Под светом звёзд

      Обратно неслись мы во весь дух, но время нельзя было нагнать или повернуть вспять. Король попрощался с телом матери, подготовленным к захоронению, утер слёзы и сказал, что она была славной правительницей и матерью, стоит устроить достойные поминки.       Нарния погрузилась в траур, оплакивая смерть королевы-матери. Дамы и господа облачились в чёрные траурные платья, чем по началу неимоверно испугали меня. У квенди не было траурных цветов, а чёрный просто предпочитали не носить, ибо цвет этот напоминал о Мраке, ночи, что загубил священное и святое — жизни, Древа, народы и страны; создал отвратительных, омерзительных и страшных тварей — орков, гоблинов, троллей, драконов; извратил, обманул, переворачивал с ног на голову, превращая чёрное в белое и наоборот. Чёрный напоминал о Морготе, Враге Мира, и немногие эльфы надевали чёрные одежды. Даже разведчики носили коричневые наряды, переняв эту привычку от нандор, умевших сливаться с лесом, что даже было не видно откуда в тебя летит стрела.       Не было у нас и такого траура, который устраивают люди. Без сомнения, память погибших чтили и их хроа погребали достойно: фалатрим вот любили своих класть в ладьи и отпускать в море, с которым связаны на всю жизнь (некоторые любили шутить, что у фалатрим двое возлюбленных — дева или муж и солёное море), а иногда эти ладьи поджигали; сооружали и курганы, погребальные костры. Наверное, квенди в этом плане было легче, потому что мы знали, что увидимся в чертогах Мандоса или после. Обязательно увидимся, а вот что становилось с душами людей, не привязанных к Арде, было неизвестно. Но может быть они тоже встречаются где-то просто не могут возродиться? — Ты как? — тихо спросил Милуи, сжав мою руку. Я сглотнула, отвела взгляд, стараясь унять дрожь. — Я тебя такой даже в битве не видел, диво. — Смерть в бою отличается от такой, — прошептала я.       Милуи взглянул на меня так, будто бы мне стоило немедля поехать лечиться в сады Ирмо. — Изуродованные боем и смертью тебя пугают меньше, чем спокойной смертью? — также удивлённо прошептал он. — Ай, ну чего ты так хватаешь? — Да, потому что я не вижу, как истлевает их тело. Смотри, каиво-калма. Да вон же, видишь огонёк летает? Не крути головой.       Я сильнее вцепилась в его руку, к счастью, на нас не обращали внимания, хотя мы в наших светлых одеждах бросались в глаза в этой похоронной процессии. Я взглядом следила за синеватым огоньком, едва заметным, облетающим шествующих, словно бы что-то выискивая. Меня затрясло ещё больше. Огоньки, именуемые трупными свечами, я видела всего пару раз, как раз, когда мы хоронили павших после осады и изгнания Саурона. — Вижу, — прошептал мой милый Милуи и приобнял меня. Мне стало спокойнее, но почти окончательно успокоилась лишь на поминальном обеде.       Я представляла себе худшее, но обед проходил спокойно. Подали большой круглый сладкий пирог и каждый получил по кусочку. Поднимали бокалы со сладким напитком в честь умерший королевы-матери, вспоминали много хорошего о ней и пели грустные песни. Рядом был Милуи, и, Валар, как же я благодарна ему за поддержку, за то что этот весёлый и жизнерадостный квендо может разогнать любой мрак и опасность.       На следующее утро в дверь постучали. Позавтракала я в покоях, а затем ко мне зашёл Милуи и теперь мы лежали на заправленной кровати, смотря в светлый потолок и делясь идеями. Вошедший слуга смутился, увидев нас вдвоём и стало ясно, что он подумал, будто отвлёк нас от чего-то… слишком близкого. Но отвлекли нас лишь от обсуждения Менегрота и дворца Эрин Гален, который, говорят, был построен по его подобию.       Что ж, слугу понять можно было, в конце концов, он ведь не знал и не понимал всего. Но Милуи действительно мой друг, тот, кого я смело могу называть своим братом. Наша дружба началась с тех пор, как мальчишку с запачканной землёй щекой впихнули в залу, где сидела я с наставником. Я скучала на, без сомнения, важных, но скучных занятиях и жаловалась из-за этого родителям. Те нашли выход и занятия стал посещать Милуи, сын Кириона, сына Хеледира, наместника Форлонда. Мы быстро подружились, умудряясь порой сбегать с занятий пока к нам не присоединилась более спокойная Туриэль. — Ваше высочество, король просит вас на разговор, — опустил глаза слуга. — Минуту, — кивнула я, вставая и поправляя распущенные волосы. Вчера мне пришлось заплести тугую косу, сегодня я решила дать кудрям волю. — Веди.       Мы направились в совершенно другое крыло Кэр-Паравела, где находилась библиотека, а рядом с ней кабинет короля, где он лично принимал советников и всех, кого пригласят. Гейл был в чёрных одеждах. — Вы играете в шахматы? — спросил король, выставляя на доску фигуры и приглашая присоединиться к игре. Поправив платье, я по привычке выбрала белые фигуры. — Говорят, что шахматы это королевская игра. — Я не лучший игрок, но с радостью сыграю с вами, — кивнула я, присаживаясь за небольшой столик, стоявший у окна, отдельно от всего, что было в этой комнате. — А ещё, что это игра для стратегов, — первая походила я пешкой. — Это, конечно, ерунда. — От чего же? — переставил свою фигурку король. — Пешки одинаковые с обеих сторон, правила одни и те же. Совершенно ничего общего с настоящей войной, в жизни всё не так. — Вы в этом уверены? — Я это видела собственными глазами. Враг приступами пытался взять мою страну, мой город. Тёмных тварей было куда больше, чем нас, и лишь только тот факт, что Врагу пришлось разделиться, чтобы уничтожить и другие наши оплоты, помог. В осаде был Линдон, держался в осаде мой дядя в Имладрисе, отбивались от орков гномы Мории и эльфы Лориэна и Эрин Галена, но всё же больший удар пришёлся по нам. — Почему враг так хотел уничтожить вас? — король стал задумчивее, наблюдая за фигурками, поскольку если по началу было легко, то теперь нужно было вдумываться в ходы. — Потому что он догадался, кому отдал мой родич волшебные кольца и кто их охраняет. У моего народа давние счёты со Врагом. Сначала мы воевали с его хозяином, Морготом, а теперь он пришёл на его место. А знаете что более всего обидно? — Что же? — Гейл внимательно посмотрел на меня. — Возможно, объединись народы Средиземье и мы смогли бы выбить Саурона даже из его тёмной страны, если бы все действовали слаженно, едино. Но все мы считаем себя лучше других и не спешим, — я горько усмехнулась. — Нам помогла лишь помощь Нуменора, который прислал огромный флот. Мы смогли очистить Эрегион от орков, которые снова забились в горные норы, но не всё Средиземье. Вот и сидим каждый по своим дворцам, ожидаем удара. Мой отец желает действовать, но сейчас… всё сложно. — Всё сложно, — эхом повторил король, а затем выпрямился. — Я хочу кое-что вам показать, где ещё не был ни один Дивный и никто из чужаков. — Всё равно я проиграла, — кивнула я, взяв чёрную фигурку, а затем вернула обратно на доску. — Мат, ваше величество.       Вдвоём мы отправились в Фонарную Пустошь. Почему она была фонарной мне не сообщили, как и почему пустошь, потому что это был лес. Однако важен был не он, а удивительная яблоня, росшая на краю.       Это было огромное дерево с пока ещё маленькими плодами, но как же вкусно пах воздух рядом с ним! Я чувствовала и тепло, и радость рядом с ним. — Это Древо Защиты, — сказал король. — Пока оно растёт в Нарнию не проникнет ни одно зло. Но однажды здесь видели жутких тварей и тогда мой отец собрал отряд. Мы не носим оружие всегда и везде, нет надобности, но мы научились владеть им и устраивать соревнования. Когда мы вернёмся во дворец, я подпишу бумагу о создании доблестного ордена рыцарей, который будет защищать нашу страну от всех бед: внешних или внутренних.       Я молчала, смотря на Гейла. Передо мной больше не стоял юный король, веселящийся как дитя. Это был взрослый, серьёзный мужчина, познавший скорбь. — Мой отец пал здесь, но защитил Нарнию. Вы удивлялись моей победе над драконом и я сказал, что это пустяки. Это не так. Я… я слышал слова дракона, он говорил со мной, зачаровывал, он… — король опустил глаза, схватился за голову и вдруг резко заплакал, опускаясь на колени. Я совсем растерялась от такой исповеди.       А потом из леса вышел лев, мягко ступая. Даже не так, Лев. Он ни нёс с собой угрозы или опасности, только мягкое тепло, чувство защищённости и нежелания Его покидать. Меня просто переполнила эта аура, такая сильная и мощная, какая ни исходила ни от Саурона, ни даже от отца. Он был куда сильнее, могущественнее, мудрее.       Я поклонилась. — О Аслан, Аслан… — затрясся Гейл. — Ты пришёл наказать меня? Я до сих пор думаю о тех словах дракона! Что сталось бы, если бы я поддался? Эти мысли не покидают меня. О, Аслан, прости меня, прости, если это возможно. — Встань, дитя трёх народов, — обратился ко мне Лев, и голос его был мягким. Я встала. — Встань и ты, король Гейл, сын Адама.       Гейл поднялся, но закрыл лицо руками, продолжая плакать. Он вновь напомнил мне ребёнка, стало очень жаль короля, молящего прощения у Аслана. — Нам не дано узнать что сталось бы, сын Адама, — строго, но мягко говорил Аслан. — Ты не поддался ни чарам, ни уговорам дракона, твой дух силён. Так убери руки от лица, дитя моё, утри слёзы.       Гейл сделал так, как велел ему Лев, но всё ещё выглядел очень разбитым, маленький несчастный мальчик. Аслан дыхнул на нас и мне стало на душе отрадней, светлее, словно бы я могу свернуть горы. Король же успокоился, перестал трястись, даже глаза поднял. — Прости меня, Аслан, за эти мысли, недостойные ни короны, ни моего рода. — Я прощаю тебя, сын мой, прости и ты себя, — Лев коснулся носом лба короля, Гейл закрыл глаза и улыбнулся. — Забудь о словах дракона, то были лживые наветы. Думай о том, что тебя ждёт впереди. Дочь трёх народов, — обратился теперь Он ко мне. — Твоему роду дан выбор по чьей тропе пойти, и скоро настанет время выбирать. Готова ли ты? — Готова, — тихо ответила я. — Я уже выбрала, но пока не сказала никому. Как только мы окажемся в Эрин Галене, я первому скажу об этом тому, к кому влечёт меня сердце. Но позвольте спросить, кто вы? — Я — это я, — ответил Лев так, что задрожала земля. — Я — это я, — громко и ясно повторил Он. — Я — это я, — прошептал Аслан едва слышно, словно бы это был лишь шёпот листвы. — Я рассказываю каждому лишь его историю, дитя эльдар, и ничью более. — Я… понимаю, — кивнула я. — Возвращайтесь, дети мои, — велел Лев. — Мы с вами ещё поговорим, когда придёт время.       Он исчез, но оставил после себя лишь светлое чувство, словно бы я касалась самого Анара. Гейл открыл глаза и предложил вернуться, я не стала возражать. — Что вам обещал дракон? — спросила я по пути, Гейл повёл коня рысью, я поравнялась с ним. — Власть, богатство, бессмертие. А потом я выпустил в него чёрную стрелу, — он помолчал. — Это так долго снедало меня. Теперь я понимаю, что то было пустое. Но о каком выборе говорил Аслан вам? — Моему роду дано право выбирать участь людей или эльфов. Мои дедушка и бабушка выбрали судьбу эльфов, как моя мать и дядя Эльронд, а вот дядя Эльрос выбрал людей. От него ведут свой род короли Нуменора. — А ваш отец? — спросил король. — Ему не нужно выбирать, потому что он бессмертный эльда, — улыбнулась я. — Мать боялась, что я выберу людей из-за моей дружбы с Эараданом, но сейчас я знаю что выбрать.       Дальше возвращались мы молча. Никто не стал задавать вопросов, когда мы вернулись, чему я была очень рада. Вечерами мы играли с королём в шахматы и его очень забавляла моя реакция, когда я проигрывала. Иными вечерами я с радостью пела песни для королевской семьи и моих спутников, играя на арфе или проводила время за беседами с Отреем. А днём мне нравилось проводить время с Леоном. Мальчик тянулся ко мне как росток к цвету, жадно впитывая знания и навыки: мы ездили верхом, Милуи учил мальчишку стрелять из лука и владеть мечом, а я на арфе и нашим песням, поскольку они очень заинтересовали юного принца. Наставники все разом выдохнули.       Через несколько недель мы вернулись обратно в Линдон. Нас провожал весь королевский двор, а Гейл вышел вперёд и передал мне свитки с чертежами, сообщив, что с помощью этого устройства и чёрных стрел смог победить дракона. — Это будет важно для нас всех и полезно, — добавил король. — Ну, малыш, не забывай чему я тебя учил, — попрощался с принцем Милуи.       Тепло распрощавшись, мы подняли парус. Домой всегда здорово возвращаться, даже если побывал в таком замечательном месте, как Нарния.       В Эрин Гален мы отправились не сразу, дождавшись с матушкой отца, который отправился к Карас Ненуиал, неподалёку от него строился новый город, как и ниже по Брандуину, недалеко от брода Сарн. Отец вернулся в хорошем расположении духа: строительство шло хорошо, а тёмных тварей и не предвиделось, даже гномы молчали. Мы отправились в путь.       С нами поехала и Туриэль вместе с отцом Химтаэном и, разумеется, Милуи. Это просто с детства было так, что он рядом и защищает. Когда наставник посадил нас за один стол и велел выписывать «Аратари Финэль Эрейниониэль» и «Милуи Беренэдель Кирионион» на тенгваре и кирте — это было верхом жестокости для маленьких нас. Как наставник ещё не велел писать и на сарати я не знала, но видимо, сыграл факт, что эта письменность устарела, но Милуи схватил трактат о свойствах металла и запустил в наставника, обозвав того врагом. Попадать в движущуюся цель ему уже тогда было не занимать мастерства. С тех пор мы были неразлучны. — Я слышала, в Эрин Галене новый менестрель, прямо почти как Даэрон, — рассказывала Туриэль, когда мы пересекли Хитаэглир. — Орофер прознал о его талантах, которые сравнивают с самим дориатским менестрелем, и пригласил ко двору. Хотя я уверена, что он не чета нашему Морнфиннелю. Жаль, что он уплыл. — Его там ждёт мать, — просто ответила я. Туриэль, которой Маглор запал в душу, надула губки, а Милуи рядом со мной сердито заворчал. — Но на лодчонке-то! Он же мог отправится и на корабле со всеми, — вздохнула подруга. — Тихо вы, болтушки, — шикнул строго Лимион, сверкнув холодными голубыми глазами.       С тех пор, как был разрушен Эрегион, он стал слишком холодным и строгим. Раньше Лимион был веселее, ярче, сейчас словно укутался серой тенью ко всем. Он пришёл к нам беженцем, бывшей главой разведки Келебримбора, которую с его слов «Саурон раздолбал меньше, чем за семь дней» и попытался уйти от проблем, как это делают некоторые люди — опустил свою печаль на дно бутылки и выглядел тогда совсем жалким, не обращая внимания ни на кого. Но в один день, видимо что-то внутри Лимиона сказало «хватит» и теперь он проводит работу над ошибками, поступив на службу к Асгаргилу.       Мы вошли под сень леса и нас встретили стражи в незаметных одеждах. Кто-то был приветлив и рад нашему приезду, кто-то кривился и радовался меньше, но мы привыкли к подобным приёмам в Эрин Галене, поэтому только шире улыбнулись и направились в сопровождении ко дворцу, построенному по подобию Менегрота.       Вежливые и холодные приветствия, надменный взгляд Орофера, лёгкая улыбка Галадет и радостный взгляд Леголаса. О, сколько всего мне нужно тебе сказать и рассказать! И вечерний приём, такой же холодный и сдержанный, как первые заморозки. Орофер и его свита принципиально говорили на синдарине, избегая квенья или всеобщий язык, хотя и изучали его. Ничего, моя семья всегда умела быть как пылкой в речах и битвах, так и холодной, словно льды Хэлькараксе, а визиты в Эрин Гален давали возможность узнать и проверить свою выдержку. — Сыграй нам, дорогой друг, — обратился к темноволосому эльфу король. Квендо поднял взгляд бездонных глаз, пронзительно наблюдая за матушкой, а порой и за мной, кивнул и прошёл к музыкантам. Тот, что держал лютню почтенно уступил место, а квендо прочистил горло, внимательно осмотрел нас, вновь задержав взгляд на матери, а после запел. Песня была о любви, несчастной любви и брошенном сердце, о ночном соловье — Лютиэн Тинувиэль и о том, как сгубила её любовь к человеку, который весь как сломанный клинок, и том как певец проклинал эту любовь и выбор.       Песня настолько трогала сердце и душу, насколько зажигала в душе огонь непонимания этой любви.       Я говорила со многими эльфами, и у каждого был свой взгляд на произошедшие события. Кто-то осуждал и порицал, кто-то восславлял эту любовь, кто-то не понимал Элу Тингола. Было много мнений, но я для себя решила, что не будь этой истории то и не было меня такой, какая я сейчас.       Я встала из-за стола под изумлённые вздохи, подошла к арфе. Что бы сейчас сказал Макалаурэ на то, что я собираюсь делать? Менестрель не играл песню силы, но заставил всех едва ли не обливаться слезами. Меня это не устраивало. По началу я хотела достопочтенным синдар сыграть балладу о трёх братьях, услышанную в Нарнии, но тогда бы, наверняка, здесь случился бы потоп.       Нет, нужно было сыграть что-то другое, более солнечное, яркое, тёплое. — На разьедающую боль себя, дружок, не трать, — такую песню, конечно, лучше играть на лютне или флейте, но я умела играть очень хорошо на арфе и только училась на скрипке. Придворные вновь ахнули, а мне подумалось, что поражать королевский двор, не важно чей, у меня входит в привычку. — Не из одних же неудач пошит твой длинный путь. Мелькнёт весёлой краски нить, а после нить темней, Чтоб ты знал цену сам себе и тем, кто всех важней. И тем, кто всех важней!       Я пела, не вкладывая силы, но чувствовала, как поднимается настроение присутствующих, и мне самой становилось отрадней. Простая песня, Линдиру она, на удивление, понравилась, когда я играла её только для него, желая узнать мнение.       Я закончила и глаза певца опасно полыхнули гневным огнём, он сильнее прижал лютню и действительно мог бы выйти поединок, вот была бы потеха для Орофера, но он же и остановил нас. — Прекрасно, славно, — а голос всё также холоден. — Мне понравилось, принцесса. Доселе я не слышал этой песни. — Я придумала её сама, Ар-Орофер, — я вернулась за стол. — Мне очень понравилось, милая Лалвен, — тепло улыбнулась Галадет. — Без неё бы половину Эннора вновь залило водой. Не обижайся, дорогой Глирдан, твоя песня тоже очень прекрасна. — Только ради вашей улыбки не буду, — пообещал Глирдан, возвращаясь на своё место за столом, а музыканты продолжили наигрывать тихую музыку. Матушка, рядом с которой я сидела, под столом сжала мою руку. Я лишь подавила вздох — это будут нелёгкие дни в Эрин Галене.