Морковки

Крики били по барабанным перепонкам, высекая перед зажмуренными глазами Казуо искры. Хотелось по-детски закрыть уши ладонями. А лучше отобрать чёртов прут у чёртова Гурена и засунуть ему в его распрекрасный зад. Мозг лихорадочно метался в поисках решения, но оно не приходило. Сатоши у стены сжимал кулаки так, что ногти впивались в ладони. Теперь не только Казуо, ещё и себя приходилось удерживать на месте, чтобы не броситься вперёд и… что? Не станет же он драться с Гуреном, в самом деле. Если только закрыть Ю собой. Но так унижать друга Сатоши тоже бы не стал, поэтому делал единственное, что возможно. — Отдышись, — подполковник снова поменял сторону. — Тридцать. Больше половины уже позади. Выполнив команду и шумно, со всхлипом, вдохнув, Юджи заметил, что его тело сотрясает крупная дрожь, всё сзади грозит отвалиться к демонам, спина взмокла, а впрочем, вспотел он вообще весь, в том числе и на затылке. Никогда бы не подумал, что можно вспотеть и этого не заметить. Пока его секли, мысли были только о боли, но теперь, в перерыве, Юджи думал обо всякой чуши, перескакивая с мысли на мысль. Лицо давно было влажным, и он даже не заметил, в какой момент не сдержал слёз. Впрочем, контролировал он уже только одну реакцию — лежать. Не вставать и не защищаться. Остальное второстепенно. Впрочем, если так продолжится… Юджи внезапно понял, что если боль продолжит нарастать, то он не выстоит и укатится отсюда нафиг. Прут свистнул снова. Теперь удары ложились наискось, поверх уже расчерченной лестницы. И они были больнее, хотя к этому моменту задница обычно слегка немеет. Перерыв окончился раньше, чем Юджи успел хотя бы восстановить дыхание. Хотя, признаться, и во время перерыва зад поджимался чуть ли не каждую секунду в ожидании новой боли. Но она всё равно прилетела неожиданно, вышибив новый вопль. Да черт! Это кончится когда-нибудь вообще? Казалось, что наказание продолжается уже бесконечно. Теперь Гурен менял сторону после каждых пяти ударов. Поротый зад алел спелой клубникой, полосы, которые вспухли раньше, успели потемнеть и выделялись на фоне свежих. Юджи не понимал, каким чудом ещё держится, но воля определенно заканчивалась быстрее, чем количество ударов. Вот же блин! И вроде бы стыдно так дёргаться и орать, особенно перед друзьями, особенно перед командиром «Лунных», но парень ничего не мог с собой поделать. Слабак, чертов слабак! Ну куда ему в императорские войска-то а?! Если даже порку вытерпеть достойно не в состоянии! Протяжное: «А-а-а-а-а!» наверняка было слышно аж в коридоре. В голове сталкивались и перемешивались в сумбурном хороводе противоречивые мысли. «Не надо!» и «Заслужил, черт!», «Извините!» и «Чтоб вас самого сюда же!». Но раз мужчина сказал, что через эту комнату проходят все, значит, ему тоже доводилось? А, нет, это же сам Гурен, кто б его посмел… В какой-то момент Юджи совсем потерялся в этом океане боли, сбился со спасительного счёта и больше всего мечтал, чтобы ЭТО поскорее закончилось. Но удары продолжали сыпаться снова и снова, и от этих вспышек нельзя было укрыться. И заковыряться в чувство вины помогло лишь ненадолго. Мысли в стиле: «Так мне и надо, блин», просто вышибло болью. — Последний десяток. Держись, парень, осталось немного. Казалось, вот, сейчас, последний удар… Но когда они наконец прекратились, подполковник Гурен вдруг сказал, что ещё десяток. Последний десяток. Аж десять раз! Да там и так уже живого места наверняка нет! Мало того, что дважды проткнутые иглами мышцы болели ещё до начала порки. Мало того, что после сна прошло слишком мало времени, а в таком расслабленном состоянии Юджи как правило был слишком уязвим и терпел боль откровенно хреново — ещё хуже, чем обычно… Так ещё и бьют. Снова и снова, и кажется уже прошибли нахрен в кровь. И Юджи не выдержал. Извернулся, откатился на бок и закрылся рукой, в панике уставившись на командира «Лунных». — А можно остаток по спине хотя бы или куда-нибудь по ногам, я не знаю, а то там уже не выдержит уже больше, — зачастил Юджи, неосознанно продолжая отползать куда-то в сторону от ужасно-страшного сурового Гурена с ужасно-страшным черным прутом в руке. Да ему теперь этот образ в кошмарах являться начнёт! — Нельзя, — коротко отказал Гурен. — Вернись на место, иначе я буду вынужден начислить штрафные удары. От жёсткого приказа в груди будто что-то оборвалось. Юджи на мгновение застыл и через силу медленно лёг обратно, чувствуя, как по щекам неудержимо струятся слёзы. Стараться не слушать удары у Казуо почти получалось, но стоило раздаться голосам, глаза распахнулись сами собой. Зрелище было… ну, да, вполне соответствующим долетающим звукам. Юджи выглядел так, будто его перемололи в мясорубке и потоптались на том, что осталось — глаза красные, по щекам текут слёзы, все тело дрожит, будто в лихорадке. На следы порки смотреть мучительно не хотелось, но взгляд прилип сам собой и Казуо понял, что ему сейчас станет дурно. Он не имел ничего против драк, крови и увечий, по-правде, ему случалось видеть куда более жуткие следы побоев. Даже просечек не было видно. Но здесь и сейчас картина исполосованной кожи с уродливыми буграми буквально выворачивала душу. Наверно потому, что, глядя на свои и чужие травмы после драки, можно сказать, что было сделано всё, что можно, чтобы этого избежать. А здесь — лежи и терпи. Сам лежи, по собственной воле. И никак не защититься, никак не избежать этого. Мысль о том, что скоро придётся испытать то же самое, резанула сознание и временно застряла почти незаметной занозой в мозгу, оттеснённая более пугающими в данный момент мыслями. Юджи плакал — тихо, обречённо, беспомощно. Друг был на грани, это было видно. Сейчас он вновь дёрнется — и чёртов военный добавит ему ударов. Куда ещё-то?! — Пожалуйста, — слова сорвались сами собой, Казуо умоляюще уставился на Гурена, стараясь не коситься на чёртову розгу в его руках. — Он больше не может, вы же видите! Он точно не знал, о чем именно просит, но молча стоять не мог, чувствуя, что вот-вот натурально бросится на мучителя, загоняя в могилу не только себя, но и друга, которого вроде как пытается защитить. — Тогда помоги ему, — Гурен не спешил выдавать последний десяток, давал возможность отдышаться и поплакать. Было ли ему жалко мальчишку? Да. Но эта жалость оставалась за пределами устава Лунных демонов и сегодняшней ситуации. Ему ещё предстояло отстаивать нарушителей перед законом, а потом приучать их к дисциплине отряда. И тут поблажек быть не могло. Лучше пусть орёт и рыдает сейчас, чем сдохнет через месяц или два от собственной глупости и неумения сдержать дурное любопытство. — Ну? Чего ждёшь? Возьми его за руки и подержи, ему будет легче. — Зу… Давай, — слова проталкивались через силу сквозь пересохшее горло. — Это лучшее сейчас, что мы можем. И, видя, что друг буквально примёрз к своему месту, Сатоши взял его за руку и чуть подтолкнул вперёд, повторив:  — Давай! Колени не гнулись. Медленно подойдя к установке, на которой ещё совсем недавно сам сидел с идиотскими шуточками, Казуо заставил себя опуститься на одно колено и замер, пытаясь понять, как это сделать. Заплаканное лицо друга в непосредственной близости пугало ещё больше, Казуо сам не знал, как смог нацепить улыбку, очень надеясь, что она выглядит ободряющей. Помедлив, он осторожно протянул руки ладонями вверх, предлагая другу взяться за предплечья самостоятельно. Он не будет его «держать», как выразился Гурен. Но даст ему держаться. Это будет не очень удобно, но наверняка подослабший от боли Юджи не сможет вырваться, если прихватить его за локти. Не прижимать же его в конце-концов к станку, будто барана на бойне?! Когда пальцы друга почти болезненно сомкнулись на его руках, а лицо оказались ещё ближе, Казуо шепнул с тихим смешком: — Ничего себе ты монстр. Я наверно после первой десятки сбежать попытаюсь, — и, уже совсем тихо, добавил. — Держись, приятель, немного осталось. Он не мог точно сказать, чьи руки трясутся сильнее, но очень пытался выглядеть твердо. Сатоши наверно смог бы сказать что-то уместное, подбодрить. Но сейчас у Юджи был только он, а значит нужно любой ценой делать хорошую мину при плохой игре. Гурен про себя вздохнул — да, он не ошибся. Эти охламоны — уже практически сработанная боевая тройка, спаянная между собой крепче, чем бывает в родной семье. То что надо Лунным демонам. Осталось натаскать и научить думать головой, а не задницей. Последний десяток не был лёгким. И никто со стороны не заметил бы, что подполковник бьёт слабее. Это знал только сам Гурен. Когда зад исхлёстан в сине-красную косую линейку, можно не хлестать с навеса, все равно будет больно. А последнюю пятёрку он и вовсе выдал по бёдрам под самыми ягодицами. Увы, Юджи зря думал, что там будет легче терпеть. Укладываясь обратно на место, Юджи не представлял как выдержит ещё хоть удар, и потому в отчаянии опустил голову, не в силах перестать плакать. Эта была чертова грань, за которой ещё чуть-чуть — и можно сломаться. Но тут вмешались друзья. И даже суровый военный снизошёл и позволил им ему помочь. Юджи уже не думал про всякую ерунду вроде стыда, именно поддержки ему оказывается и не хватало все это время. Он вцепился в протянутые руки так, что кажется сделал и Казуо больно. Пришлось дать себе мысленного пинка, чуть расслабить хватку и кивнуть благодарно, поскольку говорить в таком состоянии Юджи не мог. Он стиснул зубы, чтобы не вопить, когда так близко побледневший друг, который пытается казаться бодрым. Впрочем, стоны всё равно рвались из горла и были слышны даже через закрытый, вроде, рот. Но теперь Юджи был не один. Он и раньше был не один, просто забыл, что Зу и Тоши наверняка больно смотреть, как он тут, блин, страдает. Каждый удар он встречал рывком тела вперёд и придушенным писком. Если бы массивное сооружение не было столь устойчивым, оно наверняка бы перевернулось. Юджи считал про себя удары, чтобы знать, когда они завершатся. Хотелось, чтобы боль переместилась в другое место, чтоб перестали долбить по уже истерзанному заду, но когда желание исполнилось, мальчишка чуть не перелетел через станок. Он серьёзно сам просил по ногам? Вот идиот! Эта последняя пятёрка стоила всего предыдущего испытания! Если бы не Зу, взволнованно прошептавший: «держись», точно бы не выдержал. Процессом Казуо… проникся. Вернее, процесс проник ему в мозг, будто безжалостная рука не опускала пластиковый прут на задницу Юджи, а вбивала гвозди Казуо в череп. Теперь закрыть глаза юноша не смел — хотя бы потому, что сейчас это было не о нём. Вряд ли Юджи соображал что-то, но сам Казуо совершенно не хотел бы в такой миг увидеть перед собой зажмурившегося от ужаса человека. Нужно смотреть прямо и держать крепко, словно эта капля незыблемого спокойствия могла внушить иллюзию, что все будет хорошо. Десять ударов показались куда более долгими, чем вся предыдущая порка. Стало понятно, почему Гурен велел смотреть. Казуо однозначно предпочел бы лишние удары по собственной шкуре лишней секунде такого созерцания. Когда все закончилось, он чувствовал себя так, будто пробежал много миль. К тому же, мелькнувшая радость от того, что всё позади, сменилась жутким осознанием, что это ведь только начало. Героем Казуо себя не считал и боль совершенно точно не любил. Он даже почти не врал, когда говорил Юджи, что не сможет вытерпеть порку так же мужественно. Вообще-то, терпеть боль он умел. Просто никогда не считал необходимым делать это молча. Кому и что тут доказывать, в конце-то концов? И, всё же, совсем недавно подставлять зад под удары мучительно не хотелось, а теперь он трусливо молился, чтобы следующим мордой в станок уткнули его. Просто чтобы отсрочить момент, когда придётся наблюдать за наказанием Сатоши. Гурен дождался, пока Юджи немного придёт в себя, перестанет задыхаться, более-менее возьмёт под контроль собственные руки и ноги. Да и боль в пострадавшей заднице за это время успела из остро-тягуче-невыносимой превратиться в тупую и вполне терпимую, хотя и крайне неприятную. — Вставай. Не торопясь. Умывальник там, — Гурен указал на неприметную дверь в углу комнаты. — Сатоши следующий. Сатоши, который до этого чуть не одним прыжком успел подскочить, чтобы помочь Юджи подняться, вздрогнул от неожиданности, услышав свое имя. По какой-то неизвестной причине он решил, что будет последним, убедится, что для парней всё закончилось и тогда уж… Но у Гурена явно имелся какой-то свой план. Не просить же теперь его поменять. Вряд ли он сможет правильно всё объяснить, а выглядеть перед командиром ещё и трусом ко всему?.. Хорошо, что была минутка, пока они поднимали Юджи и помогали дойти до двери. Около двери Сатоши притормозил. — Проводишь? — тихо спросил он у Казуо. Очень надеясь убрать их обоих отсюда хоть ненадолго. — Можно? — Казуо почти с мольбой взглянул на Гурена, чувствуя себя последним трусом и мысленно благодаря Сатоши за то, что он высказал эту мысль первым. — Нужно, — кивнул подполковник. — Можете не торопиться. Сатоши, на станок.