Нерон

Задумавшись о прочитанном, Гермиона переворачивает страницу «Ежедневного пророка» и хмурит лоб. Статья, заинтересовавшая её, посвящена последним мрачным событиям в магическом мире. Опустив газету на колени, она прикрывает глаза и откидывается затылком на изголовье кровати. Через полукруглое окно Норы её освещают рассветные лучи солнца. Сейчас не время! Но… Сейчас не время думать о рабочих обязанностях! Но… Гермиона сильнее жмурится, пытаясь абстрагироваться от новостей, прочитанных в «Пророке». Делает медленный, глубокий вдох, заглушая беспокойные мысли, и отвлекает себя слуховой концентрацией. По-прежнему не открывает глаза и прислушивается. Через коридор в ванной комнате шумит вода, Рон принимает душ и вскоре вернётся к ней в постель… Гермиона слегка улыбается. Правильно, нужно улыбаться! Сегодняшний день — один из самых важных в её жизни. Безусловно, она сделала ошибку, открыв газету и прочитав последние известия. Надо думать о другом. Дыши… Ещё вдох… Рон, семья, друзья и… свадьба. Тёплый летний день под названием «сегодня» навсегда запомнится ей в качестве особого свадебного торжества, к которому они с Роном стремились более двух лет. Ещё один вдох. Гермиона открывает глаза и ровно ложится на подушку, поправив одеяло и устремив взор в потолок. Теперь ей спокойно. Если подумать, то «Пророк» вообще никогда не приносит хорошие новости, за исключением успехов команды по квиддичу, которую любит Рон. С недавних пор Гермиона тоже полюбила полёты на метле, исходя из необходимости обязательных тренировок для сотрудников отдела магического правопорядка. Однажды они вместе с Гарри и Джинни посещали квиддич. Впервые за всю свою жизнь Гермиона была самым внимательным и зорким зрителем, запоминала манёвры, высчитывала траекторию полётов и прочее, а затем тренировалась с Гарри и Роном на садовом участке Норы, чтобы научиться правильно летать и не бояться предельных скоростей. Правда… в другой раз вера в своё недавно приобретённое бесстрашие сподвигла её на очень неудачный полёт и столкновение с преступником прямо в небе над лондонским Тауэром… Нет! Не то! Снова мысли возвращаются к аврорским обязанностям и новому злодею магического мира. Гермиона скептически поджимает губы, повторяя про себя стандартную утешающую фразу: волшебники победили Гриндевальда и Волдеморта, значит, и этого схватят. В скором времени… Гермиона поспособствует. Что ж, с огорчённым вздохом она вновь усмиряет гнев, который появляется каждый раз, когда в памяти мелькает… горит… новоявленный последователь тёмной магии. На языке ощущается вкус неприятных связанных букв, которые складываются в имя… — Нерон, — шепчет она. И всё-таки погружается в волнующие мысли и воспоминания… *** Гермиона и Рон встречались уже два года с момента победы над Волдемортом. Двое, плюс Гарри, работали в Министерстве, только в разных отделах. Всё бы ничего, всё неплохо, мир восстанавливался после гнёта тёмных магов. Одни люди — через слёзы и скорбь по близким, другие — через простое облегчение и радость, а третьи — путём коварных замыслов о новом пришествии спасителя чистокровного сословия. Гермиона долгое время не могла понять, почему беглые последователи Лорда из знатных семей по-прежнему уверены в том, что магглорождённые должны быть изолированы от других волшебников, ведь война всё расставила по своим местам, доказав силу и интеллект детей, родившихся в семьях магглов. Но спустя время, возможно, через год или чуть больше, после войны в магической Англии появилась новая угроза в лице чистокровных мстителей… *** Гермиона вздрагивает, услышав шум из ванной комнаты. Рон случайно роняет флакон с магошампунем. Отвлекшись, она снова улыбается и поворачивается набок, вперив взгляд в окно. Утро только начинается, последние приготовления к свадьбе почти готовы. Через час Молли позовёт всю семью на завтрак, а потом дамы займутся украшениями беседок и импровизированных площадок на улице. Так уж выходит, что торжество держится в тайне от общественности, а среди гостей присутствуют только члены семьи и близкие друзья: Кингсли, Невилл и Луна. Гермиону немного расстраивает факт того, что её личная жизнь широко обсуждается в прессе, тем более ей неприятно, что злодеи, которых она должна найти по заданию аврората, каждую неделю могут лицезреть колдографии, на которых Гермиона и Рон мило держатся за руки во время прогулки по магазинам в самых обычных районах, вроде Косого переулка. Но дата и место свадебного обряда остаётся в тайне ещё по одной причине… Гермиона останавливает взгляд на газете, лежащей теперь на тумбе возле кровати. Причина проста: ради безопасности! Первая страница «Пророка» пестрит колдографией… быстро, но чётко мелькает картинка… три мага в плащах с глубокими капюшонами, стоя на большом помосте, используют разные чары воспламенения, создав мощный взрыв, от чего разрушаются стены соседнего здания, но не загораются внутренние помещения. Гермиона понимает их тактику и знает, что хранится в этом здании. Хранилось… а теперь половина уничтожена, половина украдена… В кулачке зажимается ткань одеяла. Гермиона злится и негодует… а дело вот в чём: Группа магов, в числе которых есть бывшие ученики Хогвартса, ныне известные как Принцепсы чистой крови, сначала похитила сотрудника Министерства, выпытала местонахождение нужного здания, а затем проникла туда, чтобы уничтожить важные доказательства виновности всех чистокровных семей, поддерживающих режим Лорда. Это тайное место, невзрачная постройка, далёкая от центра магического Лондона, является тайным штабом авроров, где хранится наибольшое количество артефактов и ценных бумаг с магическими печатями. Как только Кингсли становится министром, он собирает узкий круг приближённых, включая золотое трио, и после долгих совещаний они приходят к выводу, что в Министерстве небезопасно хранить эти данные, поскольку среди сотрудников до сих пор могут быть шпионы Пожирателей смерти: Яксли и Тикнесса, заключенных в Азкабане после битвы за Хогвартс. Тем не менее новые чистокровные мстители всё равно узнают про тайный штаб и разрушают его. Вдох… она слышит Рона, который делает водный напор сильнее. Появляется идея присоединиться к нему, но… Но мыслями Гермиона возвращается в прошлое… Выдох. *** Общественность впервые узнала про уцелевших последователей Лорда примерно через шесть месяцев после их нападения на Хогвартс. Аврорат, под руководством Кингсли, всеми силами пытался сохранить данную информацию в тайне, но, увы, не получилось из-за освещённого в прессе собрания всех выживших Пожирателей и новых желающих вступить в защиту чистокровных семей, которых в настоящее время обвиняют в убийствах и использовании тёмной магии. Гермиона помнит тот день, когда вышел номер «Пророка», который час спустя обсуждал уже весь аврорат, а она сама с непониманием раздумывала про название статьи: «Квинквиналия чистой крови». Оказалось, что статью передал в «Пророк» работник издательства, околдованный Империусом. Сам журналист ничего не помнил, но авроры выяснили, что его похитили, заколдовали и заодно наложили Обливиэйт, а настоящий автор текста до определённого момента оставался неизвестным. В общем-то, содержание, по мнению Гермионы, не предвещало беды, но, как оказалось, стало началом катастрофы. Сперва в аврорате не придали особого значения статье «Квинквиналия чистой крови». Однако потом, когда в Лондоне начали пропадать волшебники и была совершена попытка нападения на Азкабан с целью освободить пленников, аврорат серьёзно принялся за расследование. Гермиона вчитывалась в «Квинквиналию», запоминая основные фразы анонимного нарушителя, и пыталась понять его характеры, мотивы и серьёзность намерений. «Мы скрываемся под чужими именами, но больше жизни ценим и уважаем свои семьи». Речь про чистокровного… «У меня есть веские причины ненавидеть Того-Кого-Нельзя-Называть, но нынешнее Министерство магии я ненавижу вдвойне». Про чистокровного, который решил мстить Кингсли, Гарри и другим победителям… «Кстати говоря, Грейнджер, Поттер и Уизли используют непростительные заклинания, одна вовсе поджигает людей, грабит преподавателей, похищает анимагов-жуков, держит их взаперти. Видимо, поэтому с ней никто не хочет дружить, а Поттера и Уизли она просто опаивает, или же они её до ужаса боятся, вот и кивают, а в тайне хотят сбежать от этого ходячего кошмара далеко и надолго…» На этом моменте Гермиона застыла с глупым выражением лица в полной растерянности. До этих частично абсурдных строк она воспринимала автора статьи, как серьёзного, опасного и опытного Пожирателя смерти, но затем… Она прочитала всё, будто в первый раз, и заметила… Теперь невозможно не заметить: «Франция, Испания, Египет, пусть будет Рим. Мы новые Принцепсы, а я новый Нерон…» Если ранее, читая послание, Гермиона думала, что он выбрал название своей группе после долгих кропотливых раздумий, то сейчас… Сейчас она представила его, бросающего карты, куб или обычные парные кости, только чтобы подобрать любые имена, которые помогут скрыть настоящие личины. И почему она уверена, что он улыбался в тот момент?! Смеялся?! Он очень саркастичен, видимо. Верно. Статья — одна сплошная насмешка над аврорами и особенно над золотым трио. Только в конце статьи имелись чёткие угрозы. «Половина от «Священных двадцати восьми» заключена в Азкабан без суда. Во избежание моего плохого настроения советую обменять их на заслуживающих наказания Малфоев или того же Поттера с его «непростительными» забавами». Гермиона во второй раз потерялась в содержании из-за упоминания Малфоев. Такое ощущение, будто аноним… Нерон знал эту семью и зол на то, что они избежали наказания, в отличие от других. Она задумалась. Ведь это правда. Паркинсоны, Забини, Нотты, Монтегю пострадали больше, но натворили меньше, чем Малфои, однако свобода есть только у последних. И… она так думала до того, как прочитала следующие строки: «Хотя Драко лучше не сажать в закрытые клетки, у него аллергия на темноту…» Он ненормальный. Зажав переносицу, Гермиона проморгалась. Нерон или не Нерон, кто бы это ни был, аноним точно сошёл с ума, раз решил играть со стражей порядка. Хотя, с другой стороны, Гермиона отметила, что упоминание младшего Малфоя показалось в некоторой степени тёплым, словно Нерон использовал дружескую насмешку. Итак, она выписала на пергамент сделанные выводы: судя по упоминаниям её действий в школе, а именно поджог мантии Снейпа, воровство шкурки бумсланга у того же Снейпа и шантаж Риты Скитер, Нерон учился с ней в Хогвартсе. Упоминание Драко могло означать, что он был слизеринцем и дружил с компанией Малфоя. По всей видимости, кто-то из его родных попал в Азкабан, и Нерон хочет освободить свою семью. Наименование своей преступной группы он взял из общей истории Рима, и участников наградил соответствующими псевдонимами, заменив «Пожирателей смерти» на «Принцепсов чистой крови». Круг сужался. Гермиона больше не видела проблем с поиском подходящего лица на роль Нерона. Надо проверить списки заключенных, расспросить и сопоставить, кто из родных этих заключенных находился в бегах. Всё просто, не так ли… Вот только, к сожалению, допросы не принесли результатов. *** — Проснулась? Гермиона открывает глаза, когда Рон выходит из душа с полотенцем на плечах. — Да, сегодня у нас много дел. Потянувшись, она рассеянно улыбается и ложится на спину, открыв руки для объятия. Рон целует её, нависнув сверху, но затем замечает выпуск «Пророка» и слегка качает головой в упрёке. — Ты же обещала, Гермиона, — ещё один поцелуй очень мягкий и приятный, но голос имеет нотки серьёзности, — что сегодня мы не будем думать ни о чём, кроме нас. Бесшумно вздохнув, она приближает его к себе, уткнувшись в шею, и тихонько шепчет: — Они забрали из штаба досье осужденных и… Но сама же себя останавливает от продолжения. К чему разговоры о врагах?! Тем более в день свадьбы! — Забудь о них, — отвечает Рон и ложится рядом, приобняв её за талию. Гермиона кивает и какое-то время они просто молчат, наслаждаясь теплом солнечного освещения… *** — Нужно больше пространства, — кричит Молли, колдуя над танцевальной площадкой. Флёр в ответ произносит заклинание расширения. — Вот здесь, — Джинни поправляет мать и использует другое заклинание, а Рон с Джорджем контролируют процесс. Гермиона неподалёку в это время разговаривает с Гарри и накрывает столы. — Ночью мы посетили разрушенный штаб, — в отличие от Рона, Гарри всегда готов поговорить о деле. Она внимательно слушает и задаёт вопросы. Гарри сообщает подробности, а затем неожиданно объявляет: — У нас появился свидетель, который утверждает, что видел лица Марка и Гнея. Гермиона застывает с палочкой в руках и парящими подносами. По всему периметру расставлены пока ещё незажженные свечи, а навесы украшены декоративными гирляндами. — Невозможно, — шепчет она, но затем качает головой и с интересом ожидает продолжения. — Сейчас он находится в больнице Святого Мунго, но потом мы его вызовем в аврорат. На короткое время они замолкают, колдуя над столами и цветами. Марк, Гней, Юний, Квинт, Гай, Элия — все эти имена из древнеримской династии используют новые приспешники разрушений. Однажды авроры поймали Квинта, за которым скрывался Маркус Флинт, но перед этим один из них, по всей видимости, сам Нерон успел наколдовать Обливиэйт и лишил Флинта памяти. Он не смог ничего рассказать аврорам про других Принцепсов. Личность самого Нерона до сих пор не установлена. Гермиона ловит себя на мысли, что полностью отдаётся расследованию. Даже сейчас, в день свадьбы, в сознании крутятся имена и предполагаемые лица. Вспоминает про ещё одно, по просьбе Гермионы, недавнее расследование Гарри и осторожно спрашивает: — Есть новости про Блейза и Теодора? — Мертвы, — слово получается приглушенным, Гарри прочищает горло. — Погибли во время осады Хогвартса по информации свидетелей. Гермиона на миг прикрывает глаза, сдержав приход влаги. Конечно, она их почти не знала, но слышать про смерть однокурсников всё равно очень тяжело. Аврорат до сих пор находит новые имена погибших. Тела по большей части при гибели уничтожены в огне или от тёмных заклинаний. Скорее всего, Гарри только сейчас нашёл свидетелей, которые подтвердили смерть слизеринцев, хотя их тела не нашли. Жаль. У Гермионы имелись подозрения, что среди Принцепсов есть эти ребята. Даже на роль Нерона подобрала идеального, скользкого… очень скользкого кандидата, но… Минутку она вспоминает Теодора Нотта, который единственный из всех слизеринцев посещал маггловедение. По иронии судьбы преподаватель посадил их за один стол и, к её большему удивлению, он только поджал губы, но ничего не сказал, не стал спорить и сел рядом с ней на первый ряд. А однажды они вовсе… Гермиона просит Гарри поколдовать над букетами за дальней беседкой, а сама наклоняет голову, спрятав покрасневшее лицо за густыми кудрями. Она не улыбается, но чувствует смущение, а также горькую печаль из-за его смерти. Просто в памяти появляется небольшая сценка из прошлого… Итак, а однажды они вовсе… поделили между собой душную тесноту. *** — Кормак идёт сюда, — заметив навязчивого гриффиндорца, Гермиона спряталась за Гарри, но затем решила улизнуть с другой стороны полупрозрачного занавеса, — задержи его, Гарри! Тихонько прошмыгнув в тени, Гермиона направилась в противоположную сторону украшенного помещения. В мыслях она ругала себя за опрометчивое решение пригласить Кормака на вечеринку профессора Слагхорна. На протяжении всего пятого курса он постоянно попадался на глаза, а теперь она сама пригласила его на рождественскую вечеринку, чтобы позлить Рона. Самое неразумное решение. — Мисс Грейнджер, — её кто-то окликнул, вроде бы это писатель Элдред Уорпл, особенный гость профессора Слагхорна, но она уже увеличила расстояние, дойдя до более тёмной портьеры, отделяющей стеллажи с зельями от главного кабинета, в котором проводился основной праздник. И надо же было случиться такому невезению, что Кормак услышал её фамилию и повернулся на зов. О нет! Выбора не осталось. Удручённо вздохнув и скорчив самую утомлённую мордашку на свете, Гермиона быстро и немного неуклюже влетела за первую попавшуюся портьеру. Стараясь заглушить частое и тяжелое дыхание, она прикрыла ладошкой рот и плотно закрыла за собой шторы, чтобы Кормак её не увидел. В отличие от тех занавесок, где она столкнулась с Гарри, эта портьера была сшита из более плотной ткани, вот только… Первая мысль о том, почему здесь светло, повлекла вторую: чей намеренно громкий вздох она только что услышала за спиной. Вздрогнув всем телом, Гермиона резко повернулась и неосознанно повторила жест, который оттачивала на тренировках Отряда Дамблдора — сразу выхватила волшебную палочку из-под пояса нежно-розового платья. Её внешний вид подходил для праздника, на ногах — изящные туфли без каблуков, а на шее поблескивала подвеска из белых бусинок. Но, достав волшебное древко, она просто замерла, немного растерявшись от увиденного. Расслабленно откинувшись в глубоком кресле и держа в руках объёмную книгу, перед ней сидел Теодор Нотт. За портьерой, где они находились, было достаточное пространство для двух стеллажей и одного кресла, расположенного рядом с небольшим бюро, на котором стояла горящая свеча, служившая единственным источником тусклого света. Сам слизеринец, одетый в чёрный костюм и тёмно-синюю рубашку, сидел, вытянув ноги и скрестив лодыжки, в одной ладони он держал раскрытую книгу, а другой рукой, слабо сжатой в кулак, подпирал чуть наклоненную к плечу голову. Вся поза кричала о том, что Гермиона нарушила его личное пространство и помешала чтению. Собственно, его взгляд это подтверждал. Быть может, ему надоел праздник, и он решил найти тихое место для чтения, а она нарушила уединение. Опустив раскрытую книгу на колени, Нотт смотрел прямо на Гермиону, чуть прищурив глаза и поджав губы. — Нотт, — выдохнула она и только теперь поняла, что задержала дыхание, которое так и не вернулось в норму после побега от Маклаггена. Поэтому звуки его фамилии вышли с придыханием, и Гермиона сразу облизала губы. Случайно заметила, как он мимолетно бросил взгляд на её губы, и его бровь чуть дёрнулась. Пока он не устроил ссору в духе Малфоя или Паркинсон, Гермиона попробовала ещё раз сказать: — Нотт, я… прости, что нарушила границы… — в паузах она делала глубокие вдохи для усмирения сердца. А в голове запричитала: какие такие границы?! О чём она вообще?! И вдруг вспомнила… «Не нарушай границы, Грейнджер!» Это была единственная фраза, которую он ей сказал во время первого урока по маггловедению. В тот раз Гермиона случайно задела его локтем и уже собиралась извиниться, когда он сам сделал ей замечание. С тех пор она старалась ему не мешать, тем более Нотт всегда вёл себя тихо и при парных заданиях никогда не грубил. Только посматривал порой странно, иногда серьёзно, иногда насмешливо… И теперь именно эти слова вырвались у неё, доказав, что она помнила грубое замечание. Сглотнув, Гермиона снова открыла рот, но перед этим заметила, как он сдвинул голову, уперевшись виском на кулак, и не успела сказать, потому что заговорил он: — Если нарушила, тогда исправь, — взгляд приобрёл саркастическое выражение, а уголок губ чуть приподнялся. Привыкнув к другим враждебным слизеринцам и постоянному упоминанию её маггловского происхождения, Гермиона совершенно не ожидала услышать снисходительную, даже чуток с ленцой, интонацию. Она бы с радостью! Честно, ушла бы отсюда, но неожиданно в зале раздалось: — Где Гермиона? — голос Кормака заставил её поморщиться и закатить глаза, забыв на мгновение про стороннего зрителя. Увидев её реакцию, не поворачивая головы, Нотт направил взгляд в дальний угол, где заканчивалась портьера. Свет от свечи мог быть заметен Маклаггену через небольшое пространство от стены до ткани, но, вероятно, пока он не видел. Ей надо было решать. Либо выйти в зал и быть замеченной, либо остаться здесь, но злить слизеринца она тоже не хотела. Вдруг он заговорил на тон ниже: — Я жду, Грейнджер, ты мешаешь мне читать… — сохранив усмешку, он внезапно изогнул брови и, приподняв книгу, пару раз поводил обложкой перед Гермионой, — «Быт и нравы британских магглов», какое совпадение! Она удивленно узнала учебник по маггловедению, написанный Вильгельмом Вигвортом. К слову, они изучили основные главы ещё на третьем курсе, а остальную часть длинной книги профессор Бербидж посоветовала прочитать ученикам по желанию. Естественно, сама Гермиона прочитала всё содержание ещё в начале третьего курса, но она никогда не думала, что чистокровный слизеринец тоже решит «по желанию» дочитать все части книги. Кстати, этот самый чистокровный слизеринец явно считал всю ситуацию забавной, поскольку теперь он открыто улыбался, и эта демонстративная откровенность заставила Гермиону слегка покраснеть. Частично для того, чтобы Кормак успел далеко уйти, частично из-за искреннего интереса, Гермиона проигнорировала веление Нотта покинуть закуток и осторожно спросила: — Зачем тебе учебник по маггловедению? Нотт явно не ожидал от неё прямого вопроса, или же удивился, почему она пропустила мимо ушей его слова. Гермиона не знала, как оценить его реакцию. Сначала его широкая улыбка медленно превратилась в простую полуулыбку, потом его глаза приобрели искорки таинственного задора. Опустив ладонь на подлокотник, он откинулся затылком на кресло и, сместив взгляд в сторону, ответил: — К сожалению, меня не взяли в Инспекционную дружину, поэтому появилось много свободного времени для чтения любой литературы, — у него дёрнулся кадык от глотка, а губы задрожали в уголках, будто бы намеренно сдерживая прежнюю широкую улыбку, — даже самой посредственной. И только сказав это, он поднял взгляд, вернувшись к зрительной связи, будто специально ожидая реакции на своё заявление. Гермиона даже позже, уже после окончания праздника, будет думать, почему её так поразил его ответ, даже не столько ответ, сколько скрытый подтекст, который она распознала. А распознала она простую ложь. То есть, в её понимании, Нотт использовал простую ложь. Что он сам думал, и какие были у него мотивы — так и осталось для неё загадкой. Но Гермиона не дала себя обмануть. В данный момент, когда она, наконец, успокоила дыхание, выпрямила плечи и ничего не боялась, голос звучал ровно, без злости и неуверенности: — Это неправда. Он не сразу отреагировал. Всё-таки улыбнулся шире, а взгляд будто бы потеплел… — Неправда, что я считаю учебник по маггловедению посредственной литературой?! — явно с наигранным удивлением спросил он. — Неправда, что тебя не взяли в Инспекционную дружину, — сказав, Гермиона кратко прикусила нижнюю губу. Он вдруг рассмеялся и снова задал полувопрос: — Думаешь, я тайно участвую в их играх?! Гермиона искренне не понимала, почему у него такое хорошее настроение. Было ощущение, что он развлекался, общаясь с ней, и, честно говоря, Гермионе это не нравилось. Характер Теодора Нотта всегда был сложен для её понимания — неуловимый, скрытный и непредсказуемый. Но на этот раз она была уверена в следующем: — Не участвуешь. Неправда состоит в твоём сожалении, что тебя не взяли в Инспекционную дружину, — после её слов смех прекратился на пару секунд, потом он продолжил, но каждый смешок становился тише предыдущего, пока на лице вновь не осталась одна лишь улыбка. — Амбридж брала в Дружину каждого желающего, а ты… — она снова покраснела, осуждая себя за стальную уверенность, но говорила как есть, — не хотел и не просил. Нотт не скрыл заинтересованности и не стал отрицать. Только спросил: — Откуда ты знаешь? Гермиона испытала наплыв смущения и переступила с ноги на ногу, что тоже заставило его кратко взглянуть вниз и провести взгляд по её телу. — Я спросила у профессора Макгонагалл, — ей очень не хотелось, чтобы Нотт знал про интерес гриффиндорцев к Инспекционной дружине, но Гермиона должна следить за безопасностью Отряда Дамблдора, поэтому попросила своего декана узнать точное количество слизеринцев, помогающих Амбридж, и Нотта в их числе не было. Он глубоко вздохнул и разок качнул головой, в интонации усилились иронические нотки: — Теперь ты и Макгонагалл используешь в своих целях, да?! На Гермиону будто бы упала многотонная плита негодования, голова вмиг стала тёплой из-за бурного возмущения. — Я не использую людей в своих целях! Как вдруг… — Ты не видела Гермиону? — из зала раздался голос Маклаггена. И вот неудобное совпадение, кто-то из учениц ему ответил: — Не видела. Зачем ты её ищешь, Кормак? — она хмыкнула. — Я слышала, что ей нравится Уизли, а тебя она лишь использует. О нет! Гермиона так и застыла с открытым ртом, проклиная своё невезение за всю эту ситуацию и особенно Нотта, который неожиданно подставил кулак ко рту, словно сдержав смех, а потом демонстративно показал ладонью в сторону зала, мол, смотри и слушай… — Я же говорил, — перейдя на шёпот, усмехнулся он, чем добил Гермиону окончательно, — ходячий кошмар, — последние слова она плохо расслышала. В следующий момент произошёл странный безмолвный контакт. Гермиона не смогла сохранить на лице неприступное, гневное выражение. Душа заболела от несправедливости. Ей уже давно опротивели насмешки всех чистокровных, а этот вовсе смеялся над ней по любому поводу. Гермионе стало жутко неудобно, и она сама ругала себя, что попала за эту портьеру и привела Маклаггена на вечеринку. Плечи поникли, её взгляд сместился за плечо Нотта, глаза увлажнились, стало больно, но… Внезапно она заметила краем глаза, что с его лица резко исчезла улыбка. Он свёл брови на переносице, а поднятая в жесте ладонь медленно и как-то вяло упала на подлокотник. Гермиона только перевела взгляд на его глаза, мимолетно уловив удивление и странную тень появившегося волнения, как из зала послышались быстрые приближающиеся шаги. Нет! Нет! Больше всего на свете Гермионе не хотелось быть обнаруженной в тёмном закутке. Секунда, вторая, она качнула головой, охладив лицо. Изо всех сил постаралась вернуть жёсткий контроль над эмоциями, стать сильной и столкнуться с Маклаггеном, как вдруг… Всё произошло очень быстро, она едва успела сделать глубокий вдох, а Нотт отбросил книгу на бюро, оттолкнулся руками от подлокотников и стремительно поднялся. Его резкое перемещение заставило Гермиону испугаться и сделать шаг назад, но внезапно… Облизнув большой палец, он на секунду зажал фитиль свечи и сломал его, чтобы не осталось дыма. Гермиона вздрогнула, оказавшись в темноте, и отступила ещё на шаг, почти задев портьеру. Глаза не успели привыкнуть к отсутствию освещения, поэтому непредвиденный телесный контакт в полной темноте повлёк за собой её шумный, испуганный вздох. Она почти оступилась, придавив каблуком занавесную ткань, но твёрдая хватка на предплечьях удержала от падения. Нотт надавил на её руки, заставив отойти на шаг от портьеры и дальше… дальше… дальше… он наступал, толкая дальше в тень, а она под давлением делала шаги назад. И в этот момент позади Нотта в углу, где осталось кресло, Маклагген отодвинул штору, потом ещё немного. Гермиона смотрела за плечо Нотта, боясь вошедшего, но Кормак не зашёл, а просто отодвигал ткань всё дальше… дальше… и дальше. На каждый освещённый участок Нотт делал ещё шаг, отталкивая Гермиону в противоположный угол дальнего стеллажа, где было темно. Уже половина закутка была освещена, как вдруг Гермиона прижалась спиной к фанерному шифоньеру, но её подтолкнули чуть в сторону в угол, за шкаф. Ладони вспотели, Гермиона только сейчас вспомнила про зажатую в руке волшебную палочку, слегка приподняла её, чтобы с помощью магии спрятаться от Маклаггена, но, к её удивлению, давление на предплечьях усилилось, и она, наконец, подняла взгляд на того, кто был рядом… очень близко. Он смотрел в её глаза. По-видимому, давно смотрел, как только сократил расстояние, прикоснувшись к ней. У него были тёмные глаза с зелёным оттенком, хотя в полумраке она могла заблуждаться насчёт цвета. До них только слегка доходил свет из общего зала, но Гермиона впервые смогла рассмотреть Нотта так близко. Она до сих пор пребывала в беспокойстве от всего происходящего, поэтому смотрела на него немного подозрительно, испуганно, нервно бегала глазами по его лицу и часто дышала через рот. У него тоже сбилось дыхание, но это было заметно только по крыльям носа, пару раз ставшими шире обычного. От увиденного выражения Гермионе стало неуютно, частично из-за того, что ей не удалось его понять. Нотт тоже периодически водил чуть прищуренный взгляд по её лицу, дольше обычного застывал на губах, а затем опустил глаза на свои руки, удерживающие её предплечья. Чуть сдавил пальцы, вынудив Гермиону рефлексивно шевельнуть руками, и вернул взор на её глаза. Она сглотнула, нахмурив брови, поскольку теперь, из-за чуть наклоненной вниз головы, упавшей на лоб тёмной пряди волос и появившейся лёгкой улыбки, его взгляд исподлобья предстал более пристальным и цепким. К сожалению, он сделал небольшой шаг вперёд. Гермиона запаниковала, вжавшись спиной в холодную стену в дальнем углу закутка. Рядом с их убежищем, по ту сторону портьеры, Маклагген с кем-то заговорил, оставив попытки поисков Гермионы. Однако Нотт её по-прежнему крепко держал. Их разделяло пространство меньше расстояния вытянутой руки. Пожалев, что не надела туфли на высоком каблуке, Гермиона немного вытянулась, проскользив спиной по стене, но в ответ на это Нотт просто выпрямил плечи и чуть приподнял голову, теперь посмотрев на неё из-под полуопущенных ресниц. Стало жарко. Гермиона подула вверх на лоб и, вздёрнув подбородок, требовательно прошептала: — Отпусти меня! — получилось даже угрожающе, за время их путешествия от угла до угла к ней чудесным образом вернулось неполное самообладание. Уголки его губ медленно приподнялись. Открытым, но немного насмешливым взглядом он смотрел ей в глаза, а потом… Гермиона плотно сжала палочку, когда он отпустил предплечья, но не убрал руки. Как в замедленном кадре, Гермиона чувствовала, как его ладони, не дотрагиваясь до кожи, поднялись вверх, обвели контуры локтей и дошли до плеч. Она замерла, округлив глаза, не зная, что ожидать, а он так и продолжал держать зрительную связь. Секунда… мгновение… тишина, только уловимое дыхание поделилось на двоих. Его ладони остались парить над плечами. Гермиона во все глаза отвечала на зрительный контакт, как вдруг… Цокнув языком, он в то же время резко прижал ладони к стене по двум сторонам чуть выше от её плеч. Гермиону вдвойне напугали неожиданный зловещий звук и возможный захват, поэтому она на миг зажмурилась, вжавшись в стену, но… Хватит дрожать! Она вновь разозлилась на себя за глупые страхи. Нотт вообще ничего страшного не сделал, а она вела себя, как загнанная косуля… Хотя причина волнения была: на протяжении всех курсов Гермиона не могла понять, что из себя представлял Теодор Нотт. Как-то на первом году обучения, ещё до распределения, Гермиона попала с ним в одну карету, которая везла их в Хогвартс. В тот раз угрюмый мальчик, сложив руки на груди, не отрывал взгляд от передней части кареты, где не было вообще ничего, будто он смотрел в пустое пространство, но Гермиона на тот момент успела прочитать в Истории Хогвартса про вожатых карет — фестралов, которых могли видеть только люди, познавшие смерть. И она не сдержалась, тихонько спросив, видел ли он сейчас перед собой фестралов. Его застывшая мимика вообще никак не среагировала. Гермиона даже подумала, что он забылся в своих мыслях и не услышал её, но спустя несколько минут, даже не посмотрев на неё, он ответил простое: «вижу». В то время, только узнав про магический мир, маленькая Гермиона просто горела от любопытства и не смогла сдержаться, подалась вперёд к нему, сжала кулачки и просящим, очень увлечённым шёпотом спросила, как выглядят фестралы. В Истории Хогвартса не было точного описания и колдографии существ. Весь её вид светился искренним интересом, она даже сбила дыхание и не моргала, смотря на него во все глаза, и сама удивилась его реакции. Мальчик выгнул одну бровь, перевёл взгляд с фестралов на Гермиону и… смутился. Это было очень мило. Он даже заёрзал, Гермиона неохотно отодвинулась назад, поняв, что ему неприятен такой близкий контакт, но что ещё больше её изумило, так это его последовавший вопрос, не магглорождённая ли она часом… Видимо, только дети, родившиеся далеко от волшебного мира, так открыто и жадно впитывали информацию о магических существах. Гермиона не видела в правде ничего странного, поэтому сразу ответила положительно, но он отреагировал на это искривлёнными в недовольстве губами. Только потом, узнав про гонения грязнокровок в мире магов, она поняла реакцию чистокровного ребёнка. А тогда она продолжила смотреть на него просящим взглядом, улыбнулась и снова попросила рассказать про фестралов. Сначала он тяжело вздохнул и снова показал недовольство, осмотрев Гермиону с ног до головы, но, когда взгляд достиг лица и он увидел такие живые эмоции, на его собственных щеках появился слабый румянец. Он нахмурился и уже открыл рот, чтобы рассказать, но… закрыл и прикусил губу. Гермиона не могла понять: он как-то некстати задумался, даже слегка занервничал, а потом внезапно пробормотал себе под нос что-то наподобие: «наверное, магглы очень пугливы». И снова задумался, сама Гермиона ничего не поняла, а он отвёл взгляд на свои колени, вздохнул и, прочистив горло, сказал, что фестралы — очень красивые существа без клыков, со светлой, гладкой кожей, кожистыми крыльями и пушистым белым хвостом. Замолчав, он снова прикусил губу и отвернулся, плотнее обняв себя сцепленными на груди руками. Гермиона слегка нахмурилась, изумившись внешнему виду фестралов, который не совпадал с их сущностью, но вежливо поблагодарила мальчика и вернулась к созерцанию Хогвартса. Только потом, проучившись год, она прочитала другой учебник и недоуменно раздумывала, почему Нотт ей солгал. Фестралы в реальности выглядели пугающими и тёмными, а он напридумывал ерунды. Либо он вовсе их не видел, либо… не хотел пугать магглорождённую девочку?! Второй вариант казался ей невозможным, тем не менее других причин для его слов она не нашла… И именно это воспоминание помогло ей сейчас взять себя в руки и снова потребовать: — Отпусти! — Я не держу, — сразу ответил он, но в противоположность словам постучал указательными пальцами по стене. Глухие звуки отдались лёгкой вибрацией по её ушам. Гермиона поджала губы. Конечно, он не прикасался, но она всё равно чувствовала незримый натиск. — Тебя легко испугать, — тихо прошептал Нотт, кивнув в сторону света и Маклаггена. Сказал так, будто не ей, а себе или в пустоту, но Гермиона упрямо покачала головой, снова вздёрнула подбородок и сказала: — Нет! От её ответа и выражения лица его глаза заблестели, а губы сложились в лёгкой усмешке. И вдруг он наклонился поближе, вынудив Гермиону вжать голову в плечи, и прошептал: — Ты спросила, зачем мне учебник по маггловедению, — он на мгновение перевёл взгляд на её уста, потом на брови, которые сошлись в непонимании, Нотт облизнул свою нижнюю губу, вобрав её в рот. — И зачем же? — Гермиона шевельнула губами почти незаметно. Что-то знакомое… Так же, как и в детстве, он будто бы задумался в поиске объяснения, но быстро ответил: — Для порабощения. Простой ответ со сложным смыслом ошеломил Гермиону настолько, что с лица исчезли все эмоции, кроме испуга. Сразу вспомнилась история Гарри, чью жизнь испортил другой поработитель, да и вообще все тёмные волшебники с похожей целью в магической истории покалечили достаточно жизней, чтобы заслужить её неприязнь. Так уж вышло, что ей самой сегодня впервые в жизни пришлось вживую услышать нечто подобное. Это ужасно. Она не ожидала и… содрогнулась. Восприняла всерьез, не заметила его взгляд, проникнутый умилением от её реакции, и с пылкостью ответила: — Нельзя поработить всех магглов! — она верила в это, всегда находились люди, способные бороться с тёмными сущностями, магглы превосходили количеством и имели шанс победить, даже если маг хорошо разбирался в маггловских науках и традициях… Связные мысли вылетели из головы из-за услышанного: — А одного? Что? Что?! Гермиона потеряла дар речи, опешила и обратила внимание на его настоящие эмоции, которые упустила минутой ранее под гнётом своей злости и страха. Нотт казался увлечённым, даже весёлым, без тени злой издёвки. Гермиона не знала, как оценить противоречивость его слов и эмоций. Слова несли опасность, но его лицо располагало своей искренностью, поэтому ей тяжело было понять, издевался он над ней или в духе слизеринского общества намёками серьёзно угрожал. — Что? — спросив, она сглотнула и надавила ногтем большого пальца на волшебную палочку, вызвав тем самым тихий скрежет, который услышали оба. Несмотря на её прежний ответ про отсутствие страха, испуг выступил на лице через бледность и блеск в глазах, а в слизеринце Гермиона заметила лёгкое удовлетворение, но в то же время удовлетворение нельзя было назвать злорадным, скорее: тихим, спокойным. Однако Нотт как ни в чем не бывало повторил громче: — А одного можно поработить? — он перенёс вес на левую ногу в расслабленной стойке и, слегка отдалившись от её лица, держал равновесие на вытянутых руках, по-прежнему прижатых к стене. — Одну? — словно взаправду невинно интересуясь, он вопросительно изогнул брови. — Магглорождённую, например? Гермиона приняла решение оценивать поведение как издёвку. Нотт… Т… Теодор! Да, теперь она будет называть его по имени. Теодор просто издевался, как и все представители изумрудного… нет, змеиного факультета! Теодор, как удав, стеснил и пустил яд. Хотя в голове тут же появилась поправка о том, что удавы не ядовиты, но этот факт наоборот сблизил Теодора именно с этим змеиным подсемейством. Пусть ядом не травил, но сдавливал реально, причём исключительно словами. Глаза… ну, Гермионе его глаза не сделали ничего плохого… Это и удивляло её больше всего. Невзирая на пришедшую злость в душе, лицо сохранило следы страха. Поэтому Теодор не стал ждать ответы… что, кстати, усилило гнев Гермионы. Он нарочито глубоко вздохнул и нарушил зрительную связь, опустил взгляд и покачал головой. Даже глаза прикрыл, наигранно, с сожалением скривил лицо и, лукаво улыбнувшись, выдохнул: — Проще простого… — усмехнулся, — тебя испугать, — снова вздохнул, от чего Гермиона приблизилась к границе срыва, хотя внешне это было незаметно. Всё хорошо, всё хорошо, Гермиона прочистила горло, повторяя, что всё хорошо, но, к сожалению, Теодор вновь постучал пальцами по стене, поднял на неё насмешливый взгляд и продолжил: — Тебя легко испугать, ты запоминаешь все обиды, которые получаешь от посторонних, а потом тайно используешь других людей, чтобы отомстить или достичь личных, временами вторичных, целей в угоду чрезмерной гордости, — он просто говорил не меняя утвердительной интонации, и с каждым словом Теодор приобретал в её глазах новый статус неприятеля и соперника. — Таких, как ты, приходится только порабощать во избежание беды пострашнее, — в конце он издал лёгкий смешок. Почему первые предложения он говорил с открытой убежденностью?! Почему последующие носили скрытый подтекст?! Будто специально вёл к чему-то… Откуда он вообще знал обо всём?! Да и разве Гермиона такая?! Ну, шантажировала Риту, ну, подговорила ребят создать опасную тайную организацию в стенах школы, ну… позвала Кормака на вечеринку из-за Рона… о нет! В чём-то Теодор прав, но Гермиона теперь задумалась о другом. Внутренний слух повторил все его слова, выделив фразы про порабощение и «проще простого испугать», сказанных с такой самоуверенностью, иронией, будто Нотт знал всё на свете и воспринимал значимые темы, как несущественные мелочи. Гермиона никогда не смеялась над бедами чужих людей, не шутила на темы войны и свободы, не издевалась над слабыми… а этот Теодор… пусть степень насмешек не шла ни в какое сравнение с колкостью Малфоя над Гарри, но… Нотт перешёл черту. После всего произошедшего: возвращения Того-Кого-Нельзя-Называть, Турнира трёх волшебников, смерти Седрика и осуждения Гарри за использование магии для защиты от дементора Гермиона не могла смириться с обвинениями из уст Теодора. Она ко всему относилась с большим вниманием и серьёзностью. Мысли сменяли друг друга, хотя прошла всего минутка, в течение которой Гермиона не мигая сверлила его взором. По всей видимости, он не заметил изменения эмоций, ведь в следующее мгновение его глаза расширились от её тихого, твёрдого обращения: — Теодор… — но не успела Гермиона продолжить, как он услышал интонацию и вдруг оттолкнулся ладонями от стены, приподнял руки в открытом жесте «стоп». Он дважды кашлянул, будто в горле запершило. Вряд ли до этого она когда-либо обращалась к нему по имени. — Я пошутил, — неожиданно ухмыльнулся он, внимательнее всмотревшись в её лицо, но назад не отошёл. — Не заводи личные счёты, Грейнджер. Моей бедой ты точно не станешь, — то ли провоцировал, то ли опять издевался, Гермиона не знала, но к дальнейшему действию её подвёл сам Нотт, когда вновь потянулся к стене, чтобы закрыть в ловушке. Но она не позволила. Тревожные мысли, пылкие эмоции, тяжёлые воспоминания, разговоры с Гарри и тренировки в Выручай-комнате немного закалили характер. Неожиданно для Теодора, Гермиона резко обвила пальцы вокруг его запястья. Он замер, уставившись на место соприкасания… два их вдоха снова соединились в один… как вдруг она сильно сжала пальцы… он приподнял брови, и в момент, когда взгляд метнулся к её глазам, Гермиона быстро отреагировала. С выражением крайней злости она подалась вперёд, стремительно подняла волшебную палочку, чей кончик в итоге уткнулся в его горло чуть выше левой ключицы. С удивлением, совершенно не ожидавший таких действий, Теодор под давлением Гермионы сделал шаг назад, врезавшись ногами в приставную стремянку из трёх ступеней. Так уж вышло, что Гермиона не дала возможности сохранить равновесие, сильнее надавила палочкой на горло и… Ему пришлось прижаться спиной к стене и сесть на верхнюю, третью ступень лестницы, оказавшись на голову ниже Гермионы. Она сама не ожидала, что так произойдёт, а следующее вовсе смутило: Теодор кратко зашипел и дёрнул головой, отклонив её назад. Гермиона застыла взглядом на красной точке, обрамлявшей кончик волшебной палочки. Просто когда они сменили положение, Гермиона не подрасчитала давление и слегка ранила его. Но, хвала богам, Нотт не разозлился, он пребывал в каком-то продолжительном шоке. Так и смотрел на неё не моргая, высоко запрокинув голову. А капелька крови стекла… о нет… прямо на древко. Гермиона сначала запаниковала, но потом взяла себя в руки и воспользовалась его ступором. Высказала: — Теодор, ты даже представить не можешь, как сильно страдают люди, попав под гнёт чужих амбиций, — эмоции забили через край, голос надорвался, Гермиона говорила, подгоняемая внезапным исступлением. — Тебе смешно произносить слово «порабощение»?! Причины самых страшных трагедий появляются исключительно потому, что такие, как ты, обесценивают чужую жизнь, не считаясь с чувствами других людей! — его облик стал мутным из-за появления слёз, Гермиона гневно качнула головой и проморгалась, отчасти ожидала, что Теодор начнёт спорить, но он… В пылу своих слов она не следила за его выражением лица, а теперь заметила, что от раннего удивления ничего не осталось. Теодор смотрел на неё внимательным, слегка задумчивым взглядом. Брови чуть приподняты, рот приоткрыт, он медленно и глубоко дышал. Гермиона не знала, понимал ли он значение её слов. Она хотела продолжить, но он вдруг произнёс без вопросительной интонации: — Такие, как я?! — и вдруг в нём вспыхнула злость, венка на виске дёрнулась. Гермиона помрачнела из-за того, что из всех слов он разозлился только за эти. Поджав губы, она на мгновение зажмурилась. Теодор наклонил голову к плечу, подальше от прижатой к горлу палочки, но Гермиона не отодвинулась, а пылко прошептала: — Неприятное ощущение, правда?! Если таких, как я, нужно порабощать, — сказала, будто выплюнула, — то таких, как ты, надо… Она собиралась сказать: «учить состраданию», но, к её большому удивлению, Теодор вдруг воскликнул: — … использовать в своих целях! Опешив, Гермиона не поняла его выбор фразы, моргнула и сдвинула брови к переносице, а Теодор наоборот изогнул свои на лоб и даже кивнул, якобы подтверждая слова. К нему вернулась лёгкая улыбка, а взгляд стал испытующим. — Что? — спросила она. — Нет. — Да, — он протянул во рту гласный звук и чуть прищурил глаза, голос опустился до вкрадчивого шёпота, — ты именно так и поступаешь. — Нет! — Гермиону до жути раздражало его мнение о ней. — Да. Что ж, ладно, он прав в малых предположениях. Гермиона раньше не задумывалась о последствиях своих действий, и… о нет! Теодор словно почувствовал её смущение и неспешно произнёс: — Представь, как сильно страдает Маклагген, попав под гнёт чужих амбиций. Великие силы! Ей впору закатить глаза, но Гермиона этого не сделала, смотрела на Теодора, наигранно неодобрительно покачавшего головой, и слушала: — Ты обесцениваешь его жизнь, не считаясь с чувствами… — Нотт! — голос едва слышен. Он сделал паузу, в течение которой они упрямо стреляли друг в друга проникновенными взглядами. Неожиданно он подался вперёд, приблизив к ней лицо. Растянув косую улыбку, одними губами провокационно выдохнул: — Страшная трагедия… Закололо в сердечке. Гермиона открыла для себя два пути: спорить или… Спор с Ноттом обречён в силу скользкости оппонента. Или… Он отклонился, коснувшись головой стены, и провёл взглядом по Гермионе, которая предпочла не заметить его визуальное исследование. Или… поступить мудрее. Она сделала глубокий вдох, чем привлекла внимание Нотта, вернувшегося к зрительному контакту. Он шире улыбнулся, а она решительно отчеканила: — Я больше никогда так не поступлю! Сказав, она не ожидала увидеть новую вспышку в его глазах, напоминающую азартную искорку. Но в противоположность глазам, он недоверчиво ухмыльнулся и равнодушно сказал: — Всего лишь слова… Негодование ослепило здравомыслие. Гермиона не задалась вопросом, какая ему вообще польза от её честности. Это провокация. Но зачем? Она ответила: — Слова обладают силой. — Сила обладает словами, Грейнджер. Завтра ты всё забудешь и снова пойдёшь к Маклаггену! — он пожал плечами и как бы с сожалением поджал губы, которые сохранили лукавую улыбку. — Не пойду! — Пойдёшь! Это уже вызов! По телу прошла странная конвульсия, отдающая сладким привкусом. Гермиона испугалась пришедшего возбуждения, поэтому с жаром прошипела сквозь зубы: — Никогда! Одна конвульсия призвала вторую… нет, это не спазм, ха-ха… что-то более приятное… А именно — его глаза. Блеснувшие и вмиг потемневшие. Улыбка резко сползла с лица, будто ранее была просто приклеена. Только уголки рта остались приподняты, он слегка надул губы и прищурился, а потом вдруг… Она успела издать судорожный вдох, когда он подхватил указательным пальцем её подвеску на груди и потянул на себя. Ещё один вдох. Шумный. Гермиона едва не столкнулась с ним лбом. Между лицами осталось минимальное расстояние. Она округлила глаза, замерев и задержав дыхание. Мимолетный испуг… да, испуг отрезвил, напомнив где и с кем она позволяла себе такие вольности… И он позволял себе. Нотт же продолжал смотреть в глаза и, заметив её растерянность, дрогнул уголком губ повыше. Гермиона раньше не видела такого выражения лица: опасного и одновременно внушающего спокойствие. — Обещаешь? — он потянул за подвеску, невзирая на то, что от его действий палочка глубже ранила кожу, а Гермионе пришлось для равновесия прижать свободную руку к стене над его головой. Третья конвульсия пробежала вместе с мурашками. Почему? Она не знала, но это случилось, когда он повторил вопрос, надавив на ударный слог, как ножом на масло. Вздрогнув, она тихо прошептала: — Да. — Обещаешь никогда не использовать других людей? — Да. — Оставишь Маклаггена? — Да. — И Уизли. — Д… что? — Ничего. В глазах защипало, она долго не моргала, попав под мутное наваждение. Очнулась, когда его пальцы сомкнулись на её запястье. Он аккуратно отодвинул ладонь, в которой была волшебная палочка. Один, два, три… все последние минуты пробежали перед глазами. Гермиона ошеломленно выпрямилась и сделала шаг назад. Кто бы мог подумать, что она зажмёт слизеринца в тёмном углу?! Кошмар. Ходячий. О нет! На его горле остался красноватый след, но он… Гермиона с недоумением встретила прежний пронзительный взгляд. Без его улыбки и насмешливых замечаний она стала чувствовать себя неуютно. Он остался в прежней позе… весьма неудобной. Будь она на его месте, то сразу закрыла бы рану, но Теодор… Когда она отошла, он лишь откинулся назад, прислонившись затылком и спиной к стене. Наклонил голову к плечу, проведя взглядом по её телу, и как-то прерывисто вздохнул. — Прости… — шепнула она, уставившись на его царапину. Он ещё раз вздохнул. Поднялся и только потом кивнул. Гермиона обняла себя за плечи из-за мгновенного холодка, пробежавшего по телу. Теперь здесь не так жарко, как казалось ранее. — Прощаю, — ответил он и, бросив последний взгляд на Гермиону, направился к выходу, но подойдя и зажмурившись от яркого света, он склонил голову в её сторону. — Грейнджер… Она плотнее обхватила себя руками. — Да? И тогда он запрокинул голову, направив на неё взгляд из-под полуопущенных бровей. Его лицо при свете казалось искажённым. В голосе она услышала сталь с грустной ноткой: — Мне не смешно. Он вышел за портьеру. Гермиона какое-то время смотрела на место, где он только что стоял. Голова закружилась, вынудив подойти к креслу. Стало всё равно, найдёт её Маклагген или нет… она обещала… поэтому просто скажет Кормаку, что не хочет никаких отношений. Чтобы справиться с головокружением, Гермиона покрутила головой, и взгляд случайно зацепился за учебник «Быт и нравы британских магглов». Его учебник. В соответствии с хорошими манерами, ей следовало догнать Нотта и вернуть учебник, но… Странно… чутьё или шестое чувство голосило об опасности. Теодор Нотт по-прежнему оставался загадкой, которую трудно разгадать в силу… да, в силу всё той же скользкости. Гермиона боялась его, но не нашла первостепенную причину страха… Он явно хотел, чтобы она перестала общаться с Маклаггеном… «И Уизли.» Она покачала головой, отгоняя ненужные мысли, и взяла в руки учебник. В нём было много небольших вставленных пергаментов с датами маггловских изобретений, инструкциями по пользованию электричеством и прочее. Видимо, Теодору на самом деле нравилось маггловедение. Она полистала странички, нашла несколько загнутых уголков… И замерла. Глава была посвящена краткому обзору маггловских писателей, Гермиона прочла одну из цитат, которая заинтересовала Теодора: — «Во избежание беды пострашнее, такую, как ты, приходится порабощать, но не заводи личные счёты, ведь моей бедой ты точно не станешь, потому что вместо слепого подчинения я хочу очевидной любви…» Несмотря на то, что Гермиона прочитала весь учебник на третьем курсе, она не сопоставила слова Теодора с обычным изречением из книги. Теперь в его характере и мотивах она запуталась окончательно… скользко, скользко, скользко… Цитата, как оказалось, вовсе несла романтический смысл, а она накинулась на Теодора из-за угроз порабощения. Что именно он имел в виду? Что ж, во избежание беды пострашнее, Гермиона приняла решение избегать Теодора во всех смыслах, даже думать о нём себе запретила. Ибо скользко и опасно… *** — Инсендио! — тихо прошептав, Гермиона грустно улыбается и делает последний обход по садовому участку. — Люмос. За время её размышлений солнце почти заходит за горизонт, оставив после себя сиреневые сумерки. С помощью магии Гермиона зажигает все свечи и гирлянды. Оглядывается… очень красиво, романтично. Тканевый потолок, по образцу Большого зала Хогвартса, украшен парящими лепестками белых и красных роз. Что немаловажно, так это успешный контраст между тёмными и светлыми оттенками, навевающими гротескные изыски с сочетанием волшебной сказки и сокровенной реальности. Площадки, готовые к празднику, постепенно пустеют. Артур встречает гостей в противоположной стороне дома, отводя их в гостиную, Билл и Флёр гуляют с дочкой недалеко от Норы, мама и папа помогают Молли на кухне. Гарри и Джинни… ну, где-то в доме вместе, видимо… Гермиона подавляет добрый смешок и выходит из беседки, чтобы встретить свежий порыв воздуха… Кстати говоря, где Рон?! Вопрос появляется и исчезает. До назначенной свадебной церемонии есть время побыть одной. К тому же гоблин, который проведёт обряд, записав их имена в «Книгу уз и союзов», ещё не появился. Она погружается в назойливые мысли. Не думай о прошлом! Но… Не думай! Только не сегодня! «Ты же обещала, Гермиона, что сегодня мы не будем думать ни о чём, кроме нас». В голове проносятся слова Рона, произнесённые утром, но она всё равно позволяет себе вновь окунуться в прошлое. Если Теодор Нотт погиб, то её теория про его связь с Принцепсами разбивается о камень и трагически исчезает. Но ведь Гарри мог ошибиться, верно?! Вряд ли… Вдох. Спокойно. Выдох. Прикрыв глаза, Гермиона подставляет лицо под дуновение ветра. Так уж выходит, что после появления Принцепсов Гермиона сразу начинает действовать вместе с опытными аврорами. Обещание, когда-то данное в школе Теодору, всегда помогает идти вперёд, не позволяя ей перекладывать работу на других. Сила духа побеждает все страхи, а полученные боевые навыки спасают от беды. Именно поэтому она уже несколько раз встречается на рейдах с Нероном. В первый раз при столкновении авроров с Принцепсами они даже успевают обменяться заклинаниями. Гермиона очень гордится тем моментом, ведь когда она вместе с аврорами аппарирует к месту их сбора, то в первые мгновения все Принцепсы резко выхватывают палочки, чтобы исчезнуть в пространстве, избежав дуэли, но один из них, с вышитой на груди буквой «Н», будто бы каменеет, увидев Гермиону среди боевых магов… Тогда-то она и начинает атаковать, и только в последний момент, подавив удивление, он успевает отклонить заклинание… К сожалению, рейд заканчивается неудачей, все враги просто аппарируют с территории, ранив одного аврора. Конечно, все они носят чёрные плащи, похожие на мантии Пожирателей смерти, но избегают масок. Аврорам сей факт не очень помогает в поимке, поскольку капюшоны Принцепсов заколдованы на укрытие головы. Вместо лиц — чёрная пустота, как у дементоров. Даже под силой аврорских заклинаний выявления и сыска капюшоны не слетают с головы. Единственное различие Принцепсов состоит в значках на мантиях с вышитыми первыми буквами их имён. Второй раз Гермиона с двумя аврорами успевает встретиться с Нероном лицом к лицу у здания Гринготтса и снова вступает в дуэль, но тогда он лишь направляет «Бомбарду» на ближайшее здание, чтобы погрузить пространство в пыль, и исчезает… как именно, Гермиона не понимает, ведь на весь район авроры успевают наколдовать анти-аппарационный барьер. Следующую встречу она вспоминает с жутким смущением, поскольку погоня осуществляется на мётлах. Почти все Принцепсы отлично летают, половина авроров тоже, но в тот раз Гермиона ещё не научилась в должной мере держаться в воздухе. Над Тауэром начинается противостояние, несколько Принцепсов ранены. Одного из них, Маркуса Флинта, удаётся поймать. В небе очень некстати мелькают молнии и идёт сильный дождь. В перерывах между дуэлями продолжаются погони в воздухе. Главный аврор Долиш командует рассчитаться и преследовать Принцепсов по одному. Всячески отрицая личные счёты, Гермиона всё равно не может забыть статью «Квинквиналия чистой крови», в которой Нерон прямо указывает на её недостатки, поэтому, естественно, в небе над лондонским Тауэром она сразу бросается именно за ним. Целясь заклинаниями, они быстрыми манёврами облетают углы крепости, пикируют вниз к Темзе, затем долетают до моста и уходят в сторону к верхним креплениям Тауэрского моста… В какой-то момент Нерон пропадает из поля зрения, а Гермиону справа ослепляет яркая вспышка. Отлетающее рикошетом заклинание от других дуэлянтов попадает в купол башни на мосту, породив взрыв и надлом конструкции рядом с ней. В тот же миг свирепствующая непогода даёт о себе знать, будто в сговоре с врагами, и под мощным порывом ветра сносит металлический флагшток с башни Тауэра. Стойка, как тяжёлый хлыст, с бешеной скоростью несётся навстречу Гермионе, которая не успевает свернуть против потока воздуха. Смерть. Сто процентов. Смерть под британским флагом… патриотично, но до ужаса глупо и горько. Как вдруг… Очень быстро. Мгновение, перед глазами — летящая перекладина с флагом, которая насмерть собьёт её. Мгновение, перед глазами — вода Темзы из-за стремительного пикирования. И только боль во всём теле от столкновения с другим волшебником избавляет от тяжелого шока, объяснив, что её только что оттолкнули от флагштока, схватив в объятия. Собственная метла падает в Темзу, а Гермиона жмётся к спасителю, ожидая, что это кто-то из напарников. — В аврорате не хватает магов?! — с дикой злостью шипит он. — Попроси их летать вместо тебя! Голова по-прежнему под густой завесой. Гермиона глотает воздух, спрятав лицо на его груди, и зажимает в кулаки ткань его мантии… крепко обнимает. Возможно, она так сильно пугается последних минут, что скоро потеряет сознание. Спаситель хочет ещё что-то сказать, его грудная клетка часто поднимается и опускается от нахлынувших эмоций, она чувствует, но перебивает его. Мозг выдаёт ответ по памяти без особого размышления, а язык повторяет: — Я обещала, что не буду использовать других людей в своих целях, — и сама в душе смеётся от простоты сего высказывания. Но почему-то теперь его грудная клетка замирает после услышанных слов. Она вздыхает, собираясь приподнять голову, чтобы посмотреть на него, но неожиданно… Громкий, взволнованный зов вынуждает вздрогнуть всем телом: — Гермиона! — она узнаёт Рона. — Экспеллиармус! — это Гарри направляет заклинание в её сторону… точнее в сторону того, кто ведёт метлу. Теперь, придя в себя от шока, Гермиона резко подаётся назад, догадавшись по грозным интонациям друзей, что держит её вовсе не аврор. На глаза попадается буква «Н», а под капюшоном — кромешная тьма. — Диффиндо! — в панике она использует палочку, но близкое расстояние мешает правильному заклинанию. Он уворачивается, схватив её запястье, но отдача режущего заклинания задевает обоих. Гермиона жмурится от брызнувших капель крови из-под капюшона и слетает с метлы, успев заметить, как он прижимает ладонь к правой части лица… — Гермиона! — снова зовёт Рон, и в глубине души она надеется, что он тоже поймает её, но ледяная вода Темзы, будто с радушием, мгновенно встречает уже и так промокшее под дождём тело. Дальше она знает продолжение только по рассказам друзей. В воде ей удаётся наколдовать невербальное заклинание, помогающее выплыть к поверхности, но оказавшись над водой, она не может хорошо разглядеть происходящее. Отряды Гарри и Рона прибыли только что в качестве подмоги, один вступает в погоню, а Рон спускается к ней, но за его спиной вроде бы она замечает прежнего спасителя и… опять-таки есть шанс, что она плохо видит и соображает от минувшего шока, но… Нерон смотрит прямо на неё и, только убедившись, что она выплыла на поверхность, начинает дуэль с Гарри, отлетая назад и пропав из поля её зрения. — Локомотор Мортис, — совсем близко раздавшийся голос сразу приносит спокойствие. Гермиона поднимается над водой под силой заклинания Рона и хватается за него. — Что случилось раньше? — спрашивает он. Они отлетают подальше от моста. Гермиона слабо взмахивает палочкой, используя согревающие чары. Это катастрофа, беда в чистом виде. Она рассказывает обо всём Рону и заодно пропадает в собственных мыслях, одна из которых до горечи смешна: если бы Теодор заранее знал, что взятое им в школе обещание коснётся не только Маклаггена, но и вызовет глобальные последствия, превратив Гермиону в отчаянного аврора, рискующего жизнью, то стал бы он его требовать?! — Рон… — она кашляет, сплюнув речную воду, — кажется, я знаю, кто называет себя Нероном. Вот и всё. Воспоминания тускнеют. Дует порывистый ветер. Гермиона поправляет волосы, смотря на вечерний закат, а потом поворачивается к Норе. Сегодня она больше не хочет вспоминать прошлое, но всё равно грустит. Нерон спас её от смерти, а она даже не знает, как сильно изувечено его лицо от её заклинания, но в мыслях представляет его с внешностью Теодора Нотта… представляла… она вздыхает. Скорее всего, Гарри прав, он уже давно мёртв, а она ошибочно принимает Нерона за Теодора. Хотя фактов их связи очень мало, за исключением веского мотива вызволить из Азкабана Нотта-старшего, воспитавшего Теодора без матери, которая умерла при родах. Гермиона думает, что большинство Принцепсов имеют своей целью помощь родным. Мать Блейза и родители Панси тоже заключены под стражу. В аврорате есть предположение, что эти слизеринцы скрываются под римскими именами Гай и Элия, но теперь… ошибившись над личностью Нерона, Гермиона не знает, что и думать насчёт остальных ребят… Знает! Нет. Знает! Лучший выход — вообще не думать! Сегодня! Сегодня! Думать надо про сегодня. Она выгибает спину и натянуто улыбается. Сегодня нельзя грустить. Ей нужно переодеться и найти Рона. Сложив руки на груди, Гермиона не спеша обходит Нору, проходит мимо небольшой пристройки в виде одноэтажного домика для хранения котлов и снаряжения для квиддича, как вдруг… Напрягается и поворачивается на звук от скрипнувшей дверцы, из которой выходит Рон. Выйдя, он сразу встречается с ней взглядом и мимоходом поправляет ворот белой рубашки. Гермиона облегчённо выдыхает, не придав значения его немигающим глазам. Уставившись на неё, он продолжает приглаживать ворот, но лицо странным образом предстаёт максимально одухотворённым. Гермиона выгибает брови и бодро улыбается, а он немного наклоняет голову к плечу и открывает рот, но потом… неожиданно дотрагивается пальцем до впадинки между ключицами, прочищает горло, словно ему тяжело говорить, но всё же произносит тихое: — Привет, — и кашляет, сбив второй слог. Ощутив дрожь от ветра, Гермиона плотнее обхватывает себя и водит руками по плечам. Вопрос, зачем Рон ходил в пристройку, отпадает. Скорее всего, Молли попросила отнести лишние вещи или ещё что-нибудь. Поэтому Гермиона ласково отвечает простое: — Привет, — сказав, снова вздрагивает от погодного холодка. Рон протяжно выдыхает и широко улыбается, словно видит её после разлуки. Не моргая, быстро подходит, но прямо перед ней останавливается и снова прочищает горло. Гермиона издаёт мягкий смешок. Рон кажется очень милым… смотрит очень самозабвенно, уголки его губ дрожат… Когда он направился к ней, Гермиона подумала, что Рон обнимет, но он… Неторопливо подняв ладонь, он будто бы неуверенно, трепетно дотрагивается до пряди её волос, которую колышет ветер. Гермиона на секунду закрывает один глаз, когда один волосок задевает бровь. Рон прослеживает своё движение, заправляет прядь за ушко, а потом дотрагивается подушечками пальцев до её щеки. Она наклоняет голову, подставляясь под ладонь. Тоже смотрит в глаза с показной радостью, в мыслях заставляя себя не думать о недавних трагедиях… да, по неизвестной для неё причине, она считает смерть Теодора и свою неверную теорию насчёт его связи с Нероном личной трагедией, которая больно ранит сердце. Поэтому изо всех сил старается забыть о боли и улыбается, прикрыв глаза. Окунается в заботу, прижавшись щекой к его ладони. Поскольку глаза закрыты, она не видит, но слышит, как он сглатывает. Рон делает шаг вперёд, поглаживает её щеку и… — Рон, — настолько нежно, насколько вообще возможно, она тянет его имя, продолжая ластиться к руке. Внезапно его пальцы замирают. Гермиона не меняет выражения лица, источая счастье и радость. Вообще, ожидает поцелуй, но… Так и не дождавшись, она открывает глаза. Как ни странно, он больше не улыбается… если только слегка… но теперь улыбка кажется наигранной. Он убирает ладонь. Что ж, Гермиона открытым доверчивым взглядом смотрит на него, а потом сама делает шаг вперёд, положив ладони на его плечи. Собирается поцеловать, но неожиданно он дотрагивается до её локтей, останавливает и, запрокинув голову для более свободного пространства между лицами, шепчет: — Нам пора, — и опускает одну руку в карман. Гермиона краем глаза замечает блеснувший маленький предмет, похожий на брелок от ключей, но её отвлекает громкий голос Молли: — Гоблин пришёл! — она бодро спускается с крыльца, подбегая к ним. Гермиона отходит от Рона на несколько шагов, успев заметить, как он хмуро взирает на мать. — Гоблин? — он снова кашляет, заставив Гермиону волноваться, и правда, голос странный. — Да-да, — Молли начинает приглаживать его волосы. Сам Рон поджимает губы, необычно посматривая на Молли, будто удивляясь её хлопотам. — Я волнуюсь почти так же, как в день своей свадьбы! — болтает Молли. — Ритодетрапасо обезопасит вашу семью, — его глаза расширяются на этих словах, наверное, от того, что она задевает колтун в волосах. Зализанная донельзя грива совершенно не идёт Рону, но Молли продолжает приговаривать и приглаживать рыжие пряди. Гермиона тихонько смеётся от его вида и в этот момент из дома выбегает Живоглот, остановившийся у её ног. Она берёт кота на руки и глядит на горизонт, за которым уже вовсе не видно солнца. В мыслях появляются недавние сценки, где семьи решают, какой магический обряд провести для брака. Ритодетрапасо используется только среди чистокровных семей, но гоблин, хранящий «Книгу уз и союзов», убедил Гермиону, что для совершения нужен лишь один чистокровный. Обряд даёт возможность супругам пользоваться волшебными палочками друг друга без отторжения ненастоящего хозяина, облегчает чары поиска при необходимости прийти на помощь, а также запрещает иметь близкие личные связи с посторонним человеком. Есть ещё некоторые тонкости, но они связаны с правилами оригинальных брачных контрактов в магическом мире, вроде смены фамилии. Короче говоря, обряд, по словам Молли, это залог хорошего брака, а любовь — залог успешного. — Мой дорогой сын, — в глазах Молли появляются слёзы, и она тянет руки, чтобы обнять Рона, но тот вздрагивает и останавливает её так же, как и Гермиону ранее. Мягко отодвинув руки Молли, Рон переводит взгляд на Гермиону. Теперь вздрагивает она… Такое ощущение, словно… что-то знакомое, давно забытый взгляд… чей-то… пронизывающий насквозь. Чуть склонив голову, Рон без тени улыбки, задумчиво смотрит в её глаза… Она начинает хмуриться, как вдруг… Мгновенное изменение в его мимике. Он улыбается, лицо светлеет, но эмоциональная открытость кажется слегка натянутой, как будто наигранной. Молли снова тянется к его волосам, но Гермиона качает головой с желанием спасти будущего мужа от кошмара на голове. Отпустив Живоглота, она подходит к ним. — Ты прав, — обращается к Рону, — нам пора, — смотрит на Молли и обнимает её. — Мы пойдём переодеваться. — Да, конечно, — Молли проводит по глазам, стирая слёзы. Гермиона ожидает, что Рон успокоит маму, но он ничего не говорит. Вообще, сейчас он мало говорит, что совсем ему несвойственно. Однако это устраивает Гермиону, ведь ей до сих пор сложно удерживать уровень счастья, который должен держаться на максимальной цифре. Рон не задаёт лишних вопросов, следует за ней в дом, разочек даже пожимает руку Гарри при встрече на лестнице, но затем они продолжают путь в спальню. Счастье, счастье… к сожалению, счастье не усиливается по одному желанию. Гермиона огорчена последними новостями, поэтому, как только они заходят в комнату, она скрывается в ванной, защёлкнув за собой дверь. Надо собраться! Она смотрит в зеркало и дотрагивается до отражения. Прижимает ладонь и жмурится. Пальцы начинают подрагивать. «Тебя легко испугать». О нет! Она активно качает головой, но вспоминает его голос. Зачем? Ну зачем Гарри сообщил ей о его смерти?! Потому что не знает… И чего же он не знает?! Не знает того, что и ты не знаешь! А именно того, что смерть Нотта влияет на тебя гораздо сильнее, чем смерть любого другого слизеринца. Неправда! Каждая смерть — трагедия! Но смерть Нотта — особенная. Она ловит тот момент, когда человек не может найти причину своего плохого настроения. Нотт ей не нравится… не нравился! Вот! Вообще! В её волнении о нём нет романтического посыла! Но… — Отпусти! — Гермиона шепчет и вздрагивает, не ожидая услышать данное слово и собственный ломкий голос. «Я не держу». Она застывает, наконец, найдя причину. Он не держит, никогда не держал. После взаимодействия на вечеринке Слагхорна он даже не смотрел в её сторону… Ты сама не смотрела! Потому что боялась его! А у него какая причина?! Кто знает, может, и посматривал… Какая разница?! Он мёртв… И в этом заключается трагедия! Она полтора года гоняется за Нероном, в тайне надеясь правильно понять характер Теодора. Ребус должен быть разгадан, а он… Он вообще не к месту умер, оставив ей только спазм… то есть нет, конечно, не спазм… хвала богам, ха-ха… Но и Нерон не к месту морочит голову, спасая её от геройской смерти, свойственной благородным гриффиндоркам. Всё не к месту! «И Уизли». Стоп! Чушь! Содрогнувшись, Гермиона торопливо моет руки и надевает бежевое платье, сшитое по примеру укороченной полумантии. Свободные длинные рукава хорошо смотрятся с приталенным платьем строгого стиля. Расчёсывает волосы, оставив их распущенными, и насильно заставляет себя улыбнуться отражению. Жизненный смысл состоит в семейном благополучии. Нет ничего важнее, чем дарить счастье любимому человеку! Это что? Изречение из книги Теодора! То есть из учебника по маггловедению, как раз лежащего на столе в спальне вместе с другими доказательствами причастности Теодора к проискам Нерона. После долгих споров Рон разрешает поставить в спальне у окна большой круглый стол, одна половина которого принадлежит ему, а другая ей, но со временем из-за большого количества данных Гермиона занимает обе стороны. Конечно, на столе много бумаг и пергаментов, посвящённых всем, кого ищет аврорат, но колдографий Принцепсов на нём больше всего, а также много фотографий, которые сделаны Гермионой маггловским способом, в особенности есть несколько, где лицо Нотта вставлено под тёмный капюшон… Однажды они с Роном поссорились из-за того, что она работает даже дома, но, разделяя обязанности авроров, он тоже понимает общую ответственность, поэтому ссора быстро сошла к перемирию. Пора выходить. Посмотрев на отражение, она подмечает покрасневшие глаза и лёгкую бледность, но не использует палочку, чтобы их скрыть. Рон вряд ли заметит, а остальное не так важно. Склонность к апатии — плохой знак. Дыши! Она надевает лёгкую улыбку, выходит из ванной комнаты и… Чуть приподняв брови, она оставляет дверь приоткрытой позади себя и через всю комнату смотрит на Рона, опирающегося плечом на стену у окна и неторопливо листающего странички учебника по маггловедению. В общем-то, ничего особенного, Рон и раньше его видел, думая, что это её собственный учебник. Есть другая причина для её кратковременного ступора, мешающего подойди к столу, а именно — его заинтересованный, пытливо блуждающий по колдографиям взгляд. Один уголок губ почти незаметно приподнят, добавив в выражение лишнюю порцию падкого упоения. Плавным движением он отодвигает раскинутые по столу колдографии, дотрагиваясь до них только кончиками указательного и среднего пальцев. Глаза неторопливо скользят по изображению Нерона, которого Гермиона наделила приклеенным лицом Теодора Нотта. Также есть оригинальная колдография слизеринца, взятая из школьных альбомов. Второй уголок губ поднимается к первому, доделав странное подобие улыбки. Рон продолжает рассматривать всё, что есть на столе, периодически возвращаясь к учебнику, пополневшему за последние годы. Гермиона иногда дополняет пергаменты Нотта своими вставками с подозрениями его причастности к Принцепсам. — Рон, — тихо зовёт она. Не посмотрев на неё, он кратко кивает, показывая, что знает о её присутствии. Продолжает изучать колдографии. Ей не хочется подходить к столу и видеть изображения. Всё ещё колется глубоко под сердцем. Завтра она обязательно разберёт бумаги, избавившись от ненужных колдографий. Она смотрит издалека на стол, сглатывает, как вдруг… — Что с тобой? Пропустив момент, когда он взглянул на неё, Гермиона переступает с ноги на ногу и пытается сделать самое озадаченное лицо на свете. — Я счастлива, — логичный ответ в день свадьбы, но в его выражении появляется сталь, он больше не улыбается, искоса смотря на неё слегка прищуренным взглядом. — Что с тобой? — повторяет он, осмотрев её лицо и круги под глазами. Ясно, всё-таки он замечает. Гермиона боится новой ссоры, поэтому не может опять говорить о работе. Ищет ответ, но увидев, каким требовательным предстаёт его взгляд, она сдаётся и отвечает правду: — Гарри завершил расследование и… — слова не складываются в буквы, она опускает глаза, — узнал, что Теодор погиб при осаде Хогвартса. Приходит быстрое изумление от его реакции. Он отводит взгляд на стол и поджимает губы, будто сдерживая возвращение улыбки. Гермионе жутко неудобно перед ним. Главное, чтобы Рон не злился. — Это в его интересах, — неожиданно говорит он, заставив Гермиону слегка нахмуриться, — быть мёртвым, — он пожимает плечами. С какого такого… зачем ему быть мёртвым?! Вопросы раздражают и портят духовную стабильность, превращая сдержанное волнение в апофеоз мрачной трагедии. Нет никакого желания продолжать разговор про Нотта. Она выгибает спину, собираясь подойти к Рону, как вдруг он постукивает костяшкой указательного пальца по колдографии Нерона и произносит: — Не плачь больше, — ободряюще улыбается он, одарив Гермиону участливым взглядом. — Я поймаю его для тебя. Ответ, как бешеная вспышка, звучит без доли раздумий: — Нет! Он мой! Моргнув, она в тот же миг понимает, что может обидеть Рона таким пылким ответом. Нет! Нет! Не злись! Она смотрит на него, боясь, что он напомнит про обещание, не думать сегодня о посторонних, но Рон… Застыв на ней взором, он медленно перестаёт улыбаться… Вот, сейчас разозлится, сейчас… Но он отводит взгляд и под немым удивлением тянется к верхней пуговице рубашки, чтобы расстегнуть. Не то чтобы здесь очень жарко, но он прерывисто выдыхает через рот. Гермиона складывает руки в замочек перед собой и переносит вес на одну ногу. Хорошо, он не злится. Надо спускаться к гостям. Затем она слышит хрипловатый смешок. — Зачем тебе учебник по маггловедению? — без выраженной вопросительной интонации спрашивает он. Всё это время его голос обрамлён искусственными нотками. Рон говорит тихо, периодически меняя тональности. Лучше бы он не задавал вопросов, к тому же… — Ты уже спрашивал, — отрезает она. Но Рон смотрит на книгу и листает страницы. Улыбка остаётся на лице. — Я забыл, — просто отвечает он. В Хогвартсе у неё была возможность вернуть учебник, но в итоге он так и остался среди её книг, да и сам Теодор не спрашивал, видела ли она его или нет. Чуть покраснев, Гермиона вспоминает встречу за портьерой, и с языка срывается ответ под стать Теодору: — Для спасения. Досмотрев до конца, он осторожно закрывает учебник и смотрит на Гермиону с тёплой улыбкой. В голосе присутствует задорная нотка, но её сложно распознать из-за короткого покашливания: — Нельзя спасти всех магглов. Как иронично. Перед ней пролетают воспоминания. В глазах становится влажно. — А одного? — говорит она, переведя взгляд на стол. О нет, нет. Сложно бороться с упадком сил. Рон смотрит на неё, но Гермиона не может сдержать горечи в выражении и показывает всю душевную грусть. Теперь он точно разозлится! Кто, ну кто страдает на свадьбе?! Но, к её удивлению, он не возмущается, не отвечает. Опаляет пристальным взором, смотря так, будто впервые видит. Ещё бы! Не каждый, как она, будет так сильно расстраиваться из-за чужого человека, к тому же возможного преступника… Наверное, Рон поражён, ведь раньше они не обсуждали данную часть вопроса, а просто выполняли аврорские обязанности. Его улыбка, ставшая рассеянной, сужается, а на щеке дёргается мускул. Он берёт первую попавшуюся колдографию, чтобы занять пальцы, крутит её. Облизывает губы и под конец тяжело вздыхает, словно ему надоедает, но… Не надоедает, дело в другом. Гермиона предполагает, что её вид прямо кричит о желании получить утешение. Возможно, Рон сейчас скажет пару подбадривающих слов, и они пойдут к гостям, но… Она в последний раз смотрит на стол, от чего глаза вновь наполняются слезами. И в этот момент она слышит ещё один порывистый вздох, только теперь… Секундочка, она переводит взгляд на его глаза и вздрагивает от увиденной знойности. А он откидывает колдографию, поджимает губы немного в недовольстве и срывается к ней быстрыми шагами. Гермиона изгибает брови, не ожидая резких манёвров, думает, что он обнимет или, как и на улице, остановится перед ней, но… Неосознанно она приподнимает руки раскрытыми ладонями вверх в защитном жесте, просто уж слишком грозное у него лицо, наполненное чрезмерным неистовством. Она даже делает шаг назад, но… Ещё мгновение, и… Нет, он не обнимает и не останавливается. Смотря в глаза, хватает её за запястья, разведя руки чуть в стороны, грубовато наступает и в тот же миг сокращает расстояние между лицами, буквально ворвавшись языком в её рот. Он закрывает глаза, активно двигая губами, а она ошеломленно смотрит перед собой. Гермиона невольно вскрикивает в его рот от неожиданности и жёсткого давления: не разрывая поцелуй, он делает уверенные шаги вперёд, толкая к двери, и, сильнее сжав запястья, резко прижимает её руки к двери по двум сторонам от головы. При столкновении с древесиной по спине и затылку пробегает дрожь от лёгкой боли, усиленной из-за того, что дверь захлопывается с громким хлопком. Он вжимает её в дверь своим телом, поставив одну ногу между двумя разведёнными её, продолжает страстно и дерзко целовать, надавливая, втесняя, двигая языком и всасывая её верхнюю губу. Она жмурится и стонет, пытаясь остановить поцелуй для глотка воздуха, но он не отпускает. Гермиону охватывает совершенно противоречивый спектр эмоций. Она никогда в жизни не боялась Рона, но сейчас сердце стучит настолько быстро, а кожа горит так сильно, что неумолимое давление с его стороны ощущается, как беспощадное подавление в сексуальном плане. Она едва может дышать, ноги дрожат, вынудив держаться только за счёт жениха, который шокирует своим поведением. Пальцы немеют, и она сжимает кулаки, стараясь покрутить запястьями, но его хватка усиливается. Прижавшись к ней, он издаёт утробный стон от трения тел, послуживший появлению трепетной дрожи в её теле. Гермиона чувствует внизу натиск, твёрдость давит… Отчаянно замотав головой и подавшись вперёд грудью, ей с усилием удаётся освободить уста. Как только он открывает глаза, поймав с ней зрительную связь, Гермиона в изумлении начинает еще больше нервничать и тяжело дышать. Их губы блестят, она ощущает покалывание на нижней губе от укуса или просто сильного сдавливания, но не обращает внимания из-за его выражения лица. В общем-то, она ожидает позитивного, счастливого и, само собой, возбужденного взгляда, но… Да, он критически возбуждён, непомерно разгорячён, но вместо позитивных эмоций и улыбки, она встречается с цепким взглядом. Он тоже часто и тяжело дышит, под веком бьётся венка, а сами глаза источают голодную страсть. Чуть прищурившись, он не моргая смотрит в её глаза, перебегая зрачками с одного на второй. Не смыкая губы, сжимает передние нижние и верхние зубы, от чего дыхание становится слегка свистящим. Он ловит её шокированный, даже немного напуганный взгляд, и в этот момент, наконец-то, дарит улыбку, но такую, какую Гермиона прежде не видела — искривлённую и жадную. К ней вновь приходит мысль о порабощении… стоп, то есть о подавлении… Она вздрагивает, сама себя спрашивая, почему этот поцелуй окрашивается звуками от слова «порабощение». Хуже того, его эмоции усиливают мощь этого чувства. Всемогущие боги, Рон точно её не простит, узнав жуткую аналогию, которая связана исключительно с Теодором. Она заметно паникует, опускает взгляд на его грудь, застыдившись своих мыслей, и рефлексивно сжимает кулаки, что привлекает его внимание. По всей видимости, он видит что-то в её выражении, заставившее аккуратно отпустить запястья. Её руки медленно падают вдоль тела. Гермиона хочет, чтобы он отошёл ради минуты сердечного успокоения, но с удивлением чувствует нежное прикосновение… Её голова чуть опущена, а взгляд направлен вниз, но она чувствует, как он прикасается губами к её виску, кратко целует, перемещается поцелуями на лоб, прижимается горячими устами к линии роста волос. Одна рука невесомо касается её предплечья и начинает мягко поглаживать, другой рукой он дотрагивается до талии и большим пальцем обводит незамысловатые фигуры, словно успокаивая. Однако её сердце не приходит в норму и быстро бьётся как-то сладостно, больно. Острит, будто врезаясь в кости. — Гермиона, — его тихий шёпот после долгой словесной тишины окрашен для неё ирреальной краской. Он зовёт издалека. Так ей кажется. Руки и ноги дрожат. Она истомно прикрывает глаза, слегка запрокинув голову, разрешая ему перейти поцелуями вниз, на переносицу, на скулу и в сторону. Ласковое прикосновение к уголку рта заставляет её чуть приоткрыть уста и низко застонать. — Прости, — шепчет он, Гермиона кожей чувствует его появляющуюся улыбку. Сначала она оценивает улыбку, как смущение с его стороны, но он грубее сдавливает предплечье, а на талии она чувствует прихотливое скольжение горячей ладони к бедру. Вдобавок после произнесённого извинения из его горла слышится дробный смешок. Поэтому Гермиона немного с иронией отвечает: — Прощаю! Видимо, она оказывается в Зазеркалье, потому что других диалогов, кроме тех, из прошлого, сейчас вести не может. Он шире улыбается и, отстранившись для зрительной связи, рассматривает каждую черточку на её лице. Хвала богам, она обретает хотя бы долю спокойствия, показывает её ему… впрочем, вроде бы он и сам понимает, поскольку в следующий момент вновь целует, сначала всосав нижнюю губу, потом прижавшись ко рту. Требовательно просяще. Теперь Гермиона аккуратно начинает отвечать, дотрагивается пальцами до его туловища, двигает губами, скрестив танец языков. Поцелуй становится слышимым из-за влажных звуков тёплой слюны. Постепенно движения ускоряются, он опускает ладонь вниз, зайдя за ткань платья… Обжигает… обжигает, она стонет, чувствуя его руки, блуждающие по всему телу, а потом вскрикивает, потеряв равновесие. Прижав ладони к бёдрам, он подхватывает её на руки, вынудив сцепить ноги вокруг его торса. Гермиона крепко обнимает его за шею и продолжает поцелуй, но затем… Лёгкий ветерок, его шаги… — Нет! — в панике она разрывает поцелуй, когда он сажает её на стол. Нет, только не здесь! Гермиона краем глаза замечает все колдографии, лежащие рядом с ней. Пытается слезть, но он прижимает ладонь к затылку, зарывшись в волосы, и резко давит, приближая к себе для поцелуя. Другой рукой прикасается к пояснице, подвинув ближе к краю. Паховая область прижимается к её промежности. Гермиона чувствует, какой он твёрдый. Потерявшись в ощущениях, она очень хочет его… очень… но… Неуютно, неудобно… здесь, рядом… с Теодором… перед глазами мелькает его колдография, и Гермиона не выдерживает. — Рон! — с нажимом чеканит она в его рот. Они так и замирают в поцелуе. Открыв глаза, она замечает, как он крепко жмурится, словно с желанием отогнать реальную действительность. Теперь он точно разозлится. Гермиона осторожно поглаживает его по плечам, молясь, чтобы он не ушёл, хлопнув дверью. Он не уходит. Отстраняется, сразу опустив взгляд. На лбу сводятся брови в злом выражении. Чуть скосив глаза, он мельком смотрит на небольшое зеркало, висящее над комодом. Не злись! Не злись! Она дотрагивается до его щеки и ласково снова шепчет: — Рон… — но он приподнимает палец, удивив её просьбой помолчать, но она не привыкла молчать, — мы должны вернуться к гостям. Не злись, не злись, пожалуйста… Собственно, он вдруг распрямляет плечи и смотрит на неё благосклонным взглядом. Кивнув, берёт её за руку, стянув со стола. Она врезается в него и тут же попадает в крепкое объятие. Он зарывается пальцами в волосы, прижимая к себе, и шепчет на ухо: — Ты права, ведь сегодня у нас свадьба, — она вздрагивает, услышав намёк саркастического тона, он усиливает хватку в волосах, — мы займёмся любовью позже, когда… — намеренная или случайная пауза. Гермиона тянет вопросительный звук с желанием услышать окончание, хотя и так ясно, что всё случится сегодня ночью, когда праздник завершится. — Когда… — тянет она. Он договаривает: — … когда ты больше не будешь довольствоваться колдографиями. Нет! Нет! Нет! Она отрицает факт того, что Рон думает про её помешательство на Нероне. Он обвиняет её! О нет! Обвиняет? Разумеется, какой жених не обвинил бы? Но его интонация сквозит странным смыслом. Пока не пропущен момент, она отодвигается и, не обратив внимания на отсутствие в нём гнева, пытается оправдаться: — Всё не так, как ты можешь подумать! Но он прикладывает палец к её губам и кивает на дверь. — Пойдём. *** Гермиона, как в трансе, стоит напротив Рона среди друзей и близких, а гоблин зачитывает заклинание. Иногда она отвлекается последними странностями: как только они спускаются вниз, Гермиона замечает Кингсли, только что пришедшего на праздник. Рон тоже его замечает, но потом… Она прослеживает за его взглядом, где Луна и Невилл, тоже увидевшие Кингсли, поднимаются из-за стола и направляются к министру… по-видимому, поздороваться, но… Рон просит Гермиону минутку подождать, а сам направляется к ним, преградив дорогу. В это время к Гермионе подходит Чарли с поздравлениями, поэтому она отвлекается, но затем, вернув взор к своим друзьям, она встречает странные взгляды в свою сторону… Луна, будто смотрит на неё впервые, без всяких улыбок и поддержки… В общем, после слов, которые им говорит Рон, Луна и Невилл мельком глядят на министра и возвращаются к столам. И вот… заклинание произнесено. Перед ними лежит старинная книга, которая начинает светиться, а затем с пергамента, где вырисовываются имена, к сцепленным рукам Рона и Гермионы тянутся красные нити, поменявшие цвет на фиолетовый после прикосновения к коже. Имена сверкают, поэтому пока не видны конкретные буквы. Гермиона следит за руками, чувствует покалывание, вздыхает от лёгкой боли, как вдруг… Рон наклоняется и целует её руку… боль сразу уходит, доказав действие Обряда. Она улыбается и поднимает взгляд на Рона с ожиданием увидеть зеркальное отражение своих счастливых эмоций, но… Один. Толпа начинает аплодировать. Гоблин восклицает: — Свершённый Ритодетрапасо! — и убирает волшебную палочку. Два. Достаточно одного единственного взгляда, чтобы понять… Сердце замирает. Гермиона раскрывает глаза, всматриваясь в его лицо… зелёные! Уже не голубые глаза. Взгляд… о нет, его взгляд наполнен алчным торжеством… сейчас он так же горяч, как и в спальне, но… Три. Она напрягает руку, хочет отпустить, но он до боли сжимает её ладонь. На лице растягивается сардоническая улыбка… Волосы темнеют… Четыре. В зале затихают аплодисменты под оглушительный вопль, только что вбежавшего в беседку, человека… — Гермиона! Она с ужасом поворачивает голову, узнав настоящий голос Рона. С ранами на носу и губах он с ненавистью смотрит на… Пять. — Не… — выдыхает она, утонув в ошеломлении, — Рон. Было бы смешно, если бы не было так гру… скользко… — Нерон, — человек, стоящий напротив неё, подтверждает хрипловато и чуть насмешливо. Шесть. Наконец, они скрещивают взгляды. Гермиона видит его краткий кивок кому-то в зале. Волшебники достают волшебные палочки, но… — Кингсли! — кричит Артур, но поздно. Семь. Двое: Луна и Невилл нападают на министра. — Ступефай! — голос Невилла далёк от настоящего. — Портус! — Луна взмахивает палочкой, достав из кармана металлический брелок, и… Нет! Площадку ослепляют вспышки. Луна и Невилл исчезают в пространстве, похитив министра магии, а Гермиона… Гермиона на мгновение чувствует облегчение, когда в сторону врага, зажавшего в тиски её руку, направляются десятки заклинаний. Даже гоблин пытается вмешаться, но… Восемь. Но он… с внешностью, которую Гермиона использовала, чтобы представлять Нерона, он тянет её за руку. На правой стороне его лица есть дугообразный шрам… Девять. Она врезается в него, проклиная Обряд и себя за то, что отложила волшебную палочку на дальний стол. — Портус! — говорит он, достав из кармана такой же брелок, как у ненастоящей Луны, оказавшийся заколдованным порталом. Гермиона не может поверить, что двое Принцепсов воспользовались оборотным зельем, чтобы похитить Кингсли, но так и есть… Видимо, днём на улице Нерон и её хотел забрать, но их отвлекла Молли, а потом… потом… он узнал про Обряд и… отложил похищение… — Теодор… — выдыхает она с отчаянием, пытаясь оттолкнуть, но… Он шепчет на ухо, исправляет перед тем, как исчезнуть в пространстве: — Тео… Десять. Их уносит в аппарационную воронку, а в «Книге уз и союзов» появляются чёткие имена двух супругов с фамилией Нотт…