Не моя стрела твою тень нашла

- Позвольте, мой король? Я хочу сказать. Что-то в этом абсурдном судилище идет не по регламенту, узурпатор тоже удивлен, но кивает распорядителю церемонии и глашатай объявляет: - Слово герцогине Окделл! Дева встает, черное платье с золотой отделкой шуршит, агаты в ожерелье блестят, заставляя прикрывать глаза от вспышек боли в висках. - Я обвиняю герцога Алву... Дальше слушать нет смысла, все и так ясно. Поруганная невинность требует справедливости, какая трагедия могла бы разыграться, а получается несуразная пошлость. Мы ведь знаем, мы ведь оба с тобой знаем, пташка, что это обвинение лживо. Ну посмотри мне в глаза, я хочу посмотреть, понять в какой момент из твоего взгляда вместе со стыдом пропала совесть. Нет. На Альдо смотрит герцогиня Окделл. Птичка смотрит только на своего лже-королька. - Я прошу и требую суда поединком! - Звонким голосом юная дева заканчивает свою речь. Могло ли это судилище, стать еще абсурднее? Рокэ, конечно, еще в состоянии поднять шпагу, но, как же глупо. Что ж, если твой королек не струсит, так даже лучше. Наивно было рассчитывать на благодарность кровницы, но разве... Разве я хоть раз был несправедлив с тобой, птенчик? Ты и я знаем насколько это обвинение лживо и что я пальцем тебе не тронул, напротив, я убил эту шваль Сабве, стоило тебе только намекнуть, что он сделал. Впрочем, не трудно ее понять, легче быть на стороне сильного, это правильно и любой на ее месте, спасая себя, поступил бы также. Только вот, разве глупа ты настолько, чтобы не понимать - мятежники хозяйничают в столице самое большее до весны? А еще до безумия хотелось верить, в то, что высоко взлетевшая пташка бить поверженного не станет. По крайней мере могла бы, знаешь, девочка, не добивать. Господин Альдо как стал бледен, разумеется ему не хочется защищать честь своей дамы в поединке с самим Вороном, даже потрепанным. - Не беспокойтесь, мой государь, - щебечет птичка, - Это между нами. Вы знаете, я умею шпагу держать не хуже. Я сама буду участвовать в поединке! Последнее сказано уже для собравшихся - громко и торжественно. Шуршат юбки, стучат каблуки сапог, останавливается у кресла юного Придда, на мгновение раньше, чем он поднимается и протягивает ей шпагу. Разумеется, у дамы ведь нет своей. Даже не противно, муторно и пожалуй, страшновато взглянуть в глаза. Какой ненавистью они горят? Только вот мы оба знаем, и ты и я, что обвинение твое ложно и не право от первого и последнего слова. Снова мыль какая-то проскальзывает и теряется - по полу стучат не мягкие туфли, приличествующие благородной эрэа и первой претендентке в невесты узурпатора, а каблуки сапог. Ты готовила сей "экспромт" заранее, птичка? А Придд? Готовился отдать тебе шпагу? Что-то здесь... Ах, ясно. Решила погибнуть от моей руки, девочка? Не рассчитываешь же ты, будто я тебе поддамся? Перепутанная эта очередность событий и наигранное удивление... Шпага Придда заблаговременно отравлена и ей не нужно победить, а всего только раз коснуться? А может, шакалы заморочили ей голову снова и решили ее рукой устранить раненного волка, а волк пусть задавит птичку. Снимают кандалы, выталкивают на свободное место в центре зала из-за скамьи осужденного и наконец смотрит. Ненавистью горят глаза, это даже в чем-то красиво. Салютует и одними губами произносит "ворота Лилий", а дальше, все стремительно и быстро и хотя сознание плывет, яркими вспышками остаются горячая ее ладонь сжимающая руку, удивленные лица стражи и тех, кто посторонились, тех, от кого пришлось отбиваться, темный коридор, повороты, преследование, снова короткий бой. Через несколько поворотов, решительно остановившись, дернув за руку, толкнуть пташку в нишу, придавить локтем у горла: - Что происходит? Такое же лаконичное: - Мы сбегаем! - Вы не понимаете, глупое дитя, я не могу сбежать. Это вопрос чести. Неожиданно она кривится в улыбке. - Какой чести? Рокэ, какой к кошкам, чести? У вас? Короткий бой и снова нет времени для разговоров, но на следующей короткой передышке дева добавляет: - Вы не сбежали! Считайте, я вас выкрала. Шевелитесь же. К Лилиям! Она не замечает, как по руке ее стекает кровь, рукав промок, черное платье скрывает алые подтеки, не отойдя еще от горячки боя, глупая девчонка не чувствует, что ранена и может быть это к лучшему. Остановить за локоть другой руки, снова толкнуть в удачно подвернувшуюся нишу в стене, пресекая возражения. - Сюда идут, замрите. Пока прислушивается, переводя дыхание, чьим-то честно добытым в прошлой короткой схватке кинжалом отрезать от подола платья лоскут ткани. - Что вы?... Отрывать шитье и жесткое кружево некогда, перетянуть тем, что есть выше раны, чтобы сдержать кровь, чтобы была возможность дождаться помощи. - Я почти вас не обманул. Нас все еще преследуют. Прямо и налево. Не спорьте, так будет быстрее. - и вернуть, - Шевелитесь! У ворот Лилий уже ждут солдаты в лиловом, но у птички закончились силы чуть раньше последних двух десятков шагов. Придд уже здесь, салютует, докладывает: король Фердинанд в безопасности, а заговорщики еще обороняются в гербовом зале, но вот-вот будут арестованы. - Мои солдаты в вашем распоряжении, герцог Алва! - Как неожиданно, полковник Придд. Ричард, вы еще держитесь? Можете падать. Кто-нибудь помогите даме забраться в карету. Валентин, командуйте.