Эвкадар

Джин плохо спит. Ночами он ворочается, заставляет силой себя заснуть, но не выходит. Лишь на рассвете омеге удаётся погрузиться в сон на недолгий час, а затем проснуться от пинка соседа, умыться и быстро позавтракать, чтобы поспешить на своё караульное место. В роли стражника Джин чувствует себя идиотом. Ему скучно, по дворцовым коридором, кроме слуг, никто не бегает, а правителя Ким видит так редко, что уже и не помнит его голоса. Ко всему прочему, омеге не нравится, что его миссия затягивается, хотя он и понимал, что подобное дело за одну неделю не решить. Джину не хочется задерживаться в Эвкадаре, ему не нравится слышать про войну и победы врага. Омеге горестно, когда кто-то бурно обсуждает битвы и проклинает урсусов, больно знать, что гибнут воины, а он прохлаждается в тылу ненавистного противника. Одно движение руки, один взмах и Намджуна бы не было... Порой шатен ловит себя на мысли напасть внезапно и забрать жизнь того, кто очернил королевский род, однако здравомыслие и наставления советника Архи перед его отбытием напоминают, что после падения Эвкадара государству будет нужен новый правитель - и этот правитель Ким Сокджин. Слишком дорогую цену омега платит за достижение цели, чтобы взять и из-за нетерпения перерезать альфе глотку. — Ты, - Сет, держащий в руке свёрнутую бумагу в качестве указки, внезапным появлением пугает сонного омегу, — пойдём за мной. Джин поздно замечает переполох: по коридорам, словно муравьи, туда-сюда снуют слуги, и парню приходится прижаться лопатками к холодным стенам, чтобы пропустить толпу. — Что происходит? — В столице праздник. Где ты витаешь, дурачина? - журит шатена Сет и кивает ему на проход к заднему двору, — сегодня ты будешь приглядывать за порядком в саду. Чтобы даже муха мимо не пролетела, ясно? — Один? - удивлённо тянет Джин, и бета косится на него ироничным взглядом. Стоит им выйти во двор, как омега теряется от того, что не знает куда смотреть: на ковры, которые к вечеру будут пестреть разными блюдами и десертами, на украшенные бумажными фонариками шатры, стражников, внимательно следящими за каждым шагом рабов или на плачущего омегу. Джин хмурится из-за душераздирающих стонов боли, видит как кожа пяток из-за ударов плетью рвётся и пускает кровь, останавливается. Сет на него пытливо оглядывается, без лишних слов умоляя идти по своим делам. — Давай ты не будешь навлекать на себя беду, - разоблачив мысли парня, устало вздыхает бета. Ещё даже девяти утра нет, а он так вымотался, что хоть выжимай и стели под ноги. Ещё и любопытный Джин, который любит выступать героем, судя по его красноречивым искрящим очам, сулит неприятности. — За что его наказывают? — Он перечил главному помощнику короля, а за такое обычно или высекают, или в темницу бросают. Помощнику было угодно его помучать. — И ты так спокойно это говоришь? - злится на дворцовую систему омега, не припоминая у себя в замке подобных наказаний. Обычно провинившихся просто высылают из дворца. — Он потом долго ходить не сможет, сможет ли вообще? — Джин, я тебя умоляю, ничего не говори и принимайся за обязанности, иначе нас обоих ждёт выговор. Главный слуга наблюдает за нами, - аккуратно кивнув макушкой на террасу, отходит от помрачневшего шатена бета. Джин поворачивает шею и поднимает взор на упитанного человека, одетого в красный бархат. Главный слуга? По нему видно, что он наделён высокими полномочиями: румяный, довольный и высокомерный. Глядит на всех, словно богом себя величает. И всё-таки Сет прав, необходимо поскорее занять пост, не выделяться и радоваться, что удача наконец-то улыбается омеге и он вскоре вновь встретится с Чонгуком и, возможно, узнает о нем что-нибудь ещё полезного. *** — Как идут дела с подготовкой к сегодняшнему пиру? - Намджун стоит в центре своей огромной спальни, держа руки раскрытыми, чтобы портные сняли с него мерки для пошивки нового нарядного костюма. — Если угодно, господин, вы можете взглянуть на подготовку лично, - учтиво отвечает помощник. Намджун жестом просит слуг отойти и, в одних белых штанинах выходит на балкон. Весенний прохладный воздух лижет его обнаженный торс и «кусает» кожу, но альфа холод игнорирует, концентрируя внимание на ажиотаже на заднем дворе. Главный помощник отчитывается перед ним о численности столов и блюд, о приглашённых во дворец музыкантов и танцовщиков омег, привезённых из островов. Ким ему одобрительно кивает, медленно проходится острыми глазами по саду и замечает знакомый силуэт. Намджуну приходится наклониться чуть вперёд, чтобы подтвердить свои подозрения: тот самый парень, коему он обязан жизнью, вдруг покидает свой пост и подходит к лежащему слуге, чьи пятки изуродованы кнутом. Король, которому подобное своеволие со стороны Джина не пришлось по душе, пальцем подзывает к себе помощника и указывает на измученного калеку. — Ты назначил ему плеть? — Да, господин. Этот слуга, вопреки моим словам, осмелился в присутствии других на дерзость. — Не только он позволил себе дерзость, видишь ли, - сперва помощник бледнеет от паники, подумав, что Ким говорит о нём, однако через секунду Намджун фурией покидает террасу и, нацепив рубашку, грозовой тучей направляется в сад. Сет указывает слугам куда ставить вазы с цветами, внезапно слышит имя правителя и, круто обернувшись, замечает обозлённого на не ясно что короля, сразу ищет взволнованными глазами Сокджина. Бета мысленно молит небеса, чтобы стражник оказался на своём месте, только сколько бы Сет не искал, Джина нет. — Ваше величество, - спешит смотритель к хмурому альфе и опускает голову. Намджун даже бровью не ведёт, соединив руки за спиной, быстро подходит к шатену, который только сумев поднять омегу, служа ему опорой, не понимает почему вдруг во дворе наступила гробовая тишина. Он вопросительно смотрит через плечо и зря, потому как к нему несётся явно недовольный Намджун, а за его спиной еле поспевающий Сет, по встревоженному лицу которого и так всё ясно. Сейчас Джин лишится головы. — Господин, - сглотнув, приветствует короля омега и не поднимает подбородок. Лучше смотреть на помятую траву под чужими сандалиями, чем гореть в пламени его глаз и давится запахом. Зверь недоволен, зверь голоден и хочет крови, чьей именно Ким догадывается. Потому Джин решает довериться судьбе и быть честным - и так, и так ему крышка. — Что ты делаешь? Как ты смеешь?! - интонацией Намджуна гвозди забивать. Джин впервые чувствует себя маленьким жучком и еле сдерживается, чтобы не скорчиться от рвотных позывов из-за ненависти к своей природе. Он ведь наследник урсуского престола, он не смеет бояться никого, тем более Ким Намджуна. Омега воскрешает в себе смелость подобными мыслями, на секунду пересекается взглядом с альфой и вновь опускает взор, сильно прикусив губу. Король немые терзания напротив видит отчётливо и удивляется, хочет узнать чего же такого творится в душе парнишки, если он аж дрожит от порыва высказаться. Альфа сужает веки и, встав впритык, ладонью поднимает подбородок оцепеневшего Джина. Намджун растворяется в его глазах кофейного отлива, замечает в них много противоречий и неопалимое желание. Только вот какое именно желание, неизвестно. Сет, с опаской наблюдавший за развернувшейся сценой, понимает, что ситуация накаляется и, дабы спасти Сокджина, напоминает о себе. — Государь... — Тихо, - обрывает грозно Намджун и теперь уже смотрит на омегу с изодранными пятками, который, кажется, даже не дышит в присутствии альфы. — Ты во дворце уже достаточно долгое время и должен был вызубрить этикет и правила. Так вот, если у тебя брешь в памяти, я тебе напомню, хоть и не должен, что стража не имеет права покидать свой пост. Ты отвечаешь за мою безопасность. Ты отвечаешь за порядок. Вот и объясни мне теперь, как ты посмел поставить слугу выше своего долга?! Весь мир словно глохнет: нет ни шелеста листьев и даже птицы перестают петь, время как будто замерло, и Джин попадает за границы реальности. Туда, откуда не возвращаются. Омега в ступоре всего злосчастный миг, но для него это мгновение стало вековым заточением в собственном разуме. Джин ни во что не ставил Намджуна и вполне справедливо, ведь о короле Эвкадара ему было известно ровно то, что рассказывал ему отец: злодей, пробравшийся в замок, мятежом завладевший троном - сын неблагородных родителей, варвар. «Ким Намджун пусть и носит нашу фамилию, однако он был и остаётся грязью. Из-за него враждуют семьи друг с другом, из-за него единого королевства больше нет», - любил повторять одно и тоже в порыве гнева Чанни. Омега, взрослевший на постоянных нашёптываниях отца о правителе Эвкадара, перенял чужую ненависть и решил, что его долг - тоже презирать Намджуна. Юный парень, внимая пафосным речам Чанни о ничтожности Намджуна, пришёл к выводу, что король Эвкадара пустышка и бояться его не стоит, а того, кого не следует бояться, с лёгкостью можно убить. Так казалось Джину до этих пор... Голос Намджуна напоминает холодную сталь: у омеги мурашки по всему телу, он даже дышать забывает, оказавшись меж клыков величавого зверя, - если у других альф внутренний монстр это волк, то у Намджуна, не сомневается шатен, зверем является лев. Смочив губу языком, Сокджин подбирает наиболее правильные слова, однако трусит отвечать, боясь навлечь на себя ещё больший гнев: тогда клыки вокруг его шеи сомкнуться, и лев испьёт свежей крови. — Выше долга, господин, я ставлю только одно, - как в бреду говорит омега, сжимает ладонь, вонзаясь ногтями в кожу, оставляя на них глубокие «полумесяцы», — человечность. Я помог ему, потому что он омега. Он слабее. — Идиотская отговорка, - кривит рот Намджун, бегло взглянув на избитого, — он в первую очередь слуга, а уже потом омега. И наказали его за неповиновение. Тебя ждёт тоже самое, поздравляю. Увести, - машет стражникам за спиной альфа и кивает на дрожащего слугу, который от страха дичает, падает к ногам короля и молит о прощении. Намджун на него даже не смотрит, словно его никто и не дёргает, лишь за парнем напротив наблюдает, впитывает каждую эмоцию: от необъятной ярости до обиды и нерешимости. — Я накажу тебя иначе, - любуясь морщинками над хмурыми бровями, хитро скалится Ким. Джин едва улавливает странные нотки в интонации и этот мелькнувший огонь на дне драконьих глаз; Намджун обращается к своим людям: — слугу прилюдно казните. А этого, - кивает с пренебрежением альфа на побледневшего Джина, — посадите напротив, пусть насладится представлением. И знай, что это ты виноват в его смерти. Если бы не строил из себя героя, омегу бы отвели в лазарет, а так он сдохнет на твоих глазах. Недооценивать врага - себя переоценивать. Эта мысль вертится в голове Джина уже довольно долго - король с каждым новым словом прочно вбивает в омегу это умозаключение. Глаза Джина наливаются кровью, вены вздуваются на лбу и омега не сдерживается: рыкнув, шатен делает неловкий шаг и, к облегчению Сета, который кричать был готов, останавливается, сжимая плотно веки. Казнить человека, чтобы указать ему место... Это абсурд, он блефует, Намджун не может... Намджун может. Спустя пару минут весь персонал дворца выходит на улицу и становится в круг. Шатена толкают на землю и насильно заставляют смотреть на незапланированную казнь. Джин пытался вертеть шеей, зажмурить глаза, только ему их грозились и вовсе выдавить, поэтому омеге приходится пережить кошмар наяву: он со слезами видит как летит на ухоженный газон голова слуги и кусает губы до боли, лишь бы не выдать свои чувства. То, что произошло за жалкие полчаса, омега считает безумием и лишний раз убеждается, что Намджун не должен дышать на этом свете. — Чокнутый! Идиот! Ты себя бессмертным возомнил, тупица?! - Сет не жалеет сил, бьет тяжёлой рукой рыдающего в своей комнате Сокджина по спине и лишь больше злится от его всхлипов. Омега прячет лицо в подушку, не реагирует на удары беты, не обижается, зная, что Сет ругается из-за того, что переживал. — Я не знаю как было у вас на Тахарун, но здесь всё иначе! Разве ты не знаешь чем славится король? Жестокостью! Он терпеть не может дерзость, а ты ему ещё и отвечать вздумал, самоубийца! Мне злости на тебя не хватает! — Он сделал из меня убийцу... Это я убил того человека, - оборачивается к бете тот и шмыгает носом, на это Сет громко ухмыляется. — Благодари Бога, что жив вообще. На месте того омеги мог быть ты! — Я его прикончу, - зарекается Джин. Бета снова ударяет парня по спине, на сей раз сильнее, отчего Ким охает. — За языком следи. Здесь даже у стен есть уши, за такие слова тебя точно головы лишат. — Он меня теперь из дворца сошлёт? — Пока неизвестно, - поднимается с кровати бета, поправляя одежду, — посиди несколько дней здесь. Господин хоть и жесток, но отходчив. Когда простит тебя, тогда будет видно. Джин остаётся наедине с собой. Омега проливает горькие слёзы ещё пару минут, потом, немного успокоившись, он садится за стол и принимается за записи в дневнике. «...Я обрушу на его голову весь бренный мир и воткну в грудь, если у него вообще есть сердце, ржавый гвоздь, чтобы он умирал мучительной смертью. Этот человек смог сделать то, что даже мой покойный отец со мной не творил - омыл мой стан кровью невинного. Я его ненавижу. Ненавижу так сильно, что готов прямо сейчас вытащить кинжал и выпотрошить его тело. Он безумен. Жесток. Он хуже Ройя-предателя и всех других членов династии с поехавшей кукушкой! Если бы только Намджун знал, что пригрел змею на груди. Я, кажется, начал понимать почему народ его так восхваляет... Его просто боятся. Эвкадар освободится после его смерти. Я должен его убить как можно скорее!». *** — Есть ли новости от моих лазутчиков? Ким Чанни ещё не сдох? - спустя пару часов Намджун забывает о инциденте во дворе и созывает совет, чтобы погрузиться в дела государства и избавиться от преследующих его кофейных глаз. — Увы, мой господин, новостей пока нет. Но поговаривают, что охрану дворца укрепили, теперь даже послов не пускают. Наверное, боятся, что Чанни добьют. — Хорошая мысль, - с ехидностью подмечает альфа, — вы не должны забывать, что моя цель не просто победа Эвкадара над Урсусом, но теперь уже и объединение. Поэтому, Фаван, сделайте так, чтобы Чанни побыстрее скончался, а с его сыном я сам разберусь... Так что... - тут Намджун собирает брови у переносицы и внюхивается. Несколько раз. — Что-то не так, господин? - замечает растерянное лицо советник. Этот запах Намджуну не знаком, он его прежде во дворце не слышал, а новые омеги ему в любовники не поступали, поэтому Ким искренне удивлён аромату, который возник внезапно и в тоже время нарастает постепенно. — Вы тоже слышите этот аромат? — Аромат? - принюхиваются остальные. — Нет, господин, я ничего не чувствую. — Пахнет нарциссами. *** Эвкадар Юнги бесспорно нравится. Он даже сравнивать красивый город с лагерем, в котором проводит юность, не осмеливается и все время гуляет по улочкам в сопровождении воинов. Но Юнги нравится вовсе не центр, где умещаются торговые лавки и дома благородных семей. Это не то, что омеге запомнилось на всю жизнь. Юнги полюбил окраину города: покрытые плющом домишки, каменные дорожки, на которых детишки рисуют мелками каракули. Ему нравятся пусть и небогатые, но гостеприимные люди, готовые оказать любую услугу и с радостью рассказать парню историю Эвкадара. Чонгук рад, что омеге некогда скучать, потому как сам он занят делами во дворце и не может проводить с пепельноволосым время, доверив его своим воинам. После визита во дворец, альфа находит Юнги на ярмарке и не сразу подходит к нему. Стоит за спиной ни о чем не подозревающего омеги, усмехается его напряжённой позе и выглядывает вперёд: парень пытается отгадать под каким стаканом камушек и тычет пальцем на тот, что посередине. Собравшийся народ с грустью охает, когда под стаканом ничего не оказывается, а Юнги, громко цокнув, просит дать ему ещё один шанс. Чонгук насчитывает этих шансов где-то семь, поэтому, устав от невнимательности брата, остановившись рядом, нагибается к его затылку. — Выбери тот, что слева, - шёпот альфы застаёт Юнги врасплох: он напрочь забывает об игре, его зрачки сужаются до крохотной точки, и омега весь подбирается. Запах Чонгука словно принимает форму накидки и ложится на его плечи, Юнги комфортно. Юнги не хочется, чтобы он отходил ни на шаг, желательно вообще оказаться посреди бескрайнего поля, сбежать от лишних глаз и обнять брата. Обнять. Омега по буквам проговаривает в уме слово, хочет вникнуть в его значение и пугается. Он всё ещё хорошо помнит те мгновения, когда он таял в чужих руках, сгорая от страха и ненависти к собственному существу. В тот день Чонгук обнимал его, дабы утешить, помочь забыть про роковую ошибку, а теперь кожа зудит от жажды получить объятия искренние. Омега качает головой, избавляясь от наваждения, зарывает пальцы в подол своей рубашки и доверяется совету брата, указав на первый стаканчик. Люди вокруг в который раз загудели, однако сейчас от долгожданной победы парнишки. Юнги, широко улыбаясь, обнажая дёсна, поворачивается к альфе и даже не понимает, что своей сахарной улыбкой до ушей заставляет его сердце трепетать. Чонгук замирает от увиденного и точно для себя решает, что он незабываемый. Юнги незабываемый и самый волшебный человек, которого он когда-либо встречал. Белоснежная кожа с персиковым румянцем и маленьким носиком, который альфа до жути хочет чмокнуть, его серебряные волосы, мягкие, как семена одуванчика, и губы, подобно клубничному варенью, созданы искусным художником. Видимо, бог сильно полюбил свое дитя, раз одарил его такой красотой. Когда-то Шихён сказал маленькому мальчику «воистину подходящее тебе имя» и не ошибся. Юнги, у эвкадарцев означает «богом любимый». Разве нет? Судьбе омеги не позавидуешь: рано потерял семью, стал свидетелем их казни, сам чуть не погиб, затем спасся благодаря Чонам, терпел издёвки, но трудился в поте лица, а недавно своими руками лишил человека жизни. Но вопреки злому року, улыбка Юнги - утренняя заря - дарит надежду на новый день. — Сегодня тебе устраивают праздник? В городе только об этом и говорят. Тебя тут очень любят, - направляясь непонятно куда, обращается к безмятежному Чонгуку Юнги, рукой проводя по белым стенам домов. — Почему такой голос? - замечает странные нотки брюнет, словно младший не рад всеобщему обожанию. — Завидуешь? «Ревную», - вертится на языке запретный ответ, поэтому Юнги лишь фыркает и пожимает плечами. — А где буду я, пока ты наслаждаешься торжеством, раз уж мне нельзя с тобой? — Сейчас и узнаешь. Я веду тебя в одно особенное для меня место. — Дай угадаю, в таверну? - испепеляюще глядит на улыбающегося брата омега и резко останавливается из-за вовремя среагировавшего Чонгука: ещё секунда, и его бы сбила тележка. Пепельноволосый облегченно вздыхает, однако адреналин в виде мелкой дрожи пробирает до костей. Юнги приходится собрать все свои силы, чтобы брюнет не почуял его испуга. Пройдя достаточно много улиц, они добираются до места, где расстилаются широкие дворы и дома непохожие на другие. Юнги с восторгом рассматривает каменные ограждения и высокие листья винограда, слышит запах только испечённого хлеба и облизывается от голода. Если даже на окраине всё равно от шума уставали уши, то здесь кроме кур и мычаний коров ничего не слышно. Омега останавливается посреди пути, смотрит за спину и открывает широко рот от открывающегося вида на столицу. Отсюда хорошо можно рассмотреть замок короля и осознать каких он масштабов. Юнги прищуривается из-за лучей солнца, прикрывает веки и, наслаждаясь чистым воздухом, загадывает желание. — Ты уснул что ли? - смотрит озадаченно на омегу Чонгук, шаркая одной ногой. — Не мешай, я пытаюсь загадать желание. — Какое теперь? В столице ты уже побывал. — У меня мечта не одна, их пруд пруди. Больше, чем звёзд на небе. Пока сбылись всего две. — Какие же? Юнги догоняет альфу и, порозовев, отвечает: — Первое - это побывать в Эвкадаре, а второе... Ну, подружиться с тобой. Чонгук тут же переводит удивлённый взгляд на резко посерьезневшего парня и не может подобрать слов. К его счастью, они подходят к нужному дому, и альфа слышит знакомый басистый лай. Его лицо вмиг проясняется, он говорит нечто невнятное и, расправив плечи, замирает у деревянных ворот. — Где мы? - встав на носочки, не пугаясь грозного лая, пытается рассмотреть незнакомый двор Юнги. — Я не был здесь так долго, аж успел позабыть как хорошо бывает дома, - в эту же секунду на постукивания альфы калитка отворяется, и наружу выглядывает поседевший омега с зелёными глазами. Немного пухлый омега сперва хмурит почти невидимые брови, а затем, узнав в воине мальчика, которого воспитывал с ранних лет, схватившись за рот, бросается в крепкие руки Чонгука. Юнги от неожиданности пятится назад и смотрит на взрослого мужчину, чьи щеки омывают слёзы радости. Омега, по мнению Юнги, либо кормилец Чонгука, либо его родственник, засыпает альфу вопросами, не выпускает из объятий и кричит кому-то во дворе немедленно накрывать на стол. — Я своим глазам поверить не могу! Не думал, что доживу до этого дня, но слава богам, я увидел тебя прежде, чем покинул этот мир. Мой мальчик, ты теперь великий воин, моя гордость, - омега не стесняется целовать ладони альфы и осыпать его причитаниями. Юнги становится неуютно, так как о нем не вспоминают, поэтому парень подаётся вперёд, показавшись мохнатой собаке за калиткой, отчего пёс, тоже выглядевший довольно старым, вновь набирается сил лаять. — Дядя, я тоже по тебе скучал, - улыбается Чонгук и оборачивает того к Юнги, — знакомься, это... — Неужели твой жених? - в шоке раскрывает глаза омега. Чонгук пересекается взглядом с оторопевшим парнем и просит сначала пройти в дом. Пёс, по кличке Тор, топчется вокруг Юнги, скалится на того, однако вскоре привыкает и ложится к его ногам. Двор дома Чонов ровный и аккуратный. Шихёну король дарил много земель, но альфа отказывался и настаивал, что ему вполне хватает своего имущества: десять коров, большой курятник и конюшня. Покинув столицу, за хозяйством присматривал потенциальный член семьи Иши: омега, которого Шихён привёл после смерти мужа, дабы тот занимался маленькими альфами и не запускал состояние дома. Уже больше двадцати лет Иши служит семье Чон. Сколько слёз пролил омега в день, когда Тэхён и Чонгук покинули город и вступили в ряды воинов. Иши не просто воспитывал и заботился об альфах, он по-настоящему их полюбил и посвятил тем свою жизнь. И сейчас, спустя десять лет разлуки, Иши вновь начал дышать полной грудью. — Юнги носит фамилию Чон, но он мне не жених, а брат, - посадив на стул Иши, рассказывает обо всём альфа. Он пересказывает историю их знакомства с самого начала, следит за временами меняющимся в эмоциях лицом, пока в конце концов не просит держать существование Юнги в тайне. — У Господина Шихёна всегда было доброе сердце. Он поступил правильно, - тепло улыбается Юнги Иши, одновременно поражаясь его стойкости. Такой хрупкий на вид омега, выдержавший тяготы судьбы. И как он вообще, после пережитого, сохранил в себе магическую красоту и невинность? Юнги от пронизывающего взора мужчины ёрзает на стуле и отвлекает себя тем, что рассматривает дом, который похож на тот, который всегда хотел бы иметь. Удобный диван и кресла у камина, высокие потолки и стены с обоями, красиво расписанные. Несмотря на отсутствие хозяев, в доме тепло и светло - свечи горят всюду, потому хорошо видны картины и другая утварь. — Я прикажу подготовить комнаты. Ты, наверное, очень устал, - обращаясь к Юнги, встаёт с места омега. — Да. И наберите ему ванну, потом накормите. Он не ест, а клюёт, - не позволяет заговорить младшему, вставляет своё слово Чонгук. — Неправда! — Поэтому ты такой хрустальный, почти прозрачный? Ну ничего, я тебя откормлю, - хихикая, Иши удаляется из гостиной, а Юнги, залившись краской, смотрит укоризненно на расстёгивающего рубашку альфу. — Не стесняйся его, он очень хороший человек. Мой второй папа. — Когда ты уходишь во дворец? - старается сфокусировать внимание на поддёргивающем пламени свечи, лишь бы не глядеть на широкие оголенные плечи и грудь. Тело Чонгука хоть и усеяно ранами и шрамами, но он все также выглядит шикарно. Его фигура словно слеплена из глины. Бархатная кожа поблёскивает на свету, вынуждая Юнги вовсе отвернуться и тем самым рассмешить альфу. Он, спокойно передвигаясь по комнате, зовёт прислугу, прося себе новый наряд для торжества. — К восьми часам. Тебе не будет здесь скучно? — Не знаю. Я приму ванну, поужинаю и лягу спать, но ты обещай мне утром быть здесь! - пылко просит пепельноволосый и кусает губу. — Я без тебя тут один не могу... — Ничего не обещаю, - издевается Чонгук. — Праздник может затянуться. — Это нечестно. — А что ты хочешь? — С тобой. Я клянусь не высовываться и вести себя как подобает омеге с хорошими манерами, - строит глазки парень, хлопая ресницами, однако его попытки повлиять на альфу заканчиваются провалом: Чонгук щёлкает того по носу и принимает из рук прислуги подобранный костюм. — Умей мириться со словом «нет». Договариваться с Шихёном куда проще, ведь стоит Юнги надуть губы и поиграть глазками, как альфа оказывался под омежьими чарами, но Чонгука переубедить не выходит - воин покидает дом, оставив младшего под надзор Иши, а тот, в свою очередь, обещает глаз не спускать с Юнги. Приняв горячую ванну с пенкой, Юнги кутают в полотенце и провожают в подготовленную комнату, где тот переодевается в чистые вещи. Омега, присев на край большой деревянной кровати, рассматривает ковёр под ногами, зарываясь в пушистый ворс пальцами, откидывает голову назад и вдыхает стойкий запах сухих брёвен и масла. Наверное, именно так пахнет уют. Юнги давно позабыл каково это иметь свой дом и папу, который всегда утешит ласковым словом. Не то, чтобы Шихён не справлялся с обязанностями отца, просто Юнги иной раз недоставало того самого совета от папы по омежьим вопросам. С Шихёном не поговорить о течке, которая у парнишки началась в шестнадцать столь внезапно, что пришлось посреди ночи бежать в деревню к местому лекарю и неделю сидеть в четырёх стенах. Юнги ненавидел течку. Пока другие омеги ждали её с нетерпением, пепельноволосый трясся от напряжения, ведь жил он не просто в лагере. Он жил среди ни одной сотни альф, и они её чуяли, корчили рожицы от сильного запаха моркови. Шихён тоже понимал всю серьёзность ситуации, ничего не говорил, если омега предупреждал о ночёвках в деревне: альфа знал причину, Юнги её не называл, тем не менее неловкость все равно коробила омегу. Сколько раз он грустил из-за того, что не с кем поболтать об этом, сколько раз ловил на себе двусмысленные взоры от новобранцев и сколько раз ему не хватало папы. Юнги падает спиной на постель и разводит руками, только было решив передохнуть, но в комнату влетает запыхавшийся Иши, приглашая омегу к столу. Отказываться от ужина невежливо, тем более желудок Юнги урчит и словно переживает засуху - внутренности скручиваются. Он накладывает себе печеного картофеля с мясом и съедает закуски, запивая сытный ужин вином, которое специально достали из погреба по приказу Иши. Как тот сам уверяет, это вино вызревало более тридцати лет в бочках. Юнги мало что понимает в этой отрасли, кивает и благодарит за гостеприимство. — Я вижу, тебе не терпится меня о чём-то расспросить? - замечает странное поведение омеги Иши. Юнги весь ужин решается заговорить, но постоянно передумывает, боясь ляпнуть лишнего. — Мне интересно узнать какими были Тэхён и Чонгук в детстве. Вы же знали их маленькими? — Обращайся ко мне на «ты», я не так стар, как выгляжу, - смеётся старший и присаживается напротив, накладывая в тарелку готового лопнуть Юнги ещё овощей. — Я понимаю твоё любопытство. Сейчас они настоящие воины, перед ними склоняют головы даже враги. Но это для всех прочих людей, для меня они всегда будут мальчишками, которым я лечил разбитые коленки. Тэхён в детстве плаксой был, чуть что и в слёзы. Он очень боялся жуков, аж брата заставлял их всех давить. Юнги, сам того не заметив, улыбается, представляя маленького плачущего альфу среди Божьих коровок. Теперь и не скажешь, что Чон Тэхён когда-то боялся жуков и даже пускал слёзы. — А Чонгук? - подпирает подбородок Юнги. — Чонгук, сколько его знаю, твердил, что станет воином и объездит весь мир. С ним нельзя было спорить, он не любил доказывать то, что по его мнению и так является единственной правдой. Много воды утекло с тех пор... Юнги бесшумно усмехается: мало что изменилось в альфе, он, судя по всему, с глубокого детства такой упёртый. — Ты, видимо, ему очень дорог, - вдруг рассеивает мысли парня омега, и Юнги удивлённо подбрасывает брови ко лбу, перестав жевать. Иши хихикает и пожимает плечами. — Чему ты удивляешься? Я просто говорю то, что вижу. — Да нет же... - откладывает прибор пепельноволосый, неловко улыбаясь. — Вы даже не представляете как он меня ненавидел. Кричал, прогонял и обзывал! — Обычно, мой мальчик, тех, кого мы пытаемся от себя оттолкнуть, на самом деле мы боимся потерять. — Чонгук любит Тэхёна и дядю. Жизнь за них отдаст. — А ради тебя, хочешь сказать, он и пальцем не пошевелит? - прищуривается недоверчиво Иши. Юнги почему-то вновь возвращается в чащу леса, в крепкие объятия альфы и слышит его убаюкивающий голос. — Я бы не хотел, чтобы он отдавал за меня жизнь. Его жизнь мне слишком дорога, - почти шёпотом, будто их разговор подслушивают, выдаёт омега, на что Иши многозначительно мычит. Юнги настаивает на помощи убраться, но омега над ним только смеётся и уверяет, что слуги справятся не хуже него, а затем провожает в спальню, желая сладких снов. Но вот Юнги уснуть не может. То ли из-за излишних ярких событий за последний месяц, то ли из-за кусачих размышлений, тем не менее череп парня гудит от тяжести, и сколько бы Юнги не вертелся, сна ни в одном глазу. В конце концов он спрыгивает с кровати и подходит к окну, разглядывая огни дворца, где сейчас находится Чонгук. Из города глухо доносятся песни и гогот, яркий свет, словно лучи солнца, вытесняют мрак из комнаты омеги, отгоняя дремоту. Любопытно, что сейчас делает Чонгук? Когда он вернётся? Весело ли ему? Вспоминает ли он о Юнги? Парень, переступив с ноги на ногу, тоскливо вздыхает и вновь обращает взор на купол дворца. Это немного несправедливо, что Юнги вынужден сидеть здесь, пока альфа хлещет вина и веселится. Юнги тоже хочется потанцевать, желательно с братом, только этот порыв омега скрывает. Внезапным образом ему в голову приходит сумасшедшая идея. Он так ею вдохновляется, что и не задумывается о последствиях: на уме одно - добиться желаемого. Юнги подбегает к стулу, на который он аккуратно повесил одежду и переодевается, после чего, сунув под одеяло пару подушек, тихонько отворяет дверь и, убедившись, что в коридорах чисто, выхватив одну свечу, спускается по скрипучей лестнице вниз. Он и не помнит как выскакивает из дома во двор, как бежит к калитке и почему пёс его не выдал лаем. Ко всему прочему, он и не соображает насколько ему повезло, что никто из находящихся дома его не замечает. Юнги кутается в плащ и бежит на городской шум. На это требуется немало времени, однако, добравшись до площади, омега теряет дар речи и расцветает в улыбке. Все так же, как и при празднике сватовства, единственное - света и угощений больше. Всюду, куда не глянь, весёлый народ в хороводе. Столы дрожат от изобилия блюд, поэтому искрящиеся глазки омеги беспорядочно бегают от одной тарелки к другой. Он теряется во времени, предаваясь танцам, благодаря которым привлекает внимание многих альф. И неудивительно, ведь в Эвкадаре нет никого подобного, кто бы смог сравниться с красотой Юнги. Дело доходит до того, пока пепельноволосый ни о чем не подозревая, извиваясь подобно змее, танцует под музыку, его внешность подмечает проксенет, человек, чей трактир славится самыми красивыми танцовщиками-омегами. Такую экзотическую внешность, а то, что Юнги явно не из здешних мест ясно видно, нельзя упускать. Потому, стоит радостному омеге отойти выпить воды, как кто-то изо спины надевает ему мешок на голову и волочет невесть куда. Юнги, до смерти напуганный, переносясь в мгновения схватки с разбойником, брыкается и делает попытки позвать на помощь, однако его крик глохнет в какофонии праздника, а потом его вовсе больно бьют по голове, и парень на неопределённое время теряет сознание. Первое, что он чувствует только открыв глаза, что ему в лицо плескают холодную воду. Юнги вздрагивает, издав писк, беспорядочно бегает круглыми глазками по незнакомым лицам напротив и даже не дышит, ползёт к углу комнаты, шепча нечто невнятное. Напротив омеги трое альф в хорошей одежде, они подзывают к себе ещё одного, только бету, и кивают на готового царапаться, словно дикая кошка, Юнги. Происходящее медленно доходит до юноши, он стеклянными из-за слёз очами впивается в подозрительного бету, пытающегося приблизиться к нему, шипит и разбрасывается пустыми угрозами. Юнги страшно до тошноты, он боится собственных мыслей; вдруг, они тоже хотят его продать в рабство? Вдруг эти люди имеют какую-то связь с теми разбойниками? Может, они выследили Юнги, чтобы отомстить? Омега сглатывает кислый ком в горле, но тяжесть не проходит, наоборот давит сильнее. Перед ним растекается, точно кровь, картинка как он снова хватается за камень и дробит череп своих похитителей. Нет... нельзя подобному повториться. Юнги себя больше не сможет оправдать, если тот случай он постарался стереть из памяти, то сейчас Чонгука, чьи слова смогли бы повлиять на него, рядом нет. — Не бойся меня. Я друг, а не враг, - бета улыбается, но довольно фальшиво, как будто его вынуждают. Юнги отворачивает голову в сторону, вжимается всем телом в стену, словно сквозь намеревается пройти, но чужая рука его всё-таки ловит и принимается щупать. — Кожа нежная и упругая, - отчитывается незнакомец альфам за своей спиной. Бета силой открывает рот злющего омеги, внимательно изучает полость. — Зубы ровные, здоровые. У него мягкие губы и кошачьи глаза. Худощав, но вес можно набрать. Ноги ровные, - касается коленных чашечек тот, на что Юнги, не стерпев, толкает бету в плечо. — Манерам бы научить, а так мальчик станет бриллиантом вашей коллекции. — Кха! Ещё бы! Видели бы вы как он танцует, - хмыкает довольно альфа и подмигивает ничего не понимающему Юнги. — Вымойте его и подберите наряд. Поедет сегодня с нами. Бета кивает, в очередной раз тянется к омеге, намереваясь поднять с холодного пола, однако Юнги, мотая подбородком, нарочно тянет незнакомца на себя, отказываясь подчиняться. Истерики результатов не дают - альфы устают терпеть крики и тащат непокорного парня за волосы в соседнюю комнату. Юнги, кусая уста до крови, всё больше сводясь к мысли, что пришёл день его смерти, поднимает разбитый взгляд и застаёт вокруг себя десятки наряженных омег. Прежде пепельноволосый в подобных местах не бывал и не совсем осознаёт где именно он находится. Лишь спустя некоторое время, когда его толкают в баню и растирают кожу щеткой, осматривают пах, касаются тех мест, которых никто не касался, доводят парня до рыданий, вопреки мольбам похищенного, одевают в шёлковый наряд с цепями, лишь тогда Юнги соображает. — Я... вы... - заплетаясь по вине онемевшего от страха языка, моргает парень на остальных красивых омег. — Милашка, - угукает один из них, одетый в красный бархат, бипкает Юнги в красный от плача носик, — не волнуйся, с тобой ничего не будет. Сейчас нас отвезут в одно место, развлекать господ, а к утру мы вернёмся назад. От услышанного на душе пепельноволосого легче ничуть не становится. Слова омеги только подтверждают его опасения: он попал в руки людей, управляющих публичным домом. В шоке от этого осознания, парень сползает вниз и, схватившись на голову, бормочет одно и тоже. Чонгук. Что будет, когда альфа узнает об его исчезновении? Что же... Точно! Личико омеги просияло, и Юнги, вытерев сопливый нос, громко обращается ко всем присутствующим. — Я близок Чон Чонгуку, тому самому, кого сегодня официально назначили генералом эвкадарских войск! Если он узнает, что вы меня похитили, он убьёт всех! Громкие речи из уст мальчишки, облаченного в чёрный шелк, который красиво облегает тело и будто стекает ртутью в пол, сперва вызывают недоумение, а после заливистый смех. Юнги обижается на массовые насмешки, ощущает себя насекомым, попавшим в паутину, готов опять заплакать. Почему ему никто не верит? Почему здешние омеги не видят его отчаяния, не пытаются помочь, ведут себя так, будто довольны своим положением? — Смешной такой. Ты лучше держи язык за зубами, а то если хозяин услышит, тебя серьезно накажут! - предостерегают, но Юнги их слов не разбирает, лишь в негодовании хмурит брови. — Я свободный омега, сын воина! У меня нет и никогда не было хозяина! — Заканчивай голосить. Дай тебя накрашу, а то твоё лицо от слёз разбухло. Тс, хозяину это не понравится... Юнги держат несколько омег, пока другие наносят ему косметику и вешают на шею украшения. Как бы парень не старался убежать, ему на голову цепляют шелковую вуаль почти до подбородка - только губы его видны; толкают в повозку с несколькими другими парнями. Сердце стучит слишком часто, Юнги боится, что оно не выдержит и лопнет, но лучше так, чем опозориться и стать подстилкой для альф, коим, возможно, за сорок или пятьдесят. Представив рядом с собой жирного дядьку с козлиной бородкой, Юнги скулит и наклоняется к двери повозки, однако кто-то его силой возвращает обратно. Что же теперь делать? Как далеко Юнги увозят от центра? Почему в столице вообще допускается похищение? Юнги клянётся себе сделать так, чтобы больше ни один омега не стал жертвой негодяев, не уважающих омег. Как - пока не знает, но мысли об этом деле отвлекают его от реальности. Омеги рядом весело что-то обсуждают, Юнги не до их болтовни, он занят страхом. От нервов поджилки трясутся, а когда их повозка останавливается, то паника становится невыносимой. Юнги под страхом смерти не разрешают стягивать вуаль с макушки, толкают в лопатки, мол шагай, ведут прямо. Приходится уткнуться носом в пол, дабы не споткнуться и следовать за остальными. Юнги слышит разные речи, разные незнакомые голоса. Громкая музыка и смех его на секунду вынуждают оторопеть, однако и на осмысление ему минутки не даётся: требует идти. Похоже, обратного пути нет. Сегодня ночью честь Юнги либо будет опозорена, либо он станет во второй раз убийцей. *** Для Чонгука и вправду, к его неожиданности, устраивают помпезное торжество. Он сидит справа от короля, вкушает вина и смеётся, слушает Намджуна и одновременно успевает поговорить с другими гостями о политике. Чонгук почти не думает о Юнги. Лишь моментами, когда его не донимают болтовней, альфа обращает взор на балкон, откуда дует тёплый ветер и словно слышит звонкий смех своей морковки. Чонгук не сомневается, Иши отлично позаботился об омеге, но мысли, что Юнги скучно и одиноко без него, одновременно разливают в нем теплоту и горечь. Если бы была возможность, альфа с удовольствием привёл омегу на праздник, отнюдь этот бы вечер приобрел иные, более значимые краски. Но его нет, и Чонгук вынужден тосковать по довольно болтливой и несносной морковке. Намджун не замечает рассеянности своего гостя, хорошо проводит время и даже забывает о своих обязанностях, наслаждаясь танцами присланных омег. Их лица прикрыты, полупрозрачная одежда свисает вниз, как бы дразня своих зрителей, манит и Намджуну нравится то, что он видит. Король любит худых и хрупких на вид, ему нравится обхватывать ладонью кисти и вжимать их в постель, поэтому он подзывает к себе слугу и указывает пальцем на одного из танцующих. — Я и тебе сюрприз подготовил, - нагибается к уху Чона альфа. Воин не сразу понимает о чем идёт речь, однако заметив перекрёстные взгляды омеги и Намджуна, неловко улыбается. — Благодарю за милость, - единственное, что мог ответить Чонгук, ведь иначе он выказал бы государю своё неуважение и оскорбил бы его. Хоть и Чонгук не настроен на ночь с распутниками, говорить об этом прямо недозволительно. — Тебя проводят в комнату. Надеюсь, ты отдохнёшь, - подмигивает альфа и вопросительно хмурится, заметив подбежавшего Сета, который сгорбился так, что чуть ли лбом о пол не ударяется. Ничего не говоря, король следует за отчего-то напряженным бетой, выслушивает его попытки о чём-то донести и стискивает челюсть. — Он что, рассудка лишился? Что он себе позволяет? - рычит на напуганного Сета Намджун, закипая от ярости. Этот альфа, Сокджин, точно заядлый идиот, потому что только идиоты, вместо того, чтобы просить о милости, наоборот подбрасывают дров в костёр рассерженного властителя. Намджун широкими шагами выходит из зала, волоча за собой подол длинного наряда из чёрной дорогой ткани, направляется по чужую душу. Чем ближе он к своей жертве, тем сильнее его жажда крови. Никому не доводилось вывести альфу из себя до предела кровопролития, чрезмерной жестокости и желанию дробить кости. Намджун ненавидит неповиновение и дерзость. Каждый должен знать своё место, в его дворце порядок это то, что он ценит превыше всего, помимо верности. Но после появления во дворце этого парня, возомнившего себя борцом за справедливость, у Намджуна отсутствует спокойствие. Сет еле поспевает за своим господином, несколько раз чуть не бьется о его спину и мысленно молится богам, чтобы этой ночью не пролилась кровь. Впрочем, с Джином это будет крайне сложно, он ведь такой вспыльчивый! Сет, до того как явиться к королю, целый час потратил на уговоры и всё бестолку, только время зря потратил и себе нервы измотал. Стража, увидев мрачное лицо Намджуна, быстро отворяет железные двери, ведущие к темницам и провожают его настороженным взором. — Где он? - спрашивает Сета альфа, собрав руки в замок за спиной, слышит знакомый голос «я тут». Джин подходит к решеткам и, сомкнув пальцы вокруг прутьев, смотрит на подошедшего мужчину. Намджун, откровенно говоря, шокирован действиями альфы, который ведёт себя хуже избалованного омеги. Что за нелепый способ обратить на себя внимание? Чего он вообще добивается? Намджун пристально всматривается в заострённые черты, всё догадаться хочет, но Джин нечитаемый - книга с пустыми страницами. — Ты мне надоел, - заявляет со сталью Намджун. Шатен ему кивает. — Я должен был себя наказать, иначе бы не смог спокойно спать. Из-за меня сегодня погиб человек. — Ты играешь в жертву? Кого ты из себя строишь? Выходи, или я тебя сам убью, - отходит в сторону альфа и жестом даёт понять слуге, чтобы парня вывели из темницы. — Только я решаю кого заключать под стражу, а кого нет. — Не выйду. — Ты испытываешь моё терпение, - скрипит зубами тот, и Джин понимает, что Намджун не врет: он буквально дымит от злости. Возможно, где-то в глубине души омега и рад поиздеваться над своим врагом, но это где-то совсем глубоко, а в реальности же Джин его боится. План наследника Урсуса совсем безрассудный: унизиться, чтобы понравиться и вымолить прощение. Если Сокджина выгонят из дворца, его план убить короля погублен, так что нужно во что бы то ни стало остаться при своей должности. Кости сломают? Пусть. Язык отрежут? Ну и ладно. Гордость растопчут. Попробует потерпеть... Главное остаться и убить этого ублюдка, что зовётся королём. — Не выйду, - повторяет категорично омега и угрожающе буравит взором взмокшего от давления Сета, — пока вы не накажете меня, а затем не простите, я останусь здесь. Намджун пару секунд глупо смотрит на уверенного парня, после чего каменные стены отражают его громкий удивлённый смех. — Ты мне ультиматумы смеешь ставить? Я правда это слышу или сошёл с ума? — Пожалуйста. Вы король, а короли справедливы, не обделите и меня своей милостью. — А что, если я прикажу и тебя казнить? Такая участь тебя устроит? - прищурившись, шипит Намджун, наблюдая за реакцией непоколебимого парня, чьи губы необычно яркие и сочные для его сущности. — Значит, это моя судьба, - строит из себя дурака Джин и покорно кланяется, чем вызывает усмешку из чужих уст. Намджун, поражаясь его наглостью, сам отпирает замок темницы и входит в холодную комнату с небольшими дырами в стенках, где спят крысы. Омега, ожидавший чего угодно, но не этого, на мгновение теряется и отшатывается назад, пока Намджун подкрадывается к нему напористым шагом. Сет качает головой, предостерегает, однако, услышав приказ оставить их одних, снисходительно нахмурив брови, быстро поднимается в коридор и захлопывает дверь. Теперь он точно обречён. Джин решил сыграть и с треском провалился. Намджун, не моргая, глядит с безумием на дне зрачков, толкает невидимой вытянутой шпагой омегу к стенке и не сулит ничего хорошего. Треск от пламени факела, мышиный писк и клокочущее сердце - всё, что есть у Джина, чтобы зацепиться за реальность. Да, он знал, что у его плана нет логики и успеха, но риск порой лучше конкретики и продуманных шагов. И всё же, ему не повезло, ведь альфа уже заставил его вжаться лопатками в холодные и сырые стены. — Дерзкий, - выплёвывает Намджун, опускает раскрытую ладонь на плечо шатена и давит так сильно, что Джин невольно сгибается, от боли кусая губы, от которых альфа свой взгляд отвести не в силах. Ух слишком они пухлые и мокрые. — Ты меня раздражаешь. Из-за тебя я пропускаю праздник, а ты никто, всего-то мой раб. — Я не раб! - на секунду забывает о своей роли Джин, но быстро приходит в себя и тушуется. — Раб. Ты принадлежишь мне и служишь мне. Твоя жизнь ничего не значит, и дышишь ты только ради меня. Я твой кислород. Я твоё солнце, что тебя греет. Я твой хлеб, что тебя кормит. Я вода, что утоляет твою жажду. Иными словами, лишь благодаря мне ты всё ещё жив. Однако теперь, когда ты ведёшь себя как непослушная шавка, я хочу взять и задушить тебя, - резко схватив обездвиженного омегу за горло, бьет о стену того затылком. От удара голова вмиг пульсирует. Больно, и боль эта не даёт сконцентрироваться, так что некоторые фразы Намджуна Ким не разбирает - в ушах звенит. — Ты наивно полагаешь, раз спас мне жизнь, то теперь ты в почёте и тебе всё простительно? Никто, запомни, никто не смеет ровняться со мной, а уж такая дворняга, как ты - особенно, - вкрадчиво шепчет на ухо Джина альфа, отчего омега, собрав всю волю в кулак, дрыгается под тяжестью чужого тела и делает попытку освободиться. Тщетно. Он сильнее. — А сами то вы кто? - «зачем ты это говоришь?! Он точно тебя прикончит!» вопит здравый смысл, но разве гневу это объяснить? Хочется высказаться, задеть, посмеяться, хоть как-то сделать больно, потому что Джин уже не выдерживает, потому что он устал терпеть оскорбления, потому что в конце концов у него тоже есть титул. — Ты тоже один из дворняг. Пощечина сбивает омегу с ног: Сокджин падает на грязные каменные плиты и резко оборачивается к королю, чей взгляд мглой застелен, однако и Ким ему не уступает: прожигает в нем сквозные дыры. Он вытирает разбитую губу, с ненавистью сплевывает сгустки и хочет подняться, ведь не хватало ещё стоять перед ним на коленях, тем не менее Намджун ногой давит на грудь, впечатывает в пол и еле себя контролирует, чтобы не прикончить наглого парнишку. — Что ты только что сказал?! - скалится альфа, нависнув тенью над Джином. — Пусть ты и король, но голубой крови в тебе нет. Ты сын обычного селянина и о твоём рождении никто не знал, так что не пытайся, унижая других, себя возвысить. Я вижу тебя насквозь. — Я точно оторву твой поганый язык, - Намджун падает на колени и смыкает пальцы у тонкой шеи, давя на бешено пульсирующую венку, норовя исполнить свои клятвы. Только альфа не учёл, что шатен так просто сдаваться не собирается: Джин, дрожа всем телом, из последних сил сопротивляется, смотрит в огонь чужих глаз, горит заживо, краснеет, чувствует как голова опухает из-за недостатка кислорода, но не сдаётся. Если ему суждено умереть, то только на пару с Ким Намджуном, он заберёт его с собой. Альфа перебирается на него, избивает, стирает костяшки пальцев в кровь, не успокаивается. Сокджин ловит его запястье и оставляет на нем глубокий след от укуса, за что его хватают за волосы и бьют несколько раз. — Сдохни, мразь, - учащенно дышит альфа, раскрашивает красивое лицо в красный, не щадит ни свои кулаки, ни самого парня, будто ударами хочет выдавить из него прощение. Но Намджун заблуждается и зря ждёт раскаяния - дороги назад нет, Джину придётся бороться не на жизнь, а на смерть, ведь при любом исходе его казнят. Кровь капает с костяшек на щёки омеги, он уже не различает ничего, теряет ощущение реальности и мечтает поскорее потерять сознание, потому что ему надоело. Пусть он и притворялся столько лет альфой, пусть обучался и тренировался, такой физической силы, как у настоящих альф, у Сокджина нет. Он правда устал. Но внезапно в одну секунду шатен не чувствует очередного удара, хоть и ждал его. Омега разлепляет заплывшие веки, ему понадобилось пару секунд, чтобы сфокусироваться на недоуменном лице и заметить, что Намджун принюхивается. Морщины на лбу углубляются, потом разглаживаются и его сомкнутый кулак, повисший в воздухе, расслабляется. Джина настораживает чужое внезапное безмолвие снаружи и вихрь эмоций на дне потемневших глаз. — Не может быть, - сам себе не верит альфа. Сокджин сглатывает кровь во рту, терпит неприятный привкус и ждёт. — Ты пахнешь. Удар ниже пояса. Намджун сидит в том же положении, что и раньше, но тогда почему парень весь ёжится, словно ему кости в порошок стирают. Он даже сначала не понимает, что сказал Намджун. Точно померещилось. Однако по безумному взгляду напротив так сказать нельзя. Джин в таком же шоке, что и альфа. Пахнет? Омега уже и не помнит какой у него запах. С одиннадцати лет забыл. Его глаза предательски наполняются слезами, но моргать тот не смеет, всё ещё ждёт, когда вынесут приговор. — Да, это ты, - взяв потерянного Джина за руку, водит носом по кисти альфа и поднимает нечитаемый взор. — Это твой запах мерещится мне с самого утра. — Я не понимаю, о чём ты говоришь. — А по-моему, очень даже понимаешь, - зло фыркает король, нависает над испуганным, окутанным паникой, парнем. Их лица слишком близко друг к другу: Джин чувствует его обжигающее дыхание на губах, покрывается мурашками. — Значит, ко всему прочему, ты ещё и лжец. — Я не понимаю, о чём ты говоришь, - настаивает на своём второй, тогда Намджун, рыкнув, вновь цепляет шею омеги и грозится задушить. В груди урсуса всё покрыто льдом, он смотрит прямо в бездонный колодец и видит в нем тонущего себя. Вот он и попался. Но как? Как такое возможно, что спустя почти пятнадцать лет запах снова вернулся? Почему никто его не слышит, кроме этого альфы? Осознание тяжёлым грузом плющит тело Сокджина. Есть только одно объяснение - истинность. Либо же, надеется на не такой жестокий вариант Ким, с его организмом что-то произошло, и запах возвращается. — Сука, ты окончательно заврался. Я чую тебя, я слышу твой запах и мой зверь крайне озадачен, что прежде его не слышал. Ты пьешь настойки? Зачем? Что тебе нужно в этом дворце?! Кто ты вообще такой?! - срывается Намджун, трясёт не менее шокированного парня за плечи и бесится из-за отчужденного вида омеги. — Чем я пахну? - почти шёпотом спрашивает Джин. Намджун щурится. Он притворяется или на самом деле дурак? — Не строй из себя овечку! Ты знаешь. — Нет, не знаю. Точнее не помню. Так чем я пахну? - сглотнув, омега дрожащими руками, вытирает кровавый рот. — Нарциссами. — Нарциссами, - смеётся, а у самого по щекам бегут слёзы, которые действуют на короля как морозный ветер: Намджун никогда никому не вытирал слёзы, но сейчас руки так и чешутся приласкать, утешить того, кто его за нос водит. Эти противоречивые чувства сводят Намджуна с ума. Он ведь лжец. Он появился из ниоткуда. Вызывающе себя вёл, а теперь оказывается он не альфа, а омега. Ким окончательно запутался. — Тебя кто-то подослал, - вдруг произносит Намджун, кивая своим предположениям. — Кому ты служишь? Отвечай мне! — Никому. — Хочешь пыток? Хочешь, чтобы я тебе кости пересчитал, крыса? Стража! - альфа хватает парня за волосы и с лёгкостью поднимает на ватные конечности, а затем толкает к ногам подоспевшим воинам. — Отведите его к лекарю, пусть осмотрит и скажет мне альфа это или всё-таки омега! — Не смей! Ты не смеешь! - уворачивается от чужих рук Джин и со слезами на глазах просит его не трогать. — Я зашью твой рот, предатель. Не скучай по мне, скоро вновь свидимся в более тесной обстановке и тогда, - сверкает злорадствующей улыбкой Ким, — ты мне обо всем расскажешь. Подлая омега, - в пощёчину король вкладывает полную силу и ненависть, у Джина звёздочки перед глазами, но парень все равно заставляет себя оставаться в ясном уме. Омегу уводят. Сет, покорно ждущий в коридоре, расслышав шум, в ужасе прикрыв рот, подбегает к покалеченному шатену, донимая расспросами. Он понимает, что Джин не в состоянии отвечать, но жажда узнать о произошедшем ослепляет заботливого бету. — Сет! - грозно доносится до слуги. Намджун поднимается в коридор и смеряет бету, опустившегося в пол, раздражённым взором. — Немеденно обыщите комнату этого человека. Если найдёте нечто подозрительное, сразу ко мне. — Да, господин. Сет сглатывает. Неужели это то, о чем он думает? Джин шпион? Бета поворачивается лицом к мимо прошедшему Намджуну и укоризненно вздыхает. Кем бы ни был Джин и что бы он не натворил, король в бешенстве. Это не к добру... *** Уставший ждать возвращения короля, Чонгук находит дворцового смотрителя и интересуется за господина. Ему говорят, что сегодня он к гостям больше не выйдет, и тогда альфа решает тоже вернуться домой. А точнее к Юнги. Они не виделись несколько часов, а Чонгуку кажется, что прошёл век без шепелявого бурчащего мальчика. Воин только хочет выйти из сада, как кто-то окликает его и просит подняться в специально подготовленную для него комнату, добавив, что это приказ короля. Чонгук обречён. Он всем сердцем не хочет ночевать во дворце и ему нет дело до омег... или точнее ему интересен один исключительный, однако пока альфа думать о Юнги в ином ключе себе запрещает. Брюнет всё-таки поднимается на последний этаж и, поблагодарив слуг, заходит в огромные апартаменты. Альфа устало стягивает с себя рубашку, бросает её на пол, обнажая подкачанное тело, трёт шею и падает на твёрдую постель с балдахином. Думает про себя, что сражения ему даются проще, нежели торжества и приподнимает шею, услышав шум открывшейся двери. Копошение у порога вынуждает его опереться на локти, дабы рассмотреть картинку лучше: в комнату пытаются затолкать, судя по росту, омегу в чёрном красивом одеянии, но он от слова совсем не хочет. Скребется о дверь, что-то шепчет и скулит, бодается. Наблюдая за ним, Чонгук невольно усмехается, а настроение его улучшается. Альфа садится на край огромной постели, давая о себе знать: — Кто-то явно не обучен манерам. По позвоночнику омеги пробегает холодок. Юнги знает этот голос, с ним засыпает и просыпается, поэтому парень, вмиг позабыв о двери, оборачивается к тому всем телом, замирает. До этой секунды Юнги сто тысяч раз мечтал сорвать с головы шёлковую вуаль, из-за которой ничего не было видно, однако теперь он именно ей благодарен, что Чонгук не узнает лицо. Омега демонстративно опускает голову ниже, прячет даже свои губы, которые до крови кусает, сам над своим незавидным положением смеётся. Покамест парня спасают ароматические свечи в комнате, предназначенные для романтической атмосферы и нанесённое на всё его тело масло - они сбивают запах Юнги, однако подойди Чонгук вплотную, альфа его почует. — Я слышал твои шепоты и знаю, что ты не глухонемой, поэтому отвечай, когда к тебе обращаются, - подходит к столу с графином вина Чонгук. Он стоит к прибитому к полу омеге спиной, разливает в кубки напитки, чем Юнги и пользуется: поднимает взгляд, выглядывает из-под вуали и скользит светящимися непонятно от чего глазами по мощному телу. Считает каждый шрам и ссадину, находит родники и замирает на точеной талии. Альфа с шумом опускает графин на место, и омега снова ловко прячет личико. — Выпей со мной, - голос действует хуже ножей. Юнги напуган и не знает как быть: выполнять каждый приказ названного брата или стоять на месте, броситься в бегство. — Отказывать человеку моего статуса - признак дурного тона. Вот бы испариться, вот бы уметь летать, чтобы Юнги упорхнул в окошко и оказался в постели дома Чонов. Правда рано или поздно раскроется, тогда омега погиб. Альфа его в порошок сотрёт... Уничтожит. Ещё и Шихёну наябедничает. Чонгук сверлит истукана нетерпеливым взглядом, хмурится на чужое безмолвие и понимает, что ему надоедает разговаривать с самим собой. Он демонстративно кладёт полный вина кубок на поверхность, внезапным шумом напугав парня, принимается разглядывать присланного. Совсем крохотный, похож на смерть и почему-то Чонгук уверен, что его смерть красива. Если сбросить вуаль, а затем красивый наряд на пол, перед ним предстанет чудо. Альфа пока ещё не осознаёт откуда вдруг появилось влечение к грубому омеге, чьё лицо он даже не видел, но с каждой секундой зверь воина клацает от голода. — Подойди ко мне. «Только не это, пожалуйста, только не это!», - у Юнги сердце замерзает от паники. Он мотает головой и машинально припечатывается к огромной двери. — Ты что, боишься меня? Я же тебя не съем. «Съешь!». — Или съем, потому что тебе удаётся пробуждать мой аппетит, - озвучивает чужие страхи Чонгук и сам подкрадывается. Юнги отчётливо слышит шаги, дёргается, а когда альфа оказывается на расстоянии вытянутой руки, омега, словно молния, бежит к противоположному углу комнаты. Чонгук, не ожидавший подобного, в недоумении изгибает бровь. Омега либо чего-то боится, либо дразнит его, но воин не славится терпением, а бегать за кем-либо вовсе не намерен. Чонгук, раздражившись, хмурится и тоном, которым можно человека рассудка лишить, грозится убить омегу за неподчинение. «Лучше смерть, чем мой позор. Тем более перед тобой», - думает про себя пепельноволосый, упускает из виду альфу, поэтому он в шоке ахает, когда Чонгук, схватив его под локоть волочет за собой и бросает на кровать. Юнги не даёт себе времени осмыслить случившееся, сразу пытается подняться, заодно поправляет задравшуюся до носа вуаль, но тяжёлое тело, севшее ему на худые ноги, все планы рушит в одночасье. Это конец. Юнги в ловушке. Омега пару раз всё-таки делает попытки бежать, даже царапает щеку нагнувшегося к нему брата, но единственное что получает - усмешку. Чонгуку приходится развести кисти диковатого парня и силой припечатать своими. Он над ним. Чувствует как быстро и неспокойно омега дышит, как пытается спрятаться, поэтому любопытство альфы увеличивается. Он ненароком рассматривает ранку на чужих алых губах, ухмыляется, ведь уста этого парнишки очень похожи на губы Юнги и тянется к ним. Пепельноволосый омега улавливает движение, обжигается из-за дыхания сверху и к своему ужасу догадывается, что задумал брат. Он тянется за поцелуем. Сперва Чонгук тонет в приторно сладком аромате масел, смесь чайной розы и ванили. Они щекочут ему кончик носа, но альфа не останавливается, нагибается ещё ближе и всё. Застывает в сантиметре от сомкнутых губ. Может, ему это только кажется? От вина мерещится невесть что. Этот омега ведь не может быть Юнги, Юнги сейчас спит в его доме... Тогда откуда этот запах вычищенной моркови. Брюнет пристально всматривается в знакомые губки, принюхивается и замечает, что парень под ним напряжен. Складывая два и два, Чонгук возвращает внимание на прикрытое личико и думает. Сколько же вопросов и негодования застревают в его глотке, сколько хочется сказать, однако зверь, оказавшийся над добычей, не желает сейчас беседовать. Юнги так близко, он такой горячий, такой желанный в этом омежьем наряде. Чонгук не в силах перестать им любоваться. Как он попал во дворец и почему в качестве шлюхи, ему страшно думать. Но ещё страшней лежать на нём, утыкаться носом в подбородок и сдерживаться. Когда Юнги стал для него не просто обузой? Когда Юнги стал настолько нетипичным и желанным омегой? Когда Чонгук заблудился в его омуте? Между ними пролегала река неприязни, альфа сам этому поспособствовал. Семья и долг - вот ради чего боролся Чонгук, пока однажды, не оказавшись во время военного похода в Сефасе, в том самом городе, где он впервые увидел Юнги, альфа снова стал свидетелем казни. Чонгук будто вернулся в прошлое, только тогда ему было шестнадцать лет, а сейчас он взрослый мужчина и мыслил иначе. Урсусы, захватившие город, публично казнили омег: неважно, дети, папы или старики. Чонгук видел как горели их обезглавленные тела, слышал вонь паленой плоти и на секунду представил, что так мог когда-то гореть в костре и Юнги. Боль выдающейся силой прошибла его броню, прошла сквозь рёбра прямо в сердце. Альфа не смог заглушить её, забыл, что это только иллюзия, Юнги на самом деле жив. В то мгновение ему правда казалось, что омега погиб, и эта надуманная скорбь вынудила зверя подняться на задние лапы, выпустив когти, грызть глотки врагам. Победа в стенах Сефаса принадлежит не только Чонгуку, но и омеге. В тот день альфа сражался не ради короля и свободы Эвкадара, он сражался во имя Юнги. Чонгук обхватывает ладонью подбородок пытающегося не дышать парня, проводит большим пальцем по нижней губе, давит на неё и нагибается. Оставляет самый нежный, самый ненавязчивый, в тоже время полный желания поцелуй. Юнги не сомневается, что его сердце в любую секунду лопнет, также он не сомневается, что альфа его узнал, но коли так, то почему... почему Чонгук его целует? Воин, вкусив нечто слаще и крепче вина, вновь тянется к устам, целует теперь уже более уверенно и смелее, проникает языком внутрь и, не чувствуя препятствий, оставив на голове вуаль, плотнее прижимает к себе омегу. Юнги казалось, что он успел пережить апогей страха и ужаса, ошибался. Всё только-только начинается, ведь Чон Чонгук его целует и что более любопытно, омеге это нравится. Юнги не хочется, чтобы он прекращал. То как целует его альфа не описать словами, это настоящие качели - от нежных ласк до грубых оттягиваний зубами. Юнги теряется в ощущениях, горит там, где он касается его руками, сам просит, сам поддаётся и открывает ему рот. Чонгук просовывает ладонь под поясницу младшего и с лёгкостью его сажает на свои колени, придерживая омегу за ягодицы. Юнги зарывается пальчиками в темные пряди, дрожит от чужих касаний, уже своих губ не чувствует, но как же ему хорошо. Секс или даже невинный поцелуй для омеги были теми вещами, которые нужно делать исключительно со своим альфой и желательно после свадьбы. Где-то в глубине сознания он понимает, что нарушает свои же принципы, только хочет отпрянуть, как альфа придумывает что-то новое, отчего у младшего приятные судороги мучают тело. Чонгук языком проводит по его шее, кусает мочку уха и старается надышаться им. Кто бы мог подумать, что запах моркови может действовать лучше афродизиака. Юнги приходится укусить себя за ребро ладони, чтобы не вскрикнуть, когда холодные пальцы проникают в штаны и обхватывают головку члена. Чонгук смотрит сквозь вуаль, видит его невинные напуганные глазки. Они перешли черту, больше нет смысла лгать о своих желаниях, мыслях и особенно чувствах. — Однажды, - давит пальцем на головку альфа, срывает стон из уст омеги, — один воин встретил омегу. — Юнги, держась за плечи альфы, опрокидывает голову назад и облизывается, пока Чонгук водит рукой по его члену, доводит до седьмого неба даже голосом. — Омега казался одиноким, и воин, вместо того, чтобы приласкать, отпугивал его. Только он не догадывался о силе духа этого омеги. Он был титановым, непробиваемым и жутко упёртым. Юнги мечется на бёдрах альфы, ёрзает, чувствуя чужой стояк, упирающийся прямо в него, но сдерживать себя не получается. Ему приходится зарыться в ключицы Чонгука, туда стонать, чтобы скрыть смущение, вонзить ногти в тёплое тело и сгорать. Сгорать, сгорать, сгорать, раз за разом, гореть всю ночь и не умирать, наоборот возрождаться. — Прошло много лет, и они поменялись ролями. Воин пытался найти к омеге подход, а тот его отталкивал. — Пожалуйста, - вырывается у Юнги, он сильно сжимает рукой рот, но Чонгук двигает ладонью всё быстрее. — Воин понял, что влюбился в омегу. Возможно, всегда любил, но не понимал этого. — Я не могу... Юнги напрягается и, задержав дыхание, кончает прямо на руку альфы. Он неравномерно выдыхает, боится отлепить голову от плеча брюнета и просто молчит, даёт себе время. — Этот воин я, - заставляет выпрямиться парня Чонгук, гладит по прикрытый тканью макушке, — а тот омега - это ты, - альфа касается подола шелка и аккуратно отбрасывает его за затылок, наконец-то взглянув в затуманенные похотью глаза Юнги. — Мы знаем друг друга десять лет, а познакомились только сегодня. Омега не знает как ответить и как себя вести. Он позволяет руководить ситуацией воину, сам от смущения готов в пыль обратиться и не отводит глаз с чёрных напротив. Они смотрят на него иначе: с глубокой нежностью. Чонгук её ежесекундно проявляет, чмокает в нос, в обе щеки, в лоб и подбородок, поглаживает скулы и улыбается. Юнги видит в его зрачках себя, удивляется тому насколько же этот грубый и несносный альфа бывает милым. Что на людей влияет волшебным образом? Лю?.. любовь. Юнги лишь сейчас понимает суть сказанного альфой - Чонгук признался ему в любви. Омега сглатывает ком в горле, слышит как птицей бьется в груди сердце и широко-широко раскрывает веки. — Ты сказал... Ты меня любишь. — Всей своей обугленной душой, - отвечает Чонгук. — Это сон. Я сплю, - встряхивает головой омега и щипает себя, но вокруг ничего не меняется. Альфа ухмыляется, после чего опускает парня на подушки и ложится рядом. Юнги лежать не в состоянии, ему нужно глотнуть свежего воздуха и понять, что происходит, потому что слишком быстро его жизнь перевернулась с ног на голову. — Это не может быть правдой, - снимает с головы накидку и избавляется от надоедливого наряда пепельноволосый, оставшись в одной тонкой полупрозрачной тунике. Чонгук вновь возбуждается, заметив плоский живот и соски, которые он однажды тоже зацеловать успеет. Юнги следит за чужим взором, демонстративно прячется за массивной подушкой. — Почему не может? — Ты меня ненавидишь. — Я был юным и самоуверенным. Я объяснял тебе уже, что ты мне дорог, - хочет притянуть к себе омегу Чонгук, однако младший отползает назад. — Морковка, как мне тебе ещё доказать, что я тебя обожаю? — Поклянись мне, - чувствует, что готов не ясно из-за чего заплакать Юнги, — поклянись, что не пытаешься меня обмануть. Что это всё взаправду. Что ты искренен. Что ты не разобьешь мне сердце. — Юнги, - разглядев скатывающуюся по щеке слезу, приподнимается альфа, сам лично её вытирает. — Клянись. — Ты мне дороже собственной жизни, - выговаривает четко брюнет. «А ради тебя, хочешь сказать, он и пальцем не пошевелит?», - всплывают в памяти омеги слова Иши. — Я клянусь, что ты моя первая и последняя любовь. Поверь мне. И Юнги верит. Потому что тот, кто по-настоящему любит, смотрит также, как Чон Чонгук в эту секунду на своего Юнги.