Гном: история жизни

Когда мне и Леночке было пять, я увидел самое страшное в жизни, а она осталась без матери… Душный вечер. Галя принесла еды. Я не помню, что ел. Помню только, что ножом она резала яблоки. Чёртов нож! Если бы его тогда не было в комнате, может, все произошло бы иначе. Появилась мама: —Ты все ещё с ним спишь, да?! Отвечай, гадина! —её тресло. Глаза сверкали злобой. Галя была спокойна: —Не понимаю, с чего вы так решили? У меня с вашим мужем нет отношений! —Он спал с тобой раньше, я знаю! Но я закрыла глаза на это, потому что люблю Серёжу! Вчера его ночью тут не было, уверена, что он был с тобой! Тварь, шлюха! Как ты могла спать с моим мужем?! Галя начала говорить на чистоту: —Да, я спала с ним, но уже тысячу раз пожалела об этом! Вы думаете, он ценит любовь?! Да ему плевать на всех! Ему нужна была только живая матка для эксперимента и все! Зина, ты просто инкубатор для него! Ничего не знающая идиотка! — в последних словах звучала ненависть к сопернице и ревность. Она продолжала любить своего «Хера Фон Клауса», не смотря на то, что он отказался от их ребёнка. Мама ничего не говоря, взяла со стола нож и двинулись к Гале. Я словно остолбенел. Хотел забрать у неё нож, но не мог. Пошевелиться не мог… Даже сегодня помню эту картину в подробностях, как нож полоснул по Галиной груди, но не пронзил её сердца… Моя жизнь, мой единственный друг, единственный человек, который любил меня, упал на пол. Белая блузка окрасилась быстро кровью, тогда я бросился бежать, чтобы попросить о помощи того, кто обычно только вредил людям. Он был в своём кабинете вместе с учителем биологии. Этот мужчина высокий, с чёрными, пристально сморящими глазами и с затаённой ненавистью в душе, всегда пугал меня. Тоже один из них. Я открыл дверь, тяжело дыша от страха. Моё появление прервало обсуждение проэкта: —Галя… Мама… Нож… Кровь…—сказал я сбивчиво, а он тут же бросился в комнату, бросив второму: —Готовь операционную внизу и проследи, чтобы через минуту в библиотеке не было ни одной живой души! Мама так и стояла над истекающей кровью Галей, держа в руке нож, с красным лезвием. Думаю, если бы даже она ушла, то не спаслась бы… Первые минуты отец не замечал её, заггворив на своём родном языке: —Meine Liebe, ich werde hier alles gut…*—она почти теряла сознание, но поняла смысл сказанного. Дрожащей рукой касалась его лица. Казалось, он вот—вот заплачет. И до матери, наконец, дошло: —Серёжа, ты немец?! Она что-то говорила про опыты… Ты ставил на мне опыты?! —шептала она с ужасом. Мартин Фон Клаус оставил ненадолго Галю и занялся женой. Поднявшись на ноги, выхватил у неё холодное оружие и одним движением, с ювелирной точностью хирурга, перерезал горло. До сих пор не могу понять, что в тот день было страшнее: видеть Галю, словно мёртвую, на полу или наблюдать за тем, как отец убил мать? Он стоял ко мне спиной, и я видел, как жизнь покинула тело матери. Даже страшно и странно, насколько быстро и неожиданно человека может не стать. Бросив труп прямо в комнате, он поднял Галю на руки и пошёл к камин. Я за ним. Он не стал оогонять меня, не замечал меня. Учитель биологии уже открыл камин, я оказался в тёмном и запутанном лабиринте из каридоров. Старался не отставать, потому что знал, если пооеряюсь—никто не станет искать. В той комнате было много ослепляющего света, железных инструментов и разных приборов. Я сел на пол, а они вдвоём начали операцию. Как завараженный смотрел, как рану зашивают нитями. Думал, как же жить без неё, если сердце перестанет биться? Разве может жизнь моя продолжаться без света её лица? Когда они закончили, отец остался с ней и шептал целуя её лицо: —Ты будешь жить, я успел спасти тебя. Не оставляй своего старого Мартина, хорошо? Именно в ту минуту я заплакал, не из-за того, что случилось Галей, не из-за смерти матери, а из-за того, что понял, почувствовал: он её любит! Ради него она оставила одного ребёнка, значит когда—нибудь оставит меня, чтобы быть с ним! Мысли страшнее ни до ни после этого не было в моей голове! *Моя дорогая, я здесь, все будет хорошо...