жаль, что я совсем не рисую, мне бы хотелось рисовать твои руки, читать твои мысли, не думать о звуках, не помнить о числах, рассказать тебе сотни смешных и не очень, слишком долго «сегодня» «завтра» будет короче
Московский утренний час-пик — тяжелое, но терпимое испытание. Марк постоянно хватался за сумку, где лежала камера и необходимое оборудование, лишь бы не сломать и не потерять в суматохе спешной столицы. Он не принимал романтики метрополитена, но стал лучше понимать романтику свежего и яркого города, в восемь утра ещё темно; огни длинных фонарных улиц слепят в борьбе с убегающим светом фар спешивших машин, и на улице среди однообразных высоток так легко утонуть в шепоте размышлений. Хотелось кофе, чтобы взбодриться, однако Марк только прятал ладони в карманы и натягивал капюшон на голову, ходя около входа в метро, — в однообразии спящего района на конце города можно было потеряться, а юноша не хотел сегодня проблем. День должен пройти идеально. От начала и до конца. Пришедший коллега, Дмитрий, похлопал молодого фотографа по плечу в знак приветствия, и они вместе направились к Хрустальному. — Сегодня работаем целый день до шести вечера. Наша задача: взять интервью у главного тренера и трёх призёров чемпионата. Напоминаю, ты будешь фотографировать все моменты, связанными прежде всего с Медведевой, Трусовой и Косторной, — Марк недовольно отвернулся, ибо от перечисления фамилий его тошнило, — нам нужно запечатлеть как можно больше. Понятно? — Понятно-понятно, — для уверенности в собственной ответе юноша кивнул. — И да, — Дмитрий сделал короткую паузу будто думал, стоит ли говорить, что держалось на языке, — я хотел с тобой кое-что обсудить. Не принимай то за моё желание лезть в личное дело и прочее, ты хороший работник, но давай личные предпочтения будут оставаться вне работы? — на высказанное Марк не скрывал своего недопонимания, но мыслью промелкнуло, на что намекает коллега; и это знание далось легким уколом в грудь. — Не совсем понимаю, о чем вы говорите, — вопрос напрашивался для личного спокойствия, но ладони в карманах от волнения перебирали всякие безделушки, от карты до ключей; Дмитрий замечал не только недопонимание, но и настороженность юноши — разговор пусть был и неприятен, но должен быть исключен от недосказанности и неверной интерпретации слов. — Слушай, давай вот сейчас честно, — он выдавал эти фразы быстрым потоком слов, чтобы закончить этот разговор как раньше и без возможной ругани, — ты сдал материал по чемпионату, где множество фотографии Трусовой, плюс во всему рисуешь ей портреты и всячески поддерживаешь. Я понимаю, ничего страшного в том, чтобы быть чьим-то поклонником, нет, но я хочу лишь напомнить: первое — ты на работе и твоя задача сделать одинаковый материал по всем спортсменам, а второе — Трусова тебе не светит ни в каких смыслах. Марк на время застыл от неожиданности, но крепкая рука снова подтолкнула его по пути к Хрустальному. По началу показалось: возможно, послышалось, и юноша даже радовался столь прочной темноте, которая помогла скрыть едва выступивший румянец на щеках. Только в груди не то влюбленное смущение, а пульсирующая злость с рвением защищать своё — чувствами Марк никогда не пренебрегал. Хмурится, в размышлениях покусывает и без того обветренные губы, но находил силы держать себя профессионалом. Снова ждала работа. — Да, я понял, — отвечал кратко без желания, — постараюсь больше не допускать подобного, извините. — Да ладно тебе, — Дмитрий снова похлопал его по плечу, — всё нормально, не извиняйся. После Дмитрий увлекательно рассказывал о своей дочери и поездке в зимний Сочи, а Марк столь неувлекательно пропускал фразы коллеги мимо себя. Чужие изречения были ярче и убедительней, чем собственная попытка осмотреться в этой реальности. Александра не светит ему. Она светила всей России в каждом аккуратном жесте на льду, уверенным взглядом и безбашенностью собственных желаний; её образ вдохновлял и заставлял задуматься о многом, Марк не мог то выстроить в понятную конституцию понятий, но себя убеждал, что тепло в душе — от любви. Нетипичной, с далекого взгляда, без единого слова, но почему-то любви, то слово само загорелось лампочкой как по встроенному душевному коду, который удалось взломать. Не своими руками. Александра Трусова, конечно, светила Марку Кондратюку. Однако чем ближе к Хрустальному, тем больше Марк ударялся в порицание собственной глупости. Если и любовь, то она лишала критической оценки настоящего, что происходило прямо сейчас. Он убеждал мысленно себя: это просто работа, обычная плановая съемка. И из ниоткуда, из глубин неизведанного юношей сознания пробивается: это судьба, соберись и действуй, пока есть шанс. — Доброе утро. На входе в Хрустальный журналистов встречала Этери Георгиевна вместе с Сергеем Дудаковым; искать третьего незаменимого члена их штаба не приходится — вдалеке комплекса раздаётся звучание музыки, а это значит, что Даниил Маркович во всю работает с фигуристами, не желая прерываться ни на минуту. Они поздоровались в ответ, практически синхронно, но переодеваются в полной тишине. Сдав куртку в гардероб, Марк держит на себе сумку, и всё его внимание привлекали два стоящих тренера, обсуждавших что-то между собой; про свой прошлый тренерский штаб Марк вспоминал лишь когда читал новости о мужском одиночном катании, и чувство ностальгии накатывало волной приятных воспоминаний. Тренеры, которых встречал Кондратюк, между собой очень похожи — в них сочетается строгость с невероятной любовью к каждому ученику, они веселы и бодры, но в гневе могут полететь разные предметы в сторону того, кто не может прыгать. Однако Этери Георгиевна и Сергей вызывали при личной встрече малый восторг даже со стороны: их общение прерывалось искренним смехом и возбужденным обсуждением рабочих вопросов, увлеченность делом — для Марка лучшее, что может случиться в жизни каждого, ведь в ритме любви к фигурному катанию и вырастали чемпионы. Только не все становятся золотыми чемпионами, и что тогда? Марк не знал. Марк лишь знал, что значит стать никем с камерой. — Ну что, готовы? Заранее предупреждаю: вы можете снимать процесс тренировки только с земли, на лёд выходить нельзя. К тому же мы не потерпим, если вы будете мешать процессу, а напоминать о вашей компетентности я не буду. Вы просто выйдете отсюда и больше никогда не зайдете. Строгость этой женщины не поражала Марка — в этой раздраженности грубого голоса он вспоминал тон своего тренера. Бывшего тренера, но единственного; Светлана Соколовская не любила нарушения созданных ею правил на тренировках, вселяла необходимый страх, правда Марка это наоборот притягивало к фигуре тренера. И в пять, и в десять лет, и на последнем годе карьеры — хотелось работать в бешеном темпе под сильной женской рукой, которая отбивала ритм мелодии, в которую иногда не получалось попадать движением отца, и Марк никому не доверял так, как доверял Соколовской. Немного стыдно за себя: оказаться в пределах неродного ему Хрустального, но за пять лет ни разу не посетить родной спортивный комплекс ЦСКА. Он снова сжал от волнения губы, потому что виды этого места так похожи на те родные — фигуристы на льду, немного холодно, лезвия скрипели о лёд, и у каждого спортсмена невероятные амбиции. Марк по этому скучал. Они прошлись по длинному коридору к льду без обсуждений. На льду юноша сразу заметил Сашу, стоящую рядом с Женей. От одного взгляда на неё Марк принял тот факт, что ему становится легче от удушающей ностальгии. — Так, внимание, — Этери Георгиевна несколько раз ударила в ладони, на что девушки прекратили разминку и подъехали ближе к бортику, — сегодня, как вы помните, у нас работают журналисты. Камер вы не стесняетесь, я знаю, но это так, на всякий случай напоминаю. Ваша задача сегодня хорошо тренироваться и не обращать внимания ни на кого, для вас — это обычный день. После тренировки буду ждать Сашу, Женю и Алёну у себя для интервью. А сейчас, — женщина заглядывала на часы, — начинаем разминку! Дмитрий сидел в стороне и готовился к предстоящему интервью, пока Марк выбирал позицию для фотосъемки. Ужасный свет, большое пространство и быстрый темп тренировки не позволяли сразу найти рабочее место; Кондратюк сжимал от злости зубы, когда очередная фотография выходила не такой идеальной, как хотелось, но метания закончились у входа — там фотограф нашёл нужную позицию. В процесс тренировки никто не вмешивался по устному договору, но Марк, когда из рабочей суматохи получалось выбиться, обращался к этому: миру фигурного катания вне соревнований. Здесь кипела другая жизнь. Жестко, серьёзно, но с правом на ошибки. На этом льду можно падать, но обязательно припомнят какие-то незамысловатые титулы и перспективы на будущее. А будущее всегда увлекает, однако в то же время чертовски пугает. Марк наблюдал за Сашей через призму объектива, не всегда нажимая на заветную кнопку. Обещание держал, даже считал количество фото каждой фигуристки — пока к середине тренировки лидировали моменты Евгении Медведевой. Однако за Сашей получалось наблюдать невольно, камера словно сама наводилась на фигуристку, когда она снова заходила на четверной прыжок и удачно его приземляла. Она не смотрела на журналистов, максимальная вовлеченность, которая усиливалась с новым падением. А триксель снова был с падением. Саша прыгает ещё. И падает. — Саша! Иди сюда! — тренер позвала к себе, и Саша, запыхавшаяся, подъехала к Этери Георгиевне, — что это такое? Я тебе говорила, делать вот так, — тренер показывает что-то нарисованное на листке, — тебе самой не надоело на льду валяться? Надоело? Так иди и делай вот этот заход! Бегом! Саша огорчена и разозлена, то показывает на льду, даже когда падает — снова встаёт и бросает вызов собственным же неудачам. Ни у кого из находящихся на льду Марк не замечает этой злости, сопряженной с отчаянием. Где-то он уже это видел.***
Интервью организовали в зале для ОФП. Подготовил свет, места, Марк снова настраивал камеру и готовился к тому, чтобы ещё несколько часов работать. Усталость забилась в руках, ногах и голове, мысли если не путались, то настойчиво напоминали, как приятно лежать дома в кровати и банально отдыхать. Об этом удалось помечтать до момента, как в зал зашла фигуристка — интервью решили начать с Александры Трусовой. — Здравствуйте, — поздоровался Дмитрий и встаёт с места, чтобы поприветствовать девушку. — Здравствуй, — еле слышно шепчет Марк, но Саша услышала и отдельно поздоровалась с ним. С улыбкой. Той самой, неизменной и искренней, какой и ответил ей Кондратюк; как Саша села напротив Дмитрия, Марк принялся делать фотографии, а прилив новых сил брался из некого неизвестного источника. — Прежде чем начать, поздравляем вас с прекрасными результатами на Чемпионате России. Скажите, пожалуйста, как вы оцениваете своё выступление? Всем ли вы остались довольны? — Спасибо большое за поздравления, — она поправила длинные распущенные волосы, — не могу сказать, что я довольна на все сто процентов. Я буду довольна лишь при том условии, если у меня будет олимпийское золото и все безошибочно сделанные элементы. Я хочу показать идеальное фигурное катание такой сложности, какую никто не осмеливается сделать. Вопросов много. О карьере, о собаках, о тренировках, Марк уже знал об этих всех фактах, но готов слушать от Саши всё о жизни снова и снова. Один только вопрос навел новое знание. Один: — Что мотивирует вас продолжать свою карьеру в фигурном катании? Может, есть какие-то секретные способы? — на вопрос журналиста Саша засмеялась. — Никакого секрета, — сказала она. Снова фото, щелчок камеры, следующая позиция для фото мало меняется, но Марк заметил, как Саша немного наклонила голову в его сторону, смотря ярко-зеленым взглядом признания и щипящей нежности; а щипало непосредственно в груди, юноша не перебирал всего того, что творилось внутри за последний год, но сейчас происходило снова необычное — Трусова смотрела прямиком на него и улыбалась, стоило Марку чуть опустить камеру и посмотреть в ответ, Саша опустила взгляд. Он был готов поклясться, в смущении. Немного покусывала губы, чтобы улыбка не стала ещё шире, подозрительно шире, — меня очень поддерживает моя семья и мои фанаты. Их поступки по отношению ко мне делают меня сильнее. Это теплые слова, подарки, стихи и даже прекрасные рисунки. Без этого я бы, наверное, не смогла достичь всего того, что имею сейчас. Марк понял, о чем речь. Интервью закончилось, Дмитрий поблагодарил Сашу за столь прекрасные ответы. Коллега попросил десять минут отдыха, откидываясь на спинку стула, а Марк убрал камеру в сумку, чтобы отойти несколько минут в коридор — хотя бы десять минут смотреть глазами, а не объективом, любоваться приятным однотонным цветом стен и выпить кофе. — Тогда я Женю позову, — предложила девушка и выходит из зала ОФП вместе с Марком по случайности, но юноша теряется. Им в одну сторону, но Марк шел немного быстрее, слыша, как за спиной твердая подошва ботинок отдавала удары; он не оборачивался, будто совсем ею не заинтересован. «Наверное, стоило бы поздравить её с победой на чемпионате. Но надо ли ей? Зачем?» Потому он продолжил идти вперед, но ситуация решается сама. — Марк, извините, — девушка оказалась рядом с ним и даже коснулась ладонью его запястья; так обратила внимание, останавливает, Марк обернулся, застывая напротив девушки в одиноком коридоре спортивного комплекса. Вблизи Саша выглядела ещё прекраснее. Рыжие локоны подобно волнам непослушно бежали по плечам, ярко-зеленые глаза оказались ярче, чем он представлял, но он не ошибся в той нарисованной в них теплоте; Саша любила этот мир, улыбка так и не сходила с бледно-розовых тонких губ, а щёки ещё были в румянце, — Марк не мог её с чем-то сравнить. Настолько для него необычно, теплые пальцы и столь изящное прикосновение, а от него пробивает всё тело ударом нежности и безумного желания. Обнять. Обнять как можно крепче. — Я хотела сказать вам спасибо за нарисованный портрет и за написанные слова в посте. Мне это действительно важно, правда, — девушка смотрела на Марка, говорила искренне, но юноше почему-то не верилось в правдивость происходящего. — Это вам спасибо за прекрасный прокат. Не только вас фанаты вдохновляют, но и вы нас вдохновляете на творчество, — голос чуть дрожал от волнения, а сказанное девушку снова доводит до уже известного ему смущения. — Приятно слышать, значит, вся моя карьера существует не просто так, — она хотела добавить ещё что-то, но телефон в руках завибрировал, а на экране оказалась фотография главного тренера и подпись «Этери Георгиевна», — прошу меня простить, мне нужно бежать, так снова в какой-то документации расписаться надо. — Да-да, я всё понимаю, не извиняйтесь, — успокаивал Марк, чувствуя, как от этого звонка Саша меняет прелесть своего хорошего настроения на какую-то растерянность, — думаю, у нас будет ещё возможность пообщаться. Он сказал это случайно и явно не хотел говорить то вслух, но Саше это высказывание понравилось: она отпустила ту растерянность и слабо улыбнулась уголками губ. — Да, обязательно, еще раз спасибо. До свидания, Марк, — всё спешно, и следующая реплика уже адресована тренеру, а фигура девушки удаляется в пределах длинного коридора. А Марк смотрел ей вслед и нечто одолевает — страх, впервые страх, что она уходила и могла больше не вернуться. Не оборачивалась, наверняка быстро забудет и не предаст значения, а ответила, наверное, так приличия ради; страх быстро нашел досаду и привычную боль, смиренную мыслью об одном. Ничего не будет. Никогда. «Где я, а где она? На что я могу надеяться? Она — великая фигуристка, а я — жалкий фотограф? Ничего не будет, и я это обязательно переживу» Переживал ночи с долгими мыслями о ней. Об Александре Трусовой — русской ракете России. Марк запрещал себе мечтать, но не запрещал вспоминать, насколько красива её улыбка. Следующий этап — Чемпионат Европы. Марк встретил Новый Год с матерью, а через две недели вместе с коллегами отправился на соревнования во Францию. Их следующий рубеж