Революционные этюды

В кабачке, именуемом «Коринф», на первом этаже была небольшая комната, в которую никогда никто не ходил. Когда-то там, вероятно, был склад, потом комнату пытались сдавать внаем и даже поставили в ней дряхлое пианино. Идея не удалась и комната была заброшена. Спустя какое-то время её открыли для себя Друзья азбуки, а точнее — Курфейрак, имевший обыкновение совать нос везде, где просят и где не просят. В ночь с 5 на 6 июня 1832 года Анжольрас обходил баррикаду с просьбой поспать хотя бы два часа. Анжольрас был разумным полководцем и стратегом, и понимал, что нужно беречь силы людей, даже если они обречены на провал. Сам же он спать не лёг, а удалился в ту самую комнату. Никто не пошёл за ним, понимая, что лидеру нужно остаться наедине со своими мыслями. Анжольрас опустился на стул перед древним пианино. Открыл скрипучую крышку, тронул клавиши. Расстроено, но не слишком. Играть можно. — Что играем? — в дверях показалась кудрявая голова нетрезвого Грантера. Анжольрас вздохнул. — Фридерик Шопен, этюд номер десять, «Революционный». Композитор живёт в Париже, Фейи сумел с ним познакомиться и достал эти ноты. Но тебе-то что, Грантер? — Как что? — возмущённо ответил он. Плотно закрыв за собой дверь он подошёл к Анжольрасу. — Я тоже кое-что смыслю в искусстве, уж поверь. — Ты возмутительно пьян. Анжольрас был строг, но голос его дрожал. Как будто стеклянная броня, окружавшая его долгие годы, непростительно дала трещину. — Не настолько, как ты думаешь, — непривычно серьёзно ответил Грантер. И правда, его острый язык ничуть не заплетался. — Анжольрас, ты понимаешь, что мы скоро умрём? Так вот... Подожди, не перебивай меня. Так вот... Стеклянная стена вокруг лидера дрогнула, и разлетелась вдребезги. — Подожди, я знаю, что ты скажешь, — остановил его Анжольрас. — Иди ко мне. Грантер подошёл совсем близко. Анжольрас притянул его к себе, крепко обнимая. Грантер не посмел возразить или высказать одну из своих ядовитых фраз. — Ты прав, Грантер, — нежно и горько произнёс он. — Мы скоро умрём. Но ты должен жить. Я был холоден с тобой, но сейчас могу высказаться до конца. Я тоже люблю тебя, Грантер. Эр, если хочешь. И ради меня, прошу, не лезь в пекло! За революцию должны умереть те, кто верят в неё. Такие как ты — должны держаться подальше от баррикад. Таким, как ты, принадлежит будущее, которое мы для вас отвоюем. Плечи Грантера тихо вздрагивали под ладонями Анжольраса. — Я хочу остаться... — прошептал Грантер. — Нет. Иди, иди подальше отсюда. За тобой будущее, Эр! — Я люблю тебя... — Я тебя тоже. — Анжольрас крепко обнял его ещё раз, коснулся на прощание своими мягкими губами лба Грантера. — Иди же! Он разжали объятия. У дверей Грантер обернулся, но ничего не сказал и вышел. Анжольрас уронил голову на руки, лежащие на клавишах. Инструмент отозвался тоскливым звоном. Грантер не ушёл с баррикады. Он незамеченным поднялся на второй этаж. Его столик был так мал, что для баррикады не годился. Грантер оказался в привычном обществе бутылок. Когда рассветные лучи озарили баррикаду и началась битва, он крепко спал тяжёлым алкогольным сном. «За тобой будущее!» Нет, не надо ему будущего. Не надо будущего без Анжольраса! Надо проснуться, проснуться скорее. Встать среди тишины и мёртвых тел, встать рядом с Анжольрасом. — Ты позволишь? Увидеть радость в его глазах, увидеть его улыбку, ободрить его перед лицом смерти. Почувствовать его тонкие музыкальные пальцы в своей ладони. Улыбнуться, глядя в глаза гибели. Анжольрас умирать не боится ни капли, а с Грантером он — счастлив умереть. Анжольрас улыбается, глядя на наведенные на него стволы ружей. Душой он уже не здесь. Он знает, за что умирает. Анжольрас думает о свободе всей Франции. И о любви. Любовь, тебе будущее! Он думает о свободе, а рука его чувствует тепло другой руки. Отблески неземного света озаряют их лица. Гремит выстрел двенадцати ружей. Боль от пули — ничто перед счастьем вечности. Анжольрас умирает, не разжимая руки. Грантер падает к его ногам. Вечность распахивает свои объятия навстречу этим навеки соединенным душам.