Начало flashbackа
"Младший лейтенант, мальчик молодой! Все хотят потанцевать с тобой, Если бы ты знал женскую тоску, По сильному плечу. Младший лейтенант, бередит сердца: Безымянный палец без кольца, Только я твоей любви ни капли не хочу." Раздается по всей квартире не слишком громкое, иначе соседи начнут аккомпанировать Аллегровой по батарее. За окном сгущаются сумерки, в комнатах горит свет. Длинный счёт за электрику в данную минуту мало кого волнует. Антон, гремя пакетами в коридоре, скидывает обувь. Его, как самого молодого, отправляли кабанчиком в магазин. — Оливки, оливки принес. — Из кухни появляется Позов, вытирая мокрые руки фартуком, который едва сходится вокруг его оси. — Какой же греческий салат без оливок! — Парень поправляет очки и выцепляет из пакета нужную банку, исчезает на кухне. — Принес? — Зохан выплывает откуда-то из сумрака, шепчет, оглядываясь по сторонам, словно на встрече с дилером. Выуживая из объемного пакета несколько банок Берна и пару каких-то коробочек из аптеки. Для чего ему это — Антон просто не хочет знать. Ну кайфануть человек хочет, в чем проблема? Напевая в такт Аллегровой, из ванной выплывает Попов с чалмой на голове, в виде полотенца и бокалом на высокой ножке, доверху наполненным апельсиновым соком. — Шикуете, граф. — Антон улыбается, ловя на себе одобрительный взгляд мужчины. — Быстро ты, — Арсений подходит вплотную, перехватывает пакет с бутылками, — Серёге детского шампанского купил? — Я просил яблочный сок. — Матвиенко отчаянно зевая, проходит мимо, исчезая в туалете. — Он чего, только проснулся? — Парень фыркает. — Нафиг, спал бы до утра! В двухкомнатной квартире полно народу, но это так круто, тогда это было невъебически охерительно. Граф Попов со своей чалмой и бокалом дефилирует в двушке в Отрадном. На кухне копошится Позов, бегая на балкон курить, в спальне на пожарника сдает Матвиенко и ему похер на Захарьина на раскладном кресле, в углу который пьет Берн и, вообщем-то, кайфует от жизни, похер на музыку по всей квартире, на Антона, который пытается в соседней комнате смотреть футбол и не орать "Гол!", перекрикивая хиты восьмидесятых, также временами бегая курить на балкон, где за горизонт смотрит Арсений, видимо, пытаясь разглядеть вдали Омск. Так тепло на душе от воспоминаний и от взгляда голубых глаз, когда Арсению надоедало смотреть за горизонт и на строящуюся вдали многоэтажку, он смотрел на Антона. Они разговаривали, Арсений шутил, а Антон смеялся, Арсений шутил, а он смеялся, Попов улыбался, а потом снова шутил, ему нравилось шутить… и, вероятно, смотреть, как смеется Антон тоже нравилось. А Антон смущался, курил, смущался и смеялся, осознанно пропуская второй тайм. А потом приходил Позов. — Ну вы будете жрать или нет? Я греческий приготовил. Небольшая, но уютная кухня, сколько всего было на этой кухне и не упомнить, а сколько ещё будет, стол с клеенкой в цветочек, гардинки трепещет лёгкий ветерок с форточки, горит свет и четверо мужчин с упоением едят жареную картошку, вареную колбаску и греческий салат, приготовленный руками настоящего грека. — Богично. — Арсений урчит довольным котом, наворачивая вторую порцию греческого и картошки. Еда простая, но такая вкусная и вино белое, сухое, пьянящее настраивает на лирический лад и атмосфера такая невероятная, и компания, как никогда и нигде. Посуду сегодня моет Антон, Димка уходит звонить Кате, Матвиенко, отоспавшись, собирается на ночное рандеву. Захарьин где-то притаился, переваривает греческий, на кухне они остаются вдвоем. Арсений пьет чай из высокой кружки, рассказывает историю, которая не может оставить равнодушным, Антон смеется. Ночные посиделки на кухне в Отрадном — это то, без чего и ночи не ночи. Иногда в четвером к ним присоединяется Захарьин, на серьезных щах угощает сигаретками, тогда Позов курит, не отходя от кассы, в открытую форточку травит байки, умничает, саркастически лыбится. Арсений с Антоном курят одну на двоих, хихикают, шутливо толкаются или, просто молча прижавшись плечом к плечу, разглядывают темное небо из окна. Иногда Захарьин предпочитает одиночество, да и Позов ночует в Воронеже и греческий делать некому да и пофиг, Арсений переживет. Тогда они сидят на кухне вдвоем, иногда не зажигая света. В глазах Арсения свет луны и отблески фонаря башенного крана вдали и этого достаточно. Что-то магическое, необъяснимое витает вокруг даже без терпкого дурманящего дыма, Антон старается громко не смеяться и сохранять трезвое лицо и полыхающие уши. Матвиенко в три часа ночи щелкает ключом от входной двери, развевая по ветру все магическое, беспардонно включает свет. — Сосетесь, пидоры? — Его наигранное громкое рискует разбудить соседей по стояку, хотя, конечно же, все они спят в отличие от некоторых. Арсений, фыркая, уходит спать первым. Ещё одно невероятное воспоминание — общая спальня, широкая кровать, где хватает место двоим, но почему чувствуется спиной тепло чужой спины и тихое: "Спокойной ночи" во тьме возвращает магию до утра. Воспоминания порой невероятная штука, они могут возвратить туда, где человек был счастлив, о плохом же и думать нечего.Конец flashbackа
Антон вздрагивает от того, что соседняя дверь щелкает, на площадку выходит мужик в семейных трусах и с мусорным ведром. — Драсте. — Он скептически оглядывает высокого парня в полосатой куртке. — Вы к Синичкиным? — Нет, кажется, этажом ошибся. — Антон, улыбаясь, заходит в двери лифта и лишь там выдыхает. Нужно отдышаться, покурить, разгоняя вместе с дымом щемящее воспоминание, застывшее комом в горле. Нужно настроиться на рабочий лад, ведь они приехали именно за этим: снимать рекламу, выполнять свою работу. Антон расслабленно курит в открытое окно машины, смотрит на окна дома подъезда номер три и набирает одно единственное сообщение: "А знаешь, где я? Я в Отрадном." затем прикрепляет видео двора. Ощущение невероятное. Ответ приходит через мгновение, и Антон улыбается, разглядывая присланный ему в ответ смайлик, в виде красного сердца. Арсений помнит, конечно же, он все помнит. Антон записывает кружок в ТГ канал, делясь с остальными пацанами мимолётным воспоминаниями, и совсем противится идее Стаса поделиться архивами. Зачем? У него все архивы в памяти, все до единого воспоминания, вызывающие щемящую тоску и нежность. Вот бы щас на ту кухню и ночи, когда только они вдвоем, а не вот это вот все…