло своим чередом, унося прошедшие события и принося новые. Только Юнги оно почему-то обходило стороной. Для Юнги время остановилось в тот день, когда Чонгук спас его от самой большой ошибки, которую он мог совершить. С тех пор прошло много времени, но Юнги будто бы так и остался в том дне, пока всё, что его окружало, шло вперёд. С того момента, как Хосок был в их квартире в последний раз, в ней не изменилось совершенно ничего. Она застыла во времени так же, как застыл и Юнги. Принадлежащие ему вещи, конечно, изменили своё местоположение, но всё, чего касался Хосок, оставалось нетронутым. Возможно, с Юнги что-то было не так, но ему казалось, что если что-то из вещей Хосока окажется не там, где было оставлено владельцем, квартира незримо, но кардинально изменится. А перемены сейчас пугали Юнги больше, чем перспектива провести оставшуюся жизнь в одном дне, не имеющем конца. Запах Хосока выветрился давно, но вещи, второпях оставленные перед тем, как уехать в больницу, всё ещё хранили его. Только к немногочисленным предметам одежды Юнги позволял себе прикасаться. Он пытался перестать делать это, прятал одежду в шкаф, обещая себе больше не трогать аккуратно сложенную на полке вещь, но всегда позорно проигрывал самому себе в первые же часы. Крупицы родного запаха стали героином, а Юнги — безвольным наркоманом, не способным получить удовлетворение ни от чего, кроме новой дозы. Он не мог сомкнуть глаз, не обнимая что-то, что хранило запах Хосока, но даже в обнимку со свитером или толстовкой сон был прерывистым и коротким. У Юнги будто бы вырезали важный внутренний орган, оставив несчастным инвалидом. Ему приходилось видеть людей, лишившихся почки или чего ещё, по собственной воле или против неё, и он никогда не думал, что будет сравнивать себя с ними. Но из души у него будто бы извлекли нечто важное, без чего её работа полетела к чертям. Душевная инвалидность ничуть не уступает инвалидности физической. Хосок, пусть и был важнейшей составляющей его жизни, даже важнее работы, на которую Юнги убил всю юность и молодость, тем не менее не был его истинным. Если он, потеряв просто любимого человека, чувствует, будто лишился обеих ног, что же чувствуют те, кто потерял истинных? Родное лицо улыбалось с немногочисленных фотографий в рамках — Хосок не был большим поклонником фотографии, и Юнги поддерживал его в этом, но самые важные моменты их жизни всё же были навечно запечатлены в снимках, — смотрело на Юнги с обоев смартфона. Головой он прекрасно понимал, что Хосока не стало вот уже как три месяца, но тело и природа до сих пор испытывали страшную ломку, требовали нежных объятий, спокойного, тихого голоса, взгляда тёмных, не по годам мудрых глаз. Юнги сам загнал себя в порочный круг нескончаемого траура, и сам должен был выйти из него, но он ощущал себя настолько жалким, слабым — особенно по сравнению с Хосоком, который смиренно принял смерть задолго до того, как она пришла за ним, — что не мог найти в себе сил пойти дальше круглосуточного магазина, в который заставлял себя спускаться лишь для того, чтобы не умереть от голода. Капля рассудка у Юнги всё же оставалась, и умирать, несмотря на абсолютную бессмысленность существования, он не собирался. Он больше не задумывал убить себя, но в анализе единственной попытки самоубийства застрял так же, как и в повторяющемся из разу в раз дне. Он не знает сам, сколько жизней спас за годы врачебной деятельности, но непрямой массаж сердца и искусственное дыхание в чрезвычайной ситуации делал не раз и не два. Это всегда были инстинктивные порывы, думать в такие моменты было некогда — Юнги просто брал и делал, когда зачастую люди вокруг бездействовали. Точно также и проводя осмотры, назначая препараты, он не осознавал, что в его руках находится человеческая жизнь. И осознал он это лишь в тот момент, когда Чонгук, вероятно, так же инстинктивно, не позволил ему умереть. Чонгук, сам находящийся на волоске от смерти всю свою жизнь, улыбающийся даже тогда, когда впору было бы плакать, спас его, решившего покончить с собой лишь из-за того, что близкий человек покинул этот мир. Юнги в очередной раз убеждается, что он — слабак. Чонгук, хватающийся за жизнь всеми силами буквально с рождения, силён. Хосок, знавший, что болезнь рано или поздно сожрёт его и смирившийся с этим, проводивший последние дни жизни с любимым человеком, занимаясь любимыми делами, тоже силён. И даже Тэхён, переживший измену истинного, покинутый всеми, но сумевший найти силы жить дальше, сильнее, чем он. Только Юнги сдался так быстро, едва не свалился в пропасть от одного-единственного удара. Только он — слабак. Он обнял колючий шерстяной свитер горчичного цвета и всей грудью вдохнул его запах. Теперь понять, что этот свитер принадлежал Хосоку, можно было с трудом. Запаха на нём почти не осталось, но он был одной из любимых вещей Хосока, которую тот носил почти всю осень и зиму. Сейчас за окном деревья теряли цвет и листву, погода почти всё время была отвратительной, и именно этот свитер идеально подходил к ещё более меланхоличному, чем обычно, настроению Юнги. Желудок болел и выл, напоминая о том, что время от времени нужно чем-то его наполнять, но у Юнги не было ни капли лишних сил, чтобы подняться с кровати, дойти до холодильника и разогреть еду. Он хотел в очередной раз за день провалиться в сон, где почти всегда видел Хосока, живого и здорового, и откуда предпочёл бы вовсе не возвращаться в настоящее. Из приятного состояния сознания между сном и реальностью его вытянула продолжительная вибрация. Телефон не умолкал, кто-то звонил настойчиво и долго, несколько раз подряд. С тех пор, как он уволился, никаких настолько требовательных звонков Юнги не получал. Догадок о том, кому он мог понадобиться спустя три месяца, не было, и интерес пересилил желание вновь окунуться в забвение. Юнги собрал силы, будто собирался сделать шаг на поверхность новой планеты, и поднялся с кровати, покачнувшись оттого, как темнота на несколько мгновений заволокла глаза. Он прошёл к столу, упал на стул и наконец ответил на звонок с неизвестного номера. — Здравствуйте, господин Мин, — голос, крепко врезавшийся в память, как и голос любимого омеги, звучал ещё энергичнее и светлее, чем тогда, когда Мин слышал его в последний раз. Этот же голос в одно мгновение пробудил в Юнги что-то, что спало глубоко в груди несколько месяцев, наконец-то заставив ощутить укол крошечной искры жизни. — Это Чон Чонгук. Вы помните меня? Разумеется, Юнги не смог бы забыть, даже если бы очень хотел. Большие чёрные глаза, наивные, блестящие, с неугасающим огнём надежды. Он вспоминал их бесконечное множество раз, заново переживая тот момент, когда был остановлен от своей последней ошибки. Тогда эти глаза горели не только надеждой, но и бесконечной силой. В них Юнги увидел блеск металла, беспощадный лесной пожар, реки крови и стоны боли. Тогда же Юнги понял, что Чонгук, этот невинный ребёнок, верящий в лучшее всем своим многострадальным сердцем, способен разрушить мир и заново создать его из крови и пепла. — Тебя невозможно забыть, — с непривычки уголки губ приподнялись с трудом. Мышцы лица Юнги будто застыли в одном выражении молчаливой скорби, и сейчас болезненно пошли трещинами. — Приму это за комплимент, — Чонгук рассмеялся, и трещины разрезали каменный панцирь на сердце. Юнги давно не слышал искреннего смеха. — Как вы себя чувствуете? Как ваша жизнь? — Постояльцы морга поживее будут, — не слишком далеко от правды. — Ох, очень жаль, — Чонгук как всегда был очень честен в проявлении эмоций. — Вас не стоило беспокоить? Мы хотели договориться о встрече на днях, если у вас есть желание. — Кто — мы? — Я и Тэхён. Мы хотели бы поблагодарить вас за всё, что вы сделали. — Тэхён проснулся? — брови Юнги взмыли ко лбу. — Вы разве не знали? Я думал, и без меня эта новость дойдёт до вас быстро. Он уже как три месяца проснулся. Даже если бы все аварийные службы мира три месяца назад пытались донести до Юнги эту новость, она, вероятно, до него бы так и не дошла. В затворничестве он совершенно потерял связь с внешним миром. — И как он себя чувствует? — Замечательно, — Чонгук улыбнулся. — Так что насчёт встречи? Если вы не хотите, мы, конечно, не будем наста… — Нет, всё хорошо. Можете прийти ко мне сегодня. — О, правда? Отлично! Мы сейчас в кафе. Можем заглянуть через час. — Ага. Жду. До встречи. — До встречи, господин Мин. Юнги сбросил вызов и вздохнул. Какой бес его заставил пригласить кого-то в гости, когда и он, и его квартира далеко не в лучшем состоянии, он так и не понял. Однако в проклятом кругу, в который он сам загнал себя и в котором жил последнее время, наконец-то появилась дыра. Он подошёл к окну и раздвинул шторы, впустив в комнату дневной свет впервые за долгие дни. Осень не радовала обилием солнечных дней, но солнце Юнги и так никогда не любил. Он оглядел квартиру, будто бы впервые заметив гору немытой посуды, невынесенный мусор, пыль на всех возможных поверхностях, разбросанную по полу одежду. На устранение этого кошмара у него есть всего час. Надо привести в порядок не только квартиру, но и себя.

***

— О чём вы договорились? Тэхён положил руку на чужое колено. Чонгук убрал телефон в карман, улыбнулся и накрыл его руку своей. — Мы пойдём к нему в гости. — К господину Мину? — глаза Тэхёна удивлённо распахнулись. — Неожиданно. — Я надеюсь, он оправился от потери своего омеги, — произнёс Сокджин, сидящий напротив Чонгука и Тэхёна и от волнения едва заметно поглаживающий пока совсем небольшой живот. — Я думаю, он уже смирился с этим, — Чонгук гладил руку Тэхёна на своём колене. — Нельзя же горевать вечно. — Но на работу он так и не вышел. Значит, всё не так уж хорошо. — Возможно, — Чонгук пожал плечами. Дверь в кафе открылась вместе со звоном колокольчиков над ней, и Чонгук, заприметив знакомую фигуру, моментально изменился в лице. Тэхён, уловив эту перемену, также сразу же понял, кто вошёл в помещение. Только Сокджин мягко улыбнулся и опустил глаза. — Привет, милый, — мужчина наклонился и поцеловал Сокджина в щёку. Тот расцвёл буквально на глазах, загоревшись радостью. Реакция Сокджина Чонгука ничуть не беспокоила, но вот присутствие одной личности на расстоянии ближе сотни километров от Тэхёна — очень сильно. — Извини, что опоздал. Тэхён закрыл глаза и дышал глубоко, стараясь абстрагироваться от всего мира, сделать вид, что человека перед ним не существует. Тем не менее, Чонгук чувствовал, как дрожит рука на его колене, и это не могло не выводить его из себя. Не само дрожание, а объект, его вызывающий. — У нас запись на обследование на пять часов, — Сокджин поднялся с места и задвинул за собой стул. — Мы уже немного опаздываем. Спасибо за компанию, было очень приятно встретиться. Намджун набросил пальто на плечи Сокджина, показательно игнорируя пылающий ненавистью взгляд Чонгука. Чонгук намеренно не отводил глаз, но улыбнулся Сокджину и кивнул. — Нам тоже было очень приятно. Как-нибудь встретимся ещё раз. — Обязательно. Намджун и Сокджин вышли из кафе, и только тогда Тэхён открыл глаза. Чонгук прижал к щеке его дрожащую руку и поцеловал её. — Уже лучше, — Тэхён улыбнулся и провёл свободной рукой по волосам Чонгука. — Когда-нибудь ты посмотришь ему в глаза и выскажешь всё, что о нём думаешь. А я набью этому мудаку рожу. — Чонгук! — Тэхён толкнул его в плечо, но не мог сдержать улыбки. И не мог признаться, что с удовольствием посмотрел бы на последнее. — Я против насилия. В том числе над животными. Чонгук прыснул, а затем рассмеялся так, что это услышала половина кафе. Тэхён же выглядел ну уж очень довольным собой. Пускай не в лицо, но что-то высказать о своём бывшем он уже мог. — Ты становишься коварным, — Чонгук вытер слёзы смеха с уголков глаз. — Мне нравится. Обещаю, когда-нибудь я его уложу на лопатки. Тэхён ничего не ответил, но его выражение лица говорило само за себя. В кармане альфы завибрировал телефон. Чонгук ответил на звонок. — Привет, малыш. Что-то случилось? — Случилось чудо, и я несусь к тебе на крыльях счастья! — Чимин часто дышал и, видимо, бежал. — Мы закончили съёмки! Я свободен! — О-о-о, поздравляю, — усмехнулся Чонгук. — Мы сейчас в кафе, но собираемся зайти к нашему знакомому. — Я с вами! — Чимин даже не поинтересовался, куда и к кому они собираются. Чонгук не мог представить, какими мучительными и долгими были съёмки очередной дорамы, раз его брата накрыла такая эйфория. — Кидай адрес, скоро буду на месте! — Ждём. — Это был Чимин? — Тэхён взял Чонгука за руку и они вышли из кафе. — Да. У нас появился хвостик. Надеюсь, господин Мин не против незваных гостей.

***

Занявшись уборкой, Юнги наконец смог отвлечь себя от мыслей о Хосоке. Он достал пылесос из угла комнаты, протёр пыль, появившуюся даже там, где её в нормальном человеческом жилище быть не должно, вынес мусор, закинул одежду в стиральную машину, перемыл гору грязной посуды и в целом привёл квартиру в приличный вид. Теперь она не настолько откровенно напоминала место обитания одинокого человека, полностью лишившегося смысла жизни. Ближе к назначенному времени Юнги, надевший чистую белую рубашку и джинсы, чтобы не отпугнуть гостей своим внешним видом, сидел на кровати в спальне, ожидая визита. Единственной вещью, которую он не убрал в шкаф, был горчичный шерстяной свитер Хосока, расстаться с которым ему было слишком тяжело. Открыв дверь, когда раздался звонок, Юнги не ожидал встретить фею сахарной ваты, улыбающуюся так лучезарно, что с непривычки заболели глаза. — Здравствуйте, я Пак Чимин! — фея, как про себя охарактеризовал незнакомого омегу в нежно-розовом пушистом свитере Юнги, впорхнула в его квартиру прежде, чем он успел что-либо ответить, и быстро-быстро защебетала. — Вы Мин Юнги? Приятно познакомиться! Я двоюродный брат Чонгука. Извините, что без предупреждения. Он про меня не рассказывал? Чонгук сказал, что они с Тэхёном пойдут сюда, но, похоже, я пришёл раньше. Вы не против, что я составлю вам компанию? У меня сегодня наконец закончились дурацкие съёмки, я сразу же позвонил Чонгуку, он сказал, что они пойдут к знакомому, и вот я здесь! У вас так уютно! Один живёте? Из речи, слишком быстрой и эмоциональной для его отвыкшего от общения в принципе Юнги, он сумел выцепить только слова «Чонгук» и «двоюродный брат», поэтому, в принципе поняв, кто этот омега и откуда, решил не задавать вопросов. Тем более что фея, влетевшая в его квартиру, уже разувшись и отдав пальто ему, сама прекрасно справлялась с этой задачей, выдавая слишком много информации и задавая столько же вопросов. — Приятно познакомиться, Чимин, — произнёс Юнги вдвое медленнее, чем болтал Чимин, и повесил на вешалку его пальто. — Проходи на кухню. Ты рановато, я ещё ничего не приготовил, но сейчас налью кофе. Или ты предпочитаешь чай? — Я бы выпил кофе! — выкрикнул омега, улетев на кухню. Юнги усмехнулся, подумав о том, что эта розовая фея, наверное, взорвётся от переизбытка энергии, если выпьет ещё и кофе. Однако, пройдя на кухню следом, он всё-таки сделал кофе себе и Чимину и достал купленное всего за пару минут до его прихода печенье. Чимин, устроившись за столом, уже был гораздо спокойнее, и Юнги наконец смог разглядеть его, суетливого, как пчёлка, получше. И отметил, что этот омега крайне мало походит на Чонгука, но, тем не менее, очень миловидный и даже красивый. Он хлопал густыми короткими ресницами, глядя на экран смартфона, причмокивал блестящими розовыми губами и облизывал их время от времени. Когда перед ним оказалась чашка ароматного кофе, он отложил в сторону телефон, взял её в руки и всё своё внимание перевёл на хозяина квартиры. — Расскажите о себе, — попросил он и сделал глоток. — Мы совсем не знакомы. Откуда вы знаете Чонгука? — Я был лечащим врачом его и Тэхёна. — О, вот оно как. А почему были? — Я уволился за некоторое время до того, как они выписались. — Почему уволились? — Свои причины. Омега понимающе кивнул и вновь сделал глоток кофе. Юнги удивила резкая перемена в настроении гостя: ещё пару минут назад он почти летал по его квартире, болтал без умолку и, казалось, не замечал даже хозяина квартиры, а сейчас спокойно сидел напротив, попивая кофе и внимательно слушая. Юнги ощутил даже несвойственное ему желание рассказать Чимину о своих истинных переживаниях, которые консервировались внутри долгое время. Этот омега без стеснения смотрел в глаза и, кажется, по-настоящему был заинтересован в его скудных ответах. — Я выучился на врача по настоянию родителей, — Юнги начал издалека, но сразу же ощутил на себе прицел чужого внимания. — Мой отец — акушер-гинеколог, но меня эта область никогда особо не привлекала. Я долго не понимал, кем хочу быть, но по итогу выучился на кардиолога. Пока что ни разу об этом не пожалел. Поначалу Юнги было трудно вытягивать из себя слова, но вскоре они сами потекли с губ. Чимин был на удивление внимательным слушателем, и Юнги почти почувствовал себя на сеансе с психотерапевтом, говоря об отношениях с родителями и психологических трудностях работы врача. Однако обсуждать совсем недавнюю потерю он не был готов, поэтому о Хосоке не сказал ни слова. Но и без этого его исповедь вышла вполне насыщенной. Кажется, никому и никогда, даже Хосоку, он не рассказывал о себе настолько много, да и сам успел забыть некоторые события, которые случайно вспомнились по ходу монолога. — Я вообще был довольно замкнутым ребёнком. Отношения со сверстниками не клеились, поэтому я либо читал книги, либо смотрел фильмы — мультфильмы посмотреть удавалось редко. У отца было много профессиональной литературы, поэтому я уже в пять лет отлично знал анатомию человека. А что касается фильмов… лучше бы я не смотрел некоторые из них, честное слово. Они очень не подходили мне по возрасту, хоть я и был смышлёным. — Что-то запрещённое? — хихикнул Чимин. — Вскрытия, — усмехнулся Юнги, и хитрая улыбка исчезла с лица Чимина. — До пяти часов одного видео. Мне было очень интересно. — А потом ты удивляешься, почему с людьми ладить не получается, — Юнги не успел уловить момент, когда их общение стало неформальным, но не имел ничего против, хоть и был старше Чимина на десять лет, если не больше. Раздался звонок в дверь. Омега подскочил с места и улетел в прихожую, будто бы и правда имел крылья. — Простите за опоздание, — Чонгук зашёл на кухню с неловкой улыбкой, а рядом с ним шёл Тэхён. Со здоровым цветом лица, с улыбкой и даже появившимися милыми щёчками, а не лезвиями скул. Юнги определённо был рад видеть его, здорового и, судя по блеску глаз и улыбке, счастливого. — Здравствуйте, господин Мин. — Здравствуй, — он поднялся со стула и обнял Чонгука и Тэхёна по очереди. Возможно, он был рад видеть их обоих больше, чем готов признаться себе. — Как ты? — Отлично, — лицо Чонгука как всегда сияло ярче солнца. Тэхён же скромно отражал его свет, как луна. — У нас тут для вас… кое-что. По форме подарочного пакета Юнги уже догадывался, что ему собираются преподнести, и, оправдав свои ожидания, показательно закатил глаза. — Почему все мои пациенты пытаются меня споить? У меня столько алкоголя дома, что хоть коньячный завод открывай. — Мы решили не нарушать традиции, — усмехнулся Тэхён. Чимин, показавшийся из-за спины брата, хитро сощурился и взглянул на Юнги. — Не хочешь показать коллекцию? Мне кажется, сегодня отличный повод открыть бутылочку. — Маленький алкоголик, — Чонгук потрепал брата по волосам. — Вы уже успели познакомиться? — Да, — Юнги кивнул. — Если хотите, можем выпить. У меня алкоголь на любой вкус и цвет. — Хотим! — Чимин захлопал в ладоши, как ребёнок, а Чонгук увидел во взгляде Мина нечто такое, чего не видел прежде. Мягкая улыбка на осунувшемся лице смотрелась необычно, но бесспорно украшала его. Чонгук не понаслышке знал, на кого смотрят с таким выражением лица. — Присаживайтесь, я принесу выпить.

***

Спустя пару часов их будто связывала не больничная палата, а с десяток лет крепкой дружбы. Атмосфера разрядилась, стала тёплой, почти семейной, и на место светских повседневных бесед пришли истории из жизни, порой неприятные и даже стыдные. У Юнги, которого алкоголь брал с трудом и который сохранял достаточную трезвость ума, историй такого рода было особенно много в связи с родом деятельности, и он охотно ими делился. Чимина, кричавшего налить ему первым, унесло с первого глотка, и сейчас он жался к едва знакомому человеку, как котёнок, поскольку пьяным становился ещё более тактильным, чем обычно. Чонгук не пил много, поэтому всё ещё находился в своём уме, а Тэхён, слегка не рассчитав своей нормы алкоголя и уморившись, уснул, и крепко спал на его плече. Так что Чонгук и Юнги, можно сказать, остались единственными, кто мог твёрдо стоять на ногах. Когда время увлекательных историй закончилось, Чонгук решил перейти к более серьёзным темам. Тэхёна потревожить было сложно, а Чимин, казалось, считал летающих в небе единорогов, хихикал над чем-то своим, распластавшись на диване и лёжа головой на коленях Мина. — Вы не выглядите так, будто в вашей жизни всё прекрасно, — произнёс Чонгук. — Вы до сих пор тоскуете. — Так заметно? — Юнги залпом влил в себя коньяк на донышке бокала. — У меня жизнь будто остановилась. Три месяца — и всё один день. Я впервые с кем-то встретился за это время. Его давно здесь нет, а я всё ещё за него цепляюсь. Его запах, наверное, давно выветрился, но я всё ещё его чувствую. — А я не чувствую, — нахмурился Чимин, принюхавшись. — И не цепляюсь. Мы с последним парнем месяц назад расстались. Не помню даже, как его зовут. Но он был мудаком, пускай идёт к чёрту! А вы чего смеётесь? Мы же парней обсуждаем, разве нет? — Да, да, малыш, — Чонгук закрыл рот ладонью, чтобы не рассмеяться в голос. Даже Юнги отвернулся, беззвучно смеясь. — Всё правильно. — А чего тосковать? — Чимин смотрел в потолок туманным взглядом, но рассуждал так серьёзно, будто говорил с самим Богом. — Ну ушёл и ушёл, мне же лучше. Никаких «то не надевай, туда не ходи, с теми не разговаривай». Я свободный человек! Теперь буду строить карьеру, заработаю кучу денег, куплю дом в Америке, заведу собаку и двух кошек и только потом найду хорошего человека и заведу семью. — У тебя очаровательный брат, Чонгук, — Мин улыбался ясно и искренне. Чонгук впервые видел его в настолько хорошем настроении. Чимин же ехидно сощурился и тыкнул Юнги в рёбра указательным пальцем и повернулся к Чонгуку. — Слышал? Я очаровательный, — он серьёзно посмотрел на лицо Мина снизу вверх. — А ты тоже ничего, я б тебе больше двадцати пяти и не дал. — Очень рад это слышать. В одиночку Чонгук не смог бы дотащить до дома двух пьяных омег, поэтому Мин, не отличаясь особой физической силой, тащил на спине дремлющего Чимина до самого дома Чонгука. Когда Тэхён и Чимин вместе были уложены спать на кровати Чонгука, которому предстояло провести ночь на не самом удобном диване, Юнги собирался возвращаться домой. — Спасибо, что помогли. Я надеюсь, ваша спина не слишком пострадала. — Бывало и хуже, — Юнги махнул рукой. Он не выглядел раздражённым или даже уставшим. Напротив, от него исходили непривычные тёплые волны счастья. — Вам спасибо, что пришли. Я бы совсем загнулся один. — Зовите, можем собраться в любое время, — Чонгук улыбнулся. — Только если это состыкуется с расписанием Чимина. Он тот ещё трудоголик. — Я заметил, — усмехнулся Мин. Он накинул на плечи пальто и вышел за порог. — До встречи. — До встречи. Утром Тэхён и Чонгук чувствовали себя вполне неплохо, но Чимин едва смог соскрести себя с кровати, отказавшись плестись в агентство в связи с плохим самочувствием. — В жизни больше пить не буду, — простонал он, половиной тела свисая с кровати. Чонгук, сидящий рядом, ласково трепал его по волосам. — Ты очень милый, когда пьяный, малыш. — Я всегда милый, отстань, — Чимин скинул со своей головы руку брата и задел взглядом своё запястье. — Кстати, ты не знаешь, кто это? Он перевернулся на спину и Чонгук задрал рукав его кофты, разглядывая кожу на руке. — Тебе очень повезло, малыш, — Чонгук провёл большим пальцем по нежной коже. — Это замечательный человек. На руке Чимина изящными буквами было выведено имя

«Мин Юнги»