you are my medicine

Когда дверь приоткрылась, Чонгук повернул голову. В палату вошёл Мин, одетый в повседневную одежду — джинсы и толстовку, — которая сильно контрастировала с привычным образом серьёзного врача. Пусть стресс из-за событий недельной давности отразился на чужом лице, только сейчас Чонгук заметил, что Мин выглядит очень молодо для своих тридцати двух лет, и в этой одежде особенно напоминает подростка. Подростка в самом разгаре экзаменационной поры, выживающего на трёх часах сна и энергетиках. — Здравствуйте, — Чонгук отложил в сторону комикс, который читал. — Как вы себя чувствуете? — Лучше, чем могло бы быть, — усмехнулся в своей привычной манере врач. — Я зашёл попрощаться. Чонгук поднял на него удивлённый и недоумевающий взгляд. Мин прошёл в палату и сел на соседнюю койку, на которой обычно спал Чонгук. Откровенно говоря, выглядел он плохо, но, очевидно, чувствовал себя лучше, чем несколько дней назад. Его глаза никогда особо не пылали жизнью, а сейчас в них и вовсе печально горели два тусклых огонька. — Куда вы уходите? — Я увольняюсь. Чонгук опустил голову и понятливо кивнул. Такое решение было предсказуемым. Тем не менее, на душе неприятно тянуло. — Возможно, я вернусь, но сейчас мне нужен отдых. Я не могу работать. — Я понимаю, — Чонгук через силу улыбнулся. — Отдыхайте. Вы заслужили это. Спасибо вам. — Спасибо тебе, — Юнги открыл рот, намереваясь сказать что-то ещё, но вовремя остановился и кивнул. — Запиши мой номер, пожалуйста. Мне не хотелось бы терять связь. И обязательно напиши, если проснётся Тэхён. — Конечно, — Чонгук записал в контакты новый номер. — Позволите вас проводить? — Если хочешь, — Юнги пожал плечами. Они спустились на первый этаж. У входа в больницу уже ожидало такси. Дождь безжалостно хлестал, а чёрное ночное небо тяжело висело над городом. Чонгук ещё раз обнял врача напоследок, за короткое время успев привыкнуть к менее формальному стилю общения. — Ещё раз спасибо вам за всё, господин Мин. Я надеюсь, мы с вами ещё встретимся. — Обязательно встретимся, — лицо Мина украсила улыбка. — Увидимся. — До встречи, — Чонгук помахал рукой, провожая взглядом чужую фигуру, скрывшуюся в автомобиле. Только когда машина пропала из поля зрения, он, замёрзший, вернулся в здание. — Доктор Мин уехал, — сказал он, войдя в палату. — Я надеюсь, он оправится от произошедшего и снова вернётся на работу. Мне кажется, помогать людям — это его призвание. Если он вернётся, то спасёт ещё множество жизней, я уверен. Ты согласен? Тэхён молчал, но к этой реакции Чонгук давно привык. Он сел рядом, вздохнул и улыбнулся, взглянув на бледное лицо под прозрачной пластмассовой маской. — Может быть, нам с тобой начать читать что-то другое? После такого нам, очевидно, требуется что-то лёгкое и приятное. Ты, наверное, предпочёл бы что-то похожее на последнюю книгу, но для меня это чересчур. Так и с ума можно сойти, если читать только о страданиях и смерти. Дождь стучался в окно, ветви деревьев устрашающе качались, но рядом с Тэхёном Чонгук не испытывал ни капли страха. Он был занят откапыванием архивов своей памяти, вспоминая немногочисленные книги, о которых слышал или которые читал, пытаясь найти что-то, что не было бы настолько смертельно удручающим, но притом могло бы понравиться Тэхёну. Наконец, крючок его воспоминаний зацепился за знакомый сюжет. — Помню какую-то известную книгу про красивого парня и проклятый портрет. Ты, наверное, читал. Сейчас поищу. Поисковик моментально выдал название книги. Чонгук был наслышан про этот «Портрет Дориана Грея», и это произведение вселяло надежду на то, что после него не возникнет желание покончить с жизнью. Чонгук начал читать вслух сразу же, и лёгкие первые страницы быстро приковали к себе внимание, так что главы потекли одна за другой. Пока глаза не стали сухими и горло не заболело, он не обращал внимания на то, сколько времени прошло, но взглянув на часы, ужаснулся от того, что два часа читал вслух, и даже не столько для Тэхёна, сколько для самого себя. — Кошмар, — Чонгук нервно усмехнулся, сел на кровати и во всех красках ощутил то, как его телу не понравилось пребывать в одном положении долгое время. — Твои книги творят страшные вещи. Я когда-нибудь и на сутки забуду о том, что, вообще-то, нужно хоть иногда моргать и менять позу. Но книга отличная, уже нравится мне гораздо больше этого Гюго. Он совсем какой-то депрессивный, ещё и зануда. Чонгук хотел бы увидеть, как нахмурятся чужие брови, и получить недовольный толчок в плечо. Хотел бы услышать длинную тираду о том, что Гюго — потрясающий писатель, а Чонгук привык мыслить примитивно и совершенно не умеет воспринимать сложные тексты. Чонгук бы согласился и продолжил бы читать «Портрет Дориана Грея», гораздо более интересный и понятный ему, недалёкому уму двадцать первого века, привыкшему к коммерческим произведениям массовой культуры. А Тэхён положил бы голову ему на грудь и недовольно бухтел бы себе что-то под нос, а потом уснул, убаюканный шумом дождя и голосом Чонгука, который спустился бы почти до шёпота и читал бы до тех пор, пока сам не захотел спать. В дверь постучали. В палату вошёл молодой омега-медбрат, один из тех, что ежедневно проверял Тэхёна, но в этот раз он направился не к кровати Тэхёна, а к Чонгуку, и сел рядом с ним на соседней койке. Конкретно этот омега всегда был довольно стеснительным, улыбчивым и отзывчивым и нравился Чонгуку, хотя альфа даже не знал его имени. Однако сейчас медбрат улыбался не мило, от неловкости, а сочувствующе и печально. — Вы хорошо себя чувствуете? — учтиво спросил он. Чонгук кивнул. — Хорошо. Состояние господина Кима, как я понимаю, тоже стабильно. — Да, его приходили проверять вечером, — со скепсисом произнёс Чонгук. — Что-то произошло? — Держите себя в руках, пожалуйста, — убедительно произнёс омега и продолжил после небольшой паузы. — Сегодня позвонили родители господина Кима и спросили, кто оплачивает его пребывание в больнице. Они попросили отключить его от аппаратов жизнеобеспечения. Поскольку они самые близкие родственники, а господин Ким не находится в сознании, мы не имеем права отказать. Сегодня они приедут и дадут письменное согласие. — Родители Тэхёна дали согласие? — спросил Чонгук, когда до него дошёл смысл чужих слов. Омега кивнул. — Но вы не можете. Это же… убийство. — Это не убийство, господин Чон. Шанс того, что господин Ким очнётся спустя столько времени, крайне мал. — Но он есть! — громче, чем следовало, ответил Чонгук, из-за чего омега отшатнулся. — Как его родители могли дать согласие? Мне нужно поговорить с ними. — Они приедут через полчаса. Вы сможете попробовать разубедить их. Омега покинул палату, оставив Чонгука наедине с объявшим его ужасом. Он сел рядом с Тэхёном и взял его за руку, пытаясь успокоиться. Тэхён говорил о том, что с родителями он состоит не в самых лучших отношениях, но Чонгук и предположить не мог, что эти люди способны позволить их единственному сыну умереть. Он всё ещё держал себя в руках только благодаря тому, что предстоящий разговор с родителями Тэхёна мог способствовать изменению их решения. Тэхён всё ещё был рядом, жил и дышал, и надежда на то, что ничего более плохого, чем то, что уже произошло, с ним не случится, всё ещё теплилась в груди. Спустя тридцать минут, каждая из которых казалась Чонгуку вечностью, он на ватных ногах спустился на первый этаж, к стойке регистрации, у которой уже стояли двое людей. Вырвав из разговора с администратором пару слов, он догадался, что эти люди пришли к Тэхёну. Кроме того, альфа, стоящий позади своего омеги, разговаривающего с администратором, имел много схожих с Тэхёном черт лица, пускай и был значительно старше. — Извините, — Чонгук подошёл к ним. Омега повернулся к нему и обвёл оценивающим взглядом. — Вы родители Ким Тэхёна? — Мы, — ответил омега со слишком заметной неприязнью в голосе. — Что вам нужно? — Я его альфа, — твёрдо произнёс Чонгук. Омега, ничуть не впечатлённый, понимающе покачал головой. — Сочувствую, — чужой голос звучал так серьёзно, что Чонгук не сразу понял, что это был сарказм. — Теперь тебя тут ничего не держит. Можешь идти домой. Чонгук с трудом переборол желание украсить парой синяков смазливое лицо омеги, от которого, похоже, Тэхён мало что унаследовал, поскольку его папу Чонгук в нём никогда бы не узнал, да и, честно говоря, лучше бы и не узнавал. — Вы хотите подписать согласие на отключение Тэхёна от аппаратов жизнеобеспечения? — Естественно, — омега закатил глаза. — Мы даже не знаем, за чей счёт он здесь находится. И как долго. — Два месяца, — холодно ответил Чонгук. — За счёт знакомого. — Боже мой, — папа Тэхёна закрыл рот рукой, а брови его мужа слегка приподнялись. — Какой там, наверное, кошмарный счёт! Не дашь контакты этого знакомого? Мы всё возместим. — Нет, — отрезал Чонгук. — Вы ему ничего не должны. — А, тогда замечательно, — омега тут же расплылся в улыбке. — Нам же лучше. — Вы хотите убить собственного сына, — произнёс Чонгук ледяным тоном, и улыбка моментально сползла с чужого лица, сменившись раздражённо-надменным выражением. — Во-первых, нам сказали, что вероятность того, что он проснётся, почти нулевая. Во-вторых, он был нашим сыном когда-то, но сам решил бросить родителей и заняться непонятно чем. Нам плевать, что будет с ним. Если не будет тратить чужие деньги, лёжа трупом, оно и к лучшему. Чонгук остолбенел и взглянул на отца Тэхёна, надеясь найти в нём поддержку. Однако его взгляд тоже был холоден, ни один мускул не дрогнул на лице, похожем на лицо Тэхёна, и в ответ Чонгук получил только кивок, говорящий без слов: «Я полностью согласен со словами моего мужа». — Ты свободен, — омега махнул рукой. — Теперь можешь гулять с нормальными омегами. Наш… твой омега тебе больше не помешает. Не успев произнести ни слова, Чонгук увидел, как лёгким движением папа Тэхёна поставил подпись в документе, а вслед за ним это сделал его муж. К Чонгуку невозмутимо обратился подошедший медбрат: — Заберите свои вещи. И попрощайтесь с господином Кимом. Чонгук не видел, как ушли родители Тэхёна, и не помнил, как вместе с медбратом он поднялся по лестнице и вошёл в палату Тэхёна. Не помнил, как собирал свои вещи: одежду, комиксы, прочитанную книгу — и как заправлял кровать, на которой спал два месяца. Не помнил утешающих слов медбрата-омеги и взглядов тех медбратьев, с кем был хорошо знаком. Зато хорошо помнил трепет ресниц Тэхёна, который каждый раз пробуждал в нём наивную надежду на то, что прямо сейчас, вот-вот, через минуту Тэхён проснётся; запомнил тепло и мягкость руки Тэхёна, длину его пальцев, тонкость запястья и то, как она упала на кровать, когда он отпустил её; запомнил нежность его кожи, когда оставил на лбу последний поцелуй. Слишком хорошо запомнил дрожь, пробившую тело, когда с лица Тэхёна сняли маску, из вены вытащили катетер, от тела отключили аппараты, поддерживающие жизнь в теле Тэхёна. До ужаса хорошо запомнил тишину, бьющую по вискам хуже, чем долгое монотонное гудение аппарата, когда останавливается сердце пациента. Как в тумане, Чонгук зашагал прочь. Он прошёл по коридорам, спустился по лестнице и вышел из здания. Дождь бил по голове почти болезненно. Люди вокруг прятались от него под зонтами или капюшонами, но ни того, ни другого у Чонгука не было. Был только большой рюкзак за спиной, доверху набитый воспоминаниями. В руке Чонгук держал несколько монеток. Он направлялся к метро, но не понимал, куда собирается ехать. Люди проходили мимо чёрными тенями под зонтами и куда-то торопились. Мимо проезжали машины, быстро работая дворниками и разбрызгивая воду, горели фары и вывески магазинов. Всё вокруг Чонгука двигалось, слепо шло к своей цели, а он остановился посреди оживлённой улицы, сжимая в руках промокшие монеты, и не понимал, куда должен идти. Вернуться ли ему в больницу, поборов трусость, или слиться с толпой, сесть на метро и умчаться в неизвестном направлении? Он спрятался под ближайшим навесом у станции метро и сел на корточки, спрятав лицо за сложенными руками. Дождь неустанно молотил по крыше, и другие люди, так же, как и Чонгук, стояли под навесом, ожидая, когда непогода стихнет. Чонгук взял в руки телефон, мокрыми пальцами кое-как разблокировал его и увидел пропущенный вызов от папы десять минут назад. Не задумываясь, он набрал его номер и приложил к уху трубку. — Привет, мой хороший, — раздался ласковый голос из динамиков, моментально заставивший Чонгука улыбнуться. — Как ты себя чувствуешь? — Привет, пап, — произнёс Чонгук, стараясь не выдавать слабости в голосе. — Я в порядке. Почему ты звонил? — Просто соскучился. Как ты там? Ты хорошо кушаешь? — Всё хорошо, — тихо посмеялся Чонгук. — И кушаю хорошо. — Умница,— мягко произнёс родитель, и Чонгук почти физически ощутил, как папа погладил его по голове, как делал обычно. — Как твоё сердечко? — Сердце? — Чонгук ненадолго замолчал. — Не знаю. Всё сложно. — Тебя что-то беспокоит? Расскажи. Может быть, я смогу чем-то тебе помочь. Чонгук усмехнулся, прикрыв лицо ладонью. Нет, в этой ситуации папа был абсолютно бессилен. Но в груди теснились невысказанные слова, и позволить им остаться внутри означало в конце концов разорваться от переполняющих чувств. Папа, один из немногих людей, кто видел Чонгука в моменты слабости, видел его слёзы, всегда готов был выслушать и помочь, пусть в этой ситуации ничего не мог сделать. — Помнишь Тэхёна? — Тот омега, который понравился тебе? Конечно помню. С ним что-то случилось? — Его отключили от аппаратов жизнеобеспечения. На другом конце провода повисла тишина. Чонгук сглотнул тяжёлый ком в горле и продолжил: — Я не знаю, что мне делать, пап, — его голос дрогнул. — Он умер. Из динамика по-прежнему не доносилось ни звука. Чонгук сжал челюсти и убрал его от уха, спрятав лицо за тёмным экраном. Папа наверняка слышал, как он плачет, но ничего не говорил, и за это Чонгук был безмерно ему благодарен. При всём желании он не смог бы объяснить, что чувствует. Почувствовав небольшое облегчение от пары минут безмолвного плача, он вновь заговорил, шмыгая носом: — Куда мне идти, пап? Что мне делать? Новая пауза заставила Чонгука насторожиться, но после родной голос мягко произнёс: — Поезжай домой, милый. Мы с отцом ждём тебя. Мы вряд ли сможем помочь, но мы попробуем. Чонгук улыбнулся, ощутив прилив благодарности, и утёр нос рукавом. — Спасибо, пап. Я скоро приеду. — Будь осторожен, милый. — Конечно, — Чонгук сбросил вызов направился к спуску в метро. Он не успел купить билет на поезд, когда почувствовал вибрацию смартфона в кармане. Первой мыслью было то, что ему вновь звонит папа, однако на экране он увидел незнакомый номер. — Господин Чон Чонгук? — Да, здравствуйте. — Это реанимационное отделение больницы ***. Нас попросили уведомить вас. Господин Ким вышел из комы. Чонгук замер, но в следующую секунду ноги сами понесли его в противоположную от станции метро сторону. Он сбросил вызов, не поблагодарив и не попрощавшись и, оказавшись под дождём, побежал туда, откуда совсем недавно позорно сбежал. Добежав до дверей больницы он, не переводя дыхания и чувствуя, как быстро колотится сердце, ворвался внутрь и мокрый, как вернувшийся с прогулки под дождём пёс, понёсся по лестнице к палате. Время внезапно замедлилось, когда Чонгук увидел Тэхёна, сидящего на кровати. Тэхёна, похудевшего до ужаса, со впалыми щеками, руками, тонкими, как палочки, тёмными кругами под глазами, мутным взглядом, сухими губами и засаленными волосами. Тэхёна, медленно двигающегося, моргающего, полуосознанно оглядывающегося по сторонам, но живого. Чонгук прошёл в палату и поймал на себе тусклый взгляд чёрных глаз, в которых на мгновение вспыхнул огонёк сознания. Губы Тэхёна приоткрылись, и он произнёс скрипучим тихим голосом: — Чонгук?.. Чонгук, с которого капала вода и на которого были обращены удивлённые взгляды медбратьев, улыбнулся, кажется, совершенно по-идиотски, широко и счастливо.