***
Дворик был небольшим. Среди фигурно выложенных горкой камней росли почти облетевшие кустарники. В мраморном бассейне журчал фонтан: вода, выливаясь сверху из кувшина, вращала небольшое колесо. В фонтане плавали листья барбариса – красные, точно сгустки крови. Снежинки падали на воду и тут же растворялись. Цири села на холодный мрамор. Вытащила из воды мокрый алый лист. «Люди убили эльфов. Эльфы убили людей. Эльфы мстят людям, люди мстят эльфам. Круг никогда не остановится. Кровь движет и движет его…» И мысли её точно вращались по кругу, попав в колесо с одним из алых сгустков. Вдруг она услышала за спиной женский смех. Подскочила, схватившись за ножны. Возле двери, ведущей в другой коридор, стоял Всадник в карминовом плаще, а с ним – эльфийка очень маленького роста, не выше её самой. Коричневая дублёная куртка была подбита собольим мехом. Голову девицы оплетала пышная соломенная коса с разноцветными прядками по последней эльфийской моде. И пусть за спиной её не было самодельного лука, трудно было не узнать Кошку – легендарную лучницу Всадников. Девица что-то прошептала и указала пальцем на камень Цири. Черноволосый эльф с янтарными глазами с улыбкой развёл руками. Эльфийка вдруг оказалась рядом с Цири – она двигалась ловко и мягко, точно настоящая кошка. Обошла со всех сторон. Ведьмачка стояла неподвижно, сжав рукоять крепче. – Эй! По-ни-мааешь по-наашему? – проговорила Кошка, нарочно растягивая слова. Цири не успела и рта раскрыть – в ладони эльфийки уже блестел её кошачий медальон. – Милый! Подаришь? – девица подмигнула и потянула за цепочку. Воздух свистнул – острие гвихира коснулось подбородка лучницы. Кошка, явно не ожидавшая такого, замерла. Цири вспомнила мозаику. Убрала меч. – Прости. Не трогай больше. Эльфийка заглянула оливковыми глазами в лицо Цири. И вдруг прыснула со смеху – точно та сказала что-то уморительно смешное. Мгновенно оказалась на корточках. Отстегнула с пояса кожаные ножны странной формы. Сссссс! Цири чудом успела отпрыгнуть к фонтану – лезвие едва не перерубило стопы. А короткий изогнутый меч уже свистел снова. Она впрыгнула на бортик. Клинок ушёл в сторону. Ясно. Сейчас попытается столкнуть в воду. Не дождёшься! Цири изогнулась и встретила удар сбоку. Мечи столкнулись. Запели. Она сжала зубы, едва выдерживая давление – несмотря на внешнюю хрупкость, эльфийка была сильной. Клац! Клинок Кошки ушёл. Она взмахнула сапожком, целя под колено – Цири едва успела отпрыгнуть. – Порхает, – смеялась эльфийка. – Точно Ласточка! Цири рубанула наугад – девица легко уклонилась. И тут же атаковала сама. Снова пришлось отступить. Меч свистел с нечеловеческой скоростью, обрушивая удар за ударом. А сзади уже была стена. – Правила есть правила, – Кошка печально надула губы. – Достала меч… Удар! Она едва ушла в вольте. Сверху, чёрт бы её побрал! – …так дерись! Ссссс! Скорость эльфийки не позволяла даже разобраться в граде ударов. Замах! Вольт! Замах! Бум! Она стукнулась лопатками о стену. Всё. Кровь стучала в висках. Цири скосила глаза влево. Эльфийка улыбнулась. Клац! Меч ушёл в стену, а ведьмачка уже была справа – заскочила на бортик и рубанула сверху. Не дав опомниться, перебежала по борту. Атаковала сзади. Клинки вновь сцепились – она едва не упала в воду. Крутанувшись в сальто, оказалась на брусчатке. Эльфийка больше не улыбалась. Она застыла в стойке, сощурив глаза. И Цири ждала. Потом медленно сделала шаг. Ещё. Лезвия почти соприкоснулись. Кошка рванула вперёд. Удар! Цири не обманулась финтом. Ударила сама – эльфийка уклонилась и тут же кольнула сбоку. Она торопливо отпрыгнула. Кошка вдруг оказалась сзади. Рубанула сверху и, встретив слабый отпор, мигом полоснула снизу. Чёрт! Цири услышала треск штанины. Бросилась назад. Эльфийка не нападала. Лишь отвела меч в левой руке, демонстрируя, что ничуть не устала. Что-то липкое ползло по икре. Нога стала горячей и будто ватной. – Довольно, – ласково улыбнулась Кошка. – Ты дерёшься неплохо…для dh`oine. Лист барбариса опустился на кувшин. Прокрутился в колесе и поплыл по бассейну. Цири молча шагнула вперёд. Отвела клинок. И рванула. Замахнулась, присела – ударила снизу. Кошка парировала, да так, что едва не выбила гвихир. Цири охнула, ступив на больную ногу. Удар! Ещё! Она давила, вынуждая эльфийку пятиться. Та крутанулась – Цири ушла. Вместо удара сверху перехватила гвихир в левую – и полоснула по горизонтали. Кошка едва успела отскочить. Куртка была прорезана. Оливковые глаза расширились. На миг – а потом эльфийка бросилась на неё. Удар! Вольт! Удар! Мечи сошлись крест-накрест. Цири сжала зубы до боли. Вода журчала. Колесо крутилось. Кровавые листья падали в воду. Она сконцентрировала хват в правой, освобождая левую ладонь. – Смотри! И сложила пальцы в Квен. Упругая волна отшвырнула Кошку к бассейну. Та попыталась опереться о борт и вскочить – но гвихир уже был у её горла. Кошка замерла. На лице её проступал злой румянец. Цири не двигалась. Ай! Серебряная цепочка вдруг раскалилась и впилась в шею. Ведьмачка едва сдержала крик. Обернулась – и заглянула прямо в янтарные глаза. – Брось меч, – отчётливо проговорил Всадник. Воздух дрожал, точно от костра. Цири сжимала рукоять, пытаясь не завопить от боли. – Прекрати, Таэгрин, – произнёс тихий голос откуда-то сбоку. Черноволосый обернулся. Цепочка остыла – отшвырнув клинок, Цири бросилась к воде. Убедившись, что на шее нет ожога, обернулась. Юноша, одетый в чёрную рубашку и брюки стоял возле двери. Он выглядел не старше Илля и был даже немного схож с ним – тонкокостной породой, острыми скулами на красивом лице. Чёрные волосы были коротко острижены. Он нисколько не изменился с того дня, когда стоял перед телами родителей, повешенными на дубе – и лишь печаль в раскосых цитриновых глазах выдавала его истинный возраст. Два хищника смотрели друг на друга несколько мгновений. Потом Тигр отвёл глаза. – Она победила подло, – бросил он сквозь зубы. Юноша равнодушно дёрнул острым плечом. – Кто думал о чести в бою – те уже сгнили в чужой земле. Тигр прижал к себе лучницу. Бросил косой взгляд на гостью – и вновь повернулся к юноше в чёрном. – Что ты здесь делаешь? – Сопровождаю нашу гостью. Верно, Цири? Она посмотрела в цитриновые глаза. Да. Сегодня она уже видела их не раз –только разные лица и паника сбили её с толку. Не удержавшись, отправила мысленный импульс. Халтурная работа. Пересмешник склонил голову набок. Яркие зелёные глаза взглянули на неё – насмешливо и ласково. Горячая волна тут же поднялась внутри. Вот дура! Это же фальшивка… Хлопнула дверь. Она обернулась – и увидела холодный взгляд зелёных глаз, направленный на лучницу. – Объяснись, солдат, – почти ласково произнёс Эредин. За его спиной стояла Волчица – лицо её было загадочно-непроницаемым. Кошка потупилась. Фыркнула зло и смущённо. – Мы лишь шутили… Ястребиный взор обратился на юношу в чёрном. Вероятно, прямо сейчас командир Крепости получал отчёт обо всех её похождениях. А она стояла и не могла отвести взгляда от сухих обветренных губ и ярких глаз, зелень которых лишь подчёркивал тёмно-винный мундир. Ей было даже любопытно, какое наказание ждёт эльфийку на нападение на его гостью. Эредин отвернулся. Бросил Волчице: – Всех служащих Gorsa на переобучение. Проконтролируй. – А как же luned? – эльфийка кивнула в сторону фонтана. – Сегодня ведь особый вечер. Пусть Зиреаэль разделит его с нами. – Леди Зиреаэль отправляется назад. Сейчас. Цири смотрела на колесо, с которого стекла серебряная вода – внутри неё же растекалась едкая горечь. Но она заставила свой голос звучать ровно. – Командир Эредин… Разве указ Конклава не наделяет меня всеми правами свободной эльфийки? Я желаю принять приглашение. Она обернулась, отыскивая хоть какой-то знак в его лице – но оно было неподвижно. Он не смотрел на неё. Лишь на мерно журчащую воду. Затем дверь громко хлопнула. Цири опустилась на край бортика. На тело запоздало накатила ноющая боль. Она вдруг вспомнила о раненой ноге и схватилась за икру, но сквозь прорезанную ткань нащупала лишь небольшую царапину. Ни крови, ни боли. Она обернулась к двери – но Пересмешника там уже не было. Сад был пуст.***
– Очистка Котла! Помнишь? Как мы ушли…Fier aep, просто безумие! – Мангуст закопался там. Горячая голова! К счастью, Таэгрин добавил парку. – Парку! От вашей коптильни дым стоял так, что стрелять невозможно… Девица с разноцветными прядками пихнула в бок огненного чародея под громкий хохот двух воинов. Тот невозмутимо поднял бровь, продолжая следить за тонким огненным кольцом, нагревавшим здоровенную чашу с сыром. – С нынешними штуками мы справились бы быстрее, caei? – подмигнул коренастый Эрмин. – Хватило бы пятнадцать минут. Таэгрин ответил лёгким кивком, прищурив янтарные глаза. – Я всё ещё возвращаюсь туда. Во снах. Эрмин плеснул в свой бокал хвойного напитка. Выпил не морщась. Кошка, щелчком пальцев отправлявшая косточки в чей-то пустой бокал на другом конце стола, задумалась. Тоже плеснула себе хвойной жижи и молча стукнула стаканом и стакан. – Малец в тридцать не освоил кирран. А утяжелённый лук! – жаловался мягким басом рыжеволосый веснушчатый эльф, – Говорит: это лишнее, taie! Мы скоро перейдём на железный горох. Архипелаг, пёс его дери, уже готовит поставку… Рыжеволосый – это был не иначе как Тувхин, сделавший баснословное состояние на подготовке охранниников – взглянул на Мангуста, но тот лишь откинул косу на плечо. – Архипелаг! – фыркнул Эрмин. – И станут как тамошние козявки. С ручками в лапшу толщиной и глазками за стеклом. Рыжий вздохнул и вдруг ловко перехватил очередную косточку. – Кошка! Что скажешь? Не попадать в семерку с тридцати шагов! – Мужчина должен оставаться мужчиной! – заявила эльфийка, грохнув кружкой о чашу с сыром так, что хвойный напиток тут же вспыхнул. – Essea, малáя. Железный горох! Что дальше. Железные кони? Железные птицы?.. Мангуст примирительно улыбнулся и достал новую бутыль шипучего вина. Пробка вылетела, разбив стеклянную лампу под хохот Кошки – залила пенной струей стол, кружевные манжеты Тувхина и пожелтевшую карту, над которой склонился невысокий эльф. Он что-то объяснял своему собеседнику, водя по карте замусоленным карандашом. – …замкнули клещи! А потом погнали их до самого, как его? Кадвэна! Эльф с грубым лицом засмеялся – левый глаз его остался неподвижным. – Pest! Ты всё такой же грозный боец, Сейен…дай тебе десять моих сопляков – через месяц будешь штурмовать столицу! Маленький эльф щурился, глядя в карту. Даже странно, что среди одиннадцати эльфов, выживших на Континенте, оказался он – инженер и подрывник отряда Эредина. – Ещё год…– прошептал он. – Мы могли разметать пол-севера! Да так, что они сцепились бы как собаки. Могли вернуть Дол Блатаннэ… – И не вернулись бы никогда. – Коршун хлопнул эльфа по спине так, что тот чуть не ткнулся носом в карту. – Вы нужны здесь. Зараза не желает покидать наш мир… Старый воин помрачнел. Послышался стук трости о пол. – Pest, я должен идти. Мне нечего делать среди вас, я…донесение командиру… Хор голосов тут же заглушил его. Тигр щелчком пальцев переместил трость к себе на колени под всеобщий хохот. Кошка открыла новую бутыль шипучего вина – остатки лампы брызнули стеклом прямо в сыр. Цири сидела, уткнувшись взглядом в пустую тарелку. Никто вокруг не обращал на неё внимания; а если и глядел, то исподтишка, лишь бы не поймать её ответный взгляд. Одиннадцать воинов, когда-то вернувшихся живыми из её мира, пировали в честь встречи после многих лет – смеялись, вспоминали подвиги, грустили о мёртвых. Всё как на обычном рыцарском пиру – разве что вместо мяса здесь жарили грибы и моллюсков. Коптильня стояла в глубине зала, за колоннами: Эредин как хозяин готовил на ней очередную порцию снеди для гостей. Время от времени кто-то из Всадников помогал ему за разговором, который не услышать было за хохотом, криками и музыкой. Нет, не случайно он собрал их – в самом защищённом месте Севера, при полном отсутствии слуг. Что-то затевалось. Цири чувствовала это – но не могла заставить себя встать и уйти. Так и сидела – одинокой тенью, живым осколком ненавистного им мира. Лишь раз к ней подсел Медведь – широкоплечий эльф с выбритым, прямо как у скеллигских моряков, виском, служивший dhu-ceanne Командира. Он едва успел рассмотреть её гвихир – Эредин тут же отозвал его. Не было за столом и Волчицы. Под очередной взрыв хохота со стола убрали чашу с сыром. В глаза ударила яркая голубизна – Цири вдруг увидела на другом торце стола, где стоял пустой стул хозяина Крепости, горшок с лазурными бутонами. Водные брызги. Она задумчиво разглядывала нежные лепестки, ощущая, как вновь заполняет её изнутри горячая чёрная жижа. Затем незаметно положила руку под стол и коснулась дерева. Представила, как тонкая прозрачная сила жизни уходит из стебельков. К ней. Один из венчиков пожух. Лепестки его чуть сморщились. Цири приложила обе ладони к столу – и вдруг ойкнула, ощутив, как что-то острое вцепилось в плечо. Обернувшись, увидела серого сокола. Мазнув крылом по её волосам, хищник перелетел на тарелку. Рядом с ней сидел эльф в серой дорожной одежде. Его серебряные волос были заплетены в небрежную косу, прямо как у неё – только в отличие от неё, он был седым полностью. Ясные голубые глаза глядели спокойно – и Цири отчего-то подобралась, точно застигнутая за шалостью девочка. – Пляска меча и магия жестов, – усмехнулся Сокол. – Я видел такое. Каэр Мориэн. – Каэр Морхен, – поправила она. Эльф задумчиво кивнул, наполняя два стакана. – Мы исследовали горы. Там нашли кров от бурана. Но их было меньше нас – в такой огромной крепости. Двадцать воинов, не больше… – Вы помните имена? Весемир? Эскель? – в горле откуда-то взялся ком. Сокол лишь покачал головой. Подтолкнул к ней стакан. – Нам трудно даются человеческие имена. Цири украдкой взглянула на седого эльфа. Это его отправили на Север, когда всё случилось – превращать кишащие людьми и эльфийской кровью пустоши в Крепость. Ему, прошедшему всю Долгую войну с первого дня, уж точно не за что любить людей – но отчего-то именно в нём она не чувствовала ненависти. Она вздрогнула и едва не выронила стакан – в свете луны рука эльфа вся была испещрена голубыми светящимися прожилками, точно чешуей. – О, не пугайся. Prostheas. – Сокол сжал и разжал кулак. – Эти новые от Архипелага чертовски хороши. Почти как настоящая. Но этот странный эффект от лунного света… – И давно ли вы ходите с ним? – быстро спросила Цири. – С этим? Лет пять. А без руки уже сорок лет, – он вновь усмехнулся, одобрительно глядя на неё. – А ты умная. Тот, кто напал на вас в маске…ему нужен такой. С иллюзией долго не протянешь. Мы проверили все запасы. На Архипелаге, у Ины, в столице. Ничего… – Фаль, – окликнул холодный голос. Цири оглянулась – но Эредин вновь не смотрел на неё. В руках его были какие-то пожелтевшием бумаги – среди тонких рун Старшей речи она увидела схематичный рисунок дворца. Императорский дворец в городе Золотых Башен. Резиденция Эмгыра. Эредин свернул чертёж в трубку. Сокол поднялся из-за стола. Птица мелькнула под сводами залов, повернув к коптильне. – Эй, подруга! – Кошка бесцеремонно отодвинула её стакан. – Выпьем за твою победу? Цири не ответила. Она смотрела на коптильню, но из-за колонн ничего не было видно. – Парни говорят, будто мы в ссоре, – продолжала жужжать эльфийка. – Чушь! Dearg Ruadhri уважают доблесть и силу. Пошли! Выпьем лучшего вина из Садов. Будешь первой dh`oine, в честь которой его открыли! Цири посмотрела на место Кошки прямо рядом с пустым стулом Эредина. Оттуда было хорошо видно коптильню. Ведьмачка послушно пошла за эльфийкой – та, не переставая болтать, водрузила на стол бутыль, оплетённую лозой. – Разве тебе не запрещено подходить к нашей гостье? – ухмыльнулся Эрмин. – А dh`oine запрещено садиться за стол с эльфами, – прощебетала Кошка, разливая вино. – Но что может быть приятнее, чем немного нарушить правила?.. В неярком огне коптильни Цири увидела три силуэт. Эредин. Сокол. И Пересмешник – он рассказывал что-то, прислонившись к стене, и водил длинным пальцем по чертежу дворца. Ни звука не было слышно – оставалось лишь читать по губам. – Эй! Держи! – Цири молча протянула руку за стаканом. – Выпьем за мрачного воина Зиреаэль, и повезло же вашим красным задницам, что в тех горах вы не встретили её! Мужчины захохотали. Стаканы звякнули – Цири приподняла свой. – До дна, luned, – прогудел Эрмин, и не было ни капли тепла в его голосе. Она отвернулась к колоннам и выпила залпом вино. Оно было крепким, густым и будто с какими-то травами. Голову мгновенно наполнила горячая вата, в которой перекатывались смех Кошки, голоса Всадников, какой-то гул – и всё это уходило дальше и дальше, точно она отдалялась от них. Тонкие губы Пересмешника произнесли знакомое слово. Она видела много раз. Слышала. Имя. Эмгыр вар Эмрейс. Эредин посмотрел прямо на неё. Лицо его было хмурым. Взгляды их столкнулись лишь на миг – он тут же отвернулся. Первый! Заговорил что-то быстро и гневно. Цири вернулась к столу. Пламя свечей расплывалось жёлтыми пятнами, тени плясали на лицах эльфов, и ей чудилось – они скалятся, глядя на dh`oine, оказавшуюся в этих стенах. Нильфгаард. Нагрудники. Дверь со львёнком... Нет! Этого не может быть. Если бы он…и впрямь собирался…ей бы не дали попасть сюда. Увидеть всё это. В конце концов, Пересмешник всё время был с ней – но ни разу не помешал. –…заперли их точно крыс! – монотонно гудел голос эльфа за картой, а Коршун уже поддерживал его за плечи. – Добавили…ог-гоньку. Догадка ледяной крошкой сползла по спине. Она уже не покинет Крепость. Вот почему. Голубые бутончики стояли перед ней – переливались, покачивали лепестками, источали аромат, и ей чудилось, будто даже цветы смеются над пленницей Крепости. Серебряный лёгкий смех звенел в ушах. Прекрасный, как и всё в этом уродливом мире. Ведьмачка отставила стакан. Кошка куда-то исчезла – рядом с ней сидел Тигр, и его радужки размывались, не желая оставаться двумя янтарными кольцами. – Что это за цветы? – услышала она собственный голос. Эльф взглянул на кувшин – и тени на его губах сгустились в зловещую улыбку. – Эти цветы всегда здесь. Приказ командира. И память. О лучшей из нас. О той, кому нет замены. Она была настоящим сокровищем. Feaneariael. – И есть, – добавил Эрмин, отложив нож. – Она с нами, пока он с нами. Цири взяла в руку голубые бутончики. Они смотрели на неё ясными озёрными глазами. Цветы не хотели умирать – но тёмная сила уже щекотала подушечки пальцев. – Её больше нет, – сказала Цири. И поднялась, опрокинув стакан. Цветы лежали кучкой пепла на черепках кувшина. На скатерти плясал огонь – и она улыбалась, чувствуя маленький лепесток своей силы за спиной.***
На террасе было пусто и зябко. Снег белоснежным пушком покрывал мозаичный пол, ели в кадках, стулья. Искрился в свете стеклянных шаров. За террасой была непроницаемая тьма – лишь угадывались силуэты гор во всё небо. Цири постояла несколько минут – никто не шёл за ней. Из-за двери доносились смех и музыка. Она двинулась вглубь террасы. Врезалась в угол стола, оцарапав бедро. В висках пульсировало что-то горячее, и холод не ощущался совсем. В углу стояло высокое узкое зеркало: по магическим рунам, покрывавшим раму, и пустой глади Цири распознала магическое зеркало – вроде тех, что в Башне. Стекло зеркала казалось озёрной водой, чёрной и страшной. Она прикоснулась к нему. Тьма не спешила выцветать – прошло несколько минут, прежде чем Цири увидела силуэт. Затем проступило лицо красивой женщины. Её огромные изумрудные глаза, затягивали взгляд, точно омут. Пышные жемчужного оттенка волосы были уложены в косу. Брючный костюм на эльфийский манер чёрным шёлком обвивал тонкий стан, открывал белые плечи, ключицы и ложбинку между грудей, в которой сверкали два украшения – винный камень и медальон. Шрама у незнакомки не было: лишь, если приглядеться, можно было заметить на щеке тонкий розоватый полукруг. Цири прикоснулась к собственной щеке, ощущая под пальцами шершавую корку. Незнакомка качнула бёдрами и призывно улыбнулась. Поманила её рукой. И была в этом жесте странная сила, которой невозможно было не повиноваться. Сила буквально окутывала тело женщины: выступала жаром в изумрудных глазах, подсвечивала сиянием кожу – лукавая, древняя, первобытная. Сила, которой обладают только женщины – и только великие женщины. Цири вдруг поняла, кто стоит перед ней – Loc`hlaith. Владычица миров. И повиновалась, шагнув ближе. Прижала ладони к зеркалу. Отражение выцветало – Владычица растворялась средь тёмных вод, а взамен проступали тёмные верхушки деревьев. Лес. Три всадника на лесной тропе. Мужчина с седыми волосами, собранными в хвост – с его седла свисают два меча. Черноволосая женщина ослепительной красоты в приталенном плаще. И угловатая девица на вороной кобыле. Сердце забилось, разгоняя боль, и она давила на зеркало всё сильнее: точно надеялась, что стекло растает и пустит её внутрь, туда, но поздно – молочный туман уже расползался, заполняя всё, и она видела лишь очертания лодки среди озера… – Нет, – тоненько заскулила Цири. В ушах её шумело – ветер? Шелест листьев? – и она уже различала отдельные слова. Спасти…спасти…могла спасти… На песке лежала маленькая фигурка – пустая оболочка, из которой ушло главное. А пустыня пела, закручивая вихрем ржавые волны. Дитя Старшей крови…Зерно, что разгорится пламенем…Сила. Она принадлежит тебе. Она и есть ты. Но ты отказалассссь… Цири зажмурилась – но всё равно видела, как пылает зеркальная гладь, сменяя картины. Пламя обрушивает лёд озера, погребая горящие трупы Стефана Скеллена и его отряда. Пламя заполняет зал замка Стигга, превращая жалкого фокусника в обугленную пыль. Пламя пляшет в глазах Региса, Мильвы и Кагыра. Грязных от гари. Но живых. Пламя вырывается наружу, превращая в факелы тела нильфгаардских солдат. – Они невиновны, – прошептала она. Вспышка озарила зеркало. Воздух наполнили стук копыт нильфгаардской конницы, звон оружия, едкий дым горящей Цинтры. Трупы горой росли у ступенек трона, на котором сидела разодетая, точно кукла, светловолосая девица. От запястий её тянулись тонкие нити. Кукла смеялась, глядя на мужчину, чье лицо было скрыто в тени – она видела лишь руки, с которых стекала кровь. Новый труп швырнули под ноги императорской четы – и Цири вскрикнула, увидев женщину в знакомых доспехах с размозженной головой, обёрнутой пепельной косой. Кукла поправила на волосах серебряную корону с тремя крупными изумрудами – корону королевы Калантэ – и зачерпнула, улыбаясь, из кровавой каши полный кубок крови. Поднесла ко рту. – Сдохни! – Цири ударила кулаком прямо по кукле. – Падаль! Но трон, заваленный трупами, уже растворялся, уступая место новой картине. Дорога вьётся среди садов. Вдали сверкают башни Цинтры. Дорога вся заполнена золотом – золотые нагрудники идут на город. Белая вспышка – и всё тонет в пламени, оставляя лишь пустоту, резь в глазах и её собственное сбитое дыхание. Когда слепота прошла, из тьмы вновь выступило зеркало. И вновь прекрасная Владычица глядела на неё – только теперь её стан был закован в стальные цинтрийские доспехи. В руке она держала эльфийский гвихир. – Ты спасёшь своих людей, Цири из Цинтры? – спросила женщина. – Или вновь откажешься делать выбор? Вновь расплатишься кровью невинных за свою трусость? – Замолчи! – Сила, – низкий мягкий голос гремел в её ушах. – Сила не бывает сама по себе. Сила всегда принадлежит кому-то. Либо её возьмёшь ты, Дочь Старшей Крови. Либо кто-то другой. Разрушение или спасение. Выбирай… Дзинь! Тяжёлые ножны ударили с размаху о стекло. Осколки брызнули на неё. Цири отскочила, прикрывая лицо. Потом опустила руку и огляделась. Перед нею было обычное зеркало: в центре чернел пролом, от которого разбегалась сеть трещин. Осколки лежали вокруг серебряной рамы, точно выбитые клыки чудовища. Цири взяла в руки крайний – треугольный и узкий, точно клинок кинжала. Осколок будто сам прыгнул в её руку – и она глядела на своё покрасневшее злое лицо с уродливым шрамом. – Цири? Она подскочила. Спрятала осколок в рукав. Зачем? Как глупо!.. Пересмешник присел на корточки, разглядывая останки зеркала. Протянул ладонь – осколки, звякнув, собрались в круг и пропали. – Ты не поранилась? – спросил эльф, внимательно оглядывая её. Она покачала головой. Подошла к краю террасы и стала рассматривать ель, увешанную тонкими фигурками, точно вырезанными из льда. – Командир Эредин говорил с командиром Мориэном, – сказал Пересмешник. – Он убедил его в том, что слуги были подвержены непреднамеренному воздействию. Никто из них не был наказан. Они ничего не помнят. Она продолжала разглядывать стеклянные снежинки и гирлянды. Долго на веранде стояла тишина, разбавляемая лишь свистом ветра да шумом из зала. – Я хотел найти родных Мил. Того парня…но пока не нашёл. – Наверное, он уже на дне реки. Поищи там! Она сжала руку в кулак и тут же почувствовала холод осколка. Из зала неслись взрывы хохота. Потом их сменила музыка – голоса свирелей сплетались со звучными нотами того инструмента вроде большой лютни в форме восьмёрки, что здесь очень любили. Пересмешник взял в руку одну из игрушек – она засияла изнутри золотистыми огнями. – Я учился в цитадели серых. Можно сказать, моё первое задание. И это было так. С самого первого дня нам постоянно рассказывали про других. Про однокурсников. Преподавателей. Соседей по комнате. Говорили, что часть из них – шпионы, призванные отсеять непригодных. Что кто-то уже работает – на серых, красных, ведунов... Рассказывали то, что за спиной говорят о нас…и не было ни малейшей возможности проверить, где ложь, а где правда. Путешествие в серой дымке стало нашей привычкой. Привычкой бояться. Всех. Каждого. Себя. Игрушки разгорались нежными огоньками. Осколок всё так же холодил руку. – И, конечно, эта печальная история о том, как хорошо ты меня понимаешь. – Neen. Я совершенно не понимаю тебя. Старшая кровь видит правду и ложь не только в настоящем, но и в будущем. То, что лишь может случиться. И то, что уже неизбежно. Многие пытались отличить одно от другого – и найти тот самый момент. Развилку. Выбор, который превращает вероятное в неизбежное. Большинство не выдерживало этого пути. Поэтому всё, что я понимаю – что тебе невыносимо тяжело. И одиноко. Цири фыркнула. Отошла к окну – за ним мелькали танцующие силуэты. Значит, переговоры закончились. Теперь там музыка, тепло, жар тел…всё, чего она лишена. И он там. Танцует с одной из обольстительных аристократок. Или со своей верной подругой. А может, смотрит на пепел, который остался от цветов. Ведьмачка обернулась. Задрала подбородок, оценивающе разглядывая силуэт юноши. – Так ты пришёл скрасить моё одиночество? Он спокойно взглянул на неё сквозь густые ресницы и ничего не ответил. Цири прижалась лбом к стеклу, разглядывая пары. – Тебе ведь нужен танец не потому, что ты хочешь танцевать? – мягкий голос зазвучал над самым ухом. – Ты не знаешь, чего я хочу. Понятия не имеешь. Она нашла пару с высоким силуэтом. Представила себе, как он водит горячей ладонью по талии эльфийки, спускаясь всё ниже. Улыбается насмешливо и ласково… Прямо над её ухом раздался смешок. – Может, хоть повернёшься? Она втянула носом лёгкий аромат – сандала и будто морского берега. Обернулась. Эльф протягивал ей руку в перчатке. На нём был чёрный бальный фрак и тонкая белая рубашка. Она не сумела удержать улыбки – и сделала реверанс, принимая его ладонь. Пересмешник был не очень высоким: она доставала лбом до его подбородка. Он крепко обхватил её талию и уверенно повёл по террасе под томные звуки лютни-восьмёрки. Снег шёл крупными хлопьями, и Цири прижалась теснее к чёрной ткани, чтобы согреться. – Значит, следишь за мной? И как? Узнал что-нибудь интересное? – Немного. Что ты любишь сидеть на подоконнике, опасно свесив ноги. Устроила в своей комнате книжный склад. Конюх таскает тебе людскую еду из деревни. Она лишь фыркнула. Значит, помимо целой толпы серых, за ней следил ещё и он? Подсматривал за ней прямо в её комнате? Мысль эта отчего-то смутила её. – И давно? Когда я прибыла в Башню?.. – Из своего мира, – кивнул он. – Я встречал тебя. И присматривал, пока ты была в заточении в столице. Цири молча уткнулась лбом в его плечо. А потом неожиданная мысль окатила холодом, вмиг рассеяв тепло. Неожиданная. И такая очевидная. Эредин мог легко передать ей весточку через своего шпиона…в любой момент, пока она томилась одиночеством и неизвестностью во флигеле дворца. Мог – но не стал. – А можешь сделать так, чтобы он потанцевал со мной? Она вгляделась долгим взором в цитриновые глаза. Эльф он лишь качнул головой. Она усмехнулась. Придвинулась ближе. – Боишься его, – прошептала она. – Все вы боитесь. И я…тоже боюсь. Боюсь каждый раз, когда он приходит. Только этот страх и есть правда. Остальное – ложь. Пересмешник молчал, продолжая сжимать её талию. Она отстранилась. Зачем с ним вообще говорить? Он лишь послушное орудие… В зале больше не танцевали. Там было темно – лишь горели несколько свечей, и красивый мужской голос выводил под звуки восьмёрки слова песни. Она вслушивалась – но не понимала почти ничего, лишь отдельные слова, повторявшиеся рефреном: «Ночь нежна, сталь остра. Серебро луны, серебро ножа…» – О чём это песня? – глухо спросила Цири. – О двух народах, враждовавших во времена Aen Undod. Молодой воевода разгромил войско соперника. Он пленил дочь ардайна и запер в Башне…но и сам пленился ею. И она не устояла. Она полюбила своего молодого красивого врага. И вот однажды, в серебряную ночь, он привёл её во дворец и назвал своею. А потом они остались наедине… Эльфы подхватывали песню – она узнавала голоса Кошки, Тигра, других Всадников. «Жизнь уходила без всяких слов – а он смотрел на свою любовь. Кровь темна, сталь остра. Серебро луны, серебро ножа. Сладость и долг схлестнулись внутри, Но долг победил в алых красках зари...» Последние тягучие ноты смолкли. Послышались хлопки и одобрительный свист. А потом уже захмелевший голос Коршуна произнёс: – Вот настоящая дочь Старшей крови! А не течная шлюха Лара… Женский голос хихикнул. Вновь послышались хлопки. Цири остановилась. В золотистых глазах Пересмешника мерцала печаль. Он уже собирался что-то сказать, глядя на неё – но не успел. Она прижалась к нему. Глотнув воздух, рванула к его губам – но тут же тяжёлая рука дёрнула её буквально за шкирку. Она вскрикнула – мир качнулся, её собственная рука тут же оказалась вывернута в заломе – да так, что каждая попытка вырваться приносила лишь боль. Вторая рука обхватила бедро. Пересмешник молча смотрел поверх её головы. – Может идти, ceai, – спокойно сказал Эредин. Цитриновые глаза еще раз взглянули на неё – она отвернулась. Эльф отступил на шаг и растаял в вечернем воздухе. – Пусти! – со всей силы закричала она. – Сейчас же! Он отпустил локоть. Рывком развернул её к себе и заглянул в лицо совершенно пустым взглядом. Она не отводила глаз, с удовлетворением отмечая, что не чувствует больше ни волнения, ни желания. Всё заливала злоба – глухая, отчаянная, клокочущая. Эредин толкнул её в плечо. Шагнул вперёд, прижимая спиной к ограде и колючим веткам. Грубые пальцы вцепились в её подбородок. Запрокинули голову. Он целовал её – безо всякой нежности, грубо и больно, указывая ей её место. Она ударила его в грудь. Зашипела. Сжала зубы. Он отстранился – по губе его стекала кровь, но лицо ничуть не изменилось. Лишь в глазах теперь полыхала настоящая ярость. Так они и смотрели друг на друга, задыхаясь от злобы. Может, так всегда и было – и все их звериные сношения – лишь извращенная форма ненависти? Желание причинить как можно больше боли? Он перекинул её через плечо, точно мешок. Прижал, не давая дёрнуться, и понёс куда-то. – Пусти! Пусти! – шипела она и расцарапывала ногтями винный мундир, а осколок прыгал в рукаве, грозя поранить её. Терраса с ножнами на полу удалялась. А потом хлопнула дверь и наступила тьма. Он понёс её наверх по винтовой лестнице. Её вдруг замутило, вино комом подступило к горлу – и она затихла, прикрыв глаза.***
Цири открыла глаза, почувствовала холод ветра и мягкость пушистого меха. Они были на крыше пятиугольной формы. Пол был устлан коричневыми шкурами, на одной из которых она и сидела. Эредин лежал чуть в стороне, опершись на локоть, и смотрел на золотистые огни Крепости. Шапки гор мерцали в лунном свете. Всё, что Цири хотела сказать, градом высыпалось из головы, оставив морозную пустоту. Она словно оцепенела – и молча смотрела на золотистую паутину дорог, огни Крепости, очертания гор. Не могла даже шевельнуться. Он взял её ладонь в свою. Сжал, согревая теплом. Осколок так и остался в рукаве. Почему она не вытащила его?.. – Я подверг тебя опасности, увезя из Башни. Пока мы не поймаем маску, ты останешься там. Под охраной отряда Ruadhri. – Тебе просто нужна приманка для Вольных, – одними губами прошептала она. Эредин сел ближе. Она вздрогнула, почувствовав его ладонь на волосах. Он медленно пропускал прядки сквозь пальцы, расплетая косу, а она дрожала от холода, стыда и страха. Оттягивала неизбежное, позволяя ему играть со своими волосами. Несколько раз досчитала до десяти, а потом – с десяти до одного … Он прижался сухими губами к её шее. Цири вздрогнула, чувствуя, как внутри всё натягивается тетивой и дрожит – и отчего-то показалось, что это какой-то безумный сон, ничего этого нет, и она просто спит в своей постели. Его рука проникла под рубашку. Она неуклюже пыталась отстраниться, но он не обращал внимания. Горячее дыхание наполнило ухо, точно шум моря. Он сжал губами её мочку. – Перестань… Голос дрогнул, когда его пальцы сомкнулись на затвердевшем бугорке. К горлу мгновенно подступили стыд и сладость – а он уже навалился на неё сильнее, продолжая свою жестокую игру. Она ударила его локтем под ребро. Рванулась. Он поймал её локоть. Осколок! Он там, в рукаве… – Пусти! – хрипло закричала она. – Хватит! Он отпустил её так резко, что она едва не завалилась на шкуру. Цири оглянулась – злость и нетерпеливое желание смешались в его глазах. – Ты собрался захватить мой мир! Он не ответил. Лишь провёл рукой по лицу, возвращая привычную гримасу безразличия. – Ты готовишь нападение, – твёрдо повторила Цири. – Золотые нагрудники. Гремучий бисер. Война мести, которая вернёт тебе расположение народа. – Чушь, – глухо ответил он, глядя на месяц. Она засмеялась нервным высоким смехом. Села, скрестив ноги. – Ты не особо-то скрывал! Рассуждал…в газетах. Про оружие. Про лучшую тактику войны. Усилить религиозную истерию…заставить две фракции жрецов бороться друг против друга. Уничтожить науку и магию. А потом – вторжение гааков, междоусобица в Аэдирне, разорение южных полей. Как ты там писал? Раскалывай и позволь им вцепиться друг другу в глотки! Ловко! Он лишь слегка приподнял бровь. – Впервые слышу. Особенно смешно про гааков. Эти дикари способны сорганизоваться лишь на кражу лошадей и девок у соседей. Должно быть, тебе приснилось. Она вновь усмехнулась. Закинула голову, ловя засохшими губами снежинки. Пожалуй, она ожидала чего угодно, кроме того, что он будет отпираться, да ещё так нелепо. Впрочем…Йен не раз ворчала в минуты раздражения, что все мужчины, пойманные на лжи, ведут себя одинаково глупо. – Значит, мне и нагрудники приснились? А может, испытания гремучего бисера, которые принимала твоя подруга? Или мне привиделось, что вы клепаете кучу оружия последние годы? И его уже в два раза больше, чем эльфов в вашем… – Кто тебе сказал? – резко перебил он. – Мне? Никто. Но Умдиэль с Мориэном вовсю обсуждают… – Когда? Где это было? Она быстро взглянула на него. Лицо Эредина по-прежнему было непроницаемым, но пальцы барабанили по тёмному меху. – Какая разница? Ты ведь не собираешься ни на кого нападать, правда?.. Он подошёл к краю крыши. Положил руку на гранитный зубец, обдумывая что-то, и, кажется, даже забыл, что рядом с ним кто-то есть. Холодная волна поднялась в груди. Цири подскочила. Ощупала осколок сквозь рукав – тот лежал, будто слившись с её рукой. – Я ещё здесь, – напомнила она и сама поморщилась от того, как жалко это звучало. – И знаешь, что я думаю? Что оружия столько, потому что есть еще Seidhe! Тебе не жалко их, верно? Отыгранная карта! А ещё дикари из-за гор… – Прекрати, – он обернулся, и она тут же отвернулась. – О реванше мечтают лишь столичные бездельники. Я же никогда не собирался тратить силы на прошлое, и ты это знаешь. Тот мир умирает. Нам же предстоит уйти в будущее. Вновь стать Единым Народом. Заселить новые миры. – А гремучий бисер для тех, кто не хочет подвинуться? – Гремучий бисер есть оружие устрашения – для тех, кто не сможет принять сосуществование. Для друзей мы принесём иное. Науку. Процветание. Прогресс. То, чего они не могли достичь сами в силу краткости своей жизни… Она вновь засмеялась странным, точно стеклянным смехом. – Чего ты хочешь? Крови? Тебе правда это нравится? Правда? – Neen, – он стёр пальцем снежок с гранитной глыбы. – Я лишь хочу, чтобы мой народ выжил. А для этого он должен стать сильнее всех. Необходимость противостоять dh`oine в новых мирах заставит нас развиваться. Не даст огню жизни угаснуть. Эредин умолк и стал смотреть вдаль. Цири подошла ближе к зубцу. – Говоришь, война – единственный способ существования dh`oine…Выходит, и ваш? – Мы не занимаемся бессмысленной резнёй… – Пламя с небес – это тоже война. И железные горошины. Всё, где есть хищник и жертва. Кровь и вдовы. Всё война. – Всё война, – повторил он. – Ты права, маленькая. Всё – война. Природа сделала нас хищниками. Защищать своих. Нападать на чужих. Даже кровь в твоих жилах воюет с мельчайшими частицами болезней. Таков порядок вещей. Всё, что мы можем – принять его. И воевать за своих. Его голос вновь был мягким. Он не смеялся. Он желал ей добра…по-своему – только добро это резало не хуже осколка стекла. – Поклянись, – прошептала она, точно в бреду. – Поклянись, что вы не тронете мой мир. Дай магическую клятву! Эредин молчал. Она смотрела на горы. Там не было паутины огней, не было смеха и песен – лишь белые вершины и острые камни. Горы были спокойны оттого, что были мертвы. Быть может, смерть и есть высшее благо?.. – Поклянись, – упрямо повторила Цири. – Neen. Это не мне решать, – сухо сказал он. Она облизала губы. В воздухе танцевали хлопья – крупные, как лепестки яблонь. Ей нестерпимо хотелось вытащить осколок из рукава. Сбросить его с Башни. – Тебе. Ты же решил, что вам надо…в другие миры. Решишь и это! – Решит мой народ. Не я. Она стукнула кулаком о гранит, сдирая кожу. – Лжец! – крик её эхом ушёл в воздух. – Ты лжёшь мне! Говоришь, будто не врёшь…но еще никогда меня не окружало столько лжи! Ты заполнил меня ею! Меня тошнит от неё! Она рубанула горящим кулаком воздух, надеясь ударить его – он ловко отстранился. – Отвечай! Сейчас же! Что ты задумал? Зачем собрал своих головорезов? Для чего держишь меня в плену? – она закашлялась, захлебнувшись яростью. – Если ты… хоть немного…ты скажешь мне. Скажешь всё! Сейчас! Он молчал. Рука его лежала на зубце, и кольцо с голубой каплей блестело перед нею. – Сейчас! – голос сорвался хрипом. Эредин медленно повернул голову – прядь волос упала ему на лицо, и эта чёрная полоса, рассекавшая его лицо пополам, злила ещё больше. Хотелось кричать. Закричать со всей силы – и швырнуть осколок о камни. – Сказать что? – беспечным голосом спросил эльф. Она отвернулась. Не ярость – страх объял её, когда она осознала, что за мысль мелькнула в её голове. Осколок, острый как кинжал… Нет! Этого не может быть! – Правду, – едва слышно ответила Цири. Она больше не могла смотреть на него. Перед глазами стоял подбитым мехом воротник мундира. Его шея – бледная, горячая. Она будто ощутила сладковатый вкус кожи и биение крови под своими губами. – Правду, – лениво проговорил Эредин. – Ты всё требуешь, luned. С того самого дня, как мы встретились в лесу. Я спас тебя. Избавил от ведунов. И даже привёл в свой дом. Но тебе этого мало. Ты всё требуешь и требуешь…а сама лжёшь глядя в глаза. Так может, ты скажешь мне правду? Она чувствовала на себе его тяжёлый взгляд – но не обернулась. Стекло точно приросло к её руке. За всё это время оно ни капли не согрелось. – Я…ты бы всё равно не отпустил меня. – Я же говорил – ты останешься здесь навсегда. Вот правда. Цири часто дышала, не чувствуя воздуха. Смотрела в силуэты гор, но видела иное – белую вспышку, темные фигурки, проваленный потолок дворца. У неё был шанс. Возможность предотвратить Час Конца. Однако она не сделала этого… Могла…могла спасти… Разрушение. Или спасение. Выбирай! Нет! Нет! Нет! Что, если это всё лишь морок…бред её безумного сознания? Тот самый момент. Развилка. Выбор, который превращает вероятное в неизбежное… Осколок стоял в рукаве как влитой. Он уже был частью её. Частью…истории? – Я никуда не уйду, – глухо проговорила она. – Я дам клятву тебе, а ты – мне. Ни звука не было вокруг. Лишь стучала в висках кровь. Красная. Красная. Красная. – Тебе пора, Цири. Нет, пожалуйста! Нет! Жизнь – это война, и всё дело в том, что она не сумела сделать выбор. Она оказалась лишь…всего лишь… – Ты должен поклясться, Эредин. Прошу тебя…пожалуйста… Там внизу – запорошенный снегом двор. Просто взять и выбросить. Он даже не заметит. Выбросить. Всего лишь…Раз…два… – Уходи. Она повернулась к нему. Боль рвалась наружу – Цири едва удерживала солёную горечь внутри. Слабая. Она такая слабая. Не чудовище. Не Разрушительница. Всего лишь… – Эредин. Посмотри на меня! Ты…всегда этого хотел. И не мог добиться. Подчинить меня. Сломать. Что ж, другие тоже хотели…один почти сломал меня. Почти! Но не сломал. А тебе удалось. Сегодня ты сломал меня. Слышишь? Я сделаю всё, что прикажешь. Только поклянись! Смотри! Она медленно опустилась на колени. Каменный пол ударил в чашечки, но она не чувствовала боли. Мозаика на полу, кожаные сапоги – всё расплылось горячей пеленой. Уходи. Ты ведь не меняешь своих решений. Пожалуйста. Уйди сам. – Тише…фенериэль… Он опустился на колени, сгребая её в объятия. Жёсткая ткань оцарапала щёку – и она не выдержала. Заскулила, точно зверь. Он гладили её щёки, шептал что-то ласковое, но она не слышала – вся реальность между прошлым и будущим, можно возможным и неизбежным превратилась в сплошное острие. В один нарастающий звон стекла. Защищать своих. Убивать чужих. Серебро луны. Серебро ножа. Большее зло. Меньшее зло. Она не сумела…не сумела сделать… – Я не стану…не стану выбирать… – Цири, что ты… Она выпрямилась – и выхватила стекло из рукава. Он не успел среагировать. Рука её крепко сжимала стеклянный осколок – пальцы были готовы среагировать на любое его движение. Инстинкты обострились до предела. Сквозь пелену она видела его лицо. Неподвижное. Бледное – теперь по-настоящему. А в ярких глазах разливалось, заполняя пустотой то, что она никогда не видела раньше. Страх. – Убери стекло, – одними губами прошептал он. – По-кля-нись. Она сконцентрировала все силы на то, чтобы держать осколок ровно. Вплотную к пульсирующей венке. Говорят, будто в этот момент острие само рвётся к ямке…Ложь. Пальцы были тяжелее камня и всё, чего она бесконечно хотела, – отшвырнуть подальше этот треугольный осколок… Стекло, которая она прижимала к собственному горлу. Он был слишком умён, чтобы не понять – она никогда не сделает этого. Струсит, как уже трусила прежде. И всё же безумная ставка сыграла. Страх охватил его – разлился ядом по венам, лишая способности мыслить, разогнал сердце до бешеного стука. – Клянусь, – глухо проговорил Эредин. – Пока я жив, Aen Elle не станут нападать на твой мир. Клянусь Старшей кровью. Она издала странный звук – то ли всхлип, то ли вскрик. И тут же боль выкрутила руку. Где-то далеко стекло со звоном ударилось о камни. Он толкнул её в спину, с размаху швырнув лицом в меха. – Отныне ты будешь под надзором всегда. Днём, ночью, – зашипел эльф. – Всегда! Как бешеное животное… Тяжёлая рука отпустила затылок. Цири сжалась в комок. На бурых ворсинках таял снег, и тишина уже опускалась каменной глыбой – страшная, мёртвая тишина. Услышав шаги, она подскочила. Эредин подошёл к краю шкуры. Склонился и запустил под неё руку, нашаривая что-то. В руках его оказался тёмно-алый цветок на длинном стебле. Роза. Дикая роза из южных садов. Он отошёл к краю крыши – Цири зачарованно смотрела, как кружатся в воздухе алые пятна, опускаясь на камни. – Защищать своих. Убивать чужих, – тихо сказал он зубцу. – Ты всё сделала правильно, luned. Ты обманула меня. Заставила поверить в свою ложь. – Эредин… – А правда в том, что ты всегда была обычной dh`oine. И больше никем. Он с наслаждением сжал в кулаке шипастый стебель. Разжал руку. Тонкая красная струйка побежала по его ладони. Закапала на лепестки. Цири отвернулась, задыхаясь от ярости. – Убийца! Подонок! – орала она. – Думаешь, я для них это сделала? Для них? Ты тупой чёртов эльф! Стоит вам сунуться там – и твоих воинов ждёт гибель. И ты начнёшь мстить. А люди мстить в ответ. И это…никогда не остановится. Чёртов круг! Чёртово колесо! И однажды оно…оно убьёт и тебя! Вот почему, pest! Потому что я… Она закрыла рот ладонью. Затем отёрла слёзы и слюни. Обернулась. Крыша была пуста – лишь снежинки опускались на камни. Огней вдали стало меньше. Цири долго сидела, уткнувшись лицом в колени. Затем подняла голову. Завернулась в бурый мех – и прошептала что-то себе под нос, неподвижно глядя в одну точку. Туда, где среди осколков и лепестков блестели на чёрных камнях замёрзшие красные капли. Дверь отворилась с тихим скрипом. Она подскочила. – Пора возвращаться, леди Цири, – сказал Пересмешник. Она отвернулась, оглядывая в последний раз силуэты гор. Они больше не давили на неё своей громадой. Казались теперь словно картонными. Ненастоящими. Как и всё вокруг. Ночной ветер погнал лепестки по крыше. Донёс до неё едва слышный шёпот. – Мне жаль. Пересмешник уже спустился на пару ступеней, протягивая ей руку. Она послушно шагнула к двери. И вдруг замерла. Небо осветилось разноцветными всполохами. Чёрная ткань заполнилась россыпью рубинов, изумрудов, аметистов. Цири смотрела с замиранием сердца на игру света, и ей казалось – вот-вот они появятся, выплывут к ней. Два сияющих звёздных силуэта. Поплывут рядом, играясь друг с другом – и мёртвую тишину расколет звук их голосов. Но они не появлялись. Они остались там – на иной дороге, навсегда скрывшейся во тьме. И лишь безразличные волны света озаряли пустой холодный мир.