Эвкадар

Сон беспокойный и ночь холодная. Намджун просыпается резко, ещё на размытых границах между грезами и реальностью, трёт взмокший пот и присаживается, глядя в полумрак. В его покоях, кроме трескающихся углей в камине, нет света. Альфа приглядывается в красные искры, вдыхает запах нарциссов и горящего дерева подле себя, немного успокаивается. Сердце его кровоточит. Нет для человека хуже пытки, чем грызущие, словно мерзкие крысы, сомнения. Они добираются вплоть до души, лишают сна и беззаботности. Намджун давно держит в себе бурю, давно его ум затуманен вопросами, задать которые он боится вслух. Страх быть преданным настолько велик, что альфа впервые, глядя в зеркало, говорит своему отражению «трус». Но разве можно назвать трусом того, кто просто не желает принимать горькую правду? Слабости есть и у королей, у каждого, кто рождён, дабы умереть однажды. Намджун свои пороки знает наизусть и тщательно их скрывает, только боль, увы, маскировать в разы сложнее. Он знает в лицо тех, кто в тайне желает ему смерти. Он пил за один столом с бунтовщиками и клеветниками. Пожимал ладонь врагам своим и помогал людям, которые его презирали. Намджуну плевать на подобный сброд. Они - пустые сосуды и ничего не значат. Но есть человек, за которого альфа готов сесть в седло и обнажить меч. Человек, которого он уважал, ценил не только как хорошего воина, но и как друга, советника, наставника. Которого любил, как родного отца, заботу коего на себе не испытал. Намджун никогда и не при каких обстоятельствах даже мысли не допускал о предательстве со стороны Чонов. Скорее звёзды в небе разом погаснут, чем Шихён отвернётся от своего короля. Верность Намджун ценит выше любви. Он сам не понимал почему же господин Чон, бравый воин, служивший ещё его отцу, вдруг поддержал обычного сиротку. Как он доверился ему столь легко и отвернулся от тогдашнего правителя? Что же Шихён в нем тогда увидел? «Вы рождены, чтобы править Эвкадаром, мой юный король. Я вижу по вашим глазам, вы мечтаете о большем. Вы мечтаете о лучшем мире, прямо, как ваш отец», - вспоминает альфа давние слова воина. Неужто тот, кто смог искренне произнести такие речи, способен вонзить нож в спину? Столько лет дружбы и службы, столько побед и скорби, столько чувственных бесед под покровом темноты... Неужели верность погубило тщеславие? Ким мрачнеет от своих душевных переживаний, тянется рукой к кувшину с водой на тумбе и большими глотками утоляет жажду. Холодные капли стекают к подбородку и разбиваются об одеяло из шкуры зверя. Из-за копошений просыпается Джин. Омега, подавляя зевок, присаживается рядом с удручённым альфой и, пряча наготу под шёлковой рубахой, местами разорванной в порывах страсти, опускает голову Намджуну на плечо. — Почему ты не спишь? - целует его в шею Джин, пальцами теребя шнурок чужих ночных штанов. — Снова кошмары мучают? Это не первая ночь, когда король в холодном поту вскакивает с постели. Намджун Джину толком ничего не рассказывает, однако омега не слепой и видит, что с альфой происходит нечто странное. Он взвинчивай, ходит понурый и на всех срывает свой гнев. Сокджин на цыпочках ходит, дабы лишний раз не раздражать его, во дворце почти не появляется, проводя дни в запертой комнате. Состояние Намджуна пугает: альфа теперь никому не доверяет, все дела ведет самостоятельно, и Джин знает почему. Сам приложил к этому руку, а теперь наблюдает за чужими мучениями. Он очень близок к своему триумфу, так почему же нет того сладкого предвкушения победы? Почему постепенное падение короля Эвкадара его не радует? Напротив, Джин сам грустит, подолгу молчит и волнуется, что Намджун толком не ест, не пьёт. Засиживается до поздней ночи в библиотеке и что-то читает. — Мне полегче. Ложись спать, - отвечает ему альфа, взяв за руку. — Но я же вижу, тебя что-то тревожит. Пожалуйста, поделись со мной! Вдруг я смогу облегчить твои мучения? - присаживается на колени парень, ласково прося Кима довериться. Намджун твёрдый взгляд с одной точки не уводит, на уговоры омеги толком не реагирует, и тогда Джин садится прямо напротив него, берет чужое лицо в свои тёплые ладони. Намджун моргает несколько раз, избавляясь от пелены в глазах, устало вздыхает, тая от нежных прикосновений. «Что я с тобой сделал?..», - проносится в уме урсуса, стоит ему увидеть боль в глазах напротив. Намджун похож на призрака. Нет в нем ни радости, ни грусти или злости. Одно пугающее равнодушие. Джина аж задевает, что альфа такой из-за какого-то простого воина. — Господин мой, - сладко тянет шатен, крепко обняв Кима за широкие плечи, покрывает обнаженные участки груди поцелуями. Намджун в ответ на ласки прижимается к омеге и зарывается носом в ямку ключиц, набираясь с силами. Запах нарциссов - похоже, его единственное утешение в последнее время. Если бы не этот парень, когда-то спасший ему жизнь и пытавшийся отнять её, Намджун давно бы лишился рассудка. — Отныне ты единственный, кому я могу доверять, Джин, - тихо говорит безрадостный альфа, и омега вслушивается, баюкает касаниями того. — Ты удерживаешь меня здесь. Благодаря тебе я ещё могу идти дальше. — Намджун, ты пугаешь меня, но знай, - сглатывает ком в горле омега, взглянув тому в лицо, — я всегда рядом. Что бы не произошло. Брюнет тянет уголок рта в улыбке и поправляет прядь шёлковых волос Джина за ухо, потянувшись за коротким поцелуем. — Когда ты успел пробраться в мое сердце? «Когда ты оставил свои отпечатки на моем», - хочет ответить омега, однако не мужается и, вместо слов, садится на колени альфы, утягивая их обоих в пучину страсти. *** Четырнадцать дней тому назад. — Ты сделаешь это в любом случае, иначе, - сверкает глазами Сет, обнажив серебряный нож перед носом перехваченного разведчика, — твоя семья погибнет ужасной смертью. Тебе не жаль своих братьев? Джин, наблюдавший за встречей сквозь бумажную ширму, ожидающе скрипит зубами, пока его слуга выполняет грязную работёнку. — Но это клевета! Я не могу так поступить! - чуть ли не плача пытается объяснить альфа, втянутый в коварные дворцовые интриги. Когда-то король ему приказал отправиться в окрестности и послушать народ, узнать о положении дел и заодно выяснить, кто пускает мерзкие слухи о Чонах и есть ли в них хоть капля правды. Гонец своё дело выполнил и спустя долгие месяцы наконец-то вернулся в столицу, однако кто-то напал на его повозку и, нацепив мешок на голову, похитил. Позднее всё стало ясно. — Клевета или нет - не твоего ума дело, - шипит ядовито Сет, кивнув двум стражникам, отчего те больно бьют альфу дубинками по спине. Разведчик, скрутившись, падает на колени и от боли кашляет. — Выбирай, либо поступаешь по-нашему, либо сегодня ночью дом твоей семьи пожрет адово пламя! — Умоляю... Альфу вновь бьют дубинками. Джин морщится от неприятных звуков, устаёт от чужого упрямства и, надев на голову капюшон, прячет лицо за повязкой. — Послушай, - выходит омега изо своего укрытия, — я щедро вознагражу тебя, ты и твои братья забудут о нуждах, они получат лучшее образование и блестящее будущее, если ты перестанешь упрямиться. Тебе всего-то нужно передать эти слова королю и только, - протягивает завёрнутый в трубку лист бумаги Джин. Они с Сетом заранее составили план письма с информацией, гонцу следовало лишь повторить написанное. Альфа быстро проходится глазами по тексту и, бледнея с каждой строчкой, поднимает вытаращенные глазёнки на человека под капюшоном. — Это... это огромная ложь! - его крик несогласия звоном отражается от стен. — Но станет правдой. — Нет, я не могу... Господин Шихён... Генерал Чонгук!.. Они никогда не думали о перевороте! - снова срывается на дрожащий крик альфа, за что получает хорошую пощёчину от Сета. Дело трещит по швам. Джин теряет терпение и решает перейти к крайним мерам. Омега зовёт стражника за дверью, и в пыльное помещение заводят трёх омег шестнадцати лет. Мальчики перевязаны тугими веревками, во рту тряпка, чтобы не верещали, на глазах чёрные платки, чтобы не видели лишнего. Стоило разведчику узнать в пленниках своих младших братьев, как он в панике ползёт вперёд и заливается слезами. — Сделай как я сказал, вот тогда я твоих братишек отпущу. А не сделаешь, я их псам скормлю. Повторять, надеюсь, нет нужды? - брезгливо пинает носком обуви плачущего в мольбе сжалиться человека урсус. Сет довольно усмехается и приказывает умыть гонца, чтобы тот в подобающем виде отправился на приём к королю. *** Следующее утро, пропитанное едким запахом подлости, наступило для Джина рано. Сет поднял его с первыми лучами солнца и велел готовиться к важным новостям. Омега, приведя себя в порядок, гуляет по коридорам дворца и будто бы ненароком заворачивает в крыло тронного зала, у дверей которого собралась свита. Среди толпы урсус замечает похожего на мертвеца лазутчика, коему выпала участь стать глашатаем предателей. Альфа чувствует со стороны пристальный липкий взор и чуть поворачивается, в ужасе задрожав всем телом. Сет жестом намекает, что шутки с ними плохи, после чего гонец опускает голову в пол и чуть было не плачет. — Как думаешь, он сделает всё правильно? - нервно грызя заусеницы, уходит Сокджин. Бета, поравнявшись со своим господином, держит спину прямо и впервые чувствует себя не обычным слугой, а человеком, благодаря которому изменится ход истории. — Ему остаётся лишь передать нами состряпанный доклад, всего-то. — А если он расскажет про нас Намджуну? — Не успеет, - Сет пропускает омегу в красивый зал с накрытым столом и просит снующих туда-сюда слуг больше их не беспокоить. — Я тысячу раз видел Намджуна в гневе, он сущий демон. Этот несчастный не успеет моргнуть, как голова его покатится в угол, - хмыкает в усмешке бета и, заметив хмурый вид урсуса, цыкает.— Гонцы, приносящие дурные вести, обречены попадать под горячую руку. Чего ты удивляешься? Или уже забыл с кем дело имеешь? С тебя то он пылинки сдувает, кормит с ложечки и комплиментами осыпает, словно лепестками роз. Едкость в интонации Сета нервирует Джина. Омега, в приступе ярости, дёргается, отчего столовый прибор в его руке отлетает в сторону, бьется о сервиз и со звоном падает на мраморный пол. В комнате вдруг становится душно. — Я ничего не забыл, - цедит сквозь сомкнутые зубы омега, приняв протянутую Сетом чистую вилку, второпях принимается за завтрак. — Я ничего такого не сказал, - не понимает чужую реакцию слуга, мрачнеет от больших подозрений и решает поднажать, — проверяю, не передумал ли ты?.. — Знай своё место, - сверкает очами омега, круто подняв подбородок на опешившего Сета, который слегка теряется из-за резких перемен в поведении Джина. Сет считал, омега выше всяких предрассудков и титулов, что он относится к нему не как к очередной прислуге. Сет думал, они друзья. Поэтому омега мигом тушуется, теряет всякое желание продолжать беседу и, смиренно наклонив голову, кивает. Джин, оказавшийся во власти гнева, даже думать не желает о том, что несправедливо нагрубил своему единственному другу, отводит взор и запивает ком в горле сладким вином. — Прошу прощения за дерзость, - сдержанно говорит бета, отойдя в угол, чтобы господин мог поесть в тишине. Тем временем в тронном зале уже начинается собрание. Намджун, одетый в красный костюм с меховым воротником, садится на своё законное место и одним жестом руки даёт позволение начинать заседание. Сперва выступают воеводы, докладывающие о сценариях войны. Гонец, держащий закупоренный в футляре лже-доклад в нервной трясучке стучит зубами и все время смотрит под ноги, не смея больше взглянуть в глаза королю, которого должен обмануть. Альфа долго борется со своей совестью, ставит на чашу весов жизнь братьев, понимает, что другого пути нет и в разы больше себя ненавидит. Жалкий червяк, ничтожество! Как только он не называл себя, пока выступали старшие по титулу. Гонец сжимается от грозного тона короля, чувствует ещё немного и свалится с ног от волнения, а когда и вовсе слышит своё имя, испускает дух. Гонец, низко поклонившись, выходит в центр огромного зала, где помимо него ещё человек десять, обливается холодным потом и не спешит отдавать Киму кожаный футляр. Будто он сросся с ним, стоит истуканом, испытывает чужое терпение, но всё ещё не хочет клеветать на честных воинов. — Я тебя слушаю. С чем ты ко мне пожаловал? - потирая бородку, устало вздыхает Намджун. Лазутчик, роняя слезу на пол, вытягивает обе руки к королю и подаёт свиток. Слуга ловко забирает его, раскрывает для правителя и уже потом злосчастный предмет оказывается у короля Эвкадара, чьему сердцу суждено разбиться. Намджун, не подозревая о содержании, собирает брови у переносицы, обнажая морщинки, глазами проходится по строчкам. По мере прочтения, выражение его лица становится непроницаемым, будто начищенные до блеска доспехи. Но как бы альфа не пытался скрыть свои подлинные чувства, глаза молчать не умеют. Сперва в них раскалывается айсберг, трескается лёд и вода поднимается на сушу. Суша, оказавшаяся по водой, извергает жидкое пламя. Вулканы пускают горящие шары, поджигая всё живое. Эта стихия бесчинствовала в нем. Альфа, затаив дыхание, слово за словом теряет частичку своей души, сам в себя гвозди вбивает и кровью поливает мёртвые под ногами его цветы. Много от кого он ждал подлости, многих он не простил и собственноручно отправил в преисподнюю. Много он терпел злых языков и перерезал глотки тем, кто был невежлив с ним. Всюду искал предателей, а самого главного на груди пригрел. «Змей», - вертится в уме Намджуна. Слёзы обиды не выходят наружу, они стекают в самое сердце, его наполняют горечью, его травят своим ядом. Наверное, поэтому Намджун чувствует такую страшную тяжесть, аж пошевелиться не в силах. Бывало, поднимался на самую высокую точку города, любовался далекими, но высокими скалами, а сегодня сам стал одной из них. У Намджуна в груди зверь истошно воет. Когтями себе путь к выходу роет, хочет вырваться, нагнать, спросить. Даже собравшиеся чуют неладное, отходят ближе к стенам и с подозрением на свиток в руках короля поглядывают. Альфа снова и снова перечитывает содержимое, для себя определённые пункты выделяет и, зажмурившись, закручивает лист в трубку. Если бы все знали каких усилий ему понадобилось не упасть, сколько боли он проглотил, до сих пор её в себе прячет... Намджуну впервые больно от предательства, потому что предал его самый близкий человек, друг, брат, отец. Его предал Чон Шихён. — Это правда? - не получается у него не дрожать голосом. Гонец, которому теперь плевать на свою жизнь, кивает и говорит заранее заученные фразы: — Правда. Своими глазами видел и слышал. Намджун в недоброй улыбке тянет уголки рта вверх. Вот как значит... — Народ его восхваляет, зовёт повелителем всего света. Они в его честь молятся и празднества устраивают, - бьет ниже пояса, продолжает давить на больное, кружит голову Намджуну своим грязным обманом докладчик, — некоторые осмеливаются говорить, что после войны на престол взойдёт генерал Чонгук. Он их ослепил, мой государь. — Чем же это?! - кривя ртом, еле держится на троне Намджун, чья радужка глаз темнеет, как и день за окном - солнце скрывается за вовремя появившимися тучами. — Ходят слухи, что Чоны ведут двойную игру. Ни один раз люди говорили, что Чонгук защищал войска урсусов. Возможно, с их помощью он планирует захватить трон. — Что? - раскрывает широко веки альфа. В зале звенящая тишина. Чиновники, переговариваясь между собой, тоже ничего не понимают. — Сейчас урсусы почти у стен Хоши. Им удалось прорваться лишь благодаря Чон Тэхену, - чуть тише продолжает гонец, получая в спину неодобрительные возгласы. — Как так?! Что за ересь ты несёшь?! — Чоны преданны королю, как никто другой! — Кто наплёл тебе эту ахинею, бестолковый ты дурак?! — Говорю же, я сам всё видел своими глазами, - пальцами сжимая подол туники, терпеливо отвечает лазутчик. Намджун трёт переносицу, покрываясь трещинами от тяжёлой правды. Получается, столько лет он оставался в неведении, столько лет ему морочили голову, а он, идиот, верить в только-только появившиеся слухи не хотел, наказывал каждого, кто криво отзывался о Чонах. Зря... зря открыл им свою душу, зря доверился и полюбил. Стервятники! Пока в зале разгорается спор, Намджун трёт опухшие от сонливости глаза и снова обращает внимание на свёрнутый лист, вспомнив кое-что ещё. — Ты упомянул юношу, - негромко произносит Ким, и вмиг альфы замолкают, опустив взоры вниз. Намджун считывает незнакомое ему имя и требовательно уставляется на гонца. — Кто этот омега? — Мой господин, если вы помните, давным-давно в Сефасе одна семья укрывала урсуских купцов. Вы велели их казнить. Так вот, господин Шихён в день казни проездом находился в городе и, вопреки вашему велению, спас мальчонку. Он приютил омегу, стал ему отцом. Омегу зовут Юнги. «И об этом смолчал», - стирает зубы в порошок альфа, помрачнев до такой степени, что докладчик, случайно заглянувший тому в лицо, осекается на полуслове. Не желая более ничего слышать, Намджун поднимается с трона и, взмахнув подолом накидки, рысью выходит из помещения. Гонец, глубоко выдохнув, хватается за сердце и оседает камнем. Однако этим же вечером его сбрасывают с моста в обрыв по приказу Сета. *** — Весь день ходит мрачным, - грустно бубнит Джин, подпирая кулаком подбородок. Повозка убаюкивающе покачивается, поэтому омеге приходится хорошенько постараться, чтобы не уснуть после очередной бессонной ночи. Конечно, он бы радовался, будь причиной бессонницы Намджун, однако в последнее время альфа на него внимания не обращает. Ходит понурый, как не выйди на балкон, постоянно в саду, один, даже без стражи. Оказывается, человек может быть мёртвым при жизни - Намджун доказал. Джин с самого прибытия в столицу мечтал сломать его, представлял час его падения и радовался, предвкушал победу, только мало-помалу получая своё, удовлетворения не испытывает. Совсем, ни капли радости или злорадства. Наоборот, глядя на безотрадного альфу, у Сокджина в желудке всё скрючивается. Душа болит. Конечно его настораживает сочувствие к тому, кого необходимо уничтожить, но урсус успокаивает себя истинностью. Это из-за неё все беды, из-за неё Джину жалко Намджуна и точно из-за неё одной омега столь страстно желает ласки альфы. — Меня больше волнует, почему он до сих пор ничего не предпринял, - сидя напротив парня, негодует Сет. Бета с интересом глядит в окно, рассматривая лавки и торговые ларьки. Он, с улыбкой до ушей, тычет пальцами в каменные домишки и рассказывает урсусу что на их месте было прежде. Джин его энтузиазм не разделяет. Омега, одетый в одежду простолюдина, играется со шнурком на поясе и кусает задумчиво губу. Он не просто так решил выехать в город. Парень надумал самолично купить тканей для нового наряда, чтобы порадовать Намджуна. Может, красивая одежда и танец хоть немного отвлекут его от тяжёлых мыслей. — В последний раз мы виделись той ночью, когда он ворвался в мою спальню весь на взводе, - продолжает угрюмо шатен, — знаешь, что он сказал мне тогда? — Началось, - закатывает глаза Сет. — Что верит мне одному. — Ну и напрасно, - ёрничает бета и стучит кучеру, чтобы остановился. — Выходим, у этого торговца лучшие ткани. Одни шелка! Парни поочерёдно выходят из повозки. Джин, щурясь из-за холодного ветра, натягивает на голову капюшон и с любопытством осматривается, подмечая в уме как давно не бывал за пределами дворцовых стен. Он и забыл, какой Эвкадар красивый и чистый город. Даже война и разруха не в силах подпортить её величие. Подышав свежим воздухом ещё пару минут, он входит в небольшую лавку, местами заросшую плющом. Сет сразу вручает хозяину два мешочка золота, даёт понять, что к нему нагрянул кто-то важный. — Намджуну нравится белый цвет, - оценивающе разглядывая кружевную полупрозрачную мантию, в предвкушении улыбается омега, — он говорил, что белый - цвет невинности, чистоты. — Его забавляет раздевать омег в белом, этим самым он непорочное делает порочным, - монотонно звучит бета, предлагая урсусу изумрудного цвета ткань. — Ты нарочно так говоришь, чтобы испортить мне день. — Ошибаешься. Я так говорю, потому что ты только о своём Намджуне и талдычишь! Тебе даже жаль его! — Тише ты! - шикает в палец Сокджин, с настороженностью поглядев за плечо, не услышал ли кто их разговора. Сет осознаёт, что допускает ошибку, виновато хмурится, но от своих слов не отказывается. Слуга принимает в свои руки выбранные омегой шелка, ходит по его пятам, однако на усталость не жалуется. — Ладно, может, ты и прав... Я много отвлекаюсь, - не отрицает очевидного шатен, поворачивается всем телом к другу. — Что-то долго нет вестей из Урсуса. Прошло немало времени с последнего письма. — Может, у твоего советника всё стабильно? Или нашего человека перехватили и давно убили. — Кто? Намджун? - в панике восклицает тот, испугавшись, что альфа знает об его планах и поэтому не навещает ночами. Если это правда, Джин сойдёт с ума. — Почему сразу Намджун? Это могут быть обычные разбойники. Сейчас времена неспокойные. Омега останавливается у полки с бархатом и набирает всего понемногу. — В любом случае, выясни в чем загвоздка. Закончив с покупками в одной лавке, они едут дальше. Джин покупает украшения и благовония, сладкие масла и косметику. Рассказывает бете о предстоящем сюрпризе, не замечает его скверного настроения и смеётся. Во дворец парни возвращаются вечером. Омега, переутомившись, сразу требует набрать ванну и, раздеваясь на ходу, собирается к ужину. — Господин у себя? - спрашивает он стражников перед тем, как уединиться в купальне. — Господина нет во дворце, - сообщают Джину. Омега, задумчиво нахмурившись, просит доложить, когда король вернётся, после чего уходит. Баня уже заполнена свечами. Слуги, один за другим, доливают ведрами горячей воды и бросают в ванную лепестки разнообразных цветов. Джин, сбросив с плеч халат, перелезает бортик и опускается в кипяток, от блаженства прикрыв веки. Сотни мыслей кружатся над ним, подобно назойливым мошкам. Как бы Джин не пытался забыться, они его нагоняют и проходу не дают. Мучают. Омега отпускает слуг и сам ухаживает за собой, натирает губкой мыло и проводит ею по гладкой коже ног, трёт хорошенько до красных полосок. Потом берёт ковш, набирает чистой воды и смывает пенку. Джин любит принимать ванны, любит купальни, потому что раньше, у себя дома, только в бане он мог не притворяться. Также, как и сейчас, игрался с водой, нежился в пене и вдыхал ароматы цветов. Урсус тоскливо улыбается минувшим, будто прошлая жизнь, дням и присаживается, схватившись за бортик, когда дверь в купальню отворяется. — Ты хоть скрой своё разочарование, - собрав локти на груди, проходит в глубь комнаты Сет. Закатив глаза, Джин ложится обратно и расслабляется. — Дай мне отдохнуть. — Простите, Ваше Великолепие, что помешал, но у меня для тебя новости. — Хоть хорошие? - умоляюще смотрит на старшего шатен. Сет, хмыкнув, садится на мокрый край ванны. — В казармах какое-то оживление. Кажись, воинов готовят в дорогу. Подумав немного, Джин понимает, что хочет сказать бета. — Полагаешь, они по душу Чонов? — Надеюсь на это, - вздыхает мечтательно Сет, наблюдая за реакцией омеги краем глаза. Урсус удручённо надувает губу, играется с пальцами рук, однако явно не от скуки - он волнения. — Представляю как тяжело ему сейчас... Он думает, что остался один. — Так и есть, этого мы, собственно, и добивались, - подхватывает слуга, — или ты хочешь сказать, что у него есть ты? Сокджин подолгу молчит, не понимает, почему в груди сердце птицей бьется и почему вдруг слёзы напрашиваются наружу. Омега сильно кусает щеку изнутри, дабы взять эмоции под контроль, но выходит плохо. Как бы Ким не пытался возвратить первичные чувства к Намджуну, вспоминать о пытках и его поступках, ничто не оказывает влияния. Память лелеет исключительно совместные ночи, прогулки и ласки. Омегу самого это достало, он всё больше путается и считает себя последним дураком, а как быть? Как иначе, если зверь тянется, зверь любит? Прежде Джин был уверен, что истинность - это не более, чем дедушкины сказки, но испытав её силу на себе, теперь понимает, что есть нечто опаснее смерти - жизнь, связанная с другой жизнью. — Иногда мне кажется, что он вовсе неплохой человек, - аккуратно начинает урсус, и Сет, в шоке разинув рот, качает головой. — Намджун обычный человек с тяжёлым детством. — Что ты несёшь? Ты даже не представляешь какой он жестокий! Вдобавок убийца! — Любой правитель, Сет, потенциальный убийца, я в том числе. Править без крови не получается. Поморщившись, бета осуждающе цыкает, отвечая в неодобрении: — Он залез не только в твоё сердце, но и в голову - ты даже думаешь, как он! Разве не ты говорил, что хочешь лучшего для Эвкадара и Урсуса?! Что Намджун жестокий король, а при тебе будет иначе?! Да что с тобой такое, черт подери?! Я боюсь за тебя, Джин, - в конце концов подскакивает на ноги Сет, и крик его отскакивает от стен эхом. Казалось бы, даже свечи солидарны с мнением слуги, ибо пламя их дёргается вверх, словно их тянет невидимая тень. В купальне и без того дышать тяжело от густого пара, но Джин уверен, что рассудок мутнеет от брошенных ему в лицо слов Сета. Это ведь чистейшая правда - омега оправдывает Намджуна, сопереживает, себя одинокими ночами корит, что альфа теперь как в воду опущенный. Что с ним? Почему он грызётся с чувством вины, почему не торжествует? Почему, когда Намджун дискуссирует с ним о политике и законах, он не брызжет в несогласии слюной, наоборот, поддерживает. Почему, когда стоит уйти, ближе прижимается, требует тепла? Почему от поцелуев расцветает подобно букету цветов, почему от его «прекрасный» готов рыдать? От щёк Джина отливает кровь. Он сам не в силах ужиться с правдой, поэтому водит за нос всех. Так ведь намного проще. — Ты помешан на нем, - сокрушенно выносит приговор бета, в расширенных зрачках которого отражается пламя свечей. — Истинность сделала из тебя тюфяка. Погляди на себя! — Дело не в Намджуне. Я становлюсь тем, кем всегда и являлся - омегой. — Правда? - наклоняется, оперевшись о колени шершавыми от тяжкого труда ладонями, зло усмехается Сет. — Только вот омега не имеет права на престол! - шипит он ядовито, и за его плечами доносится глухой шум затвора. Двери в купальню настежь открываются. Сет тут же отходит к стене и учтиво опускает голову, приветствуя высокую массивную фигуру. Сперва Джин слышит его запах, затмивший благовония и аромат масел, затем он, подняв радостные глаза, видит его самого. Намджун суров, однако стоит ему встретиться с бездонными очами омеги, как усталость отступает прочь, и альфа смягчается. Намджун, поправив подол длинного чёрного халата из привезённого шелка, статной походкой приближается к ванной, в которой нежится обнаженное тело, усеянное шрамами. Альфа по каждому проходится, узнает свой почерк и возвращается мысленно в дни, когда считал самого красивого парня своим врагом. Однако шрамы эти, ссадины и пятна, даже вырванные ногти, ничуть не портят природную красоту чужеземца. Намджун никому не поклонялся, но на него молиться готов. — Оставь нас, - не глядя на слугу, приказывает альфа. Сет, бросив многозначительный взгляд на светящегося от счастья Джина, покорно откланивается. — Ты пришёл, - улыбается Киму омега, тянет руки, чтобы обнять. Намджун пару секунд остаётся непоколебимым перед его чарами, но смешная моська нетерпеливого Джина делает своё, и альфа, скинув с плечей еле ощутимую ткань, составляет компанию в просторной ванной. Он тянет парня на себя за лодыжку и сажает того на свои бёдра. — Твой запах сводит меня с ума и мне нравится одна только мысль, что лишь я его слышу, - целует в шею растекшегося, словно масло, омегу Намджун, поглаживает худые ножки под остывшей водой. — Скучал по мне? — Я ждал тебя ночью, но ты, видимо, был занят делами поинтереснее, - обиженно отвечает Джин, желая выпрямиться, но альфа одним движением руки валит парня обратно к себе на грудь. — Пусти. — Я слышал, ты гулял сегодня? — Ты же мне разрешил выезжать в город, - хлопает непонимающе ресницами урсус, Намджун целует его в подбородок. — Да, разрешил, но раз в месяц, а ты уже злоупотребляешь. — Если бы ты знал, для чего я выезжал, то не возникал бы, - задирает нос шатен, на попытку альфы украсть ещё один поцелуй, бьет рукой по воде, брызнув в лицо Намджуна. — Люблю, когда ты вредничаешь. Это заводит, - смеётся второй, дышит прямо в ухо и, не устояв перед соблазном, хватает шатена за скулу и глубоко целует, языком проникая в рот. Джин ему с охотой отвечает, жажда ласки достигает апогея, поэтому возбуждение сразу даёт о себе знать. Альфа на чужой стояк ухмыляется сквозь мокрые терзания языком, ласкает пальцами бедра, оставляя на нежной коже свои отпечатки. — Ты расскажешь, что с тобой происходит? - не упускает момент урсус, жмурится от неприятных ощущений, когда один палец входит в него. — Если оседлаешь меня. — Ты коварный, - кокетливо облизывается Джин и подаётся вперёд для долгого поцелуя в десна, ногтями оставляет длинные царапины на твёрдой груди, пока альфа его трахает. — Расскажи. Я волнуюсь о тебе. — Уже неважно, - вылизывает его Намджун, бросив плотоядный взгляд из-под бровей. — Я все решил. На пару мгновений разум омеги трезвеет, он перестаёт улыбаться и рассеянно изучает взглядом Намджуна под собой. Наращивая темп, альфа крадет у шатена первые стоны и, не медля, заменяет пальцы членом. Входит резко и до конца, отчего Сокджин выгибается дугой, хрипит то ли от боли, то ли от предстоящего оргазма, разливая воду за бортик ванны. Как бы урсус не пытался, больше альфа время на разговоры не тратит, не отлипает от парня весь последующий час, проверяя плиты на прочность. Джин так и не понял, что значит это «всё», но всё-таки надеется на тот исход, который сам избрал для Чонов. *** Перо медленно выводит букву за буквой, как по вине неожиданного грохота, стрежень оставляет большую кляксу на бумаге, отчего старик, в недовольстве поморщившись, расправляет плечи и встречает взглядом блеклых глаз ворвавшегося в кабинет человека. — Что за вольности?! Почему ты врываешься ко мне без предупреждения? - Архи, держа перо в одной руке, второй мнёт испорченный кляксой документ и бросает в урну. Альфа, чьё лицо слабо видно из-за полумрака, выходит вперёд, оказавшись под солнечным светом, смачивает уста слюной и усмехается волчьей ухмылкой. — Долго же вы народ в дураках держите, советник, - тянет цинично он, подойдя к окну, за которым возвышаются дворцовые башни. Архи, в недоумении изогнув бровь, откидывается на спинку массивного кресла из красного дуба. — Извини? — Я знаю, что в королевской спальне лежит не Чанни. И государственные указы издаёшь ты. Вот, кстати говоря, доказательство, подтверждающее мои слова, - кивнув на королевскую печать Урсуса, которая давно хранится у регента, подмечает один из придворных людей Кимов. Морщины Архи углубляются, старик, собирая костлявые пальцы в замок, тяжело вздыхает, испепеляя непроницаемое лицо напротив испытывающими очами. Похоже, лгать смысла более нет, ведь в любом случае от нежелательных очевидцев можно легко избавиться. — Ты убил короля, - в презрении хмурится альфа. — Вздор! Чанни почил от своего недуга! — Если так, почему во дворце об этом не знают? Почему ты смолчал? И где, черт подери, носит наследного принца? Его экспедиция ещё не закончилась? Или он тоже мёртв? Советник поднимается со своего места, спеша поравняться с пылко возникающим человеком, дабы его успокоить. Альфа чересчур взвинчен и так просто образумить его у Архи не получится, но он всё-таки попытается, иначе вновь прольётся кровь. На самом деле, этот мужчина не первый, кто узнавал главную дворцовую тайну, только разница между им и теми людьми в том, что он пока ещё дышит. Скрывать смерть короля становится труднее с каждым днём, ибо Урсус полон злобы. Убитый горем народ устал терпеть постоянные войны, забирающие их детей, устали от тяжёлых работ на посевах и строгих законов, которые выпускает «государь». Всё больше и больше урсусы наполняются возмущениями, грозясь отплатить дворцу той же монетой. — Кто ты такой, что я должен перед тобой отчитываться? - высокомерно поднимает бородатую бородку Архи, ослепляя еле сдерживающего ярость альфу перстнями на обеих руках. — Я ещё раз повторяю, твои слова, опирающиеся на слухи, вздор! Пошёл прочь из моего кабинета! - указывает на дверь советник, угрожая вызвать стражу, однако придворного чужие запугивания не беспокоят. Альфа наступает вперёд, кривит уголками рта, отвечает: — Ты слишком заигрался, старик. Я-то знаю твои мысли, по глазам твоим бесстыжим читаю - ты об Урсусе мечтаешь. Может быть, раньше ты охотно поддерживал наследного принца, только сейчас тебя ослепила сила власти. О троне мечтаешь, правда ведь? — Нечестивец!.. - запинается от резких обвинений Архи, оказывается вжатым в стол, отчего чуть было не падает на него, всё на дверь поглядывает, думая окликнуть стражу. — Ничего подобного! — А это тогда что? - достаёт изо пазухи мятые листки альфа, бросив прямо в лицо растерянного старика. Листки с указами падают к ботинкам Архи, он поднимает один и бегло проходится по тексту глазами. — Это твой тридцать четвёртый указ. Именем короля ты велел развесить на площади гобелен в свою честь. Нам нем вышита твоя фигура, вокруг которой собрался народ, кланяющийся тебе в ноги. Что это, если не измена?! Кем ты себя счёл? Владыкой, что ли? - едко смеётся придворный, сощурив веки. — Когда наследный принц об этом узнает, он снесет твою седую голову. — И не думай об этом! - грозно сверкает очами Архи и, нащупав ладонью перо на поверхности стола, со всей мочи бьет стержнем мужчину прямо в сонную артерию. Альфа, коего застали врасплох, хватается за шею, хрипя от ужасной боли, истекает кровью. Она струями течёт между пальцами и разбивается о чистый пол, рисуя непонятные картинки. Мужчина, выпучив глаза, которые не моргая глядят на своего убийцу, встречается коленями с мозаичной поверхностью, а затем падает на бок, не сразу испустив дух. Старик, никак не в состоянии выровнять дыхание, держится за грудь, под которой сердце учащенно бьется, поднимает исподлобья взгляд на вбежавших в комнату прислугу во главе своего надёжного помощника. — Вычистите здесь всё до блеска, - отворачивается к ним спиной, не хочет показывать испуг, Архи, жестикулируя, — и рот держать на замке, иначе составите ему компанию. Слуги покорно кивают, принимаясь за уборку. Стража, завернув тело в простыню, уносит покойника, и советник наконец-то приходит в себя. Действительно, альфа говорил правду. Бескорыстная служба регента давно иссякла, его душой завладело властолюбие, ибо привыкаешь к роскоши, которую она тебе предлагает. Архи, полюбивший кресло самого короля, частенько после заката проводил время в тронном зале, садился на законное место правителя, воображал что вокруг него толпа подданных, готовых выполнять его поручения. Сколько раз на день он выходит на балкон, чтобы осмотреться, полюбоваться городом, который так манит назвать своим. Те указы, что выпускает советник, полны тщеславия. Мало-помалу, он теряет голову от этого ядовитого чувства, ставит себя выше господ и никого не слушает. Помимо всего перечисленного, старик выдумал хитроумный план, как узаконить своё правление и избавиться от эпитета «временное». Так как Ким Чанни давно скончался, он более угрозы не представляет, остаётся Сокджин, но и принц вдалеке от Урсуса, в логове зверя. И если Архи отправит правителю Эвкадара анонимную весточку о крысе, затаившейся в его дворце, Ким Сокджин отправиться к своим предкам на небеса, земля ему пухом! Вот тогда Архи, с помощью поддельной документации, имея королевскую печать, передаст право на престол самому себе, как ближнему лицу королевской семьи. Даже теперь, прокручивая в очередной раз свой план в уме, советник полон воодушевления. Он слабо заметно улыбается мечтаниям и вопросительно оглядывается, застав за спиной верного слугу. — Господин, излишние смерти могут привлечь внимание, - предостерегающе говорит тот. — Мне ничего другого не оставалось - он слишком много знал, - негодует Архи, наблюдая как беты начищают тряпками пол от следов крови. Запах в кабинете смердящий, поэтому старик подумывает прогуляться во дворе, дабы привести ум в ясность. — Как бы то ни было, пора идти на решительные меры. Подготовь мне другой кабинет и принеси новое письменное перо. — Как прикажите, - кланяется слуга, намереваясь покинуть комнату, однако останавливается. — Кстати, а что делать с тем человеком, которого мы заключили под стражу? — Каким человеком? - совсем не помнит Архи. — Гонцом наследного принца из Эвкадара. Мы же его уже три Луны держим у нас в темнице, - вкрадчиво всматривается в резкие черты советника тот. Старик, поглаживая седую бороду, задумчиво щурится. Потратив пару секунд на размышления, он лениво объявляет: — Избавься от него. Он больше не представляет для меня никакой ценности.