Любить себя

Каждый раз, когда камера выключается, уши оглушает неестественно глухой тишиной. Звуки улицы, долбежа соседей, холодильника — все, что так мешало во время съемки, будто исчезает, оставляя лишь холодную и пугающую пустоту. Энтони еще несколько секунд смотрит в темный, выключенный объектив, силясь выбраться из этой тишины. Ему надо снова становиться Антоном. Всю свою блогерскую жизнь он старался не делить себя, не лицедейничать и не придумывать себе образов. Он за камерой и он перед камерой — это один человек, абсолютно открытый и искренний. Он спешил делиться личными проблемами со зрителями, выдавал то, что творилось на душе и каждую секунду помнил, что Антон и Энтони — одно имя. Но с самого начала все пошло не по плану, ушло совершенно не в то русло, и Антон понятия не имел, что ему с этим делать. Куда бежать, кому звонить, как объяснить его стояк на свои же собственные видео. — Это блять ненормально, — говорил он. — Тебе надо к психологу, Антон, — шептал он в душе. — Ты ебнулся окончательно, — выстанывал он, крепко сжимая собственный член. На видео он красивый. На видео у него сверкают глаза, растрепываются волосы, у него сильные плечи, пухлые губы, в которые хочется впиться поцелуем, и изящные руки с тонкими пальцами, которые так и хочется взять в рот. Антон отрывается от монтажа и смотрит несколько минут на собственные руки, не понимая, с чего его так торкает. Обычные пальцы, кривые, вон кутикула, вон обрезаны неправильно. Переводит взгляд на камеру — и снова исчезает, не в силах оторваться от этого причудливого танца. Антон думал, что дело в камере. Думал, что в его отличнейшей актерской игре. Но он ведь не актерствует. Он ведь живет перед камерой! Он дрочит на себя? Или на образ Энтони? Но это ведь не образ, это ведь он! Антон сидит перед выключенной камерой и с трудом заставляет себя дышать. Ему нужно проверить свою теорию. Страшно, до мурашек страшно сейчас встать и перестать быть гребанным совершенством. Но интерес и зарождающееся возбуждение пересиливают. Может, не читай он фанфики, в которых сполна описывалась его собственная восхитительность, он никогда бы не решился отдаться этим фантазиям. Может, это осталось бы в душе, в который он сбегал после каждого монтажа (а потом тихо ненавидел себя, когда приходили счета за воду). Но сейчас он подходит к зеркалу и замирает, разглядывая свое отражение. Это он — он, который Энтони, который бог и дьявол в человеческом обличье, который способен заставить гореть одним взглядом. Безумно красивый. Два глотка шампанского неожиданно сильно дают в голову — да, Антош, сваливай все на алкоголь, а не на свое сумашествие. Он скидывает с себя рубашку, оставаясь в одной майке, проводит ладонями по плечам, не отрывая взгляда от отражения. Он — чертово совершенство. Отражение с ним согласно — оно, помятуя законы физики, в точности копирует его действия: также касается соска, оттягивая его двумя пальцами, также водит круги по упругому животу, также лезет в трусы, лаская напряженный орган. Антон спешит скинуть с себя одежду — если сходить с ума, то основательно. Размазывает прекам, давит большим пальцем на головку, пока другой рукой откидывает челку. Он не собирается пропускать ни секунды этого зрелища. Это не должно его возбуждать. Его собственный член в его собственных руках не должен, блять, заводить. У Антон стоит так, как не стояло никогда. Ему плохо и хорошо одновременно, он титаническими усилиями отрывается от члена, подносит пальцы к губам, желая попробовать себя на вкус, опасаясь даже моргнуть, чтобы не пропустить ни секунды этого зрелища. И, кажется, сходит с ума окончательно. Потому что в отражении он себе игриво подмигивает. В жизни он стоит растерянным истуканом. А отражение идет дальше. Оно обводит пухлые губы пальцами, делая их еще более блестящими, и засовывает их в рот на половину, не сдерживая стон. Антон не знает, как он выглядит сейчас со стороны — зеркало то сошло с ума. Он сдвинуться не может, и это не страх — о нет. Это дающая в голову похоть. А отражение не медлит. Оно с чпоком достает смазанные собственной слюной пальцы и… выходит из зеркала. Перед Антоном стоит он сам — настоящий он, его сексуальный двойник, его горячая копия, его Энтони. Тот самый, что крутит вертолеты на камеру, сверкает глазами и убивает открытыми ключицами. — Ну и чего же ты медлишь? — спрашивает Энтони с ухмылкой. Антону даже не хватает сил пожать плечами. Он опускается на колени перед собственным божеством. Член, его член, член Энтони, лучший в мире член стоит перед его глазами, не умоляя — приказывая взять в рот. А кто Антон такой, чтобы не повиноваться собственным желаниям? Он обхватывает бедра Энтони, чувствуя ладонь в своих волосах и млея от прикосновений. Кончиком языка касается головки, обводит ее по кругу, прежде чем открыть рот пошире и взять сразу на половину. Энтони сверху гортанно стонет — музыка для ушей Антона. Все-таки у него красивый голос. Красивое тело. Красивый член. И вкусный. Антон стонет следом, пуская вибрацию, и Энтони сильнее вцепляется в его пряди, направляя. Антон полностью раслабляется, отдавая себя в свои руки — и он справляется идеально. По подбородку текут слюни, дышать трудновато, но такого кайфа он не испытывал никогда в своей жизни. Никакие Александры Полярные не имеют право нагибать его или драть его рот. Антона Ульянова может трахать только Энтони Юлай. И возбуждение только усиливается от осознания, что Ульянов и Юлай — это все еще один человек. Но в данную секунду их, конечно, двое. — Давай, зай, — снова стонет Энтони, — умница. Любить себя Антону определенно нравится. Он хватается за собственный (который он сейчас не сосет) член, и дрочит, доводя себя до разрядки через какую-то жалкую минуту. Энтони с ним синхронится, надавливая на затылок, заставляя проглотить все до капли. Антон немного давится, но отстраниться не пытается. — А я вкусный, — говорит он, облизывая губы от остатков. Энтони улыбается. — И красивый, — он подмигивает ему, помогая встать с колен — Антона немного пошатывает. — Люби себя, зай. — Да я вроде уже. Отлюбил. Энтони снова тепло улыбается, делая шаг назад — и исчезает в зеркале. Антон спешит поправить волосы — и за ним послушно повторяют. Энтони кивает ему в последний раз, прежде чем снова стать отраженными от гладкой поверхности лучами. Антон в душе не знает, что это сейчас было. Но ему хорошо, а на остальное как-то «ю». В конце-концов, теперь, проходя мимо зеркал, он больше не ловит диссонанс между собой на видео и собой в жизни. Он шикарен везде. И этого знания ему достаточно.