Самая жестокая вещь — это ложные надежды.
На небольшом, круглом как таблетка, столе белого цвета лежали четыре салфетки. Чайник с крупными разваренными листьями чайного сбора и тарелка с печеньем. Пахло кофейными зернами, заполняя ароматом кухню. На плите кипела кастрюля, да так сильно, что иногда брызги падали на эмаль плит. Такеоми удобно пристроился на стуле, облокотившись спиной о подоконник, потягивая свой кофе, заедая его бутербродом с тунцом. Глазами пробегал по бумагам, которые он держал сам, вычитывая там что-то важное. Спустя пару минут на кухню пришёл и младший брат, недовольно моргая при виде старшего в семье. Харучиё хмурит брови, наливая себе стакан сока из холодильника и выпивает за раз, морща лица от холодного напитка с кислинкой. На белой толстовке теперь есть пара желтых капель — придется отправить вещь в стирку. — Если ты таким образом думаешь заболеть и прогулять, то не выйдет. — Такеоми слабо улыбается, глядя на угрюмого брата. — Взглядом не убьёшь, сел есть. — … — парень фыркает и садится на стул, пододвигая к себе тарелку с едой. За завтраком они не разговаривают, Такеоми не очень понимал, о чём им говорить, а Харучиё не хотел говорить. Старший возвращается к чтению документов: накладные на товары были настоящей головной болью. Надо было делать больше: он прекрасно осознавал, что, помимо его собственной, на нём висит ищет две жизни как минимум. Серое утро лишь давило на мозги, сдавливая череп металическими прутьями. Еще раз убеждаешься, что прогноз погоды сродни ереси в средние века: толку ноль, зато планы строить начинаешь. — Харучиё, не расскажешь почему мне звонил твой классный руководитель? — Он не отрывается от работы, выверяя цифры, желая узнать подробности от родственника. Такеоми старался придерживался своеобразного правила: семья никогда не виновата, а если и виновата, то это стоит выяснять за закрытыми дверями и без свидетелей. — Нет? — Хаа, — Такеоми внимательно смотрит на младшего, хмуря брови. — велико желание кинуть в тебя чем-нибудь потяжелее, но нельзя, а то мне ещё и школьный психолог может начать звонить. — Какой заботливый, — Хару усмехается, пиля брата взглядом. — я и сам справлюсь. — Вижу, — он отворачивается к документам, смотря на часы. Пора на работу. — не мешай мне тут и топай в школу, не забудь про сестру. Наступает тишина, прерываемая тихим шумом из окна. Санзу доедает завтрак, натягивая маску повыше на лицо, раздраженно глядя на пустой стул. Он не нанимался в няньки, чтобы постоянно следить за сестрой-идиоткой. Инфантильная, наивная, лживая и глупая родственница не была той, кого бы он мог назвать своей дорогой младшей сестрой. Скорее, прилипчивое нечто, связанное с ним одной кровью. Хоть и ранее он не был расположен для беседы, сейчас говорить со старшим не было никакого желания, школа и то получше. На кухню заходит Сенджу, заправляя в юбку рубашку. Замечая движение сбоку она замирает, запинается и тянет улыбку, стараясь глаза выдавить себе: с такой силой она их сжала для правдоподобной улыбки. — …Доброе утро, — она искренне не ожидала их увидеть, казалось, они всегда уходили раньше и она не видела их утром часто. Даже хорошо: так сердце не заходило в пляске каждый раз. — братья. Наступает неловкая тишина со стороны Сенджу, она моргает и стоит, теребя пальцем рубашку сзади: чтобы никто не видел её нервозность. — Садись есть, Сенджу. — Старший брат двигает к ней тарелку с омлетом и порезанными овощами с соусом. — Завтрак важен. Никогда нельзя винить человека, лелеющего надежду о том, что он важен. Наверное, именно поэтому она светлеет лицом, позволяя слабому румянцу попасть на щеки и кивая головой, садится за стол. Где-то на задворках памяти сознание пыталось напомнить ей о пережитой боли и горе, но…брат приготовил её любимый омлет, может он и правда хотел её порадовать? Может, он понял, каково ей было? Вдруг и тот торт он купил случайно, прекрасно зная, как она любит мясо на огне? Да, наверняка, старший брат просто устал, он же не мог плюнуть на младшую сестру с высокой колокольни. И в её голове всплывают губительные мысли: а что если они поменялись? Что если теперь она не лишняя? Они будут ждать её с утра, а она будет радовать их любым способом, а вечером они смогут беседовать на разные темы, перебрасываясь шутками. — И чего ты не ешь? — Санзу двигает к ней тарелку, с небольшим шумом ставя на стол поближе к ней. Она, может, глупая до чертиков, но сейчас было так радостно видеть их вблизи, ощущать их редкое внимание на своей персоне, что она упала и сломалась: дрогнула перед своим обещанием и молитвами. Они смотрели на неё: давно они не уделяли ей столь много времени. И в ту минуту её мозг кричал ей, что она уже обжигалась, но стук сердца и слабость души подавили в своих реках голос разума. — … — этот омлет, который она судорожно глотает вместе с комом в горле, кажется самым вкусным в её жизни. Глаза застилает пелена слез, которые скапливались и падали на стол крупными каплями, разбиваясь на мелкие. Плечи немного подрагивали, пока по щеками текли слезы радости: раненный ребенок быстро прощает «взрослых» за любую минуту внимания к нему. — очень вкусно, с-спасибо… Харучиё закатывает глаза, переводя взгляд на потолок. Он серый, он интереснее. — И чего ты сопли распустила? — Такеоми борется с тем, чтобы не выдыхать тяжко, выдавая утреннее напряжение. И чего ей не хватает, чего она развела болото вместо того, чтобы поесть? — О-очень вкусно. — Она всхлипывает, поглощая теплый омлет. Какой же вкусный омлет. От него становилось теплее там, где у неё была дыра. Она плакала от радости из-за их внимания, и из-за них же у неё в душе была дыра. Глупая-глупая, наивная-наивная девочка, хотящая быть частью семьи. — Ты с такой рожей в школу собралась? Ай… — Харучиё получил легонько по голове от старшего брата, заставляя его помолчать. — Иди умойся, Сенджу, а то глаза будут красными и вернёшься поесть. — Такеоми сказал это, смотря на сестру. Она закивала головой и радостно поспешила в ванную, чтобы охладить лицо, на котором красовались дорожки от слёз. Она была так счастлива! О! Как же давно она так не улыбалась от простых слов, из головы вылетели все логичные мысли, а голоса, которые воспоминания пытались напомнить ей о том, что она уже прошла, были отодвинуты подальше. Её сердце стучало как живое, а щеки пылали от радости. Даже слезы блестели, как небольшие жемчужины, украшая девичье личико. Вода не охлаждала восторга от этого серого утра, щеки прекращали пылать, но глаза сияли, она даже не верила, что они могут быть такими живыми. Вода стекала между пальцами, пока она проводила мокрыми руками по лицу, слегка похлопывая около глаз. После окончания процедуры она схватила полотенце, насухо вытирая руки, то и дело поглядывая на себя в зеркало. До чего яркой она себе казалась, аж дух захватывало. В коридоре она вдруг застопорилась, когда в её голове всплыла всего лишь одна фраза, которая ударила по радости и заставила остановиться, смотря себе под ноги. «Я правда не хочу говорить тебе этих слов, брат бы не разрешил, но не думаешь ли ты, что они играют на твоей привязанности, пока ты тянешься к ним?» — Нет, я… — Сенджу мотает головой, ставя на умолчание родной голос. Она не в силах гневиться на него, она точно знала: он правда боялся за неё, но…может она просто неисправима? Кто знает. — всё иначе…я изменилась, и они тоже, наверняка… В эти первые, самые наивные, мгновения она казалась себе большим молодцом, что настолько она добросердечна, что её теперь берегут. Джу стала даже гордиться своей верой обычным словам. — Теперь в порядке? — Такеоми положил ладонь ей на голову, слегка потрепав, пока Сенджу, как оголодавшая кошка, незаметно ластилась к руке. — Угу, — она протянула руки, загребая старшего брата в объятья, — удачи тебе в сегодняшнем дне, Оми. Такеоми засовывает меж губ сигарету и машет рукой, подразумевая, чтобы Санзу пошёл за ним. Средний фыркает, привычно натягивая маску на лицо, и топчется по паркету в сторону двери. — Вы идите, а я пока приберусь на кухне, — Джу улыбается, непроизвольно стягивая ткань на груди от того, как защемило сердце. Белые тарелки быстро намыливались и пена смывалась под теплой водой, пока девушка аккуратно оттирала и чашки, отмывая кофейную гущу со дна. От того, что долго стояла, что левая нога зачесалась и Джу потерла носком кожу, покрываясь мурашками. Когда посуда была выложена на полотенце и вода отключена, она отошла от раковины, вновь глядя в зеркало. Братья наверняка всё ещё на балконе, они часто могли уйти и говорить о своём, о мальчишеском. Сенджу уважала личное пространство, понимая, что она, наверняка, была им как балласт, требующий к себе внимания. И, тем не менее, как же она была рада этим утром. — Ребят, я убежала! — Она мельком заглядывает на балкон, где стоят родственники, которые переглядываются и почти синхронно кивают. Спустя секунду Такеоми шипит на Харучиё и тот переминается с ноги на ногу. — Хорошего…дня. Сенджу широко распахивает глаза и поражено смотрит на брата, а в следующую минуту неловко поджимая губы от нахлынувших эмоций, перемешанных с детским восторгом. Всего два слова, а как же они сластили ей душу! Такеоми следит взглядом за тем, как Сенджу выбегает из дома и устремляется к остановке: как раз и автобус до школы подъезжал. Их сестра, мотая головой, была активной девчушкой, которая запрыгнула в транспорт, на прощание снова помахав им рукой и широко улыбнулась да так, что щеки краснели. Школьный автобус отъезжает, а Такеоми гасит бычок об землю, бросая усталый взгляд на брата. Харучиё этот взгляд знает: снова нести будет бред о морали или чём-то, что его, Санзу, не волнует. — Через два дня мне отчитываться надо перед опекой, что все живы и счастливы, так что будь добр фильтруй базар. — Средний фыркает, закатывая глаза. — Смотри, чтоб глаза не укатились. — А смысл то? — Харучиё отворачивается, подхватывая рюкзак. — Она всё равно мне всё простит, мы ж семья. Такеоми смотрит хмуро. — Это хорошо, — Такеоми мысленно надеется, что мелкий уймётся и будут спокойно существовать, а ему не придётся тратить лишние ресурсы, чтобы разбираться в детских спорах. — хорошо, что ты это понимаешь, Санзу.* * *
— Да проснись ты уже, кулёма! — женский недовольный голос разрезал уверенный храп в комнате, резко включая свет. Эмма уперла руки в боки, стягивая одеяло с брата. Тот даже не шелохнулся, зарываясь лицом в подушку, а в другой руке держал обрывок простыни, которую он даже сквозь сон не отпускал, сжимая пальцами. — Ман-жи-ро! — Дедушка просил её добудиться брата, но задача-то явно была сложной. Брат ни в какую не хотел вставать, снова поздно лег, видимо. — Я, — Майки продрал один глаз и совершенно без запинки озвучил следующее, — очень болен, не могу никуда идти. Эмме, кажется, что у неё глаз дергается уже. — Вставай, Майки! Завтрак стынет, ну… — она уверенно подошла ближе и, обхватив руками пятку брата, принялась тащить его с матраса, попеременно кряхтя от тяжести туловища родственника. Спустя пять минут мучений в комнате раздаётся несильный грохот — Майки упал с кровати на пол, опечатывая свою физиономию в пол. — Кто здесь?! — Он вскочил с пола, принимая боевую стойку, завернув голову в простыню. — Без боя не дамся…! Эмма надула щёки, а через мгновение её прорвало и она громко захохотала, сгибаясь пополам. Её смех окончательно разбудил Манжиро, который покрылся неловким пунцовым лицом, глупо путаясь в одеяле, которое всё зазывало его обратно в теплую постель. — Кхм, — Майки наконец высвободился, пиная одеяло. — я не испугался. Эмма закатила глаза, всё ещё улыбаясь. Подобрала простынь с пола, отдавая в руки старшего брата. — Как скажешь, — она нахмурила несерьёзное лицо, толкая брата в спину. — либо ты сейчас спустишься и поешь, либо пойдёшь голодным: а там сам добывай еду. — Эмма! — Черные глаза удивленно округлились, а на лице появилось возмущение. — Что же ты молчала?! Майки на второй космической скорости поспешил вниз, кажется, даже пролетая ступени. — Да я…вот же! — Она кивнула сама себе, понимая, что в итоге к столу придёт последней именно она. На первом этаже уже сидел братец и поглощал омлет с рисом, очевидно, даже не прожёвывая как следует. Майки кушал в хаосе, глотая всё, что покажется вкусным, не забывая время от времени зевать. — Да куда ты так спешишь, время ещё есть, — сестра качает головой, двигая к брату новую порцию. — Кен, ну ты хоть скажи, а? Сзади Майки стоит Дракен, зажимая в зумах гребешок для волос. — М-а-маа-ммм-ум… — Он явно забыл, что говорить не может, а потому промычал что-то, только после понимая, как глупо выглядел и отложил гребень. — А толку? Он не услышит, посмотри как елозит на стуле, в таком состоянии собирать ему волосы задачка весёлая. — Слушай, — Девушка показала милую улыбку, алея щеками. — а не хочешь и мне волосы заплести, м? Дракен, как правильный пацан, почесал подбородок. — Зачем? Тебе и так хорошо ведь? Эмма удрученно тыкнула в омлет вилкой, медленно пережёвывая и не сводя недовольного взгляда с лучшего друга братца. А Майки и счастлив: сидит, ест и не считывает, что сестра его тут сейчас не получила. — Ладно, спасибо… — Она встала из-за стола, забирая с собой и тарелку. — Вы уж сами дальше, а мне надо в школу. — Она прошлась взглядом по Майки, крутившему в руках спажку для канапе. — Да и вам тоже полезно. — Удачи, Эмма! — Майки что-то ещё сказал бы, если бы не легкий подзатыльник от драцены, который начал бурчать на друга: стоит тут заплетает его, а тот дергается и портит причёску. — Я не специально, Кенчик. — Ага, верю-знаю. Блондинка размеренно шагала по дороге к школе, благоразумно решив, что раз уж дорога не слишком далёкая и погода отличная, то и прогуляться перед занятием можно. День обещал быть простым и немудрёным. — Ай, — Эмма встаёт как вкопанная, потирая лоб. Повезло ж ей так задуматься, что она врезалась в кого-то высокого. — неприятно. Такемичи, в которого откровенно врезались, без каких-либо подозрений обернулся, приговаривая: — Всё в порядке, вы не ушиб… а…? — Ему требуется минуты две, чтобы увидеть Эмму. Вот уж незапланированная встреча. В голове щелкнется лампочка, которая с шумом разносится по закоулкам памяти, заставляя блондинку съёжиться и зажмурить глаза. Казалось бы, незнакомые картинки проносились в голове, но с каждой новой — появлялось ощущение, что это всё она уже прошла. — Таке… Такемичи…? — Вы обознались. — Да нет же! Ты точно Ханагаки! — Эмма приблизилась, а Мичи отошел на шаг. — Я же не слепая, да? — Девушка, я вас не знаю. — Эмма скептично посмотрела на парня, который предпринимал попытки к стратегическому отступлению со сверкающими пятками. — Всего хорошего! Эмма ошалело смотрела в сторону ретировавшегося знакомого, который скрылся с виду, будучи слишком шокирован тем, что встретил сестру Майки, которая ещё и вела себя странно. В этом времени они же не знакомы… — А зачем убегать…? — Сано склонила голову на бок, искренне не понимая логику этих мальчишек. — Я же знаю, где ты живёшь…