И как только Хакон стал сентиментальным?

      Эйден сегодня наконец-то выспался, отдохнув в кровати целых четыре часа. Этот отдых смог восстановить его силы, а сам он теперь был способен, как казалось, на все. Но только не на драку с Вальцем. Этого он больше никогда не выдержит. И какое счастье, что и не придется, потому что Вальца больше нет.       Айтор провел разведку в разрушенном здании ВГМ и в одной из частей обнаружил кровавое зрелище, которое даже не описал, чтобы не тревожить и без того встревоженные нервы пилигрима.       Шел ли Айтор на поправку? Сложно сказать. Он все еще кажется умирающим, несмотря на то, что говорит, что ему гораздо лучше. Однако яд из его крови так и не вывели, и от постепенного заражения лейтенант страдает. Но молчит.       Эйден винит в этом себя. Вакцина, которая могла бы помочь, была у Вальца, а теперь Вальца нет, как и самого лекарства. Когда они с Хаконом взрывали здание, они все-таки не подумали о том, что Айтору необходима вакцина, и из-за этого ему приходится мучиться. И этого уже не исправить. К счастью, врачи все еще всеми силами помогают лейтенанту держаться на плаву, и какая-то надежда на лучшее есть, но этого мало. Этого, действительно, крайне недостаточно.       Вилледор уже надоел и глазам, и сердцу, и продолжать находиться здесь уже совершенно не было сил. Эйден хотел уйти. Навсегда. Теперь уже точно, поскольку искать здесь больше некого. Вальц мертв. Мии тут нет. Кому же мстить? Кого выслеживать? Уже никого. Ну, или по крайней мере, точно не в Вилледоре. Из этого города нужно уходить. Все тут провоняло смертью, которой пилигрим успел в полной мере «насладиться»…       Ему не больно и не стыдно прощаться с Айтором, и он не боится, что оставляет в руках лейтенанта ключ ВГМ, поскольку Вилледору сейчас он может очень пригодиться. Вдруг, у миротворцев и Базара все получится? Вдруг, в мире найдется хотя бы какой-то клочок, где все будет хотя бы нормально?       Айтор не произнес никакого упрека и, впрочем, осуждать явно не хотел, потому что все прекрасно понимал. Поэтому лишь пожелал удачи и сил, чтобы суметь добраться туда, куда нужно. Прощались ли они навсегда? Очень возможно. Однако и возможность их новой встречи все равно есть, и это радует. Мир ведь тесен, так?       После дружеского прощания Эйден направился к Барни, чтобы отблагодарить за все, что тот смог и осмелился сделать для него. Спасти от виселицы, обеспечить дальнейшую безопасность, доверять всю ценную информацию и поступать теперь даже по закону — все это многого стоит, и Барни в глазах Колдуэлла заметно вырос при особых, очень даже тяжелых обстоятельствах. Узнав о намерениях пилигрима, лидер Базара не сказал ничего против, зато откровенно выразился, что хотел бы видеть Эйдена в рядах своей армии. Колдуэлл же попросил его в случае смерти или же полного выздоровления Айтора сообщить ему об этом по рации, чтобы… просто знать, что случилось в итоге. Наверное, Эйден не хочет терять такого друга, как Айтор, но хочет, чтобы тот остался жив.       Барни предложил своему гостю выпить напоследок и намекнул, что Хакону тоже стоит прийти попрощаться. Эйден позвал его, потому что они уходят, действительно, вдвоем.       После прощания с главой Базара на душе у пилигрима стало вдруг как-то тоскливо. Словно, расставшись с Барни, он расстался сразу со всем Базаром, а значит, со всеми людьми. Будто он расстался… с человечеством. Однако это было не так, верно? Во время поисков Мии он ведь встретит еще много людей и, скорее всего, будет стремиться помочь им так же, как здесь, в Вилледоре. Это немного расслабляет. Но только совсем немного. — Слышал, что сегодня Айтор сказал по радио? — спросил повеселевший Хакон, видимо, радуясь, что совсем скоро покинет этот сраный город. Эйден отрицательно покачал головой. — Он объявил о том, что мы с тобой убили Вальца. Мог бы ты себе представить, малыш, что мы станем героями?       Тон у ночного бегуна казался задорным и насмешливым, и Колдуэлл слабо улыбнулся, собирая рюкзак. Ему, конечно, не нравились эти громкие слова по типу «герои», но слышать это от Хакона было по-настоящему забавно. Ну, какие из них герои?.. Что ж, видимо, какие-то. — Почему молчишь? — нахмурился кареглазый, уже собрав все вещи, и подошел к своему напарнику, словив его взгляд на себе. — Неужели решил никуда не уходить? Но, Эйден, мы же так хотели… — И мы уйдем, — уверенно кивнул пилигрим, подняв лицо к УФ-свету. Зрачки тут же сузились из-за дискомфорта, и Эйден зажмурился. — Я просто подготавливаю себя. — Хорошо, — недовольно прищурившись, ответил старший, словно вглядываясь в чужое лицо. — Все в порядке? Ответь мне. — Да, все нормально, — вздохнул Колдуэлл и захотел отойти, но его удержали за предплечье, явно не желая оставлять разговор незаконченным. — Все, правда, нормально, но просто… — Он склонил голову, смотря в пол. — Просто я в последнее время долго думаю о том, что там с Мией, где она, жива ли она, помнит и ищет ли она меня. Да и нужен ли я ей? Что произойдет, когда мы встретимся? Я же ведь магнит для неприятностей, помнишь?       Эйден не услышал ответ и нахмурился, почему-то подумав о том, что говорить обо всем этом не стоило, ведь это может показаться плохим поступком: везде таскать с собой Хакона только для того, чтобы найти Мию. Это ведь, как минимум, неблагодарно, так? Хакон заслуживает хорошего отношения к себе, заслуживает какой-то дружбы и самого банального общения, участники которого взаимно друг другу доверяют.       Но ночной бегун и не думал упрекать за что-то, а наоборот, даже обнял своего напарника, причем так нежно и мягко, что по коже Эйдена пробежались приятные мурашки. Стало вдруг тепло, хорошо и как-то даже легко на душе, и с сердца упал тяжелый груз в виде сомнений и душевных истязаний. Должно быть, это всего лишь минутное расслабление, но все же этим моментом нужно насладиться. — Ты — все еще брат для Мии, — успокаивал Хакон, плавно поглаживая чужую спину своей ладонью. — Уверен, ваше бездумное и чрезмерно рискованное стремление к воссоединению — это семейное.       Эйден тихо усмехнулся, прикрыв глаза, и осознал, как же ему нравится находиться в такой робкой близости с человеком, который прижимал еще ближе к себе. — Надеюсь, ты прав, — продолжая улыбаться, произнес пилигрим и отстранился, решив, что пора уходить, ведь уже светает. — Конечно, прав, а как иначе? — приподняв один уголок губ, пожал плечами старший и забросил на спину свой мешок, давая понять, что готов идти. — Выдвигаемся?       Пора.       Они вышли с Базара, прошли по уже родным улицам, добрались до границы Вилледора и вскоре пересекли эту границу, покинув город. Все позади. Теперь будущее виднеется там, за горизонтом…       Эйден не мог не думать, двигаясь по песчаной дороге куда-то вперед. Мысли о своей сестре больше не мучили его, однако и не выходили из головы. Вдруг, она тоже стала пилигримом? Тоже блуждает хер знает где? Тоже теряется? Тоже попадает во всякие неприятные ситуации? Что ж, в таком случае придется искать ее по всему миру. А по пути, кто же знает, может, Эйден и Хакон придут к океану и останутся там? Они и сами не знают. Просто идут. — Я знаю, что тогда, в лаборатории Вальца, ты не ответил на то, что я сказал, потому что был зол, — прервал все раздумья Хакон, так и заставляя обратить на него внимание. Эйден вопросительно вскинул брови. — Может быть, ответишь сейчас? — О чем ты? — Пилигрим, действительно, не понимает, потому что очень трудно, на самом деле, переключиться с одних мыслей на другие. — Я тогда сказал, что люблю тебя, помнишь? — без лишней неловкости, без растянутых и длинных речей, как это обычно бывало, спросил Хакон, и Эйден усмехнулся.       Сейчас не было совестно от того, что в тот день Колдуэлл никак не ответил на признание. Все это, по крайней мере, потому, что он был уверен, что обсуждать это было и не нужно. А ведь и правда — зачем? Разве не все кристально понятно?       Эйден убеждает себя в том, что запутался, но на самом же деле, он прекрасно знает, что происходит. Возможно, не хочет это принимать. Возможно, считает это неправильным. Возможно, этого нельзя допускать…       Однако он уже полностью во всем этом, поэтому даже на минуту забыть о признании Хакона он попросту не мог. — Да, помню, — твердо, как отрезал, ответил пилигрим, словно нисколько не сомневаясь в своем ответе. — И…? — с интересом протянул кареглазый, с нетерпением ожидая ответа. — Или ты до сих пор злишься? — Нет, не злюсь, — снова усмехнулся Эйден, ощущая, насколько же их нынешняя обстановка сейчас спокойная и неформальная. — Я просто думаю. — Об ответе? — нахмурил одну бровь Хакон, в какой уже раз вызывая слабую улыбку у своего напарника. — Не совсем. Я думаю о том, скольким людям ты признавался в любви.       Ночной бегун забавно фыркнул, поправив веревки своего мешка на плече. Должно быть, его, действительно, рассмешили эти размышления. — Одно дело — признаться человеку, а другое — рвануть с ним туда, где черти живут, оставив то место, в котором все, вроде как, становится хорошо, — ответил он все с той же усмешкой.       Эйден внезапно приостановился. Ему эти слова не показались задорными и веселыми, несмотря на то, что тон у Хакона был обычный, повседневный, так сказать. Однако разве всегда речь соответствует настроению? Тем более, у Хакона, который привык всю свою жизнь притворяться кем-то и лгать всем подряд.       Сейчас же карие глаза удивленно и с каким-то недопониманием взглянули в голубые. — Ты можешь вернуться, если хочешь продолжать жить в Вилледоре, — серьезно произнес Колдуэлл, стараясь понять, что же все-таки происходит в душе его приятеля. Есть ли там это влечение вернуться обратно? Туда, где он жил все время. Туда, где осталось практически все. — Еще чего, — хмыкнул старший, встав напротив пилигрима и слабо толкнув того в плечо. — Не неси чепуху и пошли дальше. — Я абсолютно серьезно, Хакон, — настойчиво нахмурился Эйден, разрушая неформальную обстановку своей речью. Хакон вздохнул, отведя взгляд. — Старый Вилледор — твой дом, который сейчас, действительно, может быть спасен. Всегда лучше возвращаться домой, чем уходить из него.       Ночной бегун с каким-то огорчением или, лучше сказать, разочарованием покачал головой в разные стороны и повернулся к приятелю спиной, слегка всплеснув руками, этим жестом показывая, что пока не знал, как ответить.       Он посмотрел вперед, в светлую, бесконечную и пустынную даль, которая сейчас могла бы показаться людям мрачной из-за пустоты, граничащей со смертью. Но было там, на горизонте, и что-то другое: что-то притягивающее, что-то родное, что-то свободное… Вот, к чему стремятся люди, чьи души и тела оказались слишком, чрезмерно измотаны всеми бедами нынешнего мира.       Рассвет. Все-таки с рассветом приходит жизнь, и сейчас в этом можно убедиться, чувствуя, что дальше будет проще и лучше. Алое небо, солнце на горизонте, теплый воздух — все это навевает намек на приятное будущее, которому точно суждено быть… — Мне, конечно, немного больно уходить, потому что здесь мои воспоминания, — начал Хакон, ощущая, как по спине проходит холодок от слова «больно». — Но зачем мне воспоминания, если я могу жить настоящим? — Ты сможешь устроить настоящее в Вилледоре, — все стоял на своем пилигрим, и даже создавалось ложное впечатление, что он специально хочет «повернуть» Хакона обратно, чтобы уйти в одиночку. — Не смогу, — опроверг старший, обернувшись к парню и показав во всей красе свой едва разочарованный взгляд. — Сам посуди, Эйден: ты уйдешь, а я останусь в Вилледоре ни с чем, только с воспоминаниями о пилигриме, которого я когда-то обнаружил в петле на Базаре. — Эйден по-доброму усмехнулся, опустив взор. — Я не хочу оставаться в Вилледоре и жить одними только воспоминаниями… Я просто хочу жить так, как мне хочется. И ты прекрасно знаешь, как именно мне хочется.       Конечно, Эйден знает, и это забавляет. Он научился распознавать, что всегда подразумевает Хакон под своими общими фразами… Это настоящее достижение в жизни! — Ты так и не ответил на то, что я сказал уже дважды, — напомнил кареглазый, с хитростью улыбнувшись, словно того довольно серьезного разговора и не было вовсе.       О да, конечно… признание… Эйден прекрасно помнил об этом, и по его телу вдруг прокатилась приятная, волнующая дрожь. — Дай мне подумать, — попросил он, хоть и не знал, зачем об этом попросил. Наверно, просто так. Чтобы время потянуть. — Да ты уже мог подумать, пока я тут так красиво говорил, — усмехнулся Хакон, подойдя немного ближе.       Хакон — до чертиков обаятельный, до помутнения рассудка притягательный и настолько харизматично наглый, что Эйдена абсолютно устраивает, на каком они расстоянии друг от друга, и устраивают мысли, которые сопровождают его в данный момент.       И вскоре мысли воплотились в действие: голубоглазый с улыбкой на лице плавно приблизился к напарнику и поцеловал прямо в чужие губы, крепко сжимая лямку рюкзака на плече. Хакон отвечает на поцелуй практически мгновенно и вскоре, будучи, должно быть, чересчур счастливым, осторожно снял с Эйдена капюшон, чтобы уложить ладонь на его затылке и зарыться пальцами в чужих волосах. — Ладно, пошли уже, — отстранившись, тихо засмеялся Колдуэлл, видимо, от своего же поступка. — Ах ты хитрец, — прищурился с улыбкой Хакон, прощая пилигрима за то, что поцелуй оказался так быстро прерван. — Но ты не отвертишься от того, чтобы не показать, а сказать, что любишь меня. — Окей, — Эйден засмеялся снова, продолжив ход по маршруту «хуй знает куда, главное, подальше». Ночной бегун двинулся рядом. — Я просто, если честно, и представить себе не мог: как это Хакон мог стать таким сентиментальным?       В ответ последовал дружелюбный смешок.       С каждым их шагом Вилледор становился все дальше и дальше, а вскоре исчез из виду совсем. Они ушли. К океану? Они и сами не знают. Их просто ведет куда-то судьба. Навсегда? Неизвестно. Может быть, они еще вернутся в Старый Вилледор, может быть, еще встретятся и с Барни, и с Айтором, и с Софи, что уже, возможно, не будет в тюремном заключении к тому времени, и с той группой испанцев, с которыми пришлось встретиться однажды, и с бывшим ночным бегуном Дором и его дочкой Лили… Столько воспоминаний. И все теперь в прошлом?       Однако, еще остается лишь одно обстоятельство, которое не требует вопросительного знака: они идут вместе. Теперь они друг другу полностью доверяют, потому что никакого предательства со стороны Хакона не было никогда. Больше Эйден не будет его в чем-то подозревать.       Теперь они — одно целое.       И вдвоем они смогут со всем справиться.       Они обязательно смогут.