Во что бы то ни стало

      Гермиона не могла понять, что с ней происходит. Осознавать, что больше не будет боли, унижения и… того самого, было сложно, настолько девочка к этому привыкла. Она боялась, всего боялась даже здесь, в палатке. Иногда ей казалось, что она просто спит, а когда проснется — все начнется по новой, но рядом был Гарри, которого она не боялась, вот совсем не боялась. Правда, ночью…       Накормив девочку, Гарри поел сам, после чего вымыл посуду и отвез Гермиону к кровати, аккуратно уложив девочку. Присев рядом, мальчик начал гладить Гермиону по волосам, как когда-то любила Машенька. И девочка отвечала точно так же — закрывала глаза и тянулась к ласке. Что сделали с Гермионой, Гарри не знал, но девочка реагировала на все точно так же, как Машенька, отчего у мальчика появилась уверенность в том, что ее… От осознания этого факта внутри колыхнулась холодная ненависть. Ненависть ко всем этим фашистам, которые ходят вокруг и еще дышат.       — Поспи, котеночек, — Гарри сам не знал, почему так назвал Гермиону, замершую от ласки в голосе мальчика. — Отдохни, а потом мы подумаем, что нам делать дальше.       — Гарри, мне бы помыться, — проговорил артефакт голосом вполне освоившейся с ним девочки. — А то я грязная.       — Помыться — это можно, — спокойно ответил Гарри. — Сама раздеться сможешь? Давай я тебя отвезу в ванную, и ты попробуешь, а если не выйдет, позовешь?       — Хорошо, — согласилась, покраснев, Гермиона.       Мальчик усадил ее в кресло, отводя в ванную, а девочка начала медленно раздеваться, пытаясь расстегнуть пуговицы дрожащими руками. Ей было так страшно, что просто в глазах темнело от ужаса. Слезы сами потекли по щекам, когда в памяти встали страшные сцены — розги, линейка, плеть и… девочку мучительно вырвало. Вбежавший Гарри все понял, убрав заклинанием, которое как-то сохранилось в его памяти, после чего обнял девочку, прижав к себе. Теперь он был уверен, что с ней сделали то же, что и с Машенькой, значит, ее надо сохранить и как-то добраться до своих.       Гермиона не могла раздеться, тогда Гарри еще раз переспросил, действительно ли она хочет в душ, после чего вздохнул и начал медленно, мягкими движениями расстегивать пуговицы блузки, чтобы девочка могла его в любой момент остановить, но Гермиона не останавливала. Ей не было стыдно, от стыда ее избавил приют и то, что с ней там сделали, но пока Гарри был рядом, девочке не было страшно. Выбирая между страхом и тем, что он увидит…       Гарри в своей жизни видел немногое, все-таки мама Петунья и папа Вернон берегли мальчика, но вот Ваня — Ваня видел и истерзанных людей, и замученные тела, поэтому то, какой ему предстала раздетая Гермиона, не лишило его разума, но вызвало желание отомстить любой ценой. Девочку покрывали шрамы, ее, казалось, целенаправленно калечили, избивали и пытали, как в гестапо. Гарри очень осторожно снял юбку с Гермионы, оставляя ту в трусиках, потому что он помнил, как реагировали девочки, которых…       Гермиона боялась поднять глаза на Гарри, она боялась увидеть в них брезгливость, но мальчик говорил с ней мягким, каким-то очень добрым голосом, отчего девочка широко распахнула свои глаза, вглядываясь в Гарри, и не находила презрения или брезгливости. Почему-то мальчик не стал трогать трусики, а просто включил воду. Гермиона очень удивилась, прикасаясь к белью. Самой снимать было страшно, очень страшно, поэтому Гермиона попросила Гарри.       — Тебе будет страшно, ты же будешь плакать, — проговорил мальчик. — Мы тебя пока так помоем, а потом просто быстро сменим, хорошо?       — Нет, так неправильно, — ответила девочка. — Если я там заболею, то все будет очень плохо, сними, пожалуйста.       — Я буду очень осторожно снимать, а ты меня остановишь, хорошо? — подумав, спросил Гарри, на что Гермиона кивнула.       — Я тебе доверяю, — сказала она, — ты не будешь меня бить.       — Тебя больше никто не будет бить, — твердо пообещал мальчик.       Она стиснула зубы, прикусила губу, чтобы не завизжать от страха и боли, но Гарри почувствовал — что-то не так, остановился и намочил белье душем. Только потом начал аккуратно стягивать. Учитывая, что девочка пролежала окаменевшей очень долго, то такое состояние белья говорило только об одном: девочку сильно избили перед окаменением. Что-то в памяти откликнулось на эту мысль, что-то было, чего он не мог сейчас вспомнить. С трудом сняв все-таки белье с дрожащей девочки, мальчик принялся мыть ее, как делал с Машенькой, как ту мыла тетя Фаня в отряде, когда девочка не отпускала от себя Ваню. Гарри делал все мягкими, уверенными движениями, отчего дрожащая крупной дрожью Гермиона медленно успокаивалась.       Опрокинув девочку на себя, Гарри помыл ее сзади, постаравшись сделать это очень быстро, но Гермиона все равно заплакала. Проклятые фашисты истязали девочку так, что кровь пошла даже просто от теплой воды. Гарри помнил картины того, какими девушек иногда привозили в отряд, в каком они были состоянии, и что надо было делать, чтобы остановить кровь.

***

      Перевязав и переодев Гермиону, Гарри устроил ее на кровати, долго выбирая положение, в котором ей не будет больно. От такой заботы девочка плакала, она вообще сегодня очень много плакала, боясь поверить в то, что все позади. А Гарри всеми силами хотел найти оружие, чтобы убивать этих проклятых фашистов, сделавших такое с девочкой. Расстреливать их, топить, рвать зубами, чтобы ни одна тварь больше не ходила по земле. Но оружия не было, а оставить Гермиону одну он не мог.       Где-то там за стенами палатки ходили местные эсэс, а у мальчика не было ничего для того, чтобы сократить их поголовье. Гарри не знал, что Кидделл продал ему очень специфический артефакт, благодаря которому они с Гермионой для всех магов сейчас считаются мертвыми. И для книги Душ, и для специальных артефактов, поэтому их совсем никто не ищет, а те, кто хотел убить, возрадовались. Но мальчик этого не знал.       Наплакавшись, Гермиона уснула. Она спала очень тяжело, постоянно вскрикивала, как-то очень жалобно скулила и пыталась закрыться руками. Гарри лег рядом, прижимая девочку к себе, отчего она вцепилась в него и затихла. Мальчик ненавидел войну, но война сама пришла к нему. Пришла в тот их пионерский лагерь, черными сапогами сминая мирную жизнь, убивая друзей и подруг, калеча жизни и судьбы. И даже здесь, через много лет от того момента, когда умер Ваня, война пришла к Гарри и Гермионе. Опять лес, опять девочка, которую надо спасти во что бы то ни стало, и опять они одни.       Нет ни дяди Коли, ни партизан, но дядя Коля хорошо учил Ваню, ставшего теперь Гарри, поэтому Гермиона будет жить, а потом они смогут добраться до «наших», где будет оружие и патроны, где защитят Гермиону, пока он будет рвать глотки проклятым фашистам. За всех девочек, да и за мальчиков, за сожженных в амбарах и повешенных проклятым врагом. И не будет им места ни на земле, ни в аду, черным тварям.       Гарри засыпал, а во сне к нему пришла война, пришел тот бой, и вот разбуженная уже его криком Гермиона прижимала мальчика к себе, стараясь отогреть, успокоить бьющееся тело. И ей это удалось, они спали в обнимку, а за окнами палатки стояла серая хмарь стационарных щитов. Двое детей были совсем одни во всем мире. По крайней мере, так они думали…       Когда Гарри проснулся, он увидел блестящие глаза Гермионы, обнимавшей его изо всех сил. Мальчик погладил малышку, как он ее воспринимал, по голове, постаравшись сделать это как можно более мягко и ласково. Девочка зажмурилась, постаравшись прижаться потеснее, ей было опять очень страшно. Но Гарри понимал ее страх, поэтому не стал освобождаться, хотя дышалось не очень легко, а начал говорить ей, что все будет хорошо, и что они обязательно доберутся до «наших». Гермиона слушала мальчика и верила тому, что он говорит.       — Сейчас мне надо будет тебя положить на живот, чтобы повязку сменить, не будешь плакать? — спросил Гарри.       — Я постараюсь, — ответил ему артефакт, сама девочка уже совсем не могла говорить, но артефакт решил эту проблему. — Ты делай, не обращай на меня внимания, — добавила она.       — Глупенькая, — поцеловал он девочку в лоб. — Ну как я могу не обращать на тебя внимания? Сейчас мы потихонечку снимем бинт, промоем, и опять забинтуем, хорошо?       — Хорошо, — кивнула девочка. — Я буду держаться.       За ночь бинт пропитался сукровицей, хотя кровь, к счастью, остановилась. Аккуратно сняв бинт, Гарри решил не промывать до вечера, потом все равно придется, девочка же, поэтому он начал ее перевязывать свежим бинтом, огромное количество которых нашлось в сумке. Часть спины, поясница и попа девочки прятались под повязкой, что создавало определенные неудобства, но Гарри решил, что ей сегодня лучше полежать.       В палатке нашлись какие-то книги — по истории, географии и чарам, неизвестно откуда здесь взявшиеся, возможно, сама палатка была в употреблении, но это было неважно. Выдав Гермионе после завтрака, который она осилила сама, книгу чар, Гарри вчитался в историю. Очень важно было узнать, что и как произошло за полвека. И где сейчас «наши». Другого источника информации все равно не было, как и пулемета. По пулемету Гарри особенно тосковал.       — Гарри, — произнесла Гермиона, то есть, артефакт, конечно. — Мы здесь навсегда?       — Нет, — сказал он, переворачивая страницу. — На пару-тройку месяцев, посмотрим. Главное, чтобы все посчитали, что мы умерли. Тогда нас не сдадут в гестапо, и мы сможем убежать.       Что такое «гестапо», девочка не помнила, но, рассудив, что Гарри виднее, она успокоилась, решив ему довериться. Потому что, если и он предаст — все равно жизнь закончится.