Открой глаза, ты тонешь

      Деро всегда писал тексты через боль. Писал их от души, искренне, вкладывал всего себя в творчество, не желая слышать со стороны осуждение. Осуждение его и не пугало, впрочем. Страх был только в черноте, которая медленно разум охватывала, и, дабы голову не потерять, он занимался музыкой. Песни нравились людям, люди кричали на его концертах, выплескивали все свои эмоции, однако для Деро этого было мало. Ему не хватало собственного освобождения, и он медленно, но верно тонул, захлебываясь в пучине страданий.       Строки наполнялись мерзостью жизни, складывались в жуткие истории, безутешные трагедии, а он ночами во тьме угасал, ища приют болящему сердцу. Естественно, приюта не находилось. Раз за разом мир вокруг гнил все быстрее, все быстрее умирал в глазах огонек. Гои больше не мог молчать. Душевная тишина пожирала его разум с необычайной скоростью, заставляя обладателя идти ко дну, подобно кораблю во время шторма. Хотя… Это не было штормом. Скорее, грозой и шквальным ветром, который рвал одежду на измученном травмами теле. Судьба его никогда не щадила, и он об этом знал. Деро всегда все знал.       В закоулках сознания, в лабиринтах мыслей он плутал каждый миг, терялся в коридорах. Ему было сложно говорить об этом вслух, поэтому он просто молчал, внимая своим согруппникам, которые не видели и доли страданий в давно уж померкших глазах. Цепляясь за надежды, Деро искал выход, однако прекрасно понимал, к чему все ведет. Его страшили мысли о будущем, и он тщетно разъяснял сам себе, что ничего опасного в этом нет. Мир оказался жестче, чем раньше предполагалось, и Гои чувствовал, что его все глубже в омут утягивает. Но он продолжал писать, ощущая за спиной нечто, что могло его убить за одну ничтожную секунду: казалось, отложит ручку, отбросит черновики и тогда глотку сожмут в потуге уничтожить. Деро и сам мог себя убить. Раз и навсегда стереть с этой чертовой планеты, прогнившей донельзя. Но он не смел. Пока пальцами судорожно впивался в веру, Гои тешил себя надеждами, что все это временно, что все это пройдет.       Мрак его текстов перерастал в истерические крики о помощи, но за музыкой люди видели лишь то, что сами хотели. Они, естественно, не желали верить в беспомощность брутального немца, а он от этого изнывал еще больше. Боль залечивалась тем, за что он первым схватился. Религией.       Деро всегда говорил, что эта тема его привлекает, но никогда не утверждал, что сам углубится в нее настолько. Косые взгляды и язвительные смешки ножами впивались в его спину. Он замыкался, уходил в свои мысли и снова повторял одно и тоже, вбивая в свою голову все больше информации и впитывая все больше веры. Гои всей душой хотел понять, что так сильно его тянуло уйти от мира сего и вознестись к Творцу, но с каждым новым днем считал, что недостаточно для этого хорош. Это придавало стимул стараться, только вот старания не приносили плодов, уходя в совсем иное русло.       Ночами Деро продолжал сидеть с листами бумаги, мечтая лишь об освобождении. Зловонное дыхание страха опаляло его затылок, и пальцы невольно тряслись во мраке комнаты. Гои пытался не кричать о своих проблемах, принимая их как должное, однако вокруг люди стали странно отворачиваться. Ночи тянулись слишком долго, чтобы осознать свою ничтожную значимость в этом огромном гниющем мире. Листы оставались пустыми, а Деро все сидел на месте, боясь выпустить из рук ручку и лихорадочно молясь в своей голове. Его мозг пожирала неизвестная доселе сила, и Гои медленно поддавался ее чарам.       — Я думаю… Тебе стоит уйти.       Гои понимал, как сильно изменилось к нему отношение, но ничего с этим поделать не мог. Его боль заняла тело, заполнив каждую клеточку организма, и теперь Деро был подвластен лишь ей. Импульсивные решения принимали все новые и новые обороты, и Гои тщетно доказывал истинность своей веры. Его слова уходили в пустоту, а в лицо бросали лишь многозначное прозвище: «Фанатик». Для всех он стал не чем иным, как рехнувшимся сектантом, и фразы о его неблагоразумии стали чаще проскальзывать в речах. Однако Деро не мог больше остановиться. В болоте пресловутой жизни он увяз уже слишком давно, и теперь мутная вода сомкнулась над его головой. Это была очередная тьма. Гои знал все оттенки темноты, знал все ловушки мрака и осознанно шел к ним, чтобы больше никогда не чувствовать безнадежной ярости, разрывающей изнутри. Беспомощность превратилась в его главного врага, и дабы компенсировать свою слабость, он ударялся в чертоги неразумных суждений, пытаясь вобрать в себя все больше информации о высшем существе.       «Сектант»… Деро осознавал всю правдивость этого, но выходя на улицу, лишь вновь и вновь молился. Его пропитанный ядом мозг держался на последнем издыхании, и Гои искренне желал найти хоть одно спасение для себя. И пока он старался не признавать всю странность своего выбора. Так, наверное, было легче умирать.