Горящие сердца

                  В голове Тэхена не было ровным счётом ничего. Движения выполнялись на автомате, в полном сосредоточение, потому что без него никак не вымыть посуду, да и в целом убраться в своем почти скромном жилище невозможно. Мысли уводят совсем в другое русло, а процесс вылизывания дома от пола до потолка растягивается в бесконечно возрастающей геометрической прогрессии. «Почти скромной» обитель Тэхена зовется потому, что его покупка стоила ему квартиры в хорошем районе Сеула, а также очень долгой работы и усердных накоплений. Зато вот контракт с застройщиком был подписан просто молниеносно, да так, что Ким и сам не понял, как оказался с огромными баулами на пороге этого прекрасного дома. Но сейчас не до этого.       Под черепом кто-то долбит барабанную партию, будто в тяжёлом металл треке, что пульсирует на барабанных перепонках. Иного объяснения такой головной боли и пульсации в висках найти Тэхён найти не мог. Он не удивится, если через несколько часов в отражении он увидит правильный прямоугольник вместо головы. Раздражает, нет, даже бесит.       В глазах мутнее, в ушах пищит. Таблетка должна была подействовать минут пять назад, но, видимо, она решила, что лениться сегодня — её главная задача, поэтому забила на Тэхена.       Домыв последнюю тарелку, Ким отряхнул руки от воды, вытер их полотенцем с зайцами, висящим на дверце духовки и полез за телефоном в карман, дабы проверить время.       В запасе ещё около полутора часа, так что остаётся надеяться на то, что голова все-таки болеть перестанет, а для уверенности и ее закрепления придется выпить ещё каких-нибудь таблеток, иначе Тэхён ласты склеит на полу собственной кухни. Таблетки благо оказались рядом: в боковом шкафчике кухонного гарнитура. Прошлый блистер закончился. Ким выпил последние и сразу выбросил упаковку, так что пришлось лезть за новыми. Еще бы вспомнить как они выглядят…       Только как найти среди кучи лекарств нужное Тэхён и предположить не мог. Всё навалено и разбросано по трём маленьким полкам. Пластыри. Слишком много пластырей, Тэ вытащил их сразу, дабы не мешались, а то их целая лента. Можно мумию оборачивать. О таблетках непонятного происхождения и их количестве вообще стоит умолчать. Тяжелый вздох. Надо собраться, иначе его голову сожрет тот, кто пытается сквозь череп добраться до мозга.       Нужная упаковка ничем не отличается от стандартных. Такая же серая, скрипящая и неприметная. И кто только придумал их? Безвкусица. Тэхён психует и скидывает всё на пол. Шум от падающих блистеров неприятным скрежетом отдался, кажется, где-то в кончиках пальцев. Давит боль, кончающиеся нервы и желание как можно скорее облегчить себе жизнь. Конечно, лезвие ножа справилось с этой задачей бы гораздо лучше и быстрее, но Тэхён от таких мыслей лечился долго и нудно. Желания возвращаться в кабинет психиатра, а тем более в психиатрическую больницу он не намерен, хотя очень хотелось бы снова там забыться. Наверное… Неважно.       Тэхен выдыхает. Трет виски, пытаясь перезагрузить внутренний биологический компьютер. Охлаждение бы тоже не помешало. Но воды со льдом он попьет потом, когда найдёт обезбол. Тэхён разгребает скрипяще-звенящую кучу, сразу откидывая в сторону ненужные и пустые упаковки. Остатки его прошлой жизни даже спустя несколько лет ещё каким-то образом вылазят изо всех углов дома. То лезвия за диваном найдёт, которые сам же забрасывал туда в случае палева и потом не мог достать, то в корешках книг заточенные гвозди обнаружит. Да, он додумался до такого и сам не знает как. Больной человек, особенно на голову, осуществит надуманное любым способом. И здесь прошлое тоже его нашло: этот ящик не открывался, кажется, с того времени, когда Тэ только сюда переехал, вот и вылезло потревоженное из темного угла на свет лампочный в виде пустых упаковок антидепрессантов. Сразу их в мусор. Не думая. Не тревожа. Отметаем.       Тэ уже давно не псих, даже на дне сознания не осталось осадка того психического состояния, как было пару лет назад. У него просто болит голова. И он просто ищет обезбол среди тучи упаковок разношерстных таблеток от всего. Спокойствие, нужно всего лишь поймать дзэн и плыть по течению. Когда-нибудь он точно наткнется на нужный блистер. Выдыхаем.       Из его запасов можно вторую аптеку собрать. Джин об том не раз говорил, у самого дома подобная аптека, да и сам он фармацевт.       Тэ уже готов выть от безысходности. Может, этих таблеток тут вообще нет, и он уже двести раз съездил бы в аптеку, а не рылся в этом мусоре. Эта мысль скребет под ребрами, но ее пока успешно удается игнорировать, ибо трата лишних нервов сейчас крайне невыгодна, да и не нужна. А кому нужна? Вот и подтверждение тэхеновой теории о том, что мысли постоянно ведут в какие-то дебри. Он завис во времени всего на несколько секунд, а мог так сидеть вплоть до прихода гостей, может, к этому событию опроверг бы теорию Дарвина. Кто его знает…       Перебирая в руках очередные блистеры в надежде найти нужный, в руки попадает плотная бумажка, затерявшаяся и застрявшая в кошмаре фармацевта. Она не похожа на оторванный кусок от упаковки, потому что ровная по краям, да и гораздо глаже наощупь. Тэ не обращает на неё внимания, откидывает в сторону к пустым упаковкам. Мусор какой-то. Здесь даже валяются резинки для волос, которыми Ким не пользовался уже хренову тучу лет. Бардак, да и только. Но он не сдается и продолжает рыться.       Наконец. Тэ потратили на поиски нужного лекарства минут пять, если не больше, а затем, пообещав когда-нибудь, то есть никогда, там убраться, с чистой совестью запихнул всё назад. Пустые упаковки он выбросит, когда выпьет таблетку.       О стенки стакана бьются и звенят кубики льда, как и мечтал Тэхён. Ледяная свежая вода — нет ничего прекраснее ее в данную секунда. Освежает до скрипа извилин в голове, эдакий катализатор перезагрузки мыслей. Тэ стоит около стола, окидывая кухню бесстрастным взглядом, а где-то под ним накопившийся мусор, на который он посмотрел с нескрываемым скепсисом и раздраженно фыркнул. Тэ сделал ещё несколько глотков воды.       Где-то по близости раздался цокот когтей по паркету, а затем в дверном проёме показалась лысая морда кота. Правый синий и левый зелёный глаз проскользнули по Тэхёну нечитаемым взглядом, а затем долгое и хриплое «мяу» с каким-то упрёком разнеслось по всей комнате. —Чего тебе, мешок с костями? Я тебя уже кормил, еще не время ужина, —коту и не нужна была его еда. Он прибежал на шум.       Медленно пройдя на середину комнаты, гордо задрав морду и хвост, кот вытянулся, прогнулся в спине и ловко запрыгнул на из столешниц. —Слезь, —твердо скомандовал Тэ, встречаясь с двухцветным взглядом исподлобья, —ну-ка брысь. Вайс.       А Вайсу хоть бы хны. Он еще и улегся на холодную каменную поверхность, положив на передние лапы маленькую мордочку. —Вот же зверь, —Тэхен гоняет его постоянно с этих тумб, а тот все больше на них лезет. Нет у него с Вайсом гармонии в отношениях. Тэхен его и кормит, и поит, лоток, будь он неладен, чистит, а эта лысая кошачья задница еще и выпендривается. Ким терпеливый человек, но и его нервы могут тоже не выдержать, поэтому приходиться браться за решение проблемы радикально. Тэ отставляет стакан, тут же в темпе вальса, иначе это существо может и цапнуть, хватает наглую морду за шкирку и скидывает на пол. Над аккуратностью почти не заморачивается — Вайс всегда на лапы приземлиться. На то он и кот.       Опять недовольное мяу, только в нем послышалась еще и…угроза? Непонятно, что должно было быть этим сказано, но именно недовольные злые нотки Ким почувствовал прекрасно. Коту, в общем-то, доставать хозяина себе дороже. Без ужина еще оставить может, поэтому он как ни в чем не бывало толкает лапкой звенящую блистающую фигню, оказавшуюся около него. Нет, сначала обнюхать, а уже потом толкать. Вайс входит во вкус, всё сильнее и сильнее толкает упаковку и всё яростнее за ней метается.       Тэ наблюдает за этим и не знает, как подступиться. Слишком опасно. Кот будто с кусочком пластика устроил войну. Боевую задачу очень сильно усложняет скольжения мягких лапок по гладкой плитке из-за чего Вайс постоянно падает или не вписывается в повороты. Едва не врезается в Тэхена и стол, закручивается и, распластавшись, плывет на животе. Бесится, мяучит, шипит. А хозяину не в радость. Ему убирать надо. Снова радикальные меры. Выждав нужный момент, Ким набрасывается на кота, хватая Вайса в цепкие руки, а он сразу давай вырываться. И вот в руках Тэхена уже и не кот вовсе, а уж на сковородке. Лапами машет, клацает воздух зубами, шипит и недовольно мяукает, нет, скорее орет. —Ой помолчи. Надоел ты мне, — выкинув Вайса за дверь, говорит Ким, облегченно выдыхая. — М-да… Дела…       Ким с недовольным кряхтением наклоняется к разбросанным по полу блистерам, собирая их в ладонь. Первая партия, которая поместилась в руку, уже полетела в мусор. Осталось немного. Три упаковки и бумажка около ножки стола. Тэхён поднимает и ее, едва ли не пища своему маленькому достижению. Ким, полностью довольный собой, направляется к мусорному ведру. Блистеры летят со скрежетом, а вот листик парит и переворачивается в воздухе, потому летит абсолютно в другую сторону и приземляется у техеновых ступней. —Ты меня достал, —скривив злобную гримасу, рыкнул Тэхен и сразу подхватил листик, тот ещё и подбираться не хотел. По полу скользит, а в руки не берётся и всё тут. Поддался только с четвёртой попытки (и то случайно налип на палец). Тэхён специально посчитал. Ровно на столько кусочков порвёт и его. Прилипчивый чересчур. Только вот когда тот оказался перевёрнутым, желание превратить его в клочки разом отпало. Вместо этого в сердце отозвалась самая глубокая и едва зажившая рана. —Я начинаю верить в судьбу, —хмыкает Ким, разглядывая фотографию Чонгука. Хоть запечатлен он подростком, но эти детские оленьи глаза берут за горло и давят, давят, давят, лишают кислорода, но Тэ вырывается. Всего-то надо закрыть глаза и, не глядя, убрать в карман фотографию. Вот так. Медленно и осторожно. Будто и было её никогда. Даже спустя столько лет это больно, хоть и на толику.       Тэ гонит мысли из головы. Было лучше, когда она была пустая и болела. Лекарство сейчас подействовало, а под черепной коробкой всё равно муть. Не угодишь. —Ладно… Так, что мне надо, —уперев руки в боки, Ким начал подробно продумывать дальнейший план действий, —заказать еду…       И в общем-то на этом список дел заканчивается. Тэхён действительно следующие несколько минут проводит в телефоне, заказывая из ближайшего ресторана много вкусностей для гостей, которые должны подойти через несколько часов. Повод для сбора у них проще формулы воды—день всех влюблённых. Собираются традиционно у Кима, ибо так пошло издавна и нарушать этот закон никто не собирается. Тэ сам не против гостей, дома только Вайс, с которым даже не поиграешь нормально — съест с потрохами. А еще техеновы тараканы в голове, но с ними что в лоб, что по лбу. Ну периодически Чимин захаживает. Одиноко даже.       А так дом у него большой, все поместятся, если остаться захотят.       В оставшееся время Тэ принимает доставку, накрывает на стол, готовит валентинки. Совсем заметался сегодня, что забыл подписать. Для каждого друга по одной и все абсолютно разные. Валентинки ведь не только возлюбленным дарят, а друзьям тоже. Братская любовь — тоже любовь. Как тут сердечко не подарить? Тэ грустно хмыкает на эти мысли и заканчивает подписывать последнюю девятую валентинку. Все открытки Тэхён делал сам, ибо смысл тогда их вообще дарить, если из твоего там только подпись — Ким так не любит. Ему нужно с душой. Да, ему 22 года и он до сих пор делает валентинки самостоятельно, а не покупает. Это тоже одна из традиций праздника. Зато таких в магазине не купить. Внутри каждой пожелание и признание в любви, а также совместная фотография и несколько милых наклеек.       Тэ уверен, этих щекастых панд с бамбуком заценят девушки Хосока и Юнги, но особенно они должны понравиться четырёхлетней дочке Хоби. Ради неё эти панды и затевались. Видите ли, Тэ и сам поклонник этих мишек, поэтому и дома у него их полно: и в виде игрушек, и статуэтки, и даже картины с пандами, а на балконе так вообще целый бамбуковый лес. Искусственный правда, но от того не менее прекрасный. Эта маленькая проказница однажды украла, с доброго позволения Тэхена, игрушку-пандочку размером с котенка. Мягенькая, миленькая, словом, под все критерии идеальной детской игрушки подходит. С тех пор, со слов Хоби, да и из личного опыта Тэхена, девочка не выпускает эту Хью (так она назвала панду) из рук.       Мило. Приятно и девочке, и Тэхену. Эта мысль греет иногда, когда по ночам холод одиночество вылазит монстром из-под кровати, готовится цапнуть за беззащитную пятку и утащить куда-то в темный подкроватный мир забытых вещей. Может, там где-то здоровый сон или совесть Вайса. Она бы ой как пригодилась бы ему. Вот прямо сейчас.       Тэ подлетает к коту, который успел на накрытый стол запрыгнуть и едва не попробовать чего-то, хватает зверя, не жалея, за шкирку и бросает на пол. Ругается, глумится, а Вайс только сидит с недовольной мордой на пороге кухни, потом кладёт лапу на лапу и хлопает разноцветными глазами, будто что-то понимает, но делает вид словно это его не касается. —Как ты меня достал, всё равно ж на балкон пойдёшь… — Ким присаживается рядом с животным, проводя большой ладонью по бархатной спине, не получая взамен даже мурчания. Кот только тычется в ладошку мокрым носом и облизывает палец. Хорошо, хоть не кусает, а то хвостатый может. —Прости, непутёвый, придётся мне тебя опять потрогать, только не кусайся, пожалуйста.       Тэ на этот раз осторожно берёт кота на руки, который поначалу противничает, вырывается, но его держат крепко, что даже лапой не пошевелить, так что ему приходится мириться. В конце демон в его груди остывает, а сам кот еле слышно мурчит, положив голову в сгиб локтя хозяина, пока тот его несет куда-то наверх. Вайса приходится запирать на балконе, потому что тот любитель позадирать дочь Хосока, а та до чёртиков и слез боится кота дяди Тэ, да так, что не слазит с хосоковых рук, если Тэ по глупости или потому, что сам не совладал с буйным характером зверя, не запер его на балконе. Где-то ещё делать это бесполезно, потому что кот каким-то образом научился открывать дверь и свободно гуляет по дому полтергейстом. На балконе проделать этот трюк сложнее. Ручка там оконная, чтобы ту открыть надо приложить гораздо больше усилий, что делает эту задачу для кота нереальной. Вайс пока не понял как работает эта система, хотя пытался, но безуспешно. Так что карцер для кота пока есть и работает исправно. Ещё ни разу не убегал.       Кот мяучит что-то с интонацией похожей на ту, с которой обыкновенно произносят слово «предатель», когда стеклянная дверь перед его носом захлопывается, не оставляя ему шанса выбраться. —Ну и что-то ты орешь? —возникает Ким на оперу Вайса. — Надо вести себя подобающе, а не кидаться на ребёнка. Дуралей.       Ким и дальше бы продолжил отчитывать несносного зверя, если бы до слуха не донесся гул мотора машины гостей и несколько гудков. Вовремя Тэ, конечно, закрыл кота, а то бы гоняли сейчас его с Намджуном и Джином втроем. Ким быстрым шагом, едва не срывающимся на бег, добирается до двери, хватает ключи с подоконника рядом, нажимает на кнопочку и ворота перед домом с гулом разъезжаются, пропуская чёрный джип во двор. Намджун сигналит еще несколько раз, а Тэ машет в окно улыбающемуся Джину.       Тэ срывается в коридор рядом, берёт валентинки, оставленные на журнальном столике и открывает дверь, впуская в дом чужую ауру и атмосферу. Пускай мешаются, да тоску разгоняют. Джин моментально ныряет в объятия старого друга, сжимает так крепко, шепчет на ухо слова любви, заставляя Тэхена мягко улыбнуться, а затем отдаёт свое сердце, тоже самодельное. — А вот и моё, —сердце для Джина синие, так что найти его в куче остальных не составляет труда. Синий у Кима ассоциируется с надеждой и спокойствием—двум определениям характера Джина. В этом году было решено делать разных цветов открытки, чтобы было хоть какое-то разнообразие.       Настала очередь объятий Намджуна: тот так же прижимает к себе Кима, гладит по голове, греет тело приятным медовым взглядом. —Люблю тебя, мой друг, —в унисон говорят Тэ и Джун, обмениваясь валентинками. Для него Тэ сделал желтую, вернул этим цветом надежность и тепло, которое Намджун всегда приносит с собой и отдаёт ровно столько, сколько нужно для успокоения и без того побитой души. —А где Чимин? Он разве не должен был с вами? —Отказался в последний момент — какие-то дела. Не интересовался, а он торопился куда-то, —рассудительно отвечает Джин и снимает обувь, опираясь на стену. — Позвони, узнай. Но он точно придёт, так что не переживай.       Тэхён и не думал переживать. Нет. Подумаешь, в голове уже варится сотня вариантов почему Чимин не приехал и один хуже другого, а в груди в конвульсиях бьётся волнение, царапая шипами под ребрами, заставляя тревожные мысли начать закручиваться вокруг здравого восприятия мира. Снова отметаем.       По-другому нельзя, ибо нужно уметь решать проблему на корню, пока она не довела до белого каления. —Ты же его знаешь, придет, —заметив переживания друга, поспешил успокоить Джин, —идем, —добавил тут же, уводя Тэхена в сторону кухни. —Я надеюсь дьявола нигде поблизости нет. —Если ты про Вайса, то он на балконе, а если ты про жену Юнги, то уже в пути. —Почему это жена Юнги-дьявол? —Единственная из всей компании, которая не пьет. А если и пьет, то ее ничего не берет, — поясняет Джин, пока Тэ собирался с мыслями. — Полагаю, прозвище появилось недавно. —Верно, —кивает Джун. —Мы как-то с Хосоком и Юнги случайно встретились во дворах, разговорились и пришли к такому выводу. Юнги жалуется, что Хёрин над ним издевается, а как именно издевается не уточнят, так что, похоже, там действительно что-то серьезное, — поджав губу, с видом, будто выносит посмертный приговор заключает он. — Как хорошо, что она сейчас этого не слышит, а то был бы ты уже битым, —хохочет Джин, обгоняя парня и оставляя на его заднице смачный шлепок.       Намджун на это что-то бурчит под нос и цокает, а затем сам догоняет парня, передвигаясь на носочках, прижимает его спину к себе так, что Джин от неожиданности едва не закашлялся. Джун оставляет несколько поцелуев на шее и с чистой совестью после отмщения отпускает возлюбленного.       Хосок с семьей приезжает позже минут на двадцать, оправдывая опоздание тем, что Сурин боялась тэхенова кота и не хотела ехать. В прошлый раз кожаный начал шипеть на девочку, когда та была на руках Хосока и сильно напугал. Тэхен попытался его успокоить, так он решил вымещать злость на первом попавшемся человеке. Вайс мало того, что поцарапал, так еще и укусить успел. Бестия.       Вот и сейчас Сурин прятала лицо в шее отца, боясь увидеть Вайса и отказывалась слезать. —Хей, малышка, —ласково зовет Тэхен девочку, гладя ту по волосам, дабы чуть-чуть наладить контакт с ребенком, — привет, у меня для тебя кое-что есть, —пытается заинтересовать Ким и у него получается, так как Сурин отрывается от Хосока и теперь уже смотрит на мягко улыбающегося дядю Кима, что протягивает к ней руки и просит пойти к нему. — Будешь обниматься со мной, сахарок? — Папа, —канючит та, показывая на Тэхена ладошкой, — п-а-апа, —тянет во второй раз. — Тэхена-а тебя зовет, давай, поздоровайся с ним, —размеренно говорит Хосок, оставляя на маленькой щечке поцелуй. Девочка сдается. —Вот так, —на выдохе говорит Тэ, забирая девочку у друга. — Привет, —улыбается Ким.       Сурин смотрит растерянно и с опаской зелеными глазами, но все же улыбается в ответ. —Что нужно сказать, Сурин-и, —напоминает Сойи, протягивая ребенку маленькое бумажное сердечко. Та сразу хватает его и прячет за спину. Тэ умело делает вид, что не смотрит и не видит. —А, —вспоминает ребенок, смущается так, что улыбается, но говорит: — Дядя Тэхен, я тебя люблю.       Впервые Сурин говорит эту фразу Тэхену четко, правильно выговаривая все слова. Это трогает за душу, заставляет сердце подпрыгнуть и забиться чаще. —Я тебя тоже, Сурин-и, — Тэ чмокает ребенка в щечку, а та протягивает ему сердечко из переливающейся розовой бумаги. Неказистое и далекое от идеальное формы, но зато сделанное со всей детской любовью. Тэхена на секунду накрывает эйфория, в голове появилась идея купить для этого сердцу рамочку и поставить где-нибудь на видном месте.       Хосок спешит сфотографировать такой трепетный момент. — Держи, малышка, —Тэ хватает с подоконника розовое сердце с большой наклейкой панды и вручает его ребенку, та, увидев любимое животное, просияла, но тут же вспомнила про свою игрушку и потребовала ее у родителей, забыв из-за этого поблагодарить, но Тэ не обижается. Дети. Им простительно.       Сурин слазит с рук, но ее тут же заменяют объятия Сойи и Хосока, после которых в памяти остаются три главных слова в этого дня, а в каждой ладони по сердцу       Тэхен отдает лавандовое сердце для Сойи — та почему-то ассоциируется именно с эти цветом. А вот для Хосока приготовлено оранжевое. Цвет огонька, который нередко мелькает в его глазах и согревающей улыбки. — Проходите, там уже Намджун и Джин на кухне, я сейчас буду. Там Юнги подъехал. — Можно я буду с тобой? —говорит девочка, прицепившись к ноге Тэхена, смотря снизу вверх и быстро-быстро хлопая ресницами. — Конечно, — улыбается Тэ. —Только убегай скорее от холода. А то дверь откроется, а ты простудишься, меня тогда твои мама и папа отругают.       Та, услышав щелчок дверной ручки, пулей уносится в дальний угол комнаты, так что перед глазами только маленькие хвостики остались.       Первым в дом залетает Юнги, скидывая попутно с себя обувь и прячась за тэхенову спину, тут к гадалке не ходи понятно, что от жены. —Привет, —прилетает уже куда-то в затылок, а по спине пробегают мурашки от холода, исходящего от куртки.       Тэхен не спрашивает о происходящем, так как к подобному поведению все привыкли. Уже можно открывать букмекерскую компанию, чтобы делать ставки на причину очередных догонялок. — Привет, Тэхен-а, —говорит вошедшая девушка, но смотрит куда-то за спину. — Я так понимаю моего мужа тут нет. — За что ты так с ним? — Юнги стопроцентно как обычно что-то ляпнул, а теперь получает. — За все хорошее, —коротко и емко, не придерешься. — Интересная причина.       Сурин, наблюдавшая из глубины комнаты за ситуацией, бесшумно подкрадывается к ничему не подозревающему Юнги, хватает того за ногу и кричит что есть мочи, а Мин вскрикивает от неожиданности и от испуга едва не сносит Тэхена. Последний и сам пугается, услышав визг Сурин и крик друга. Но тут же успокаивается, слушая как детский заливистый смех разносится по дому и наблюдая за тем, как Юнги пытается прийти в себя. — А что тут за девочка такая красивая? — удивляется Хёрин, с распростертыми руками встречает Сурин, широко улыбаясь. Девушка искренне скучала по чуду с двумя хвостиками, ведь виделись они еще до Нового года. Сурин снова смущается, мнет пальчики и боится подойти. — Приветики, —девушка опускается на корточки, чтобы пожать ручку ребенку. — Как ты напугала дядю Юнги, это было круто, давай пять, — в протянутую ладонь тут же хлопнула ладошка гораздо меньше. Сурин улыбается во все зубы, которые еще не вылезли до конца, и немного невнятно произносит: —Пойдем, тётя, —запрыгала от радости девочка, потянув Хёрин за палец. Все-таки ее Сурин любит больше всех. —Конечно, золотко, —выражение лица меняется за секунду, когда та бросает мимолетный взгляд на Юнги и говорит. —Сурин тебя спасла, радуйся. —А за что она тебя на этот раз? —переведя дух и убедившись, что сладкая парочка удалилась на кухню, спрашивает Ким. —Ты уверен, что хочешь знать причину? —на выдохе говорит Юнги, явно пытаясь прийти в себя после выходки дочки Хосока. Маленькую зеленоглазую бестию с двумя хвостиками на макушке Юнги еще нескоро забудет. — Говори уже, —отмахивается Тэ, мол, с тобой и не такую фигню проходили. — У девушек фетиш на задницы. Еще больший на поверку ее глубины пальцем, —спокойно говорит Мин, глядя прямо в расширившиеся зрачки Тэхена.       От чего последний взрывается хохотом и едва успевает схватиться за плечо Юнги, дабы не упасть. — Правильно ее дьяволом назвали, —сквозь смех пытается сказать Тэхен, но истерика берет свое и Юнги не понимает ни слова. — Кота куда дел? Как обычно? А то я не собираюсь от него бегать.       Еще одним человеком, которого ненавидит Вайс является Юнги. Причина этой ненависти абсолютно непонятна, ни как саму Юнги, ни остальным. Вайс бросается на Мина так же, как бросается на Сурин. Бешеный и совершенно невоспитанный кот. —Да…да, —Тэ все еще держится за плечо Юнги и пытается успокоиться. —Все, давай, прекращай, а то начнешь икать и не остановишь потом, сам знаешь. —Ты с таким лицом бежал. Вроде почти 30, а ума…. —Все вопросы к Хёрин, —отмахивается Мин от дальнейших нотаций, а сам лезет в карман и достает оттуда валентинку.       Она сильно отличается от тех, которые прежде дарили Джин, Джун и остальные. Те бумажные, а эта вырезана из дерева, а сверху выжженная надпись «люблю» почерком Мина. Необычно и в стиле Мин Юнги. —Бумажки — это конечно круто, но меня они достали. Их на работе полно, поэтому вот так. С праздником, Ким Тэхен, твое счастье — мое счастье, я люблю тебя, —Юнги прижимает к себе Тэхена, а тот в ответ обнимает с такой же силой. — И я тебя люблю, ты знаешь как безумно, —Тэхен отстраняется и берет с подоконника бумажное сердечко яркого лазурного цвета, ассоциирующееся со свободой в душе Мина. Он не зависим от своего возраста, жены, общественного мнения, достаточно прямолинеен и может говорить о чем угодно. Тэхен даже завидует ему в какой-то степени. — От Чимина ничего не слышал? — Нет. А он еще не здесь? Я думал он самый первый прилетит.       Тэ только руками разводит и приглашает на кухню, где гости уже во всю что-то обсуждали. Сурин сидела на руках жены Юнги и что-то увлеченно рассказывала, активно размахивая руками. —Хёрин, —зовет Тэ, —ты знаешь как я тебя обожаю и люблю, с праздником. Хочу гармонии в вашей семье, так что пожалуйста не покушайся больше на пятую точку Юнги. Я удивлен, что за год вашего брака она еще цела, —Тэ протягивает ей уже лиловое сердечко, едва сдерживая смех.       Хёрин звонко смеется, благодарит и отдает Тэ валентинку, предназначенную для него. Тоже деревянную, но уже с надписью: «ангел». Муж и жена — одна Сатана. —Па-ап, —раздается по всей комнате, —а где находится пятая точка? Тишина. Взгляды направлены на растерянного Хосока. Едва сдерживающие смех остальные никак не завидуют поставленному вопросу. — Это, доченька, то, чем ты сидишь на стульчике, —выходит из положения Сойи, спасая тем самым мужа. — Я бы сказал, предмет педагогического воздействия, —бурчит Намджун Джину на ухо. — Сидалечное место, —бубнит старший Ким в ответ и хихикает. —Мужчины, открывайте вино. Портится натурпродукт, —надо будет позже сказать Юнги, что у него очень инициативная жена, хоть и непьющая, но поддерживающая застолье. Джин явно рад такому развитию событий, поэтому бутылка оказывается в его руках молниеносно, а штопор еще быстрее. —Придержи коней, Чимин еще не приехал, —тормозит парня Намджун, а тот находит оправдания. —Начнем без него — ничего плохого не случится. Будет знать, как опаздывать, —штопор уже в пробке. — Ты знал, что я мастер открывания бутылок с вином? — скрип. Хлопок. Мастерство подтверждено.       Первый тост за вечное счастье произносит Хосок, нежно держа Сойи за руку. Тэ завидует и радуется за друга одновременно: ему повезло найти вторую половинку больше шести лет назад, а итогом и началом нового этапа в жизни влюбленных стало рождение дочери, что все это время спокойно сидела с пластиковой чашкой на коленках Хёрин.       Алкоголь жжет с непривычки горло, заставляя Тэ поморщиться. Вот так обрабатываются кровоточащие раны внутри, чем благороднее напиток и чем выше его градус, тем лучше эффект. —Тэ, ты вино выбирал? Крепкое, —кряхтит Сойи, хватая виноградину с тарелки рядом. —Вино таким и должно быть, —защищает любимый напиток Джин. — Это просто ты очень нежная, Сойи.       Девушка хихикает, убирая мешающиеся длинные черные волосы за плечи. —Вообще-то твой парень сидит у тебя за спиной, —напоминает Намджун, допивая остатки алкоголя в бокале. —Я гей, а она замужем, какой-то ты ревнивый, небось найдешь причину меня ревновать даже к коту Тэхена, —с усмешкой фыркает Джин и наливает себе уже второй бокал вина.       Бутылки на компанию явно мало, даже с учетом того, что один человек в ней не пьет. —Я буду сидр, —заявляет Сойи. — Иначе я не дотяну до конца вечера. Где он? —Где-то там, под столом, стоит около ящика с вином, —буднично бросает Тэ. —А я думаю, обо что я бьюсь ногой, —удивляется Джин. —А тут такая красота. —По-моему у тебя не парень, а алкоголик, —усмехается Хосок. —Я когда-то высказывал свое недовольство? —тишина. —Вот и вопрос решен.       Хоть между первой и второй расстояние крайне мало, но с ним ребята тянут, чем мог бы возмутиться Джин, но он сам себе собутыльник, поэтому потягивает третий бокал вина абсолютно спокойно. Для него что третий, что десятый-разницы нет. Сомелье Пусанское. Перебрал, наверное, все винные сорта и пабы, аргументируя тем, что он —тонкий ценитель алкоголя, да и после долгих ночных смен в аптеке, выпить чего-то погорячее будет в самый раз. Тэхен почему-то в этом уверен, хоть сам не любитель выпить, даже для успокоения души, даже по праздникам. Исключения его день рождение, Новый год и день святого Валентина, тут как грани не крути, придется пить, но соблюдая меру. —Позвоните кто-нибудь Чимину, а то это уже наглость. Сказано было приходить к четырем. Господа, половина шестого. Уже больше часа ни ответа, ни привета, —возмущается Намджун, демонстрируя дисплей телефона со временем.       Снова Тэхена хватают за горло, казалось бы, простые слова, да и Чимин может стоять в пробке, кто этот город знает, всякое бывает, но от чего-то дышать становится тяжело, волнение то и дело перекрывает кислород, заставляя Тэхена закапывать настоящие чувства в новую рану. Внешне он абсолютно спокоен, даже расслаблен, чтобы не напускать паники. —Позвони, —толкает его Джин. — Твоя инициатива. —Я напишу. —Нет, лучше звони, сообщение может не увидеть. Или ты Чимина не знаешь? У него двадцать четыре на семь стоит беззвучный. —Да, Хосок прав, —поддерживает Сойи. —Хорошо-хорошо…       Джун уже и сам начинает волноваться, Чимин обычно прилетает на такие мероприятия самый первый, но никак не опаздывает. Сурин на руках жены Юнги уже успела задремать, мило дуя губки. Спится под разговоры взрослых дяденек и тетенек просто прекрасно. —Ты куда? —интересуется Юнги, заметив, что его жена начала вставать из-за стола. —Сурин-и отнесу. Тэ, в гостиную же можно? —Можешь и в мою комнату отнести, чтобы ей мягче было, правда там Вайс на балконе, но он не выберется. —Это на второй этаж надо подниматься, лучше в гостиную, а то вдруг проснется и с лестницы упадет, —забеспокоилась мама девочки. —Тогда в гостиную, —командует Тэ, кивая на дверь. —Спасибо, —Херин пропадает за дверью вместе с Сурин на руках. —Намджун, ты звонишь или как? —возмущается Хосок. —Он сообщение прочитал и что-то пишет, —секунда тишины. —Говорит, что скоро будет, ездил по работе куда-то. —Интересно, кому в пять вечера понадобился адвокат, —в голосе Хоби отчетливо слышен сарказм. —Может быть вечерний суд был, —оправдывает того Тэхен, но делает это абсолютно непринуждённо, будто ему так же пофиг, как и другим, будто он ждет не Чимина, а какого-то незнакомца.       За окном уже успело слегка стемнеть, закат невиден, плотные уж слишком сегодня облака. Тэхену легче смотреть в окно и делать вид увлеченного слушающего, нежели говорить самому. Ему нечего рассказывать, у него всегда стабильно по-старому. Ничего не происходит и не меняется. Абсолютно. —Что с Чимином? —где-то на фоне спрашивает Хёрин. —Едет, —слышится еще дальше.       Голоса смешиваются в голове, а эту массу уже глушат собственные мысли. Почему нельзя не думать? Именно мыслями человек может довести себя до суицида, только вот если эти мысли нездоровые. А Тэхен здоров, ведь так? Так, ему даже дали заключение о его психическом состоянии, где в определенной графе красуется размашистое «здоров», только вот поставили его где-то года три назад, но вроде за это время ничего не поменялось. Все так же. Вода безвкусная, сахар сладкий, цианид он не пробовал и не собирается. Откуда в его мыслях взялся цианид?       Это слово он даже не использовал, тогда из каких глубин сознание оно возымело наглость вылезти? Как-то после него во рту даже сухо стало, Тэ тут же делает глоток из бокала, большой, чтобы наверняка напиться. Опять жжет грудь, может хоть так там внутри тронется лед и эмоции Тэ, что постоянно царапают ребра сгладят углы и станет каплю легче. Но мало того, что грудь болит от придавившего ее камня, самовнушение заставляет верить в то, что фотография в его кармане сейчас загорится и сожжет Тэхена заживо. Перед глазами мелькает улыбка, что едва тронула молодое лицо. Только не снова.       Тэ прикрывает глаза, пытаясь в мимолетной темноте оставить переживания и волнение, но получается плохо. Голова снова начинает болеть. Или это Тэхен себя снова накрутил? Как бесит эта тревожность, от нее никуда в последнее время не спрятаться, даже музыка не спасает, которую он слушает целыми днями, даже засыпает с подкастами, чтобы бубнело на фоне, а сон шел быстрее.       Почти как сказка на ночь, только вместо колобка- психология и советы по саморазвитию, которые на утро Тэ не помнит. Сказки ему рассказывал Чонгук, точнее он просто мечтал, даже не подозревая что эти мысли вслух никогда не получат шанс стать явью. Ладонь ложиться на грудь, чтобы почувствовать биение сердца в клетке под ребрами. Стучит. До сих пор стучит, не остановилось, предатель. А почему предатель?       Тэхен снова не знает почему он только что обозвал жизненно важный орган предателем. Само как-то вырвалось. Может быть, подсознание имело ввиду, то, что периодически оно ноет из-за каких-то гребаных воспоминаний, которые уже привычно достают Тэхена каждый февраль.       Февраль - период успокоительных, бессонниц и попыток разобраться в себе, доводящим до истерик, о которых почти никто не знает, точнее, думают, что они прекратились.       Может быть тогда в той графе соврали? Не долечили и выкинули наполовину исцелённого в жестокую реальность из лечебницы почти с голой душой, собранной заново так осторожно с лицевой стороны и так безобразно внутри. Торчащие осколки трут, колют и раздражают. Но деваться некуда, вставить их назад сможет только чудо. Странно, что ни один осколок еще не отлетел и не попал в сердце. Они же там так близко. Требуется так мало, чтобы Тэ почувствовал себя Гердой из сказки Андерсона. Горечь боли сжигает легкие, будто он дышит не воздухом, а чистым спиртом. Волнение гнет свою линию куда-то против остальных. Черт. Снова.       Тэ не может контролировать это, точнее, он теряет контроль. Вино- бальзам для горла, пока помогает, пусть его градус сегодня туманит разум, убивает печень, лишь бы только не чувствовать ничего. —Тэ, —голос Юнги выбивает из замкнутого круга, а его прикосновение кажется раскаленным. Ким давит желание дернуться. —А? Да? Извините, задумался, —врать бесполезно: люди рядом знают о чем только может задуматься друг, особенно сегодня, но не давят, не заставляют рассказать, ведь понимают, что тревожить чувства Тэ сейчас отнюдь не лучшая идея, ибо непонятно к чему это может привести.       Лица мрачнеют, обстановка накаляется. —Давайте пить, —с энтузиазмом предлагает Джин, надеясь разогнать тоску, но Намджун учтиво трогает под столом его колено, намекая о том, что неплохо бы было, если бы он помолчал.       Джин и молчит, только делает глоток вина и запивает им застрявшие в горле слова. —Я пойду проветрюсь на балкон, —вдруг заявляет Тэхен, начиная вставать из-за стола. Его не останавливают, потому что знают, что бесполезно. Тэхен не видит ни обеспокоенных переглядываний друзей, ни попытки Хосока пойти за ним, которую в момент пресекла Сойи. Нужна передышка. Перезагрузка. Пауза. Боже, да что угодно, лишь бы глоток свежего воздуха. Срочно.       Нужно подняться на второй этаж еще. Лестница кажется бесконечной, а ступеньки с каждым шагом будто становятся выше, ноги не хотят слушать и вести хозяина, подкашиваются, заставляют хватать перила, чтобы не упасть и не убиться к чертям. …убиться…       К горлу подкатывает ком от этого слова, руки подтягивают и тащат тело наверх в комнату. Тэ уже не помнит, как открыл дверь балкона, как шикнул на Вайса, который едва не выбрался из карцера, хотя прошла буквально минута и как не споткнулся о бамбуковые заросли.       Первый глоток воздуха поражает легкие приятным холодом из открытого окна. За стеклом февраль. Морозы все еще держат температуру в приличном минусе. Но от этого только легче. Кожу щипает холод, гоня глупого от подоконника, а тот только сильнее высовывается, желая почувствовать всем телом это блаженство.       Тошнота проходит, но грудь все еще ломает, а карман жжет. Тэ не медлит и сразу лезет туда, доставая фотографию. Маленькая, наверняка размером с ладошку Сурин, но этот клочок бумаги делает хуже, чем фотографии в телефоне. Там они даже цветные, а значит и эмоции переданы ярче и атмосфера гораздо лучше, но черно-белый снимок Чонгука, сделанный в середине мая 2013 года, выворачивает и потрошит техеново тело. Он здесь. С ним в реальности, только на бумажке. А взгляд остался такой, каким Тэхен запомнил его. Детский, слегка наивный и поразительно добрый. Глубина карих глаз снова затягивает в черную дыру, туда, откуда Тэхен искал выход многие годы. Нет. Только не снова.       Тэ прикладывает руку к сердцу, снова слушает, считает ритм. Тот участился и слышится в висках. Больно, плохо, невыносимо. Горло дерет сдерживаемый плач, в носу щипает, а внутри разгорается злость на самого себя. Это было три года назад, а душа никак не успокоится. Три года назад.       Чонгука не стало три года назад. От осознания временного отрезка, разделяющего его и последний день жизни Чона снова к горлу подкатывает ком. Три года Тэ крутит себе петлю, а голову никак не сунет, ноги не шагнут в пустоту. Достало.       Вайс, прятавшийся в углу комнаты, осторожно прошагал к хозяину, не понимая от чего тот сел на пол, да еще руками лицо закрыл. Кот подходит совсем близко, лапы закидывает на колени и тихо мяукает.       Тэ вытирает слезы, которые вот-вот должны были скатиться по щеке и берет кота на руки. Гладит, смотря куда-то в пустоту, пытаясь в противоположной стене, обитой вагонкой, выжечь выход из этого мира. Пусть планета вертится без него, так гораздо лучше. Нет, что за бред?       Тэхену запрещено думать об этом. Никаких выходов из мира, только дорога жизни, какой бы трудной она не была бы. Вдох, выдох. По новой. Легче не становится, лишь выравнивается дыхание, а слезы не наворачиваются. Минутный сбой с курса. Перезапуск.        Вайс мурчит, облизывает шею шершавым языком, трется головой о грудь.       Вот же кот, как поиграть с ним, так он недотрога, а как успокоить, то он тут как тут. Это же какой же ужас только что произошёл с Тэхеном, что даже Вайс дал себя погладить. Говорят коты ложатся на больные места и своим теплом лечат их. Достаточно разумное объяснение тому, что кот забрался сначала на живот, а затем зацепился лапами за плечо и опустил на него мордочку. Для полноты картины не хватает разбросанных лезвий и крови на руках.       Пару лет назад Тэ нашел прекрасный способ снимать стресс. Он всегда находился в стакане с ненужными карандашами и ручками где-то на дне. От этого даже как-то смешно, Тэ тянет губы в улыбке и низко хохочет, понимая, что иногда выход так близко, а мы так слепы порой. Лезвия лечили, уносили его ментальную боль куда-то в забытие, меняя ее на физическую так и стали лучшими друзьями с последствиями в виде шрамов и прибывание в психиатрической больнице.       Туда запихнули Чимин с Намджуном. Тэ не упирался, ведь сам понимал где-то на подкорке мозга то, что помощь ему действительно нужна. Его не приковывали к кровати, не сажали в белую мягкую комнату, с ним разговаривали, давали какие-то таблетки, от которых он мог спать днями. И тут может возникнуть теория, что сон лечит, но воспоминая о кошмарах, преследовавших тогда Тэхена разбивают её и расталкивают в порошок. Больно возвращаться в прошлое, даже если оно пропитано счастьем насквозь, даже если там только улыбки.       Фотография была сделана в каком-то парке, Чонгук тогда категорически отказывался фотографироваться, говоря, что он не выспался и что у него на щеке некрасивый прыщик выскочил. Но Тэ заставил его позировать, ему нужно было протестировать новый объектив.       И пообещав ему замазать его прыщик в фотошопе, с чем в последствии успешно справился, заставил Чона позировать перед камерой.       Фото понравилось и самому Чонгуку, тот сказал, что у Тэхена золотые руки и из любой жабы он способен сделать принцессу. Тэхён стал фотографом.       Фото и сейчас кажется красивым. Безумно. Как и сам Чонгук на нем. В каком-то свитере, Тэ до сих пор помнит, что он был ярко-желтым. Улыбка почти до ушей. Светится будто изнутри и лучи этой маленькой солнечной электростанции пробиваются даже сквозь фотографию и время, заставляя Тэхена и самого улыбнуться.       Этот день остался далеко в прошлом, там же где-то и здоровая душа Тэхена, еще даже не подозревающая о том, что совсем скоро ее не станет. Ее жизнь пролилась чуть больше чонгуковой. Разница всего в год.       Тэхену нравится мерзнуть, чувства хоть чуть-чуть остываю, покрываясь тонкой коркой льда, но стоит повысить градус тела, как те мигом вырываются быстрым потоком слез по щекам. Глубокая грусть мешается с кровью, выбросом мелатонина и страха из грудной клетки. Сердце все еще каким-то образом остается на месте. Удивительно. Ведь это даже не его сердце, а Чонгука. Оно помогает жить, оно дает возможность дышать и существовать. Тук. Тук. Тук.       Этот звук, этот отвратительный звук жизни. Почему это произошло именно с ним? Почему он вынужден жить не со своим сердцем, а чувствовать все в полной мере? Тэхена бьют рыдания, рвущиеся из груди, душат, перетягивая горло нитью когда-то связавшей судьбой его с Гуком. Один конец все еще на его запястье, а второй болтается без дела и когда-нибудь точно задушит Тэхена во сне. Сволочь. Горло режет кашель и вновь накатившая тошнота. Да что же это такое?       Он избавлялся от этого годами, пытался принять новую реальность еще дольше и уже больше года не пьет антидепрессанты, так как со слов психолога он абсолютно здоров. Но таковым сейчас назвать Тэхен себя не может. Тело и остатки души просто со временем привыкли к постоянным нервозу и тревожности, а сейчас все будто начинается снова.       Это все-таки замкнутый круг, который Тэ проходил три года и был уверен, что никогда не вернется в начало. Но сегодня явно что-то пошло не так. Не только сегодня. Все давно выбилось из колеи, просто Тэ уверенно игнорировал этот факт и думал, что он накручивает себя, что стоит просто это перетерпеть, а не спешить бить тревогу. Найденная фотография стала последней каплей. Раз добивать себя, то до конца.       Ким достает из кармана толстовки телефон, снимает красный чехол, вытаскивая содержимое. Деньги. Карта. Чек. Сердце.       Свернутое в несколько раз. После того, как Ким нашел фотографию Чонгука, захотелось найти и его валентинку. Она была надежно спрятана между страниц книг в гостиной. Тэхен спешит, но старается раскрывать его осторожно, потому что оно уже протерлось по швам и в нескольких местах вот-вот порвется. Тэ уже неоднократно брался его заламинировать, но всякий раз его что-то останавливало, он попросту не мог расстаться с живым почерком, спрятав тот под пластик. Это жестоко. И непонятно в отношении кого.       Сердце открыто. Чонгук оставил его у больничной койки, а сам ушел умирать. Его не отдали сразу, Джин, Юнги и остальные беспокоились, что, увидев его, Тэхен сразу обо всем догадается. Для него это было бы опасно, особенно после такой тяжелой операции нельзя хоть как-то нарушать эмоциональное состояние пациента, поэтому его отдали на следующее четырнадцатое февраля. Ровно через год после смерти Чонгука. Тэхен даже спустя столько времени отчетливо помнит серьезные лица своих друзей и Чимина, протягивающее ему этот листик, где чонгуковой рукой было написано: «Я люблю тебя, Ким Тэхен и хочу быть рядом с тобой всегда. Теперь мы одно целое»       Читать эти слова больно. К горлу приставляет нож осознание ситуации только спустя время, когда шок постепенно отпускает, а кошмары становятся все более частыми. Ким гладит красную фигурку большим пальцем, подносит к губам, оставляя на ней легкое касание. Это его талисман, и это сердце гораздо дороже ему, нежели чем то, что находится под его ребрами.       Вспоминать события далеких лет дело гиблое, в котором ты главный суицидник. Тэ знает это лучше остальных, потому что едва не наложил однажды на себя руки и случай был не единичный. Ким находился где-то между космосом, там, где душа Чонгука, и землей, где зарыто его тело, которое Тэ никогда не видел и это даже хорошо, ведь в памяти оставил только теплый луч, который пробивается в самые глубины и не дает до сих пор тьме поглотить Тэхена. Глубина космического пространства необъятна, как и печаль Кима, сжирающая постепенно мозг, вызывая мучительный зуд в душе.       Боль никуда не ушла. Она все такая же, просто пряталась все это время под толщей иллюзий, умело выстроенных бестолковыми врачами. Куда бы Ким не пошел удары, звоны лезвий, царапающих изнутри идут с ним по пятам, не оставляя даже на миг. Это не проходит и вряд ли пройдет, щемящее сердце чувство останется с ним вплоть до его конца. Такие раны не заживают, лишь по краям покрываются коркой и не кровоточат, но ровно до той поры, когда ее снова не потревожат.       Тэхен складывает руки на коленях и ложится щекой сверху, все стараясь еще вернуться в потерянное состояние спокойствия. Вайс сворачивается на животе. Стук в груди раздается тихим гулом в голове, под его счет только считать слезы и секунды, приближающие его век к концу.       Сердца Чонгука хватило бы на целый мир, в нем доброты немерено и Тэ чувствует это на собственной шкуре, когда оно отзывается на малейшие импульсы извне. Такое глупое, видимо, до сих пор считает, что находитья в груди Чонгука.       Сердце Тэхена- больное. Бесполезное. Дряблое и нужное лишь для продолжения его жалкой жизни. Она для него слишком большой подарок, особенно на день влюбленных, ведь между ним и Чоном была только дружба, намека на более глубокие чувства никогда не было. Тэхен много думал, пытаясь понять, чем заслужил такое. Уйти должен был он, но никак не тот, кто должен был принести еще столько радости другим людям. Вместо этого он дал второй шанс тому, кто его никогда не заслуживал.       Но он же написал на валентинке, что любит. Так ведь? Тук. Пропуск. Снова стук. Тэхен бросает очередной влажный взгляд на сердце и удостоверяется в своих словах, но тут же в его чумной голове, затуманенной вином, появляется новое сомнение. Любит или любил?       Тэхен вот его любит, не может не любить, потому что обязан ему всем, но отдать не может. Жалкий.       Хотя если так подумать, то Чонгук всегда с особой заботой и теплотой относился к Тэхену, был с ним почти все свое свободное время, если то не было занято учебой, он играл с ним в баскетбол на площадке перед домом и пытался обучить базовым аспектам игры, так как сам занимался ей половину своей маленькой жизни.       Запах ночи, резины, сырости земли, свет фонарей и окон многоэтажек- верные спутники каждой такой встречи. Чон был хорошим тренером, с ним Тэ достаточно быстро обучился простым атакам, тактикам, даже выучил несколько эффектных финтов. Ему повезло с таким другом.       Интересно насколько давно Чонгук понял, что любит по-настоящему. Вопрос этот останется в вечности, ответа на него Тэ никогда не узнает, может лишь догадки строить.       Может когда они гуляли целыми днями по городу, ища новые уголки своего района или когда сбегали из школы с последних уроков? Звучит как какая-то сопливая подростковая банальщина, но ведь Чонгук и остался ребенком, значит не так уж и противно, значит все так и должно быть.       По спине уже бегут мурашки от сквозняка и тепло Вайса не спасает. Тэ хлюпает носом, трет холодный кончик о руку и блаженно прикрывает глаза, понимая, что наконец смог разложить по полкам малую часть вороха мыслей и успокоить кровоточащее нутро. Дышать все еще тяжело, как и осознавать происходящее с ним. В его груди чужое сердце. Живет он чужую жизнь, его время закончилось три года назад.       Такой расклад дел кажется Тэхену наиболее удачным и правдивым, а не запудренной сотнями слоями лжи «новой реальностью». С губ слетает вдох. Пальцы ног уже замерзли, а мозг достаточно остыл и вернулся в нужное русло, пришел на станцию «нормальный» из кругосветного путешествия под кодовым названием СОС. Свихнувшаяся. Одинокая. Сволочь.       Вайс мурчит, но тут же спрыгивает с тэхенового живота, оставляя после себя только стремительно стынущее нагретое место. Ким не злится на Вайса, он, итак, считай, переступил через свою гордость и позволил столько времени к нему прикасаться. Его худенькая тушка, мягко переступая с лапы на лапу зашагала к двери, на которую успела мяукнуть, прежде чем она открылась.       Тэхен тут же подрывается с пола и стремиться закрыть окно, уже хватается за ручку, но чувствует, как на его ладонь сверху ложиться чужая, а к спине прижимается тело.       Вдох. Духи с фруктовым шлейфом, мятная жвачка. Чимин. —Ты совсем решил сойти с ума, Тэхен-а? —шепчет воздуху около уха. —Что случилось?       А Ким и слова не может произнести, язык онемел от холода. Мозг атрофировался. Слова закончились. Все вместе. Грудь опять пытается разодрать это ужасное чувство. Хочется плакать, но Ким не может, он не должен ни перед кем ломать образ здорового человека. Даже перед Чимином, который видел в его во всех оттенках его состояния. —Чимин…—срывается с губ. — Где ты был?       Тэ спрашивает с надеждой уйти от вопроса, но Пак прекрасно знает его уловки и больше не ведется. —Где был, там меня уже нет. Ты что тут забыл? Плохо стало? —начинается построение догадок, которое будет длиться — если его не спонсировать новой информации —пока верхушка их не достигнет небесного купола. —Тэтэ, не молчи, пожалуйста.       Чимин медленно поворачивает к себе замершее тело, прижимает, пока то словно парализованное не двигается вовсе. Руки гладят по спине сквозь теплое худи. Хотя бы не в футболке сюда вышел, иначе бы слег с температурой точно. Тэхен не обнимает в ответ, его состояние сейчас точно тряпичная кукла, куда направят туда и пойдет, но ничего не скажет: рот зашит. Паку не в первой видеть друга таким, сейчас он наиболее уязвим к собственным загонам и баранам, которые усыпляют его бдительность и только ждут как бы заколоть. —Ты ждал меня? —нужно заходить с другого курса, иначе молчание может длиться бесконечность. Ничего. Тишина в ответ.       Тэхен далеко не тот человек, который сразу выльет на тебя или передаст сразу весь груз своих переживаний. Он думает, что он сильный и справится сам, а у Чимина разрывается сердце от переживаний, потому что однажды сил справиться Тэхену не хватит, но на этот случай здесь есть он. Его опора, о которой Ким прекрасно осведомлен, но старается не нагружать и бережет всей душой. Чимин важен для него, он столько пытался сделать, чтобы Ким не чувствовал себя одиноким и не сошел с ума окончательно. Он внимательно следил за его ментальным состоянием, даже жил с ним в течение полугода точно, после прохождения курса лечения. Именно тогда в его жизни появился Вайс, который в Паке не чает души, даже сейчас прицепился к его ноге передними лапами и ждет порцию внимания. Но у Чимина заняты руки самым дорогим человеком, чье существование ходит по лезвию ножа. —Тэхен-а, скажи честно, ты вспоминал Чонгука? Удар. Но такой нужный.       Прямолинейность работает всегда. Киму срывает крышу от легкого порыва после тайфуна. Слезы снова скапливаются в глазах, а боль по накатанной поднимается к горлу комом. Шмыгнув носом Тэхен, шепчет короткое и почти неслышное «да». Чимин знал, что так и будет. Повторяется из года в год, самого трясет каждый раз, когда задумывается, ведь его роль в смерти Чонгука далеко не последняя, но Тэхену лучше об этом никогда не знать. Он сам бы предпочел забыть это, но увы Жизнь — штука непредсказуемая абсолютно.       Запихнул друга в больницу, а себе помочь боится, сколько раз записывался к психологу, столько же раз и отменял запись, потому что страшно от незнания реакции тела. Очевидно, что оно явно не готово пережить все по новой, поэтому приходиться жить с бессонницей, успокоительными, которые не вылазят из карманов и сумок, а еще боязнью телефонных звонков. Не важно знакомый номер или нет, Чимина дергает одинокого.       Но сейчас помощь нужна не ему, гораздо важнее удержать Тэ хотя бы на поверхности, не дать захлебнуться чувствами и слезами, на которые Чимин едва может смотреть. Но нужно держаться ради Чонгука, ради самого себя в конце концов. Плевать на дрожь в теле, боль в груди и туман в голове. Держаться. Терпеть. До последнего. Глаза намокают, но Чимин сдерживает эмоции, дабы Тэ хоть немного успокоился.       Он обнимает его за голову, гладит по шелковистым темным волосам, прижимает к себе, а тот с грудным воем тычется холодным носом в шею, обнимает спину и сам жмется ближе. Темнота съедает заживо, усиливает страх и боль, там, в углах между кадками с бамбуком сидят и выжигают сквозные дыры воспоминания. Руки Чима скользят по мягкой ткани кофты, стараясь успокоить и привести в чувства запутавшегося в себе человека. Ребра мало того, что цапают изнутри плачь и крик, так и кожу на них жжет чернильный узор. Рядом с сердцем короткая надпись-Carpe diem.       У Чонгука была такая же и он ее до жути ненавидел, все чертыхался, когда о ней кто-то спрашивал. Сделал на шестнадцатилетие в тайне от родителей, а через полгода пожалел. С его слов, которые остались за портьерами прошлой счастливой жизни, она должна была мотивировать, но лишь раздражала каждый раз, когда на нее смотрел он или кто-то ей интересовался. Тэхен искренне не понимал почему, он множество раз видел ее и нечего раздражающего в ней не разглядел. Перегорел, а может просто приелась. Чон хотел свести ее и даже подыскивал мастера, но не успел… Лови момент. Лови счастье. Последний день. Лови слезу со щеки.       Тэ безоружен перед самим собой, поэтому открывает душу и уже не сдерживает рыдания. Чимина трясет вместе с ним. Какая-то цепная реакция. Нужно продержаться еще немного, позже все сгладят сигареты и бутылка алкоголя. Он судорожно хватает друга за руки, шепчет слова, которые могли бы его успокоить, но тот не реагирует. Тэхен закрылся в своем мире и упорно не хочет выходить оттуда, а нужно, потому что его мир- ловушка с захлопывающейся дверью. Если закроется, то придется только вышибать и причинять вред как Тэ, так и себе. Нет, Чимин не боится, он, наоборот, готов снова и снова вытаскивать Тэхена. А кто будет тащить его самого? Он на грани, а хвататься в случае потери контроля можно разве что только за воздух. Лови момент. Забавно. Почему звучит как смертный приговор? Риторический вопрос.       Вайс пробежал где-то позади и видимо залез в заросли бамбука, ибо там послышалось шуршание, от которого Тэхен вздрогнул. —Все хорошо, Тэхен, —невесомое поглаживание запястий. Казалось бы, незначительное действие, но у Кима от него по телу расползлось тепло, нейтрализуя нахлынувшие эмоции. Он уже сам не понимал почему плачет. В голове пусто, мысли иссякли, но плач продолжается будто по инерции и положить ему конец пока не кажется реальной идеей. — Пожалуйста, Тэ, ты же знаешь, что нужно быть сильным, что нужно принять его смерть, даже сейчас. Когда она так далеко… —Я скучаю, Чимин, я ужасно скучаю. Я не хочу жить так, — плачь навзрыд, будто что-то копилось в его груди столько лет и было подавлено успокоительными, нашло выход в мимолетном проявлении слабости. Тэ не держит себя, плевать на то, что кто-то услышит. Чистосердечно плевать. Ему нужен покой. — Чонгук…мой Чонгук…—срывается с губ, а у Чимина сердце до боли сжимается. Он глотает слезы, пытаясь вернуть себе самообладание, берет ладони Тэ, в свои руки и прикладывает к его груди. — Он всегда с тобой, здесь. —Хочу остановить его! —вскрикивает Тэ и дёргается, пытаясь вырваться и чиминовых рук, но тот не дает ему этого сделать. —Все было решено три года назад и единственное, что ты можешь делать — жить для него. Пойми же, Тэ, он сделал это для тебя, потому что бы не вынес твоей смерти. Он был невероятно сильным и без него, ты бы сейчас не стоял здесь, —Тэхен молчит и падает в чиминовы руки, обессиленно, возможно, бессмысленно, но будучи уверенным, что его встретит мягкий свитер, а не холодный кафельный пол.       Молчание пугает и раздражает одновременно ровно следующие несколько секунд, пока Тэ не перестает шмыгать носом. — Хочешь завтра сходим к нему? —шепчет Чимин в волосы Тэхена, пахнущие каким-то шампунем.       Ким лишь коротко кивает, может хоть рядом с его надгробием удастся оставить всю печаль и скорбь. Так же это работает? Система проверена годами, Тэ знает об этом как никто другой. Первые несколько месяцев после известия о его смерти, Чимину приходилось забирать Тэхена с кладбища едва ли не каждый день. Он был готов лечь там рядом, но не покидать друга ни на секунду.       Но ничего, выбрался, встал и вроде как живет, пусть иногда стабильность пропадает, как сейчас, это же мелочи, так ведь? Чимин хочет искренне в это верить. Кончики пальцев пропадают в волосы Тэ, невесомо спускаются к шее и успокаивающе гладят по позвонкам. —Ты сильный, Тэхен, —шепчет голос в волосы. — Ты не один, Чонгук всегда с тобой, в твоей груди, ты обязан взять себя в руки, ради него. —Мне так больно, Чимин, я никогда не думал, что стук собственного сердца может быть настолько отвратительным, —голос беспомощно и хрипло дрожит от продолжительных рыданий. — Зачем он сделал это?       Тэхен спрашивал это столько раз, сколько чонгуково сердце в груди сделало ударов. Ответ он прекрасно знает, но одно дело, когда он сам всплывает в голове под огромной угрозой быть раздавленным тяжелыми мыслями, другое, когда слышишь его от другого человека. Вера в то, что так есть на самом деле, становится сильнее, а обида и горечь ощущаются не так сильно. Можно сделать хоть один глоток чистого воздуха, без запаха больничной палаты и чонгуковых сладковатых духов. —Он очень любил тебя, ты же знаешь, Чонгук бы не вынес твоей потери. Ты для него был всем, — Тэхен всхлипывает несколько раз, пытаясь принять эти слова. И сколько бы раз до этого ему их не говорили все равно каждый раз как первый жжет грудь. –Поэтому умер сам? —Тэ содрогается от собственных слов, сложно было привыкнуть говорить о своем близком друге в прошедшем времени, даже сейчас это кажется чем-то неправильным. Так не должно быть. Он должен был жить, а не лежать под слоем земли без сердца. Он. Должен. Был. Жить. Не важно с Тэхеном или без, но должен был. Ким в этом мире задержался из-за слишком смелого друга, который не побоялся смерти. —Поэтому умер сам, —подтверждает Пак.       Дурак. Дурак, Тэхен, ты такой дурак, что пытаешься найти способ свести себя со счетов жизни.       От этой мысли Ким даже приободрился, боль в груди чуть притупилась, и эта мимолетная уверенность в себе дала шанс вырваться из водоворота воспоминаний, схватившись за руку Чимина. Тэ хоть и дурак, но прекрасно понимает, что Чимин страдает точно так же, но делает это тихо, в себе переживает войны между противоречиями чувств. Амбивалентность- вещь из психологии, знакомая всем и каждому, потому что хоть раз в жизни приходилось сталкиваться с одновременным существованием двух полярных чувств. Любовь-ненависть. Радость-неконтролируемая злость.       Обратная сторона медали и истинное лицо под маской, навязанной обществом, которое Чимин старается скрыть. Он ненавидит Тэхена ровно на столько, на сколько его искренне любит. Только вот оба эти чувства остались где-то за гранью этой реальности, они спокойно сосуществуют в душе Чимина и друг другу не мешают уже много лет, можно даже сказать, что они перемешались и образовали что-то среднее и одно не будет существовать без другого.       Любовь без ненависти погаснет, ведь от последнего чувства часто вспыхивают огоньки, от благодаря которым первое все еще живет.       Порой Чимин чувствует себя героем какого-то подросткового фильма, ибо его жизнь не может быть настолько клиширована. Так и до какого-нибудь психического расстройства рукой подать. Он вырос в счастливой семье, где был единственным и любимым ребенком, в подростковом возрасте осознал себя как гомосексуала и долго пытался принять этот факт, даже ненавидел себя, пытался встречается с девушками, но ни одна из них не подала и малейшей надежды на взаимные чувства со стороны Пака. Он лишь играл хорошего бойфренда, а внутри до ужаса был равнодушен, самому порой становилось противно от себя, ведь каждый раз, когда очередные отношения (в огромных кавычках) заканчивались, Чимин чувствовал себя как последняя сволочь этого мира. Нет, он не заявлял о своей ориентации, а как все нормальные люди пытался решить вопрос разговором, который частенько заканчивался девичьими слезами или криками, чего Чимин на дух не переносил. Точно не сосчитать сколько раз его проклинали и желали, чтобы он никогда не нашел себе девушку, а он и без этого не собирался. Значит не так уж и обидно.       А потом в его жизни сначала появился Чонгук, который ему показал, что быть открытым геем не так уж и плохо, даже помог найти ему пару, которая сейчас на первом этаже с женой и ребенком потягивают вино. Да, такое тоже случается. И Чимину повезло, что он, что Хосок не устраивали конфликтов и драк, оба приняли решение расстаться, поняв, что их отношения уже далеки от тех, что были в самом начале.       Возможно, устали от постоянного нахождения друг с другом, а может действительно Хосоку была уготована другая пара, сейчас уже неважно, важно, что оба остались в хороших дружеских отношениях. Сойи об этом ничего не знает, ей это и ненужно. Это осталось между Чонгуком, Тэхеном и Хосоком, тогда никто еще не был знаком с Джуном и Джином, поэтому они тоже в неведении. Это рассказать можно разве что под влиянием градуса, по-другому ни один, ни второй не сможет вернуться в прошлое, где они просыпались в одной постели в хосоковой квартире, где сейчас его заменила Сойи. Чимин уже не любит Хосока, для него он все тот же друг.       Стечение ли обстоятельств или дурная голова повлияли на то, что Чимин влюбился по воле Чонгука во второй раз— непонятно. Бесповоротно и не взаимно. И в кого? В того, кого был влюблен сам Чонгук. Казалось бы, они были в равных условиях. Не взаимность и открытая френдзона, да еще и неуверенность в том, что их общий предмет воздыхания все-таки гей сыграли свою роль, которая прямо пропорционально отразилась на времени, потраченное на безрезультатные попытки сблизиться. Страдания порой скребли под ребрами, доводили до состояния, когда собственное тело трясло от того, что он пытается удержать и думал, что сильней него никто никогда не любил, но вот только Чимин не учел факта, что чувства Чонгука настолько необъятны, что тот от них обезумел и наложил на себя руки. Идиотизм. Превосходной степени.       Чувства к Тэхену так и не остыли, мучаться от них Чимин привык, но избавится хочет. Только вот в какой угол души их запихнуть, если в каждом по скелету или воспоминаю, которое доставать никак не хочется. Безысходность. Самое отвратительное чувство на этой планете. Чимин уже понял. Достаточно. Хватит.       Ким прижимается грудью к Чимину, прикрыв глаза лежит на плече, обтянутом мягкой кофтой, обнимает и все еще хлюпает носом. Тепло и больно одновременно, позволить большего Чимин себе не может, только успокаивающие объятия. А как хотелось бы почувствовать губы Тэхена, узнать их вкус и силу, провести по ним кончиком языка, слегка сминать их в трепетном поцелуе. Душа разрывается, заставляя Чимина едва ли не начать скулить от отчаянья.       Но нельзя. Тэхен страдает от безнадежных чувств и даже признаться в этом любимому человеку не может, разве что только во снах, а тут Чимин со своими пытается вклиниться. Глупо и неуважительно по отношению к младшему. —Нужно быть сильным, Тэтэ, я тебе говорил об этом столько раз, —и скажет еще столько же. —Ты сам знаешь какая сейчас напряженная обстановка с донорами органов, особенно с сердцами, а какая была тогда…—Тэхен уже не реагирует на фразы, которые могли бы задеть его, эмоции иссякли. — Ты живешь и за Чона, и за себя, так что нужно существовать дальше, —Тэ жмурится, когда чувствует на своих плечах чиминовы руки.       В голове только одна фраза, которую произносить не хочется, но она сама собой срывается с губ, подстать своему значению: —А если я не хочу? —шепчет отчаянно тот; Чимин от таких слов дар речи теряет — сказанное не может быть правдой, потому что Тэхен не контролирует эмоции. Состояние Тэхена не стабильно, он может говорить все что угодно, потому что терпеть больше не может. Но все равно мурашки бегут по телу, а мозг активно подбирает варианты развития событий. —Тэ, —Чимин сильнее прижимает к себе Тэхена, боясь что тот снова уйдет и закроется в себе. — Не говори так. Ты должен жить, —голос дрожит, а горло сводит болью от подступающего плача. Тэхен вообще больше ничего не говорит, молчание сливается с темнотой, делая воздух тягучим, что каждый вздох дается все тяжелее. —Я не вынесу твоей потери, —признается тихо Чим, гладя младшего по спине. —Я никогда тебе об этом не говорил, —выдох перед подъемом тяжелой правды со дна, но начинать лучше с малого. — Чонгук очень хотел сказать тебе, что любит, он звонил мне, когда умирал. Взял с меня слово, что я буду заботиться о тебе. Если я потеряю тебя, то не смогу сдержать его. Пожалуйста, Тэтэ, больше никогда так не говори. Даже если плохо. Лучше звони мне. Ты знаешь, пять минут и я примчусь, —Тэ сжался в руках Чимина. —Он тебе звонил? —делая между словами паузы в несколько секунд, проговаривает младший, вытирая рукой снова намокшую от слезы щеку. —Да, —с трудом отвечает Чимин, стараясь пропустить мимо всплывающий диалог трехгодичной давности. — Он вскрыл вены, —шепчет тот, все еще боясь этой ужасающей правды, наблюдая за тем, как Тэхена перетряхивает, а глаза снова покрываются влагой.       Для Тэхена сочинили легенду, мол, Чонгук поступил и улетел заграницу, где из-за разности часовых поясов не может нормально общаться. А Тэхен слепо верил и из раза в раз спрашивал о друге, когда его кто-либо навещал в больнице. Спектаклю кончился спустя год, когда в его ладони оказалась Валентинка.       Чимину не легче, но какая-то доля груза все-таки свалилась с его плеч. Пак не знал когда и как скажет Тэхену как именно умер Чонгук, тот оставался в неведении всех подробностей до нынешнего момента. Знал одно: суицид. Причем специально по подстроенной схеме, о которой Тэхен не знал, а Чимин не собирался ему рассказывать.       Вскрыл вены, пока в сознании набрал скорую, прежде достал паспорт с официальным свидетельством о том, что готов после смерти пожертвовать своими органами и вложил листок, который был написан за неделю до этого события (там была поставлена дата), где в подробностях объяснил когда и кому должно быть передано его сердце, даже умудрился достать печать из больницы и поставил свою размашистую роспись, мог еще предоставить какие-нибудь документы, чтобы его сердце получил именно Ким Тэхен, но на это нужно было время, а оно было в дефиците, думать было особо некогда.       Чонгук прекрасно знал о том, что его сердце будет совместимо с организмом Тэхена, потому что сдавал несколько анализов задолго до того, как свел счеты, просто чтобы узнать. Нужна была подготовка, как морально, так и физически, последние несколько недель он придерживался диеты, дабы максимально очистить организм, по ночам думая о том, что будет после него и искренне надеялся, что Тэхен останется жив.       Сердце Кима начало барахлить где-то в семнадцать лет. Появилась отдышка, хрипы, да и Тэхен сам по себе стал слабее. Помотавшись по больницам доброе количество раз, диагноз был установлен. Ишемическая болезнь сердца. Чонгук перечитал и перерыл все что только можно было найти в интернете о ней, Тэхен мало что рассказывал об этом. Зато, когда Чонгук дорвался до больницы, в которой лежал Тэхен, он выбил всю информацию из его мамы, которая по началу скрывала многие моменты, потому что знала прекрасно о том, насколько ее сын дорог Чонгуку и не хотела лишний раз отягощать его неприятными новостями, но оставлять его в неведении гораздо хуже.       Тэхен попал в больницу в предынфарктном состоянии, Чонгук узнал об этом только спустя два дня, когда он перестал выходить на связь и то случайно, мельком услышав разговор родителей на кухне. Чон не мог попасть к Тэхену, так как по сути является для него никем, приходилось по нити тащить информацию из родителей Чонгука, которые с неохотой делились с ним подробностями. Тогда было пролито много слез, которых Чон ни капли не стеснялся, ибо орала от боли и безысходности его душа. Недели превратились в бесконечную ссору с родителями. Он искренне не понимал, почему ему не рассказывают всего, умалчивают и таят. Да, он знал, что ничего хорошего за таким молчание нет, но чем он заслужил его? Он обязан был знать всю правду, потому что Тэ его друг, самый лучший, с ним он и огонь, и воду, и влюблённость переживал. Чем же он заслужил быть глухим, прибывая в добром здравии?       Тэ провел в реанимации несколько дней и долго приходил в себя, пока все замерли в бессонном ожидании хоть каких-то известий от врачей.       Никто подумать не мог, что в одну ночь жизнь так перевернется, что именно тогда песка времени в ладони останется так мало.       А ведь Тэ никогда ни на что никогда не жаловался, разве что после тренировок говорил, что у него болит грудь, но спирал это на нехватку дыхания и отмахивался от дальнейших расспросов, мол, пустяки, поболит и пройдет, Чонгук ему слепо верил, будто не замечая, как Тэхен жмурится и хрипит.       Врачи не давали ему больше шести месяцев, так как ситуация крайняя и почему раньше не было обращено на это внимания не понимали. Тэхен привык молчать, чтобы не доставлять неудобств, ужасная, как оказалась привычка. Нужна была трансплантация сердца. Желательно как можно быстрее, потому что неизвестно, отступит ли болезнь или начнет прогрессировать. Все ставки падали на второй вариант, потому кинулись искать доноров все, поиски которого не прекращались два с половиной месяца.       Чонгук дергался от каждого звонка, поступающих на телефоны его родителей, вслушивался в каждое слово, потому что знает, что всего бы ему все равно не рассказали. Он заставлял себя есть, хотя его круглосуточно тошнило от кома в горле, образовавшегося от мыслей, доводящих до ужаса различной степеней. Стоит ли вообще говорить, что он забыл о понятии здорового сна, ибо мог часами отрешенно от реального мира и времени лупить в потолок и плакать. Его переезд в собственную квартиру недалеко от Тэхеновой замедлился и так и не закончился.       Их семьи породнились еще до рождения обоих, поэтому им было суждено быть друзьями, едва ли не родственниками. Все праздники проводили вместе, на выходных и каникулах выбирались в поездки и путешествия, дарили друг другу подарки и могли рассказать абсолютно все. Тэхен первым узнал, что Чонгук гей и хранил эту тайну вместе с ним несколько лет, пока решение признаться родителям не созрело в Чонгуке окончательно. Он попросту ждал своего совершеннолетия, чтобы его все это не скинули на его малолетнее безрассудство, это конечно звучит как бред последнего сумасшедшего, ведь родители у Чона хорошие и точно бы поняли и приняли того сразу, но как оказалось, чтобы развеять все сомнения в голове потребовалось время.       Но Чон так и не признался. Внезапно то, к чему он морально подготавливался несколько лет, обдумывал ночами в диалогах с Тэхеном оказалось пустым и таким неважным на фоне болезни его единственного близкого друга, для которого не жалко было отдать сердце и жизнь.       Продолжить говорить Чимин все никак не решался, не зная как на следующие слова будет реагировать Тэхен. Как он на них будет реагировать. –Я был на работе, когда это случилось, — в горле внезапно появился зуд, зовущий потянуться за пачкой сигарет в кармане штанов, но Чимин проглотил его вместе с накатывающим комом, заставляющим молчать и не продолжать из раза в раз. Но когда-нибудь Чимин обязан был закончить историю. — Он не стал тянуть, а перешел сразу к делу, –выдох. —Чонгук сразу сказал, что он делает и зачем, попросил приехать, чтобы наверняка его сердце досталось тебе, Тэхен, а ни кому-то другому. Последнее, что он мне сказал, чтобы я позаботился о тебе, чтобы стал для тебя человеком, на которого ты мог положиться, —Тэхен не смотрит на ладонь Пака, которая гладит в очередной раз его по предплечью и мелко дрожит. Чимин успокаивает Тэхена, а кто успокоит его?       Воспоминания одно за одним царапают горло, мешают говорить, но Чимин должен закончить, несмотря ни на что. Веки плотно сжимаются, не давая слезам сорваться с ресниц. Снова это начинает просыпаться, забытые, замурованные будничными делами чувства выходят на первый план. —Поэтому, пожалуйста, Тэхен-а. Никогда, слышишь, никогда так не говори, —Чимин притягивает того ближе, совсем, чтобы чувствовать запах шампуня в его волосах, ощущать каждой клеткой тепло тела этого Человека. Это его личная и единственная панацея. С Тэхеном в объятиях все будто растворяется, исчезает, расщепляется на молекулы и перестраивается. Царапины в душе кажутся не такими серьезными, виски перестают пульсировать, а руки дрожать. —Я не вынесу этого, —шепчет Чимин в волосы, жмется к Тэхену еще ближе, словно боясь, что тот действительно пойдет и сделает с собой что-нибудь. —Чонгук подарил тебе второй шанс на жизнь, и он никогда бы не пошел на это, если бы не любил тебя так сильно, каждый наш с ним разговор начинался и заканчивался на тебе, он боялся, что ты оттолкнешь его, узнав о его чувствах к тебе. —Я бы никогда так не поступил, —замученный слезами хриплый голос. —Поэтому не отвергай его и сейчас. Используй этот шанс, чтобы доказать как сильно его любишь, —ладонь старшего скользит по каштановым волосам, заправляя отросшую прядь за ухо.       Тэхен не отвечает, но повисшая тишина гораздо содержательнее любых слов, которые он мог бы сказать.       Ким наконец обнимает в ответ, укладывая щеку на чиминово плечо, позволяя себе немного забыться, отключиться и перезагрузиться. Вечер еще не закончен, но моральное истощение просто не дает представить его продолжение. Нужна пауза, чтобы прийти в себя.       Чимин действует как противоядие для яда, которым успели напитать его тело ужасные мысли, смысл которых полностью раскрывается лишь сейчас: когда состояние аффекта дало слабину и отступило.       Он действительно был готов умереть, неважно как, главное погрузиться в бархатный вечный сон. Его избавляли от этих мыслей много месяцев. И делали это, судя по всему, для того, чтобы они снова вернулись. Тэхен едва не вздрагивает, когда представляет собственную смерть. Воздух в легких заканчивается, тело больше не слушает, а веки медленно смыкаются. Холодные мурашки бегут по коже, заставляя Тэхена шумно вдохнуть. Нет. Он не поведется на это снова, пока он жив и пока рядом с ним Чимин он ни за какие коврижки не вернется в этот замкнутый круг. Он обязательно найдет в себе силы, вернутся в колею нормальной жизни, где по утрам он кормит Вайса, читает психологию, фотографирует, гуляет по городу, ища вдохновения и заполняя многочисленными кадрами карту памяти своего фотоаппарата. Где-то в области груди разливается тепло и спокойствие. Напряжение отпускает, становится так уютно в чиминовых руках, что Тэхен кончиком носа трется о его плечо и ни в какую не хочет отпускать своего спасателя, которому уже наверняка нужно выдать пожизненное звание героя, потому что вытаскивал он Кима столько раз, сколько дней в трех годах.       Чимин ощущает, что тело Кима наконец расслабилось. Можно выдохнуть полной грудью, но сделать это тяжело, когда сдавливают в крепких объятиях. Губы растягиваются искренней, мягкой улыбке, когда тот чувствует, как Тэхен ерзает на его плече. В ответ Чимин без зазрений совести щипает Тэхена за правый бок, наблюдая за тем, как тот от неожиданности моментально отстраняется от него и негромко айкает, с добрым укором и квадратно улыбается, понимая, что нашел точку отправления в спокойную жизнь.       Уже давно стемнело, на балкон попадают лишь желтые размазанные лучи уличных фонарей. Вайс наверняка нашел себе укромный угол и спит, не подавая никаких звуков. Повезло ему родиться котом. Ничего кроме сна и еды не волнует. Тэхен хмыкает неожиданной философии, устремляя взгляд во двор, где кроме трех машин и снега нет ничего.       Думать совершенно не хочется. Нужно отдать все, что скопилось за год в этот вечер, чтобы спокойно прожить весь год. Для Тэхена Новый год официально наступает 14-го февраля. Потому что он ненормальный, потому что не такой как все. Псих.       Снова перекрывает дыхание, Тэхен подходит к окну, пряча от Чимина лицо. Тот отвлекся на телефон, быстро набирая кому-то сообщение. Вдох. Выдох. Нужно вернуть себе самообладание до… —Намджун зовет на улицу, пока совсем не похолодало, — вот оно — то, чего Тэхен ждал и боялся одновременно. Новое начало. — Ты справишься, идем.       Чимин непринуждённо берет запястье Тэхена в свою ладонь и ведет за собой. Так и должно быть. Так правильно.       На кухне Тэхена встречают негромкими разговорами и обеспокоенными взгядами, перебегающими с него на Чимина. Скрыть заплаканные глаза тяжело, поэтому и отворачиваться от очевидного Тэхен не станет: —Все хорошо, —дежурная фраза, —я в порядке, —еще лучше. Доверия никакого они не внушают, Тэхен бы в это точно не поверил бы сам, но Намджуна, Джина, Сойи, Хёрин и Юнги вполне удовлетворил такой ответ и, скорее всего, только потому, что Чимин попытался незаметно кивнуть. Тэхен притвориться что не видел. Опять же, в такой ситуации он бы сам себе не поверил. —А где Хосок? —почему-то только сейчас в глаза бросилась пустота между Джином и Сойи. —Ушел будить маленького монстра, —отвечает Хёрин. —Каковы шансы выйти ему из комнаты живым? —хихикает Джин. —Нулевые, —тут же отвечает девушка, с прищуром смотря на жену обреченного Хосока.       Тут усмехается даже Тэхен. Комната на несколько секунд наполняется приятным смехом, но в следующую секунду обрывается капризным: —Отпусти! — донесшимся из соседней комнаты. —Папа-а, —все так же жалобно. —Минут пять и она уже будет носиться по дому, —заявляет Юнги, кладя в рот кубик сыра.       И действительно. Через пять минут, будто и не спавшая целых два часа, Сурин крутится около толпы взрослых, которые почему-то так медленно натягивают на себя верхнюю одежду. Сама она уже укутана в розовенький шарф поверх черного пуховичка и в ожидании родителей и остальных путается под ногами. —Сурин, не носись, —больше с заботой, нежели с упреком громко говорит Хосок, ловя маленькую проказницу за руку и приставляя к стенке у двери. — Подожди немного, сейчас все на улицу пойдем. —Юнги, у тебя спички с собой? —вовремя спохватывается Намджун. —Да за кого ты меня держишь? Какие спички? Я что, по-твоему, студент до сих пор? —наигранно возмущается тот и сразу лезет в карман пуховика, вытаскивая оттуда увесистую бензиновую зажигалку. — Женушка подарила, —слишком сладко хвастается Мин. Намджун не видел, но отчетливо услышал как цокнула языком Хёрин.       Когда наконец вся компания высыпала немного рассеяно из-за выпитого алкоголя на улицу, Сурин побежала первой, в нетерпении прыгая около машины Намджуна. —Сейчас-сейчас, Джин, а ты не видел мои ключи? —похлопав себя по карманам, растерянно спрашивает тот. —Так и знал, что ты про них не вспомнишь, —беззлобная улыбка, все давно привыкли хронической рассеянности Джуна, что кроме смеха никаких эмоций это не взывает. — В какой руке? —Не издевайся над ним, знаешь сколько он выпил? —пряча руки в карманы пуховика, возмущается Сойи. —Знаю, потому и издеваюсь. —Ну, допустим, в левой.       Джин незаметно перекладывает ключи из правой ладони в левую и тут же протягивает их парню, который раскраснелся то ли от холода, то ли от алкоголя. —Фу, как приторно, —бурчит Юнги, но тут же получает пинок локтем в бок от жены. —Учись, —упрекает Хёрин и отвешивает несильный подзатыльник.       Тэхен наблюдает за происходящим будто издалека, его снова в пучину затягивают мысли. Он стоит, понурив голову и пиная носком тапка остатки снега, размазывая его между щелями в плитке. Куртка почему-то совсем не греет, остается только нос прятать в воротник, чтобы окончательно не замерзнуть. —Ты чего в шлепках вышел? —вдруг доносится знакомы голос со стороны. Сойи спохватилась, —Тэхен-а, простудишься.       Тэхен озадачено смотрит вниз будто впервые, понимая, что забыл надеть хотя бы кроссовки и выскочил на улицу в резиновых тапках и носках. —Забылся в шумихе, —отмахивается тот и старается как можно непринуждённее улыбнуться. Нормально, за пятнадцать минут он не простудится.       Джун тем временем достал из машины небольшой пакет с несколькими прозрачными упаковками, сквозь виднелась красная бумага. Когда одна из ни оказалась в руках Тэхена, сердце пропустило несколько ударов, а потом забилось чаще, будто взяло паузу на отдых перед разгоном. Ким смотрит на полиэтилен, на пар, выходящий изо рта, чувствует, как на глазах снова скапливаются слезы. —Дядя, Тэ, —Сурин как-то оказалась рядом, хотя несколько секунд назад стояла рядом с Хосоком.       Ким опускает на нее взгляд, на секунду умиляясь красным щекам и носу. —Да, малышка? —Твоя очередь зажигать фоналик, —с нетерпением тараторит та, что проглатывает последние слоги, но Тэхен все равно ее понимает. Сурин, не теряя ни секунды, тянет того к дяде Юнги, что стоит с зажигалкой в руках и терпеливо ждет, когда можно будет вернуть фонарик маленькой хозяйке. —Осторожно, Сурин-и, держи не за свечку, а за край и пока не отпускай, хорошо, —мягко, точно мурча, говорит Мин и осторожно возвращает светящееся сердце в ручки девочки. Та, вытянув губки и в удивлении похлопав большими ресницами, стала медленно, с трепетной осторожностью отходить к Сойи и Хосоку, которые в свою очередь тоже держали по такому же фонарику.       Тэ раскрывает фонарик, ставит на место свечу и отдает Юнги, который большим пальцем откидывает крышку с зажигалки и подносит верхушку пламени к фитильку. Тепло тут же стремиться убежать с него, но попадает во власть красной ткани, что медленно надувается, словно маленький воздушный шар, не хватает только корзины для полной схожести.       Когда все восемь сердец из рук рвались в темное ночное небо, а каждый думал только об одном человеке (кроме Сурин, та только восхищенно наблюдала за происходящим), Хосок произнес: —Теперь, Сурин-и, нужно загадать желание и отпустить фонарик. Подумай хорошо, но не говори его нам, когда мы досчитаем до трех, отпускай. Девочка кивнула.       Хорошо быть ребенком, всю несправедливость этого мира взрослые укрывают, оберегают и не дают злу и кончиком ногтя прикоснуться к наивности и чистоте. Сурин никогда никто не говорил о Чонгуке, о том, что он сделал и какой он смелый человек. Маленькая, не поймет, а если и поймет, то переиначит, да и по детской неосмотрительности наверняка захочет узнать какого это жить с чужим сердцем. Тэхен не готов к подобным вопросам, поэтому попросил Сойи и Хосока пока не рассказывать. Пусть для Сурин этот день будет обычным праздником еще многие годы.       Тэхен смотрит на Чимина, что стоит напротив, он, будто почувствовав на себе знакомые взгляд, тут же посмотрел и мягко улыбнулся в ответ. Ким кусает губы, что успели высохнуть на холоде, чувствует, как те лопаются и как через мгновение те размягчает кровь. Язык собирает ее, ощущая солоноваты привкус. Уж лучше так, чем плакать. Все. Достаточно. Больше он себе не позволит дать заднюю и едва не свалиться в прошлое.       Огонек фитилька греет пальцы, не позволяет холоду покусать их, на его колебания откликается и душа, и тэхеново сердце. Пульсирует, разливает тепло по телу, гоняет мурашки по спине. Это тепло так знакомо до дрожи в руках, до слез и крика. Оно пахнет кофе и ванильным зефиром, который обожал Чонгук, шоколадного цвета, прям как его глаза и успокаивает так же, ласково грея руки в своих ладонях. Сквозь холод и панцирь к Тэхену приходит осознание. Чонгук рядом. Может быть за его спиной, вдалеке, перед ним. Пусть невидим, но рядом. На лице расплывается незаметная улыбка. —Один, —начинает отсчет Хосок. —Два, —подхватывают остальные, а Сурин громче всех. Наверное, ее визг слышат все соседи.       Еще секунда и он уйдет от него, но обязательно вернется через год. —Три, —пока, Чонгук. —«Я люблю тебя»—мысленно проговаривает Ким, разжимая пальцы, отпуская большое красное сердце в февральское почти черное небо, затянутое плотными кучевыми облаками. —Ура! —визжит Сурин, хлопая в ладоши, но из-за варежек этого неслышно. —Мама, что ты загадала?! —Чтобы ты росла послушной девочкой, —честно отвечает Сойи, игнорируя все правила подобных ритуалов.       Сурин тут же надулась и отвернулась. —Малыш, ты чего? —говорит Хосок, гладя дочь по шапке.       А у той уже глаза на мокром месте, всхлипнув и утерев глаза перчаткой та со всей обидой кричит сквозь слезы: —Мама, зачем ты сказала? Желание не сбудется! А я что? Вырасту непослушной?       Тэхен усмехается вслед за всеми, надо же, такое выдумать. Пока на фоне родители пытаются успокоить дочь к Киму подходит Чимин, беря того под локоть. —Как себя чувствуешь? —вполголоса, чтобы не привлечь ненужное внимание. —Я в порядке, даже стало чуть полегче, когда фонарик отпустил, —в тон отвечает Тэ.       Чимин едва улыбается, отпуская с плеч груз за состояние Тэхена. Он сам на себя его повесил и не жалеет, потому что уверен, что справится, потому что ему для Тэхена ничего не жаль, даже себя. —Да, я тоже это почувствовал, —в нос попадает слабы запах табака. Оборачиваться ненужно чтобы понять, что Юнги закурил. Тоже нервничает. — Кстати, —вдруг вспоминает Чимин, —я совсем забыл, — и тут же лезет в карман, доставая оттуда красное сердце. Пак вытаскивает из кармана руку, оторопевшего на секунду Тэхена и вкладывает туда валентинку. —Я люблю тебя, Ким Тэхен и обещаю, что всегда буде рядом с тобой.       Вместо ответа Тэ заключает того в мягкие из-за пуховиков объятия, в такт сердцу начинает медленно раскачиваться, переступая с ноги на ногу, с каждым шагом набирая скорость, теряя равновесие и в конце концов падая в снег.       Чимин смеется, хватаясь за живот, пока Тэхен стряхивает с себя снег и пытается встать, тоже не без смеха. А он у него низкий, мягкий, словно бархатный. Чимин готов слушать его вечно.       Пак не пил, но от чего-то его рассудок явно помутился. Рядом нет ни семьи Хосока, ни курящего Юнги, Намджуна и Джина, которые решили закидать друг друга снегом. Есть только он. Человек в черном пуховике, серых штанах, растрепанными волосами и квадратной улыбкой. Пак сходит с ума, но не так как раньше. Раньше мысли гоняли рассудок по голове то и дело запугивая и загоняя от раза к разу все в более темные углы. Теперь же те пропали вовсе, оставляя Пака ребенком, не знающим как дальше себя вести. Тэхен шуршит одеждой, вытряхивает из обуви снег, поднимая ноги и дрыгая ими как перевернутый жук. Чимин от таких аналогий задыхается смехом, не зная откуда схватить хоть маленький глоток воздуха. —Твоя валентинка в доме, —произносит Тэхен, поднимаясь из небольшого сугроба и отряхивая куртку от налипшего снега. — Пойдем? — протягивает руку       Чимин тут же хватается за нее. Холодная, но мягкая, еще мокрая от снега. —Мы в дом, долго не гуляйте, особенно ты, Сурин-и, как замерзните — сразу заходите, —говорит Тэхен прежде, чем скрыться за дверью.       Джун, обнимающий своего парня со спины, целует Джина в красное от холода уха и говорит чуть громче, чем обычно: —Хорошо! —Айщ, Джун, оглушил, —причитает Джин и шлепает парня по бедру. —Извини, —улыбка, которую Джин не увидел и поцелуй в щеку, который тот точно ощутил. —Как думаешь, между ними что-то есть? —Очень крепкая дружба.

***

      Вечер подошел к своему логическому завершению несколько часов назад. Юнги, Хёрин и семья Хосока уехали на одной машине, оправдываясь завтрашней работой и детским садом. Тэхен не стал удерживать, но оставаться предлагал. Не хочет, чтобы этот дом погружался в одиночество так быстро. Это угнетает.       Зато остались Джин и Джун, оба напились и оба не в состоянии сесть за руль. И если Джин еще кое как мог себя контролировать и даже помог с уборкой, то Джун зайдя домой после запуска фонариков сразу отключился на диване, где до него спала Сурин.       Тэхену завтра никуда ненужно, как и Чимину, поэтому тот с радостью остался у Тэхена.       Время уже давно ушло за полночь, а Тэхен так и не смог уснуть. То ли зуд мыслей в голове, то ли непривычный режим. В любом случае сомкнуть глаза даже в собственной постели не получалось.       Слишком много впечатлений за один вечер, слишком много воспоминаний о Чонгуке. Чтобы все обратно засунуть в дальний ящик придется постараться. И это не дает покоя. По рукам ползут мурашки, на грудь давит вес собственного тела, не давая свободно дышать. И снова хочется плакать. Тэхен не отказывает себе в этом желании, слезы беспрепятственно катятся по щекам, впитываясь в подушку. Перед глазами улетающий в небо фонарик, который должен был унести к звездам все переживая, все чувства и всю скорбь. Но что-то явно пошло не так.       От чего-то снова болит сердце. По крайней мере Тэхену так кажется. Он переворачивается на спину, сжимает в кулаке ткань серой футболки, выжимая из себя последние слезы. Так не должно быть. Где обещанный покой? Почему так больно?       Тэхен не знает ответов на эти, кажется, простые вопросы, но знает кто точно ответит на них. Но будить его будет жестоко, он после работы примчался сюда, потом пытался совладать как со своими, так и с чувствами Тэхена. Нельзя так. Губы жалко подрагивают в сдерживаемом порыве, кажется, таких постыдных эмоций. И тут возникает противоречие. Диссонанс во внутреннем мире Ким Тэхена.       Кусая губы, сдирая с них тонюсенькие кусочки и удерживая слезы на ресницах он думает о Чонгуке. Представляет, как бы сложилась их жизнь, не будь она так коротка у одного из них.       Больно. Внутренний мир снова переворачивается, а сердце делает кульбит. Тэхен сильнее сжимает в пальцах футболку, чувствует, как от напряжения сводит скулы. Он не может заплакать в голос. Чимин услышит. Проснется. Начнет суетиться. Снова будет успокаивать. Снова вселит в него веру в лучшее, но от раза к разу та задерживается в его голове на все более мелкие промежутки времени.       Без нее как без воздуха.       Есть же пловцы, у них разработаны легкие почти до предела человеческих возможностей. Дыхания хватает на восемь- десять минут. Они годами тренируются и могли бы вовсе забыть о дыхании, если бы оно не было так важно. Хоть маленький глоток, но такой нужный для них. Тэхену он тоже нужен.       Надежда волнующе сердце, заставляющее то быстро-быстро стучать взаперти груди, расползается от солнечного сплетения вплоть до пальцев. Тэхен вздрагивает. Вскакивает, принимая сидячее положение и врезается глазами в какую-то невидимую точку, появившуюся на стене.       Забывается все: имя, возраст, судьба. Грудь мерно вздымается под футболкой, которую все еще цепко держат пальцы. Дыхание замедляется, густой теплый воздух в закрытой комнате почти ощутимо оседает на легких. Еще чуть-чуть и кажется он растворится.       По рукам будто что-то полоснуло, царапнув молочную кожу. Нет. Только не снова. Колючие мурашки по спине. Вздрог. Тэхен вскакивает с кровати уже окончательно, потерянно ищет что-то, озирается по углам, словно ожидая атаки в спину. Тело бьет мелкая дрожь. Будто холод ползет по коже. Тэхена трясет. Он вытягивает руки перед собой, смотря на то, как те трясутся в воздухе. Тэхен не контролирует это. Он сходит с ума.       Грудь сдавливает, воздух кончается, наружу рвется кажешь, царапая горло до крови. Тэхен держит его, нельзя, чтобы его услышали. Футболка покрывается пятнами пота. Жарко. Душно. Это висит на горле. Глаза зацепляются за возможное спасение. Окно. Тэхен срывается к нему, открывая то дрожащими, ослабленными кистями. Глоток.       Колючие мурашки бегут по спине в очередной раз. Работает контраст температур. Ким старается глубоко вдохнуть, но получается только кашлять.       На балконе послышалось шуршание. Проснулся Вайс. Тэхен бросает взгляд через стеклянную дверь рядом. Кот лапами оперся на стекло, а носом уткнулся в щель между откосом и дверью. Хочет выйти. Тэхен быстрым движение выпускает того из темницы. Давно пора. Вайс выскакивает моментально, с разбега запрыгивает на кровать и укладывается где-то в складках тэхенова одеяла и поджимает хвост, ложась на передние лапы. Сама безмятежность и отчужденность. — Помирать бросишь, кожаный? — хрипит Тэхен. А сам горько усмехается, мысленно правда.       Может он действительно сейчас ласты склеит. Тело хватает крепатура хватает мышцы, а те будто стремятся оторваться от тела. Еще и холод бежит по тела. Дыхание вроде как нормализовалось. Отвлекся на Вайса.       Тэхен закрывает окно, прочищает горло, прокашливаясь, уже собирается вернуться в кровать, но краем глаза цепляется за входную дверь и, не дав себе даже секунды на сомнения, направляется в соседнюю комнату.       Тихо поворачивая дверную ручку, Тэхен из темноты попадает в темноту. В отличие от Тэхена, Чимин предпочитает спать в абсолютном мраке, задвинув шторы еще и натянув на глаза повязку. Любой лучик, даже слабый лунный, не даст ему поспать. Тэхен же без света уснуть не может, ему в углах мерещатся призраки прошлого, стены давят на грудь, а в горле пересыхает от страха, впивающегося в ребра. —Чимин, —шепчет Тэхен, прикрывая за собой дверь. — Ты спишь? Глупо. Конечно спит, что ты творишь Тэхен?       Проносится в голове, но не смотря на этот навязчивый противный голос сомнения Тэхен шагает к разложенному дивану, на котором спит Чимин. Вообще, эта комната именуется кабинетом Тэхена. В доме есть и другие комнаты с удобными кроватями, но Пак выбрал именно эту, ссылаясь на то, что она ближе всего к тэхеновой.       Ким останавливается около дивана, пытаясь разглядеть в темноте тело спящего Пака, который на самом деле еще не в одном глазу сна не видел. Чимин, конечно, слышал, как его позвали, едва не подскочил, но удержался на месте, чтобы не напугать Тэхена. Сквозь одеяла Тэхен касается плеча друга, несильно тряся и зовя по имени. —Чимин-а…—полушепот повторяется снова и снова, глаза почему-то мокнут, а горло сводит болью от плача. Паника возвращается.       Пак поворачивается, снимая с глаз маску, пытаясь в густом мраке найти любимое лицо. —Что случилось, Тэхен? — апатично отозвался Чимин, протягивая руки к Тэхену, пытаясь найти того. Рука точно хватает за запястье. —Я не знаю, —дрожит голос, дрожит и Тэхен, дрожит и чиминово сердце.       Он тянет Тэхена на себе, вынуждая того сесть на диван, в страхе, что тот потеряет силы и падет, а сам привстает, выбираясь из одеяла. Руки касаются спины через футболку, поглаживают, пытаясь успокаивают. —Мне плохо, —грудь ноет от боли, стонет и молит о том, чтобы Тэхен успокоился.       Чимина берет холодный пот и крупные мурашки, тыльная сторона ладони нащупывает лоб, прежде обхватив скулу и поднимаясь выше. Теплый. Нет. Горячий. —Тэхен, кажется, у тебя температура поднялась, —еще несколько движений по гладкой коже. Нужно убедиться. — Тело ломит?       Тэхен на секунду задумывается над ощущениями и кивает, давая положительный ответ. —Я разбужу Джина, —твердо заявляет Чимин. уже собираясь вставать, но его останавливают, хватая за плечи. —Нет, —испуганно. —Почему? —Не нужно, пожалуйста, я сам найду лекарства, —быстро, четко и с отчаяньем.       Не хочет лишний раз тревожить тех, кто сделал слишком много для него. Это бестактно и безобразно по отношению к ним. Так нельзя. Четкие приоритеты в Голове Тэхена выстраивают логическую цепочку, в конце которой ответ на чиминово «почему», который Тэхен произносить не хочет. Потому что боится. Язык не повернется сказать хоть что-то.       Чимин вздыхает, поднимается с кровати, собираясь включить в комнате верхний свет, но Тэхен хватает за запястья, испуганно спрашивая: —Ты куда? —напуганный, будто ребенок. Чимин поджимает губы, заглушая очередной укол в сердце, хорошо, что темнота все скроет. —Включить свет, —честно отвечает Чимин. —Не уходи, —голос дрожит, а рука тянет вернуться в постель к больному и разбитому Тэхену, чтобы снова починить, чтобы не дать рассыпаться в пыль и улететь со сквозняком.       Чимин возвращается к Тэхену, садится на то же место, где сидел. —Тебе нужно выпить что-нибудь от жара, пока тебе не стало хуже, Тэхен-а.       Тот хлюпает носом, наверняка холодным, крепче сцепливая свои пальцы на запястье Чимина. Он не готов его отпустить туда: во всепоглощающую темноту, где он растворится и уже не вернется, его утащат монстры, которых Тэхен поселил сюда при переезде. Он не пустит его туда. По крайней мере, одного. Да и самому находиться в окружении удушающих когтистых лап страшно до тошноты. —Давай пойдем вдвоем? — бурчит Тэхен, надеясь на положительный ответ. Во влажных глазах блестит надежда. Чимин не видит, но ощущает кожей, с помощью касаний. —Если пообещаешь выпить лекарства и позвать Джина. —Ладно, —вздыхает Тэхен, понимая, что у него нет выбора. — Если сможешь его разбудить. —Джин — не Джун, у него сон чуткий, так что разбужу, не переживай, —легко улыбается Чимин, щелкая Тэхена по носу, чтобы духом не падал. Действительно холодный. — Идем, я разбужу его сам, а ты спустись на кухню и измерь температуру. Хорошо? —Хорошо, — Тэхен ощущается себя ребенком, беспомощным и немного глупым. Будь он сейчас один… нет. Оставим предположения и сослагательные наклонения непроизнесенными. Только лишний раз тревогу нагоняют. Один… Если так подумать, то Тэхен боится больше признания того, что он одинок, нежели самого состояния одиночества. Но если подумать еще, то он вроде как сейчас не одинок вовсе.       Родители звонят часто, даже навещают и зовут в гости, так же поступает Чимин, да и Вайс всегда с ним. Но в груди почему-то не возникает такого теплого ощущения, которое было с Чонгуком. Разве что с Сурин, но та ребенок и не может не вызывать умиления у Тэхена и большой любви, но ведь Чон тоже был ребенком…       Тэхен спускается по лестнице, крепче хватая перилла с каждой ступенью, чтобы не споткнуться о собственные ноги, которые наверняка запутаются в такт мыслям. Падали, знаем. Опять он начинает погружаться в себя, опять не выгоняет все дурное, что так и норовит забраться в его голову. Тэхент встряхивает волосами в надежде на то, что все ужасное уйдет. Этого хватает на несколько секунд, и все начинается снова. Это невыносимо.       Можно ли считать мазохизмом или селфхармом вот такие мысленные муссоны, что явно не спешат выветрится? Скорее всего. Тэхен добирается до кухни, слыша тихие голоса, эхом нагнавшие его слух. Ким даже не старается в них вслушаться, чтобы лишний раз не ловить укоры совести. Он при синем освещении экрана телефона роется в ящике, кухонного гарнитура в котором с утра искал таблетки от головной боли. Может он уже тогда начал заболевать? Или это чонгуково сердце в груди уже тогда предупреждало о том, через что придется пройти сегодня. Тэхен откидывает в сторону пластыри, на удивление быстро находит электронный градусник и засовывает тот подмышку, следуя уговору с Чимином. —Оу, Тэхен. Темнота друг молодежи, —посмеивается Джин, ища выключатель на стене.       Когда вспыхивает свет Ким крепко зажмуривается, свет бьет даже через веки. Он морщится, моргает несколько раз, прежде чем привыкает к лампочке на потолке. —Градусник когда поставил? —интересуется старший Ким, заглядывая в ящик, в котором Тэхен до него искал градусник. —Минуту назад, —отвечает Тэхен, хлопая длинными ресницами. —Ясно, —с какой-то горечью в голосе отзывается Джин. — Из жаропонижающих ничего нет. Если есть температура, то придется ехать в аптеку. Ну или терпеть до утра. —Я потерплю, —вдруг громче обычного говорит Тэхен, с бравурным героизмом и слабостью, от которой трясутся его руки. Чимин видит быстро качающиеся из стороны в сторону пальцы, давя в себе желание накрыть его руку обеими ладонями, успокаивая, но может лишь сидеть на противоположном краю стола и ждать. Беспомощность капает на мозг, наполняя его как резиновый шарик, только тот уже провисает и вот-вот порвется от давящей тяжести. Невыносимо. От греха подальше он переводит взгляд на окно, за которым крупные хлопья танцуют и верно реквием, потому что паршиво на душе, потому что именно его хочется слышать.       Тэхену снова плохо, снова Чимин не доглядел, упустил момент, когда все можно было предотвратить. Желтый свет фонаря создает эффект софитов, а снежинки превращает в балерин, крутящих одно за одним фуэте, вместе с его душой. Ветер меняет направление, ускоряя темп. Как и ритм взволнованного сердца Чимина. — Тридцать восемь и девять, —озвучивает Джин, забирая у поникшего Тэхена градусник. Тот стискивает к кулакам темные пижамные штаны, видимо, стараясь удержать слезы, не хочет плакать при Джине. —Чимин, ты единственный, кто не пил из всех находящихся в доме. — Намек понят, только переоденусь. —Нет, Чимин, не уезжай, я правда смогу потерпеть до утра, —Тэхен снова хватает его за запястье, останавливая. Он не хочет, чтобы тот покидал его, чтобы оставался призрачным следом в стенах его дома. —Мне не так плохо, —как на зло к горлу подступает кашель, который Тэхен не может сдержать. —О, понятно…—тянет Джин, наблюдая, как Тэхен прокашливается, хватаясь за грудь. —Иди в постель, герой. С Чимином ничего не случится, он лишь купит тебе лекарства и вернется. —Возвращайся быстрее, — тихо проговаривает Тэхен, поднимаясь со стула. —Хорошо, —мягкая улыбка расцветает на чиминовом лице, действуя как бальзам на душу.       Через несколько минут Чимин уезжает, Тэхен возвращается в комнату, а Джин хлопочет над ним, прикладывая холодные компрессы ко лбу, стараясь хоть так сбить температуру. Он наливает Тэхену молоко с маслом и медом от кашля, заставляя выпить того до дна. Тэхен морщится, противничает, точно ребенок…       В груди зарождается тоска по Чимину. Его нет перед глазами, а в голове нет знания того, что он где-то тут рядом ходит по его дому. Будто вырвали частичку мира. Он должен быть тут. С Тэхеном. —Тэхен, —вырывает заботливым касанием ладони к плечу из мыслей Джин. Тэхен смотрит на него, ожидая продолжения речи после маленькой, но ощутимой паузе. —Скажи…—гладит ладонь большим пальцем, по всей видимости успокаивая, —что происходило на балконе?       Тишина. Воспоминания. Ком в горле, который Тэхен с силой сглатывает, едва сдержав кашель. —Тебя долго не было, мы уже волноваться начали…—«боялись, что ты что-то сделаешь с собой», остаётся непроизнесенным. Пусть все осведомлены о психическом здоровье Тэхена и о том, что пришлось ему пройти в самом начале своей жизни. Тревога трясет мысли, позволяя властвовать самым страшным из них, беспрепятственно заполнять всю голову. —Чимин пришел вовремя.       Тэхен поджимает губы: не хочет продолжать диалог, понимая, что он точно коснется Чонгука. Но и отвечать Джину молчанием нельзя, он все-таки заботится о Тэхене. Это грубо по отношению к нему. —Нужно было привести мысли в порядок, —«иначе бы разревелся прямо перед вами». —Я утром нашел его фотографию в ящике, — язык не поворачивается назвать по имени. — давно не видел…       Джин медленно кивает, в эту короткую секунду, понимая, что заставило перевернуться тэхенов полюс спокойствия. Старший Ким облизывает пересохшие губы, пытаясь подобрать слова. —Не мог же ты вечно заставлять себя не вспоминать, за год, видимо, накопилось, —пауза. — В любом случае я думаю, что тебе станет чуть легче, Чимин об уж точно позаботится, —Тэхен ловит какой-то нетипичный для Джина взгляд, с прищуром, немного хитрый. —Он надежный человек…       Джин молча меняет компресс, проверяя температуру с помощью градусника, так, к счастью, немного спала. Но надолго ли? —Попробуй поспать до приезда Чимина, а там решим, что делать, я буду в соседней комнате, если что зови или звони, —Джин выходит из комнаты, выключая свет, благо в комнате не наступает абсолютный мрак, свет уличного фонаря, в котором быстро летают снежинки, разъедает его, что немного успокаивает Тэхена.       Сон приходит быстро, что удивляет Тэхена. Дышится легко, мысли не путаются, наверное, от температуры все поплавились и это даже хорошо. Тэхена наконец окутывает тепло, даря ему спокойный сон. Влияние ли его болезни или судьба просто решила его пожалеть- непонятно. Наступает приятное бездумье, когда в голову не лезет и лишней соринки. Сладостная пустота.       Ему снятся облака. Пушистые, мягкие, белые-белые. Плывут по воздушному течению, догоняя и сталкиваясь друг с другом. Тэхен наблюдает за ними лежа посреди двора своего дома на пледе уже в полудреме. Кожу пригревают лучи, иногда пробивающиеся через покрывало облаков. Ким жмурится, воротит нос от него подальше, чтобы не мешало. И так и эдак поворачивается, а то все в глаза лезет, будит, как маленький капризный ребенок. —Чонгук, я знаю, что это ты. Это мой единственный выходной, я тебе уши надеру, если не прекратишь пускать солнечных зайчиков. А Чон лыбится сидя напротив с раскрытым карманным зеркальцем и явно не собирается прекращать свое баловство. Уж очень нравится ему смотреть на то, как Тэхен морщится и злится. —Чонгук! — вскрикивает Тэхен, подскакивая с пледа, расстеленного на траве. —Прекрати! —Я скучал без тебя, пока ты на работе пропадал, — жалостливо тянет он, подползая чуть ближе. —Ну и что ты предлагаешь делать? —усмехается Тэхен, принимая сидячее положение. —Не знаю, —пожимает плечами Чон, направляя очередной луч света Тэхену в лицо. —Чонгук! Я же просил, —вскрикивает Ким, быстро поднимаясь со своего места.       Чон реагирует еще быстрее, поэтому пулей уносится в противоположный конец двора, подальше от своего наказания, причем без оглядки. Тэхен заранее понимает, что не сможет его догнать, потому что Чонгук спортсмен и его выносливости можно только позавидовать. Тэхен выдыхается уже через пару десятков метров, глубоко дышит ртом, хватая воздух, хватается за правый бок, заболевший после такой беготни, да и сердце слегка колит. Черная макушка где-то вдалеке, Тэхен не видит, но точно чувствует этот насмешливый взгляд. —Ты чего там застрял? — кричит Чон, а Тэхен молчит, потому что нахватался воздуха и у него заболело горло. Он поднимает руку, прося подождать, ходит из стороны в сторону, пытаясь восстановиться ритм дыхания и прийти в себя. На это уходит много времени, поэтому Чон не выдерживает и подбегает сам. — Все нормально? —трогает за предплечье. Теплый.       Тэхен кивает, всматриваясь в черные глаза-бусины, обрамленные подкрученными ресницами. —А я звал тебя на утренние пробежки. Если бы не ленился, то бегал бы наравне со мной, — Чонгук упрекает, но не со зла, из-за заботы. —Я по и так…поднимаюсь по утрам с…трудом, —Тэхен глотает воздух от чего глотает последние слоги. — А так бы вообще не смог проснуться, Чонгук. И вообще мне скоро двадцать пять…фух.       Чон не спешит продолжить спор, он лишь поджимает губы и нахмуривает брови. —Вам воды принести, а то сейчас рассыплитесь? —серьезно спрашивает, даже на уважительный тон перешел. —Иди уже, мелочь, —Чонгук убежал в дом, а Тэхен неспеша отправился за ним, все еще держась за бок.       Он проходит на кухню, светлую просторную. Вдыхает прохладный воздух, что после густого горячего уличного эта комната кажется просто раем на Земле. Под столом в центре комнаты сидит Вайс, облизывая лапы. Чон стоит около холодильника, насыпая в стакан лёд из заранее заготовленных для этих целей формочек. Тэхен с облегченным вздохом опускается на стул —Чудовищу тоже жарко, весь день сидит там, —говорит Чон, дожидаясь пока в стакан наберется вода из кулера. Вайс трется о Тэхеновы ноги, забыв про наведение красоты, а потом и вовсе запрыгивает на колени, сворачиваясь на них калачиком. Ким неспешно поглаживает его макушку, чувствуя, что кот включил мурчалку. —Держи, старик, —Чон протягивает ему стакан с ледяной водой. —Мне еще не за семьдесят, чтобы меня можно было называть стариком, —упрекает друга Тэхен, делая несколько глотков. Прохлада разливается по телу, в горло наконец попадает влага. —Я скучал по тебе, почему не приходишь? — вдруг спрашивает Чонгук, садясь рядом, почти вплотную. —Я же заходил недавно, —оправдывается Тэхен. —Это недавно было…. Не могу вспомнить когда, еще и Чимина с собой взял. Зачем? Техен в непонимании хмурит брови. —В смысле? —В прямом, Тэхен, знаешь как тоскливо без тебя? Я хотел провести время только с тобой, а ты Чимина зачем-то притащил. —Как будет время обязательно приду, только не дуйся, —Тэхен щелкает по носу младшего, а потом и вовсе щипает за него, Чонгук вскрикивает и с обидой смотрит на Кима. — Это месть за то, что не дал поспать.       Тэхен беззлобно улыбается, запуская руку в чонгуковы черные волосы ладонь и с заботой гладит по голове. —Я ведь тоже скучаю, Чонгук-а, но все время забирает работа. У меня по несколько съемок с самого утра, вплоть до самой ночи, потом пока аппаратуру соберешь, пока наведешь порядок в студии, ответишь на сообщения клиентам, сядешь обрабатывать фотографии, уже час или два ночи, а еще домой надо доехать… —Ладно, я понял, что быть почти тридцатилетним не очень весело, —смеется Чон, перебивая Тэхена. —Мне еще не тридцать, —гордо заявляет Тэхен. — Когда дорастёшь до моих лет поймешь, что тридцать и двадцать два — абсолютно разные вещи. Говорят, после тридцати даже сны меняются. Снятся уже не кошмары, а тревоги, а еще работа, которую нужно будет сделать на следующий день. —И кто так говорит? —Комик один, не помню, как его зовут. —А в двадцать два появляется амнезия, —хохочет Чон, от чего Вайс поднимает голову и недовольно смотрит на Чона несколько секунд. —Очень смешно шутить о моем возрасте. —Смешно, поэтому и шучу. Ты же меня мелким называешь, хотя я несильно младше тебя, —начинает оправдывать себя Чонгук, улыбается искренне и смотрит будто в самую душу, что у Кима по коде мороз пробегает. — Я всегда буду младше тебе, так что это прозвище, похоже, мое второе неофициальное имя. —Ну не буду же я тебя в тридцать называть мелким? —хмурится Тэ —Тогда пусть лучше мне всегда будет восемнадцать, —Чонгук розовеет и прикусывает губы, опуская взгляд в пол. —Неважно сколько тебе или мне будет и сколько лет пройдет, ты останешься со мной до конца жизни и если так случится, что наша судьба решит нас разлучить, то не сомневайся, Чон, ты всегда останешься со мной в моих воспоминаниях и сердце, — Тэхен по наитию касается левой части груди через футболку. —Говоришь так, будто мы уже прощаемся. —Просто хочу, чтобы ты об этом знал. —А я хочу, чтобы ты знал, что я сделаю все, чтобы не остался с тобой только воспоминанием.       У Тэхена затрепетало сердце, затеплилось в груди, заставляя его лучезарно улыбнуться блеску надежды в глазах-бусинах.       Сон обрывается на этом моменте, во всяком случае Ким больше ничего не запомнил. Сознание возвращает реальность, из теплого лета в холодный промозглый февраль, в метель, где вместо снежинок в вихрях танцуют осколки его души. Тэхен не спешил открывать глаза, он пытается уснуть снова, чтобы еще хоть на секунду увидеть такой до боли знакомы взгляд, увидеть улыбку, понять, что был до беспамятства влюблен в него при его жизни, а никак не после.       Ничего не выходит. Тэхен безнадежно ворочается на подушке, не зная как лечь, чтобы вернуться к своему лучику.       Он сдается. Температура явно не спала, в теле все еще нездоровая слабость, а конечности тянет, будто кто-то хочет оторвать. В довершении всему, еще и горло начало болеть на пару с головой. Рука к тянется к телефону на тумбе.       Свет экрана кажется слишком резким, поэтому Тэхен сразу убирает яркость почти до минимума. Ему удалось поспать около получаса, несильно много, но Чимин уже вполне мог вернуться, как только выяснить этого.       Джин недавно был в сети, и Тэхен спешно набирает ему сообщения: —Чимин вернулся?       Джин не отвечает, даже не читает и в онлайн не заходит. Уснул?       Словно в ответ на этот вопрос в комнату открывается дверь, первым заходит Джин с маленьким пакетом, в котором гремят упаковки с лекарствами и включает свет, почти следом со стаканом воды входит Чимин. Тэхен следит за ним взглядом от самой двери, вплоть до момента, когда он присаживается на край кровати и протягивает градусник. —Держи, —Тэхен берет забирает прибор, слегка соприкасаясь пальцами с кожей Чимина.       Тот не исчезает, не растворяется, чего на несколько секунд побоялся Тэхен, он лишь с заботой смотрит на Тэхена, наблюдая за его действиями. Какая-то часть сознания Кима еще во сне, вместе с Чонгуком и не желает возвращаться и нарочно давит на жалость, накатывая на глаза слезы, опять заставляя ходить Тэхена по грани. —Джин, у Тэхена нет ничего их успокоительных? —Джин без объяснения понимает, что к чему, поднимается к кровати и направляется к выходу. —Вроде бы что-то было, нужно проверить, —дверь тихо закрывается за ним. —Ты давно приехал? — не дается повиснуть неловкой тишине Тэхен, заодно оберегая себя от лишних вопросов. —Вернулся за десять минут до того, как ты проснулся, с лекарствами и настроем тебя вылечить. Ты с утра чувствовал, что заболеваешь?       Тэхен задумывается, мысленно возвращаясь в начало дня. —Голова слегка болела немного, а так все нормально было. —Ясно, —коротко вздыхает Чимин.       К концу их диалога возвращается Джин с таблетками. Тэхен принимает их и все остальные, что привез Чимин. Как оказалось температура не отступила. Джин уходит спать просит, звать если вдруг что и желает спокойной ночи. Правда далеко ему уйти не удается. Тэхен за всей этой суетой забыл про то, что выпустил Вайса, он скорее всего где-то прятался все это время или спал, а сейчас вылез. Без предупреждения.       Услышав стук когтей по полу Джин оцепенел, прижался к стене, боясь атаки кота, но ему похоже и дела не было до старшего, потому что кроме обычного высокомерного взгляда Сокджин ничего не получил. Оно и хорошо.       Вайс остановился около двери, выждал момент и подпрыгнул так, чтобы задеть дверную ручку. Дверь медленно открылась, а Вайс грациозно приземлился на лапы и как ни в чем не бывало прошел в комнату. —Бес, —бурчит Ким, чувствуя облегчение. Опасность миновала неожиданно, но оно определенно к лучшему. Не желая оставаться в близком контакте с монстром Тэхена, старший Ким шмыгнул в комнату, плотно закрыл дверь, еще и запер. От греха кошачьего подальше. И со спокойной душой, но беспокойными мыслями лег на кровать рядом с Намджуном, надеясь, что остаток ночи пройдет без происшествий.       В комнате по соседству царила тишина, после того как к ним пожаловал Вайс он забрал на себя все внимание Чимина, мол, гладь пока не усну, а с этим кожаным даже не думай разговаривать. А Чимин гладит, не хочет все-таки стать жертвой жестоких кошачьих лап. Тэхен отвлекает себя телефоном, проверяя ленты во всех социальных сетях.       Успокоительные дали свои плоды. На душе стало значительно легче, плачь больше не прогрызает себе дорогу сквозь Тэхенову грудь, дышится легко. Что с ним произошло? Наваждение или проклятье? Ким уже готов ссылаться на мистику, ибо не хочет что-то себе придумывать. Еще и этот сон. Чонгук был так близко, будто жив до сих пор, будто и не умирал никогда, но и не взрослел. Во сне он остался таким же, как и был в последний год своей жизни, а вот Тэхен повзрослел, набрался жизненного опыта, вроде как выкарабкался из зыбучих песков прошлого. А возможно ему просто показалось…       Вайс уснул под Тэхеновым боком, положив голову на лапы. Теперь главное не разбудить зверя. —Ты как? —шепчет Чимин. —Лучше, — коротко, тоже шепотом отвечает Тэ.       Чимин будто не веря словам друга тянется к его лбу ладонью, ощупывает на температуру. Действительно чуть-чуть спала. Это радует. —Тэхен-а, я пойду к себе, спокойной ночи, —раз разговор не идет, значит нужно не мучить Тэхена и уходить.       А у Тэхена сердце в пятки. Как уходить? Он ждал только его, не хотел отпускать, путь тогда он все еще был в состоянии аффекта. Но и сейчас Чимин нужен ему, он как противоядие и защита от всех ядовитых стрел прошлого, что целятся в его сердце со спины. —Останься со мной, — Тэ хватает за запястье и будто опомнившись добавляет: — Пожалуйста.       Пак теряется, сразу не находит нужных слов, перебили домыслы. —Хорошо.       Он скидывает с себя свитер, оставаясь в серой футболке и укладывается рядом. На соседнюю подушку. Сон не идет к обоим. Будто сама судьба намекает, что сейчас не время для сна. —Спасибо за лекарства, — неожиданно произносит Тэхен, поворачиваясь на бок лицом к Чимину. —Я не мог оставить тебя с температурой, — проговаривает и тоже поворачивается к Тэхену. —Пока тебя не было я заснул и мне приснился сон, —Тэхен внезапно почувствовал, что должен рассказать об этом, чтобы оно не осталось лежать грузом. — Мне снился Чонгук. Неудивительно, особенно после сегодняшнего дня. Правда?       Чимин медленно кивает, боясь наткнуться на подвох. Но его не следует, Тэхен лишь продолжает рассказ. —Он просил прийти к нему, потому что ему одиноко дома, а еще обвинил меня в том, что в прошлый раз я взял тебя с собой. Он сказал, что хотел побыть со мной вдвоем, — повисла выжидающая тишина. —Думаю, что твое сознание перекрутило все что только можно было из твоих воспоминаний и превратило это в сон. Со мной часто бывает такое, отвратительная вещь, особенно, когда ты вроде успокоился, а твои переживания настигают тебя во сне. Не очень приятно видеть свинью вместо судьи или что-то подобное. Тэхен усмехается. —Свинью вместо судьи? —Было у меня когда-то заседание, одно из первых, кстати. Я от коллеги наслушался всякого про этого судью, вот и приснилось. Жуткая картина, не арбитражный суд, а какой-то скотный двор. Я тогда распереживался, думал, что моих доказательств и доводов будет недостаточно. Я впервые работал с подобным обвинением, до этого были воры и хулиганы, а тут такое… Но заседание было выиграно, а моему подопечному уменьшили срок наказания. На три года. —Но его все-таки посадили? —Да, но не думаю, что человека, избившего свою жену до полусмерти, могли вообще не садить за решетку. Задача адвоката в таких случаях — уменьшить срок наказания, а не избавить от него совсем, — Чимин зевает. — Но сейчас я занимаюсь разводами по большей части, так что особой нервотрепки нет. —Сегодня у тебя тоже было заседание? —Да, ничего интересного. Характерами не сошлись, вот и вся причина. Молодая пара совсем, два года только в браке были. —Поженились скорее всего в порыве, не подумали или не узнали друг друга до конца. —Но встречались довольно долго, около пяти лет. —Встречаться и быть в браке — вещи разные. Когда встречаетесь не видите друг друга каждый день и можете в любой момент отдохнуть, а брак — это большая ответственность, нужно действительно любить человека, чтобы быть с ним рядом большую часть своего свободного времени. —Говоришь так, будто сам побывал в неудачном браке. — Нет, но, когда живешь один начинаешь интересоваться всем подряд, чтобы не вязнуть в скуке. Да и вряд ли я когда-нибудь женюсь, не могу представить с собой кого-то, — горло першит и Тэхен кашляет несколько раз. —Всё еще впереди, Тэхен-а, может быть, еще появится кто-нибудь. Не можешь же ты быть один. —Не хочу, чтобы кто-то еще знал о моих тараканах в голове, — тон голоса заметно меняется, приобретая более удрученную окраску.       Чимин наощупь находит ладонь Тэхена, неспешно берет ее в свою руку, успокаивающе гладит. По телу разливается волна тепла, но не из-за его болезни, это что-то успокаивающие, такое родное, что сердце откликается волнующим трепетом. —Я буду с тобой, Тэхен-а, до тех пор, пока ты не обретешь счастье и надежного человека, которого полюбишь, — кусок мяса в груди обливается кровью, ноет и орет о том, что ему больно. Чимин противоречит сам себе. Он любит Тэхена, но не ждет взаимности, лишь хочет счастья для него. Он ведь обещал. —Боюсь, это будет нескоро. И почему ты считаешь, что сейчас я несчастлив? Все идет своим чередом, как я привык: у меня есть любимая работа, вы, Вайс в конце концов. Конечно, никто из вас не заменит Чонгука и не стремится к этому, но мне спокойно и радостно на душе, когда я знаю, что у вас все хорошо. У Хосока растет дочь и жена рядом, Юнги с Херин тоже душа в душу, Намджун и Джин, — пауза, — и ты. Со мной. Чонгук остался в прошлом и больше не появится в будущем, но он со мной всегда, я чувствую его, то, что произошло сегодня все, что копилось во мне целый год. Я понимаю, что Чонгука уже не вернуть и что он сделал свой выбор, но иногда я возвращаюсь в тот день, заново проживаю все эмоции, чтобы отпустить. На это нужно время. Я думал, что смогу продержаться хотя бы до фонарей, но меня накрыло раньше, чем я мог подумать. Плюс фотография, которую я нашел утром добила. Я смирился с его смертью, пусть все еще реагирую сквозь слезы, потому что скучаю, хоть прошло уже больше трех лет, но порой мне кажется, что он на очередных соревнованиях и вернется уже через несколько дней, но эти несколько дней все тянутся и тянуться и в итоге не закончатся никогда, — глаза стали намокать, а Тэхен так резко затих, что Чимин испугался, даже привстал, чтобы посмотреть на Тэхена. Тот утирал мокрые ресницы тыльной стороной ладони, пытаясь нормализовать свое состояние. —Тэхен-а, — зовет Чимин, притягивая того к себе. Обнимает, гладит по затылку, чувствует, что Ким обнимает в ответ. Тэхен не плачет, он вдыхает запах кожи Чимина, проводит по спине ладонью и жмется ближе, к самому сердцу Чимина, улыбается, мягко, слегка болезненно. Тело окутывает чиминово тепло, будто переползая через касания, Пак все еще держит за руку и точно не собирается отпускать. Тэхен ежится, сворачивает калачиком и будто Вайс укладывается под бок. Чимин укладывает подбородок на макушку Тэхена, чувствуя его мягкое дыхание на шее. Уютно.       Чимину всегда было достаточно вот так просто обнимать Тэхена, пусть сознание просило чуть больше, но он никогда не шел у него на поводу, потому что боялся того, что, узнав о его чувствах Тэхен начнет отдаляться и не пожелает больше видится с ним, оттолкнет его заботу и забудет. Но сейчас, обнимая Тэхена, прижимаясь к нему всем телом сердце трепещет сильнее обычного. Может из-за этого «И ты. Со мной», а может оно осознало, что лучшего момента может не быть и заколотило так, что у Чимина, кажется, поднялась температура. Совсем как у Тэхена.       Пак ведет ладонью вдоль позвоночника, добираясь до шеи, гладит, словом, не делает ничего не обычного. Тэхен давно привык к его тактильности. Пальцы скользят по линии подбородка, оглаживают щеку. Младший слегка отстраняется, в попытке выяснить происходящее, в полутьме встречается с искрами в глазах напротив, а затем его щека встречает мягкое сердечко губ Чимина, нежное, но неуверенное. У Тэхена переворачивается мир. В очередной раз. Но не последний уж точно. —Я люблю тебя, Тэхен-а, — Чимин говорит полушепотом. — Ты для меня вселенная, мой мир и я хочу, чтобы ты был всегда счастлив, со мной или без.       У Кима будто все слова пропали, ему только что признались в любви. По-настоящему. Не в честь праздника. Впервые. Да и похоже, чувства Чимина взаимны. Иначе как объяснить то, что сейчас с ним происходит? Чимин всегда был рядом, он провел его через психическое восстановление, был с ним в самые худшие и самые лучший дни, старался порадовать. А Тэхен всегда ждал его приезда, волновался, когда тот задерживался, был готов вернуть Чимину всю его заботу в двойном размере. Он чувствует, что любит его…       Пока все устраивали свою жизнь, Чимин заново собирал Тэхена и возвращал его в реальность. Тэхен не спешит отвечать, потому что не знает, что должен сказать, вместо слов он прижимается к губам Чимина своими, в неумелом, детском поцелуе, касаясь лишь слегка. —Тэхен-а… —шепчет Пак, будто пробуя его имя на вкус, он жмется к его лбу своим. В груди обоих разгорается пламя, но не то, что уничтожает все на своем пути, а то, что греет изо дня в день, дарит тепло и ведет вперед по темным закоулкам прошлого в настоящее. — Я никогда не оставлю тебя, чтобы не случилось.       Всегда. Чимин вылечит Тэхена. Тэхен вылечит Чимина. Каждую царапину в душе заклеит пластырем, если нужно, соберет заново. Боль разделенная на два всегда легче. В объятиях друг друга тепло и безопасно. Никой призрак прошлого не посмеет нарушить это спокойствие. Тэхен засыпает незаметно для себя, чтобы на утро оказаться в новой главе своей жизни, а в голове крутятся слова: —«Спасибо за сердце.»