Домо(во)й

Чу Ваньнин был писателем. Он не считал, что таким уж хорошим, но его книги продавались и пользовались определённой популярностью, и вырученные за продажу деньги позволяли жить так, как ему хотелось - тихо и уединённо, кочуя с места на место и нигде надолго не задерживаясь. Из новых мест, обрывков чужих разговоров и услышанных краем уха сплетен он черпал вдохновение для своих детективов, превращая в убийц, грабителей или аферистов самых типичных, совершенно ничем не отличающихся от серой массы людей. И поэтому люди читали его книги, потому что Ваньнин заставлял их увидеть в скучной простоте жизни что-то необычное, давая понять, что у каждого кроется что-то такое, о чём сложно (страшно, невозможно) рассказать миру. Может быть он был не очень хорошим писателем, но он был наблюдателен и мог буквально из ничего придумать что-то интересное (жуткое). Это не делало его хорошим в общении, на самом деле, благодаря своими особенностям он мог с любой мелочи накрутить себя до состояния паники, был недоверчив, нелюдим и в принципе плохо общался словами. Иногда кто-то из критиков замечал, что в своих книгах он уделяет много времени внутреннему миру, но совсем лишает своих персонажей взаимодействия с окружением. Ваньнин в такие моменты потирал лоб, не зная, как ему относиться к подобной проницательности. Было бы глупо отрицать, что что-то в его героях всегда будет от него, но становилось грустно от того, что они были такими же неловкими и даже ущербными как их создатель. В такие моменты он радовался, что всего лишь пишет книги, а не воспитывает, например, ребёнка или ведёт с кем-то совместную жизнь. Этим людям можно было бы только посочувствовать. Ваньнин был внешне холодным и хмурым, однако же на деле оказывался весьма обидчивым и чувствительным. Его детство не было таким уж хорошим, и это наложило свой отпечаток, сделав его таким, какой он есть - неспособным к отношениям и довольно во многом не приспособленным к жизни. Он плохо следил за уборкой, за собственным питанием, режимом сна, в тот же момент раздражаясь от неряшливости во внешнем виде и неформального обращения. Он был привередлив к еде и если не находил что-то по своему вкусу, то предпочитал вообще не есть, наполняя урчащий желудок чаем или сладостями. И всё же, даже ему иногда хотелось... хотелось. Но он был реалистом и умел здраво смотреть на вещи, отгораживаясь от действительности выдуманной жизнью, рождающейся на белых страницах. Вообще Ваньнин не верил в сверхъестественное, хотя и был писателем, считая всё это детскими сказками и страшилками, которые люди придумывали от скуки или невежества, но когда за то, что он разбрасывает вещи, эти самые вещи ночами стали сыпаться ему на голову, невольно задумался о том, что не просто так люди говорят о подобном. Было немного жутко, но вместе с тем его распирало пузырящееся на кончике языка любопытство. Он был не из пугливых людей, одиночество сделало его немного вялым и безразличным, он равнодушно относился к смерти и загробной жизни. Возможно, если бы за него было кому переживать, он не был так беспечен, но так уже получилось. Он не планировал оставаться в этом городе надолго, но старый знакомый предложил ему неплохой дом с небольшой арендной платой (он не был скуп, но всегда почему-то ограничивал себя в тратах, стараясь на всякий случай отложить на будущее), и мужчина не смог отказаться. Почему это прекрасное место пустовало, Сюэ Чжэнъюн так толком и не ответил, отговорившись, что хозяин отсутствует и навряд ли был бы против жильца. Впрочем Ваньнина чужие проблемы не волновали. Дом был прекрасен, явно старое строение было отремонтировано на совесть, блестело свежей краской и ещё даже не начало заполняться пылью. Вокруг росли сирень и яблони, море весенних цветов уже раскинулось по лужайке, они не были похожи на культурные, капризные растения, очаровывая простотой и непорочностью, частично прячась в тени деревьев и маня по утру приятным сладковато-свежим запахом. Это место выглядело как маленький рай, и Ваньнин уже чувствовал, как настраивается на новую книгу. Возможно, в этот раз он попробует что-то новое. Первый этаж был полностью обустроен, даже бельё, начисто выстиранное и выглаженное, лежало в шкафу. Второй этаж был небольшим, к нему вела крепкая невысокая лестница с перилами, и в принципе представлял из себя хорошо расчищенный и обустроенный чердак с парой кресел и удобным диваном. Солнце красиво пробивалось в широкое окно, и наверняка на закате здесь всё озарялось оранжевым золотом. Ваньнин уже мечтал о том, как сможет, закутавшись в плед и захватив термос с чаем, писать новую книгу, время от времени поднимая взгляд от экрана, чтобы полюбоваться небом и солнцем. Из всех мест, где он жил, это было самым красивым. Если бы он захотел когда-то собственный дом, то определённо искал нечто похожее. Ваньнин отзвонился Сюэ и сказал, что не против остаться здесь. Вещей у него было не много, пара чемоданов и ноутбук, книги и некоторые вещи в виде любимого пледа и старой шёлковой подушки доставят завтра. Он часто переезжал с места на место и не имел привычки привязываться к хламу (на самом деле это не совсем так, но в силу привередливости и почти аскетичного образа жизни имел очень мало личных, незаменимых вещей). Только самое нужное, а если что-то понадобится, он всегда может купить. Позже он задумался, если бы не был таким неряшливым, как скоро эта сущность себя проявила? Всё началось с мелочей, которые он по первости смог бы списать на собственную забывчивость - приоткрытые окна, правильно сложенные вещи. Запах свежести, который не переставал наполнять помещение, несмотря на то, что Ваньнин, погруженный в написание книги, напрочь забыл об уборке. Да, как он и думал, в этом месте ему замечательно писалось. Потом начал слышать будто бы недовольные шаги на чердаке, но списывал это на дрянную работу ремонтников, раз оставили такие щели. Шаги от его недовольного бормотания почему-то будто становились громче, как может топать раздражённый человек, намеренно громко стуча по полу пятками. Однажды возвращаясь со встречи с новым редактором, который истрепал ему последние нервы, Чу Ваньнин раздражённо хлопнул ни в чём не повинной дверью, побросал кое-как одежду, быстро ополоснулся и лёг спать, даже не поужинав. Драгоценный сон, в котором ему не придётся встречаться ни с какими людьми, был важнее. Как оказалось, за собой он не вытащил из ванной пробку и не до конца выключил воду, и она до середины ночи текла из ванной на пол, а он даже ничего не слышал, заснув на редкость крепко. Дальнейшие неприятности были предотвращены громко хлопнувшей дверью и брошенной ему в лицо тяжёлой диванной подушкой. Ваньнин, глотая ругательства, до утра вытирал воду с пола, перетрудив спину и намяв пальцы, даже не сразу вспомнив, что именно его разбудило. А когда вспомнил, то уж себе мог признаться, что стало ему немного жутко. Самую малость. Просто не каждую ночь тебя будит нечто из-за меленькой катастрофы, которую ты же и сам устроил. С тех пор и повелось. Нечисть разошлась, видимо раззадоренная его внешним равнодушием, и совсем обнаглела. Она выжидала, пока мужчина заснёт, и уже ночью скидывала на него нестиранные, разбросанные вещи, пустые коробочки из-под готовой еды, а однажды от души уронила вешалку, под которой Ваньнин сбросил свой промокший белый плащ, едва не сделав мужчину заикой. В своё оправдание он мог бы заявить, что, во-первых, кто бы в таком случае смолчал, во-вторых, его писк был не таким уж громким, в-третьих, то, что он ещё не начал седеть - его личное достижение, и он бы на самом деле мог бы этим похвастаться. Нечисть от его звука, он был готов поспорить, подленько захихикала, иначе как смехом быстрое-быстрое постукивание по стене нельзя было назвать. С этим точно необходимо что-то делать. Советы из интернета мало помогали, зажжённые благовония задувал неизвестно откуда появляющийся ветер, а приглашённый священник не смог даже порог переступить - дверь с такой силой впечаталась в лицо, что у бедняги хлынула кровь из носа. Ваньнина обозвали приспешником дьявола и сказали, что он сгорит в аду вместе со своим злым духом. Да уж. Вообще в данном случае Ваньнин со своим мистическим соседом был отчасти даже согласен, потому что религиозный человек не должен быть настолько надменен, будто за его услуги должны быть по гроб жизни обязаны. И он действительно попытался ворваться в их дом как в свой собственный. Нечисть от чужих ругательств только насмешливо гремела посудой, а калитка ещё как-то так неудачно открылась, что несчастный духовник, будто получив хорошего пинка, вылетел на тротуар как пробка из бутылки шампанского. И сыпал не самыми приятными словами, пока не скрылся из виду. Ваньнин в этот момент подумал, что теперь стал ещё большим атеистом, чем был раньше. Фыркнул и почти добродушно пожурил нечисть, тут же едва не растянувшись на пороге. Обругав невидимое чудовище всеми (куцыми) ругательствами, которые знал, Ваньнин снова задумался. Звонить Сюэ Чжэнъюну и жаловаться на то, что здесь творится, было стыдно, так и до психбольницы дойти можно. Да и не то чтобы существо было особенно злобным или гадливым, наоборот, некоторые его действия можно будет принять за специфическую, сдобренную сарказмом помощь. Звать в свой дом шарлатанов он тоже не стал, очень уж наглядным был случай со священником, доверившись одной старой знакомой, которая хоть и была странной, но всё равно оставалась на редкость порядочной женщиной. - Домовой у тебя, Ваньнин, - сказала Сяо Ю, отпивая из чашки. - Хороший, ответственный, дом этот любит. Ты с ним не ссорься, это ты здесь гость, а он - полноправный хозяин. Ваньнин вежливо поблагодарил её за совет и, чувствуя себя полным идиотом, полночи копался в интернете, читая бредовые статьи, как подружиться с домовым. Так и заснул за столом. Домовой, ну надо же. Теперь понятно, почему он так яро боролся с небрежностью и неаккуратностью. А на утро проснулся в постели, завёрнутый, даже запеленованный в одеяло. С кухни тянуло восхитительным сладким запахом, и, ещё в полусне последовав за ароматом, Ваньнин обнаружил чашку сладкого горячего шоколада и ещё теплые оладьи. Вот после увиденного сон сразу пропал без малейшего следа, зато голодно заворчал живот, рот наполнился слюной. Он очень давно (настолько, что не помнит, когда) не ел домашней еды. - Я могу надеяться, что ты меня не отравишь? - спрашивает в потолок. И подпрыгнул, когда дверца кухонного стеллажа гневно хлопнула. - Я спросил, потому что до этого ты только кидался в меня моими же вещами. С чего такие перемены? По спине пробежали мурашки, когда от тени холодильника отделилась ещё одна, имеющая человеческий силуэт, и прошла мимо, исчезая на подножии лестницы, ведущей на чердак. Ваньнин передёрнул плечами и заел стресс ещё одним сладким оладушком. Той же ночью во сне ему приснился незнакомый голос: - Купи продукты. Пусто. Голос звучал немного глухо, но вместе с тем ворчливо и даже заботливо. Чу Ваньнин впервые проснулся от собственного смеха. Его домашняя нечисть взялась следить, чтобы он регулярно ел, это так смешно и мило, что удержаться нет никаких сил. На кухне смущённо (когда он начал разбираться в эмоциях этого безобразия) хлопнула дверца кухонного шкафа, а в спальне с шумом открылось окно, запуская холодный воздух и наглядно выгоняя на улицу. - Дай хоть одеться, чудовище, - проворчал мужчина, едва продирая глаза и ёжась от холода. Он не любил быстро вставать по утрам, предпочитая лениво поваляться в полудрёме, сооружая гнездо из сваленных одеял и пледов. - Никакого сочувствия от тебя не дождешься. Окно медленно, с издевательски-тонким скрипом закрылось, хотя сроду не скрипело. И тогда Ваньнин смог снова учуять тот же приятный сладкий запах. Значит, часть продуктов со вчерашнего дня ещё осталась. Тут же голова тоскливо загудела. Паршивец мог бы и сказать, что именно ему нужно, писатель не закупался не готовой едой... да, наверное, никогда. Ладно, разберёмся по ходу дела. То, что результаты готовки ему в итоге и придётся есть, Ваньнин как-то упустил, немного мелочно подумывая накупить незнамо что и понаблюдать, как домовой будет выкручиваться. Прошёл до кухни, грузно плюхнулся на стул, всё ещё кутаясь в плед, и с удовольствием откусил кусочек от румяного оладушка. - Так-то лучше, - проворчал себе под нос. Дверца кухонного шкафа снова смущённо хлопнула. Чу Ваньнин хмыкнул в чашку с чаем.