***
Миша раньше не понимал людей, которые говорили про уют и тепло дома. Про то, что по этому всему можно соскучиться, если постоянно мотаться по гастролям. Не понимал. А начал, не когда у него появился дом или хотя бы та же квартира, а когда появился Лёша. А появился он очень неожиданно. Просто притопал однажды в студию, весь раскрасневшийся и улыбающийся. И вдруг окружил теплом и заботой всех. Меняя атмосферу в коллективе своим ненавязчивым присутствием кардинально, слишком резко и до неузнаваемости. Просто оказываясь постоянно рядом в самые нужные моменты. Помогая кажется не только разобраться с техникой на саундчеке, но и с чувствами внутри самой группы. Распутывая этот непросто клубок людских эмоций, так же легко, как и провода на очередной точке, перед концертом. С приходом Лёши при малейшей ссоре на горизонте больше не появлялся, справедливо убивающий, всех подряд Горшенев. Успевал быстрее, сам Лёша — весёлый, понимающий, с термосом какао и булочкой для каждой из сторон конфликта. Да и в принципе, с его приходом конфликты возникали реже, а какао укоренилось в меню на ровне с алкоголем. С приходом Лёши стало лучше, а Миша… Умудрился влюбиться, поотрицать это, а потом, окончательно растаяв в объятиях Лёши, в один момент и зажать бедного техника, после концерта, страстно поцеловав. Ему ответили. А на следующее утро ещё и признались в любви. И вот тогда-то он смог, то странное и непонятное доселе — обрести дом. Дом в который всегда хотелось возвращаться и по уюту, которого он всегда скучал. И Мишу вполне устроило то, что его персональный «дом» просто близкий человек и его тепло под боком в вечных, поездах, автобусах и самолётах. Так ведь даже лучше, с их, с «домом» образом жизни, когда этот «дом» и его уют можно с собой куда хочешь везти. Миша думает, что лучше, а Лёша вроде не против, хоть и не знает про то, что он «дом». Богданов просто как-то понимает Мишу без слов и готов быть рядом всегда. Он даже сейчас рядом, улыбается, уложив голову Фомину на плечо и пытаясь хоть немного вздремнуть, после вчерашней бессонной ночи и выматывающего концерта. Миша осторожно придвигается ближе, разрешая тем самым устроится удобней и тоже улыбается, совсем глупо, влюблённо и счастливо. — Поспишь? — Вопрос звучит совсем тихо, в автобусе шум, но Миша знает — Лёша услышит его. И ответит, если надо. — Попытаюсь… — Отвечает смотря на Мишу с плеча. — Но наши орут, так что видимо не судьба. — Судьба, не судьба… Давай наушники дам? В них получше будет, а? Лёша лишь слегка мотает головой, но Миша чувствует это покачивание у себя на плече. Он вздыхает и прижимается ближе. Спорить или говорить что-то ещё не хочется и Миша просто обнимает Лёшку, рукой отодвигая его дреды, что бы не лезли в лицо, пока их обладатель что-то возмущённо фырчит на плече… — Не фырчи, мой ёжик. Спи лучше, Лёш. Всю ночь ведь гуляли... А эти дурни продолжают. — Деланно осуждающе — Миша сам бы рад присоединиться, но Лёшин сон для него в сто раз важнее, так что он сидит и ждёт пока тот заснёт. — Ой, ладно тебе. Прям дурни. Вчера всех отмечать тур, — Тут он делает паузу, вновь фыркая. — потащил какой дурень, напомни? Кажется ты, Миш. — Это было вчера. — Улыбается. Он очень любит их шуточные ссоры, которые никогда не перерастут в серьёзные. — А сейчас я уже совсем другой человек и очень недоволен этими дурнями... Они тебе спать мешают. Серьёзно завершает Миша и стискивает Богданова в объятиях ещё больше. Тот вновь начинает пыхтеть «ёжиком», а Миша, тоже вновь, начинает ощущать себя самым счастливым человеком. Самым счастливым. Ведь где-то рядом в автобусе шумят подвыпившие «дурни», отмечая первый концерт тура. А где-то ещё ближе ругается его личный «дом», рассказывая Мише, как же неудобно сидеть в обнимку, на сиденьях. Ругается, но совсем не пытается отстраниться.***