Флора фыркнула и забавно поморщилась, когда ей в лицо брызнула холодная морская вода: "Аквила" только что нырнул носом вниз и разбил толстую маслянистую волну, обрушив на палубу и свой экипаж тучу соленых брызг. Море слегка волновалось, ветер дул крепкий, но в общем погода была благоприятной для небольшого морского перехода.
- И долго еще плыть? - посмотрев на капитана-Коннора, спросила Флора. Ее не переставал удивлять этот человек: стоило ему сменить костюм, и даже Фло с трудом могла признать в нем того индейца в белом балахоне. Управлять "Аквилой" девушке, естественно, не разрешили, а за попытку "одолжить" треуголку Коннора чуть не выкинули за борт. Поэтому Фло сейчас стояла справа от штурвала и краем глаза посматривала на капитана, старательно не обращавшего на девушку внимания. - Надеюсь, Вы, капитан, не сбились с курса.
- Если так не терпится - прыгай за борт и плыви вперед, - буркнул Коннор, сосредоточенно глядя вперед. Что за нетерпеливая девчонка? Терпение - одна из главных черт ассасина! Хотя лично его терпение было уже на исходе - недосып, выпинывание из теплой и мягкой постели, а также утренний холод и туман на море хорошему расположению духа как-то не способствовали. Зато у Флоры, как назло, настроение было хоть куда! Видимо поэтому она не забывала периодически подкалывать простодушного индейца, вызывая у него нервные душевные метания, а через некоторое время после отплытия довольно ловко провернула инцидент с треуголкой. Хорошо хоть, что не со штанами. С нее станется... Коннор искренне жалел, что нельзя отодрать штурвал, унести его куда-нибудь и управлять кораблем из укромного уголка, где никто не трогает. А то справа - Фло с подколами, слева - Фолкнер со вчерашним перегаром... Жуть одна.
- Мой милый друг, моего терпения хватит на десятерых, можешь и не мечтать о быстром избавлении от моей персоны. А вот твой запас терпения, похоже, уже на исходе. Быстро, однако. Так и сорваться недолго. Нервишки шалят, батенька? - состроив серьезнейшую мину, вопрошала Фло, подумывая, куда бы спрятаться, если у индейца все-таки кончится выдержка.
Вместо ответа Коннор, заприметивший на горизонте знакомую отмель, вопреки обыкновению выскочившую прямо по курсу и означавшую, что они прошли уже больше половины пути, в сердцах налег на штурвал. "Аквила" круто забрал вправо, натужно заскрипев. Коннор едва устоял на ногах и мысленно попросил прощения у матросов - если он был готов к резкому повороту, то они такой подлянки от капитана явно не ждали. Фолкнер неодобрительно покосился на своего ученика: нельзя же так с кораблем! Выдержит, конечно, но... это же корабль, "Аквила"! С ним надо ласково и бережно, как с невестой. Тогда и судно в ответ не подведет и будет верно служить.
- Это было очень мило с Вашей стороны, капитан, - прошипела Флора, отодвигаясь от ассасина, в сторону которого ее как раз и снесло. Девушка чуть было не упала, но вовремя схватилась за камзол индейца и удержалась на ногах. - Я так понимаю, Вы не обучены смотреть по сторонам, предпочитая всё время пребывать в астрале?
- Ты бы держалась крепче, девочка, - хмыкнул кэп, поправляя камзол, который не сильно уж и сполз. Поправил так, скорее для эффекта. - А то знаешь, море неспокойно, ветер крепчает, еще и не так тряхнуть может.
- Да, как бы Вас не смыло, кэп, - фыркнула Фло и, улучив момент, таки сорвала с головы метиса треуголку.
- Фолкнер! - крикнул Коннор, попытавшись выхватить шляпу из рук ассасинки. Флора ловко увернулась и припустила по палубе. - Фолкнер, держи штурвал!!! - и рванул следом за похитительницей самого ценного атрибута капитана.
- Бегать нужно быстрее, Коннор! - воскликнула Фло, решив узнать, какой же вид открывается с марса. Она нахлабучила шляпу на голову и ловко полезла на мачту. Коннор - следом. - Кэп, Вы что-то потеряли! - пропела Флора, когда взобралась на наверх.
Она стояла, махая треуголкой перед носом ассасина, как красной тряпкой перед быком. И этот разъяренный бык, доселе спавший в индейце, не заставил долго ждать своего пробуждения. Успевший за столь короткий промежуток времени как следует разозлиться, Коннор попытался отобрать у наглой девчонки свою шляпу, но лишь сократил расстояние между ними. Девушка испытующе смотрела на индейца, выставив руку влево, угрожая тем самым бросить треуголку в воду. И тут она, взглянув на лицо Коннора, в кои-то веки не скрытое ни капюшоном, ни треуголкой, заметила одну маленькую деталь...
- Да у тебя веснушки, - засмеялась Фло, еще сильнее вытаращившись на ассасина. - А у индейцев разве могут быть веснушки?
- Выходит, что могут! - непроизвольно прикрыв лицо ладонью, проворчал Коннор, пытаясь отобрать свою треуголку. Боже, да это же видит весь экипаж! Ассасин почувствовал, как его лицо заливается краской, а совершенно не вяжущиеся с его суровостью веснушки, которые он всей душой ненавидел, проступают еще ярче. Веснушки... Сколько раз Фолкнер в шутку щелкал его по носу, так или иначе обыгрывая их, а сколько в детстве он из-за них натерпелся! Но детство еще ничего. Во-первых, ребенку позволительно щеголять веснушками, а во-вторых оно давно в прошлом. Но когда у тебя во взрослом возрасте, при профессии ассасина, наличии корабля и запачканных по локти кровью жертв руках высыпают эти детские пятнышки... О, Боги, за что?! За что... и спасибо, что высыпают только на море! А то придешь вот так Чарльза Ли убивать, а он, вместо пафосной речи перед смертью, будет ржать над твоим усыпанным веснушками лицом!
Однако же! Как бы Коннор к веснушкам не относился, треуголку это не спасет. Он еще раз попробовал вернуть ее на родину, впрочем, на успех уже совсем не надеясь - двумя руками не сумел, а тут одной физиономию прикрывать приходится! Однако, невезение!
- Ты... стесняешься? - широко раскрыв глаза, спросила Фло. Ей было совершенно непонятно, почему человек напротив нее залился краской и закрыл лицо рукой. Фло тяжело вздохнула и вернула треуголку ее владельцу. - Извини, я не хотела тебя обидеть или позорить, просто... мне так понравилась твоя шляпа... когда-то давно у меня была похожая, но... всё, хватит, это всё в прошлом, - одернула себя девушка. Какого черта она тут раскрывается перед совершенно чужим человеком?! - Еще раз извини, и кстати, веснушки - это мило, а не позорно.
- Не страшно, - еще сильнее вспыхнув (хотя казалось, сильнее уже некуда), Коннор поглубже нахлобучил треуголку. И тут Флора, немного смущенная собственной выходкой, догадалась, почему эта шляпа для Коннора так важна - тень от нее падает ему на лицо и скрывает веснушки, которых метис, как оказалось, жутко стеснялся. Не капюшон ассасина, конечно, но Коннор, по всей видимости, был и этому рад.
А ветер так и норовит вниз сбросить, дует, как ненормальный. Вместо того, чтобы вернуться к штурвалу, Коннор уселся на марсе, свесив ноги вниз, и с высоты одаривая матросов-свидетелей сцены "убежавшая шляпа" злыми взглядами. Всё равно почти приплыли - вон уже причал видно до последней доски. Пусть Фолкнер доведет корабль. Тут, на высоте так хорошо. Тихо, спокойно. Треуголку никто не тырит.
Внезапно сзади кто-то цапнул за плечи, и над самым ухом раздалось:
- БУ!!!
"О, как можно было забыть, что она все еще тут?!" - Коннор непроизвольно вздрогнул и обернулся, удерживая себя от порыва снова прикрыть лицо: веснушки.
- Испугался? - с хитрецой в голосе спросила Флора, усаживаясь рядом и свешивая ноги вниз. - Разве ты с друзьями так не делал в детстве?
"Вот ведь непосредственность!" - закатил глаза метис.
- У тебя не было друзей? - лицо ассасинки приобрело скорбно-заинтересованное выражение (если такое вообще бывает), и она нетерпеливо заерзала на месте.
- Зачем тебе?
- Это секретная информация? - хитро прищурилась девушка.
- Нет.
- Так что тебе мешает рассказать мне хоть что-то? - нахмурилась Флора, попытавшись заглянуть под шапку, закрывавшую глаза индейца. Девушка ненавидела разговаривать с людьми, не видя их глаз, она сама будто слепла, переставала чувствовать.
Коннор отвернулся, совсем лишая Фло возможности видеть не то, что его глаза, а вообще лицо, и буркнул:
- Не рассказывай друзьями то, чего не должен знать твой враг.
- Ха-ха, ты так мил и не так глуп, как я раньше думала! - засмеялась Фло. - Запомни, а лучше запиши, что доверять мне не стоит.
- Я и так это знаю, - равнодушно пожал плечами Коннор, наблюдая за приготовлениями к причаливанию.
- И... даже не думай влюбиться в меня, - беспокойно ответила девушка, решив спуститься на палубу и посмотреть поскорее на "новый мир".
Коннор в ответ только воздухом подавился. Что?! Да причем здесь... Он и не думал! Что за... Русская!
- А ты уже, что ли? Оберегаешь от собственных ошибок?
- Ах, милый, ты меня раскусил, - девушка наиграно вздохнула, решив пока что повременить со спуском.
Бросив на Флору убийственный взгляд, Коннор хрустнул пальцами, вызвав у девушки мурашки по всей коже.
- Твой дедушка был прав. У тебя совершенно жуткое чувство юмора!
- А я разве сказала, что шучу? - приподняв бровь, спросила Фло.
- По крайней мере я
ОЧЕНЬ на это надеюсь.
- Надеешься, что я шучу? Почему? - упавшим голосом спросила девушка. - Неужели ты не хочешь, чтобы тебя любили? Заботились? Скучали? Оберегали и ласкали?
- Не хочу, - Коннор видел, что "Аквила" уже причалил, и матросы, сойдя на берег, задирали головы и не могли понять, с чего их капитан засел на марсе. Уснул или нашел оригинальное место для "чашечки кофе" с милой девушкой? Да нет, вроде просто сидят, ничего интересного. Эх, романтика!
Не знали матросы, что Коннору было совсем не до романтики. А кому будет до романтики, когда тебе тут про "любоффь" толдычат? Видел он любовь! Мать с пеной у рта то утверждала, что любила отца, то доказывала, что он - последний гад. Хейтем как-то обмолвился о любви к Гадзидзио, но факт ли, что он так считал всегда? А не в зависимости от настроения, как мать? Наверняка он тоже то убивался, что ее нет рядом, то радовался. А то вовсе не помнил ее. И это есть любовь? Пусть так, но во что она вылилась? Мать погибла, рос Коннор как круглый сирота, с отцом вынужден вести войну. А ведь его родители любили друг друга! И кому тогда эта любовь нужна? Ничего в ней нет хорошего. Ведь Коннор, много раз представлявший себе встречу своих родителей спустя годы после его рождения, не мог поручиться за то, что они сумели бы ужиться. Хотя вроде бы любили. Ему всегда казалось, что для Хейтема и Гадзиздио было лучше любить вот так, не видя друг друга, ничего друг о друге не зная. Но, вероятно, это очень больно. Мать часто плакала по ночам, становилась строга, мрачна и даже зла, стоило хоть что-то спросить об отце. И Коннор, никогда другой любви не знавший и не видевший, считал, что любовь - она всегда такая. Безумно хочется быть вместе. Так же, как ему хочется, чтобы отец был рядом. В детстве. И сейчас. Чтобы была рядом родная душа, чтобы было на кого опереться в случае совсем уж черной полосы в жизни, чтобы самому подставить плечо при необходимости. Чтобы рядом был кто-то такой, как Ахиллес. Но родной. Родная кровиночка. Но ее не было. И в любви ее нет рядом. Никогда и ни у кого. Так зачем люди любят, зачем хотят любить?
- Зачем всё это надо? Кому? Любовь - это бред какой-то, - с кривой ухмылкой подвел итог мрачным мыслям ассасин.
- Любовь - лучшее и прекраснейшее из чувств, друг мой, именно так говорят философы и поэты, не зная, чем еще занять свои воспаленные умы. Знаешь, что я тебе скажу, - девушка глянула на Коннора и, убедившись, что ее внимательно слушают, продолжила, - любовь - это страх, страх причиняет боль, боль порождает страдания, за страданиями следует смерть, друг мой. Всё просто, жизнь - всего лишь игра и всегда ею была. Всегда. По себе знаю... - девушка умолкла, поняв, что наговорила много лишнего. Ее не поймут, индеец никогда не любил, он еще мальчишка, почти ничего не испытавший в этой жизни. А Флора знала цену любви, поэтому старалась убежать от нее, задавить в себе любое ее проявление. Она несла смерть обольщением, любовью, пока не потеряла того, кем больше всех дорожила. Она сама убила предателя, до сих пор Фло вспоминала предсмертные муки человека, который пытался ее отравить, пытался убить ее семью, пытался стереть с лица земли орден с гордым названием Ассасины...
Коннор только плечами пожал:
- Я тебя не понимаю. То прекраснейшее чувство, то страх и страдания. Определилась бы, прежде чем меня поучать.
А хорошо. Хоть разговор странный, какой-то резко скакнувший с позитива на трагическую лирику. Всё равно хорошо. Погода более или менее успокоилась, ветер перестал откровенно пытаться сбросить вниз на грешную землю, и корабль перестал раскачиваться, как в стельку пьяный пешеход. Высоко, далеко от проблем, над головой бесконечное небо... Сидеть бы тут так до скончания веков. Не бегать ни за какими тамплиерами, никому не мстить, не разбивать колени и локти от многочисленных прыжков и неудачных падений. Спокойно...
- Прекраснейшее чувство... - выдохнула девушка и улыбнулась выглянувшему и обогревшему ее солнцу. Ощущение свободы заполнило душу, Флоре вдруг стало так легко и спокойно, как никогда раньше. Словно тяжкий груз упал с ее плеч, и теперь девушка могла вдохнуть полной грудью этот странный и манящий запах свободы... и спокойствия... - А потом страх и страдания, Коннор. Так бывает всегда. Ты боишься потерять дорогого тебе человека, а потом... потом его у тебя отнимают эта чертова жизнь, чертова судьба, - Фло вздохнула. - Но знаешь, любовь того стоит. Это когда улыбка любимого человека для тебя становится дороже всех сокровищ света... когда ты готов отдать все богатства мира, лишь бы услышать, как он смеется...
- Тогда это скорее слабое звено. Место, куда можно надавить, связать по рукам и ногам. Зачем оно тебе?
- А ты ведь никогда никого не любил, верно?
- Нет. И не собираюсь. Что тебе с того?
- Наивный. Наивный мальчишка! - засмеялась девушка. - Ты падаешь в моих глазах, Коннор! Ты не понимаешь, о чем я говорю... пока не понимаешь... ведь если в жизни нет любви, всё остальное не имеет никакого смысла.
- Рад, что хоть кто-то из нас двоих взрослый, - ассасин уныло посмотрел на птичьи старания, крайне своевременно шлепнувшиеся между ним и Флорой. Видимо, птица так и не смогла решить, на кого нагадить.
- И кто же? - Фло с интересом посмотрела на ассасина, стараясь не обращать внимания на птицу.
- Ты, конечно. Кто тут всё понимает и всё знает? А еще называет меня "наивным мальчишкой"?
- Но ты же и есть мальчишка! - довольно заключила Фло. - Я знаю далеко не всё, но ты не знаешь даже этого. Не знаешь, что я пережила. Тебе не понять меня, а мне не понять тебя. Мы разные, и именно это должно быть нашей силой, друг мой.
- Что толку в силе, когда тамплиеры всё равно сильнее? - Коннор подавил желание лечь на спину и просто задрал голову, сощурившись на солнышко. И тут же смешно тряхнул головой: - А-пчхи! Пчхи! Пчхи! Пчхи! Пчхи! - это дурацкое свойство, чихать на солнце несколько раз подряд, было у него еще с детства. Как шутливо выражался Ахиллес: "Аллергия на солнышко".
- Ну, это мы еще посмотрим! - оптимистично заявила Флора. - Мне, кажется, что мы давно приплыли, кэп, Вы так не думаете? Ахиллес наверняка уже распереживался, где там его ученик.
- Да. Приплыли. Это точно.
"Меня поучает девушка, которую я вижу второй раз в жизни! И я до сих пор ее не убил. А наоборот, мы каким-то образом ко мне домой направились. Определенно приплыли".
Дико не хотелось слезать отсюда, куда-то идти, что-то кому-то говорить. А вообще, зачем они тут? Как так вышло? Ах, да, это условие прощения. Как-то день не так начинается...
***
Яркое солнышко обогревало верхушки деревьев, всех живых существ, живших в этом лесу; и весело щебетавших сейчас птичек, радовавшихся лету и теплу; солнечные лучики накрывали и цветочки, растущие на полянке, на которой так удобно расположилась девушка, подставляя лицо солнышку и пожевывая травинку. Ведь даже убийца не может без тепла, что бы там ни говорили эти глупые люди. Вдруг неподалеку что-то хрустнуло, и девушка повернулась в сторону звука, напряженно прислушиваясь и готовясь защищаться. Но из кустов показался белый балахон индейца, и Флора вздохнула с облегчением, возвращаясь к приятному занятию. Коннор же подошел ближе и теперь выжидающе смотрел на девушку, держа одну руку за спиной.
- Если ты решил меня убить, то давай поживее, а то скоро солнышко скроется и тепло исчезнет, - жмурясь, шутливо попросила Фло.
- Я не хочу тебя убивать! – ошарашено воскликнул индеец. – Я тебе кое-что принес, любимая…
Девушка от удивления подавилась травинкой, которую жевала.
- Любимая?! – вскричала Флора, глаза которой сейчас походили на два огромных блюдца.
- Да-а, - виновато протянул Коннор, почесывая затылок. – Ты что, забыла, у нас же с тобой годовщина свадьбы? Или ты всё еще на меня дуешься? Ну, прости меня, милая, - индеец положил на колени девушки огромный букет полевых цветов, причем самых разных: от ромашек до тех, названий которых Фло не знала и не думала даже, что такие бывают. Мягкий и приятный аромат заполнил всё пространство вокруг Флоры, и она не могла (да и не хотела) ни убежать, ни даже оскорбить Коннора.
- Годовщина свадьбы?.. - задумчиво протянула девушка, поглядывая то на букет, то на индейца.
- Да, солнце, пять лет прошло с тех пор, как мы вместе, - просиял Коннор и нежно поцеловал Флорины руки. И ей даже не захотелось их отдернуть, влепить индейцу пощечину – Фло понравилось, ей хотелось, чтобы этот счастливый миг никогда не заканчивался. Но тут солнце скрылось за тучами, и всё погрузилось в темноту: исчезли и Коннор, и лес Фронтира, умолкли птицы. Осталась лишь темнота.
***
Как ошпаренная, Флора подскочила на постели. Взметнувшиеся локоны частью упали на лицо, а руки до хруста сжали одеяло.
"Что за черт?! Что это сейчас было?! – судорожно соображала Флора, сидя на кровати и шаря глазами по темной комнате. Ни Коннора с цветами, ни лужайки, слава Богу, не было. – Это был сон, просто кошмарный сон! Спокойно, Фло!» - успокаивала себя девушка, пытаясь унять несколько паническое сердцебиение. Сон поистине был кошмарным: не хватало только замуж за индейца выйти! Пусть даже за Коннора. Наверное, хуже могла быть только воплощенная в жизнь неудачная шутка деда – мол, выйдешь ты, Флора, за негра, родишь негритят... Бр-р! Нет, против негров и индейцев Флора ничего не имела, но вот выходить замуж за человека другой расы желанием как-то не горела. Нет, серьезно! Это же столько проблем!
«Вот выйду я, допустим, за Коннора, - рассуждала более или менее успокоившаяся Флора, опять улегшись на подушки и мечтая заснуть снова. Но сон не шел. – У него же свои традиции, своя религия, свои моральные устои. Нет, это нереально! Надо же будет как-то уживаться вместе... а индейцы вообще создают долговременные прочные семьи? Я вот не помню... По-моему создают. Тогда с этим пунктом хорошо, но... стоп, какая мне разница? Я как будто правда за него замуж собралась! Нет уж, увольте!» - Флора перевернулась на спину и уставилась в потолок. И поняла, что находится совсем не в своей комнате. Спросонья она не сразу сообразила, что и кровать не ее, и комната совершенно незнакомая. Да, она приехала недавно и к спальне в своем новом доме тоже не совсем еще привыкла, потому и не сразу обратила внимание на незнакомую обстановку... но где она? Это всё еще сон?
Опасаясь обнаружить подле себя мирно посапывающего мужа-Коннора, Флора скинула одеяло и, с облегчением убедившись в отсутствии в ее постели негров и индейцев, прокралась к окну. Отодвинув тяжелую штору, девушка посмотрела на улицу. Вместо ожидаемого городского пейзажа она увидела сельскую местность, можно сказать лес, в котором только недавно начало образовываться селение. Яркая луна освещала траву на лужайке у дома и серебрила макушки высоких деревьев, тень которых темными кляксами падала на проселочную дорогу.
«Точно! Я же осталась ночевать в поместье», - вспомнила Флора.
Спать почему-то больше не хотелось. Хотелось вот так стоять, слушать тихие ночные шорохи, да любоваться чарующим ночным пейзажем. Флора проследила глазами за уходящий в темноту леса дорогой. Днем, собравшись прогуляться по деревне, они с Коннором поехали именно по этому пути. Оказалось странным, что вредный и упрямый на взгляд Флоры Коннор беспрекословно слушался любого слова Ахиллеса – что зайти к соседу, у которого черти что стряслось и помочь, что показать гостье деревню. Кстати говоря, сам Ахиллес оказался личностью, на первый взгляд, оригинальной. Флора не пожалела, что загадала именно знакомство с Ахиллесом в качестве цены за свое прощение (ох, знал бы Коннор, что она вовсе не была на него обижена!). Глаза пожилого ассасина были полны живого ума и мудрости, коей он совершенно не собирался делиться с кем попало. Даже с Флорой, которая не сама по себе с неба свалилась, а которая пришла с Коннором, его учеником. Всё-таки так много Коннор еще не перенял от своего наставника! Например, эту осторожность и некую недоверчивость – мало ли чего! Нет, Коннор, в отличие от Ахиллеса, едва ли не слепо доверял всем и каждому. Безусловно, Флора видела, что эта наивность и доверчивость просто-напросто заложена у молодого ассасина в крови... но неужели жизнь так и не научила его хоть немного разбираться в людях? Кажется, нет. Вместо того, чтобы иметь множество контактов, хитрить, недоговаривать, иногда лукавить или слово за слово наводить собеседника на нужную тему, Коннор предпочитал просто не подпускать к себе людей, пока это возможно. Если подпустил – молчать, аки партизан. Но, насколько могла судить Фло, если преодолеть все «степени защиты» индейца от окружающего мира и населяющих его людей, то впоследствии можно пользоваться едва ли не полным его доверием. Впрочем, эти «степени защиты» настолько сильны, что, вероятно, кем бы ты ни был, после их преодоления ты всё равно будешь принадлежать к братству ассасинов.
«Но всё равно ты какой-то не такой, - думала Флора, прислонившись лбом к стеклу, – ассасин не должен быть таким. Ты постоянно среди людей... но в то же время ты умудряешься быть нелюдимым. Нет, ассасин не должен быть таким! Ассасин должен быть... живым. Да, живым! А ты... ты слишком угрюмый. Слишком серьезный. И в то же время, как ребенок, наивный. Ну разве можно быть таким? Нельзя, конечно! Нельзя! И я тебя еще растормошу. Растормошу и рассмешу, и улыбаться научу. Обязательно».
Нельзя быть настолько серьезным, причем постоянно! Постоянно в напряжении, постоянно сосредоточенный. Так нельзя, хотя бы потому, что человеческий организм к такому не приспособлен. Надо хоть иногда дать себе расслабиться! Просто ни о чем не думать и вволю искренне посмеяться. Так, как сегодня смеялась Флора, когда узнала, что выбранного ею для прогулки по деревне коня зовут Христофор Колумб. Это ж надо было догадаться назвать коня таким именем! А еще оригинальнее оказался талант Коннора к сокращению имен. Как он сам выразился: «чтоб каждый раз язык не ломать». Вот как ему в трезвом уме и доброй памяти пришло в голову крупного и высоченного вороного коня с мощной шеей и огненными глазами сокращенно назвать Васькой!
«Тоже мне, оригинал!» - Фло шумно выдохнула, продолжая бессмысленным взглядом глядеть куда-то мимо освещенной лунным светом дороги, сквозь тьму леса и высокую траву под деревьями.
Рассмешило ее вовсе не имя коня и даже не сокращение. Рассмешило ее совершенно серьезное выражение лица Коннора, с которым он объявил кличку животного, а после его наивная растерянность – индеец так и не понял причину веселья Флоры.
«Зато Васька, кажется, меня понял. По-моему, я ему понравилась. Он понимал меня с полужеста, с полукоманды. Ни разу не заупрямился, не возразил... Интересно, его Коннор выезжал? Наверняка. Кто же еще? Не Ахиллес ведь! - Флора подняла взгляд на звезды, неосознанно пытаясь выстроить из мерцающих точек имя... ну, вы сами поняли, кого. – Хотя нет, деревня у них большая. Тут есть кому заниматься лошадьми. А с другой стороны, у этих людей своих дел по горло... Деревня явно начала образовываться совсем недавно. Жизнь у них так и кипит, всё новенькое, только что отстроенное. И до чего странно: все эти люди такие открытые, такие душевные! А Коннор, человек, без которого ничего здесь не было бы и в помине, такой замкнутый. Как в скорлупу залез! Хотя нет... кажется, этим людям он доверяет и с ними ведет себя как-то раскованнее. С ними, но не со мной... Ладно, ничего! Раз им он доверяет, раз к ним привык, привыкнет и ко мне. И доверять станет. Рано или поздно он поймет, что... так просто нельзя. Если мы не будем верить друг другу, то мы ничего не сможем сделать. Американское братство так и будет существовать в лице одного-единственного ассасина. Впрочем, нет! Так не будет. Раз жители этой деревни смогли найти к нему подход, смогу и я. Я же не хуже, чем эта девушка... м... Как же ее зовут? У нее еще дом, кажется, очень далеко от поместья... Хм, а с чего она так далеко поселилась? Кажется, это как-то с ее ремеслом связано... Забыла. Ну да ладно. Я не хуже ее. И не хуже этих молодых людей... Как их... ну эти... лесорубы они, что ли... Бог ты мой... Я ведь не запомнила почти никого из жителей деревни! Куда же я смотрела всё это время?.. - мысль о том, что всё время прогулки Флора думала, как бы помягче объяснить Коннору, что треуголка ему идет куда больше капюшона, девушка оперативно прогнала из головы. На щеках возникло ощущение румянца. – Только этого мне не хватало! Фло, что же ты творишь? Ты только и думала, что о нем... Ты же неравнодушна к нему». - Звезды сложились в желанную последовательность букв, а Флора вцепилась зубами в нижнюю губу.
Хотя... это можно было понять и раньше. Эти ее неконтролируемые подколы по отношению к Коннору, который их совершенно не понимал, этот разговор на «Аквиле»... Только слишком быстро всё получилось. Ведь, по сути, они едва знакомы! Сутки назад она готова была убить его за непозволительное обращение с собственной персоной – таскание на плече против ее воли, попытку удавить, подозрение в ее причастности к ордену тамплиеров... а теперь... теперь она ни за что не хочет отдаляться от него? Сожалеет о том, что, возможно, переборщила с подшучиваниями? Жалеет его, потому что он до недавнего времени был единственным ассасином во всей Америке? Ведь случилось же что-то в его жизни, что заставившее его уйти из родной деревни, покинуть родное племя? Что-то с ним случилось, и поэтому он теперь вечно напряжен и серьезен, и с таким нежеланием подпускает к себе... Интересно, что могло заставить его стать таким? Что могло выгнать его с родной земли? Колонисты?
Флора сжала кулаки, словно пытаясь заставить вновь ровно стучать непослушное екнувшее сердце. Шестым чувством или каким-то еще органом она вдруг поняла, что с первой попытки догадалась о правде. Колонисты. Кто, как не они, могли прогнать индейца с родной земли, заставить ненавидеть захватчиков так непримиримо и упорно? Кто, как не они, могли стать причиной того, что между престарелым негром и молодым сыном американской земли отношения отца и ребенка?
«Нет, дорогая, кажется, ты не просто неравнодушна к этому кадру. Ты, кажется, влюбилась».
Как не вовремя! Но ничего...
«Я же справлюсь с собой? Правда ведь, справлюсь? В тебе же ничего нет, индеец! В тебе ничего нет, и до меня тебе дела нет. Мы просто напарники, мы просто будем работать вместе, и всё вообще будет очень просто... Ведь я же Волка люблю. Пусть мы больше не увидимся, пусть я для него всего лишь одна из актрис ордена. Он никогда меня не любил... а я его любила. И сейчас люблю. И буду любить, буду жить одной этой любовью! Мне плевать на тебя, глупый наивный индеец! Слышишь, мне плевать! Я не люблю тебя! - в сердцах Флора ударила кулаком по подоконнику. – Я смогу, я справлюсь. Я задавлю в себе все чувства. Я же сильная. Правда ведь? Волк, скажи мне... я ведь сильная? Почему, почему я ничего не сказала тебе? Быть может... быть может... ты не любил меня, я знаю, но... я такая же глупая, как и Коннор. Такая же глупая...»
До чего это всё не вовремя...
