Сросшиеся ветви

Череда разноцветных одноэтажных домиков на окраине Картахены была любимым развлечением Умбры на пути в их съёмную квартиру. – Один жёлтый, – начал Бруно. – Один голубой, – охотно подхватила девочка, выбрав цвет. – Два жёлтых. – Два… нет, три голубых! – Три жёлтых. – Четыре голубых… Ма-ам, а не пора идти за фоточками? Мирабель сверилась с телефоном: – Пока сообщения от них не было, но, надеюсь, вечером напечатают. – Очень-очень жду, – довольно прищурилась дочка, – Хоть бы они печатали, а не дрыхли на сиесте как тётя Ирен после тусовки. Правда… – Умбра призадумалась, – Она вроде бы расстроена. – Снова звонил отец, должно быть, – обменявшись взглядами с мужем, сделала вывод Мирабель. – Это какой-то порочный круг. Он не отстанет, пока Ирен не будет учиться как следует, а она филонит ему назло, – покачал головой Бруно. – И тень у неё комочками, словно каша, – с грустью произнесла Умбра. – А когда напьётся? – поинтересовалась студентка. – Как если бы… перемешали, но комочки всё равно остаются, – ответила ей дочь. *** В отличие от остальных Мадригалей, получивших свои дары в возрасте пяти лет, и Мирабель, ставшей хозяйкой Вишнёвой тени в шестнадцать, Умбра, судя по всему, уже родилась с даром. И кое с чем ещё. – Она здорова за исключением левого глаза, – вынес вердикт врач-педиатр, когда ему впервые показали спелёнатый комочек, ещё даже не получивший имя, – У неё аниридия. На одном глазу полностью отсутствует радужка. Это неизлечимо. Далее следовал список пожизненных радостей: светобоязнь, потеря зрения, дорогие линзы, принудительное снижение физической активности в детстве во избежание травм. Доктор зачитал вердикт и оставил молодых родителей самих справляться с этим фактом. – Имя, – первой заговорила Мирабель. Бруно даже вздрогнул. Взгляд его жены был спокоен. – Ты права, – он ободряюще улыбнулся в ответ. Казалось, их дочь оценили словно кусок мяса, поставив надлежащую печать. Когда-то давно, ещё в Энканто, они договорились, что будут любить своих детей даже если те родятся с особенностями. Аниридия не была вызвана инцестом, но клятва всё же осталась. – У неё такой же сладкий носик, как у бабушки Джульетты, – проворковала Мирабель, склоняясь над малышкой. – Может, Джуна или вроде того? – предложил вариант предсказатель. Весь последний месяц беременности они пытались придумать подходящее имя, но ни одно не находило в душе нужного отклика. Тень стала гуще: любопытство выманило наружу тёмный дар жены. И именно сейчас малышка открыла глазки, приноровилась, и тут буквально цапнула кусочек Вишнёвой тени, приложив его к левому глазу. Оба родителя прямо-таки окаменели. Клочок мрака легко впитался, и девочка с интересом уставилась на них и упреждающе запищала: спецоперация истощила её личные запасы молока в желудке. – Весьма… Нестандартное имя, – заметил тот же доктор неделю спустя, – Не в честь краски, надеюсь? – Латынь, – Мирабель с некоторым негодованием укачивала хнычущего ребёнка, которому вдоволь насветили в глаза фонариком, – Тени хорошо легли. – Много что хорошо легло. Я... Точно не знаю, как это произошло, но её глаз функционирует нормально. Только, конечно, не забывайте о регулярной проверке зрения. А ещё я выпишу капли. – Пусть капает их себе, – шепнула дочери Мирабель, выходя прочь и комкая рецепт, – Дорогой, выкинь в урну, она чуток поближе к тебе… Спасибо. – Что-то подсказывает мне, – Бруно бережно коснулся лба малышки, которая в тот момент уже начала задрёмывать, – Что у нас появилась маленькая заклинательница теней. – Умбра Мадригаль с даром теневой магии. – Ты хотела сказать, – шепнул ей муж, – Умбра Мадригаль-Мадригаль? – Да, – Мирабель потёрлась лбом об его лоб, – Умбра Мадригаль-Мадригаль. *** Ныне двойной концентрат что магии, что генов Мадригалей покинул плечи отца, подбегая к двухэтажному, увитому плющом зданию, которое когда-то было голубым, но теперь выцвело почти до белого под жаркими колумбийским солнцем: – Бабушки Эдны нет дома, идёмте скорее спасать Ирен от похмелья! – Потом пойдёшь со мной торговать? – предложил Бруно, отыскивая ключи в кармане джинсов. – Да! Сделаем двойную выручку! – даже прищёлкнула пальцами дочь, – Завалим мамину баночку с деньгами на учёбу по самое горлышко! – Тоже хочу с вами, – не без сожаления протянула Мирабель, – Но мне надо написать уже это эссе по «Красной книге». – Ты справишься. Как говорит молодёжь, вы с Юнгом на одной волне. К тому же, – подмигнул жене предсказатель, – Если я возьму тебя с собой, туристы будут смотреть не на мою керамику, а на красивейшую из женщин. – Вывернулся, глядите-ка! – обладательница тёмного дара чмокнула его в щёку, заходя следом за Умброй, – Ирен, мы вернулись. Ты жива? – Вроде, – в гостиной показалась сначала татуированная рука, затем и белая, словно снег, голова с ассиметричной стрижкой: короткими волосами с правого бока и длинными, ниже лопаток, с левой. Голубые, как у хаски, глаза француженки выгодно оттенял размазавшийся от подушки макияж. Бруно в который раз поразился её росту: выше их обоих почти на голову, с длинными руками и ногами, навевающими мысли о какой-то газели. – Ты будто пережила зомби-Апокалипсис, – сочувственно протянула Мирабель, помогая ей добраться до стула на кухне. – Хуже, подруга: я пережила четыре «Лонг-айленда», а перед этим – лекцию от своего драгоценного папаши, – буквально обрушилась на стул француженка. – Аспиринку выпила? – заботливо поинтересовалась Умбра. – Да, моя эмэндемсинка, спасибо большое, помогло, – француженка усадила девочку себе на колени, зарываясь носом в кудри. Мирабель улыбнулась, услышав это нежное имя. *** Ирен была одной из немногих, кто знал, что Умбра – дитя кровосмешения. Как ни странно, выяснить правду помог тот же самый пресловутый «Лонг-айленд» года три назад, когда француженку прорвало на признание в любви и она брякнула «Боже, да вы просто идеальная пара, даже похожи как родственники!». Поскольку в ответ раздалось интригующее молчание, Ирен волевым усилием заставила опьянение отодвинуться от спутавшегося сознания: – Се… Секундочку. Реально? – Он мой дядя. Брат матери, – решила довериться подруге Мирабель. – Ох же ж, – француженка потёрла виски, а затем усмехнулась, – В моей стране говорят, что любовь – это женщина, а как известно, женщина добивается, чего хочет. А это, выходит… – Ирен указала себе за спину, туда, где без задних ног спала двухлетняя Умбра, – M&Ms?.. Ну конфетки такие, на пачке две «М»… Не тупите, я пошутить пытаюсь… Приём, почему я, пьяная, соображаю лучше, чем вы трезвые? – А что ты скажешь, – спросил Бруно, когда они с женой нашли утешение в сдавленном истерическом смехе, – Если мы поведаем тебе то, что владеем магией? – Вот прямо реальной магией? – для порядка уточнила Ирен, болтая по стакану шипучую таблетку аспирина. – Ага, – с интересом кивнула ей Мирабель. – М-м, – подруга постучала ногтем по верхнему клыку, как всегда делала при раздумьях. Видимо, в ней отзывалась детская привычка грызть ногти, – После восхищённого матюга заявлю, что вы самые крутые люди из всех, кого я знаю… Но для начала расскажите, как вы вообще решились на такое! На такое, – она показала на собеседников ладонями, – И такое, – француженка кивнула в сторону колыбельки. *** Той ночью они не спали почти до самого утра, а когда закончили рассказ, стало ясно одно: отныне у них в городе было на одного верного друга больше, хотя пальма первенства всё же принадлежала другому человеку: Эдне Санчос, или просто Эдне, которая изволила вернуться домой именно в тот момент, когда Ирен подвоскресла от похмелья до «пожрать бы». – Бабушка Эдна! – Умбра охотно бросилась навстречу афроамериканке с пучком дредов, перехваченных лентой на затылке, – Помочь? – Посторонись, mi preciosa, – Бруно опередил девочку, сам перехватывая тяжёлый пакет, – Эдна, ну в самом деле, я же на машине, зачем таскала? – Нормально, я ещё сильная, – женщина семидесяти пяти лет от роду облокотилась на дверной косяк, чтобы отдышаться, – Все дома, как я вовремя. – И я тут, – крикнула ей Ирен, но тут же ойкнула, схватившись за голову, – Чёрт бы побрал это похмелье! – И ты тут, бестолочь, – едва ли не с нежностью проворчала хозяйка дома, – Мирабель, как зачёт, моя умничка? – Всё сдала! – носительница тёмного дара с радостью обняла пожилую женщину. – Я знала, что ты справишься, – Эдна с гордостью поцеловала свою квартирантку в висок, – Это надо отметить! Сейчас как наготовлю! Поможешь мне? Ирен, это и тебя касается. – Я в прошлый раз заляпала заварным кремом всю кухню, – как бы невзначай напомнила француженка. – Я пополнила список блендером, – Эдна кивнула в сторону холодильника, где среди рисунков Бруно и Умбры висел листок бумаги, заголовок на котором гласил: «Не давать Ирен ни в коем случае». – Тогда ладно, – студентка по обмену сладко потянулась, – Но за последствия я не отвечаю. – Это как всегда… Бруно, поешь нормально, потом пойдёшь торговать. Итак душа неизвестно на чём держится. – Хорошо, хорошо, – поняв, что его не отпустят, предсказатель заглянул на второй этаж, туда, где он с Мирабель и Умброй снимали комнату, и вернулся назад без пончо, в чёрной майке и джинсах. – Секси, – не удержавшись, прокомментировала Ирен, которой доверили почистить овощи. – Ещё не всё, – подыграл Бруно, завязывая волосы в хвост. – Зоны для поцелуев! – моментально отреагировала Мирабель, касаясь губами седых треугольников по обе стороны висков мужа. – Номер снимите, – хихикнула француженка. – Завидуй молча, – защекотала её носительница тёмного дара. – Так, трещотки! – шлёпнула их полотенцем Эдна, – А ну быстро готовить, не то наши добытчики не успеют продать достаточно сувениров для туристов! – Будет сделано, коммандер! – гаркнула в тон хозяйке Ирен, не заметив, что Мирабель попала в силок воспоминаний. Последний раз «трещоткой» её называла Джульетта Мадригаль.