Эвкадар

Снова идёт снег. Мелкие хлопья медленно, словно пух, ложатся на землю. Джин, встречающий день на балконе своих покоев, ловит снежинки раскрытой ладонью и наблюдает за тем как быстро они обращаются в капли воды. Он мягко улыбается этому процессу; думает, и люди такие же: стоит судьбе преподнести им тяготы, как те, не выдерживая, таят на глазах. Но самого омегу это правило обошло стороной. Парень поднимает взгляд выше - вдали, далеко от столичных стен и лесов, ещё видны чёрные столбы дыма, похожие на сорняки, от которых не избавить огород. Будто грибы в сезон проливных дождей, выскакивают из земли целыми пучками. Джину приятна эта пробирающая душу черно-белая картина: как правило, дым от минувших битв и только выпавший снег нагоняют печаль, но омега давно не испытывал радость и проблески надежды на скорый конец затянувшегося спектакля, поэтому ему всё нравится. — Почему ты рано встал? Горячие руки касаются холодной кожи. Омега пропускает мурашек и вмиг напрягается, позволяя чужим пальцам блуждать вдоль позвоночника. Намджун, который провёл ночь в комнате своего фаворита, прижимается к парню впритык и поворачивает его за талию к себе лицом, любуясь природной красотой, коей одарили его боги. На макушке Джина блестят растаявшие снежинки, его нос и щёки порозовели, а глаза, подобно льду, отдают таинственным холодом, коим Намджун питается. Неприступность омеги для него ещё один вызов судьбы, неизведанные земли, которые он жаждет назвать своими. — Ты заболеешь, - оглядев полуголого парня многозначительным взглядом, альфа, не задумываясь, стягивает со своих плечей тёплую накидку из меха и надевает на омегу. Джин неожиданной заботе улыбается, в его мыслях проносится язвительное замечание «ты переживаешь об омеге, которого трахаешь, но тебя не волнует твой народ, которые гибнет с именем короля на устах». — Что с тобой? - хмурится Намджун, заметив отстранённость брюнета. — Почему ты молчалив? Тебе нездоровится? — У меня спросонья всегда такое настроение, - подает хриплый, после ночных утех, голос Джин, поглаживая обнаженную крепкую грудь альфы. Джин довольно усмехается, когда Кима бьет мелкая дрожь от его касаний, поэтому он опускается ниже, до пупка, слыша над своим ухом участившееся дыхание. — Оставайся ты со мной до утра почаще, ты бы об этом знал. — Я думал, тебе неприятно встречать со мной рассвет. — Мне неприятно, когда ты оставляешь на моих бёдрах синяки, - резко толкает от себя рассмеявшегося альфу Сокджин, демонстративно отвернувшись, — мне садиться больно. — Тебе же нравится боль, - целует его в затылок Намджун, заполняет легкие ароматом нарциссов в морозный день. «Твоя — определённо». — Ненавижу тебя и твою грубость. Ты даже в постели варвар! Намджун устаёт разговаривать со спиной парня, опирается локтями на каменный парапет балкона и взъерошивает отросшие волосы. Кажется, их будто вовсе не смущает холод и усилившийся снег, они не заботятся о том, что могут простудиться. Все просто: Намджуну тепло, находясь рядом с источником его сил, а когда Джин успел стать его личным солнцем, альфа запрещает себе думать. Что до омеги: он не боится холода, он боится огня, который всегда с ним рядом. Ким Намджун - этот огонь, огромное вечное пламя, дракон, временами спящий, временами ненасытное чудовище, готовое спалить в геенне огненной весь мир, а главное Джина. — Если будешь хорошим мальчиком, я позволю тебе покомандовать ночью. Оседлаешь меня, - нахально заявляет альфа, изучая скорченное выражение лица омеги. Джин прыскает в смешке, одарив Намджуна нечитаемым взглядом: в нем скрыто столько ярких слов, но альфа прочесть их не в силах. Этот невидимый набор выражений дразнит его, подстёгивает интерес, от чего сам напрашивается вывод, что из всех омег, с которым бывал Намджун, Джин - самый необыкновенный. Не просто красивая обёртка, но и интересное содержание. Шкатулка с замком, ключ от которого в пасти морского чудища - играйся с ней, слепни от блеска дорогих камней, но не испытай удачу заглянуть на дно этой загадки. — Я не собираюсь подыгрывать тебе ради секса, - закатывает глаза Джин, намереваясь вернуться в покои, чувствуя что ноги коченеют. — Очень на это надеюсь. Я люблю твою непокорность. Приятно из тебя вытряхивать всю дурь. — Пошёл ты, - кричит тому Джин и исчезает за проемом. Целый день омега Намджуна не видит. Альфа занимается делами в своём кабинете, затем покидает дворец и возвращается под вечер. Этой ночью они не видятся, и Джин разбивает посуду об стену, злясь на себя, что прождал его весь день и упустил возможность продвинуться в своём деле. Две сущности в одном теле никак не уживутся - омега в Сокджине ничего, кроме ласк и воркования со своим истинным, не хочет, а альфа требует не разбрасываться драгоценным временем и тратить его исключительно на исполнение плана. На следующее утро Сет приходит за Джином, чтобы провести его до зала, где трапезничает король. Омега надевает красивый наряд с бархатным воротником и следует за бетой. — У меня есть для тебя интересные вести, - тихо говорит Сет по дороге. — Все королевство жужжит, как улей, о якобы предательстве генерала. Это уже не просто сплетни, даже влиятельные семьи отвернулись от Чонов. — Пока Чонгук дышит, недовольство народа ничего не значит, - сверкает очами Джин, остановившись. — Почему Намджун делает вид, словно ничего не происходит? Он так сильно привязан к этому Чонгуку? — Не к Чонгуку, а к его отцу, - поправляет деловито омегу Сет, встав ближе, дабы никто их разговор не подслушал, — Намджун не такой идиот, как ты привык думать. Одних слухов ему мало, он должен получить доказательства. Знаешь что, - весьма громко хмыкает бета, — встань перед ним выбор между тобой и Чон Шихёном, он непременно выберет его. — Я его омега, - собирает брови к переносице Джин, обижаясь на слова друга, поддавшись высокомерию. Сет на его слова удивлённо вытягивает лицо, однако ничего не говорит, но запоминает брошенное на эмоциях. Ему поведение парня нравится всё меньше. — А он его верный друг. Хочешь избавиться от Чонов? Будь подлее. Сет, словно злясь непонятно на что, резко отворачивается и быстрыми шагами уходит вперёд. Сокджин задумывается над сказанным, во время завтрака занимает мысли только этим, даже на саркастические комментарии Намджуна не обращает внимания. Вскоре альфа равнодушие омеги замечает и, отложив кубок с вином, смотрит на того оценивающе. — Сегодня ты снова не в настроении, я погляжу, - ножом размазывает по хлебу масло альфа, — ты нарочно испытываешь мое терпение? Я с тобой говорю. — Ты хочешь, чтобы я улыбался и на каждое твоё слово отвечал послушным «да, мой господин»?! — Было бы неплохо. — Только во сне ты такое увидишь, -  отпивает сока омега. Намджун щурит веки на строптивость брюнета, сжимает в руке нож и уговаривает себя не придушить его. Джин боковым зрением переменчивость настроения короля видит и чувствует, что зверь мечтает о крови, но не думает вести себя иначе. — Можешь идти. — Ты меня прогоняешь? — Мне нужно подготовиться к собранию совета, так что в твоей компании нет нужды. Проваливай. Джин значения к сказанному не придаёт, спокойно покидает стол и, сделав реверанс, выходит в коридор, молнией спускаясь по лестнице в дворцовый парк, желая посидеть в мраморном павильоне. Ему на пути встречаются незнакомые альфы, которые, заметив красивого омегу, кланяются ему и проходят дальше. Джин останавливается. — Кто это? - спрашивает он подходящего к нему Сета. — Чиновники. Пришли с докладом к королю. Омега провожает гостей взглядом, одного выделяет особенно: высокий, статный альфа с бородой время от времени оглядывается за плечо, одаривая Кима неоднозначными очами. Чужое внимание замечает и Сет, посвистывая, произносит: — Кажется, у тебя очередной поклонник, да ещё и какой. — Ты его знаешь? — Я знаю всех и обо всем, иначе зачем во дворцах слуги? - хихикает бета, они выходят на улицу, дыша морозным воздухом, вслушиваются в хруст снега под подошвами тёплых сапог. — Это Байло, он из лагеря. Угадай, чьим помощником является? Джин хитро улыбается. — Неужто Чонгука? — Лучше. Его отца. Господин Шихён человек давно не молодой, однорукий. Пусть он и мудрый, добрый воин, время не знает пощады. Сам он участвовать в совете не в состоянии из-за здоровья, вот поэтому рядом с ним Байло. — Байло. Как будто кличка собаки, - глумится омега, тут же замолкнув, погружаясь в думы. В павильоне они проводят около часа, затем возвращаются во дворец, чтобы согреться. Сокджин просит наполнить горячую ванну и, полностью оголившись, ложится в неё, прикрывая веки. Позже к нему приходит его верный соратник и объявляет, что чиновники сейчас обедают вместе с королём, поэтому Джин может спокойно отдыхать и не боятся, что Намджун вновь захочет с ним уединиться. «Я и не боюсь. Даже хочу этого», - не решает высказать урсус, просто кивнув. — Кстати, - приподнимается Джин, окликая слугу, — эти альфы остановятся во дворце? — Полагаю что так, - пожимает плечами бета. — Ты сказал, я должен быть подлее... У меня появилась отличная идея как очернить Чонов в глазах Намджуна. И ты мне в этом поможешь, - понизив голос, серьезно настроившись, откидывается на бортик Сокджин. *** Взмах меча - и брызги крови окрашивают чёрные, словно воронье перо, волосы в красный. Чонгук вынимает клинок из бездыханного тела урсуса, не даёт себе и секунды на передышку, сразу атакует следующего. Кругом ничего, хоть глаз выколи: солнце в зените, однако из-за густого столба пыли, поднявшегося от валунов, брошенных катапультой, видимости нет. Чонгук принимает боевую готовность, подкрадывается к врагу, прислушиваясь - если нет возможности наблюдать, доверься своему слуху. Однако отличить врага от товарища практически невозможно, потому что крики и стоны слышны отовсюду. Альфа оборачивается на ржание коня: видимо, сбивают всадников. Затем кто-то кричит «берегись!», и воин, выхватив с земли чей-то щит, отпрыгивает в сторону. Стрелы летят с востока. Необходимо избавиться от лучников, чтобы пробиться к катапультам и расчистить путь до гарнизона. Чонгук снова поднимает свой длинный меч в небо, тычет остриём так, будто собирается проткнуть его, угрожает, вновь собирается впитать в сталь очередную душу и наступает. Отлично управляя своим телом, Чонгук сначала плечом, защищённым тяжёлым ронделем, сбивает урсуса с ног, затем нависнув, подобно голодному зверю, перерезает тому горло. Битва продолжается до заката. Над полем, усеянном трупами воинов и скакунов, кружатся вороны. Вряд ли кто-то поверит, скажи ему, что всего пару часов назад здесь лилась кровь и ржали кони, заживо сгоревшие в огне, кричали люди, придавленные огромными камнями и звенели клинки. Зима в этой части королевства словно так и не наступила: солнце сжигает траву и сушит мелководье. Чонгук, сидя на большом камне, перевязывает раненую руку и окидывает пустошь уставшими глазами, не лишённых блеска предстоящих сражений. Сколько бы крови не пускал альфа, ему всего мало: он живет секундами битвы, но умирает каждый раз, стоит пересчитать потери. Война - это уже совершенно другая реальность, ты забываешь о том, кем был и мечтал стать. Рядом новая семья, за которую ты готов пожертвовать жизнью. Терять бойцов Чонгуку очень тяжело. После очередного сражения ему приходится просить богов принять их души и сжигать в костре плоть. Из-за её запаха альфа обнажает глубокие морщины. Чонгук вел миллионную армию. Затем она начала сокращаться. Меньше и меньше. И меньше. — Отчитывайся, - возвращается в лагерь последним генерал, бросая свой меч и щит в руки молоденьких альф, которым он пока не разрешает вступать в схватку. Не потому, что жаль, а потому что, когда не будет хватать рук - настанет их черёд защищать земли. — Боги вспомнили о нас, господин, сегодня мы сумели сохранить большую часть войска. Однако запасы кончаются. В столицу снова нужно посылать за помощью. Альфа кривит в недовольстве ртом, снимая снаряжение, умывается в холодной воде, оттирая с лица засохшую грязь и кровь врага. — Ясно. Можешь ступать. Чонгук сидит на стуле около десяти минут, не может подняться или собраться с силами. Несмотря на многочисленные ранения, боли в ногах из-за тяжёлых физических нагрузок, бессонных ночей, Чонгуку плохо вовсе не поэтому. Горит его душа. Альфа безумно тоскует по Юнги и тешит себя убеждениями, что чем быстрее он покончит с урсусами, тем скорее он прижмёт к груди своего любимого. Только Луна знает как сильно ждёт ночи альфа. Под её покровом он находит свободные минуты, когда нужно бы набираться сил перед грядущими битвами, однако Чонгук тратит их на слова. Он не скупается, не торопится, с любовью выводит каждую букву и широко описывает как сильно тоскует по Юнги. Именно для этих писем альфа четыре месяца назад выкупил у торговца большую птицу с красивым оперением. Большие чёрные глазки этой птицы напоминали глаза омеги. Чонгук с радостью её купил, узнав, что сапсан обучен доставлять письма. Запечатав сообщение, альфа достаёт из клетки птицу, закрепляет маленькую бумажку и поглаживает по голове, выходя наружу. — Лети, Сапсан. Следующая битва длится две ночи. Чонгук заранее обсуждает стратегию с другими главнокомандующими и разделяет армию на три части. Урсусы были взяты в кольцо, и альфа, не боясь рисков, мог атаковать. В полдень в плен взяты оставшиеся смельчаки. Генерал не даёт команды убивать, велит связать врагов и допросить. — Помни, что у тебя есть не только меч, но и голова, - садится рядом с мальчиком, совсем юношей Чонгук, обучая военному делу, — меч не всегда может спасти жизнь. Впрочем, придуман он не для этого. Бей в колено, чтобы сбить врага и выиграть время, потом режь. Можешь ударить по сонной артерии, она здесь, - давит на пульсирующую венку альфа, не реагируя на раскрытый от восхищения рот мальчишки, — а если нужно, чтобы враг остался жив, но не смог бежать, целься в сухожилия. — Хорошо, - послушно кивает ребёнок и встаёт в боевую стойку, дерясь с самодельным чучелом из мешка и палена. Чонгук хлопает того по плечу и отходит к остальным, вопросительно изогнув бровь на улыбку одного из командующих, чью ногу оторвало при битве. — Мне не нравится твой взгляд, - принимает фляжку с водой Чон, щурясь из-за палящего солнца. Его кожа блестит от пота, а волосы взмокли, растрепавшись. — Однажды у тебя родится свой сын и у Эвкадара появится новый защитник. — Когда-нибудь это случится, - оборачивается на шум за спиной генерал, с теплотой наблюдая за попытками тринадцатилетнего мальчика снести голову чучело, — но я надеюсь, что мои дети не увидят войну. — Для этого мы и сражаемся. Ради их будущего, - вздыхает альфа. — Ты заметил, что в последнее время тактика урсусов изменилась? Они сперва выдвигают новобранцев, пушечное мясо, а потом сражаются в полную силу. — Намекаешь, что у них кто-то новый? - сразу улавливает мысль генерал. Чонгук чувствует на себе чей-то колючий взгляд и устремляет голову влево: на него пялятся сельские жители. Стоит альфе взглянуть в их сторону, как старики, потянув поводок вокруг шеи коровы, поспешно уходят. Воину кажется это подозрительно странным, ведь от незнакомцев веяло отнюдь недоброжелательностью. — Именно это я и хочу сказать. Нужно быть осторожней. Альф приглашают к столу отобедать. Чонгук садится последним, пьёт воду и ест мало, потому что кусок в горло не лезет: не может он есть, зная, что в любой момент из ниоткуда вылетит стрела. Так и не поев толком, альфа уходит в кузнечную поточить меч с бантом от любимого, засиживается там, заболтавшись с кузнецом, опять же ловя в свой бок косые взоры, возвращается к войнам. Как вдруг по дороге слышит разговор двух людей, работающих на поле. — Не стыдно ему в глаза нам смотреть? Бессовестный! — О чем ты говоришь? Он государство предал, у него нет стыда! Был бы я сильнее, собственными руками бы придушил! За каждого сына, которых потеряли отцы! — Будь проклят он и его семья! Будь прокляты Чоны! - сплёвывает в землю альфа, замерев на месте, когда чувствует приставленный к затылку меч. Второй поздно замечает стоящего перед собой воина, роняет корзину с овощами и прикладывает ко рту ладонь, вмиг упав на колени. Чонгук в презрении кривит ртом, не реагируя на подошедших воинов, меч не убирает. В поле становится тихо, будто в преддверии бури. Хотя, это недалеко от истины, учитывая сгущающуюся тьму на дне зрачков генерала. От обиды и злости его скулы заостряются, брови угрожающе дёргаются, а тело, обычно послушное, теперь не имеет хозяина, хочет пустить кровь. Он, не жалея сил, во имя долга, верно служа королю и его народу, каждый день ставит на кон собственную жизнь. Оставив отца и своего омегу, отправился в горячую точку, взял на себя обязанности и делает всё, чтобы не подвести Эвкадар. Нет, альфа никогда и ни от кого не ждёт благодарности или почёта, однако оговаривать свою фамилию, альфа не позволит. — Господин... - дрожит голосом склонившийся. — Ну-ка повтори то, что сказал, - хищно сощуривает веки Чонгук, всем своим видом показывая, что настроен серьезно и о милости речи быть не может. Болтун, глотая ком, поднимает испачканные в земле руки, в панике бегая глазами по собравшимся, говорит: — Это вы виноваты, что наши земли разорены, а дети погибают! Лезвие всаживается глубже, отчего альфа испуганно корчится. Чонгук полыхает в огне. — Генерал, позвольте мне вмешаться? - решает вставить слово командующий, предчувствуя накаляющуюся обстановку, останавливается рядом с Чонгуком. — Пожалуйста, пощадите нас! - в мольбе скулит второй. — Повтори свои слова, я сказал! - рявкает альфа. Казалось, гнев в нем обретает форму и становится громадной тенью, заслоняя солнце - наступает вечная ночь. Чонгук сжимает челюсти, давит остриём в чужую грудь и одним взглядом высасывает душу у провинившихся. — Разве я ошибаюсь?.. - набирается храбрости болтун, не смея встречаться с генералом взглядом, смотрит в землю. — Разве не вы предали своего короля? Разве не из-за вас война никак не закончится? Вы только притворяетесь благодетелем и отважным воином! На самом деле вы ведёте нас в преисподнюю! Чонгук был готов ко всему: к личной неприязни, к мести или зависти, но услышанное настолько его ошеломляет, что на мгновение меч в его руке опускается. Альфа шокировано хмурит брови, совсем не понимая, о чем говорит этот человек, думает, что это глупая и неудачная шутка. — Что? - фыркает в недоумении воин. Командир и другие бойцы за его спиной тоже не понимают происходящего, лишь с настороженностью следят за оружием в руке альфы. — Не я один это знаю! - осмеливается повысить голос альфа. — Вы предали нас, генерал Чон! — Как смеешь ты говорить такие вещи?! Что за дерзость! Перед тобой господин, великий воин! Да вы ему жизнью обязаны! Немедленно проси прощения у генерала, нечестивец, иначе не сносить тебе головы! - командующий выходит вперёд, не стесняясь в выражениях, кричит во всю глотку, отстаивая честь альфы. Чонгук сбит с толку. Он хлопает ресницами, всё пытается понять с чего вдруг такие слухи и откуда они появились, ибо слухи эти беспочвенны. Альфа, сохраняя молчание ещё пару секунд, прячет меч в ножны и наступает на съёжившегося человека, хватает за ворот кофты и тянет на себя. — Отвечай, что всё это значит? Откуда взялись такие разговоры обо мне? — Господин, накажите этого безумца! Он не стоит вашего времени! — Неблагодарный! — Как смеешь ты порочить имя генерала! Воины позади гудят от несправедливости. Многие уважают альфу, а ещё больше боятся, и видя того каждый день на поле боя, никогда бы не посмели назвать его предателем. Командир велит войску умолкнуть, тоже ждёт объяснений селянина. — Ничего вам не скажу, подлецу, - отвечает дерзко тот, плюнув под ноги альфы. — Нет, скажешь, иначе я отрублю твою голову и насажу её на копье, - вкрадчиво произносит Чонгук, темнея от ярости, чуть ли не потрошит мужчину в своих руках. — В чем заключается мое предательство? Ну же, отвечай мне, почему молчишь?! Рассказывай! — Говорят, - цепляется двумя руками за кулак воина альфа, задыхаясь, — что вы урсусов щадите, а своих к смерти подталкиваете. Ещё говорят, что ваш отец ведет переписку с послами вражеского государства, а брат ваш скрывается в крепости у границы и распивает вина в компании омег. С каждым словом у Чонгука надуваются вены, и по ним течёт вовсе не кровь, а лава, иначе не растолковать его внезапный жар и капли пота, стекающие по позвоночнику. Услышанное ничуть не обнадёживает воина, он в ужасе усмехается, поражённый человеческой подлости, толкает селянина в грудь, а сам выпрямляется. Чонгук ясно видит, что его оклеветали, но кто и зачем - остаётся загадкой. Чонгук настораживается, предчувствуя опасность, переживает за отца, Юнги и брата, потирает лоб. — Кто-нибудь ещё так думает? - спрашивает не ясно кого воин, не моргая и сверля взором одну точку. — Ну же, языки проглотили? Или у всех смелости хватает на шёпот за спиной?! - крик становится резким, угрожающим: зверь берёт верх над человеческой природой, и все склоняют головы, подчиняясь силе альфы. Чонгук, учащенно дыша, обводит впереди стоящих проникновенными очами, а затем проговаривает: — Казнить этих оговорщиков. — Нет! Смилуйтесь! Пожалуйста, не надо! Не надо! Мольбы глохнут за спиной Чонгука, альфа ничего не слышит, кроме гулких ударов сердца и вранья, которое блуждает по королевству. Чонгук бледнеет, никого не замечая вокруг, уходит в неизвестном направлении, желая остудить пыл. Правда убежать у альфа не получается: его нагоняет командир. — Приди в себя, это пустые слова! — Оставь меня! — Послушай, - опускает ладонь на плечо задумавшегося Чонгука старший, — на земле есть неблагодарные люди. Вырви ты своё сердце из груди и освети им людям во тьме путь, они этого даже не заметят, затопчут последний огонёк своим чванством и пройдут мимо. Не стоит обращать внимания на некоторые слова. Сколько не делай добра, всем не угодишь. Твои воины тебя знают и никогда не отвернутся, так что не беспокойся за пустозвонов. Все государство преданно любит тебя, ведь ты их надежда. Возможно, - чуть спокойнее продолжает альфа, — эти люди из тех, кто против власти короля. Им только дай повод полаять. — В таком случае, мое решение с казнью весьма кстати. Бросьте тела этих собак на площадь, чтоб каждый видел и знал - я клевету не прощаю. Чонгук уходит размашистым шагом, просит привести Сокола и покидает пункт, дабы осмотреть окрестности, в случае приближения урсусов. Только альфа не подозревал, чем обернётся его приказ и к каким печальным событиям он приведёт. *** Чимин не успевает оказывать помощь одним, как в шатёр заводят других раненых и почти бездыханных воинов. Омега, которому прежде не доводилось видеть столько крови, временами теряется и спотыкается о расставленные на полу принадлежности, бежит на выручку старшим. Стоны, плач и запах крови туманит рассудок. Чимин, дрожа пальцами, неаккуратно зашивает раны и лепечет под нос слова ободрения, только для кого именно сам себе ответить не решается. Лекари обязаны быть сильными, они являются надеждой человека, поэтому, во чтобы то ни было, Чимин не доложен проявлять слабину и своими слезами говорить «всё напрасно». Закончив перевязывать раненую грудь одного альфы, брюнет торопится ко второму и резко поднимает голову, стоит в шатре кому-то появиться. — Их слишком много. Нам не выдержать, - задыхаясь, бегает глазами по бледным лицам воин. Альфа поздно понимает, что в шатре нет ни одного должностного лица, чертыхается сквозь зубы и быстро выходит. На мгновение в лазарете наступает могильная тишина. Чимин не зря считает её могильной, учитывая, что на руках лекарей фактически живые трупы. Омега долго переваривает сказанное воином, хаотично рыщет готовыми лопнуть от слез глазами и просит других приглядеть за его подопечным. На ватных ногах, вопреки голосу рассудка оставаться на месте, в безопасности, Чимин, глотая раскаты грома в груди, выходит за пределы шатра. Он понятия не имеет, что все эти два дня происходит снаружи, ему кажется, что он перенесся в другой мир. Впрочем, подозрения омеги недалеко ушли от правды: стоит Чимину подобраться ближе к широкому оврагу, словно разделяющему две части света, ему кажется, что он стал первым, кто видит преисподнюю. По представлениям многих, ад - это огненная яма с уродливыми тварями, которые когда-то были людьми, однако, согрешив, лишились человеческого облика, проклятые Богом и самим Сатаной, вынуждены гореть в пламени собственных пороков. Чимин видит тоже самое - огонь, пожирающий высохшую траву и тела павших. Кровь, утоляющую жажду человеческой жестокости. Видит коварство и подлость - мечи, торчащие изо спины совсем юных альф. Видит честолюбие и ненависть - предлог убивать, сопровождаемый фразой «Во имя короля». Сильный ветер, дувший с севера, распаляет костры и гонит дым по кругу. Этот ветер бьет прямо в спину парня, Чимину приходится обнять себя и напрячься, чтобы не покориться разгневанной стихии. Мимо него взад-вперед снуют эвкадарцы: одни на замену раненым. Альфы в ярости кричат на него, принимают за идиота и требуют вернуться в лагерь, но заворожённый пестрой картиной Чимин застывает подобно камню и неотрывно наблюдает за жестокой битвой. Ржание поваленных коней, скрежет оружия и грубые возгласы эхом доносятся до брюнета. Омега поднимет стеклянный взгляд в небеса, видит слабый просвет и думает только о Тэхёне. С такого расстояния альфу не разглядеть, но Чимин не сомневается, что он жив. Он чувствует, слышит его голос в своей голове и слышит биение его неспокойного сердца. Только омегу вера не успокаивает - её мало, необходимо и чудо, ведь тот воин не лгал. Урсусов тьма-тьмущая и они не думают сдаваться. Чимин поздно углубляется в происходящее на поле битвы, поздно видит подоспевших с другой стороны оврага лучников. А то, что это лучники брюнет понимает в момент, когда тетива расслабляется, а высоко в небе мелькают сотни, похожих на стаю птиц, стрел. — Нет... - шепчет как в бреду Чимин, теряет равновесие, вновь поднимается и бежит, вопреки чужим попыткам отговорить. — Пусти меня! Отпусти! — Туда нельзя, глупая омега! Ты там умрешь! Воины тянут его назад, знают, о чем говорят, увы Чимин грубо толкает альф и вырывается к полю, набирая скорость из-за наклона. Ветер больно режет глаза, мысли бессвязны, а стрелы уже избрали свою цель, летят вниз. — Тэхён! Омега осознаёт, что сам может погибнуть. В любую секунду. Да хоть прямо сейчас. Но его жизнь не имеет цены без жизни Тэхёна, к тому же жертвовать всем ради того, кто тебе дорог - это «я люблю тебя» на языке Чимина. Он через столько прошёл, столько раз падал, умирал и заново рождался, он учился доверять и был обманут, любил и был отвергнут, но он принимает каждый удар жизни, кроме одного - потерю Тэхёна, альфы, который сам потянулся к нему, Чимин не примет. Лучше самому отдать душу, отплатить за милосердие и знать, что он в безопасности. Чимин бежит прямо в центр хаоса: вокруг разъярённые альфы, блеск саблей и трупы под ногами. Чимин ничего не замечает перед собой, он безостановочно зовёт Чона, старается не паниковать, когда первые стрелы вонзаются в головы воинов, кричит. — Тэхён! Тэхён!!! Рыдания дерут горло. Знакомые эвкадарцы, заметив омегу, по возможности укрывают парня от врагов от злополучных стрел, которых никто не ожидал, поэтому Эвкадар несёт большие потери. У Чимина голова кругом от ужасного шума и мелькающих кровавых мечей, но больше ему худо от паразитических мыслей, что с Тэхеном беда, потому что альфы нигде не видно. И вот солнце на небе гаснет, огромное небесное тело, казалось бы, вечное, гаснет, и наступает холодная смертельная ночь. Чимин чувствует как эта ночь дробит его изнутри, как высасывает душу и на её место впускает сквозняк. Это душегубство в понятии омеги длится целый век, минуты растягиваются в часы, но на деле же не проходит и секунды. Держась за грудь, Чимин смотрит ввысь, откуда возвышается знамя Урсуса и осознаёт, что лучники собираются повторно пускать стрелы. Более медлить нельзя. Оперевшись на колено, брюнет поднимается с пыльной земли и набирает побольше воздуха, окликая имя любимого. Чимин бежит так, словно кругом нет ни одной живой души, будто небо не затянуто дымом и душащая вонь костра не режет ноздри. Будто ему нечего терять. Впрочем, так оно и есть, если он не спасёт альфу. В какой-то миг его чуть было не задевают остриём сабли, к его счастью, врага закалывают быстрее, чем омегу успевают ранить. Чимина мысль о смерти пугает всего мгновение, затем наступает облегчение - омега ловит взором знакомые доспехи и причёску, цепляется за силуэт, как за последний глоток воздуха, озаряется светом - на поле словно в самом деле посветлело. Чимин, расслабив плечи, дрожа всем телом от эйфории, истерично выдыхает, узнав в войне альфу, бежит к нему, тотчас меняясь в эмоциях, ибо лучники вновь вступают в игру. — Тэхён! Тэхён! - надрывая безжалостно связки, Чимин перекрикивает даже грохот разбивающихся валунов, бежит, натирая пятки до крови, не сдаётся. Альфа, нагнувшись, маневром отбирает у врага оружие и бьет в живот, одним взмахом перерезав глотку, вопросительно оглядывается в поиске до дрожи знакомого голоса. Это не может быть он... Он сейчас в безопасности от этого ужаса, он не настолько безумен, чтобы высунуться на арену битвы. Тэхён, сражаясь и одновременно разыскивая орлиными глазами источник голоса, всё ещё надеется на свою паранойю или даже на предвестников смерти, лишь бы не найти среди тысячной армии цветок, который непременно растопчут. Однако с каждой секундой волнение в альфе растёт, ибо зверь его беснуется, забывая о контроле, чует человека, в коем души не чает, но на которого управу найти не в состоянии. А каким образом? Как ветер нельзя успокоить, так и омегу невозможно удержать: Чимин в сотый раз своими безрассудными действиями доказывает, что не заслуживает чужого доверия. Альфа, вскинув брови вверх под растрёпанной взмокшей челкой, разлепляет губы в немом ужасе, наконец-то разыскав мчащего к нему на всех порах брюнета, напрочь забывает о битве и зудящих ранах. Тэхён зол и в тоже время поражён львиным сердцем своего мальчика, вновь влюбляется в него и вновь унимает тягу потрясти за плечи, накричать, в конце концов достучаться, что происходящее не шутка, а реальность. — Тэхён! Чимин кричит надрывно, утробно, так, как благородная лань станет вопить своему детёнышу, на которого крадётся хищник. Альфа не понимает реакции омеги, шаг за шагом, изнемогая от боли, но и не думая останавливаться, переходит на бег. Между ними расстояние, битва, и как будто огромный ров, кишащий тварями, однако всё это ничто перед силой чистой любви, которой искрится Чимин. Он привлекает внимание некоторых воинов, не ломается под страхом смерти, наоборот лишается всяких чувств и мчится вперёд, проходя препятствия. — Тэхён! - слёзы крадет с уголков глаз ветер. Омега замечает первые жертвы злосчастных стрел и предостерегает Чона, почти добравшегося до него: — Тэхён, лучники! Лучники повсюду! «Только бы успеть. Только бы прикрыть его спиной, больше ни о чем не прошу. Пожалуйста, оставайся живым», - Тэхён не слышит окриков омеги, он мысленно молится и, ударив выскочившего на его пути урсуса мечом, раскрывает руки для долгожданных объятий. Чимин, задыхаясь, прижимается к альфе, жадно карабкаясь на его плечи, крепко сжимает спину, сжимает веки от радости, что он чувствует тепло его тела, что его драгоценное сердце бьется, что он жив. Для Чимина это благословение небес. Тэхён, схватив брюнета грязными ладонями за лицо, налаживает зрительный контакт с плачущим омегой и, поглаживая того большими пальцами, оглядывает на наличие ран. — Ты дурачок, такой дурачок, Чимин! Почему ты снова меня ослушался?! Почему ты здесь?! — Ты не понимаешь, они вас окружили! - стаскивает чужую руку омега, сжимая в своих. — О чем ты? — Я видел с холма. Они берут вас в кольцо, хотят с высокой точки перебить с помощью лучников. Погляди вокруг! Тэхён слушается парня, смотрит на обстановку и замечает множество трупов с торчащими стрелами. Альфа тут же напрягается, развернувшись в противоположную сторону, натыкается взглядом на развевающееся знамя среди чёрной орды. Эта орда лучников без конца пускает стрелы, даже не переживая, что тем самым страдают и воины урсуса - убивают без разбора. — Мы должны уходить, - дергает на себя Чона Чимин, однако альфа не двигается с места. — Тэхён? Пожалуйста, в этот раз нам их не одолеть, ты сам это понимаешь. Наши люди гибнут понапрасну! У Чимина нет военного образования, он не смыслит в стратегии, тем не менее даже ему было очевидно катастрофическое положение эвкадарского войска. Тэхён, скрепя сердце, должен был за полминуты принять серьёзное решение, которое в будущем сыграет свою роль в судьбе государства. Он либо выберет голос разума, либо совести, но хороший полководец не станет ради своей гордости губить верные ему души. Король велел стоять насмерть. Честно ли это по отношению к обычным альфам, которые и так многим пожертвовали? Если мир строится на костях воинов, нужен ли вообще этот мир? Стоят ли земли безумных шагов? Тэхёна завораживают, пробирают до костей застывшие на веки вечные эмоции погибших. Только вчера со многими из них альфа вел беседы и рассуждал о будущем, сейчас они по разные стороны одного мира - мира земного и мира мертвых. Тэхён устало прикрывает веки, взвешивает в последний раз все «за» и «против», видит перебитое войско и, взяв Чимина за ладонь, поднимает руку с мечом в небо. — Всем назад! Отступаем! Отступаем! Альфы, расслышав голос командира, поднимают головы. Тэхён жестами велит воинам покинуть поле битвы, но перед этим поджечь высохшую траву, чтобы урсусы не пустились в погоню. Эвкадарцы принимаются за исполнение приказа, поджигают факела, свою одежду и все, что можно предать огню, образуя из собранного этакую огненную завесу, препятствуя всадникам перейти на их сторону. — Это даст нам немного времени отойти в лес и дождаться подмоги, - вслух рассуждает Тэхён, наблюдая недоверчивыми глазами за пожаром и одновременно вслушиваясь в ржание коней за густым дымом. Изредка, из-за того, что ветер подгоняет облако дыма ввысь, заметны силуэты урсусов и их попытки пройти барьер. Чимин, глотая ком в горле, просит Чона поскорее подняться в лагерь, Тэхён оглядывает выживших, требует взять тела павших с собой и, взъерошивая кучерявые волосы, направляется вверх по оврагу. Вдруг разносятся всполошённые голоса. Тэхён окликается на «берегитесь» и моментально бледнеет, понимая ход действий вражеского войска: урсусы решают добить остаток армии и, несмотря на густой дым, пускают стрелы вслепую, норовя успеть отнять как можно больше жизней. Вокруг парней, истошно вопя, падают на землю кони, поднимая пыль в воздух, всадники скатываются вниз и сбивают раненых. Всеобщий хаос пугает Чимина: омега, жадно глотая воздух, как можно ближе тянет к себе отдающего команду поднять щиты альфу. Если сердце всё-таки способно лопнуть, то омега готов упасть замертво, теряясь в ощущениях. Инстинкт самосохранения велит бежать, а страх, словно тугая повязка, не даёт двинуться с места, будто зыбучий песок тянет на дно. И стоит Чимину случайно оглянуться, как его охватывает немая паника и крик, предупреждающий о беде, застревает костью в горле: парень, приложив всю свою силу и главное - чувства, был в состоянии только оттолкнуть Тэхёна вбок и наблюдать за палитрой его эмоций, меняющихся на потном лице. В ту секунду Чимину показалось, что вечность - это всё-таки миг. Тот самый миг, когда он повстречал альфу, думал, что стал пленником варвара, но нашёл свой поистине родной дом. Глаза омеги улыбаются ему, в них нет и не мелькало сомнения поступить иначе, потому что любовь - это ставить его жизнь выше своей. Готовый принять стрелу, брюнет напрягается, роняя слёзы, однако ничего не чувствует, кроме толчка в спину. Чимин с ужасом ахает, больно упав на четвереньки, разодрав ладони, точно испуская дух, задыхается в сухом кашле. Всё произошло настолько быстро, что омега не успевает понять, ранен ли он. Парень в растерянности хлопает ресницами, избавляясь от песчинок в глазах, трёт их и садится на колени, обернувшись в сторону, куда должна была приземлиться стрела. Вскоре пыль рассеивается, как и туман в очах омеги, вот тогда Чимин соединяет все нити в одну точку. Раскрыв рот, омега, теряя равновесие, с трудом поднимается на непослушные ноги и, воя подобно раненому волку, бежит к сползающему вниз альфе. Гайю, держась за торчащее древко стрелы из своего живота, не моргая, смотрит на подбежавшего к нему Чимина. Рыжеволосый, теряя вместе с кровью и силу, ложится на спину, улыбается кровавыми дёснами, сгорая на солнцепёке. — Что ты наделал?! Как?.. как вообще ты?!.. Гайю!.. - обрываясь на полуслове, Чимин срывается на рыдания, в мольбе дрожа губой Тэхёну, который сразу оценивает состояние своего верного воина. К его прискорбию, стрела засела слишком глубоко и, возможно, задела жизненно важные органы. — Ты не должен был выходить, дурак! Я же тебе говорил, ты ещё слишком слаб для битвы! Почему ты пришёл сюда?! Глядя на алую дорожку в уголке рта парня, Чимин вконец разбивается на осколки, плачет так, будто уже оплакивает своего хорошего товарища. Держит его за руку, ругает, ждёт хоть какие-нибудь ответы, но Гайю, словно назло, только смотрит оленьими глазками и расплывчато улыбается. Чимину не нравится эта улыбка - уж слишком она печальная, будто альфа прощается с ним. Нет, никаких прощаний! Чимин ни за что на свете не позволит смерти забрать ещё одного дорогого ему человека. — Мне сказали, что ты покинул лагерь... - храпя, разлепляет уста Гайю. — Я не мог позволить, чтобы с моим младшим братишкой приключилась беда. Омега, переходя от истерики к безмолвию, широко раскрывает глаза. — Это я виноват... Прости меня! Пожалуйста, только не закрывай глаза, я сделаю все от меня возможное! - Чимин вскакивает вверх, однако Гайю жестом просит его остаться и переводит взгляд на готового пустить слезу Тэхёна. Чон пусть и выглядит по своему обыкновению строго, но глаза его дрожат и челюсть сомкнута. Он командир огромного войска, ему знаком каждый воин в отряде, и тем не менее лишь один из тысячи был для него почти родным, тем, за кого он волновался и тайком нёс ответственность. Тот, кого он может назвать лучшим другом и братом. Тэхён знаком с Гайю уже много лет: впервые альфы встретились на юге, когда Чон только вступил в ряды эквадорского войска и не был главнокомандующим. В тот день Тэхён верил, что точно не выдержит давления и сбежит, однако незнакомый рыжеволосый мальчишка со смешной шевелюрой, поделившись со своим кусочком хлеба, обратился к нему: «Я почему-то уверен, что однажды ты скажешь мне «спасибо», вот серьезно». Спустя несколько зим его тогдашние бредни обрели смысл. Тэхён благодарен альфе за то, что он спас Чимина. За то, что всегда был с ним рядом, точно ангел-хранитель, даже в те мгновения, когда его самого не было. Тэхён благодарен Гайю за преданность и отвагу. За то, что до конца остался самим собой и страшные битвы со смертями не смогли сломить в нем простодушие. Гайю искренний, по-доброму наивный альфа, не знающий понятия «зло». — Я тебя спасу, - шмыгая, кивает уверенно Чимин. — Нужно вытащить стрелу. Омега больше не думает о том, что находится на поле боя, хватается обеими руками за древко, намереваясь вытянуть резво, но его перехватывает Тэхён, вынуждая брюнета опомниться. — Ты не сможешь! — Смогу! - хмурится омега. — Ты не понимаешь, стрелу так просто не вытащить! Глянь на её наконечник, - альфа находит в траве стрелу урсусов и большим пальцем проводит по наконечнику. Чимин видит, что конец зазубренный и, скорее всего, его попытка достать стрелу лишь усугубит ситуацию. — Этим должен заняться опытный лекарь. Эй, сюда! Срочно его на носилки! Гайю дышит тихо и реже, веки его тяжелеют, а душа покидает тело. Заметив это, Чимин судорожно вздыхает и просит Чона сделать хоть что-то. — Прошу тебя, не умирай! Ты же мой друг! Ты мне нужен, - хнычет парень, обнимая альфу за холодную кисть руки. — Ты должен вернуться к папе живым, помнишь? Ты обещал ему хорошую старость, помнишь? Ты говорил, что хочешь большую семью... Папа тебя ждёт, Гайю, не спи, пожалуйста. Тэхён наблюдает за чужими слезами и сам, играя скулами, почти сдаётся, чувствует удушение из-за печальной сцены. Меж тем бой продолжается: эвкадарцы отражают нападение урсусов, защищают спинами командира и раненого товарища, ожидая лекарей. Чимин протирает взмокший лоб рыжеволосого, поглаживает его брови и шепчет, что всё будет хорошо. Гайю ему благодарно улыбается. — Знайте, - тихо шепчет он, — поверни время вспять, я бы поступил точно также. Потому что вы стали мне семьей. Вы моя семья. — Не вздумай прощаться! Я же сказал, что ты поправишься! - дует щёки раскрасневшийся от плача омега. — Командир, - кашляет Гайю, немного повернув голову к Чону. — Вы до сих пор злитесь на меня? По-моему, сейчас вы должны меня простить - мое положение обязывает вас забыть старые обиды. Слова воина смешат Тэхёна, оба искренне улыбаются, и Тэхён, нагнувшись к рыжеволосому поближе, отвечает: — Тебе придётся постараться, чтобы заслужить мое прощение. Сначала выживи, потом поговорим. — Я выживу вам назло, - обещает Гайю. Альфу осторожно перекладывают на носилки. Чимин нехотя отпускает его руку, рассматривает въевшуюся как будто под кожу кровь на своих ладонях и обращает пустой взгляд на Тэхёна. Альфа, провожая лекарей тяжёлым видом, поднимает с земли меч. — Возвращайся в лазарет, я тебя прикрою. — Я не для этого нёсся к тебе через весь этот ад и не для этого Гайю сейчас в тяжёлом состоянии. Мы вернёмся вместе, - тон омеги твёрдый, решительный и даже грозный. Альфа чувствует, что зверь Чимина мечется от угрызений совести и страха потерять друга. Ему знакомо это чувство - он ни единожды становился причиной чьей-то гибели. Тэхён дёргает уголком сухих губ, в последний раз охватив поле боя очами, берёт парня за руку и требует идти впереди, дабы в случае чего защитить. Чимину приходится согласиться на эти условия, потому что сил спорить более у него нет, к тому же им поскорее нужно покинуть местность, иначе войско полностью будет разбито. *** Юнги наливает молоко в стакан дяди и опускает кувшин на стол, с теплотой наблюдая за чёткими чертежами на бумаге. Омега приглядывается к рисунку, наклоняет голову вбок и оценивающе мычит, обратив интерес старшего на себя. Шихён смеётся. — Дядя, по-моему, у тебя прирождённой талант к рисованию. Я бы никогда не смог так ровно начертить эти линии. - нависает сверху любопытный парнишка, который в последние дни убивает скуку беседами с альфой. Шихён своей единственной рукой способен на многие подвиги: и мечом помахать, и дров нарубить и даже заниматься чертежами. Юнги это поражает. Правду говорят, талантливый человек талантлив во всём. Чон Шихён тот самый герой из новелл, о которых слагают легенды. Сильный, мудрый, добросовестный мужчина, знаток своего дела. Юнги даже немного льстит осознание, что Чонгук во многом похож на отца, а значит, тоже является сверхчеловеком. Впрочем, Юнги все равно бы полюбил Чонгука и без чинов, силы, потому что он - это он. Омега считает, что свела их судьба, поэтому они были созданы друг для друга и тот знаменательный день его спасения от казни - не случайный. Это боги привели Шихёна в Сефас, это ангелы шепнули ему на ушко вмешаться. Все ради того, чтобы Юнги и Чонгук были вместе. — Это вовсе не трудно. Главное оставаться усидчивым, - выводит чёрную линию старший, довольно кивнув на свою работу, откладывает чертежи. — Но ты, мой мальчик, вряд ли справишься с этой задачей. — Почему это? - подаёт стакан молока Юнги, шутливо обижаясь. На самом деле, он знает, что Шихён прав, просто дурачится. — Ты ведь огонь, - гладит по серебристым волосам дорого сына альфа, мгновенно успокаиваясь, ведь Юнги - его источник силы. Тот самый утерянный осколок души с уходом любимого супруга: нежный цветок в мёртвом саду. Та самая несбывшаяся мечта стать отцом омежки, однако судьба пожалела воина, послав к нему Юнги - вечно сияющую звезду. — На месте и три минуты не усидишь. — А вот и усижу! - принимает вызов парень, плюхнувшись на соседний стул рядом с альфой, смешит его, демонстративно дрыгая ножкой. — Можешь начать считать до ста, я с места не двинусь. — Ты забавный ребёнок, - целует в лоб пепельноволосого Шихён, получая в ответ мягкое сопротивление. Юнги не нравится, когда его называют ребёнком. Об этом, включая старшего Чона, все знают, поэтому омега сразу дуется, ловя краем уха переполох снаружи лагеря. — Дядя, не ребёнок я! — Для меня ты навсегда останешься тем маленьким мальчиком, который смог довериться незнакомому альфе. Я до сих пор помню твои грустные глаза, глубина которых поразила меня в самое сердце. В тот миг я понял, что обрёл покой. Юнги внимательно слушает слова дяди. Шихён глядит в одну точку, предаваясь воспоминаниям, улыбается, не понимая как время могло столь быстро пролететь. Ещё вчера Юнги по пятам бегал за братьями и просил Тэхёна позаниматься с ним рисованием, а теперь перед Шихеном взрослый красивый омега с чистым сердцем. Это навсегда в нем и неизменно. Юнги невинный для мира, где правит война. Альфу это одновременно заставляет гордиться и переживать, ибо бренный мир умеет ломать судьбы хорошим людям. Но Юнги это проклятье не коснётся. Пока Шихён дышит на этом свете, с головы Юнги и волосок не упадёт. Он готов поднять меч, даже если придётся навести его на собственного сына. Старший Чон не рад любви между Юнги и Чонгуком именно из-за закономерности «чёрное пачкает белое». Либо Юнги погубит Чонгука, либо наоборот, ибо рядом с его сыном постоянно кружится смерть. Хуже неё только люди: алчные, жадные и подлые. Готовые на любую низость ради своей выгоды. У воина не должно быть уязвимых мест: тело его защищено броней, душа бесстрастностью, однако слабость Чонгука заключается в омеге. Альфа не сомневается, что воин всегда будет выбирать Юнги. Не долг, не народ, не короля и даже не семью. Только Юнги, сироту из города Сефас. — Ты спас меня. Я мало что помню, но точно уверен в одном, ты стал моим чудом, дядя, - обнимает альфу парень, напоминая о молоке, оглядывается на вошедшего воина. Юноша кланяется в почтении и протягивает двумя руками какой-то свёрток. Глаза Юнги тотчас загораются. Омега на радостях вскрикивает, подбегает к растерявшемуся альфе и отбирает у того долгожданное послание от любимого. Прося прощения, омега выбегает из шатра, а Шихён, переводя дыхание, кивком подзывает мальчонку к себе. — Что ты ему принёс? — Сапсан письмо принёс, господин. На нем было написано его имя, - побаиваясь и уважая знаменитого на всё королевство бывшего генерала, отчитывается альфа. Шихён, пусть имён названо не было, всё понимает, однако поделать ничего не может. Чон возвращается к своим обязанностям и отпускает мальчишку. Прибежав к пруду, Юнги перескакивает через поваленное бревно и садится на плоский камень рядом с ромашками. Омега в нетерпении раскрывает листок, от радости покрываясь румянцем, считывает каждую строку по несколько раз и дрожит от перевозбуждения. Четыре месяца он ждал от него любой весточки. Это примерно сто двадцать дней, это сто семьдесят две тысячи восемьсот минут и десять миллионов триста шестьдесят восемь тысяч секунд. Это - целая вечность, простирающаяся между ними. Сперва Юнги наивно полагал, что справится с разлукой. Думал, заняв себя хозяйством и заботой о дяде, не будет иметь времени тосковать по альфе. Однако его планы с треском проваливаются на второй день. Без Чонгука пусто. Без него солнце не светит, а обжигает. Ветер не дует, а сносит. Желание обнять его настолько терзает Юнги, что омеге приходится зарыться носом в рубашку, которую альфа по счастливой случайности забыл в шатре омеги. Юнги спит с ней, надевать не рискует, боясь размыть горячо любимый аромат, который его подпитывает. Но настоящая агония, оказывается, ждала Юнги через месяц отъезда альфы. Течка. Юнги не помнит как он пережил эту адскую неделю, лишь по сломанным ногтям может догадываться, но благодарен деревенским омегам, которые за ним присматривали. Зверь, как никогда прежде, жаждал ласки именно одного альфы. Чонгук мерещился всюду: он был духом, он был наваждением и даже сном. Он был воздухом, которым дышал парень и кожей, которую Юнги расцарапал, в надежде добраться до него, коснуться, стать единым целым. В тот момент Юнги наконец-то понял, что такое настоящая жажда. У жажды есть подруга, имя ей - зависимость. Они обе душили Юнги, терзали несчастное тело, клевали внутренности, издевались. Уже позже Юнги понял, почему течка, казалось бы очередная и привычная, прошла столь мучительно. Истинность, о которой пишут в книжках, стала им клеймом. Обреченность на друг друга, сказал один омега из деревни, это худший дар богов. Юнги нашёл безутешному слову «обречённость» более воодушевлённый синоним. Синоним обречённости - любовь. Юнги заканчивает читать письмо, благодарит небеса, что его альфа жив и здоров, тешится чонгуковским «скоро всё закончится, и я вернусь к тебе». Юнги верит. И ждёт. Однажды ночью омега просыпается в холодном поту. На улице страшно гремит гром, а вспышки молний на пару секунд освещают комнату. Юнги, хватаясь за влажный лоб, даёт себе время расставить мысли по полочкам и встаёт за водой. Сны - предвестники. Из-за своей суеверности, парень больше не спит и, вернувшись в тёплую, но влажную от пота постель, всю оставшуюся ночь слушает раскаты грома. — Ты болен? - утром замечает бледность его лица Шихён. Юнги только заканчивает дела в деревне и приносит дяде свежих овощей на завтрак. — Ночью было довольно холодно, но я чувствую себя нормально. — Тогда что с тобой? Откуда эти синяки под глазами? Омега опускает корзину на стол и принимается раскладывать морковь, с теплотой вспоминая моменты, когда Чонгук, терзая его в объятиях, нежно звал его «Морковкой». — Я плохо спал. Дядя, ты веришь в то, что сны имеют свойство сбываться? — Тебе приснилось что-то дурное? - догадывается по настороженному виду омеги Шихён, решает рассеять смутные сомнения и успокоить сына. — Не бери в голову. Это пустое дело. — Но ты ведь даже не знаешь что именно мне привиделось... — Юнги, мой мальчик, - отвлекается от своих ножей Шихён, которые пришло время начистить. — Сны - отражение нашей реальности. Ты видишь во снах то, что в жизни наоборот. Просто не думай об этом. — Мне снились вороны, - все равно делает своё Юнги, не может выдержать подавленности, оставленной после дурного кошмара, продолжает: — у них были кровавые глаза. Они летали надо мной, а я был один среди развалин. Я звал тебя, но ты не отзывался. Я звал Чонгука, но он молча смотрел на меня откуда-то с высоты. Я звал Тэхёна, только вот он увяз в болоте. Эти вороны каркали так противно, дядя, и их карканье отдавалось набатом в ушах. А потом... - на миг замолкает омега, подбирая подходящие слова. Шихён по мере рассказа мрачнее и мрачнее, понимает, что сон этот необычный и сулит большие беды, однако омеге своего волнения не показывает, дослушивает до конца. — Потом, дядя... — Ну, что же дальше, сынок? - подытоживает воин. Глаза Юнги встречаются с его бдительными. — Я почему-то оказался на троне, - тяжело звучит голос омеги. Шихён удивлённо хмурит густые брови. — И он был расколот на две части, дядя, словно в него ударила молния. Я сидел на нём, а вокруг - густой туман. Вот так. Закончив с пересказом мрачного сновидения, Юнги убирает со стола разложенные овощи и изучает реакцию заметно напрягшегося альфы. Шихён поздно осознаёт, что пепельноволосый буравит его пытливыми глазками, откашливается и натягивает безмятежную улыбку. — Ты переживаешь из-за войны, правда? И скучаешь по Чонгуку. — Очень скучаю, - не скрывает парень. — И по Тэхёну тоже. Когда мы снова будем все вместе? Иши сказал, что лично займётся праздничным столом в день, когда мы приедем домой. Мы же поедем, дядя? На эти воодушевлённые планы на будущее Шихён отвечает неуверенной ухмылкой, потому что нельзя заранее угадать судьбу. *** Сумерки давно опустились на землю и наступила ночь. Чимин вслушивается в пение сверчков, расслабляется, будто несколько часов назад не он бежал по трупам, будто не ему пришлось стать причиной ранения близкого друга. От этих воспоминаний, которые вовеки не покинут его сердце, Чимин грустнеет, вновь обливается чувством вины и начинает корить себя за глупость. Он и представить не мог, что Гайю вздумает следовать за ним в пучину хаоса. Омега был слишком взбудоражен, чтобы заметить чужую тень, сам рвался обезопасить Тэхёна и как обычно принёс одни неприятности. Разозлившись, Чимин грубо стягивает с себя рубашку, бросая её на камень, принимается за штаны. Они отошли далеко от оврага, разбив временный лагерь у безымянного озера, чтобы дождаться вестей от другой части эвкадарского войска. Чимин не мог не воспользоваться моментом и не искупаться в холодной воде, ему даже зима не помеха, ибо жизнь в чаще его закалила. Омега раздевается догола и, бросив взгляд по сторонам, убеждается в своём полном одиночестве и заходит в воду. Она оказывается, на удивление, не такой холодной, какой её представлял парень, поэтому уже спустя минуту Чимин по горло плавал в воде, параллельно следя за воткнутым в землю факелом. Чимину жизненно необходимо смыть с себя липкий испуг и оседавшую на плечах тяжесть минувших дней. Сколько бы омега не мыл руки, ему все кажется, что на них чужая кровь. Это ощущение не оставляет его в покое, один раз даже доводит до истерики. Омега сам себя не узнает: от наивного и отважного парня, родом из Интэки ничего не осталось. Его уничтожила суровая правда, которой учит война. Чимин пару раз ныряет в воду, протирает глаза и переворачивается на спину, глядя на сверкающие звезды. Их так много, что у брюнета кружится голова, однако оторвать взгляд от завораживающей картинки, созданной непонятно кем, просто-напросто невозможно. Вдруг Чимин слышит какой-то треск, словно сломали на две части сухую ветку. Омега тут же вопросительно оборачивается, всматриваясь в непонятно откуда ухавшуюся тень, поправляет мокрые пряди на лбу. — Ты испугался? - бархатный голос унимает тревогу в сердце омеги. Чимин подплывает ближе, но, опомнившись, что абсолютно голый, замирает в одной точке, панически забегав глазами по берегу в поисках своей одежды. Тэхён, словно читая мысли, останавливает взор на разбросанных вещах парня, ухмыляется, одним пальцем подняв рубашку, устремляет ехидный взгляд на сурового брюнета. — Тебе не холодно? Сейчас далеко не лето. — Отвернись, я выйду, - не обращает на едкость внимания Чимин, сделав шаг вперёд, давая понять, что не шутит. — Значит, я не ошибся - ты голый, - плохо скрывается радость в чужой интонации. — Мне нужно одеться. — Просишь моей помощи? — Отвернись, - сердито велит Чимин, выдерживает взгляд напротив. Тэхён разглядывает красивого омегу, любуется пухлыми, налитыми кровью губами, облизывается от желания их вкусить, завидует каждой капле, стекающей по его коже, тоже хочет коснуться и больше не отпускать. Но а пока Тэхён ему уступает, становится спиной и вытягивает руку, державшую рубашку, вперёд. Чимин ждёт пару мгновений, не хочет выходить из воды, боясь, что альфа схитрит и начнёт подглядывать, но поднимается стуженый ветер, поэтому омега труднее терпеть холод. В итоге Чимин топчется к берегу, прикрывая руками наготу, поднимает с земли штаны, второпях одеваясь, чуть ли не падает обратно в воду. Тэхён слышит копошение за спиной, еле сдерживает хихиканье над омегой. Чимин краем уха слышит усмешку, больше злясь на альфу, рывком хочет отобрать рубашку, однако Тэхён её не отпускает, держит мёртвой хваткой. Парню приходится постараться, чтобы вырвать свою одежду из сильных рук: Тэхён как будто нарочно сжимает пальцы, не хочет возвращать взятое без разрешения. Чон в конечном счёте поднимает белый флаг и оборачивается к брюнету лицом, изучая поправляющего воротник омегу проникновенным взглядом: Чимин мокрый, от того бежевая ткань рубашки прилипла к телу, просвечивая грудь. Тэхён видит как часто он дышит, как капли беспорядочно стекают с волос по его лицу и цокает. — Я уверен, ты заболеешь, - стягивая с себя тёплую кофту, оставшись в майке, отдаёт её оцепеневшему омеге воин. — А я этого не хочу. — Ты пришёл, потому что переживал за меня? — Я пришёл, потому что хотел тебя увидеть, - без лукавства отвечает честно воин. Чимин вслушивается. — Ты чуть не умер. — Не начинай, прошу тебя, - закатывает глаза омега, устав целый день слушать причитания вокруг себя. — Чем ты думал, когда выбежал на поле? - под локоть ловит омегу Тэхён, пытливо прищурившись. — Ты мог погибнуть. — Я был готов к этому! - внезапно рявкает Чимин, вырывая руку. — Ты разве не понял почему я это сделал? Разве не ясно из-за кого я был там?.. Тэхён, неужели тебе мало действий? Морщинки на лбу альфы разглаживаются, воин бегает глазами по фигурке напротив, не знает что ответить на столь резкие заявления, молчит. Снова. Чимин устал от его молчанки. Даже слепой поймёт умысел человека, готового отдать жизнь ради другого. Нельзя быть настолько узколобым, чтобы не заметить. — А если бы я погиб? - наклоняет голову вбок Чимин, сжав губы, из-за чего колечко дёргается. Тэхён мгновенно становится серьёзным. — Что бы тогда ты почувствовал? — Я бы… - не договаривает альфа, отводит взгляд на неспокойно горящий факел. — Тэхён, я назвал тебя своим домом. Почему ты играешь мной? — Играю? - в недоумении собирает брови у переносицы воин, а Чимин надломленно усмехается, обняв себя руками из-за сильного ветра. — Ты то ли тянешься ко мне, впускаешь в свою душу, потом ты чертишь грань. Ответь, что я для тебя значу? - облизывает сухие уста брюнет. Снаружи он выглядит уверенно и даже стойко, но Тэхён и представления не имеет чего стоит омеге обыкновенный вздох. Ощущение, будто иглы всаживаются под ногти. — Кто я для тебя? Проблемный омега из чащи леса, дикарь, который укрывал врага? Или… Тэхён знает что именно жаждет услышать Чимин. Знает, чувствует, еле держится, чтобы не крикнуть, только что-то неизвестно давит ему на глотку, перекрывает кислород. Тэхён любит Чимина, пусть не говорит об этом вслух, пусть не показывает, отталкивает. Любит. Полюбил в день, когда ему рассказали о чудо-мази, которой омега его спас. Чимин не просто невероятной красоты парень, он пробуждает в альфе те чувства, о которых ему рассказывал отец в юношестве. «Ради некоторых мы должны будем умереть, но вот жить ради кого-то - это куда значимей». Битвы, королевство, долг… Для Тэхёна чуждо всё, что связано с этим, но Чимин вынуждает его не опускать меч. Светлое будущее, о котором говорили Шихён с Чонгуком, стало ему важно, потому что его хочется подарить омеге. Однако эти странные ощущения настораживают воина. Тэхён, хоть и человек искусства, любовь ему подобно незнакомому музыкальному инструменту, на котором впервые играешь. Одна фальшивая нота - и желание овладеть этим инструментом отпадает. Тэхёну страшно, что его постигнет разочарование, если впустить кого-то в сердце. Тем более такого как Чимин: со сложным характером и нестабильным взглядом на мир. Омега долго сверлит подозрительно замолчавшего воина требовательными глазками, бегает по непроницаемому ровному лицу, ждёт, надеется на любой намёк, только альфа подобно холодной глыбе льда. Потихоньку огонь в очах омеги стынет, пока вовсе не потухает, и Чимин, смочив уста, грустно хмыкает. Тэхену не обязательно отвечать - молчание лучшее объяснение. Наверное, Чимин всё-таки ошибся и любовь, которую он лелеял оказывается обыкновенным соучастием. Кое-как сдерживая напрашивающиеся слёзы обиды, брюнет опускает подбородок вниз и проходит мимо остолбеневшего воина, собирая себя по частям. Ему приходится ущипнуть себя, чтобы не заплакать прямо на месте, однако физическая боль нисколько не унимает сердечную. Может, любовь как раз и существует, чтобы люди страдали? Страдания это жизнь: если страдаешь, значит живешь и наоборот. В таком случае, любовь нельзя называть прекрасным чувством. Она отвратительная. Чимин возвращается в лагерь и фурией, чуть не сбив с ног прохожих и не обратив внимания на оклик старшего лекаря, забегает в свой шатёр. Он застывает в центре комнаты, пытается отдышаться и всё прокручивает в уме прожитую сцену, злится, наполняясь слезами. Чимин буквально признался ему в любви. Он просил его ответить взаимностью!.. Как жалко. Омегу тошнит от переполняющих эмоций и ненависти к себе. Парень вытирает скатывающуюся по щеке слезу, кусает губу до крови и в неожиданности ахает, когда его резко поворачивают за плечи назад. Чимин оказывается прижатым к чужому телу и втянутым в глубокий поцелуй. Тэхён крепко держит омегу за хрупкие плечи, целует долго, мокро и ревностно, почти грубо. Он не даёт вырваться парню, напирает всем весом, проводит языком по сладким губам, наконец-то цепляет зубами колечко, затем проникает в рот омеги и ловит чужой мокрый язычок, не давая парню опомнится, ведёт его к кровати. — Что ты себе позволяешь? - задыхаясь от сумасшедших ласк, внезапной пощёчиной награждает альфу Чимин. Но Тэхён и бровью не ведёт. Он нависает сверху, держа скрещённые кисти над головой брюнета, любуется румянцем на мягких щёчках, чмокает то место, где заметны дорожки слез. — Слезь с меня, - ёрзает под воином Чимин, дёргая руками, чтобы сбежать, но Чон садится на его ноги. — Ты делаешь мне больно! Тэхён! — Ты тоже делаешь мне больно, - тихо и хрипло звучит голос в полумраке. — Своим непослушанием. Когда подвергаешь себя опасности!.. — Это не одно и тоже! — Ты спрашивал, что ты для меня значишь? Так? - наклоняется ближе Тэхён, и Чимин не дышит. — Если я твой дом, то ты мой мир, Чимин. Ты целая вселенная. И я люблю тебя, так сильно, что боюсь. — Любишь, - будто пробуя на вкус, повторяет шокировано омега, раскрывая веки. — Если задыхаться, когда тебя нет рядом, значит «любить», то да - люблю. — Меня никто прежде, кроме родителей, не любил, - сморгнув слёзы с уголков глаз, широко улыбается Чимин. Омега привстает, оставляет меж их лицами жалкие три сантиметра, смотрит в самую душу, заполняет легкие альфы ароматом лаванды и заговорщицки шепчет: — Люби меня. У Тэхёна от этой неоднозначной просьбы по спине бегут мурашки. Он вмиг заводится, слышит быстрые удары сердца и осознаёт, что назад дороги нет - желанный с первой встречи омега прямо под ним, сам просится, и отказывать ему было бы страшной глупостью. Тэхён подаётся вперёд и соединяет их языки в ненавязчивом, но чувственном поцелуе. В шатре тотчас становится душно и влажно, Тэхён обнимает омегу за талию, не разрывая поцелуя, стягивает с него одежду. Чимин не против, послушно поднимает руки вверх, откидывает мокрую челку назад и садится на бёдра альфы, прижимаясь к нему всем телом. Температура их тел вынуждает покрываться потом, от того они липнут друг к другу, трутся и не прекращают целоваться. Кисти омеги обнимают воина за шею, Чимин откидывает голову назад, постанывая от приятных ощущений, когда Тэхён языком рисует на его груди мокрые узоры. — Ты красивый, - опускает брюнета на спину альфа, вновь оказавшись сверху, — я всегда хотел тебе это сказать. Прекрасная нимфа из волшебного леса, - нежно целует в губы альфа, проникая в штаны, ласкает внутреннюю часть бёдер. Чимин не выдерживает, жмурит веки и разводит ноги, позволяя воину хозяйничать в его штанах. — Я красивей… красивей Луи? - интересуется он, привлекая внимание Тэхёна. Тот вопросительно изгибает бровь. — А причём тут Луи? — Ты был с ним в ту ночь, - говорит, плохо скрывая обиду, Чимин, — мы вернулись с охоты, он открыл мне дверь. Альфа несколько секунд пребывает в недоумении, а затем меняется в лице, вспоминая неоднократные намёки омеги, довольно кривит ртом. — Так вот о чем ты тогда говорил… Зачем ты приходил? - снимает с него брюки Чон, поглаживая плоский живот, загораясь, видя реакцию тела на его касания. — Я хотел сделать тебе подарок в знак благодарности. Ты ведь разрешил мне бывать дома. Но из-за Луи ты остался без него, - шутливо вредничает брюнет, за что Тэхён его не сильно кусает за щеку. Чимин хихикает, отодвигаясь к изголовью. — Ладно, хотя бы скажи что за подарок ты мне собирался сделать? — Нет, это глупо. Я только сейчас это понял. — Мне дорого всё, что связано с тобой. Сорви ты ромашку и отдай мне, я буду с гордостью носить её за ухом. Омега, зная, что альфа преувеличивает, смеётся, отвечая на поцелуй, даже не стесняется своей наготы, только дуется, что Тэхён до сих пор в одежде, поэтому помогает ему избавиться от ненужной ткани. Чимину страшно перед первым разом, но воркованье с Тэхёном отвлекают его от напряжения, он расслабляется, наблюдая за каждым приятным движением альфы. Тот тоже не торопится, пусть и сгорает от возбуждения, покрывает нежную кожу бедер беспорядочными поцелуями. — Я принёс тебе серебряный браслет папы. Мой отец сделал ему в знак своей безграничной любви. Я хотел, чтобы он был у тебя, - стесняясь, прячет глаза Чимин, однако Тэхён пальцами цепляет его за подбородок, заставляя смотреть на себя. Альфа приятно удивлён, что омега был готов отдать дорогую сердцу вещь, напоминавшую ему о родителях. Это говорит о масштабах его чувств. — Где сейчас этот браслет? Чимин молча поднимает свою руку, и Тэхён видит болтающую на тонкой кисти серебристую тонкую цепочку. Альфа кротко улыбается, облизнув уста, вытягивает свою руку и кивком даёт парню понять, чего хочет. Спустя пару секунд красивый браслет уже впритык держался на кисти воина. — Я буду его беречь, как и тебя. Чимин раскрывает губы и принимает альфу, Тэхён больше не растягивает время, не в силах терпеть, вылизывает его, не забывает ни об одной части тела, жадно внюхивается и растягивает, медленно. Тэхён все делает медленно, делает это нарочно, чтобы Чимин прочувствовал его любовь, и Чимин чувствует. От незнакомых приятных ощущений корчится, расползается в постели, стонет так сладко, что Тэхёну приходится постараться не кончить. Растягивает парня Чон тоже долго, смазывает колечко мышц слюной и входит не полностью, даёт привыкнуть и успокаивает поцелуями, которые оказывается намного интимнее секса. Целоваться с Чимином это уже самый пик - от него не хочется отлипать, наоборот, хочется больше, глубже, до дурости. Тэхён двигается плавно и с оттяжкой, ловит каждый стон омеги, переплетает ладони и крепко сжимает. Чимин не знал о том, что на земле бывает не только ад, но и рай. Тэхён ему показал. Каждый сантиметр его тела зудит, его сводят приятные судороги. Такое ощущение, что он тает. Тэхён ускоряет темп, входит до конца, трахает так, что Чимин видит звёздочки над собой. Пошлые шлепки мокрых тел и запах секса дурманят рассудок. Чимин тянет альфу за волосы, вгрызается ему в плечо, говорит, что больше не может и кончает себе на живот. Тэхён обещает, что доведёт его до оргазма и во второй раз - и слово сдерживает, но сейчас изливаются оба. Омега отпускает взмокшие кудри воина и обессилено вздыхает, повернувшись на бок, чтобы видеть уложившегося Чона. — Я люблю тебя, - улыбается Чимин, уткнувшись носом тому в шею, вдыхает его запах, прикрыв уставшие глаза. — И никогда не разлюблю. Уж лучше умру. — Не умрешь, - серьезно говорит Тэхён, — никогда не умрешь. Будешь жить вечно. — Так не бывает, - смеётся сонно омега. — Не говори больше такие вещи. Мне не нравится думать о том, что тебя может не быть, - поглаживает скулы Чимина альфа. — Давай тогда вместе жить вечно. Хорошо? Тэхён краем рта улыбается и укрывает парня одеялом. — Хорошо.