Лисичка

Дверь открывается и грохает о стену. — Задирай хвостик, лис, — раздается зычный бас сторожа. Сережа вскакивает со своего места и оборачивается ко входу. — Встречай новенького! «Хоть бы человек», — думает он отстраненно. Второй сторож заводит внутрь закованного явно-не-человека. Сережа сразу определяет в сегодняшнем госте волка. Волка, которого только что стравливали. От которого все еще пахнет кровью. По спине пробегает холодок. В полную человеческую форму волк еще не вернулся: хвостом бьет себя по бедрам, зыркает по сторонам желтыми глазищами. Сторожа снимают с того наручники и намордник — во рту белеют заостренные клыки, — и быстро ретируются. Опускается снаружи тяжелый засов. Сережа тут же юркает на кровать, устраивается спиной к гостю и подставляет задницу. Цепь от ошейника, которой он прикован к постели, тихонько звякает. Хвост Сережа старается уложить на бок так, чтобы не сильно дрожал и не закрывал обзор на дырку. Если волк, только что выдернутый с арены — победивший в драке волк, которому наверняка не дали добить, — воспримет Сережу как соперника, то мигом порвет в клочья. Главное — пошире расставить колени и спокойно ждать, пока до волка дойдет, что Сережа тут не для стравки. — Хороший волчик, — начинает ласково ворковать он, взглянув через плечо, — сильный волчик, победил всех и пришел за наградой. — Сережа раздвигает руками ягодицы, чтобы у волка не осталось никаких сомнений в том, что требуется с ним сделать. Улыбается, показывая сточенные клыки. Смотри, мол, я совсем не опасный. Волк наконец отмирает и осторожно подходит ближе, принюхивается. Гортанное рычание не прекращается. — Иди, возьми лисичку, — уговаривает Сережа. — Лисичка для тебя готовилась, ждала, пока придет большой волк. Он вставляет внутрь два пальца и разводит, растягивая края дырки. Затем начинает тихонько себя трахать и поскуливать. Волк замолкает, сглатывает. С лица пропадает намек на оскал. Сережа облегченно выдыхает и вытаскивает пальцы. Волк набрасывается на него, наверняка совершенно оголодавший. Член врывается в Сережино нутро сразу во всю длину, заставляя неподдельно заскулить. Его протаскивает по матрасу с каждым сильным толчком, и волк фиксирует, притягивает к себе, вцепившись когтистыми пальцами в ребра. Сережа давит в себе порыв вырваться. — Убери коготки, волчик, — просит он. Голос скачет каждый раз, когда волк входит в него до основания, врезаясь лобком в ягодицы. — Лисичка не сбежит, убери, не делай больно. Волк когти убирает, но рычит, продолжая вбиваться. Перехватывает основание хвоста, вздергивает и тянет на себя. Заставляет Сережу насаживаться самостоятельно, удерживая за хвост. Это больно, но не травмоопасно, а значит — приемлемо. Впрочем, волку быстро надоедает, и тот наваливается всем весом, подхватывает одной рукой под живот, чтобы Сережа мог подставляться и дальше. Укусив пониже ошейника, волк толкается несколько раз особенно рьяно и кончает глубоко внутрь. Сережа пробует соскочить, пока не образовался узел, но куда там. Волчьи зубы оставляют на коже метку — еще одну в его коллекцию, — и размыкаются. Горячий язык зализывает ранки, узел распирает изнутри, не позволяя сперме вытечь. Сережа обмякает, удерживаемый волчьей рукой, вытирает слезы о простынь. — Тише, — говорит он, почувствовав, как завозился сверху волк. — Не торопись, я никуда не уйду. Узел постепенно спадает, и все начинается по-новой. Волк крутит его и так и этак, легко, словно тряпичную куклу, таскает по матрасу. Вяжет раза три или четыре — Сережа сбивается со счета. Он беззвучно плачет, сидя на узле лицом к лицу, как вдруг его лижут в щеку. Кажется, к волку окончательно возвращается человеческое сознание, потому что тот говорит: — Привет. Сережа давит слезы и зло ухмыляется. Опасность быть растерзанным миновала — теперь можно позволить себе злиться. — Я наивно полагал, что здороваются в начале, а ебут уже после, — скалится он. — Скажи спасибо, что не прикончил, — хмуро отвечает тот, сажая начавшего было подниматься Сережу обратно на узел и удерживая за бедра. — Сиди спокойно. И себе, и мне больно делаешь. — Да как-нибудь перетерплю, — Сережа утирает слезы. — На твоем месте я был бы поласковее. Умеешь же, я видел. — С какой это стати? — С такой, что я тут еще часов на пять. Мало ли, что захочу с тобой сделать. — Даже не знаю, что тебе надо захотеть, чтоб я испугался, — ухмыляется Сережа. — Волчок, меня однажды стаей вязали. Вряд ли ты такой уж страшный. Воцаряется тишина. Волк разглядывает его в упор, будто прикидывает что-то в пустой башке. — Олег, — говорит себе под нос после непродолжительного молчания. — Что? — Олег. Меня зовут Олег. Не волчок. Сережа пораженно моргает. Вот так знакомство. — Сережа, — представляется он. — Серый, значит, — хмыкает Олег. — Как тебе будет угодно. Ну так что, Олег. Рассказывай, чего хочешь? Олег оглядывает его с ног до головы, задерживая взгляд на члене, который был безучастен ко всему, что сегодня произошло, и вздыхает. — Спать хочу, — признается тот. — И жрать. — Второго предложить не смогу, а вот первое — сколько душе угодно. Олег выходит из него, когда спадает узел. Приподнимает, усаживает на матрас рядом с собой, а сам откидывается на подушки и отворачивается к противоположной стене. Из растраханной дырки начинает вытекать сперма. Сережа уходит в ванну, а когда возвращается, Олег спит прямо поверх одеяла. На спине у того набита волчья морда в профиль — даже смешно. Крест-накрест татуировка перечеркнута зарубцевавшимся шрамом. Таким же, как у самого Сережи на груди, только больше. Отметка раба, пытавшегося сбежать. Сережа ложится на свободный край кровати и засыпает. Утро встречает громкими возгласами пришедшего хозяина. Сережа садится и потягивается. Олег, явно смущенный наготой, свешивает ноги с кровати и прикрывает пах одеялом. — Сиди, чемпион. Силен! — насмешливо улыбается Вадим. — Ну что, как тебе наша лисичка, понравилось? Олег что-то неразборчиво ворчит, опустив голову. Вадим впивается взглядом в Сережу. Ну нет, только не это. Он быстренько сползает на пол, устраиваясь у Олега между ног, и трется щекой о бедро. «Скажи уже что-нибудь, дурень, ты не представляешь, что со мной сделают, если тебе, идиоту, не понравилось меня иметь…». — Спасибо, было здорово, — наконец отвечает Олег, взглянув на Вадима. — Когда следующий бой? — Спокойно, волк, успеешь, — ухмыляется Вадим. — Рвение, конечно, похвальное. Сереженька, ты давай без дела не сиди, бери пример, — обращается к нему Вадим и тут же переключается обратно на Олега. Сереже дважды повторять не надо. Он забирается под одеяло, в которое вцепился Олег, и лижет член до тех пор, пока тот не встает. Забирает в рот, насаживается сначала неглубоко, а затем пропускает в горло, ненадолго замирая и прислушиваясь. Вадим говорит о местных порядках. Судя по всему, после вчерашнего боя тот Олега купил. Объясняет теперь, что за победы в боях полагается вкусно жрать и ебать Сережу, а за отсутствие оных можно оказаться перепроданным кому-нибудь не настолько доброму и щедрому, как Вадим-Дракон. Впрочем, Сереже до всего этого дела нет, потому что Сережино дело — сосать член Олега. День тянется как обычно: приходят клиенты со стороны, Сережа машет хвостом, пока его трахают, стонет, выгибается, скребет матрас, делая вид, что ему хорошо или больно — в зависимости от настроя посетителя. Иногда показывает ушки. Под вечер приходит мужчина, у которого совсем не стоит, гладит Сережу по голове и бокам, приговаривая, какой он красивый. Вот этому человеку Сережа реально старается понравиться — пускай приходит снова да почаще. Ближе к ночи приводят Олега. — Привет, волчок. Что, новичкам везет? — ухмыляется он. В ответ слышит гортанное рычание и решает повременить с язвительностью. Припомнив, как его таскали по матрасу вчера, Сережа слезает с кровати и упирается ладонями в ближайшую стену. Цепь от ошейника натягивается. — Давай, ты уже знаешь, что делать, — мурлычет он, обернувшись через плечо. Вместо того чтобы пристроиться к заднице, Олег прижимается со спины целиком. Резко, сильно впечатывает в стену всем телом. От неожиданности Сережа не успевает сдержать рычание. Волк позади каменеет, над ухом — чужое дыхание вперемешку с напряженным клокотом. — Не обижай лисичку, — с запоздалой лаской выдавливает он. — Смотри, я не сопротивляюсь. Давай-ка, что там у нас… Сережа заводит руку за спину, протискивает между тел, нашаривает чужую ширинку. У Олега под грубой тканью брюк не стоит. Очень, очень плохо. Сережа гладит и мнет член Олега, свободной ладонью накрывает волчью руку, упершуюся в стену. Медленно, не допуская ни единого резкого движения, переплетает пальцы. Олег позволяет, расслабив ладонь. Уже не рычит — просто дышит рядом с лицом. Сережа руку Олега от стены отрывает и подносит ко рту, погружает внутрь пару пальцев. Языком обводит подушечки, слегка посасывает. Наконец до волка доходит: тот отступает чуть назад, член твердеет. Сережа отстраняется и выпускает пальцы изо рта. — Умница, вол… — Заткнись, — горячее дыхание опаляет макушку. — И ножки пошире раздвинь. Сережа с готовностью расставляет ноги шире и прогибается, подставляясь. Олег снова запихивает пальцы ему в рот. Свободной рукой направляет член, притирается головкой, входит. На каждом толчке норовит впечатать Сережу в стену и прихватывает зубами шею повыше ошейника. Он думает, что лучше бы остался на матрасе: какой-то этот Олег слишком мощный для своих размеров. Первый узел спадает быстро. На втором Олег обхватывает его поперек талии и тянет на кровать, усаживая себе на колени. Некоторое время дышит в шею, затем начинает лизаться. Слюнявит ухо и линию челюсти. — Успокоился? — интересуется Сережа. — Вроде того. Сделал больно? — Я привык. — Щелкни по носу в следующий раз. Говорят, со мной работает. Сережа истерически хихикает. — Спасибо, но шкура мне еще дорога. Вадим, по всей видимости, Олега испытывает — ставит против своих же бойцов. А тот совсем не проигрывает: ходит к Сереже почти каждую ночь. Один раз он все же набирается смелости и отвешивает Олегу щелбан по переносице. Тот рычит, но смотрит сразу гораздо осмысленней. Затем сползает вниз и лижет Сережу под хвостом, пока у него все бедра мокрыми не становятся. — Вечером волк против Мердока, — сообщает заглянувший с утра сторож. — Вадим передает тебе готовиться. Когда дверь хлопает, Сережа валится на кровать, спрятав лицо в ладонях, и обреченно стонет. Мердок-Медведь, конечно, положит Олега на раз-два. У Вадима прикол такой — стравливать новеньких с самым сильным своим бойцом. Только вот Сереже потом не прикольно, когда Мердок надевает его на свой монструозный член. Хорошо, что выпускает того Вадим редко, по особым случаям. Сережа уверен: Олега после сегодняшнего вечера он не увидит еще долго. Когда дневные посетители заканчиваются, он отмывается, растягивает себя и вставляет самый большой дилдак, который у него имеется. Разрывов ему ой как не нужно. Мало того, что больно, так Вадим еще ртом отрабатывать заставит, пока не заживет, а на протяжении нескольких дней это жесть… Вечер плавно перетекает в ночь, и Сережа незаметно для себя самого отрубается в кровати. Ввалившийся к нему Олег становится полной неожиданностью. Дверь снаружи захлопывают и закрывают на засов. — Ты чего тут? — Сережа старается проморгаться. Олег рычит и сползает по стене вниз. — Эй! Он подходит поближе, но Олег вскакивает на ноги и снова рычит. Сережа понятливо отшагивает обратно. Олег явно сильно потрепан, но не настолько, чтобы того отправили ко врачу. Неужели победил Мердока? Да быть того не может… Впрочем, это не имеет значения. Сережа опускается на пол и осторожно, чтобы Олег видел, вынимает из себя затычку. — Эй, волчок, — мурлычет он, — иди сюда, хороший. Смотри, какой я для тебя открытый. Давай, вставь лисичке, не нужно рычать. Олег выпрямляется, подходит ближе, — глаза все еще волчьи, — и подхватывает Сережу на руки. Он взвизгивает от неожиданности и оказывается на кровати, тесно прижатым спиной к разгоряченному волчьему телу. — Спать, — рычит Олег. Наутро Сережа просыпается первым и обнаруживает себя лежащим на широкой волчьей груди. Надо же, Олег не стал его трахать. С одной стороны, если всплывет — плохо дело. С другой, так приятно прижиматься к тому, кто не захотел вчера делать больно. Сережа себя одергивает. Плавали, знаем. Это вчера не захотел, а потом… Он сползает вниз, рассудив, что время еще есть: рассвет только занимается за решеткой на окне. У Олега уже стоит, что очень хорошо. Наскоро себя смазав, Сережа забирается сверху, берет в руку чужой член и начинает потихоньку на него опускаться. — Что ты делаешь? — хрипит проснувшийся Олег. — Эй, я не просил. — У тебя стоит, — Сережа пожимает плечами и выдает одну из самых обольстительных своих улыбок. — Но у тебя не стоит, — возражает Олег и снимает его с члена. — Я так не могу. Точно не на ясную голову. Сережа устало вздыхает, облизывает ладонь и начинает себе надрачивать. По его опыту те, кому есть дело, в каком положении у него член, оказываются в итоге самыми конченными извращенцами. — Слушай, вовсе не обязательно… — Заткнись, — шипит Сережа. Дурацкий член никак не встает. — Обязательно. Ты побеждаешь, затем дерешь меня — такой порядок. Добреньких мне тут не надо. Слишком дорого потом обходится ваша доброта. — Ладно, хорошо! — огрызается Олег. — Но скажи хоть, как тебе нравится. Это после драки я не соображаю, а сейчас-то… — Мне нравится, — жестко перебивает Сережа, — когда ты имеешь меня, кончаешь столько раз, сколько нужно, и уходишь. Все. — Боже, ладно! Ну ты и паскуда. Всегда думал, что такие красивые злыми не бывают. На этих словах Сережин член привстает, а сам он, судя по ощущениям, заливается краской. Он надеется, что Олег не придаст значения, но тот делает до тошноты понимающее лицо. — Спасибо за подсказку, лисичка. Мне только не ясно, красивым тебя звать или паскудой. — А самому как бы понравилось, — огрызается Сережа. Олег тянет его на себя и, поддерживая, переворачивает на спину, а сам нависает сверху. — Мне бы понравилось, если бы такой красивый, — Олег целует в шею над ошейником, — изящный, — целует в уголок губ, — славный лис получил бы удовольствие от случки с волком. Со мной, в смысле, волк — это я, — уточняет тот, и Сережа прыскает. У него реально стоит, и стоит так, как давно уже не. Олег толкается нежно, не переставая рассказывать на ухо, какой Сережа чудесный. Его натурально ведет. Он перестает контролировать хвост, который мечется из стороны в сторону. Перестает контролировать звуки, вырывающиеся из горла. Олег помогает ему рукой, и Сережа доходит первым. Перед глазами сплошные звезды и Олегов внимательный взор. Тот кончает практически следом, толкнувшись внутрь и осторожно выходя сразу после. — Сегодня без волчьих штучек? — интересуется Сережа ослабевшим голосом. — Какой же ты сладкий, — невпопад отвечает Олег. — Сожрал бы. Вадим застает их, когда Сережа уже кончил дважды и затрахан до состояния желе, а Олег продолжает мурлыкать в шею и вбиваться в него сзади. Когда Вадим входит, Олег так и замирает внутри, прижав Сережу к матрасу и накрыв собой. Он спиной чувствует зарождающееся клокотание в волчьей груди и молится, чтобы у Олега хватило мозгов совладать с желанием зарычать. — Зверюга! — радостно восклицает Вадим. — Еще и на потрахаться силы остались! Что, заездил лисичку? Да уж, после такого нужен выходной. Слышал, Жека? К рыжему никого сегодня не води! — Понял, начальник! — раздается из-за двери. Сережа обмирает, ушам не веря. Похоже, он сорвал куш с этим волком. — Доебывай и приходи, — хмыкает Вадим. — У нас с тобой большие планы. — Понял, — отвечает Олег уже почти закрывшейся двери. — Ты реально разделался с Мердоком? — спрашивает Сережа и подается назад. — С медведем-то? Пришлось, — отвечает Олег, снова толкнувшись внутрь. — Все думал, какая у тебя чудесная задница, да и погрыз случайно. Сережа смешливо фыркает. Судя по вчерашнему состоянию Олега, случайностью тут и близко не пахнет. Когда Олег уходит, он окликает того у самой двери. — Осторожнее с Вадимом. Он не так прост, как кажется. Олег одаривает его нечитаемым взглядом. Это становится частью обыденности: Олега приводят пару-тройку раз в неделю после боев — чаще слегка помятого, — тот вяжет его несколько раз, успокаивается и нежно доводит до оргазма. Волк со временем признает в Сереже своего и радостно помахивает хвостом, только завидев. Даже в полузвериной форме начинает вести себя намного бережнее. Постепенно Олег становится лучшим, что случалось с Сережей в этом месте, потому что с Олегом, помимо всего прочего, можно еще и поговорить. Сережа расстраивается каждый раз, когда дверь открывается и за ней оказывается не Олег. Потом происходит совсем странное. Сережу калечит один из бойцов. Ничего серьезного: пара царапин, несколько синяков и вывихнутое плечо. У Кризалиса постоянно рвет крышу, Сережа почти привык. Он жалуется Олегу следующей ночью, потому что Олег готов слушать, и успокаивается. Труп Кризалиса находят в тренировочном зале на исходе следующего дня. Сережа узнает обо всем в ретроспективе, из рассказов других бойцов, осторожно выведывая деталь за деталью. Он складывает два и два. Он боится, что два и два сложит Вадим. К Сереже начинают относиться бережнее. К приходящим дневным клиентам — почти всегда люди, — это не относится, ведь те знать не знают, что у них тут творится, но и так обычно не лютуют. А вот бойцы Вадима, которые, казалось, ни бога, ни черта не боятся, прекращают таскать его за шкирку и кусаться. Через пару недель заживают все синяки и засосы. Его больше не метят даже сразу после боев, в помутненном животном сознании. Олега в следующий раз приводят где-то через месяц, обросшего новыми, едва затянувшимися шрамами. Сережа и не надеялся уже того увидеть, но волк все так же легкомысленно шутит, самоуверенно лижет в щеки и одаривает Сережу десятками комплиментов. О случившемся не говорит. Сережа делает вид, что ничего не знает. В один из вечеров Олега приводят полностью в сознании. — Даже волк не пригодился против этого слабака, — усмехается тот. Они валяются на кровати, разговаривая о пустяках, потом Олег спрашивает: — Трахнешь меня? Сережа округляет глаза, а затем печально ухмыляется. — Вадим кастрирует, если узнает, что я присунул его бойцу. Обойдусь, пожалуй. — Хочу сделать для тебя что-то, Серый. Скажи, что тебе нужно? Сережа окидывает Олега насмешливым взглядом. Тому с такими преданными глазами не хватает только хвостом помахать — и будет точь-в-точь собака. — Тебе соврать, чтоб ты смог мне угодить, или сказать правду? — холодно тянет он. — Сложностей я не боюсь, — уверяет Олег. Как самонадеянно. — Волчок, больше всего на свете я хотел бы разучиться думать. Моя работа — раздвигать ноги и стонать погромче до тех пор, пока не прикончат. Так что просто тресни по голове. Вдруг сработает? А если не можешь, будь любезен, прекрати интересоваться моими желаниями. Олег сникает и оставляет в покое прядь Сережиных волос, которую увлеченно накручивал на палец. — Тебе тут совсем плохо? Поэтому попытался сбежать? — спрашивает тот, невесомо очерчивая крест на его груди. Сережа не сдерживает истерического смешка. — Скажи мне, волк, кем ты был до того, как захотел свободы? — язвительно интересуется он. — Телохранителем, — Олег пожимает плечами. — Было не так уж плохо, я просто… Был глупым щенком. — Ты до сих пор глупый щенок. Я так хорошо подхожу к антуражу, что думаешь, всегда был шлюхой? — Сережа медленно закипает. В свое время он захотел чертовой свободы даже не для себя — захотел для всех сразу. Он был гениальным хакером, которому не повезло родиться рабом. А чертов волк решил, что он ничего, кроме как задницу подставлять, не умеет. — Я был молод и верил во всякое, — говорит Сережа, совладав с эмоциями. — Справедливость, равенство. Вся эта дребедень. Помнишь чумного доктора? Олег недоверчиво косится на него, затем тяжело вздыхает. — Я тоже бежал, поверив его обещанию обвалить цифровую систему. Сережа сконфуженно отводит глаза. Желание хвалиться собственными достижениями испаряется. Мало того, что ничего не вышло и себе жизнь попортил, так еще и остальным. Олег — живой тому пример и наверняка не единственный. — Ну что, — тянет он, — ебать меня будем? Олег тупо моргает и молчит. Когда Сереже начинает казаться, что тот не расслышал, Олег смотрит на него пугающе внимательными глазами. — Почему ты переводишь тему? — Потому что не хочу об этом говорить, очевидно же. Приличные люди в таких случаях делают вид, что не обратили внимания, к твоему сведению. Олег фыркает. — Нет ничего страшного в том, что ты всегда был шлюхой. — Не был! — протестует Сережа. — Почему тогда не рассказываешь? — Да к черту тебя! Я был программистом, причем феноменальным! Олег некоторое время молчит и хитро на него посматривает. Сережа начинает на чем свет стоит клясть свой длинный язык. — А не был ли ты в команде доктора, раз такой феноменальный? — усмехается тот. Насмешка сползает с лица Олега почти сразу, и Сережа понимает, что забыл проконтролировать собственные эмоции. — Ну что ты, Серый, я же не имел в виду ничего плохого… И знаешь, я все же надеюсь, что он жив. Или она… Несмотря на все, у нас тогда появилась надежда. Это дорогого стоит. Сережа сглатывает. Почему с этим волком так непросто? Хочется грудную клетку наизнанку вывернуть, чтобы Олег увидел все, с чем пришлось столкнуться, что не дает дышать, заставляет просыпаться по ночам и скулит внутри изломанным зверем. — Не было там никакой команды, — тихо говорит он. — Только я. Олег не реагирует — лежит как лежал, расслабленный и мягкий. Только глаза прикрывает, и линия губ будто становится жестче. Сережа в свою очередь опускает веки и ждет. Он действительно поймет, если Олег захочет на нем сорваться. Даже если убьет ненароком — готов принять. Наконец Олег нарушает молчание. — Хочешь сказать, я трахнул чумного доктора? Это ж мечта, знаешь? Сережа весь замирает, даже не дышит пару секунд. Олег сказал что? Он… Он! — Тупое ты животное, все об одном, — Сережа разражается смехом напополам с плачем. Олег бережно вытирает слезы с его щек. — Он… Ты был моим героем, — произносит тот, когда вновь наступает тишина. — Все думают, что тебя убили. — Лучше бы убили, чем так. — Сережа вздыхает. — Я был в двух шагах… Мы смогли бы построить общество, где одни не владеют другими! Мне помешала одна тупая псина. Так глупо подставился… Каждый раз, когда хочу наложить на себя руки, вспоминаю, что он еще жив. Мечтаю придушить лично. — Я дам тебе эту возможность. Не сейчас, но когда-нибудь. Обещаю. Сережа звонко хихикает. — Не трать слова впустую, волчок. Не сможешь. Это тебе не сказка с хорошим концом. Меня поймали и вместо того, чтобы дать огласку, убить, как героя… Сам видишь, где я оказался. Зубы сточили, вырвали когти. Лишили возможности защищаться и продали в бордель. Ты даже не представляешь, как там было, что со мной делали… Дракон, конечно, ублюдок, но выкупил меня оттуда. Тут безопасно, а я малодушно не хочу умирать, так что… Как-то так. — Мы сбежим, — говорит Олег. — Я выберусь из камеры, достану болторез, перекусим твою цепь, потом убьем охрану и… Сережа перебивает его фырканьем. — Ты глупец, Олег. Не понимаешь, как все устроено. Посмотри в окно. Что там? — Решетка? — недоверчиво произносит тот. — Правильно. А знаешь, для чего? Хотя стой, не отвечай. Боюсь помереть со смеху. Гляди сюда. — Сережа берется за ошейник обеими руками и без труда размыкает. Олег ошарашено следит за тем, как он отбрасывает ставшую бесполезной вещицу в сторону. Цепь жалобно звякает. — Решетка нужна для того, чтобы охранять собственность. А ошейник — чтобы имеющие меня на протяжении дня люди помнили, что чужие вещи портить нехорошо. Улавливаешь? — Как… Почему ты не уйдешь? — выдавливает Олег. — Когда меня уводят, тебя ни разу не запирали, охраны даже нет… — Не улавливаешь, — вздыхает Сережа. — Я раб с меткой беглеца. У меня ни собственности, ни документов, ни даже одежды. Я числюсь в реестре. Первый полицай, встреченный на улице, тут же вернет меня сюда. И после такого я, скорее всего, снова окажусь в борделе. Есть еще варианты: меня пустят по кругу, прикончат ради развлечения, продадут на черный рынок, какой-нибудь изврат в подвале запрет… Продолжать? — Нет, я понял, — севшим голосом отвечает Олег. — Твои варианты, кстати, не сильно лучше. Потому что в существующей системе мы с тобой — вещи. Если хочешь это исправить, надо рушить фундамент. Ломать сервера, взрывать банки и полицейские участки… Все в таком духе. Так что не заикайся больше, — Сережа позволяет себе перейти на рычание, — об исполнении моих желаний. Трахай молча. Он снова замыкает на шее ошейник. Настроение безвозвратно испорчено. Ему хочется, чтобы Олег наконец заткнулся, исчез, перестал пробуждать в нем то, что давно мертво. Но вместо желанного молчания Олег говорит: — А у меня было желание, всего одно. С тех пор как понял, что свобода мне не светит, хотел сдохнуть на ринге. Чтобы последним осознанным воспоминанием — бешенство битвы, чтоб не понять даже. Дрался всегда как в последний. — Есть еще возможность, — бесцветно говорит Сережа, а сам старается заглушить чувство, сдавившее горло. — С тех пор, как тебя встретил, больше не хочу, — тихо признается Олег. — Теперь хочу только тебя. — Тогда зачем сопли разводишь? — ухмыляется он. — Я буквально твоя подстилка. — Серый, придурок, — фыркает Олег. — Не так хочу. То есть, так, конечно, тоже… Хочу, чтобы ты моим был. Разговаривать, обниматься спокойно, просыпаться вместе каждый день. И никого больше. Понимаешь? Сережа молчит. Конечно, он понимает. Только не понимает, на черта Олегу сдался. У него разве что на лбу не написано «шлюха». Тело все в шрамах понятного характера, шея искусанная. Блядская натура, неотделимая уже от того, кем он был когда-то. Олег бы в ужас пришел, если бы узнал число людей и не-людей, которые в Сережу спускали. Да Сережа бы и сам ужаснулся, приди ему в голову посчитать. Таких, как Сережа, не выбирают. Да даже если бы выбрал — что толку? Он по прежнему останется общественной дыркой, а Олег — куском зубастого мяса. — Не понимаю, — шипит Сережа. — Либо трахай меня, либо выметайся. Олег садится, со вздохом перетаскивает его на себя и снимает ошейник. Осторожно разминает шею под. Это приятно — когда теплые ладони вместо железного кольца. — Я люблю тебя, — говорит Олег, заглядывая в глаза. Сережа презрительно хмурит нос. Если за каждое такое признание ему выдавали бы моток шерсти, хватило бы на парочку свитеров. Он с силой отталкивает Олега, скатывается с того и в каком-то животном порыве бросается к ошейнику. Олег ловит и утыкает лицом в матрас, подминая под себя. — Я тебя люблю, — повторяет тот. — За тебя сдохну и ради тебя буду жить. — Врешь, — бешено выплевывает Сережа. Из глаз катятся глупые слезы. — Врешь, врешь, врешь! — он начитает полноценно рыдать, биться в волчьем захвате, кусаться, стараться выбраться, совершенно не понимая, что будет делать, если удастся. — Пожалуйста, меня же не за что любить! — плачет он, растеряв все силы, но так и не сумев вылезти. — Олег, скажи, что ты врешь! — Не могу, — глухо отзываются в макушку. — Я тебя люблю. Когда не остается ни слез, ни огня, он обмякает под Олегом, глядя прямо перед собой, и наслаждается звенящей пустотой, образовавшейся внутри. Об Олеге ничего не слышно около недели. Сережа запрещает себе думать. Не интересуется у приходящих бойцов — прикусывает язык, когда хочет спросить. «Чего зажатый такой, малыш? — говорит Шура, поддевая его подбородок пятнистым хвостом. Даже прекращает натягивать на себя за бедра. — Волка давно не было? Отдыхает перед важным боем, расслабься». Сережа огрызается, но подмахивать начинает усерднее. Через два дня у Сережи ни одного дневного клиента, что странно: Вадим обычно не упускает возможности заработать. Впрочем, это его не касается. Сережа открывает «Декамерон» на закладке и погружается в чтение. До вечера его не трогают, а затем в комнату входит один из сторожей. Имени Сережа не помнит. — Одевайся, лисичка, идем в гости, — говорит тот. Сережа откладывает книгу и накидывает халат, чуть не забыв снять ошейник. Одежда ощущается совсем непривычно. Когда он в последний раз одевался, чтобы куда-то выйти, а не ради развлечения очередного клиента? Пространства снаружи слишком много, и у Сережи слегка кружится голова. Он едва поспевает за сторожем, жалея, что не надел обувь. У него есть несколько пар туфель на каблуке, и даже в них лететь по коридору было бы попривычнее, чем босиком. Забыть о необходимости обуваться, надо же. Сережа думает перекинуться в лиса, но мало ли, как на это отреагирует сторож. Вскоре слышатся крики и галдеж множества человек. Значит, Вадим дает бой на домашней арене. Сережа надеется, что они туда не пойдут, потому что ничем хорошим это никогда не заканчивается… Но они все же выходят прямиком к яме. Сережа съеживается от бесконечного количества звуков и взглядов с трибун, направленных на него. Вот и все. Его кинут вниз, в гущу битвы, где сплелись в рычащее месиво кто-то очень крупные. Разорвут в клочья на потеху зрителям. Сережа сглатывает вставший в горле ком. Чем он не угодил? Он собирает оставшуюся смелость в кулак. Разве его пугала такая перспектива раньше? Нет, он был только рад умереть за свое дело! Но это не его дело. Он несколько раз глубоко вдыхает и выдыхает. Раз умирать, то… Как там сказал Олег? «В бешенстве битвы». Бездарно просрал жизнь, так хоть сдохнет достойно. Сережа твердо решает, что будет биться, как десять разъяренных лис. Пусть недолго, но отчаянно. Сердце колотится как бешеное, но это уже не страх. Это предвкушение. Может, ему даже удастся сильно подпортить кому-нибудь шкуру. Уж он постарается. Плечи обхватывают чьи-то здоровенные ладони. — Не боись, рыжик, — Вадим притягивает его к себе, прижимая спиной к широкой груди. — Хорош дрожать, все в порядке. Твоя задача сейчас — молчать и быть красивым. Подбодрим нашего волка, да? Сережу словно ледяной водой окатывают. Будто щелкает натянувшийся поводок: куда собрался? Он обращает внимание на происходящее внизу. В яме два волка: черный и серый, покрупнее. Сережа понимает, что черный волк — его Олег, и сердце снова сковывает ужасом. У Олега дела явно плохи. Подрана вся морда, хромота на переднюю лапу, слишком клокочущий лай, срывающийся на скулеж. Кажется, с груди выдран целый клок шерсти. «Раунд», — объявляет безликий женский голос, и на арену высыпаются люди. Которые явно не-люди, потому что тем удается растащить волков по сторонам. Сережа смотрит не отрываясь, как огромный черный волк в кольце сторожей становится Олегом. На Олега накидывают халат и ведут того на подъемник. По совершенно животному поведению видно, что Олег умом еще там, в визжащем клубке битвы. — Зверюга! — приветствует того Вадим, когда подъемник останавливается на уровне их этажа. Дракон крепче прижимает к себе Сережу, положив одну ладонь ему на живот. — Смотри, кто пришел! Олег зыркает на него волчьими глазами и перестает рычать. «Нет, идиотина ты лохматая», — думает Сережа. Олег начинает вилять хвостом. Что в совокупности с ранениями на теле, конечно, делает ситуацию еще более патовой. — Да-да, мы все рады, что лисичка тут, — усмехается Вадим. В следующий момент интонация меняется со смешливой на серьезную. — Олег, слушай меня. Эй, я здесь! Вот так. Мне очень важно, чтобы ты погрыз того засранца. Если проиграешь сейчас, отдам ему лисичку, а тебя заставлю смотреть. Так что ты постарайся. Понимаешь, что говорю? Судя по тому, как Олег рычит и рвется на Вадима, удерживаемый троими, тот понимает. — Вот это настрой! — Вадим хлопает в ладоши, снова возвращаясь в «веселое» состояние. — Вперед, зверюга! Олега оттаскивают и спускают вниз, на арену. — Я похож на идиота? — интересуется Вадим, все поглаживая его по животу. Сережа мотает головой. — Тогда какого хрена ты дрожишь? Боже, Сергей, я хоть раз ломал свои вещи просто так? Выдохни, никому я тебя не отдам. Вспомнил вот ваш перформанс с Кризалисом. Кстати, еще одна подобная выходка, и отправишься туда, откуда тебя забрали. Понял? — Понял, — автоматически отзывается Сережа. — Отлично! Пошли, посмотришь бой. В ложе, куда его приводит Вадим, помимо сторожей есть еще один гость. Сережа еле узнает в лощеном молодом человеке, увешанном золотом, забитого пацана, которого однажды привели к нему в комнату. На Сережином примере показали, кто и как того будет ебать, если не даст хозяину добровольно, и — бледного и напуганного — увели. Вадим сажает Сережу себе на колени, заняв место рядом с Алтаном. Едва ли в мальчишке осталось что-то напуганное. — Тебе что, трахаться не хватает? — тянет Алтан, окидывая Сережу презрительным взглядом. — Не кипятись, золотко, — мурлычет Вадим не своим голосом. — Просто спасаю лисичку от панической атаки. Жек, успокой. Вадим передает его одному из сторожей. Тот, кажется, реально пытается Сережу успокоить. Даже шепчет что-то, прижав к себе. — Что ты дал этому волку, что он так озверел? — спрашивает Алтан, круглыми глазами следя за происходящим на арене. — Худшую штуку на свете, — усмехается Вадим. — Из-за нее столько народу полегло. Вадим, как обычно, в выигрыше по всем фронтам. Только в одном ошибается: Сережа сейчас вовсе не боится. Глядя вниз, на огромного черного волка, вгрызающегося в горло противника, он чувствует, как в груди поднимается огненный шторм. Когда все заканчивается, Жека отводит его обратно. — В порядке? — спрашивает, заводя в комнату. — Да. Больше всего на свете Сережа хочет остаться в одиночестве. — Хорошо. Жека трахает его, прижав грудью к стене. Рот зажимает ладонью, от пальцев пахнет табаком. Сережа просто ждет, пока все закончится — ему надо о многом подумать. — Мог бы не закрывать, — усмехается он, когда тот кончает и убирает руку с Сережиного лица. — Я все равно ничего не почувствовал. У тебя в роду были хомячки? Жека хватает ртом воздух и угрожающе раздувается, но отходит на шаг. То ли не решается портить хозяйскую собственность, то ли помнит, как Олег поступил с Кризалисом. — Я бы не был таким дерзким на твоем месте, — наконец получается выдавить у того. — Скоро твоему волку надоест растраханная дырка. Если не сдохнет раньше. Уходит, хлопнув дверью. Сережа садится на пол и прислоняется спиной к стене. Ну и денек. Из головы все не идет ощущение обломанной авантюры. Он же готов был умереть. Умер бы с радостью, да не дали — вместо этого снова объявили блядским трофеем победителю. Но в те несколько минут, когда он стоял над ямой и представлял ощущение рвущейся шкуры — своей, чужой, — на те несколько минут Сережа вернул самого себя. «Не доломали, твари. Будь у меня шанс… Пожалуйста, лишь один шанс вырваться!». На следующее утро приводят Олега. Приводят, конечно, сильно сказано. Скорее, затаскивают. Тот перебинтован, с заплывшим глазом, но улыбается. Вадим заходит следом. — Ну что, заслужил, зверюга, — ухмыляется тот Олегу. — Лисонька, Олег остается тут на три дня. Дневных клиентов на это время отменяю, к бойцам будешь ходить сам — сторожа подскажут. Смена бинтов на тебе. И, если будете трахаться, осторожно. Не угробь мне лучшего бойца. — Понял, — отзывается Сережа, все силы пуская на то, чтобы казаться безразличным. Они остаются одни. Он забирается на кровать и нависает над Олегом, на губах которого совершенно дурацкая улыбка. — Ты лохматый уродец, знаешь ведь? — тянет Сережа. — Я прощаю тот факт, что ты не раскусил очевидного блефа, только перекинувшись. Но почему решил, что моя задница важнее твоей шкуры? Олег, не смей настолько бездарно подыхать. Ты не можешь так поступить. — Лисичка, — тот улыбается еще шире. — Волновался за меня. — Я назвал тебя уродцем, Олег. Имей хоть каплю гордости, в конце концов. — Сережа давит собственную улыбку, но получается неважно. — Между прочим, ты морально гробишь лучшего бойца. Сережа фыркает. С Олегом, как всегда, легко и приятно, но ситуации это не меняет. — Когда я говорю не подыхать, то не шучу. — Серый, я понял. Клянусь, буду жив до тех пор, пока ты не позволишь умереть. — Ловлю на слове. Давай отдыхать, волчок. Два дня проносятся слишком быстро. Несмотря на то, что у Олега сломано несколько ребер, держится тот молодцом. Сережа, расчувствовавшись, даже лижет Олега в нос, чего в принципе никогда в жизни себе не позволял. У Сережи губы постоянно припухшие от поцелуев и в кои-то веки задница в абсолютном покое. Приходится разок сходить в гости к победившему чужого тигра Шуре, но тот больше хвастается боем и слюнявит, чем трахает. Со времен, когда Сережа самозабвенно ломал систему изнутри, будучи чумным доктором, это, пожалуй, лучшие два дня. О большем он и мечтать не смеет. Третий день преподносит сюрприз. Сторож сопровождает его прямиком к Алтану. Сережа застывает под внимательным взглядом темных глаз, когда их оставляют одних. Что тому от него нужно? — Присаживайся, — миролюбиво предлагает Алтан и указывает на кресло напротив себя. Сережа садится на край. Он сомневается, что Алтан позвал его, чтобы банально отыметь. — К твоим услугам, — Сережа растягивает губы в улыбке и чуть подается вперед. — Оставь лисьи штучки за дверью, будь добр, — вздыхает Алтан. — Я позвал тебя, чтобы спросить одну вещь. — Тот замолкает, словно не решаясь говорить дальше. — Спрашивай, не стесняйся. — Волк, — выдает Алтан. Сережа вздергивает бровь. — Мне нужно знать, как ты провернул это. — Провернул что? — переспрашивает Сережа, отлично понимая, что хочет узнать Алтан. Кажется, он ненароком влез в чужую игру. Как бы извлечь из нее выгоду? — Не играй со мной, лис, — шипит Алтан. Сереже кажется, что он мельком увидел раздвоенный язык, скользнувший между губами. — Я хочу знать, как ты добился того, что этот волк готов сдохнуть за твою жалкую задницу? «С Вадимом так не получится, наивная змейка». Конечно, вслух Сережа с безмятежной улыбкой говорит другое: — Могу показать тебе пару штук. К Олегу он возвращается через несколько часов. — Все в порядке? — интересуется тот. — У тебя взгляд шальной. — Кажется, я нашел нового друга. Пока не знаю, зачем, но нам с тобой он может пригодиться. — Сережа с улыбкой опускается в кресло. Судьба наконец подкинула ему случай, который вполне можно превратить в шанс на свободу. На следующий день возобновляется рабочая рутина. Сережа даже не расстраивается. Он занят делом. От встречи к встрече учит Алтана быть мягким и безотказным. Брать глубже, подставляться откровеннее, стонать в голос. Как ни странно, работает: Вадим ходит по коридорам, напевая под нос. Ко всему прочему, Сережа по-прежнему видится с Олегом. Попутно он втирается к Алтану в доверие — капля сочувствия открывает множество путей. У Алтана история занимательная: парень родился свободным, но собственный дед продал того, обойдя с десяток законов, запрещающих подобные махинации. Дед для Алтана то же самое, что Гром для Сережи. Он мысленно хвалит старого ублюдка, потому что у него появляется план. Олег слушает внимательно, хмурится и кивает. — Я готов, — выносит вердикт он. — Может не выгореть, и цена высока, — предупреждает Сережа, сам не понимая, зачем. — Я же сказал, что готов. Первый пункт плана, для Сережи самый невыносимый, проходит как надо. Олег подставляется на ринге. Олегу даже везет, насколько вообще может повезти в такой ситуации. Не инвалид, но хромой на переднюю лапу, тот больше не боец. Вадим выражает сочувствие, лечит, но Сережа знает — уже присматривается, куда бы продать подороже. В этот же момент Сережа убеждает Алтана, что чужими руками можно вершить месть. Его усилия оказываются вознаграждены: прокатывает безотказно. Алтан заявляет Вадиму, что для абсолютного счастья рядом с драконом тому не хватает смерти одного старика. Сережа почти молится, чтобы Вадим принял верное решение. Он надеется на то, что правильно изучил все повадки хозяина за годы пребывания в этом месте. Вскоре Вадим действительно понимает, что заказное убийство стоит намного дороже хромого волка. В следующий раз, когда Сережа видит Олега, перед ним стоит свободный человек. — Он подписал, — севшим голосом объявляет Олег. — Все бумаги оформлены. Серый, получилось! Конечно же, Вадим даровал Олегу свободу, прежде чем отправлять на дело: если раба поймают за убийство, отвечать будет хозяин. — Гарант сделки — моя шкура, я правильно понимаю? — интересуется Сережа, разглядывая ногти. — Серый, не бойся. Я сделаю все как надо. Обещаю тебе. На прощание Сережа целует Олега в уголок губ. Смешно, если вспомнить все, что между ними было. Но, кажется, правильно. Пару месяцев проходят в ожидании хороших вестей или смерти. От нервов из хвоста начинает лезть шерсть, Сережа всеми силами старается это скрыть. Олег приходит к нему вместо очередного дневного клиента. Скорей всего, в качестве этого самого клиента: вряд ли Вадим пустил просто так. Сережа не спрашивает. Сережа, откинувшись на подушки, позволяет себе расплакаться. Напряжение последних недель стекает по лицу и впитывается в наволочку. — Тише, Серый, ну чего ты? Ты цел? Тебя обижали? Скажи кто? — перепуганно тараторит Олег, гладя его лицо. «Я люблю тебя», — думает Сережа. — Ты опоздал на целых десять минут, — говорит он, улыбаясь. — Старик мертв. Я свободен. Вадим хочет за тебя два с половиной миллиона. Серый, я достану деньги, ты только подожди… Сережа затыкает Олега поцелуем. Тянет на себя, разводит ноги. Тихонько ахает, когда Олег входит. Негромкие стоны смешиваются со сбивчивыми обещаниями Олега: «Вытащу, хороший мой, любимый, увезу, спасу, спрячу, никто больше пальцем не тронет…». — Дождись, Серый. Умоляю тебя, что бы ни случилось, жди, — говорит Олег на прощание, снимает с него ошейник и вешает заместо кулон с головой волка. Сережа зажимает острую вещицу в кулаке, когда дверь закрывается. В воздухе зависает несказанное «Не смей подохнуть, волчок». Ждать он умеет. В и так неидеальном плане, который все же выгорел, обнаруживается изъян, внезапно превращающий жизнь Сережи в ад. Алтан как-то забыл упомянуть, что семья у того — вовсе не семья, а клан, возглавляемый стариком, которого замочил Олег. Слишком поздно Сережа узнает о том, что сестра Алтана, в отличие от деда, хочет видеть брата свободным человеком. Она занимает дедово место во главе клана после смерти старика. Они приходят ночью, режут половину охраны, а на утро Алтана уже нет. Вадим рвет и мечет. Срывается на Мердоке — видимо, выбирает из расчета, чтоб не убить. Затем приходит к Сереже. — А я-то думал, откуда в моей змейке такие разительные перемены? И почему мой лучший боец так глупо покалечился? Твоих рук дело, лисонька? — рычит тот, приближаясь к забившемуся в угол Сереже. — Н-не понимаю, о чем ты, — говорит он, стараясь унять дрожь в голосе. — Все ты понимаешь. Тысячу раз говорил не держать меня за идиота. Никогда не слушаешь. После всего, что я для тебя... Так со мной поступаешь! Вадим нависает над ним. Бежать решительно некуда. И Сережа делает единственное, что может сделать в такой ситуации: опускается на колени и открывает рот пошире, вываливая язык. Вадим смеется. — Думаешь, сможешь его заменить? Ты, общественная шлюха? Ну, давай попробуем. Вадим поднимает его за цепь от ошейника и толкает на пол. Приспускает штаны, пристраивается сзади и, намотав волосы на кулак, нещадно дерет. Сережа еле выдерживает напор. С целыми коленями можно попрощаться. — Нет, совсем не то, — нарочито тяжко вздыхает Вадим, кончив. Отпускает Сережу. Он оседает на пол, радуясь, что все позади. — Думаю сменить систему поощрений. Твоя дырка, кажется, способна теперь вдохновить только калечного волка. — Вадим наваливается сверху и приближает пасть к Сережиному уху. — Запомни, если он придет за тобой, продам, как обещал. Но в таком состоянии, что ему даже смотреть на тебя расхочется. На следующий день сторожа выводят его из комнаты, в которой он провел несколько последних лет, и ведут в часть здания, где он ни разу не был. Сережа успевает сорвать с шеи кулон и зажать в кулаке. Он собирается драться за жизнь. — Твое место, — объявляет сторож. Явно из новеньких, Сережа не видел того раньше. «Местом» оказывается матрас на полу круглого помещения, у которого вместо стен — толстые металлические решетки. А за решетками — бойцы Вадима, каждый в своей камере. Все девять — хотя нет, восемь, без Олега всего восемь, — смотрят на него: кто из глубины, а кто у самой решетки. Сережа старается не показывать испуга, но по спине пробегает холодок, заставляя поджать хвост. Ему на шее застегивают ошейник. Настоящий, несъемный. Цепь прикручена к бетонному полу. — Слушайте сюда, — говорит бойцам второй сторож, — теперь лис в общем доступе. — Из клеток присвистывают, смеются и улюлюкают. — Выпускаем всех вместе сегодня в восемь. Кому не хватит — попроситесь потом отдельно. Устроите драку — пеняйте на себя. Смазка тут. Когда закончится, скажите. Все ясно? Ответом служит нестройный хор голосов. Сторожа удаляются прочь. Сережа садится на матрас, подтягивает к груди колени и заворачивается в простынь. Хочется спрятаться с головой: слишком много взглядов. — Без волка тяжко тебе придется, — подает голос Юра. — Готовь дырку, лисичка. Сережа смотрит на всех, ищет хоть один взгляд, за который можно зацепиться, не чувствуя себя куском мяса. Шура смотрит сочувственно. Встретившись с Сережей глазами, тот произносит: — Давайте будем разумны. Мы не должны… Убить. — Я лично собираюсь его покусать, — сообщает Марк. — Заебало нежничать. — Реально, Олег не разрешал даже за холку прихватить! — поддакивает Косой. Тишина наполняется обещаниями, угрозами и жалобами. Сережу трясет. От страха он не чувствует собственного хвоста. Пытается сосредоточиться на ощущении врезающегося в ладонь кулона. Олег придет. Они поплатятся. Надо потерпеть, надо выжить. Нужно сказать что-то вроде: «Спокойно, мальчики, на всех хватит», подмигнуть, вставить в себя пару пальцев напоказ — пускай подрочат, потом будут меньше ебать… Но конечности скованы страхом, в горле ком, не позволяющий и слова из себя выдавить. — Тихо, — рычит Мердок, перекрывая галдеж. Все тут же замолкают. — Лучше начать прямо сейчас. Потом точно передеремся. Давай, лисичка, подходи к решетке. Сережа подчиняется, помня, что Олег придет. Дни складываются в недели. Иерархия в этом месте странная, но железная. И он — в самом низу. Из хвоста лезет шерсть, с головы — волосы. На теле не остается чистого участка кожи. Недели становятся месяцами. Сережа постепенно превращается в безвольную куклу. Ему все равно, что делают с его телом. От зачина драки, в которой ему в запале вспорют брюхо, останавливает лишь мысль, что Олег придет. Обязательно придет. Месяца постепенно складываются в год. Когда Сережу водят мыться, временами он не узнает себя в зеркале. Иногда совсем забывает, кто он такой. Иногда не помнит, кто такой Олег. Только сжимает в кулаке спрятанный в матрасе кулон и помнит, что Олег придет. Когда второй год подходит к концу, Сережа начинает думать: Олег про него забыл. А может, Олег умер. Или умер он сам и теперь останется в этом аду навечно. Он затачивает край кулона о бетонный пол, пока все спят. Или притворяются. Только Шура смотрит из глубины камеры горящими в темноте глазами, но ничего не говорит. Металл холодит запястье. Всего одно усилие, и все закончится. Только вот… Вот бы еще разок взглянуть на небо. Вот бы воткнуть заостренный кулон Вадиму в глаз. Или Грому. Или любому в этой камере. Или — вот бы еще хоть раз почувствовать на плечах крепкие волчьи ладони. Сережа прячет кулон в матрас. Еще день. Всего один день. Дни складываются в недели. Когда Сережу выволакивают за пределы базы и бросают на землю, он дезориентирован настолько, что думает: вот она — смерть. Все вокруг настолько яркое, что получается только щуриться. Звуков много, хочется закрыть уши руками. Вместо этого Сережа переворачивается на спину и смотрит, смотрит, смотрит вверх. Небо. Наконец он видит небо. — Боже, — сипит чей-то голос. — Что же они с тобой сделали?.. Его подхватывают на руки, поднимают, прижимают. Знакомый запах бьет в ноздри, в горле встает ком. — Олег. — Прости, прости меня, — в глазах Олега столько боли и неподдельного ужаса, что часть накрывает и Сережу. Неужели он настолько плох? — Я не думал, что выйдет так долго. Я был на войне, был в плену… — Ты пришел, — Сережа улыбается. — Я перестал ждать. Но ты пришел, Олег. Пришел. — У нас получилось. Больше не оставлю. Что хочешь сделаю, обещаю, — по щекам Олега текут слезы. «Они ответят за то, что сделали с тобой и со мной», — думает Сережа. И на этот раз точно знает — существующему порядку вещей придет конец. Он сожжет все дотла.