Ты умрёшь сотни раз, прежде чем станешь взрослым. Томас Вулф, «Взгляни на дом свой, ангел»
Новая жизнь Чонгука, начинающаяся прямо сейчас, лёгкой совсем не кажется, ни капли. Его терзают переживания. В доме царит суматоха, к которой он мог бы уже привыкнуть за последние недели, но только сегодня эта суета особенная — у них с Намджуном первый школьный день. Первый в чужой стране, среди тысячи незнакомых людей, которые кажутся совсем другими, непохожими на них. Глупо отрицать, что он нервничает. У него потеют ладони каждый раз, когда он представляет себя входящим в учебный класс. Он растирает ими лицо, блуждает взглядом по собственному отражению и пытается себе улыбнуться. Получается весьма натянуто. Практически нервно. — Стать кем-то значимым, — шепчет себе под нос Чонгук как мантру, надеясь, что самовнушение сработает. — Я общительный. Я не стеснительный. Я найду друзей. Всё будет совсем не так, как в Сеуле. — Чонгук, давай поторопись! Сокджин скоро подъедет. — В дверь прилетает кулаком старшего брата, отчего он вздрагивает, стоя перед зеркалом. Взгляд устремляется в собственные глаза, испуганно округлившиеся от неожиданности. С губ слетает вздох. Сокджин — сын друзей их семьи. Он учится в школе западного Беверли, где теперь будут учиться и они, и это определённо немного успокаивает. Значит, они будут там не совсем уж чужими. Не сказать, что они с Джином друзья, ведь последний раз виделись, когда Чонгуку было лет десять, но наличие кого-то знакомого в новой школе определённо уменьшает его тревожность. Чонгук прилетел в Штаты вместе с мамой и старшим братом лишь за неделю до начала учебного года и толком не успел адаптироваться. Семь дней — ничтожно мало. Отец, переехавший из Сеула в американский Беверли-Хиллз на пару месяцев раньше них, чтобы решить вопросы по работе, успел приобрести небольшой двухэтажный дом на симпатичной тихой улице, где в ряд вдоль дороги стоят такие же уютные дома, словно с картинки. Чонгук только начинает здесь осваиваться. Он всё ещё толком не привык к своей новой комнате, но она уже приобретает очертания принадлежности подростку, и он чувствует, что всё это — и дом, и комната, и город, который он успел посмотреть лишь мельком, — уже ему невероятно нравится. Он мечтал обо всём этом. Во дворе сигналит автомобиль, и сердце Чонгука падает в желудок, оставляя в груди неприятное чувство пустоты. Нервно облизав сухие губы и проведя ладонью по волосам, он ещё раз осматривает себя в зеркале: так непривычно идти в школу в чём-то своём, а не в школьной форме, но это вызывает у него такой восторг, что он, невольно расплывшись в улыбке, кивает себе в отражении и цепляет на руки фенечки, которые ни за что не разрешили бы ему носить на уроки в Корее. Здесь же — свобода. Америка. Чонгук подтягивает джинсы, поправляет полосатый пуловер и тянется к плееру. Внутри оставшаяся с прошлого вечера кассета «Бэкстрит Бойз», и он решает её не менять. Цепляет плеер за шлёвку на джинсах, вешает на шею наушники и покидает спальню, сталкиваясь с Намджуном, выходящим из соседней комнаты. — Джин приехал, — сообщает он. — Да, я слышал. — Чонгук мельком пробегается взглядом по брату. Намджун не то чтобы принарядился, но выглядит определённо лучше, чем обычно. — Джун, как думаешь, нас там примут? Это, пожалуй, одна из самых важных вещей, которые сейчас его беспокоят. Он не признается, но проворочался без сна половину ночи, прокручивая самые разные варианты развития событий. В том числе и самые удручающие, где он будет аутсайдером на все два оставшихся до выпуска года. Брови старшего брата слегка приподнимаются: — Просто не нервничай так сильно. Мы не единственные азиаты в школе уж точно, а к новеньким всегда относятся с осторожностью. Но это не будет длиться вечно. Просто не парься. Чонгук примирительно кивает. Становится немного легче дышать. В их корейской школе Намджун был достаточно популярным: один из лучших игроков школьной баскетбольной команды, у него было много друзей, и он пользовался популярностью у девчонок. Даже в классе Чонгука, на год младше Намджуна, все девочки всегда говорили только о нём. Чонгук такой школьной славой не обладал в силу своей скромности и необщительности, а также абсолютной непохожести на брата. Чонгук нормально воспринимал свою внешность, понимал, что вполне симпатичный. Но знал, что этого зачастую недостаточно — что-то должно идти изнутри. Вот у Намджуна вдобавок к высокому росту, спортивной фигуре, симпатичному лицу и всегда хорошо уложенным волосам шёл ещё и отличный характер, общительность, открытость и обаяние. Чонгук за популярностью сам никогда не гнался, но не отказался бы стать кем-то более заметным. В то же время, была другая сторона, в которой он, напротив, предпочитал прятать голову в песок, стесняясь своей непохожести на сверстников. Ему был не интересен спорт, футбол по телевизору, не интересны были глупые «стрелялки» на приставке, не интересны девчонки, подреза́вшие нижний край своих школьных юбок. У него не было даже журналов с картинками эротического содержания, которые имелись почти у каждого подростка. Но у Чонгука была тетрадка с личными стихотворениями, песнями и мыслями, сотня разнообразных цветастых браслетов и кулонов, десятки книг на полках, склонность к излишнему романтизму и непоколебимая фанатская любовь к группе «Бэкстрит Бойз», за которую он регулярно получал снисходительные усмешки от брата. И всё это делало его отличным от других парней его возраста. — Чонгук, съешь хоть ложку риса! — причитает мама, когда они с Намджуном спускаются вниз с рюкзаками, закинутыми на плечи. — Не хочу, мам, поем в школе. — Чонгук слишком волнуется, чтобы завтракать — в животе бурлит. К тому же всё утро он потратил на сборы и моральную подготовку, поэтому времени на перекус уже и не остаётся. — Сокджин за вами приехал? — Да, стоит у дома. — Намджун, завязав шнурки на кроссовках, стучит пальцем по электронным часам на запястье — времени уже много. — Пойду хоть посмотрю на него, лет пять не видела! — Мама снимает с шеи фартук и идёт за ними на улицу. Пару дней назад они всей семьёй были на ужине в доме Джина, который устроили его родители в честь их переезда в Америку, но самого Сокджина не было. Его мама сказала, что он ещё не вернулся из поездки, в которую отправился с друзьями. Намджун и Чонгук разочаровались, что не смогут пообщаться с ним до начала школьного семестра, но папа Джина пообещал, что обязует его заехать за ними в первый учебный день и показать школу, и сдержал своё слово. Чонгук очень надеется, что это не сильно его обременит. — Сокджин, — охает мама, когда из автомобиля, припарковавшегося возле их подъездной дорожки, выходит высокий темноволосый молодой человек в солнцезащитных очках. Совсем не тот мальчик, которого помнил Чонгук. — Как ты вырос! Такой красавец! Чонгук мнётся позади Намджуна, глядя, как мама сыплет по-английски комплиментами в сторону Джина, и чувствует, как пересыхает его горло от мысли, что ему сегодня весь день придётся говорить не на родном языке. И не только сегодня. В отличие от английского родителей и Намджуна, его английский был не так совершенен, даже несмотря на упорное многолетнее изучение. И хоть его семья уверяет, что у Чонгука всё в порядке, а его акцент очарователен, он не чувствует себя уверенным. Над ним точно будут насмехаться. — Привет, парни, — дружелюбно обращается Сокджин к ним, когда его выпускают из объятий. — Не виделись миллион лет! Намджун в совсем не корейской манере протягивает Джину ладонь, и они пожимают друг другу руки. Чонгук, засмотревшись на Сокджина и совсем забывшись, вспоминает о вежливости только тогда, когда Джин переводит взгляд прямо на него: — Привет, хён. — Чонгук, по привычке, быстро кланяется и поправляет на себе одежду, желая произвести хорошее впечатление. — О, как мило, — расцветает в улыбке Сокджин в ответ на его глупость. — Меня давно никто так не называл. У Чонгука зарумяниваются щёки и начинает пощипывать лицо — он совсем забыл, что здесь так не делают. Он опять ведёт себя странно. Он безнадёжен. Почему у него не выходит влиться вот так с ходу, как это получается делать у Намджуна? — Прости, — с запинкой выдаёт Чонгук. — Да брось, это правда мило! Просто не парься! — делает тот акцент на последней фразе. Чонгук испытывает лёгкое дежавю, слыша её второй раз за утро, но думает, что ему и впрямь нужно расслабиться и просто плыть по течению. Сокджин, махнув рукой, приглашает их в автомобиль и занимает водительское место. Намджун закидывает рюкзак назад, а затем плюхается на переднее пассажирское сиденье сокджиновой машины так, будто каждый день на ней ездит. Чонгук, неловко потоптавшись, бросает взгляд на маму, усаживается назад и отодвигает рюкзак брата в сторону. В салоне пахнет кожей и ненавязчивым парфюмом. Чонгук пытается расслабиться и выдохнуть. Мама машет им рукой, и он выдавливает из себя максимально счастливую улыбку, смотря через приоткрытое окно. — Ну, парни, как Америка? — Сокджин убирает ногу с тормоза своего серебристого крайслера, и они отъезжают от дома. — Пока непривычно. Совсем не похоже на Корею, — отвечает ему Намджун, дружелюбно при этом улыбнувшись. Чонгук ничего сказать не решается, всё ещё чувствуя сковывающую его стеснительность. — Мне сначала тоже всё казалось странным и чужим, но жизнь здесь быстро затягивает. Оглянуться не успеете, как будете считать Беверли родным домом. — Джин хохотнул, обнажив идеально ровные белые зубы, из-за чего Чонгук заворожённо на него засмотрелся. Несмотря на то, что Сокджин этнический кореец, родившийся и выросший в Сеуле, Чонгуку он кажется совершенно другим, не таким, как они с Намджуном. Его лёгкость, нарочитая пренебрежительность в образе — он выглядит как настоящая кинозвезда, когда одной рукой подкручивает руль своего явно новенького седана по направлению к соседнему району. Намджун и Джин продолжают беззаботно переговариваться, будто у них не было перерыва в общении длиною в семь лет. Это и неудивительно: Намджун всегда был непосредственен в общении, коммуникации ему даются легко. Чонгук всю дорогу предпочитает молча слушать, разглядывая пролетающие мимо него улицы и иногда переключаясь на рассматривание своего нового хёна. Он, конечно, мог бы назвать его старым знакомым, но почти не помнит того времени, когда Сокджин с семьёй жил в Корее. В те времена разница в возрасте в один год ощущалась гораздо отчётливее, чем сейчас, и с ним больше общался Намджун, чем Чонгук. Может, теперь и он найдёт с Джином общий язык и они станут приятелями? Им скорее всего придётся часто видеться, — их родители не только друзья со студенчества, но теперь ещё и будут работать вместе, ведь маму и папу Чонгука и Намджуна пригласили в «НАСА», что, собственно, и стало причиной переезда. Когда на горизонте появляется школа, у Чонгука перехватывает дыхание. Два высоких этажа, колонны, просторные зелёные газоны в окружении невысоких пальм рядом — он даже и не представлял, что его новая школа будет выглядеть как кадр из кинофильма. Их с Намджуном сюда записал отец ещё месяц назад, когда они с мамой и братом только собирали вещи для переезда. Чонгуку и Намджуну всего лишь требовалось заполнить анкету и написать письмо на английском. По прибытии в Беверли-Хиллз у них и вовсе не было времени, чтобы проехаться до старшей школы западного Беверли — они были слишком заняты документами и обустройством. Зато теперь смогут спокойно всё рассмотреть и изучить, торопиться больше некуда. На парковке пока не так много машин — Джин привёз их пораньше, чтобы они успели получить своё расписание и найти учебные классы. Чонгук с любопытством разглядывает автомобили, уже занявшие некоторые парковочные места, и понимает, что они приехали далеко не на самом шикарном. В их прежней школе машины были только у преподавателей, и они не были чем-то выдающимся. Здесь, судя по всему, многие старшеклассники имели собственные средства передвижения, и далеко не дешёвые. — Так, вам сюда. — Джин, закрыв машину, ведёт их в административное крыло и указывает на дверь кабинета, расположенного ближе всего от входа. — С расписанием разберётесь у секретаря, а по всем остальным вопросам можете обратиться ко мне в любое время. У меня сейчас история Америки, потом английский. Не теряйте, если что. Джин, оставив их у кабинета, салютует им рукой и уходит в противоположную сторону. С расписанием особых проблем нет — Чонгук, помимо общеобязательных предметов, выбирает историю искусств и теорию музыки факультативами, а Намджун останавливается на мировой истории и экономике. Выйдя из секретариата, брат хлопает Чонгука по плечу: — Ну, что у тебя сейчас? — Химия, а у тебя? — Алгебра. — Намджун складывает расписание и убирает в карман рюкзака. — Увидимся на ланче? — с надеждой спрашивает Чонгук. Намджун неопределённо пожимает плечами и разворачивает его в направлении к кабинетам, подталкивая в спину. К моменту, когда Чонгук находит кабинет химии, школа уже наполнена гулом и топотом учеников, что заставляет его начать нервничать больше, чем он делал это ранее. Намджуна рядом нет, Сокджина — тем более. Ему придётся один на один остаться с кучей незнакомцев, кучей иностранцев, которые так или иначе не оставят его без внимания. Раздается звонок, знаменующий начало первого урока, тянуть больше некуда, и он робко толкает дверь в класс. С досадой обнаружив, что учитель уже на месте, Чонгук лишь бурчит негромкое «извините» и окидывает взглядом класс, ища, куда сесть. Он видит её почти сразу: единственная азиатка в классе, длинные выкрашенные в каштановый волосы и ярко-розовые солнцезащитные очки на макушке. Безошибочно разглядев в девчонке кореянку, он спешит к её столу, с радостью обнаружив, что она сидит одна. — Извини, я могу сесть с тобой? — сбивчиво и с ужасным акцентом спрашивает он. Она проходится по нему взглядом с ног до головы, будто сканируя, и Чонгук уже начинает жалеть, что подошёл именно к ней, но девчонка вдруг начинает широко улыбаться и убирает со свободного стула свой цветастый рюкзак, залатанный нашивками. — Дай угадаю, — она изображает задумчивость. — Ты — Чонгук! Растерянно сдвинув брови, он кивает, напрочь забыв все английские слова и даже не спросив, откуда ей известно его имя. Он усаживается рядом и достаёт тетради и ручки. — Джин говорил, что у нас будут новенькие. — О, ты знаешь Джина? — Чонгук выдыхает. В груди моментально становится спокойнее и теплее. — Все знают Джина, — фыркает. — Но, вообще-то, он один из моих друзей. Кстати, Соми, — представляется она и протягивает ему ладонь с красным лаком на коротких ногтях. Чонгук сияет и жмёт её руку в ответ, не заметив, как учитель подошёл ближе к их парте. — Мисс Мин, я могу начать урок? — с доброй усмешкой интересуется он у его новой знакомой. — Извините, мистер Миллер. — Новые знакомства можно заводить и на перемене, верно? — Конечно, — кивает Соми. — Итак. — Учитель откашливается и возвращается к доске, начиная мелом выводить на ней тему сегодняшнего урока. Соми, выждав несколько мгновений, придвигает стул к Чонгуку и немного наклоняется, чтобы её было не так хорошо видно за сидящим впереди парнем. — Значит, вы переехали из Кореи? Ты и твой брат, да? — Да, — шёпотом, как и она, отвечает Чонгук. — Его зовут Намджун, он в выпускном классе. — Да, Джин говорил. — Что ещё говорил Джин? — Не так много, на самом деле. Только то, что ваши с ним родители — друзья уже много лет и теперь вместе будут работать в «НАСА», а вы будете учиться в нашей школе. Интересно, наверное, иметь родителей-учёных? — Да не особо. Зачастую их просто нет дома. Они действительно много работают. — Тебе уже говорили, что твой акцент очень милый? — На её губах появляется шкодливая улыбка, и если бы она не была так дружелюбна, Чонгук бы подумал, что она издевается. — Он… дурацкий. — Вовсе нет! Учитель снова делает им замечание, и, не желая попасть в немилость, они оба утыкаются в тетради, записывая формулы. На протяжении всего урока Чонгук не перестаёт переживать о том, что не поспевает из-за того, что ему, в силу языкового барьера, приходится тратить больше времени на понимание, чем остальным, но Соми любезно каждый раз двигает к нему свою тетрадь, за что он одаривает её благодарным взглядом. — Какой у тебя следующий урок? — спрашивает она после звонка, пока они собирают свои принадлежности в рюкзаки. — Класс для усовершенствования английского, — вздыхает Чонгук, понимая, что на этом их пути расходятся. — Чёрт, жаль. Но не переживай, думаю, там нормальные ребята. Чонгук смиренно кивает и поправляет плеер на поясе джинсов. — Что слушаешь? — Соми кивает на кассетный проигрыватель. — А… там… — Чонгук не слишком любит распространяться о своих музыкальных предпочтениях, но в голову не приходит ничего, кроме как тихо выдавить из себя правду: — «Бэкстрит Бойз». Соми издаёт нечеловеческий писк, распахнув глаза, и Чонгук не успевает ничего сообразить, как она уже висит на его шее. — О, господи, я их обожаю! — восторженно выпаливает она. — Мы должны как-нибудь послушать музыку вместе! — Да, конечно. — Чонгук неловко тупит взгляд, а она подхватывает его под руку и ведёт на выход из кабинета. Перспектива снова остаться одному среди десятков чужих людей не прельщает, и на следующий урок Чонгук плетётся без особого энтузиазма. В классе по совершенствованию английского помимо него ещё четырнадцать иностранцев, но ни одного корейца. Ребята в основном европейской наружности либо похожи на испанцев, и заговорить ни с кем он не осмеливается. Лишь только перебрасывается несколькими фразами с учителем, отвечая на его вопросы. Время ланча пугает сильнее всего остального. Он жалеет, что не взял ничего из дома, чтобы просто отправиться во двор и съесть свой обед на свежем воздухе, ни с кем особенно не пересекаясь. В столовую одному идти не хочется, и он решает выйти на улицу так, ничего не купив. Совсем не страшно, если он поест когда вернётся домой. План голодовки нарушает откуда ни возьмись появившаяся Соми. Она снова хватает его за рукав и тянет за собой. — Хорошо, что я успела тебя застать, — усмехается она. — Куда собирался на ланч? — Просто хотел выйти на воздух. А куда мы идём? — Сначала в столовую за едой, потом за наш столик во дворе. — Ваш столик? — уточняет Чонгук. — Я познакомлю тебя с друзьями. Обычно они занимают стол заранее, так что на газоне не останемся. Чонгук хочет ответить, что не против даже газона, лишь бы не одному, но решает промолчать, радуясь, что его вообще позвали. Он и не надеялся, что с кем-то познакомится в самый первый день, и уж тем более не думал попасть в чью-то компанию. Даже на Джина не рассчитывал, если учесть, что они разного года обучения и, скорее всего, не особо часто будут пересекаться в школе. Столовая уже битком набита людьми, и Соми проталкивается между ними, таща за собой Чонгука. Стоит им только подойти ближе к очереди, как рядом с ними раздаётся грохот, от которого Чонгук вздрагивает. Обернувшись, он видит, что поднос с ланчем какого-то парня лежит перевёрнутым на полу, а на его футболке расползается огромное мокрое пятно от колы. — Шевели булками, узкоглазый, — насмехается над ним парень на полголовы выше него. — Или ты ничего не видишь? — Пошёл к чёрту. — Пострадавший, показавшийся Чонгуку китайцем, одёргивает намокшую футболку и спешит убраться оттуда. — Идём, Чонгук. — Соми дёргает его, застывшего от неожиданности, заставляя идти дальше по направлению к кассе. — Не обращай внимания. У Чонгука неприятно шевелится в груди страх и растерянность. Парень, перевернувший чужой поднос, встает прямо за ними, и он не находит смелости ничего спросить. Соми, кажется, совсем не удивил и не напугал инцидент: она спокойно выбирает сэндвич, овощной салат и молоко, словно ничего необычного не произошло. После она дожидается, пока Чонгук расплатится за свою картошку фри, наггетсы и воду. Длинные деревянные столы со скамейками, стоящие в школьном дворе, все заняты, но Соми уверенно ведёт его в самый конец. Чонгук издалека видит компанию, состоящую из одних парней — они смеются и бурно что-то обсуждают. Среди них он замечает и Намджуна вместе с Сокджином. Подойдя ближе, Чонгук понимает, что они все корейцы, и удивляется: что за корейская диаспора? — Ты где была так долго? — спрашивает у Соми парень в бейсболке, повернутой козырьком назад. — Искала Чонгука. Вот, знакомьтесь! Это Чонгук, — представляет она его. — Это Юнги, он мой брат, — и указывает на того же парня в бейсболке. — Джина ты знаешь, а это Хосок и Чимин. Первым ему протягивает ладонь парень, которого Соми представила как Хосока, — на его голове беспорядок, собранный на лбу повязкой, куча фенечек, браслетов и подвесок на запястьях и шее, яркая рубашка и не менее яркая улыбка. — Привет! Добро пожаловать! — Он жмёт его ладонь, а потом по-свойски хлопает по плечу, будто они сто лет знакомы. — Я Чимин. — Парень с выкрашенными в светло-русый цвет волосами тоже жмёт ему руку. Намджуна тем временем представляют Соми, и она втискивается за стол между братом и Хосоком. — Вы… все корейцы? — неуверенно спрашивает Чонгук. Он занял место рядом с Намджуном и Джином, чувствуя себя рядом с ними более чем в безопасности. — Так исторически сложилось. — Хосок усмехается и подмигивает ему. — Будь как дома. Он понятливо кивает и приступает к обеду, собираясь снова оставаться сторонним наблюдателем. Парни продолжают разговаривать о своём, иногда попутно спрашивая что-нибудь у них, но Чонгук предоставляет возможность отвечать Намджуну. Контакты с незнакомцами никогда не давались ему легко, и хоть он и всей душой хочет влиться в школьную жизнь поскорее, но мысленно решает, что один денёчек ещё может побыть незаметным и тихим. — Джин, ну пожалуйста. — Чимин дёргает руку Сокджина, тянущуюся к бутылке с колой, и тот со сдержанной улыбкой закатывает глаза. — Мне больше некого просить! Я не знаю никого, кто умел бы так хорошо фотографировать, имел классный дорогущий фотик и с кем мне было бы удобно работать! — Ну, не знаю, — манерно дёргает плечом Джин. — Это как-то не для меня, — и прижимается губами к горлышку. — Школьной газете нужен фотограф. Вся надежда на тебя, Джин! — Дай объявление в первом выпуске — кто-нибудь откликнется. — Сокджин улыбается. — Ты себе цену набиваешь! Парни за столом смеются, у Чонгука тоже невольно появляется улыбка на лице. — Ладно, Джин, чего ты хочешь? — А что ты мне можешь дать? — заинтересованно подаётся корпусом вперёд. — Что я могу тебе дать? У тебя и так всё есть! — Но есть ещё нематериальные вещи… — Говори прямо. Джин жестом просит Чимина наклониться и нашёптывает что-то ему на ухо, из-за чего тот закатывает глаза и отталкивает друга. — Подумай о моём выгодном предложении. — Сокджин продолжает потешаться, а Чимин принимает позицию игнорирования, демонстративно отвернув от него лицо и вздёрнув подбородок. Чонгуку становится интересно, что такого мог ему предложить Джин. Хосок лопает здоровенный пузырь из жевательной резинки и уставляется на Чонгука, принимаясь разглядывать. От внезапного внимания он на мгновение теряется, но, пересилив свою скромность, начинает рассматривать нового знакомого в ответ. Хосок посылает ему довольную улыбку и протягивает упаковку жвачки. Вытянув одну пластинку, Чонгук, забывшись, благодарит его на корейском, и тот улыбается ещё шире. — Что делаете в субботу, парни? — Он не сразу понимает, что Хосок интересуется у них с Намджуном — лишь по тому, как посмотрел на него брат, приподняв брови. — Я ничего. Абсолютно свободен. — Тогда приходите на вечеринку. — Достав из рюкзака тетрадь и карандаш, Хосок записывает адрес и выдирает клочок бумаги, протягивая её Намджуну. — Мы придём, — кивает Намджун и убирает листок в карман джинсов. — У Хосока самые крутые вечеринки, — заверяет Соми. — Другие ребята, конечно, тоже устраивают, но на вечеринки Хосока приходит буквально вся школа. — Не преувеличивай. — Хосок щиплет её за бок. — Вся школа в мой дом не влезла бы. На самом деле, приходить могут только те, кому уже есть шестнадцать. Малолеткам вход закрыт. — Как хорошо, что мне уже семнадцать, — замечает с улыбкой Чонгук. — Кстати, — перебивает их Чимин, позабывший об обидах. — Самое главное мы не обсудили. Вы сегодняшнюю газету уже видели? — У меня аллергия на газетные новости с некоторых пор, — скептично морщит нос Юнги. — Однако там можно прочитать много интересного, невежда. Чимин тянется к своей тряпичной сумке-почтальонке и роется в ней некоторое время, пока не извлекает сложенную в несколько раз газету. Расчистив центр стола от подносов, он распрямляет издание и кладёт посредине самой первой полосой Беверли-Хиллз Уикли. Все ребята заинтересованно склоняются над ней, и Чонгук тоже пытается вникнуть в заголовок на первой странице, где говорится, что каким-то людям выдвинуто обвинение по самому громкому делу прошлого года. Соми тяжело вздыхает, выпрямившись первой. — Как думаете, Тейлор вернётся? — грустно спрашивает она. Все молчат, и только Юнги кладёт ладонь на её плечо, слегка его сжав.***
Во второй половине дня Чонгук снова слышит от ребят о Тейлоре, чьё имя всё больше и больше кажется ему загадочным. Они идут к парковке из спортивного зала, где их всех собирал директор, устроив приветственную пятиминутку вместо последнего урока. Пятиминутка затянулась на добрые полчаса, но никто не был против — это всяко лучше, чем торчать на занятиях. Джин, к тому же, любезно предложил снова подбросить их с Намджуном, и они с удовольствием согласились. Настроение Чонгука взлетело до небес. — Ваш старик совсем ничего не говорил об этих новостях и о Тейлоре? — Хосок втискивается между идущими впереди него Юнги и Соми. — У нас эта тема под запретом дома, ты же знаешь, — опускает печальные глаза она. — Папа ничего нам не рассказывает. Боится, что это либо выйдет нам боком, либо мы сболтнём лишнего. — Мы ничего и не спрашиваем, — поддакивает сестре Юнги, кивая. — Я не хочу создавать отцу лишние проблемы. Это дело и так непростое, он практически живёт в конторе. — Но теперь-то будет легче? — спрашивает Чимин. — Эти новости ведь что-то значат? — Я не знаю, правда. Если бы знал больше, чем вы, то рассказал бы. Настроение в компании заметно меняется. Лица становятся задумчивыми и невесёлыми. Чонгука терзают мысли, о чём же они все-таки говорят и кто такой этот Тейлор, и где он сейчас, но понимает, что расспросы будут крайне неуместными. К тому же, кто он такой, чтобы они его посвящали в свои дела. Решив, что какая-то информация всё равно рано или поздно всплывёт, он старается засунуть подальше своё любопытство.***
Устроившись в постели, Чонгук ставит в плеер кассету «Спайс Гёрлз», укладывается на подушку и уже собирается воткнуть в уши наушники, как в дверь его спальни негромко стучат. В проёме показывается Намджун, одетый в шорты и обычную белую футболку с закатанными рукавами. На его шее висит полотенце — только вышел из душа. — Не спишь? — Пока нет. — Чонгук снова усаживается, сдвигая подушку в сторону. — Ну, как дела? Как первый день? — Хорошо! — встрепенувшись и едва сдерживая восторг отвечает он. Наконец-то можно с кем-то поделиться эмоциями. — Парни такие классные, и школа хорошая. Учителя понимающие, и в столовой вкусно кормят, ты заметил? Это была лучшая картошка фри в моей жизни! А Джин-хён, он, он… он просто… вау! Он такой крутой! На последней фразе Намджун одаривает его долгим и внимательным взглядом, и Чонгук тут же замолкает, решив, что, наверное, был слишком несдержанным. Но ему правда понравился первый школьный день. И если не считать пару инцидентов, выведших его из равновесия, например, ситуация с китайским учеником в столовой, то он мог бы назвать этот день идеальным. Он ведь даже не надеялся, что всё пройдёт настолько складно. — А тебе как? — неуверенно интересуется он у старшего брата, привалившегося плечом к дверному косяку. — Нормально. Парни действительно неплохие, — кивнул Намджун. — Я не ожидал, что у Джина есть целая компания, и они все — корейцы. Это так круто, правда? И мы теперь тоже её часть, — улыбается. — Я никогда не был частью компании! — Чонгук, — будто предостерегая, прерывает его брат. — Ты слишком идеализируешь всё. Однажды это больно тебя ударит. — Что я идеализирую? Джина и его компанию? Но ты сам согласился, что они хорошие, — хмурится он. Намджун вздыхает, обведя взглядом его комнату. Чонгук и забыл, что он не видел то, как она изменилась: дома, в Сеуле, он стеснялся заниматься подобными видами самовыражения, и его комната выглядела образцово-показательной. Здесь же он решил оторваться по полной программе и уже начал заклеивать одну сторону спальни постерами, вырезками и фотографиями. — Просто не возлагай на Америку слишком много надежд. Я знаю, они у тебя есть. Штаты ничем не лучше, понимаешь? Чонгук ничего не отвечает, размышляя над словами. Возможно, он и правда воспринимает Штаты как нечто более прекрасное, чем его родина, но он очень долго мечтал об этом переезде, ещё с позапрошлого года, когда мама сказала, что они, скорее всего, эмигрируют. Может быть он слегка и идеализирует Америку, насмотревшись фильмов и сериалов, но пока что всё абсолютно соответствует его представлениям. Он не думает, что Намджуну стоит дёргать его с этим. — Как скажешь. — Спокойной ночи? — Спокойной. Брат тянется к выключателю, чтобы погасить свет в его комнате. — Намджун, — снова окликает его Чонгук. — Что? — Он оборачивается, оставив ладонь на выключателе. — О ком постоянно говорят парни? Кто такой этот Тейлор? Намджун пожимает плечами. — Их друг. Я не вдавался в подробности. — Свет в комнате гаснет. — Спи.***
Дом Хосока… внушительный. Чонгук озирается, пытаясь мысленно прикинуть, сколько же здесь может быть комнат. Выглядит так, будто тут легко можно разместить королевскую семью целиком, включая принцессу Диану, всех внуков Елизаветы и свиту. Чонгуку всё ещё неловко и непривычно быть социальным настолько, чтобы влиться в компанию, и слишком странно быть частью компании Намджуна. Они достаточно близки как братья, но в Корее разница в возрасте, незначительная здесь, довольно сильно разделяла их в школьной жизни. Сейчас он не чувствует себя отчётливо младше, ведь ребята воспринимают его как ровесника. Нет никакого деления на старших и младших. И даже то, что они с Соми учатся в предпоследнем классе, в то время как остальные уже в выпускном, совсем не акцентируется. Его всё ещё немного удивляет, как легко они с Намджуном нашли себе приятелей. В своей прошлой школе Чонгук за несколько лет не смог ни к кому примкнуть — он не был даже близко популярным, в отличие от старшего брата. Чонгук в большинстве своём был зажат, неразговорчив и скромен, что делало его практически незаметным. Даже сейчас, когда у него появились новые знакомые, он всё ещё держит наблюдательную и выжидательную позицию, присматриваясь, привыкая к ребятам. Но одно может сказать точно: от каждого из них он уже в восторге. Греет душу, что те тоже корейцы, как и он, но они нашли своё место в Америке, слились с ней, чувствуют её своим домом, значит и у него получится. Он узнал, что из них всех в Штатах родилась только Соми. Её семья эмигрировала, когда Юнги было всего лишь несколько месяцев от роду. Чимин переехал с родителями, когда учился в средней школе, а Хосок в ещё дошкольном возрасте. К слову, история Хосока заинтересовала Чонгука сильнее остальных, если учесть, что, как оказалась, его мама — известная актриса, которую в Корее и Голливуде не знает только глухой и слепой. Чонгук сомневается в реальности, когда временами залипает на Хосоке и думает о том, что общается с сыном голливудской дивы. — Так. — На его плечо опускается чья-то рука. Обернувшись, он видит хозяина дома. Привычный беспорядок на голове Хосока сегодня выглядит мокрым от количества геля, который держит открытым его лоб, и свисает чуть длинноватыми прядями по бокам. Он поправляет на переносице очки с желтыми линзами и быстро оглядывает Чонгука с макушки до пят. — Чего скучаем, а? — Да… не знаю, — пожимает он плечами. Вечеринка уже в самом разгаре: грохочет музыка из колонок «Ямаха» — Чонгук похожие вживую видел лишь однажды, на концерте «Эйч-о-ти». На задний двор открыты двери, и можно видеть, что кто-то уже спрыгнул в бассейн, раздевшись до нижнего белья. Раздаются смех и весёлые крики. — Где твой братец? — Хосок, обнимая Чонгука за плечо, ведёт его вглубь дома. — С Сокджином был где-то здесь. Они к бассейну собирались вроде. — Юнги, позови ребят! — кричит он другу. Юнги оборачивается на него и кивает. — Коктейли будем мешать! — О-о, легендарные коктейли от Хосока, — растягивает в улыбке губы Соми, подошедшая к ним и сразу нырнувшая под другую его руку. Они идут в конец огромной гостиной, наглухо забитой парнями и девчонками из школы, и Хосок заходит за барную стойку, явно сооружённую здесь только лишь для вечеринки. — Итак, джентльмен, пока остальные к нам не подтянулись, предлагаю начать, — обращается к нему Хосок, поставив на стойку несколько разных по форме бокалов. — Что предпочитаете пить? — М-м, — мешкает Чонгук. — Пиво? Хосок практически оскорбляется, из-за чего Соми смеётся и толкает Чонгука в плечо. — Сделай ему свой фирменный! — Что ж, — хлопает Хосок в ладоши. — Будем надеяться, что у тебя крепкий желудок. Шутка! Самый глубокий бокал начинает наполняться несколькими видами рома, соком и ликёром, и чем больше Хосок льёт, тем больше округляются глаза Чонгука, до этого пробовавшего лишь пиво да соджу пару раз. Кинув в коктейль соломинку, он двигает его к нему, а потом что-то быстро замешивает и взбивает для Соми. — Слабоалкогольный коктейль для дам, за которыми бдят старшие братья, — протягивает ей бокал на длинной тонкой ножке. — Это название такое? — с усмешкой кривит она губы, беря коктейль в руки. — Нет, его название — «Беллини», но для тебя он может быть чем угодно, — Хосок подмигивает и достаёт ещё несколько ингредиентов из маленького холодильника под стойкой. — О, а вот и опоздавшие. Вместе с Юнги, который ведёт к ним Намджуна и Джина с заднего двора, идёт и Чимин со своей сумкой наперевес. — Ну, и где ты был? — скептично интересуется Хосок. — Чаще тебя опаздывает только Соми. — Сегодня я не опоздала! — Ага, потому что Юнги тебя забрал из магазина. Она в ответ недовольно цокает. — Я был в школе, над газетой работал, где же ещё? — бурчит Чимин и устало складывает руки на стойку. — Вот поэтому ты всё ещё девственник, — ухмыляется Хосок, наливая в низкий бокал текилы и ставя перед ним тарелку с лаймом и солонку. — Не ночевал бы в своей редакции, так тебе бы уже давно какая-нибудь девчонка дала. Давай, пей штрафную за опоздание! Чимин, закатив глаза, тянется к текиле. Солонка в его руки не попадает — её перехватывает Джин, облизывает палец, макает его в соль и затем проводит им по губам Чимина. — Грёбаные извращенцы, — ворчит он, собирает языком соль с губ, опрокидывает в себя текилу и закусывает долькой лайма. — Пойду сумку кину наверху. Пока Хосок готовит коктейли для их компании, к ним подходят другие ребята из школы, и он с довольной улыбкой угощает их тоже. Соми ударяет своим бокалом по бокалу Чонгука и просит попробовать коктейль. Напиток не внушает ему никакого доверия абсолютно, но он не хочет выглядеть невежливым и делает маленький глоток, пытаясь распробовать. На удивление, ему нравится. Градус хорошо чувствуется, но в то же время это что-то сладкое, но совсем не приторное. Чимин возвращается без сумки и расстегнув клетчатую рубашку, под которой виднеется футболка. Он просит у Хосока ещё шот текилы и виснет у Джина на плече: — Итак, ты должен был подумать, — объявляет он, крепче сжав друга, чтобы ему некуда было деваться. — Подумать? О чём? — изумляется тот. — Ты знаешь, о чём. Не прикидывайся! — Не знаю, Чимин, так много вещей, о которых мне приходится думать сейчас… — Я тебя поколочу, клянусь. — Чимин насупливается. — Что-то ты не очень дипломатичен для журналиста, — усмехается тот. — Ну Джин… ты правда мне очень нужен в газете. У нас вот съёмки материала уже на следующей неделе, а фотографа нет. — А что снимать будете? — интересуется Хосок, сворачивая прямо на барной стойке самокрутку. Чонгук встревоженно переводит взгляд с самокрутки в пальцах Хосока на брата, но Намджун невозмутимо смотрит на спорящих Чимина и Джина с полуулыбкой на губах. — В пятницу же отбор в баскетбольную команду, — кивает Чимин на Юнги, капитана баскетбольной команды старшей школы западного Беверли. — Мы будем делать репортаж. Будет большая статья на целый разворот, а может даже на два. Напишем пару слов о заслугах Юнги, покажем кандидатов, расскажем о том, как проходят пробные игры. — О, отборочные? — заинтересовывается Намджун и обращается к Юнги. — А можно попробоваться? — Ты играешь? — Юнги недоверчиво оглядывает Намджуна, хотя, на взгляд Чонгука, именно Юнги меньше всего похож на баскетболиста. Но, может быть, такой эффект производят его излюбленные оверсайз-футболки, в которых он выглядит мельче, чем есть на самом деле. — Намджун был лучшим центровым среди школьной лиги Сеула на протяжении двух лет, — вставляет слово Чонгук. В глазах Юнги появляется больше интереса. — Вот как? Конечно, приходи на отбор. Нам нужны хорошие игроки. Юнги и Намджун «забиваются», пожав друг другу руки. — Видишь, там даже Намджун будет участвовать, не только Юнги, а ты отказываешься нам помочь! — приводит последний аргумент Чимин, обращаясь к Джину. Сокджин, горестно вздохнув и возведя глаза к потолку, просит у Хосока налить ему ещё. — Ладно. Хорошо. Но только потому, что я выпил слишком много алкоголя! Утром я наверняка пожалею об этом. — Отказаться будет уже нельзя, — быстро проговаривает Чимин и виснет у него на шее, начиная сыпать благодарностями. — Вот же липучка. Мертвеца достанет.***
Устроившись на большом угловом диване прямо в центре гостиной, они продолжают поглощать алкоголь и болтать, то и дело перекрикивая музыку. Чонгук уселся рядом с Соми, которая неустанно рассказывает ему о всякой смешной ерунде. Его успело немного развезти от алкоголя, поэтому тело ощущается расслабленным, а голова лёгкой, и он с улыбкой кивает на всё, что ему лепечет девчонка. Чимин закинул ноги на развалившегося посерёдке Юнги и рассказывает ему примерный план репортажа о баскетбольной команде. Намджун с Сокджином тоже его слушают, глуша коктейли. Чонгук даже не заметил, что Хосок какое-то время среди них отсутствовал, пока он не возникает перед ними и не плюхается на диван между Юнги и Джином, задевая ноги Чимина и получая от него пинок, не заставивший себя долго ждать. Следом на колени Хосока опускается девчонка, с которой он спустился со второго этажа дома. На его шее красуется свежий засос, которого в начале вечеринки Чонгук точно не видел. Он несколько мгновений разглядывает Хосока с его подружкой, пока Соми не тянет его за руку: — Шумно и жарко! Пойдём, на кухне поболтаем. Чонгук согласно кивает и, пока все увлечены болтовнёй с вернувшимся Хосоком, они уходят в заднюю часть дома. Соми прикрывает за ними дверь, оставляя их вдвоём в относительной тишине. Она заглядывает в холодильник, достаёт оттуда бутылку охлаждённого шампанского и ставит два бокала на стол, а потом приоткрывает окна, впуская ночной воздух. — Садись, — указывает она на стулья, стоящие возле кухонного «острова». Бокалы наполняются игристым, один Соми вручает Чонгуку и усаживается рядом с ним прямо на мраморную поверхность «острова», отчего её ноги перестают дотягиваться до пола. Она подтягивает свой топ, лишь прикрывающий грудь, и запахивает на себе большую просторную рубашку, снятую явно с плеча старшего брата, и едва доходящую до края её коротких джинсовых шортов. Чонгук неловко отводит взгляд. — За что выпьем? — Она задумчиво разглядывает пузырьки в своём бокале и кончиками пальцев касается тонкого чёрного чокера на шее. Он только сейчас понял, что её настроение изменилось. Соми больше не шутит и не смеётся. Что-то поменялось в её взгляде. Чонгук не мастер тостов, более того, ему вообще никогда не приходилось их произносить. Он думает несколько секунд и неуверенно предлагает: — За классный вечер? — Он для тебя классный? Почему? Чонгук пожимает плечами: — Мне нравится здесь. Нравится город, школа, и ребята нравятся. Я надеялся с кем-то познакомиться, когда переезжал сюда, но я не ожидал, что подружусь с кем-то вроде тебя и парней. В смысле… наверное, рано называть это дружбой, но мне нравится общаться с вами. — У тебя остались друзья в Корее? — Ну… — задумывается. — Нет, наверное. У меня были приятели, знакомые, но прямо друзья? Не думаю, что я мог кого-нибудь из них назвать другом. Мне было легко уезжать. Я не скучаю ни по кому. Здесь мне гораздо лучше. — Тогда давай выпьем за твою новую реальность? — Звучит, — улыбается. Они чокаются и отпивают из бокалов. Пузырьки слегка дают в и без того пьяную голову Чонгука, из-за чего она немного кружится. Он откидывается на спинку стула. — А подружки там у тебя тоже не было? — спрашивает вдруг Соми. — Подружки? — Чонгук мешкает, не зная, как лучше ответить. — Ну… — …или друга? — предполагает она, слегка сощурив глаза. Чонгук густо заливается краской. От алкоголя и стыда бросает в жар, и он оттягивает ворот футболки. — Всё нормально, можешь не отвечать! — быстро заверяет Соми. — Прости, что я так прямо. — Она шлёпает себя по губам. — Дурацкая привычка лезть, куда не просят. Просто стало интересно. Можешь ничего не говорить, это только твоё дело. Но, в любом случае, всё нормально. То есть, если ты, например, гей. Это окей. — Я не… не знаю. Может быть. — Не знаешь? — Ну… я не встречался ни с кем. Ни с девушкой, ни с парнем. — Так что тут сложного-то? Тебя, вот, привлекают девушки? Женское тело? — она отставляет свой бокал в сторону и снова распахивает рубашку, оголяя живот и скрытую тонкой тканью топа грудь. Чонгук смущённо пробегает взглядом по её фигуре и отводит его в сторону. — Это красиво, но… — Но не то? — Может быть. Я, правда, не знаю, — вздыхает Чонгук и в несколько глотков допивает шампанское. — Тогда просто не парься. — Она дарит ему подбадривающую улыбку. — Потом попробуешь, определишься. А может не определишься, какая разница? Любовь так или иначе прекрасна, в любом проявлении, да? Вот тебе из «Бэкстрит» кто нравится? — меняет она тему на любимую. — Ник, — едва слышно отвечает он, снова смутившись. — Мне тоже! Согласись, он самый горячий? Что ещё нужно! — Наверное? Соми смеётся. Они ещё какое-то время обсуждают музыку и группы, а Чонгук снова возвращается мыслями к её словам и размышляет о любви. Наверное, это всё из-за алкоголя, ведь обычно он не думает об этом слишком много. Ему тоже хочется у неё спросить, встречается ли она с кем-то или, может, ей кто-нибудь нравится, но он не осмеливается. Соми выглядит так, словно действительно понимает, о чём говорит, и ему становится вдвойне интересно, как обстоят дела с её личной жизнью. Но Чонгук молчит, а она разливает ещё шампанского по их бокалам, не прекращая трещать о разном. Дверь открывается и на кухню, слегка покачиваясь, заходит Хосок с зажатой между губ самокруткой: — Что, милуетесь? — На его лице возникает понимающая, но насмешливая улыбка. Он мельком оглядывает Соми, которая так и сидит перед Чонгуком в распахнутой рубашке брата. — Оставь хоть другим девчонкам шанс. — Он издаёт смешок и указывает на Чонгука. Следом в кухню врывается Джин, направляясь прямо к холодильнику с двумя дверцами и распахивая сразу обе. — Есть что нормальное пожрать, а? — оглядывает он содержимое. — Жри у себя дома. На моей вечеринке только пицца и чипсы, — отвечает Хосок и присасывается к бутылке с водой. — О, о чём болтаете? — Джин, ничего не найдя, захлопывает холодильник и замечает Соми и Чонгука. Подойдя к ним, он закидывает руки на их плечи, смотря то на одну, то на другого. — Сплетничаете, да? Расскажите мне тоже. — Клянусь, ничего интересного! — смеётся Соми и отталкивает его. — Вот так, да? Не хочешь делиться? Я тебе припомню, — фыркает Джин. — Всегда только угрожаешь. — Она спрыгивает на пол и обнимает его, повиснув на шее и смачно чмокнув в щёку. Джин принимается возмущённо вытирать лицо. На кухню подтягиваются и остальные: Намджун с маленькой бутылкой пива в руке, Чимин, Юнги. Чонгук замечает рюкзак на плече Юнги и смотрит на часы — начало второго. Они с Намджуном обещали родителям, что в два будут дома. — Раз уж тут все собрались, — говорит брат Соми и оборачивается, проверяя, закрыли ли за собой дверь на кухню. — Хотел кое-что сказать. — Звучит интригующе, — хмыкает Хосок и тушит самокрутку о пепельницу. — То, что я сейчас скажу, прозвучит не менее интригующе. — Да говори уже, хренов интриган, — торопит его Джин. Юнги смотрит на них всех по очереди, прежде чем продолжить: — Когда я вечером ехал за Соми, проезжал мимо дома Тейлора. В окнах горел свет. Все присутствующие на кухне обеспокоенно переглядываются, за исключением Чонгука и Намджуна. Намджун остается невозмутимым, а Чонгук приоткрывает рот, усиленно пытаясь понять, о чём Юнги говорит, что это значит и почему у ребят такая реакция на его слова. — Почему ты мне сразу не сказал? — возмущается Соми. — Говорю сейчас. Всем. Что бы изменилось, если бы я сказал тебе сразу? — Нельзя такое скрывать от меня! — Соми, успокойся, — просит её брат. Несколько долгих мгновений на кухне царит тишина, словно все обдумывают полученную информацию или пытаются с ней свыкнуться. — Слушай, — с затуманенным взглядом говорит Хосок. — Ну, в их дом же всё равно ходит обслуживающий персонал. Дом обслуживается. — В девять часов вечера субботы? — скептично замечает Джин. — Не думаю. — Ну, и что это может значить? Почему ты вообще не зашёл к ним тогда? — Чимин, выпивший больше, чем ему стоило, покачнулся, опёрся о кухонный гарнитур и сложил на груди руки. — Не зашёл, потому что посчитал, что не стоит. Кто угодно мог быть там, окей? Кто угодно. — А если… если они вернулись? — тихо и несмело предполагает Соми. — Я не знаю. Правда, не знаю. Я сказал вам, потому что решил, что вы должны знать. А что это значит… посмотрим. Ладно, Соми, мы домой, — кивает Юнги на выход. Она расстроенно поджимает губы и выпускает Джина из объятий. — Парни, до понедельника. — Юнги жмёт всем по очереди ладони, а Соми за ним обнимает и целует друзей в щёки. Чонгук с грустной улыбкой их провожает и снова уплывает в размышления о загадочном Тейлоре, не дающем ему покоя вот уже неделю.***
— Моя голова до сих пор разрывается, — жалуется Хосок, положив её на стол. — Мне ещё пришлось вчера в таком состоянии вечернюю смену в кафе отработать. Почему я вообще должен работать в кафе, которое и так принадлежит моей семье? Что за воспитательные меры? Издевательство какое-то, — стонет он. Они обедают во дворе, за их любимым самым дальним столом, и только Хосок ничего не ест. Весь его рацион с субботней ночи — вода, кофе и кола. — Ты бы ещё чаще мешал алкоголь с травой, — с насмешкой говорит ему Юнги, закидывая в рот картошку. — И работа была бы ни при чем. — Может, тебе сходить в медпункт? — Соми кладёт ладонь на его затылок и зарывается пальцами в волосы, слегка массируя. Хосок прикрывает на мгновение глаза и вздыхает. — Они будут звонить матери за разрешением на таблетку, а она на съёмках. Перетерплю. Чонгук посылает Хосоку сочувствующую улыбку. Ему и самому было не очень хорошо в ночь на воскресенье и большую часть вчерашнего дня: он мучился от жажды, страдал от такой же головной боли и получал усмешки вместо поддержки от отца, который, конечно же, не поверил, что он выпил лишь маленькую бутылку пива, как заверял сам Чонгук. Благо, мама, несмотря на то, что сердилась, дала ему обезболивающую таблетку, после которой всё прошло. Намджун, умеющий пить всяко лучше него, подобным не страдал. — Никто больше не проезжал мимо дома Тейлора? — спрашивает Чимин. — Я вчера вечером туда поехал. — Из всех откликается только Джин. — Постоял немного на другой стороне дороги. Свет горел. Это было в одиннадцатом часу вечера. — Ваш отец так ничего и не говорит? — Хосок приподнимает голову со стола и смотрит на Юнги и Соми. — Нет. — Соми качает головой. — Но мне кажется, если Тейлор вернулся, он сказал бы нам. Он же знает, как мы… Она вздыхает и отворачивается, так и не договорив. За столом повисает мрачная атмосфера. Никто больше не говорит ни о Тейлоре, ни о чём-либо другом. Чонгук, оглядев всех, переводит внимание на свой ланч и сосредотачивается на нём. У Соми, судя по всему, аппетит пропал, и она переставляет пачку сока и крекеры со своего подноса Чонгуку. Даже несмотря на то, что они, вроде как, подружились и даже стали проводить время вместе вне школы, он всё ещё стесняется задавать вопросы и лезть в чужие дела, хоть и очень интересно. Намджун, судя по всему, тоже не особо много знает, но и заинтересованным не выглядит. Поэтому Чонгуку остаётся лишь теряться в догадках. Правда, украдкой он листал отцовские газеты, надеясь найти ещё хоть какую-то заметку, зацепку, но кроме статьи, показанной им Чимином, об этом больше ничего не писали. Унылое настроение витает в их компании почти до самого конца перерыва. Всё меняется в одно мгновение, когда Соми, блуждающая взглядом по школьному двору, вдруг роняет из руки ложку, которую до этого крутила в пальцах, а затем медленно встаёт. Она выглядит настолько обомлевшей, что все синхронно поворачивают головы в ту же сторону, куда направлен её взгляд. Прямо к ним шагает незнакомый парень в глухих солнцезащитных очках, скрывающих взгляд, и с тёмными волнистыми вихрами на голове. Пряжка пояса, продетого в шлёвки его чёрной кожанки, немного звенит при движении. Он стаскивает очки с переносицы, откидывает назад упавшую на лоб чёлку и со сдержанной улыбкой уверенным шагом идёт к их столу. Позже Чонгук напишет в тетради со стихами, что в тот день повстречал самого невероятного человека в своей жизни.