безопасность

Аполло был интересным — это Гэвин-младший успел уяснить за все время, что они видели друг друга. Может, он и злился первое время на него за то, что тот посадил Кристофа, но сейчас он вполне себе понимал, что ошибался. Не то, чтобы у Джастиса вообще был выбор — он усмехается, пролистывая его досье. Надо же. Только 22 года, совсем «зелёный». Правда даже так, он все ещё выиграл у него несколько дел, посадил кроме его брата ещё и Дарьяна — бывшего лучшего друга, да плюсом одну из свидетельниц прокурора. Неудивительно, учитывая, каким был его наставник. …Кристоф… Он соврал бы, если бы сказал, что не скучает. Но убийства… Даже как-то не верилось, что он на такое способен. Прошло уже пара месяцев с суда над Верой, но этого времени хватило, чтобы сосредоточиться на настоящем и перестать себя жалеть, забыть о брате. По крайней мере, хотя бы на какой-то срок — не жить же постоянно в таком подвешенном состоянии?.. Хотя бы днём. Ночью он будет один, и образ сильного младшего брата поддерживать не придется. Гэвин откидывается на кресло, вместо папки взяв в руки укулеле, что до этого мирно покоилось на полу. Проводит по струнам один раз, другой не перестает думать о чем-то другом, чтобы выместить негативные мысли. О ком-то другом. Интересно, какую всё-таки мелодию напоминает Аполло? Громкую? Он проводит пальцами по струнам отчётливее и улыбается. В суде герр Лобешник был правда громким, только чудом не срывая голос. Или, может, ему правда помогали те «аккорды стали»? Как мило. Интересно, мог ли он звучать так же громко, например, на его концертах? Клавьер представляет младшего в футболке с принтом, флажком и солнечными очками и посмеивается. Глупо. Хотя мило. Он бы никогда добровольно туда не явился — это факт даже не удручает, не расстраивает, он просто есть. А хотелось бы. Или, может, он — нежная мелодия? Ему нравилось пение Ламирор, а какое-то время назад он слышал, как на звонке у него стоит их песня. Наверное, самая спокойная из существующих песен с участием Gavinners. Он был польщён. Должно быть, ему правда нравилось такое — Гэвин хмыкает, и уже по привычке включает диктофон, зажимая то один аккорд, то другой, тщательно подбирая правильную мелодию — его мелодию. На мгновение задерживается, округляя глаза и сжимая в руке гриф.

Он не писал музыку уже несколько недель.

Прокурор быстро останавливает запись, убеждается, что все осталось в памяти телефона и подскакивает с кресла. Офис прокуратуры — не студия, как например у него в квартире, поэтому собираться надо пока вдохновение не улетучилось. Все равно работы в последнее время совсем не было.

***

В конце концов, что-то между ними изменилось. Клавьер никогда не видел Аполло более озадаченным, чем теперь. Он будто совсем не обращал на него внимания, ни на его музыку, ни на его флирт, ни на его присутствие в принципе, будто что-то его… Отталкивало? Это заставляло понервничать. Что могло послужить причиной этой смены настроения? Кто мог послужить причиной? Ответ напрашивается сам. Они были слишком похожи — Клавьера всегда это заставляло гордиться, но только не сейчас. Теперь это уже было совсем не кстати — Аполло вел себя… Странно. И это пугало — что мог сделать с ним его брат, раз Джастис шарахается от каждого прикосновения Клавьера к нему? Что случилось? Вопросов было много и все оставались без ответа. Это пространство между ними он так и не разрушил.

***

Они начали встречаться после суда, где Аполло обвинял Афину, и только тогда бедная Эма могла перестать терпеть все то нытье, которым ее не обделил Клавьер. Было немного стыдно, но расстояние между соперниками все больше сокращалось, Аполло давал себя трогать, обнимать, и теперь полностью расслаблялся в чужих руках. Было приятно знать, что Клавьер потихоньку растопил весь тот лёд, всю ту каменную стену, что Аполло успел выстроить вокруг своего сердца. Это льстило, это заставляло задуматься. Что-то все равно было не так — когда они спали вместе, Джастис держался чуть ли не на самом углу кровати, прикосновений к шее он вообще избегал, а если не получалось, его лицо приобретало бледный оттенок, а в глазах таился страх. Что-то тут точно не так. Аполло не помнил, когда в последний раз чувствовал себя в безопасности рядом с ним. Клавьер замечает это, и хочет разобраться. Сначала это были безобидные базовые вопросы типа «Как ощущения?», «Тебе не нужна помощь?» и прочее, но дальше дело не продвигалось — Аполло продолжал избегать прикосновений к определенным зонам своего тела. Не то, чтобы Клавьер как-то на этом настаивал, он ни в коем случае не старался давить на партнёра, но всё-таки помочь хотелось. А потом он начал задавать неудобные вопросы, загонять Аполло в угол, но делать это мягко, давая понять, что его не стоит бояться, что Клавьер — его парень, он может знать правду. Он должен знать правду, должен помочь ему. И с чего это он такой настойчивый? Его правда так волновало, что могло случиться с Аполло? Или…

Его так волновали догадки о том, что Кристоф Гэвин мог сделать с Аполло до их встречи.

Да, это определенно оно. То глубинное, о чем даже не подозревал младший Гэвин, то, что заставляло угаснувшую злость на брата вспыхнуть снова. Если он что-то сделал с Аполло, то он добьется не просто пожизненного, а см… Нет. Нет, это уже слишком. Он сам вряд ли это переживет, уже не говоря о последствиях таких решений. Но что-то делать все равно надо было. Надо было узнать правду. Хотя, ждать долго не пришлось — за очередным завтраком, Аполло, явно потерявший аппетит, вдруг прикоснулся к руке Клавьера, поднимая неуверенный взгляд, и еле скрывая дрожь и весь тот ужас, хранившийся внутри уже очень давно. — Клавьер, мне кажется, он меня отравил.