Нерон

Итак, теперь она понимает мощь сознания, суть осознания и всесилие осознанности. Обнимает Тео с крепкой нежностью, чтобы не дать ему шанса отстраниться. Даёт себе минутку на размышления, скромно радуясь передышке, в течение которой она правильно сознаёт объективную реальность, верно осознаёт шанс своей победы и осознанно фокусируется на непосредственном взаимодействии с Тео здесь и сейчас. Что бы ни произошло и как бы ни развивались события, Гермиона решает пренебречь совестью и виной перед Роном, гордостью перед собой и настраивается на личный контакт, который со стыдом и азартной искоркой нарекает игрой на хитрость, где ставки напрямую связаны со спасением министра магии и судьбой Принцепсов. Теодор Нотт всегда был скользким, не позволяя Гермионе точно понимать его мотивы. Раньше у неё не было ничего, кроме собственных домыслов по поводу его судьбы, поступков и отношения к ней самой. Но теперь, проанализировав добрачное прошлое, а именно моменты, когда он защитил её от страха перед мрачными фестралами, помог укрыться от Маклаггена и спас от смерти над Тауэром, она добавляет к фактам короткий брачный период сегодняшнего дня. Тео прямо указывает на свои намерения по поводу интимной близости с ней, не прячет бурные эмоции и, в общем-то, ведёт себя так, будто она ему и вправду очень нравится… даже больше. А что, если… Ох, она не справится! А что, если… Нет, ничего не получится! А что, если… Ей страшно. Противоречия так и манят потерять рассудок и путают знойные мысли, но Гермиона упрямо подавляет страх, чтобы спокойно подумать: а что, если она сыграет по его правилам? Искренность в малых дозах, как веское основание честности, удачно спрячет за собой большие дозы коварства. Своеобразный стратегический манёвр, благодаря которому можно отвлечь соперника от намерений быть бдительным в некоторых аспектах. Гермиона признаётся себе в обострённых чувствах к Теодору, приготовившись в нужный момент, не бросаясь в напрасные отрицания, показать их ему с сердечной искренностью, однако наиболее важным элементом подобного взаимодействия является тайная манипуляция, направленная на достижение конкретного результата: использовать лояльность и симпатию Теодора к ней ради спасения Кингсли. Другой человек способен увидеть в этом типичное самопожертвование, но Гермиона без прикрас считает средство достижения цели полезным орудием для борьбы с хитрым слизеринцем. Дерзкая смелость граничит с боевым возбуждением, навевая мысли о том, что ей нравится контактировать с Тео посредством манипулирования. Возможно, веет человеческой подлостью, но Гермиона намеренно оценивает ситуацию под роковым влиянием гендерной принадлежности, ведь она невольно показывает Теодору свои иррациональные чувства и взаимное притяжение. Он сильнее физически, к тому же в данный момент находится на своей территории, и между ними искрится половое влечение. Это факты, с которыми нужно считаться, не прячась за утверждением, что Гермиона способна справиться с ним без помощи женского очарования. Великие маги, пусть всё получится! Пожалуйста! Гермиона впервые чувствует себя так оживлённо, дав себе, и Мерлину заодно, формальную клятву, что добьётся успеха в насевшей миссии. Ритодетрапасо в любом случае сыграет свою роль, если Тео вздумает её убить, хотя Гермиона вовсе сомневается, что он может лишить человека жизни. Духовная интуиция на глубинном уровне отрицает возможность беспощадных замыслов бывшего однокурсника, но на всякий случай она напоминает себе, что его нельзя недооценивать, а также нельзя терять из внимания маленький шанс, что он разыгрывает симпатию к ней ради одному ему известных целей. Всё нужно учесть и найти правильный подход к противнику, и самое главное — отогнать внешнюю уверенность в своём превосходстве, оставив лишь внутреннюю, ведь Теодор сразу поймёт мотивы её поступков по эмоциям на лице. Хитрость и притворство во спасение — не в привычках гриффиндорцев, однако и страстные поцелуи с магглорождёнными — не в привычках слизеринцев. Есть Теодор и Гермиона без соответствующих ярлыков и неуместных прозвищ. Кстати, окольцованные через обряд… то есть нет! Про супружество лучше пока не вспоминать! Что ж, минутка нужна для решимости. Гермиона чувствует его лёгкое напряжение, отметив, что Тео не обнимает в ответ, а хочет отстраниться, чтобы поймать зрительный контакт. Она не отпускает, зная, что удивляет его своим поведением, но так нужно действовать для победы в противостоянии с ним. Глубоко вдыхает и смиренно прикрывает веки, вспоминая моменты из прошлого… «Ты запоминаешь все обиды, которые получаешь от посторонних, а потом тайно используешь других людей, чтобы отомстить или достичь личных, временами вторичных, целей в угоду чрезмерной гордости». Когда-то она дала обещание, что не воспользуется другими людьми, но… «Твой стиль отчаяния горьковат на вкус». «Кто был твоей иллюзией в спальне?» … но главный Принцепс Англии слишком болтлив и заслуживает должного воздаяния. «Таких, как ты, нужно использовать в своих целях». Нет! Таких, как Тео, нужно использовать в своих целях, иначе он сам использует тебя! Глубокий, полный вдох. И далее — ровное, спокойное дыхание. Он мягко дотрагивается двумя руками, кончиками пальцев до её спины и пытается отодвинуться, но Гермиона ещё выше встаёт на мыски, теснее обвив его за шею, и более ласково повторяет во второй раз: — Спасибо за фестралов. Ей интересно, помнит ли он… как вдруг… — Ты испугалась, увидев их в первый раз? Помнит. Её сердце начинает биться быстрее, распознав лёгкую усмешку в его почти серьёзной интонации. Это плохо! Ведь она ожидает, что растерянность от её поведения сохранится у него подольше. Тем не менее голос Теодора звучит трезво и с явным эмоциональным контролем. Нужно подобрать момент, чтобы отобрать волшебную палочку. Гермиона собирается с духом, напоследок ткнувшись носом в его шею для вдыхания мужского аромата. Медленно разжимает руки и отстраняется, встретившись с ним лицом к лицу на минимальном расстоянии. Скрывай чувства и настоящие намерения за бесформенной маской! Пробуй слизеринскую игру, вкусив выгоду от рискованных поступков. Пересилив гриффиндорскую прямоту, Гермиона придерживает ткань платья на груди, сделав шаг назад от него, и контролирует эмоции на лице, чтобы не показать тонкое удивление от выражения Тео. Из-под полуопущенных век он неторопливо ведёт взгляд вверх от её губ до глаз и оставляет его чуть прищуренным, заинтересованным. Затем край брови слегка приподнимается, он ждёт ответ. Проскальзывает несвоевременная мысль, что белесая полоска шрама, оставленная от её заклинания, совсем не портит Теодора. Даже больше привлекает, как магнитная аномалия, притягивающая её внимательный взор! Гермиона почти шёпотом отвечает, задержавшись на этом шраме и не сумев признаться в глаза: — Нет, — решив польстить ему ради отвлечения внимания, она мягко улыбается и добавляет, — из-за тебя я узнала про их настоящий облик гораздо позже. Повзрослела и, увидев их, не испугалась. Спрятав лишние эмоции и добавив мягкость во взгляд, она выражает предельную благодарность, однако… Тео долгую минуту заинтересованно и внимательно всматривается в её глаза, изучая причины спонтанной вежливости. Гермиона в душе уже готова порадоваться собственному успеху в игре, но… Неожиданно он широко улыбается, выгнув губы в тонкую линию, складывает руки на груди, приподняв одну ладонь к лицу, чтобы подложить тыльную сторону под подбородок, и вытягивает брови на лоб, сделав взгляд открытым и лучистым. Гермиона может отдать все заработанные галлеоны ради своих актёрских способностей, но, по всей видимости, впереди у неё множество испытаний в лице Теодора Нотта, ведь сложно понять: его внезапный дружелюбный настрой и простота в выражении — это фальшь или истина?! Слово «искренность» вовсе не подходит им обоим. Расслабив лицевые мышцы и продолжив опираться подбородком на костяшки пальцев, Тео тихо произносит такой интонацией, будто обращается не к ней, а в пространство или к самому себе: — Из-за меня ты успела повзрослеть, — на последних словах голос становится тише, улыбка чуть кривится, превращаясь в усмешку, пытливый взгляд медленно опускается до груди, заставив Гермиону покраснеть. — Любопытно. Моргнув, она выгибает брови, задумавшись, есть ли какой-то непристойный намёк в его интонации. Он переворачивает смысл фразы, сложив слова в неправильной последовательности. — Любопытно? — спрашивает Гермиона. — Да, — издав несколько мягких смешков, он поглаживает край нижней губы костяшкой указательного пальца, слегка наклоняется ближе к её лицу и понижает голос до вкрадчивого шёпота. — Иными словами, я дал тебе время повзрослеть, верно, Грейнджер? Дрожь омывает её позвонки, вынудив потерять маску, когда Тео ещё ниже приближается лицом и едва слышно выдыхает в губы: — Или лучше сказать… — он тянет слова и смотрит на её уста из-под полуопущенных ресниц, а Гермиона замирает от столь тесного контакта, и сама почти прикрывает глаза, но… — верно, миссис Нотт? Проклятие! Проклятие! Нет-нет! Искренне пытаясь заглушить раскаты злости, Гермиона фокусируется на простом факте, что он провоцирует её на прежние атаки, которые в итоге привели к интимной близости, но, как бы сильно ей ни хочется отомстить за брачный союз, она продолжает следовать плану и, вместо ярости, показывает Теодору натянутую улыбку, которая на мгновение вызывает в нём долю удивления. — Верно, — шепчет она, сама придвинувшись и едва коснувшись его губ своими, — не исключено, что я познала другие этапы взросления тоже благодаря тебе. То ли вспыхивает адреналин от своей смелости, то ли от его блеснувшего взгляда, но Гермиона замечает, как неожидаемо для него её поведение. Тем не менее в чём точно Тео хорош, так это в быстром умении брать под контроль эмоции. Будто не заметив последней минуты взаимного притяжения, он прочищает горло и отстраняется, распрямив плечи. Вновь водит пальцем по губе и, склонив голову к плечу, смотрит на неё слегка прищуренным взглядом. — Занятный способ для тебя начать разговор с благодарности, — снисходительно улыбается он, — или с лести, — дёрнув правой бровью в иронии, он добавляет дерзость в голос. — Лести? — наигранное удивление звучит в её голосе так, будто она слышит самое жуткое оскорбление в своей жизни. Тео шире улыбается, но уголки рта через силу тянут губы в ровную линию, хотя Гермиона уверена, что он едва сдерживается, чтобы не засмеяться. Видимо, в игры играют оба, что ж, пусть! Её всё устраивает… почти всё! — Да, — мягко кивает он, — не скрою, что мне приятна твоя намеренная лесть, — палец с давлением застывает на краю губы, придав выражению долю развязности, — и напрасная скорбь тоже, — его взгляд темнеет, приобретая алчные искорки. Гермиона не хочет вспоминать случившееся в спальне. Ей нельзя было показывать сожаление о его смерти, но сейчас она немного благодарна той искренности, ведь открытые чувства помогают в контакте с Тео, поэтому она лишь немного краснеет и с лёгкой дерзкой ноткой отвечает: — Я грустила из-за гибели обычного однокурсника, ведь любая смерть нуждается в скорби и достойна памяти! — Гермиона специально медленно произносит слова, чтобы успеть осмотреть его с головы до ног для поиска магического орудия. Сплошной чёрный цвет одежды разбавляется лишь серым значком Принцепса на мантии. Гермиона отмечает дополнительные чары, вернувшие Теодору не только внешность, но и его личное облачение. Скорее всего, он добавил в оборотное зелье альтернативные ингредиенты. Короткие тёмные сапоги, чёрные брюки, в тон рубашка, застегнутая на все пуговицы без ворота, и плотная мантия с раскинутым на плечах капюшоном создают, если не пугающее, то точно волнующее впечатление. Однако Гермиона успокаивается наличием достаточного свободного пространства и зрительным контактом, дающим чувство контроля над ситуацией. Пока Теодор находится в пределах её видимости, и она может считывать его эмоции — всё в порядке! — Грустила… — он тянет её слово с иронией, в конце щёлкнув языком, — по-твоему, это подходящее слово для слёз, которые ты даже от жениха не прятала? Больно… в сердце резко колет и сразу отходит! Колет и сразу отходит! Не вспоминай спальню! Не вспоминай! Она сделала глупость, не поняв, что Рон вовсе не Рон… а Нерон! Тео — мерзавец, почему именно это имя?! Гермиона вздёргивает нос и со злостью произносит: — Я думала, что передо мной Рон! Забавно, ничего не изменится, если сказать, что она не знала, что перед ней Нерон! И почему она всегда обращает внимание на его сатиричное прозвание? Будь ситуация другой, можно даже улыбнуться ноттовскому остроумию или негодовать из-за него. Нерон во плоти сдерживает широкую улыбку, отчего подрагивают губы, и слегка запрокидывает голову, смотря на неё наигранно растроганным взглядом. Спрятав руки в карманы брюк, сглатывает и тихо, неторопливо говорит: — Даже не догадывалась?! — звучит риторически, он делает колкое замечание, направив взор из-под опущенных век. — Не сказать, чтобы я сильно притворялся… — разок глянув на её губы и вернувшись к глазам, на последнем слове он добавляет сарказм в интонацию, — дорогая. И тут происходит странное взаимодействие, которое Гермиона ощущает на уровне глубинных чувств и женской интуиции. Весь его облик, взгляд и тон голоса говорят о превосходстве и преимуществе во всех смыслах. Своей саркастической интонацией он явно хочет смутить её. Но на один короткий миг… всего лишь на один, когда он договаривает последний слог, на секунду его взгляд уходит от глаз, а по щекам почти незаметно пробегает алая полоса. О боги, нет, не может быть! Гермиона абсолютно не уверена в своём шестом чувстве, но не может не заострить на этом внимание! Особенно тогда, когда она раньше уже почувствовала его растерянность во время объятия и благодарности за фестралов. Не может быть! Но всё-таки, скорее всего, по всей видимости, возможно… Да, по-видимому, он тоже способен смущаться и не так уж сильно контролирует ситуацию, как хочет показать. Если вспомнить вечеринку Слагхорна, он вёл себя раскованно, даже устрашал своим напором, тем не менее, когда Гермиона назвала его имя в первый раз, он сразу отошёл, замахав руками, словно потеряв всю храбрость… ненадолго, конечно, но потерял! Её глаза раскрываются шире от понимания. Что он там говорил: слова обладают силой, или сила словами? Она помнит и невольно соглашается, что только сильный человек способен подобрать правильные слова для победы. К сожалению, в момент прозрения она забывает следить за маской, поэтому Тео замечает порцию волнительного торжества в её выражении. Однако, вместо удивления или нового румянца, он улыбается более милой улыбкой и опускает голову, ровно вздохнув. И, к её ужасу, неспешно делает шаг, обходя её со стороны. Гермиона замирает, сжав кулаки, боясь, что он дотронется или сделает что-нибудь ещё, но он лишь обходит её по кругу, показательно внимательно скользя взглядом по всему телу, и… Ещё один круг… пока не останавливается позади, причём спиной к ней. Гермиона чувствует, как подол его мантии щекочет лодыжки, а потом… Она сглатывает. Издав тихий, немного едкий смешок, он сокращает расстояние, прижавшись спиной к её спине и слегка запрокидывает голову, прислонившись затылком к её макушке. Как-то неудобно, даже тяжело под его весом, но он сильно не налегает, Гермиона не позволяет себе дёрнуться вперёд, так и продолжает стоять каменным изваянием. Внутри взрывается недовольством от потери зрительного контакта и задаётся вопросом, осознаёт ли Тео, что она способна понимать его эмоции?! Он поэтому скрывается за спиной?! — Весьма любопытно, — вновь замечает он. Гермиона ориентируется на слух и, уставившись в угол комнаты, выгибает бровь от услышанных звуков: шороха, чирканья спички и… Глубокий вдох… выдох сигаретного дыма в потолок. Тесное для её комфорта пространство погружается в терпковатый запах табака, очень похожего на тот, который курил Сириус. Честно говоря, ей хочется посмотреть в зеркало, увидев подобную сцену, как Тео, опираясь на неё спиной, расслабленно держит одну руку в кармане, а другой рукой подносит сигарету ко рту… Внезапно курит! И совершенно неуместно, по её мнению. Вряд ли он упадёт назад, если Гермиона сделает рывок, ведь ясно и так, что недавняя оплошность в её выражении лица заставляет Тео быть более бдительным. Она чувствует напряжение в его теле, подтверждающее, что он держит равновесие самостоятельно. Плохо! Очень плохо! Ей нужно видеть его! Голос, тон, интонация — обман в фонетическом звучании, который она не сможет распознать! Необходимо зрительное взаимодействие! Пло-хо! Он достаточно долго вдыхает дым, чтобы полностью наполнить лёгкие, и тем самым вынуждает Гермиону вздрогнуть от мелькнувшего страха, появившегося не только из-за потери зрительной связи, но и по причине его непредсказуемости. Вдох резко останавливается… или ей только кажется… замечает ли он испуг и изменение в её настрое?! Видимо, чувствует напряжение в теле. Потом затяжка продолжается… И снова свободный выдох. Гермиона слышит шорох бумаги, когда он стряхивает пепел. — Я впечатлён, — начинает он перед новым вдохом. Гермиона не ждёт пояснения, сразу быстро спрашивает с лёгкой дрожью в голосе: — Я ничего не сделала, что могло тебя впечатлить, — она сжимает пальцы в кулаки, упрекая себя за неуверенную интонацию. Вправду, очень неудобно стоять к нему спиной, но Гермиона предполагает, что таким образом можно использовать эффект неожиданности и напасть, чтобы забрать волшебную палочку. Дрожь усиливается от услышанного смешка, разбавленного прерывистым выдохом: — «Ничего», — беспечно говорит он, — слишком не подходящее слово для твоей коллекции колдографий и газетных новостей с моим участием, — у неё сбивается дыхание от пылкости его голоса. Гермиона продолжает стоять неподвижно, почувствовав лёгкую щекотку на затылке от его волос, когда он немного сдвигает голову. Контакт кажется слишком интимным, невзирая на то, что она стоит к нему спиной. Его плечи расслаблены, в отличие от её скованных мышц. Тео явно ощущает, как сильно она напряжена. Он делает паузу, но, не услышав комментарий, снисходительно продолжает: — Ты хранила мой учебник по маггловедению… Ей сложно сконцентрироваться на диалоге из-за отвлекающих домыслов о его настоящих эмоциях. Он говорит с улыбкой? Насмехается? Нежно? Злобно? Или же… Гермиона шумно выдыхает, сжавшись каждым позвонком, и, к её удивлению, сразу чувствует, как замирает он после её напряжения. Не разрешив ему истолковать её реакцию, она невпопад срывает с языка: — Мне нужно тебя видеть! Лицо горит от прилива крови, поскольку требование содержит в себе бескомпромиссное отчаяние, которое только глухой не услышит. Она переступает с ноги на ногу, подгоняя его отступить, но Тео будто бы специально запрокидывает голову, удерживая её в прежнем положении. В отличие от Гермионы, ему нравится скрывать проявление внешних эмоций, закрываясь красноречивым ораторским искусством. — Зачем? — с усмешкой тянет он. Гермиона не находит лучшего ответа, чем сказать голую правду: — Мне страшно. Лукавая усмешка плавно трансформируется в короткие смешки. Тео не торопится, медленно втягивает дым и, мягко потеревшись затылком по её макушке, неспешно спрашивает: — С каких пор ты меня боишься? Ответ без промедлений: — С первого урока по маггловедению. Гермиона слышит глухой треск, когда он щёлкает пальцами, откинув сигаретный окурок в горящий камин. Тело норовит содрогнуться от потери телесного контакта. Теодор выпрямляется, отодвинувшись от её спины. Судя по шелесту мантии, коснувшейся её щиколоток, он поворачивается к ней лицом. Гермиона тоже собирается, но Тео кладёт ладони на её плечи и, наклонившись к уху, интимно шепчет: — Почему ты боишься меня? Приняв решение на время забыть про волшебную палочку, Гермиона смотрит на дверь и томно вздыхает. — Потому что ты склонен манипулировать людьми в своих интересах. Ты пытаешься контролировать всех, кто тебя окружает, включая меня, — она пожимает плечами, чтобы смахнуть его ладони, и делает шаг вперёд, — но я могу победить тебя, когда ты не прячешься в тени и теряешь контроль над противником, — Гермиона разворачивается к нему лицом и встречает внимательный взгляд с блеском зелёных глаз. Тео сохраняет едва заметную снисходительную улыбку, по мнению Гермионы, весьма приятную. Он глубоко и мерно дышит, держит зрительный контакт, словно приняв вызов на интеллектуальный поединок. Подметив, что уединённая беседа приносит удовольствие от азарта им обоим, Гермиона немного снимает напряжение с плеч, сложив руки на груди. Делает небольшой шажок назад, ближе к выходу. Отчасти ей всё равно, замечает ли Тео её намерение сбежать, скорее всего, да, но другого выхода Гермиона не находит, поэтому продолжает говорить: — Надо мной ты тоже теряешь контроль. Специально провоцируя её на продолжение откровенности, Тео достаёт волшебное древко из тёмной древесины. — Люмос Дуо, — со сверкающего конца древка яркий огонёк перелетает на все незажжённые свечи, наполнив комнату достаточным светом, чтобы видеть каждый тёмный угол. — Я восхищаюсь твоим умением находить подход к решению проблемы. Гермиона пропускает комплимент мимо души, дабы не покраснеть, ведь в его интонации отсутствует иронический подтекст. Тео специально освещает комнату для разговора без давления тенистого сумрака, чтобы каждый видел эмоции собеседника. Приправляет лестью, как и она, получает наслаждение от взаимодействия. Однако следующий жест призывает в ней недоумение, Тео убирает волшебное древко в карман пиджака, будто ему всё равно, что она попытается её украсть, снимает мантию, и садится за стол, кивком пригласив её сесть напротив. Отличный шанс броситься вон из комнаты, Гермиона делает шаг назад к двери, но… — Не теряю, как видишь, — отвечает он на её недавнее утверждение. Чуть прищурившись, она сглатывает, а Тео направляет взгляд на дверь и с простой улыбкой поясняет: — Заперто заклинанием, Гермиона, отсюда тебе не сбежать, — положив локти на подлокотники и откинувшись на спинку стула, Тео вытягивает ноги под столом и скрещивает лодыжки. — Садись, — кивает на стул, стоящий напротив, — пожалуйста. Честно говоря, кроме вежливости, Гермиона больше ничего не слышит: ни скрытых угроз, ни показного упрямства, ни тактичного самодовольства. Тео складывает ладони домиком перед собой, прижав кончики указательных пальцев к губам, и выгибает брови, ожидая её действий. Проклятие! Не скрыв недовольство, она шумно вздыхает и, не прерывая зрительную связь, подходит к столу. Боковым зрением снова осматривает содержимое: стол завален книгами и пергаментами, но, присев напротив Тео, она хорошо видит его через все стопки рукописей. Теперь между ними преграда в виде узкого, но длинного стола. Так безопаснее, верно?! Неприятно напоминать себе, что она не боится магической атаки, в отличие от страха потерять рассудок вследствие нового поцелуя. Тео опасен в первую очередь для её мыслей и сердца, а уж потом для всего остального. — Итак, — начинает он, — у нас есть хорошая возможность, чтобы поговорить беспристрастно. Я контролирую тебя, а ты меня нет в силу сложившихся обстоятельств, но… Не сдержавшись, она перебивает, тоже откинувшись на спинку стула и скрестив руки на груди: — Нельзя контролировать человека без помощи интеллекта и холодного расчёта, — выбор слов так себе, решает Гермиона, поскольку в чём Теодор хорош, так это точно в мозгах, но таким образом она просто показывает негодование из-за ситуации, в которую попадает по его вине. — О, — тянет он, усмехнувшись, — я умён и расчётлив душой и телом, миссис Нотт, уверяю тебя. Твою ж! Гермиона поджимает губы, но потом склоняет голову к плечу и, прищёлкнув языком, отвечает: — Если бы это было так, ты умел бы контролировать свои эмоции, — делает тональное ударение на слове «свои». — Я умею лучше, чем любой из твоих поклонников, — чуть наклонив голову, он смотрит на неё исподлобья, сохранив ласковую усмешку. — Разве? — парирует она. — Тогда ты совершенно спокойно услышишь правду из моих уст, — с намерением сыграть правильно, Гермиона якобы беспечно пожимает плечами, хотя внутри горит каждый нерв. — Ты вступил со мной в союз подлым обманом и предстал в моих глазах коварным трусом, не способным добиться цели честной игрой, — Гермиона прямо смотрит на Тео, чуть сузив глаза, и замечает едва уловимое изменение на его лице, по скулам пробегает напряжение, его усмешка слегка косит уголками вниз. — Думаешь, я не найду способ разрушить связь? — Пока мне это нужно, связь неразрушима так или иначе, — беззлобно выдыхает он, избавив лицо от напряжения. Тео опирается щекой на кулак, расслабленно опустив другую руку на подлокотник. На губах остаётся снисходительная улыбка. Гермиона злится ещё больше, но старается показать равнодушие. Её голос звучит с ноткой морозной свежести: — Нас вовсе ничего не связывает, — появляется идея разбавить ответственные переговоры приватной долей правды, дабы внести ясность в странные отношения. — Я чувствую необъяснимое влечение к тебе, благодарность за спасение жизни возле Тауэра и облегчение, что ты не погиб при осаде Хогвартса, — в ответ на её добровольное признание край брови малость дёргается вверх, и Тео меняет положение руки, раскрыв кулак и подперев пальцами висок. Ненадолго запнувшись на воспоминаниях, Гермиона прочищает горло, немного запрокидывает голову, прислонившись затылком к спинке стула, и продолжает: — Я оплакивала тебя, потому что испытывала симпатию, возникшую, скорее всего, ещё в Хогвартсе, когда ты спрятал меня от Маклаггена, — всё же она слегка краснеет, вспомнив тесный закуток, потом ужесточает тон голоса, — но ты причинил вред Рону, ради которого я готова отдать жизнь. Знаешь, какая боль считается сильнее личной? Ответ Тео не требуется. Гермиона сразу объясняет сама: — Боль любимого человека. Сделав вдох для дальнейшей речи, она останавливается, поскольку из его уст срывается фраза с многозначительным утверждением: — Близкого человека, Грейнджер. Ты не любишь Уизли так, как тебе бы хотелось. — Люблю, — упрямство гонит вперёд, опровергая его домыслы. — Так же, как я люблю Гарри, Луну, Невилла и Кингсли, которым ты тоже навредил! — Гермиона упрекает и словами, и взглядом, даже жестикулирует, вскинув ладони с подлокотников. Уж лучше сразу выставить свою позицию, чтобы Тео больше к ней не прикасался. Гермиона прикрывает глаза и пару раз глубоко вдыхает, чтобы подвести итог: — Как бы сильно я ни хотела доверять тебе, — она сильнее жмурится, — после всего произошедшего по твоей вине, моего содействия и помощи ты не получишь! — под закрытыми веками горит, Гермиона кладёт ногу на ногу, приблизившись к главной сути переговоров. — Но если ты отпустишь Кингсли, вернёшь меня домой и убедишь Принцепсов добровольно сдаться аврорам во избежание поцелуя дементора, я могу обещать, что ни один из вас не пострадает! — она смыкает губы и открывает глаза. Как открывает глаза, так и неосознанно вновь открывает рот в удивлении от его выражения. Пока она пряталась от зрительного контакта, его лицо изменилось до неузнаваемости. От таких выразительных глаз и широкой улыбки ненароком можно ослепнуть. Поддерживая подбородок на раскрытой ладони, он медленно и мягко постукивает пальцами по щеке, улыбается, приоткрыв рот, почти во все зубы, и смотрит в её глаза пытливым, лучистым взглядом. Душевно растерявшись, Гермиона ощущает напряжение в плечах, как следствие неумышленной реакции из-за дурного предчувствия. Вроде, Гермионе больше нечего сказать. Поправив платье… то, что от него остаётся… она вновь скрещивает руки на груди и угрюмо смотрит на Тео серьёзным взглядом. Наконец, он возвращает ладонь на подлокотник и выпрямляется, ровно устроившись на стуле. — Содействия, помощи, — будто сам себе он повторяет её слова, — а любви? Сразу вспоминаются строки из учебника: «моей бедой ты точно не станешь, потому что вместо слепого подчинения я хочу очевидной любви…» Опешив, Гермиона закатывает глаза и испускает шумный выдох, выражая через подвижную мимику намёк на глупость дерзкого предположения, однако Тео качает головой, весело сказав: — Шучу, Грейнджер, не заводись раньше времени, — она искренне хочет верить, что загадочная ирония в его голосе просто кажется двусмысленной, не имея дополнительной коннотации. — Я благодарю за откровенность и великодушное предложение, — отчасти Гермиона оценивает его вежливость в качестве стимула к раздражению, так и хочется встряхнуть его за грудки с требованием говорить прямо без отвлекающих любезностей, поскольку слизеринский мёд весьма сомнителен по качеству натуральных компонентов. К счастью, Тео начинает вдумчиво говорить, понизив голос: — Но ни один из нас не согласится прийти в аврорат с признанием. — Ты, как руководитель Принцепсов, прикажи им отступить! — не сдержав эмоции, Гермиона перебивает и подаётся вперёд, сев на краешек стула. Через благосклонный взгляд умоляет его выполнить условие, но Тео не меняется в лице, оставаясь спокойным и учтивым. Слегка улыбается и приподнимает указательный палец, обратив особое внимание Гермионы на следующие слова: — «Квинквиналия чистой крови», Принцепсы, римские имена, ограбление Гринготтса, нападение на штаб, похищение министра и наш с тобой разговор являются частью плана, способного повлиять на большое количество жизней. Информация важна для Министерства, ей нужно внимать каждому слову, чтобы помочь аврорату. Будучи крайне уставшей, Гермиона на несколько секунд опускает голову. Подбородком едва касается напряжённых ключиц и тихо произносит, боясь услышать подробности: — Продолжай. Неожиданно она слышит скрип сдвинутого стула и резко поднимает голову, но опасности нет. Тео подходит к противоположному столу возле стены и наливает воду из графина в прозрачный стакан. Вопрос, почему он не пользуется магией в этом случае, отпадает, потому что Гермиону поражает безотчётное волнение от его приближения. Подойдя сбоку, Тео протягивает стакан воды. Гермиона хочет испить, но боится, что вода может быть разбавлена зельем или сывороткой правды, чем-то опасным. Так и не взяв, она осторожно запрокидывает голову, чтобы посмотреть на Тео. Прикусив уголок губы, он забавляется её подозрениями. Не прерывая линию взглядов, он подносит стакан к себе и делает крупный глоток, доказав, что вода и у Принцепсов вода, ничего злодейского. Гермиона думает, что он сразу вернётся на своё место, поэтому аккуратно берёт стакан, не касаясь его пальцев, и медленно делает глотки, прикрыв глаза. Однако, как только опускает руку, достаточно смочив горло, застаёт Тео совсем рядом. Встав сбоку, лицом к Гермионе, он опирается поясницей на край стола и скрещивает руки на груди. Её сердце забивается в быстром ритме, вынудив хоть немного увеличить дистанцию. Гермиона вжимается глубже в стул, облокачивается, чуть приподняв голову. Нельзя опускать глаза, а то соответствующий уровень паха так и будет вклеиваться в роговицу, держа на диагональной линии. Уют — ноль, комфорт — ниже ноля, паника ни к чёрту завышена учащённым пульсом. Да и голос слегка скрипит, как и её стул от мгновенного напряжения позвоночника: — Продолжай, — повторяет она, но тут же краснеет, сдуру упрекнув себя в неумышленной двойственности желаний. — В чём заключается твой план? — быстро конкретизирует она. Скосив взгляд на её дрогнувшую ладонь, Тео перехватывает стакан и допивает воду, отставив его на другой край стола. Склонив голову к плечу с улыбкой произносит: — Все действия были частью плана, кроме одного… О нет, она уже подозревает… — … кроме Ритодетрапасо, — вдруг он подносит кулак ко рту, засмеявшись и выгнув брови, словно сам не ожидал такого поворота. Гермиона мрачнеет, сцепив ладони в кулаки, а Тео смотрит в глаза и поясняет: — План включал похищение и разговор, но, как только я узнал про обряд между тобой и Уизли, а также про твою печаль о моей смерти, мне пришлось действовать немного по-другому. Идиотка! Она не подбирает другое слово. Как есть, идиотка! Будь она умнее, то сразу догадалась бы про подмену и никогда не показала бы Тео свои эмоции. — Прости, Гермиона, — оскалившись, он тоже краснеет, но уже от веселья, — сейчас я уверен, что лучшего варианта просто не может быть. Всё, критический момент, злость омывает разум и сердце. Гермиона, злая и хмурая, кривит рот уголками вниз, а затем выдаёт: — Переходи к своим условиям! Что тебе нужно от меня? Кивнув пару раз, он надавливает костяшкой указательного пальца на левый глаз, увлажнённый от забавы ситуации, и вкрадчиво говорит: — Квинквиналия призвала в наши ряды много последователей, поэтому имей в виду, что игнорирование наших требований приведёт к сокрушительным последствиям для магического мира. Приехали, прилетели! Гермиону всегда раздражал слизеринский подход начинать дело с угрозы. При этом Тео всем своим видом, голосом и взглядом не источает ни доли опасности. В интонации отсутствует запугивание, будто он просто перечисляет факты, болтая с ней приятным вечером под чашечкой кофе. Гермиона не понимает, как реагировать на его слова. Близость путает мысли. Пусть отойдёт, но Тео так и возвышается, как ментор над кадетом, сбивая здравомыслие благожелательной улыбкой. Слова страшны, но подача внушает безопасность. — Каким последствиям? — деловито вопрошает она. Вздохнув, Тео неспешно стирает с лица улыбку и невозмутимо даёт ответ: — Нарушению Статута о секретности, ограблениям, похищениям, ликвидации хранилищ магических ценностей… — он перечисляет и перечисляет ещё, Гермиона оглядывает комнату, и вправду здесь много документов и приборов, явно не единственных в средоточии Принцепсов. Допустим. Дальше! — Если Министерство выслушает твои требования, то что мы получим после их выполнения? — Гермиона выгибает брови, давая понять степень своей заинтересованности. — Министерство уже слушает, — он ухмыляется, бросив взгляд на дверь и вернувшись к Гермионе. Как и аврорат в её лице, по всей видимости. Гермиона догадывается, что другие Принцепсы сейчас разговаривают с Кингсли и вряд ли ему навредят, но на всякий случай собирается спросить у Тео. Открывает рот, но… — Цел и невредим, — он успокаивает её раньше, чем она задаёт вопрос, — в наших интересах сохранить здоровье министра во благо требованиям. Гермиона медленно кивает и обнимает себя за плечи. Активно размышляет, как вдруг… Тео достаёт из кармана волшебную палочку, откидывает её в дальний угол комнаты на открытый стеллаж и снимает пиджак, оставшись в чёрной рубашке. Без слов протягивает ей, но Гермиона принципиально качает головой, вскинув придирчивый взгляд исподлобья. Повторив вопрос, сердито чеканит слоги с ударением на каждом слове: — Что мы получим после выполнения твоих требований? — Безопасность под влиянием непреложного обета, закреплённого обещанием, что мы навсегда исчезнем из Англии, прекратив сопротивление. Тео не настаивает закутать Гермиону потеплее, отбрасывает пиджак на тот же стеллаж и, опустив руки перед собой, сцепляет ладони в замок. — Ещё? — сузив глаза, она намекает, что этого мало. — Золото, ценные бумаги, тайные сведения Министерства и невыразимцев вернутся к хозяевам. Бруствер получит дополнительную информацию, которая поможет ему в управлении, а ты… Лучше бы он не останавливался, но Тео намеренно делает паузу, склонив к ней голову и договорив шёпотом: — … ты получишь свободу от брачных уз. — Интересно, чем ты планировал меня шантажировать раньше до сымпровизированного брака? — Тем же, чем и Бруствера, долгом перед магическим обществом и правопорядком. Сжав губы в тонкую линию, Гермиона раздумывает обо всех деталях и поглаживает себя по предплечьям, чтобы согреться. — Почему именно я? Решение будет принимать Кингсли. От меня ничего не зависит. Даже от Гарри можно добиться большего, чем от неё. Тем не менее реакция Тео говорит за себя. — Ах, нет, Гермиона, без тебя план будет бессмысленным, — давно он не пользовался саркастическими нотами. Слегка прищурившись, Тео приподнимает уголок губ, показав косую усмешку, и проводит испытующим взглядом по её телу. Перехватывает дыхание. Гермиона мгновенно сожалеет об упущенной возможности прикрыть себя его пиджаком. Ей до мурашек не нравится даже думать о запросах Принцепсов, которые наверняка включают освобождение чистокровных родных из Азкабана и прекращение их преследования, а ещё… — Почему? — тихо спрашивает она. — Потому что ты моё личное требование, не зависимое от воли Принцепсов…