У Аполло подкашиваются ноги, когда он впервые чувствует крепкую хватку ледяных ладоней на плечах.
Не то, чтобы его личное пространство начальник воспринимал всерьёз, но сейчас… Сейчас он едва не выронил документы, сглотнул, даже не обращая внимания на то, что ментор говорит, просто слушая твердый тон. Наверное, он о чем-то очень важном. Наверное, стоит бы послушать… Только он смотрит на чужие пальцы, совсем не вникает, думает, думает насколько же он сейчас крохотный рядом с ним.— Джастис?
Аполло ойкает, вздрагивает и смотрит на недовольного начальника, сжимает бумаги крепче, извиняется, видит, как раздражённо Кристоф дёргает щекой, а сам стыдливо опускает взгляд. Надо было всё-таки сосредоточиться. Руки на плечах сжимаются крепче, Гэвин отчётливо выговаривает слова, а Аполло улавливает только то, что он его не потерпит. Ну, с таким отношением точно. Первая ошибка.В голове пусто.
Он чувствовал себя нашкодившим школьником, в прочем, далеко от правды это не ушло, чувствовал жгучий стыд и ком в горле. Он был на грани того, чтобы разреветься, только вместо этого улыбается и кивает начальнику, вновь усаживаясь за рабочий стол. Руки трясутся. Надо заняться чем-то, иначе всё только хуже будет, да? Наверное. Иначе Аполло просто будет бесполезным. Пальцы привычно стучат по компьютерным клавишам под монотонный шум кофемашины, кроме Аполло и Кристофа в офисе никого нет, а время уже позднее. Джастис всё-таки доходит до мысли, что не уйдет из офиса, пока Он не скажет, что довольно. Наверное, это было его второй ошибкой за день. Третьей стало же согласие на приглашение мистера Гэвина выпить с ним кофе, чтобы взбодриться. Конечно, Аполло отдавался работе целиком, Клэй едва ли мог заставить лечь друга спать хотя бы раз за эти три дня. От кофе, кажется, уже начинало тошнить, но сейчас… Сейчас что-то заставило Аполло подавить в себе желание сморщиться. Непривычный… Солоноватый вкус. Может, это какой-то особый рецепт?Тогда почему он не пьет?
Аполло сглатывает, смотрит в темную зеркальную поверхность и легонько хмурится, ощущая, как мир вокруг начинает плыть. Наверное из-за перенапряжения — думается ему, а потом он замечает, как зловеще улыбается начальник. А потом темнота. Он не помнил, как оказался под лавочкой дальше от офиса, помнил ужасную боль в пояснице, головную боль, да и в принципе все тело ломило. Более того, лёгкие начало жечь. Бывший обед грязной жидкостью расплывался рядом. Всё, что он помнит, это как больно было тогда, как замыленный препаратами мозг Аполло просто хотел отключиться и не чувствовать больше ничего. Он помнит крепкую хватку на руках, помнил крик, настолько отстранённый, что казалось, что это не его и вовсе. Стоп, а он кричал? Горло предательски болит, но это не только простуда. Что-то ещё. Как он вообще здесь оказался? А главное, что произошло? С ним же… тогда был он. Ничего плохого не должно было случиться, да? «Он не мог бы навредить мне» — думает Аполло, а потом Клэй кричит, говорит, что ему нужно уволиться, это нездорово, извиняется, что раньше подкалывал за его влечение, едва ли не со слезами просит самое страшное. Обратиться за помощью в полицию. Аполло мотает головой, чувствуя ломоту в шее, хрипуче кашляет, и вскрикивает, не давая Террану руки на свои плечи положить. Как он. Любое касание — страшное, он не хочет, чтобы его трогали, не хочет, вообще не хочет, чтобы это повторилось. А что «это» хоть? Как это можно назвать? Что происходило? Он не помнит. Помнит только, как проснувшись утром оглядывает себя в зеркале — он непривычно бледный, даже… Он похудел? Под глазами тёмные круги, но на них он обращает внимание в последнюю очередь. Синяки. Синяки были на бедрах, плечах, запястьях и горле. Парень с ужасом сглатывает, чувствуя, как боль разливается по глотке. Так вот откуда это? Но кто это сделал? Неужели мистер Гэвин?.. Нет, это бред. Он не мог так поступить, верно? Абсурд. На следующий день он приходит вялым, но Кристоф выглядит довольным, даже каким-то спокойным, будто состояние стажёра его не волновало вообще. В прочем, так оно и было. Аполло замечает, что начальник на какое-то время оставляет его в покое, не трогает за плечи, не устанавливает тяжёлый зрительный контакт, а просто… Даёт задания. Даже тех было непривычно мало, но внутренне парень благодарил ментора за поблажки. И всё-таки, это немного, да напрягало.Он так и не осмелился спросить, что же было тем вечером.
Аполло ёрзает на месте, чувствуя дискомфорт, поджимает губы и вчитывается уже третий раз. В голове пусто, и он уже собирается сдаться, как голос ментора его останавливает. Джастис чувствует, как Кристоф давит на плечи, синяки начинают ныть, но он подавляет болезненный писк. Аполло поворачивается к начальнику со слабой улыбкой на лице, слышит, как бархатный голос указывает, где нужно исправить, но не слушает, пропадает в своём мирке, не связанном с Гэвином никоим образом, остаётся в мечтах, и только бог знает каким образом он продолжает работать. Кристоф остаётся доволен. На следующий день Аполло все же выпрашивает больничный, и, на удивление, начальник не против. Клэй со всей ответственностью подходит к лечению друга. Это не какая-то ебучая простуда, Клэй стискивает зубы трясет Аполло за плечи, оглядывая того с головы до ног — мертвецки бледный, тихий и спокойный. Хотя, можно ли безразличие назвать спокойствием? Аполло смотрит в одну точку, пока Терран буквально заставляет его поесть, Аполло слабо качает головой, крепко поджав губы — чувствовал, что если хоть одна ложка супа окажется в нем, то стошнит мгновенно. Мерзко. Он будто бы до сих пор ощущал чужие ладони на бедрах, шее и талии, перед глазами всё ещё стояло синее пятно, а боль, резкими вспышками отражающаяся в его теле каждый раз вспоминалась всё ярче. Он чувствовал себя… Использованным.Доесть суп Клэй всё-таки заставляет.
На утро всё намного лучше, Аполло даже не замечает, как принимается за домашние обязанности, то ли из-за привычки, то ли чтобы отвлечься от навязчивых мыслей. Клэй подбадривает как может, предлагает помощь, но друга не трогает. Последнему начинало казаться, что все всё знают, все, кроме него. Что было несколько дней назад? Почему ему было плохо? Воспоминания мыльной водой проходили по памяти, будто бы стирая неприятные моменты. Он что-то об этом читал. На работу он заявляется ближе к дню, и этим не то, чтобы злит Кристофа, но разочарованные взгляды на себе время от времени ловит.***
Только со временем он начинает понимать, бояться и шугаться от каждого навязчивого касания. Страх выливался в агрессию, а агрессию надо было куда-то девать. Вёл себя как ребенок. Аполло с досадой сжимает потрепанную подушку и сворачивается калачиком на холодном полу — Клэй съехал, поэтому никто на него не накричит, а уж тем более не тронет. Но было одиноко.А вся ненависть испарялась куда-то, уходила под живот, когда появлялся он, когда он смотрел так, будто хотел прожечь взглядом. Аполло боялся его, боялся животным страхом, но к себе подпускал — знал, просто знал, что иначе будет только хуже.
Не сопротивляться.
Не кричать.
Не открывать глаза.
Раз за разом, сейчас даже не нужен был заправленный наркотой кофе (хотя этим методом он все ещё пользовался), чтобы Кристоф мог им воспользоваться и не получить сопротивления. Джастис ничего не мог сделать. Жалкий. И всё же, страх продолжает вытеснять ненависть. Ненависть к себе, к начальнику, к абсолютно всем. Даже такая злость, такое отвращение подавлялось под гнетущим страхом.Аполло поджимает под себя ноги, обняв колени.
Синяки. Темные неровные круги сильно контрастировали с бледной кожей (которая уже начинала походить на цвет ванной, в которой парень сидел), они болели, глухо пульсировали и напоминали обо всём грязном, таком мерзком, что смыть уже не удавалось. Насилие? Эксплуатация? Понять бы ещё как это можно назвать.Когда его забрали из зала суда в наручниках, Аполло почувствовал жуткую вину, но вместе с этим — облегчение.
Такое отвратительное, с оттенком презрения к себе, но облегчение. Его не тронут. Его больше не тронут! Он, конечно, не в полной безопасности, но теперь с ним ничего не сделают. Он ничего не сделает. Его нет, его нет, его нет, нет, нет, нет, нетнетнетнетнет. Он не вернётся, правда? Понадобилась всего неделя, чтобы привыкнуть к полному одиночеству. Его агентство закрылось, и Аполло полностью свободен, можно хоть в Макдональдс устраиваться, всяко лучше, чем с ним. Микеко привычно укладывается клубком в кольце рук хозяина. Аполло улыбается, прижимает к себе питомицу и прикрывает глаза. Ещё денёк и он начнет искать работу. А потом проходит месяц, идёт следующий, а он все смотрит на эту идиотскую визитку и решиться не может. Как можно кому-то верить после такого? А в прочем… Выбора как такового нет. Может, хоть что-то изменится.Ну, хотя бы в этом он оказался прав.
В агентстве все были тактильными, но в меру, никакого давления, а тем более гонки за одобрением не было. Трюси так вообще сильно отличалась от той Трюси, что он встретил впервые, вся загадочность будто куда-то пропала. А потом за семьёй Райтов появляется Эма, мистер Элдун, семья Китаки, Вера, и тот, кого Аполло ожидал увидеть меньше всего.Гэвин.
Не тот Кристоф Гэвин, которого он боялся, Клавьер, показавшийся сначала ему надоедливым и к тому же пугающим. Негативные эмоции держались недолго — любой флирт со стороны прокурора убирал из головы все мысли, Аполло скорее силился ответить что-то колкое, чем заостряться на конфликте и эмоциях. Клавьер будто дразнил его, одновременно заигрывал, и вместе с этим понимал его. А самое главное — никаких «Джастис», только старое доброе «герр Лобешник». Хорошо понимал, знал, что такое давление со стороны Кристофа. После того суда стало тяжелее, и что-то в общении Аполло и Гэвина-младшего изменилось. Он начал замечать, что фасад «популярной-невозмутимой-рок-звезды» начинает неумолимо разрушаться, проявляется настоящая личность и настоящие эмоции. Только заметить их могут лишь Аполло да Трюси, и что делать они толком не знают, только переглядываются и жмут плечами. Джастис начинает скучать. Клавьер оказался совсем не надоедливым и не навязчивым, он был… Приятным человеком сам по себе. А когда что-то после суда с Верой у него внутри поломалось, Аполло оставалось только делать то, что он ненавидел больше всего. Наблюдать, сложив руки — просто не в его компетенции давать советы самому прокурору Гэвину. А хотелось. Хотелось хоть разочек ещё увидеть, как он улыбается, как, не омраченное бледностью и синяками под глазами лицо может светиться от счастья. Ничего не получалось. А у прокурора Гэвина выражение лица, будто он вот-вот расплачется, будто он не спал несколько дней подряд, и слабая, очевидно натянутая улыбка его не спасала — Джастис мог его понять, даже если перенес последний месяц легче.После того, что он с ним сделал, казалось, что казни Кристоф Гэвин более чем заслуживает.
Аполло морщится от собственных мыслей. Он-то с ним не жил и не был его братом. Он не знал его повадки, не знал то, какие у него отношения с семьёй, практически ничего не знал о нем. Только то, что он любит крепкий кофе и когда работа сделана идеально, любит, когда его беспрекословно слушаются. Вот же блять.