Идеальный брак

      Снова было утро.       Среда.       Вот только на этот раз не было ни рыжей ведьмы в теплой, согретой их переплетенными телами постели, ни торопливых сборов, ни привычной утренней суеты штаба мракоборцев.       Были гладкие белые стены, белый потолок и застеленная белыми простынями узкая больничная кровать. И Гермиона – уже не такая страшно иссохшая, похожая на труп, еще не тронутый тлением, но все же сливавшаяся оттенком кожи с казенным, стандартным постельным бельем. Сорочка, обязательная для всех пациентов больницы Святого Мунго – такая же, а может, даже та же самая, что была на ней вчера. В день собственной свадьбы, о которой никто никогда не узнает. На которой не было ни счастливых родственников, ни слегка нетрезвых друзей, ни веселых подружек невесты – только помятый, с резким запахом перегара и заметной щетиной на впалых щеках, мрачный, как грозовая туча, жених, невыразимец, приглашенный для проведения ритуала, да сам Гарри – который многое отдал бы за то, чтобы этого никогда не было, но вместо этого вынужденный присутствовать и смотреть. Смотреть на то, как ломается жизнь его лучшей подруги и, наверное, самого близкого человека на свете.       Малфой молча исчез сразу же после завершения церемонии вслед за невыразимцем, и они остались вдвоем – все такая же безмолвная девичья фигурка на узкой постели да парень, переполненный виной и бессмысленными сожалениями. Порез на её узкой холодной ладони, нанесенный в ходе ритуала, был залечен, и теперь ничто не напоминало о том, что жизнь Гермионы Грейнджер изменилась безвозвратно. Не было даже обручального кольца - ведь для ритуала это было вовсе необязательным, как и согласие невесты.       Гарри мог бы разбудить её еще вчера. Все было готово: церемония проведена, и жизнь Гермионы отныне была вне опасности, все обеты заключены, а клятвы произнесены, повязав их всех с Малфоями до конца жизней. Им пришлось поторопиться, так как слухи о том, что Драко Малфой навещал в больнице Святого Мунго Гермиону Грейнджер и провел с ней целую ночь, начали расползаться еще в конце прошлой недели, подобно лесному пожару, и ситуация начала приобретать совсем нежелательный оборот. Сенсационная статья в “Ежедневном Пророке” появилась, таким образом, в понедельник и произвела эффект разорвавшейся бомбы: Гарри с Кингсли пришлось потратить почти весь день, отвечая на бесчисленные вопросы и давая комментарии, и, насколько он знал, Люциус Малфой занимался тем же самым. Уже знакомый невыразимец побывал в этой палате еще раз во вторник, вечером после церемонии – и, несмотря на все предварительные договоренности, дважды уточнил, уверен ли он. Уверен ли... Гарри и сам не знал. Но другого выхода у него уже не было.       Он так и не смог уйти отсюда вчера, и рассвет нового дня застал его в том же месте, на котором попрощался закат. Что сказать?.. Один и тот же вопрос эхом беспрестанно гудел в голове, то растворяясь в сотнях ответов, то становясь отчетливо-гулким в пустоте. Гарри знал точку, в которой воспоминания Гермионы отныне заканчивались – это было утро перед их поездкой вместе с семьей Уизли в Косой переулок. Поколебавшись, он оставил ей это лето после пятого курса – их последнее еще полудетское, почти беззаботное лето, хотя и сомневался: стоит ли оно того?.. Не соврать ли, что, вместо не доставлявшей ей никакого удовольствия игры в квиддич целыми днями пара на пару и помощи Молли, она провела свое последнее лето с родителями – и стереть с её совести хотя бы это пятно?.. И все же Гарри не решился забрать у неё те два с половиной месяца тихого, спокойного счастья. Но вот что делать со всем остальным?.. Он не желал, чтобы она помнила, как Малфой оскорблял её в магазине мадам Малкин – и в его власти было это утаить. Но Темная метка её теперь уже мужа?.. Лишь волей случая выжившие Кэти Белл и Рон? Пожиратели смерти в Хогвартсе и попытка Малфоя убить Дамблдора – скрывать это было невозможно, немыслимо, и оставалось лишь надеяться, что хорек сам найдёт себе достойные оправдания. А как быть с их пленом и Беллатрикс?.. Прав ли Рон, и избавит ли её от кошмаров забвение?..       Утренний обход застал Гарри врасплох. Он был уверен, что у него еще куча времени, чтобы все обдумать, как-то подготовиться… Но его время истекло.       Целитель вышел из палаты спустя почти час, и на короткое мгновение Гарри стало смешно от того, как он мялся и пытался подобрать слова, чтобы сообщить другу пациентки о том, что у неё утрачены воспоминания за последние пять лет. Смех дрожал где-то в горле, булькал, вынуждал захлебываться воздухом и не давал вдохнуть – и парень крепко зажмурился, понимая, что, пожалуй, второй раз в жизни его накрывает истерика, самая настоящая, когда эмоции просто захлестывают с головой, точно приливная волна, и рвутся наружу – и уже не имеет значения, смехом или криком.       Ему удалось справиться с собой, и даже хватило сил внимательно выслушать колдомедика, который многословно и невыносимо подробно описывал ему состояние пациентки. К чему были все эти слова, когда важным было лишь две вещи: пришла в себя, состояние удовлетворительное и стабильное. А все остальное… все остальное он знал и так.       Разумеется, Гарри не мог сказать этому доброму и наивному волшебнику, который так искренне переживал о Гермионе и так хотел ей помочь, что все идет так, как должно идти – и потому был вынужден проторчать под дверью еще битый час, а потом и еще один, пока её обследовал один колдомедик за другим в заранее обреченных на провал попытках выяснить причину потери памяти и устранить её. Легкое беспокойство мешалось в нем с безумной надеждой: невыразимец уверял, что блокировку, наложенную ими, целители не смогут не только снять, но даже хотя бы диагностировать. Все будет выглядеть как естественная амнезия после черепно-мозговой травмы, и у гриффиндорца не было причин ему не верить. И все же где-то на самом краешке сознания Гарри надеялся, что целители справятся. Что у них получится, и ему не придется врать Гермионе – но надежды его оказались тщетны. Ни специально вызванный целитель разума, ни целый консилиум ничем не смогли помочь, и только понуро качали головами, выходя из палаты и натыкаясь на его полубезумный, отчаянный взгляд.       Первым, что увидела Гермиона, открыв глаза, был какой-то незнакомый мужчина в лимонно-желтой мантии. Она сразу вспомнила, где уже видела такие: в больнице Святого Мунго, когда навещали папу Рона на прошлое Рождество... От неприятных воспоминаний о нападении змеи на мистера Уизли и событий в Отделе Тайн она поежилась, почувствовав, как вдоль позвоночника пробежали мурашки. Беглый осмотр помещения подтвердил догадку: это определенно была больничная палата, почти такая же, в какой они были тогда, только, пожалуй, одноместная. По крайней мере, никаких других кроватей здесь не было, хоть места было более чем достаточно.       Но почему она здесь?.. Целитель задавал какие-то странные вопросы, вроде её имени и возраста, вперемешку с вполне обычными, касавшимися её самочувствия, и какое-то время девушка покорно отвечала на них, но в конце концов не выдержала и перебила мужчину как раз в тот момент, когда он раскрыл было рот для очередного вопроса: -      Простите, а почему я здесь нахожусь? Мы что, попали в аварию? -      Аварию?.. - непонимающе нахмурился целитель. -      Ну, знаете, когда две машины сталкиваются, - попыталась объяснить Гермиона. - Я помню, что мы ехали в машине на Чаринг-кросс-роуд, чтобы попасть в Косой переулок, а больше ничего. Как я сюда попала? Что произошло? А что с мистером и миссис Уизли? И где Гарри и Рон? -      С ними все в порядке, - неловко заверил её колдомедик. - А мистер Гарри Поттер ожидает за дверью, он сам вам все объяснит, как только мы закончим, мисс, а пока будьте добры отвечать на мои вопросы…       И она отвечала – и приходила при этом во все большее недоумение. У неё ничего не болело, ничего не было сломано. Была только усталость, или, скорее, слабость – несмотря на то, что она недавно проснулась, сил, казалось, не было ни на что, да еще в комнате было невыносимо холодно, и Гермиона все время куталась в тонкое одеяло. Но она ничего не помнила – ни удара, ни аварии. Они просто ехали в машине, весело болтая на заднем сидении, а потом она оказалась здесь.       Наконец целитель оставил её в покое и ушел. Девушка ожидала, что в палату тотчас ворвутся взволнованные друзья, но время шло, минута утекала за минутой – но никто не появлялся.       А потом пришел другой целитель. А за ним еще один, и еще – все они задавали одни и те же, бесконечно повторяющиеся вопросы, и с каждым новым ответом в груди у Гермионы разбухала тревога. Как будто она сдавала экзамен – и прямо сейчас, в эти самые минуты проваливала его, отвечая не то и не так. Она видела разочарование на их лицах, беспокойство в глазах и бессилие в скупых, выверенных жестах. Они говорили ей, что все в порядке – но при этом переглядывались и вели себя так, как будто она уже была совершенно безнадежна, и они ничем не могли помочь.       Догадка блеснула уже на втором круге похожих один на другой вопросов, и с каждым новым целителем, каждым следующим вопросом постепенно перерастала в уверенность. Зачем они все время спрашивают её возраст? Какой сейчас год? Кто является министром магии? И ни разу – ни разу! – не ответили на эти вопросы, только обращенные уже к ним, сами.       Наконец, когда почти все они ушли – за исключением одного, самого первого, имени которого девушка не запомнила, прозвучала страшная правда.       Она все забыла. Потеряла память. Память о пяти годах своей жизни, как будто просто проспала их, пропустила, как будто её здесь вовсе не было все это время – и этим утром она, еще шестнадцатилетняя, проснулась в своем двадцатиоднолетнем теле. Что она делала? Как жила? Кто она теперь, и каков этот мир, в котором она теперь оказалась? Целитель не мог или не хотел отвечать ей на все эти вопросы, постоянно уклоняясь от ответов и что-то мямля о том, что не стоит спешить и, возможно, со временем память восстановится сама – но это было совсем не то, что могло бы её устроить. Оставаться в неведении бог знает сколько времени в ожидании того, что может случиться, а может – и нет? Ну уж нет, это было не по ней. А значит, ей срочно нужен кто-то, кто ответит на все вопросы, честно и откровенно, ничего не скрывая. Ей нужен был Гарри. -      Простите, а где мой друг? - невежливо перебила Гермиона целителя, который продолжал о чем-то велеречиво разглагольствовать. - Вы говорили, что он здесь. Гарри Поттер. Я могу его увидеть? -      Разумеется, - кивнул слегка задетый её резкостью мужчина. - Но, возможно, чуть позже? Вам стоило бы немного отдохнуть… -      Нет, я хорошо себя чувствую, спасибо большое, - не моргнув глазом, солгала она. - Позовите его, пожалуйста.       Целитель кивнул и, понурившись, вышел за дверь – в которую в ту же минуту вошел… нет, не Гарри. Этот парень, конечно, был очень похож на Гарри, но разве это мог быть он? Высокий, намного выше, чем она помнила, и куда шире в плечах. Волосы пострижены и уложены совсем иначе, черты лица резче, под глазами залегли глубокие синие тени, а щеки и подбородок покрывала густая черная щетина, не чета его жиденькой полудетской поросли. И мундир!.. На нем был темно-серый, похожий на военный, мундир с горизонтальными светло-серыми полосами вокруг круглых выпуклых серебряных пуговиц. Все, что осталось в этом парне от Гарри, её Гарри – лишь очки да глаза: все те же, зеленые, вот только гораздо старше, чем были. -      Гар… Гарри?.. - неуверенно спросила она, споткнувшись на таком знакомом, почти родном имени, которое никак не желало соединяться в её сознании с вошедшим человеком. -      Привет, - неловко улыбнулся он, и жуткое чувство нереальности происходящего вдруг сжалось – и отпустило, как резко отжатая пружина. Это была его улыбка – и это был он, несомненно он! -      Гарри! - с облегчением выдохнула Гермиона и тоже улыбнулась в ответ. - Представляешь, они говорят, что я все забыла! - бесхитростно возмутилась она. -      Да, мне сказали, - кивнул брюнет, и улыбка сползла с его лица. - Но по мнению целителей, все еще может вернуться. Ну знаешь, само… -      А сколько это займет времени, они не говорят? - язвительно спросила девушка, и, получив вполне ожидаемое качание головы в ответ, удовлетворенно кивнула: по крайней мере, им сказали одно и то же. - Так я и думала. Так что тебе придется все-все мне рассказать! Не могу же я и в самом деле вот так ничего не знать! -      Ну конечно же, я расскажу, - снова улыбнулся Гарри, и на душе у него потеплело. Несмотря на их вмешательство, Гермиона была все той же, характер у неё не изменился ни на кнат. -      А где мои родители? Неужели их не пустили сюда, потому что они магглы? Или ты им не сообщил? А где Рон?.. - продолжала она настойчиво сыпать вопросами, ответы на которые были слишком непростыми - и парень, заверив её еще раз, что непременно ответит на них позже, начал с самого начала: того дня в Косом переулке, когда они вместе с семейством Уизли отправились за покупками.       Рассказ получился долгим, несмотря на то, что он старался избегать лишних подробностей, как только мог. От шестого курса в его изложении остались лишь разговоры с Дамблдором о Томе Риддле и крестражах да события того рокового вечера, когда директор погиб. Постепенно Гарри погрузился в воспоминания и разговорился почти свободно, но, чем дальше он продвигался в своем рассказе, тем меньше оставалось подробностей, короче становились фразы, суше и жестче – слова.       Гермионе казалось, что она слушает пересказ какой-то захватывающей книги или фильма. Зрелищные, яркие сцены мелькали в её воображении: вот старый пыльный особняк на Гриммо и ворчливый Кикимер, которого она никак не могла вообразить любезным и преданным Гарри, как ни старалась; вот палатка – она даже смутно помнила её по Чемпионату по квиддичу, и подгоревшая рыба, которую как раз-таки представить было очень легко… И все это было как будто не с ней. Не по-настоящему. Словно какая-нибудь актриса, очень на неё похожая, но не она, все это время играла роль Гермионы Грейнджер, но теперь дублерша ушла – и дальше ей нужно как-то справляться самой. Без репетиций, текста и сценария. -      И мы правда ограбили Гринготтс? И улетели оттуда на драконе? - в благоговейном восхищении проговорила она, а Гарри в ответ лишь усмехнулся.       Однако восхищение быстро сменилось скорбью и печалью, когда речь зашла о битве за Хогвартс и всех тех, кто погиб в ней. История Снейпа поразила её до слез - но тоже оставила странное, неприятное послевкусие чего-то неестественного, ненастоящего. Гермиона с ужасом осознала, что не может искренне горевать о смерти Фреда, гибели Люпина и Тонкс, Лаванды, Колина и всех остальных – просто потому, что, хоть и верила Гарри во всем до последнего слова, все это казалось какой-то выдумкой, розыгрышем, злой шуткой. Ведь только на днях она видела их на ужине в Норе – и Римуса, и Нимфадору, а к близнецам в магазин они собирались зайти после совершения всех необходимых покупок… Ей была нужна новая парадная мантия – и это отчего-то было более важным, более значимым, чем все эти далекие и ненастоящие трагедии.       Кошмар услышанного мешался в её сознании с растерянностью и ужасом от самой себя: как это возможно, как она могла думать о какой-то там мантии, наверняка давным-давно купленной и так же давно выброшенной за ненадобностью, и не находить в себе ни капли, ни малейшей частички горя по всем погибшим? Как?! Неужели вместе с памятью она лишилась и чего-то еще, гораздо более важного – сочувствия, эмпатии, простой человечности?! -      Все в порядке, - вдруг произнес Гарри, все это время внимательно наблюдавший за подругой и жадно ловивший каждый оттенок эмоций, отражавшихся на её лице. - Это нормально, что тебе сложно это принять вот так сразу. Ты в порядке, Гермиона.       Этого она уже не выдержала. Она не была в порядке, ничего не было в порядке!.. От неё как будто не осталось ничего, только тонкая оболочка Гермионы Грейнджер – а под ней зияла бескрайняя, бездонная пустота. Она знала, что ей полагалось думать обо всем, что рассказал Гарри, знала, что должна чувствовать – и все это было: и мысли, и чувства, но все они были какими-то чуточку не такими, не настоящими, не искренними – и Гермиона, как ни старалась, не могла ухватиться за них, не могла в них поверить – и падала, падала в эту огромную черную бездну, разверзшуюся внутри неё самой. -      Целителя! Срочно!.. - донесся откуда-то издалека голос, похожий на голос её друга, Гарри Поттера, а потом все провалилось в липкую, без звуков и запахов, темноту.