Эвкадар

Не каждый человек способен вынести пытки, ведь основная их задача нанести такую боль, чтобы пленный мечтал о смерти. Неделя заточения, сопровождаемая каждодневными побоями и издевательствами, кажется для Джина бесконечным кошмаром: он никак не в силах проснуться, избавиться от мук, которые не оставили в нем прежней уверенности. Поначалу омега держался, с достоинством принимал каждый удар, каждое оскорбление, не боялся крыс, норовивших куснуть за окровавленные пальцы. Джин ничего не страшился: даже когда ему насильно пихали в глотку камни, парень, хоть и выпускал жгучие слёзы, только делал это бесшумно. Ночь, день - всё одно. Без солнечного света, без свежего воздуха и нормальной еды жизнь уже не кажется жизнью. Иной раз омега вспоминал ненавистные слова короля: «Я твой кислород. Я твоё солнце, что тебя греет. Я твой хлеб, что тебя кормит. Я вода, что утоляет твою жажду». Намджун отнял у него всё, пытается сломить, давит как может, однако альфа напрасно надеется на чужой крах и покорение. Уж лучше каждый день терпеть пытки, чем склонить голову перед безродным псом. И тем не менее, пусть Джин и глотает ком боли, позволяет альфе раздирать душу, только есть то, что даже омеге неподвластно. Истинность. Намджун единственный, кто слышит его запах. Намджун единственный, кто понял, что Ким не альфа, и если верить утверждениям Сета, даже главный дворцовый лекарь называет этот случай истинностью. Новость, конечно же, подвергает парня в шок, он напрочь отказывается от подобных мыслей, считает это ошибкой, ведь нельзя, чтобы небеса настолько ему не благоволили: быть судьбой тому, кого должен убить. Это происки дьявола. Джин готов ему продать свою истерзанную душу, лишь бы разрушить связь с ненавистным альфой. Впредь ему нет покоя, впредь он не смыкает глаз, ночами горит в огне и воет от отчаяния. Ирония жизни - она способна довести до отчаяния. Сокджин думал, притворяться совсем другим человеком, жертвовать счастьем и жизнью ради народа, пойти на убийство и переживать физические страдания - вот его ад на земле, ноша, тяжесть которой не осилит даже самый сильный воин, однако омега ошибался. Его ад только-только показывается, обнажает своих тварей, грозит раскрошить кости несчастному. Сет в тайне от короля навещает пленного, тешит словами, говорит, что истинность не приговор и её можно разрушить. Но Джин понимает, что, даже погубив Намджуна, их связь не иссякнет, ведь истинные это одно целое - умрет один, и частичка второго пойдёт за ним. — Думай о хорошем. Рано или поздно, ты свергнешь его и станешь королем огромной, главное единой империи, - не сдаётся Сет, утешает совсем разбитого омегу, который в рот и крошки не берет. Слуга приносит ему лучшую еду, иногда и сладкое, однако шатен и бровью не водит, пустым взглядом испепеляет трещины на каменных стенах. — Почему именно он? - разлепляет сухие уста Джин. — Почему он мой истинный? Я его терпеть не могу, он меня тоже. Между нами ничего, кроме лютой ненависти, не может быть. — Ненависть тоже чувство. — Что теперь со мной будет? - сглатывает омега, поглядев мокрыми от слёз глазами на опечаленного Сета. — Я его игрушка. Если кто-нибудь на Урсусе узнает об этом, меня засмеют, - сжимает в кулаках растрепанные волосы Джин и издаёт рык. Шатена даже думать страшно о реакции на такую новость у себя на родине. Скорее всего, его признают изменником и устроят восстание, а правлению Кимов придёт конец. Кто тогда займёт престол? Омега в панике кусает губы до ранки, смакует вкус крови и со серьёзностью глядит на своего соратника. — За пределы этого дворца весть об истинности не должна просочиться. Не то быть беде. Сет кивает и приближается к решеткам ближе. — Но это отличная возможность для тебя, - разглядев недоумение в чужих глазах, тот продолжает: — Истинность не всегда значит любовь. Иногда это страсть. Ты очень хорош собой, даже будучи избитым. Если тебе удастся соблазнить короля, он к тебе привяжется. Хочешь не хочешь, Намджун уже зациклен на тебе - сущность зверя тянется. Заполучи его внимание, и власть над ним окажется в твоих руках. Предложение Сета омеге не нравится - он приходит в бешенство и в несогласии рявкает на того, что лучше сдохнет, чем станет подстилкой. Гордость единственное, что у Джина осталось, будет несправедливо отнимать у парня и её. Тогда Сокджин точно превратится в пустую красивую оболочку. — Не руби сразу, у тебя есть время подумать. — Как я могу спать с этим ублюдком?! Я не хочу пачкаться! — Джин, - вкрадчиво тянет слуга, собираясь покинуть темницу, пока об его отсутствии не стало известно, — ты же сам понимаешь, он человек властный. Своё получит. И раз уж вы истинные, он обязательно к тебе придёт. Эти слова тенью ложатся на внезапно испугавшегося омегу, который подбирает колени к груди и прокручивает сказанное Сетом. Слуга покидает его, оставляет на съедение страха и самобичевания, потому что Сокджин знает, что он придёт. Зверь внутри, прежде бесстрашный, забивается в угол и скулит, чувствует приближение доминанта. Две крайности умещаются в нем: одна прочь хочет сбежать, другая, более потайная, никому невидимая, тянется к огненному шару, который сверкает в глазах Намджуна. Обманчивая теплота, не сомневается Джин, обожжет его, ибо связь между теми, кого объединяет взаимная ненависть, приводит к страданиям. *** Главный лекарь проводит у короля целый час. За отведённое время он рассказывает о состоянии пленного омеги, рассказывает почему он не пахнет и почему он пахнет именно для Намджуна. По словам лекаря, уже достаточно давно омегу поили настоями, прерывающую течку или иными словами, убивающую в нем сущность - нет ни запаха, ни течки, а значит, что и детей у парня быть не может. В большинстве государств, включая Эвкадара, подобные настои запрещены и если случаи применения фиксируются, виновников подвешивают к дереву и подвязывают к рукам тяжёлые камни, как бы их весом указывая на грех, затем оставляют человека так висеть, пока он не испустит дух. Поэтому мало кто решается на подобное преступление и добровольно мерзкую на вкус настойку пить никто не соглашается. Скорее всего, предполагает лекарь, Джина пичкали настойкой силой. Намджун, внимательно выслушивая доклад доктора, задается вопросом, правда ли омега пал жертвой чужого греха или это был хитроумный план, чтобы попасть во дворец? От него всего можно ждать… Альфа никак не может избавиться от мыслей, что Сокджин на самом деле шпион из Урсуса или из другой империи, враждующей с Эвкадаром. Врагов у королевства немало и бдительность усыплять опасно. Вторая мысль у Намджуна сводится к странной реплике омеги: он спросил чем пахнет. Спросил так жалостливо, так сокрушенно и тихо, что альфе в тот миг захотелось его притянуть к себе и спрятать за широкой спиной. Лишь этот вопрос сеял в нем зерно сомнения, ведь Джин звучал искренне - невозможно настолько хорошо играть и лицемерить. Глаза омеги светили точно маяк в кромешную ночь, сколько в этом взгляде было надежды. Намджун устало проводит по лицу руками и обращает взор на склонившегося лекаря. — Если ты утверждаешь, что он как омега погиб, тогда почему я слышу его запах? - тон альфы можно сравнить с громом среди ясного неба. — Простите своего раба, господин, но здесь есть только одно объяснение, - смакуя правду на языке, боится навлечь на себя гнев короля лекарь и невольно отходит назад. Намджун в нем дыры проделывает, хмурится от нетерпения узнать правду. — В области врачевания нет научных ответов по этому поводу, говорят, что это связано с душой, в существование которой верят философы, но не учёные. Ваши души, господин, с этим омегой связаны, поэтому одному вам слышен его запах. Намджун меняется в лице быстрее, чем успевает понять смысл сказанного лекарем. Он цепенеет на несколько секунд, а когда в груди наконец-то начинает биться сердце, альфа нервно смеётся. Смех не добрый, безрадостный и скорее предвещает скорую бурю, нежели штиль. Намджун догадывался, ещё в ту секунду, когда он учуял аромат нарцисса, просто легче отрицать нежеланную правду, чем принять факт, что истинный короля Эвкадара - какой-то подозрительный парень, обманывающий его несколько месяцев. Намджун слышал об истинных, читал о них истории и боялся стать пленником сильных чувств, ведь истинность - эта та самая любовь, способная лишить тебя воли. Ты отныне не имеешь сердца, оно у того, с кем ты обречён жить и умереть. Больше всего на свете Намджун не хочет зависеть от кого-то, особенно от омеги. — Хочешь сказать, он мой истинный? Лекарь не смеет отвечать, лишь голову опускает ниже и держит ухо в остро, дабы убежать, если король надумает выплеснуть свой гнев. Однако альфа удивляет: он, ухмыльнувшись, потирает нижнюю челюсть и, играясь желваками, изучает зоркими глазами картины на стене. — Позовите Сета, - велит Ким, и лекарь, свободно вздохнув, покидает огромную комнату, а ему на замену прибегает слуга. Намджун снова спрашивает за Джина, о его личных вещах, что слуги выяснили об омеге со слов базарных торговцев, есть ли у него связь с Урсусом, но как и прежде получает одни и те же ответы. Значит, Сокджин из Тахарун чист... Тогда в чем же причина его лжи? Альфа решает выяснить это самостоятельно и прежде, чем навестить пленника, интересуется у Сета о его самочувствии. Позже Намджун видит всё своими глазами: как и рассказывал слуга, омега измождён и еле остаётся в сознании. Ничего не ест, не пьёт, только с крысами беседует. Намджун с брезгливостью рассматривает его порванную одежду, ткань которой впитала кровь и почернела. От парня неприятно пахнет и сам он больше похож на огородное пугало, нежели на омегу, красотой которой многие восхищались. Джин не обращает внимания на приход короля, ведь заранее знал, что он спустится - омега в нем в агонии не зря билась, чувствовала. Чем ближе его альфа, тем горячее становится кровь внутри. Джин старается смотреть на искусанные босые ноги и концентрироваться на ранках, пересчитывать их раз за разом. Лучше так, чем плавиться под взором львиных глаз. Альфа на попытки шатена играть в невидимку тянет уголок рта вверх и жестом требует отпереть замок камеры. Стража исполняет приказ, и Намджун входит в темницу, стены которой измазаны то ли кровью, то ли нечистотами. — Вижу, тебе здесь нравится? Во вкус вошёл, - больно пинает об ногу омегу Ким и, неудовлетворённый нулевой реакцией, фыркает. — Я не давал указа отрезать твой язык, так что отвечай, когда спрашивают. Джин, чья полость рта полностью осушена из-за долгой жажды, еле отлипает потрескавшиеся губы: — Это лучше, лучше... чем терпеть тебя, - вкладывает всю ненависть в почти неслышную реплику омега, недовольно кривится, когда король присаживается перед ним на корточки. Оливкового цвета лицо Намджуна излучает злорадство. У него, видимо, только одна цель - поиздеваться, и это хуже физических пыток. — Боюсь, терпеть меня тебе придётся, - многозначительно тянет альфа и просит у стражи кувшин с водой. Он подносит его к истощенному парню, манит холодной свежей жидкостью, однако гордый омега медленно отворачивает голову, тем самым вызывая смех у короля. — Дай угадаю, скорее сдохнешь, чем выпьешь из моих рук? — Хорошо хотя бы то, что ты начинаешь понимать мои чувства. — Кстати о чувствах, - выливает прямо на пол целый кувшин с водой Намджун, довольствуясь плохо скрываемой реакцией омеги: как бы не старался, но ему сложно изображать безразличие, когда организм требует пищи и воды. — Как нам известно, ты меня ненавидишь, и это взаимно. К тому же ты лжец. Правильно ли я понимаю, советую говорить откровенно, что ты подосланный человек из Урсуса? Джин молчит, его позиция - отрицать всё либо умереть. — Говори, - приставив нож к чужому горлу, рычит брюнет. — Я не лазутчик. — И как мне тебе верить? — У меня нет доказательств, но я не лазутчик. — При всем этом ты лгал о своём происхождении. Почему ты скрывал, что ты омега? Сокджин, за секунду вспомнив все своё тяжёлое детство в роли альфы, сглатывает и этот злосчастный миг молчания кажется королю бойкотом, поэтому Намджун давит лезвием на тонкую кожу и выпускает кровь. — Отвечай! - наблюдает за алой струйкой Ким, подавляя внезапное желание слизать её языком. — В моей семье ждали альфу, увы родился я. Родители не смогли смириться с отсутствием наследника, поэтому решили слепить из меня желаемого сына, - в конце концов рассказывает подлинную историю Джин, чтобы звучать убедительно, поскольку в данном случае лучшая ложь - это правда. И пусть делиться сокровенной болью с человеком, которого ненавидишь, по меньшей мере неприятно, омега подавляет эмоции и всё больше прислушивается к совету Сета. Джин многим жертвовал ради Урсуса и его народа, теперь, похоже, придётся проглотить гордость. — Кха! - фыркает самодовольно Намджун, подолгу рассматривая ранки на лице шатена. — Думаешь, я куплюсь на эту очередную ложь? — Я не лгу! - рявкает в обиде Джин, дёргается под холодным остриём ножа, тем самым пролив свежую кровь. — Для моего покойного отца не было ничего важнее, чем альфа, продолжатель рода. По этой самой же причине я учился боевому искусству, - напирает парень, успокоившись, заметив колебания в драконьих глазах. — Я не должен был опорочить честь своей семьи. — И позволил отцу разрушить своё будущее? Ты же понимаешь, что сломанный? От тебя нет никакого смысла: ты не в состоянии родить дитя, у тебя нет течек и запаха. Одна лишь красивая обертка, - небрежно дергает того за подбородок Намджун. Джин сжимает от злости челюсть, рычит. — Тебя это бесит, потому что я твой истинный? Он нарочно задевает за больное: обоим ковыряет ржавым гвоздём раны, наслаждается гримасой альфы и заодно проверяет на вкус это слово. «Истинные». Прежде об этом Сокджин слышал исключительно в легендах и сказках, а сейчас, пройдя через невзгоды, стал одним из персонажей этих самых историй. Лев внутри Намджуна скалится, на чужую провокацию поднимает лапу с острыми длинными когтями - они раздирают не плоть, а душу. Вот чем плоха истинность - Джин пропускает через себя каждую эмоцию, каждое чувство своего альфы, терпит боль, когда зверь заводит того в угол и обещает сомкнуть клыки в чужом горле. — Напротив, - недобро ухмыляется Ким, поглядев на разбитые, но все ещё манящие губы омеги, — ты будто был создан, чтобы стать моим омегой. Это был удар ниже пояса. Джин, не ожидав подобной реакции, осекается и моргает в недоумении. — Что? — Я король огромного государства, - заправляет завиток за ухо парня Намджун, добавляя: — мне наследники не нужны, сам от них избавляюсь. А тут ты появился, мой идеальный вариант. Любовник, о котором только мечтать можно: красивый, диковатый, - приближается к побледневшему омеге брюнет и шепчет в ухо, — бесплодный. Сокджин никогда не видел вулканы, но в этот миг в нем один из них просыпается. Омега не в силах вынести оскорбления, которые дерут горло, бегает стеклянными от слёз глазами по непроницаемому альфе и, резко толкнув его, пытается выхватить нож из рук, однако Намджун оказывается проворнее. Король бьет парня в грудь и, убрав оружие за спину, приподнимается, позволяя стражникам схватить безумного омегу и прижать к стенке. Джин делает никудышные попытки вырваться, давясь слезами, клянётся убить альфу голыми руками. Тот на угрозы просто смеётся. — Тебя ко мне привела судьба. — Я убью тебя! Бродячий пёс! Лучше смерть, чем быть твоей подстилкой! Я под тебя не лягу, мразь! Гори в аду! - плюет под ноги зевающего Намджуна взмокший омега, бесится, что альфе всё равно. — Отвезти в лазарет. Пусть сперва оклемается, а потом уже раздвинет ноги. — Ты что, глухой?! Я не буду твоей шлюхой! Я убью тебя! Ты ничтожество, ты пустое место! Король, прекрасно понимая чего пытается добиться подобными высказываниями Джин, отсылает его и позже велит Сету стать омеге личным слугой. Сокджину выделяют комнату и лечат раны, но парень не хочет выздоравливать, ведь, если он поправится, Намджун придёт за ним. Он не шутил, свои желания точно воплотит в жизнь, это было заметно по взгляду... По очень голодному взгляду. *** Архи четко следует указам наследного принца и, вопреки негодованию совета, объявляет всеобщую мобилизацию, призывая на поле боя даже самых юных альф и младших сыновей. Народ, потерявший на кровавой битве немало детей, взбунтовался: кто-то либо открыто выступает против войны, от отчаяния моля короля сдаться в руки врага, либо прячут оставшихся в живых сыновей от стражников, однако таких родителей публично наказывают, обвиняя в предательстве, а альф всё-таки забирают. Все земли Урсуса в тот день впитали слёзы отцов, траур по вынужденным воевать детям пронёсся над королевством будто чума. Улицы полны плачущих омег: они подобно призракам шествуют к огромным стенам дворца и голосят одно и тоже - «пожалейте наших детей». Охраняющие главные ворота замка в предупреждении выставляют копья, а на смотровых башнях показываются лучники. Картина, режущая сердце, разворачивается прямо под окнами дворца. Архи, надменно наблюдая за ситуацией из своего кабинета, мысленно молит обездоленных людей разойтись, но тетива под нажимом пальцев напрягается - и вскоре летят первые стрелы. Они прошибают грудь тем, кто набрасывается на стражников, держа в руках вилы, проливают первую кровь. Один за другим на ровную дорожку падают трупы. Архи слышит каждый хрип, каждый стон, полный мольбы, стреляют даже в тех, кто убегает в страхе. Прямо в спину, прямо в затылок. Стрелы, заслоняя собой небосвод, словно стая перелётных птиц, отбрасывают тень на окровавленную землю, а затем, став руками бога, отнимают подаренную ими же жизнь. Архи понимает людей, сочувствует им, однако принятого решения отменять права не имеет даже под страхом смерти. Иной раз приходится идти на крайние меры, дабы сохранить то, что дорого, в данном случае, государство. Урсус нападает на Эвкадар с эффектом неожиданности. В столицу уже прибывают добрые вести о первых победах на границах и в море. Ни о чем не подозревающие эвкадарцы, которые считали, что силы противника на исходе, не выдерживают натиска, потому Балин разбиты, и армия Джина продвигается глубже в земли Эвкадара. При всем этом, сплетни о Чонах, разрастающиеся подобно колючкам, заполняют оба государства. Чаще народ стал поговаривать, якобы генерал эвкадарских войск Чон Чонгук поспособствовал победе врага. Архи этими новостями доволен, ими же поспешил поделиться с Сокджином, ведя тайную переписку через Сета. И тем не менее, пусть план наследника дает первые результаты, не всё шло гладко для пожилого советника - в стенах дворца тоже поползли слухи и были они о короле. — Советник Архи, - как-то ловит в коридоре регента один из придворных чиновников, — придворным интересно узнать причину столь решительных мер, касаемо военных действий на Эвкадаре. Неужели король на самом деле пошёл на столь отчаянный шаг и пожертвовал своим народом? Или приказ отдавали вы? — Что вы хотите этим сказать? - щурится старик, прекрасно различая намёки. Альфа зубоскалит и становится к сутуловатому регенту вплотную. — Чанни не видно уже несколько месяцев. Некоторые полагают, что король давно уже не в состоянии управлять королевством. — Прикуси свой поганый язык! - шикает в ярости Архи, сверкая непробиваемыми глазами. — Как смеешь ты думать о смерти его величества?! Всем, кто распускает пустые слухи, отрезать языки! И я не посмотрю на чины, всех поставлю на место! Король жив и однажды будет здоров, к тому же не тебе указывать, когда ему выходить в свет! — Не всех получится заткнуть, советник, - ехидно добавляет чиновник, скользко поглядев за спину, где кучкуются собравшиеся на заседание совета альфы, — и у стен есть уши. — Я тебе всё сказал, - обрубает спокойно Архи, поправляя мантию, — побойся Бога, не навлекай на свою глупую голову беду. Король не терпит предателей. Смерив того неоднозначным взором из-под седых бровей, старик первым проходит в тронный зал, после чего за ним следуют остальные. *** Юнги заканчивает протирать дорогой сервиз и, гордо улыбаясь, демонстрирует свои успехи рядом находящемуся Иши, который моет влажной тряпкой большое антикварное зеркало. В доме Чонов уже как две недели царит любимая омегой атмосфера - полноты. Тишина, кою Иши почти ненавидел из-за одиночества, иссякла, ведь появился Юнги. Несмотря на то, что Чонгук большую часть времени проводит в казарме и во дворце, Иши не успевает скучать, занятый тем, что всё больше привыкает к необычному омежке с серебристыми волосами. Юнги много не бывает: этот парень вездесущий и ему абсолютно все интересно. Если прежде он сторонился конюшни, курятника и домашних дел, то теперь его подолгу не дозовешься. Юнги снуёт из одного места в другое, бежит с криком «я помогу», слушает рассказы слуг и не обижается на бурчания Иши, когда он что-то делает неправильно. С каждым проведённым рядом с Юнги днём, омега лучше узнаёт противоречивый характер мальчика: он способен самостоятельно отрубить голову петуху для супа, но жалеет гусениц, попавших под колёса тележки. Иши делает вид, словно не замечает засосов на шее Юнги и не дразнит того из-за стойкого запаха чужого тела. Старший прекрасно осведомлён, что парнишка не ночует в своей комнате, об этом не заговаривает и в тайне надеется на скорых наследников. Также он много раз уговаривал Юнги остаться в столице, ждать окончания войны здесь, поскольку, во-первых, в городе безопасно, во-вторых, нечего делать молодому омеге среди воинов. Однако, хоть и Юнги согласен с мнением Иши, в лагере его возвращения ждет тот, кого омега очень любит и оставлять одного не хочет. — О нём некому позаботиться, за эти годы дядя сильно постарел, - рассказывает пепельноволосый о Шихёне, — если я его не заставлю, он толком и не ест, весь в делах. Узнав об этом, Иши нисколько не удивляется, ибо Чон Шихён всегда ставил своё здоровье на последнее место. Вдруг во дворе лает собака. Юнги, чистящий стручковую фасоль, откладывает тазик с колен в сторону и, расслышав любимый запах, коим сам пропитан, ничего не говоря Иши, бежит на передний двор. Юнги проносится по коридору дома, чуть ли не сбивает с ног прислугу, на радостях выбегает навстречу к альфе и слегка удивляется, что Чонгук прибыл не один, а в компании нескольких воинов своего отряда. Чонгук спускается с Сокола и передаёт поводья конюху и, стянув с головы капюшон, обнимает растерянного парня. — Ты сегодня рано, - морщится от поцелуя в носик Юнги, оборачивается на шаги за спиной. Иши обводит взором полный двор людей, ровняется с молодыми. — До нас дошли неприятные вести, - начинает Чонгук, потирая вспотевший лоб рукой, — урсуские войска напали на поселения недалеко от границ и разбили нашу тамошнюю армию. — Какой ужас, только не это, - ахает Иши, прикрыв рот ладонью. — Известно что-нибудь о Тэхёне? Интэки недалеко от южных границ, - от переживаний садится голос Юнги. — До них урсусы не добрались, но король отдал приказ, чтобы их войска отразили нападения. — Он посылает их в самое пекло?! - округляет глаза Иши и хватается за сердце, принимаясь молиться за своего воспитанника. — Лишь бы с моим мальчиком ничего не случилось! — Мы тоже уезжаем. Я должен вести основные силы. Намджун хочет захватить Урсус, дело идёт к присоединению, - посмотрев на Юнги, сообщает альфа и, не дождавшись реакции, проходит в дом. Всю остальную половину дня они тратят на сборы. Юнги укладывает вещи в сундук, получает от Иши наказ передать дяде горшки с домашним мёдом, специи, молоко и новую одежду. Омега не показывает, но очень опечален известиями, не хочет, чтобы они уезжали и постоянно кружится вокруг Юнги, под предлогом помочь, хотя сердце ноет от тоски. На заходе солнца они покидают двор. Иши упрашивает выехать хотя бы утром, однако Чонгук категоричен и оспаривать приказ короля не позволяет даже своему воспитателю. В конце концов Иши не может сдержать слёзы, заключает альфу в крепких объятиях, благословляет на легкую дорогу и желает вновь свидиться. Чонгук, утирая тому мокрые щёки, целует руку и просит не горевать, потому что после войны их семья вернётся в Эвкадар. — Мой мальчик, - приходит черёд прощаться с Юнги, — небеса свидетели как я тебя полюбил, - Иши обнимает крохотного омегу, гладит по спине, — пусть дорога будет легкой. Не забывай обо мне, пиши письма и присматривай за господином Чоном. — Я буду вам писать каждую неделю, - сентиментальность берет вверх и над пепельноволосым. Омега кланяется Иши и, помахав ладонью, взбирается на своего коня. Ворота открывают. За ними ждут сотни воинов и тележки с утварью и новым оружием. Иши машет платком скачущим к горящему горизонту всадникам, вопреки просьбам детей, льёт слёзы и не может унять боль в груди. Месяц прошёл слишком быстро - привязавшись, тяжело отпускать. Омега долго стоит на улице: делегации и след простыл, однако Иши разглядывает потемневшее небо и не может даже самому себе объяснить от чего на душе скребутся кошки. Сердце обливается кровью, но чьей именно, омега понять не может. *** На четвёртый день пути Чонгук объявляет о привале и устраивается на поляне, недалеко от малознакомых городских стен. Альфа позволяет войнам разжечь огонь и воспользоваться столичными запасами, поэтому у воинов на ужин крольчатина. Чонгук переодевается у себя в шатре, остаётся в штанах и тёмной рубашке, чьи пуговицы расстегнуты почти до живота, после чего, отужинав, будучи генералом, альфа обсуждает заранее подготовленный во дворце стратегический план и возвращается в шатёр поздно ночью. Юнги, как бы не старался, уснуть не мог. Он прокручивает в мыслях последние события, месяц жизни в Эвкадаре, чувства к Чонгуку, то улыбается, то грустнеет. В итоге омега переворачивается на правый бок, сильно жмурится и велит себе «спи!», однако то, что парня тревожит на протяжение нескольких дней, вновь даёт о себе знать - предстоящая разлука с альфой. Юнги скрывает, не решается поднимать данную тему, но оставаться в лагере он не хочет. Да и как можно? Его любимый отправляется в тыл врага, его ждут кровавые битвы, и Юнги не сможет спокойно его ждать. Он должен видеть, знать, слышать. Ему без Чонгука не прожить, даже мысль об этом пробирает до костей и омега заливается слезами. Вот и сейчас Юнги шмыгает носом, проливая бусины слез на подушку, пытается утешить себя, хотя выходит паршиво. Чонгук бравый воин, его владению мечом и рукопашному бою может позавидовать любой, только есть силы всемогущей его талантов. Юнги не может так рисковать. За спиной всхлипывающего парня дёргается полог. Чонгук входит в шатёр, где ещё не потухли свечи, сразу видит лежащего под одеялом парня, тепло улыбается, предвкушая очередной крепкий сон в его объятиях. — Ты не спишь? - как есть, в одежде, укладывается рядом альфа, внюхиваясь в пепельные пряди. Юнги сжимает мокрые губы, незаметно вытирает глаза и берёт холодную руку Чонгука в свою. — Я без тебя больше спать не могу. — Что с голосом? - поворачивает омегу к себе за талию брюнет и в сию секунду напрягается. — Почему ты плачешь? Кто тебя обидел? — Никто, мне просто грустно. — Расскажи, что тебя гложет и я сделаю так, чтобы улыбка не покидала твоё красивое личико, - играясь с волосами на голове, разглядывает заплаканные, но не менее прекрасные черты воин. Носик Юнги красный, глазки блестят, словно в них умещаются кристаллы, Чонгук о них режется, все равно тянется. — Война, - отвечает в сокрушении Юнги. — Обещаю, с тобой ничего не случится. — Я вовсе не о себе пекусь. Всё, о чем я думаю, это ты. Я не хочу расставаться, - по новой плачет омега. Чонгук, не в состоянии устоять перед слезами парня, притягивает его к себе и утыкается ему в ключицы. — Я знаю, что ты сильный, но я вот слабый... Как мне быть без тебя? Пожалуйста, возьми меня с собой. — Ты не знаешь, о чем просишь, - качает головой Чонгук, — я не позволю тебе пережить ад. Однажды, я был почти твоего возраста, мы с Тэхёном разговаривали с отцом. Я просил позволить мне участвовать в войнах и подавлять бунты. Тогда отец не разрешил мне, утверждал, что я ничего не знаю о битвах. Война - это ад, сказал он. И только теперь я понимаю насколько он был прав. Когда есть за кого бороться и кого терять, ты готов сам пройти через ужас, лишь бы те, кем ты дорожишь, не познали его. — Мой ад - не видеть тебя, - собирает брови у переносицы Юнги, глядя на альфу снизу вверх. — Ты делаешь мне больно. — Не говори так. Я пытаюсь отгородить тебя от всего плохого, что есть на этом свете. — Мы вечно в разлуке. Это несправедливо! — Сейчас же я с тобой, - водит носом по нежным щекам альфа, дышит запахом и оставляет невесомые поцелуи, чувствуя как омега под ним напрягается, легонько улыбается этому. — Пусть между нами горы, реки или даже моря. Что они представляют из себя перед силой нашей любви? Моя любовь к тебе выше всяких гор, шире любых рек и глубже всех морей. Чонгуку удаётся отвлечь парня от гнетущих мыслей. Он просовывает руки под одеяло, гладит обнаженный плоский живот, из-за чего омегу бьет мелкой дрожью. Юнги прикрывает от приятных ощущений веки, дышит чаще и отвечает на поцелуй, цепляясь за плечи альфы. — Пару часов назад ты говорил, что не прикоснешься ко мне, потому что кругом твои воины. — Я лгал, - раздвигает ровные ноги Чонгук и плотоядно улыбается, утягивая хихикающего Юнги в глубокий поцелуй. Альфа фиксирует парня под собой, целует участок рядом с тонкой ключицей, вылизывает его, наслаждаясь хриплыми стонами удовольствия, произносит: — Это будет единственный раз, когда я сделал тебе больно. Прежде, чем Юнги успевает среагировать, Чонгук смыкает зубы на помеченном им месте и, выпуская чужую кровь, оставляет следы от клыков. Омеге приходится сильно сжать ладонью рот, чтобы никто снаружи не услышал крик, потому что больно настолько, что из уголков глаз сползают слёзы. Альфа их слизывает, успокаивающе целует Юнги в скулы и прижимается вплотную, давая парню время перетерпеть боль. — Ты поставил мне метку, - шокированно вздыхает тому в губы омега. — Она всегда была на тебе. После окончания войны мы поженимся и больше никогда не будем разлучаться. — Я не верю в судьбу, но почему-то уверен, что она подарила мне тебя, - обняв альфу за массивные плечи, дёснами улыбается Юнги. Чонгук хитро сощурив веки, приподнимается и тянется рукой до своей рубашки, рыская по внутренним карманам. — Ты точно моя судьба, Чон Юнги из Сефаса, - Чонгук раскрывает ладонь перед озадаченным омегой и демонстрирует мятую красную ленточку, точно такую же, какая хранится и у омеги. Пепельноволосый пару секунд хлопает ресницами, осторожно берёт ленточку в руку и с удивлением осознаёт, что это вовсе не им найденная в праздник сватовства лента. — Так значит… в тот вечер вторую ленточку нашёл ты… - запинаясь, не в силах поверить своим глазам Юнги. — Я тоже был удивлён, ведь первая часть досталась тебе. Да, я видел, - вычитав эмоции парнишки, кивает воин, — так что мы обречены любить друг друга. Ты моя судьба. Чонгук нагибается к устам омеги и глубоко целует, окольцевав свой торс его ногами, терзает тело. Красная ленточка оказывается вжатой в их переплетенных пальцах. *** Чимин узнает о происходящем на арене политики лишь тогда, когда возвращается из леса с охотниками. Омега сразу замечает ажиотаж в поселении, видит снующих альф и омег и, занервничав, бежит к пакующим вещи лекарям. — Что происходит? — Вы вовремя вернулись. Мы уходим, урсусы напали на наши земли и жгут всё на своём пути. Нашему полку выпала честь остановить их, - на ходу, жадно глотая воздух, запыхавшись, объясняет старший и опускает в сундук чистые полотенца. Чимин то ли от истощённости, то ли от нежелания принимать правду, повторно оглядывается, изучая невеселым взором собирающихся на войну воинов, натыкается на о чём-то разговаривающего с седыми альфами Тэхёна. Чон одет в кожаные доспехи и походную обувь, он тычет остриём меча в карту и активно пытается донести до остальных нечто важное, что Чимину не понять из-за расстояния между ними. Омега сглатывает кислый ком, осознаёт, что его несколько часов мучает жажда, однако с места не двигается, своим ступором мешает другим пройти. Новость застаёт его врасплох: брюнет привык к жизни в деревне, он помогает в лазарете, готовит мази и настойки, собирает травы и иногда навещает родной дом. Сейчас его привычная реальность опять рушится, а Чимин, выяснив для себя, перемены не любит, ведь чаще всего они приносят боль. И на сей раз очевидно, что военный поход тоже принесёт немало боли, печали и тоски. — Понятно, - кивает заторможенно омега, снимая с плечей корзину с растениями и корнями, — пойду собираться. — Стоять, - выпрямляется старший лекарь, предостерегающе нахмурившись, — ты не едешь с нами. — Как это не еду? - негодует Чимин. — В поход отправляются двадцать пять врачей, этого пока достаточно. Нельзя сразу брать весь штат, дабы избежать возможные потери. — Я вам нужен! Мои настойки в боях пригодятся! Я сказал, еду! — Чимин! - хватает под локоть упрямого парня омега, тормошит. — Ты войну никогда не видел, ты ещё не готов! Сюда будут доставлять раненых и здесь твоя помощь куда нужнее, чем там! Одумайся! Брюнет, плотно сжав уста, выдерживая тяжёлый взор напротив, изгибает в недовольстве брови и, вырвав свою кисть из чужой ладони, игнорируя отклики за спиной, быстрым шагом направляется в открытый шатёр, где только что закончился совет. Альфы расходятся, однако Тэхён продолжает говорить с новобранцами, и Чимин, позвав его, останавливается возле высокого воина, бегая по его недоумевающему лицу глазами. — Я еду с вами! Чон одаривает омегу усталым взором, потом смотрит мимо него: старший лекарь пожимает плечами, мол, пытался остановить, но ни в какую. Тэхён потирает переносицу, убирает меч в ножны и отводит парня подальше от переполоха. — Ты не едешь, ты остаёшься здесь. — Ты не можешь решать за меня, теперь уже нет, - теряет терпение омега, качая головой, — я не позволю. Здесь у меня появились друзья, поэтому я не останусь сидеть тут, пока вы все рискуете собственной жизнью. — А я не позволю тебе рисковать своей, - спокойно даёт понять Чон, открыто любуясь чужой гримасой. — На меня возложена большая ответственность, я не могу в бою отвлекаться на тебя. — Я не маленький, мне нянька не нужна! Я всего лишь хочу оказывать помощь раненым, ты меня даже не увидишь. Тэхён, - берёт альфу за руку брюнет, своё клокочущее сердце боится отрыгнуть, ведь Чимин желает отправиться в путь не только из-за порыва быть полезным, по большому счёту он хочет не выпускать из виду альфу. Тэхён ещё не уехал, а омега уже в слезах готов задыхаться, потому что ему безумно страшно. Вдруг с ним произойдёт беда? Вдруг его сильно ранят, как в прошлый раз, только теперь не в ногу, и Чимина с мазями рядом не будет... Кто спасёт его? Чимин сжимает большую ладонь в своей крохотной, плюет на все приличия, не обращает внимания даже на прожигающий взор откуда-то со стороны, принадлежащий Луи, переплетает их пальцы и застывает совсем близко. Так близко, что можно почувствовать сердцебиение в груди. — Я прошу тебя, не оставляй меня здесь, - шепчет омега, ловит чужое дыхание и опускает подбородок вниз, ведь от чужого проникновенного взгляда выразительных глаз кровь в венах закипает. Альфа на опасно близком расстоянии, и это Чимин сделал шаг, сам переходит черту, ибо нет мочи молчать о чувствах, волнующих душу - у омеги она на кусочки разрывается. Тэхён будто вычитывает мысли парня по его лицу, сжимает чужие тонкие пальчики в своих и тянет к себе, отчего омега слегка шатается, чуть ли не теряя равновесие. Тэхёну плевать, что в тридцати метрах от них куча народу, ему плевать на сгорающего из-за ревности омегу, греющего его постель многие годы. Тэхёну даже на свои принципы плевать. Тот, на ком он сконцентрирован, это лесная нимфа по имени Чимин, парень с прекрасными мягкими волосами цвета ночи, губами сочными и манящими, будто переспелая черешня, глазами невинными, но благородными подобно глазам лани. Чимин, ворвавшийся в его жизнь, как стрела, ранившая прямо в сердце. Чимин, тропический таинственный цветок, чью красоту лепестков не описать словами, а укол о шипы, обрекает на верную гибель. Чимин, слишком добрый, чересчур наивный, однако сильный духом омега, перед которым должен голову в знак почтения опускать каждый альфа. Тэхён смотрит на него и тонет, забывает обо всём на свете, даже собственное имя. Разве можно рисковать этим созданием? Разве можно позволить ему стать свидетелем бойни, геенны огненной на земле? Ему, творению небес, чистому, непорочную испачкаться людской ненавистью? Альфа тяжело вздыхает, кое-как отговаривает себя от поцелуя, твёрдо говорит: — Ты остаёшься. Чимина решение воина не устраивает. Омега кривит рот и силой выдёргивает свою ладонь из чужой. — А Луи ты, небось, с собой берёшь, - тянет в упреке брюнет, едко усмехаясь. — Наверное, ночи с ним куда важнее моей помощи. — Не перегибай палку, - указательным пальцем предупреждает альфа, сверкая очами, но Чимину не страшно, он выше задирает подбородок и, кусая щеки от обиды, еле сдерживает слёзы, — я тебе всё уже сказал, так что смирись. — Сам смирись! - бросает громко омега и, круто развернувшись, уходит, вымещая злость на своей подушке, выпотрошив все перья на пол. Отряд должен был покинуть поселение к рассвету, поэтому у Чимина ещё оставалось в запасе время придумать план побега. Омега, обидевшись, ни с кем не разговаривает и даже не выходит к ужину, сидит у себя на постели и наблюдает за весёлыми воинами. Странные они, смеются и выглядят безмятежными, хотя знают, что утром идут на возможную смерть. Чимину кажется, будь он на их месте, то точно бы лил горькие слёзы часами напролёт, ибо многие из этих альф совсем юнцы. Омега подпирает рукой подбородок и тоскливо смотрит в окно, не сразу заметив вошедшего в помещение парня. Гайю, держа в руках поднос с тарелкой, приветливо улыбается угрюмому Чимину, садится на свободный стул и опускает поднос на ровную поверхность. Брюнет, чей живот крутит от голода, рассматривает рисовую кашу с нарезанным рядом сухим хлебом, сглатывает, однако сидит прямо. Рыжеволосый зачесывает чёлку назад и шумно вздыхает: — Ты тут уже несколько часов торчишь, тебе не скучно? — Не скучно, - отрезает Чимин, не глядя на альфу, всем видом пытается продемонстрировать свою обиду и на него, ведь Гайю тоже против его участия в походе. — Почему бы тебе просто не понять наши чувства? — Аналогично, - перебивает пылко Чимин, косо посмотрев на воина, — ты, Тэхён... вы все не понимаете меня. Я же волнуюсь! - дрожит из-за эмоций омега, смаргивает слезу. — Ты мой лучший друг. А его я... - чуть ли не ляпнув «люблю», кусает язык Чимин, так и не договорив, отворачивает голову. — Вы обрекаете меня на душевные терзания. Я ненавижу войну. Ненавижу. Ненавижу! Гайю, пусть омега и не сказал заветное слово, и так давно обо всем догадывается, потому, мягко улыбнувшись, пересаживается на постель и заключает пытающегося оттолкнуть его брюнета в объятия. — Думаю, он тебя тоже, - почти шёпотом проговаривает альфа, и Чимин вопросительно подбрасывает брови ко лбу, заливаясь краской. — Не понимаю, что ты бормочешь... — Он убьёт меня, но ради тебя не страшно погибнуть, - поднимается с места рыжеволосый, скрестив локти на груди, — если обещаешь съесть весь этот рис, то я помогу тебе. — Что?.. Ты серьезно? - проясняется в лице омега, шмыгая носом, расцветает в благодарной улыбке. — Ты честно мне поможешь?! — Но! Ты клянёшься мне не покидать шатёр лекарей и не вляпываться в неприятности, иначе главнокомандующий Чон шкуру с меня сдерет. И ещё, когда о тебе узнают, я вообще без понятия как ты оказался в повозке с утварью, ясно? Уловив прозрачный намёк Гайю, Чимин жестом показывает, что будет молчать и, обрадовавшись, обнимает альфу за талию. — Спасибо. Огромное спасибо. Теперь моя душа спокойна. Рыжеволосый хлопает его слегка по спине в ответ, однако о том, что его душа отныне покоя знать не будет, не заикается. На рассвете всё поселение выходит проводить полк. Тэхён закрепляет ножи за пояс и сует хорошо заточенный меч в ножны, дышит тёплым весенним воздухом. Всю ночь он ворочался, не мог выбросить из головы последний разговор с Чимином и, расстроенный их ссорой, оглядывается на толпу. Среди огромной армии и кучкой оставшихся в деревне бет и омег, включая Луи, Тэхён не находит одного определённого человека. До сих пор злится... Так злится, что даже не вышел попрощаться. Тэхёна задевает этот факт, альфа мрачнеет пуще прежнего и, оседлав коня, с мыслями, что он может больше не увидеться с нимфой, поднимает кулак в небо - это знак для всего трёх тысячного войска, что пора отправляться в путь. Гайю поднимает в небо знамя Эвкадара и, громко вскрикнув, воспевает в один голос со всеми собравшимися: — О, мой король, храни Эвкадар, как Боги хранят мироздание, Как Мир носит на себе человека, И как человек лелеет тебя. Флаги и знамя красиво развиваются по ветру, первые лучи солнца освещают их и будто благословляют воинов на победу. Тэхён уже должен опустить кулак и отдать приказ выдвигаться, но рука в воздухе держится прямо. Альфа нарочно тянет время, всё надеется, что Чимин выбежит, скажет так необходимое для Тэхёна «я буду тебя ждать», однако секунды идут, солнце уже слепит глаза и, смирившись с горькой реальностью, главнокомандующий всё-таки опускает кулак и натягивает поводья. Земля дрожит под подковами, чёрная туча эвкадарской армии под командованием Чон Тэхёна отправляется на юг, где разбили свой лагерь войска урсуса. В этом же время бои разворачиваются в море и на северных границах. Эвкадар и Урсус вновь обнажают сабли. И проливается кровь.