Неистовые желания

Самыми неистовыми желаниями всех живых существ являются похоть и голод; первое — извечный призыв к продолжению своего рода, второе — к сохранению самих себя. Джозеф Аддисон

      Уилл знал, что это приглашение на ужин было далеко не просто «приглашением на ужин» задолго до того, как переступил порог дома Ганнибала. В конце их сеанса Ганнибал произнёс: «Пожалуйста, позволь мне приготовить для тебя» и, добавив «Дорогой Уилл», дотронулся до его предплечья.       У Ганнибала шершавые ладони. За долгие годы работы хирургом они покрылись крохотными шрамами от медицинской униформы и латексных перчаток; от многих лет готовки на кухне. Грубые, сильные, надёжные. Уиллу хотелось безопасности, которую обещали эти руки. И не только безопасности. В них ощущались та же уверенность и знание дела, знакомые Уиллу по собственному опыту ремонта лодочных двигателей, изготовления рыболовных приманок или погружения в разум убийцы на месте преступления. Это отличалось от всего, что он обычно ассоциировал с более личным или сексуальным переживанием. Не как когда его эмпатия оборачивалась против него, и собственные чувства и тревоги выплёскивались на партнёра.       Когда Уилл просто вытаращился на него, как идиот, пальцы того скользнули по тыльной стороне его запястья и кисти, а затем выражение лица Ганнибала стало полностью нечитаемым, и он снова откинулся на спинку кресла.       — Ах, — произнёс он. — Я должен извиниться, Уилл. Боюсь, я воспринял это…       — Нет! — выпалил Уилл, хватая Ганнибала за рукав. — В смысле да. Я… Сегодня?       На лице Ганнибала не мелькнуло и тени улыбки, но выглядел он очень довольным.       — Завтра. У тебя лекции, и мне не пришлось бы просить тебя провести столько времени за рулём. Скажем, в восемь вечера?       Уилл отлично понимал, что это плохая идея. И понимал, что и Ганнибал понимает, насколько это плохая идея. Но на следующий день, закончив свои лекции, он надел галстук и во второй раз за два дня поехал в Балтимор. А потом с юга налетела мощная метель, застав всех врасплох. Если бы после занятий Уилл поехал прямо домой, или если бы метель началась на несколько часов позже, он мог бы вернуться в Вульф Трап без происшествий, но этого не случилось. И теперь Уилл сидел в столовой Ганнибала, ощущая себя потным, одетым совсем не к месту и слегка загнанным в угол. Он погладил рубашку утром, но за целый день в Академии она каким-то образом измялась до невозможного. Пиджак был дешёвым и уже изрядно поношенным, и Уиллу казалось, что галстук вот-вот его задушит. Он прекрасно сознавал, что у него семь собак, и все они линяют и пахнут.       Но ничего из этого, похоже, не беспокоило Ганнибала, накрывшего стол так, словно ожидал появления английской королевы. Уилл даже не был уверен, что смог бы повторить названия блюд, которые они ели. Несмотря на весь свой дискомфорт и не покидающее чувство того, что он слишком груб, слишком беден, слишком нестабилен, чтобы находиться в компании Ганнибала, тот смотрел на него с нежностью и явным ободрением.       — Ты пытаешься меня откормить, — с лёгкой укоризной заметил Уилл.       Закончив жевать, Ганнибал аккуратно отрезал ещё кусочек, накалывая мясо на вилку.       — Вовсе нет, — ответил он. — Ты восхитителен таким, какой есть.       Уилл оторвал взгляд от своей тарелки и устремил его ко рту Ганнибала. ему нравился рот Ганнибала. Нравились его кривые зубы. Было в нём нечто, действующее на Уилла успокаивающе. Интонации Ганнибала скрывались его акцентом, а выражение лица чаще оставалось сдержанным на эмоции и закрытым. С Ганнибалом Уиллу приходилось смотреть. Смотреть очень внимательно, стараясь уловить малейшие изменения микромимики. Ганнибал никогда не настаивал на зрительном контакте, но Уиллу хватало его зубов, языка и губ, неизменно приковывающих к себе его взгляд.       Он почувствовал, что краснеет, и ему пришлось мысленно напомнить себе, что он взрослый мужик, а не девочка-подросток на своём первом свидании. Несмотря на всё благородство Ганнибала, Уилл ясно осознавал, чем закончится этот вечер, когда принимал приглашение. Он здесь вовсе не для того, чтобы они невинно подержались за ручки.       Странно, наверное, что у Ганнибала с Аланой однажды чуть не завязалась интрижка. Уиллу кажется, что это, наверное, должно быть странно. Это странно.       — Это ведь странно? — жалобно спросил он, стараясь не хвататься за столовые приборы, будто никогда раньше не видел вилки.       Уголок рта Ганнибала приподнялся.       — Боюсь, тебе придётся уточнить, — бокал вина скрыл его едва заметную улыбку, когда он, вдохнув букет, изыскано его пригубил.       — Ты, я, Алана, Джек… — беспомощно развёл руками Уилл. — Друзья, коллеги, пациенты, подчинённые. Я просто… Тебе всё это разве не кажется несколько кровосмесительным?       Ганнибал пожал плечами.       — Возможно. Но когда наш круг общения ограничен, мы находим компанию там, где можем.       Уилл потрудился навести справки о Ганнибале. Светский лев, меценат, выдающийся психиатр, имеющий публикации сразу в двух областях, доктор медицины, художник. Завидный холостяк. Возможно, завести отношения Ганнибалу мешала его собственная неспособность прекратить заглядывать в чужие умы. Периодически ходили слухи о разных женщинах в его окружении, но ни одна из них не продержалась долго, а Ганнибал предпочитал никак это не афишировать.       — Твой круг общения не больно-то ограничен.       Какое-то время Ганнибал просто наблюдал за тем, как Уилл ест.       — Неограничен, — подтвердил он. — Знакомых у меня много, — остальное он оставил невысказанным, позволяя Уиллу самому прочесть всё между строк, или же не делать этого, давая ему выбор. Уилл множество раз задавался вопросом, действительно ли Ганнибал считал их друзьями. Он намекал на это неоднократно, и Уиллу стало любопытно, одинок ли Ганнибал в своём прекрасном доме, где нет никого, кроме его собственной тени.       — Ганнибал, — начал он, пытаясь подобрать нужные слова. Или вообще хоть какие-то слова.       Он уже готов был отложить вилку и предложить перейти прямо к делу, но Ганнибал, как это неизбежно происходило и со всеми остальными, потихоньку открывался ему, слой за слоем. Он мог бы попросить Ганнибала забыть об ужине, чтобы они могли перейти к траху, и Ганнибал, вероятно, согласился бы, ведь Уилл ему нравится. Но ужин был важен для Ганнибала. Он продумал всё до мелочей, подготовил для себя сцену, выбрал вино, и само действо готовки, а потом и кормления Уилла доставляло ему удовольствие. Так что Уилл озвучил всё, что было у него на уме, лишь когда все тарелки были аккуратно сложены возле раковины, а Ганнибал схватил Уилла за ремень, крепко удерживая его бёдра на месте и не давая возможности сбежать. Другой рукой Ганнибал нежно, даже осторожно обхватил его горло, и, сглотнув, Уилл почувствовал лёгкое давление на кадык.       — Я подумывал об этом, — признался Ганнибал в неподвижный воздух между ними. Он провёл губами по челюсти Уилла, и тот вздрогнул, пойманный между его руками. — Посуда подождёт. Позволь мне отвести тебя в постель, — когда он отступил, отпуская, Уилл почувствовал, будто вместе с ним теряет опору, и неосознанно качнулся к Ганнибалу.       Ганнибал не оглядываясь поднялся по лестнице в спальню, и Уилл, следуя за ним, был ему за это благодарен. За оставленный шанс исчезнуть в любой момент. Он чувствовал себя таким же материальным, как любая из теней, в которые он ступал: достаточно реальным, но неосязаемым.       В комнате Ганнибала было жарко настолько, что это вызывало дискомфорт. Окна закрывали тяжёлые шторы, и Уилл слышал, как в стенах гудит отопление. В спальне имелся отдельный регулятор температуры. Даже пол здесь был тёплым.       — Не люблю холод, особенно когда сплю, — признался Ганнибал, нажимая на кнопки терморегулятора, пока гул не затих.       Уиллу никогда не нравилось препарировать разумы окружавших его людей, но, судя по уловленным обрывкам информации, в постели Ганнибала таились кошмары. Что бы ни было не так с Ганнибалом, ему с поразительным мастерством удавалось удерживать это глубоко в себе, но Уилл уже начал видеть трещины. Знание того, что внутри Ганнибал был таким же надломленным, как и все остальные, почти успокаивало. Вместо того чтобы заговорить о собственных кошмарах на пропитанных потом простынях, Уилл набрался храбрости и провёл руками по отворотам пиджака Ганнибала.       — Холодно нам не будет, — пообещал он. У него не хватило духу сделать последний шаг, но он выпрямил спину, так что теперь они с Ганнибалом были почти одного роста, и поднял голову именно в ту секунду, когда Ганнибал наклонился к нему и поцеловал его.       — Разденься, — велел Ганнибал. — Пока я не сотворил с этим ужасным галстуком что-нибудь непоправимое.       Прыснув от смеха, Уилл стал раздеваться, наблюдая, как Ганнибал расстилает постель и кладёт поверх простыней полотенца. Ганнибал сбрасывал одежду на ходу — пиджак с жилетом аккуратно легли на скамейку в изножье кровати, а галстук был небрежно брошен на белоснежное одеяло. Тёмно-красный шёлк казался кровавой рекой, казался провозглашённым обещанием, от которого Уилл не смел оторвать глаз. Собственную одежду он снимал на автомате: за пиджаком последовал ужасный галстук, рубашка, ботинки и носки — пока Ганнибал не остановил его.       На мгновение мелькнула мысль, что Ганнибал собирается сказать что-то, но тот просто разделся догола. Под этими костюмами скрывались мускулы. А ещё седеющие волосы на груди, синие тоннели вен, ухоженные волосы на лобке и уже наполовину вставший член. Ганнибал повернулся бросить рубашку в корзину для белья, и Уилл стиснул зубы, стараясь не вскрикнуть от ужаса.       Большинство тел, когда-либо виденных Уиллом, давным-давно остыли, и ни одна из полученных ими ран никогда не заживёт. Шрамы Ганнибала были застарелыми, белыми на фоне его более тёмной кожи. Он вырос с ними. Спина его была испещрена следами от хлыстов и ремней, а на плечах и предплечьях виднелись шрамы, явно полученные в попытке защитить голову. Уилл не сталкивался со свидетельствами подобного систематического издевательства над живым телом с тех пор, как оставил работу в полиции.       Ганнибал позволил Уиллу увидеть себя и прочесть прошлое, вытравленное на его коже. Ганнибал рос сиротой в богом забытом месте где-то в Прибалтике, что означало типичный советский детдом шестидесятых-семидесятых.       Любые сочувствие и жалость, которые мог бы испытывать Уилл, моментально испарились, стоило Ганнибалу обернуться и встретиться с ним взглядом. Все слова Уилла словно застряли у него в горле, а сердце, казалось, замерло в груди, прежде чем бешено заколотилось вновь.       — То, что я хочу сделать с тобой, — пробормотал Ганнибал. На лице его застыло голодное выражение, а глаза казались красно-коричневыми, цвета запёкшейся крови, и за ними ничего не было.       Разве большинство людей не становятся психиатрами, просто чтобы понять, что с ними не так?       Уилл не мог пошевелиться. Не мог шагнуть навстречу. Не мог сбежать. Он стоял замерши, пока Ганнибал крался к нему, словно хищник, а затем стянул с себя рубашку. Она зацепилась за очки, и он неловко снял их, оправа загремела по ночному столику. Уилл слышал собственное дыхание, оглушающее в тишине комнаты, тревожное стаккато своего сердца, но ему хотелось этого. Как бы это ни пугало его, Уиллу хотелось всего, что Ганнибал мог ему дать.       Рука Ганнибала вцепилась в волосы Уилла, заставляя откинуть голову и открыть горло его зубам, и прежде чем толкнуть Уилла на кровать, он оставил на нём несколько горящих кровью отметин. Уилл вскарабкался по матрасу к изголовью, но Ганнибал рывком притянул его обратно, стаскивая с него брюки вместе с боксерами. Протянув руку, он скользнул пальцами по изувеченной спине Ганнибала, и тот наотмашь ударил его по нежной внутренней стороне бедра с такой силой, что покраснела кожа.       Желания Ганнибала раскрылись перед Уиллом как на ладони. Вовсе не боли и страха хотел он от Уилла. Они шли в довесок. Единственным, что явственно видел сейчас Уилл в Ганнибале, было желание безграничного контроля. Единственным и всепоглощающим. Он хотел от него покорности и смирения, а если этому не суждено было случиться, то полного порабощения.       Уилл раздвинул ноги, чтобы Ганнибал смог встать между ними на колени, и тот одарил его улыбкой, наполненной удовольствием и острыми зубами.       — О, Уильям, — с восторгом выдохнул он.       Волосы упали Ганнибалу на глаза, когда он провёл языком по головке члена Уилла, а пальцы болезненно впились в кожу его бёдер, раздвигая их шире. Уилл невольно вздрогнул, почувствовав, как Ганнибал надавливает на его анус подушечкой большого пальца, и вцепился в полотенце под собой, лишь бы не сделать то же самое с волосами Ганнибала.       Выпустив член Уилла изо рта, Ганнибал навис над ним, открывая ящик ночного столика и запуская внутрь руку. Проблески понимания позволили Уиллу мельком взглянуть на жизнь Ганнибала: тот не держал дома ни игрушек, ни каких-либо других интимных принадлежностей. Партнёры появлялись в его постели нечасто, и Ганнибал получал наслаждение не прибегая к использованию вспомогательных сексуальных средств. Бутылочка со смазкой в ящике была почти полной. И никаких презервативов.       У Уилла была возможность сказать на это «нет». По логике вещей ему, наверное, стоило бы сказать «нет». Ганнибал без предупреждения протолкнул в него два пальца, и Уилл застонал, инстинктивно пытаясь отпрянуть. Тело поддалось, и он содрогнулся под Ганнибалом, чувствуя себя выпотрошенным и освежёванным. А затем Ганнибал сложил его пополам, зубами впиваясь в горло Уилла и членом врываясь в него.       Он был большим, широким до боли, и Уилл вскрикнул. Ганнибал был достаточно близко, чтобы поцеловать его, но не стал, вместо этого с жадностью наблюдая за сменявшимися на лице Уилла эмоциями. Прежде, трахаясь с кем-то, Уилл изо всех сил старался избегать зрительного контакта, но теперь, когда член Ганнибала яростно прокладывал себе путь внутри него, с Уилла будто содрали кожу, и он не мог закрыть глаза. Под костюмами и вежливостью скрывалось чудовище, сотканное из жестокости и голода, рождённое в холоде, и его сдерживали только стиснутые зубы Ганнибала и непоколебимость его контроля. Уилл упёрся в массивное деревянное изголовье и позволил Ганнибалу взять его. С его смирением яркими всполохами в темноте на коже расцветали новые кровавые отметины.       Оргазм обрушился на него неожиданно и потряс настолько, что он продолжил извиваться на члене Ганнибала. Обессиленное тело не слушалось и содрогалось. Ганнибал всем весом пригвоздил его к кровати: бёдра Уилла оказались прижаты к его бёдрам, а колени легли Ганнибалу на плечи, так что у Уилла больше не осталось возможностей препятствовать этому.       — Ты можешь сопротивляться мне, если хочешь, — сказал Ганнибал.       И Уилл, несмотря на всё своё прежнее согласие, действительно начал сопротивляться. Не сделать этого было невозможно, когда хватка Ганнибала сомкнулась на его горле, и перед глазами у Уилла всё поплыло. Он безрезультатно пытался вырваться, оттолкнуть от себя Ганнибала, глаза беспомощно слезились, слезы стекали по вискам, как капли пота. Он изнывал от перевозбуждения, но как бы ни пытался отстраниться, Ганнибал держал его крепко.       Затем он наконец-то вновь смог дышать, но рука Ганнибала обхватила его член, заставив вздрогнуть.       — Пожалуйста, — услышал Уилл собственный вздох, — пожалуйста, — он не знал, хотелось ли ему, чтобы Ганнибал прекратил или нет. Это совершенно не имело значения, потому что Ганнибал не собирался останавливаться. Он тихо поцеловал Уилла, вбирая в себя его крики, и Уилл почувствовал, что его член начал снова медленно наливаться кровью. Он как по нотам разыграл удовольствие Уилла, теперь Ганнибалу не терпелось увидеть его снова, и поэтому обессиленное тело Уилла сдалось на его милость.       Уилл схватил Ганнибала за волосы, и Ганнибал кончил не издав ни звука, лишь впившись зубами в запястье Уилла, так что пошла кровь. Он вышел, заливая спермой бёдра Уилла, а потом взял в рот его член. Зубы слегка оцарапали тонкую, чувствительную кожу, и Ганнибал, закрыв глаза, вобрал его член до основания. Грубо и настойчиво. Избавившись от необходимости смотреть в глаза, Уилл упёрся пяткой в бок Ганнибала, тело выгнулось дугой от напряжения, и он кончил снова.       Он пришёл в себя, только когда Ганнибал принялся вытирать его одним из полотенец. Очень бережно. Даже нежно.       — Ты просто потрясающий, — сказал Ганнибал, и поцелуй, который он прижал к следу от укуса на запястье Уилла, обжёг его лишь слегка. Уилл провалился в сон раньше, чем успел сформулировать внятный ответ.       Он проснулся, содрогаясь от ужаса, когда за окном занимался рассвет.       — Тише, Уилл, — прошептал Ганнибал. Уилл медленно оглядел себя: он лежал в кровати Ганнибала, голый, а запястья были прижаты к матрасу.       Он уставился в потолок, тяжело дыша и надеясь, что сердце вскоре перестанет так колотиться. Сон уже безвозвратно ускользал от него. Он знал лишь, что в темноте таились тысячи призраков с тысячами голодных ртов, полных острых зубов, только и ждущих, чтобы его проглотить.       Ганнибал отпустил его запястья и убрал с лица слипшиеся от пота пряди. Свет из коридора косо падал на лицо Ганнибала, выхватывая из темноты острую скулу, отблеск одного глаза и белизну зубов. Он не выглядел усталым, он выглядел надёжным, внушающий полное доверие. Уилл позволил Ганнибалу успокоить себя, позволил ему крепко прижать его содрогавшиеся кости к груди и больше не отпускать.