На следующий день Юджи был в порядке. Ни напористый допрос доктора Сёко, ни осторожные расспросы Нанамина не дали особых результатов — Итадори отвечал односложно и избегал каких-либо подробностей. Подросток в основном виновато качал головой и всё время смотрел в пол, будто на плитке вдруг нарисовались витиеватые узоры, притягивающие к себе всё внимание и видные одному лишь Итадори Юджи.
— Не надо ничего спрашивать, пожалуйста. Я сам виноват. — Бормотал Юджи и слабо улыбался. — Не рассчитал свои силы, вот и всё. Постараюсь больше не попадать в такие ситуации, Сёко-сан.
Конечно, обещать он ничего не мог. А рассказать, что произошло на самом деле — тем более. Иори пришлось отпустить Итадори с миром, наказав при любых негативных симптомах возвращаться в медпункт «со щитом, а не на щите», как в прошлый раз. В скором времени Юджи вернулся к занятиям, как ни в чём не бывало.
За время его беспамятства Сукуна сумел выстроить между ними плотный и непробиваемый ментальный барьер. Юджи при всём желании теперь не мог «прийти» на чужую территорию так же естественно, как это всегда происходило. Он будто забыл, как это делается, потеряв навсегда до боли знакомую дорогу среди тернистых джунглей своего подсознания. Как будто Король Проклятий вдруг канул в небытие — исчез или растворился, смешавшись с многовековой пылью в бескрайней пустыне. Как будто Двуликого демона здесь и не было никогда. Как будто Сукуна всё время был лишь плодом больного воображения.
У Юджи никого не осталось. Он часто ловит себя на том, что по-прежнему продолжает вести диалоги с самим собой, но останавливается только тогда, когда в ответ не слышит ничего. Кромешная
тишина… тяжёлая, громоздкая и давящая — она совершенно непривычна и теперь кажется какой-то неправильной. Сукуна не из тех, кто болтает без толку, но раньше Итадори всегда чувствовал его присутствие. На периферии сознания слышал насмешливое фырканье, гаркающий смех или снисходительный вздох, и этого всегда было достаточно для того, чтобы точно сказать — «я не один».
Теперь же Юджи совершенно один в своей голове. И, вопреки всем законам логики, ему с каждым днём всё теснее в этой пустой черепной коробке. Хочется убежать от себя куда подальше — туда где солнце, туда где птицы поют и расцветают поздние цветы. Туда, где любовь ещё жива, быть может. Туда, где его недалёкое прошлое.
Итадори растоптал первые ростки своих взаимных чувств так безжалостно, как будто сорняки, ещё не понимая до конца, что они были единственным щитом для его уязвимого сердца. А теперь, израненный глубокими шрамами от цепких корней, орган стучит едва-едва, гоняет кровь как-то медленно, неестественно. И Юджи продолжает жить, но скорее уже по привычке, словно зомби. И Юджи сгнивает заживо, фантомно преследуемый собственным тошнотворным трупным запахом. И Юджи мог бы плакать по ночам, но ручейки его слёз пересохли давным-давно, да и сил никаких не осталось, если честно.
Поэтому он молчит. Не стонет, не воет, не жалуется. Не кричит и не ругается — разве что снова руки в кровь разбивает о тренировочный манекен, когда никто не видит. Мелкие раны больше не затягиваются и не регенерируют с нечеловеческой скоростью — Юджи больше не отличается от обычного человека. Но на это ему всё равно. Это всё мелочи незначительные, с ними он мог бы справиться. Гораздо сложнее совладать с гнетущим чувством одиночества.
Итадори мог бы пытаться его заглушить, но он не настолько глуп, чтобы не понимать очевидного — ничего не поможет. От себя не убежишь, и от своих ошибок тоже не спрячешься. Остаётся только молиться ежечасно о прощении да надеяться на хотя бы крохотный шанс искупить вину сполна. Но Король Проклятий бывает жесток. Впрочем, Итадори Юджи тоже, как выясняется.
По ночам Юджи теперь ничего не снится. А если и снится, то только образы хаотичные, беспорядочные, прямо как виновник их возникновения — руки с когтями чёрными да глаза рубиновые, разрезающие своим обжигающим светом сплошной мрак.
И Итадори тянется за ними, но будто сдвинуться с места не может. И каждую ночь он всё дальше от
Бога, именуемого Королём Проклятий. И с каждым новым утром он всё слабее, всё несчастнее. И это болото следующего дня засасывает его нещадно в свои бессмысленные владения.
Юджи понимает отчётливо — у него больше нет будущего. Никакого. Вообще.
Поэтому он не грустит. Почти.
Поэтому он не плачет. Почти.
И поэтому почти не страдает, не придавая больше своим глупым эмоциям никакого значения. Всё, что у него остаётся — чувство долга перед возложенной на него миссией. Сосуд Двуликого должен собрать все пальцы в себе и бесчестно умереть от рук других шаманов. Таков его путь. «Конечно, умереть в один день — романтично…», — слова Сукуны всплывают в памяти сами собой, и Итадори горько вздыхает. Действительно, романтично. Может, оно и к лучшему…
— Эй, Юджи-кун.
Голос Нобары отвлекает от невесёлых мыслей, и Юджи медленно оборачивается. Он уже полтора часа самозабвенно колотит очередной тренировочный манекен, как обычно, сбивая костяшки в кровь и заглушая моральную опустошённость физическим дискомфортом. Кугисаки выглядит крайне обеспокоено, но свои переживания скрывает за маской хмурости и строгости. Нобара привычно поджимает губы и забавно вздёргивает аккуратный лисий носик. Итадори просто умеет читать подругу по глазам. Это бывает не так уж и сложно.
— Нобара-тян? — Неуверенно откликается Юджи.
— Вы с Фушигуро поссорились, да? — Нобара, как обычно, сразу рубит с плеча и говорит по делу.
— Не знаю, — честно отвечает Итадори. Он вообще не думал о Мегуми с тех пор, как… — А с чего ты так решила?
— Ты это серьёзно?!
Кугисаки начинает злиться. Нобару вообще вывести из себя не сложно, но Юджи делает это не специально. Обычно он просто тормозит. Вот и сейчас смысл заданного вопроса до него доходит с большим трудом, но, даже кое как разобравшись с основным посылом, определиться с ответом быстро всё равно не получается. Поэтому Итадори виновато пожимает плечами и тупит взгляд в пол, мол, пощади. Кугисаки тяжело вздыхает.
— Юджи, в нашем общем чате тишина. Ты больше не присылаешь свои дурацкие картинки и рецепты, Фушигуро больше не делится какими-то заумными статьями, а на мои фотографии и сообщения никто из вас не отвечает почти всю неделю!!! Да вы же постоянно между собой препираетесь в переписках, когда не рядом. Я уже не говорю о том, что Мегуми добровольно умчал на миссию с Годжо-сенсеем, которого старается избегать в свободное время. Что-то подозрительно это всё, не находишь?
— Я не думал об этом. — В сердце у Юджи внезапно колет. А ведь действительно, он совершенно не думал о Мегуми всё это время. Они ведь больше не разговаривали? Нобара опять тяжело вздыхает.
— Ты сам на себя не похож в последнее время.
— Извини.
— Извинения не принимаются. Придётся тебе пойти со мной на фестиваль фейерверков, чтобы искупить свою вину. Его постоянно переносили из-за плохой погоды, но завтра вечер будет ясным. Отказы не принимаются!
Итадори поднимает глаза на подругу, и видит в зрачках напротив безграничное беспокойство, идущее вразрез с вечно бойким и вызывающим тоном Кугисаки. «
Я вижу, что ты не в порядке, но не знаю, чем могу помочь, поэтому пытаюсь отвлечь тебя от тяжёлых мыслей», — читает Юджи в этих глазах цвета виски со льдом и всё понимает. Конечно, Нобара-тян хочет, как лучше. И Юджи ценит её искреннюю заботу, пускай и почти бесполезную для самого Итадори.
— Я думал, ты хотела бы пойти с Маки. — Осторожно возражает Юджи, внутренне уже принимая своё неминуемое поражение.
— А пойду с тобой, уяснил?
— Уяснил.
— Вот и отлично. Не забудь одеться поприличнее. Всё-таки в компании прекрасной леди будешь.
***
К счастью, никакой миссии для первогодок токийского магического техникума внезапно не образовалось, и ближе к вечеру Нобара с Юджи вместе поехали в город на станцию Синозаки у реки Эдогава. Фестиваль должен был проходить именно там, а прибыть желательно заранее, чтобы не попасть в давку. Первую половину дороги Кугисаки жалуется на то, что с детства мечтала попасть на фестиваль фейерверков в Токио, но к этому моменту уже планировала встретить своего соулмейта.
— Конечно, и без красок зрелище будет захватывающим, — рассказывает Нобара, невольно тесно прижимаясь к Юджи в переполненном вагоне метро. — Но даже зрячие эксперты говорят, что это самое яркое событие года… завидую тебе, Юджи.
— Угу, — угрюмо отзывается Итадори, то и дело цепляясь за поручень одной рукой да придерживая подругу за плечи второй. Себе он ни капельки не завидует, если честно.
Вторую половину пути Нобара щебечет об отвлечённых темах, почти никак не связанных с фестивалем. В основном о второгодках. В частности, о Зенин Маки. Семпай действительно за несколько месяцев стала для Кугисаки абсолютным авторитетом и примером для подражания. В этом Юджи прекрасно понимает свою подругу. Маки-семпай крутая. Только злая бывает. И высокомерная.
Смотровая площадка у реки Эдогава встречает шаманов-первокурсников кучей ярких торговых точек и уже скопившейся разношёрстной толпой. Приехать сильно заранее не получилось, поэтому первые ряды, конечно же, уже заняты самыми высокими людьми, слетевшимися на предстоящее зрелище со всей Японии (не приехал, разве что, Годжо-сенсей, но и это не точно). Впрочем, Нобара всё равно тянет Юджи в сторону сувенирных лавок и сладких ларьков. До фейерверков ещё около часа в запасе.
Итадори не может сказать, тянется ли для него время бесконечно долго или летит незаметно. Мыслями он всё ещё
там — в мёртвом царстве Рёмена Сукуны. Мыслями он снова и снова проживает свою боль, снова и снова рвётся вперёд, спотыкается, падает, снова и снова пытается ухватить подол чужого кимоно, но он проходит сквозь пальцы словно вода и неизменно исчезает во тьме.
Юджи скучает по Сукуне. Скучает до скрипа в зубах и ноющей боли в сердце. Скучает утром, скучает днём, скучает вечером и даже во сне скучает. Больше сосущего под рёбрами чувства одиночества ему разрывает душу только клокочущая ненависть к самому себе за содеянное.
Стоит ли говорить о том, что Юджи был не прав? Он был не прав не только по отношению к Сукуне — по отношению к Мегуми тоже. И даже по отношению к себе самому. Именно поэтому ему так хочется хотя бы объясниться перед кем-то из них. На прощение он не шибко надеется.
Юджи достаёт телефон и невольно заходит в чат с Фушигуро Мегуми. Последнее сообщение было отправлено пять дней назад. Они действительно не общались всё это время.
Itadori Yuji
Привет (´ ∀ `)ﾉ
Как проходит ваша миссия?
Fushiguro Megumi
Привет.
Fushiguro Megumi
Если честно, мы закончили всё за двое суток.
Itadori Yuji
Круто! Значит скоро домой?
＼(＾▽＾)／
Fushiguro Megumi
Нет.
Fushiguro Megumi
Я собираюсь выжать из Годжо максимум личных тренировок, раз у нас есть время.
Itadori Yuji
Ты просто избегаешь меня да?
Фушигуро печатает. Потом перестаёт. Снова печатает. И снова прекращает. Так происходит несколько раз, но в итоге ответное сообщение так и не приходит. Юджи разочаровано втягивает носом воздух и закрывает мессенджер. Им определённо предстоит разговор, потому что делать вид, что всё в порядке и ничего такого не произошло, у Мегуми откровенно не получается. А ведь всегда собранный Фушигуро обычно умеет держать эмоции на коротком поводу!
— Юджи, уже начинается, идём поближе! — Нобара требовательно хватает своего друга за рукав худи и тянет в толпу, ближе к эпицентру событий. В руках у неё уже появились какие-то пакетики с сувенирами.
Дело пахнет керосином, потому что из-за невысокого роста Кугисаки открывается разве что живописный вид на чужие потные спины. Решение проблемы приходит в голову Юджи само собой.
— Нобара-тян, хочешь на плечи?
— Спрашиваешь ещё, — фыркает Кугисаки и тут же лихо оборачивается на собеседника. — А не уронишь меня?
— Проверим, — недвусмысленно ухмыляется Юджи.
Итадори осторожно садится на колено и помогает подруге устроиться поудобнее на своей шее. Чужие бёдра приятно греют кожу, но Юджи старается об этом не думать, иначе ведьма-Кугисаки обязательно прочтёт его мысли и изрядно поколотит за всё хорошее. А может быть вылезет Сукуна и тоже наговорит ему пару ласковых. Было бы неплохо. Первое время Нобара неуверенно цепляется за любезно подставленную руку, но, когда понимает, что Итадори стоит на ногах более чем уверенно, быстро входит во вкус и достаёт свой мобильный для фотографий.
— Это потрясающе! — Кричит Нобара вместе с первыми взрывами фейерверков.
Юджи послушно поднимает голову и с некоторым отстранением вглядывается в разноцветные всполохи на фоне ночного токийского неба. Фейерверки чем-то похожи на сумбурные огоньки его короткой жизни — попеременно вспыхивающей и угасающей заново. «Сукуне бы понравились», — вдруг понимает Итадори, и от этой мысли сердце опять предательски сжимается. Наверняка тысячу лет назад фейерверков не существовало. А если и существовали, то точно не такие крутые и красочные.
Сукуна бы, обязательно сделал вид, что ему наплевать на подобные глупости. Но Юджи бы всё равно чувствовал его присутствие на протяжении всего процесса, потому что Двуликий демон намного любопытнее, чем кажется. Потому что ему по-прежнему многое интересно в современном мире, а когда Король Проклятий зацикливает на чём-то своё внимание — Юджи это буквально ощущает лёгким покалыванием на своей коже. Итадори знает своего истинного, как облупленного. Но сейчас он не чувствует Сукуну. Больше нет.
И Юджи бы мог назвать себя наконец-то свободным от чужого гнёта, но он не может. Потому что с каждой новой минутой разлуки какая-то малая частичка его души отмирает. Король Проклятий был абсолютно прав — соулмейты не живут друг без друга.
Это просто… бездумное существование, которое невозможно назвать жизнью.
Похоже, Итадори Юджи умер преждевременно, по своей же глупости. Но перед физической смертью ему предстоит исправить хотя бы то, что ещё можно исправить.
Например, отношения с Фушигуро Мегуми.
