Ангел

Он дрожал. Не от холода, от натянутых нервов, потому, что сейчас внутри него происходила настоящая битва, ураган, сминающий все его чувства, выжигающий до боли, сковывающий и причиняющий самые настоящие физические страдания. Он не должен, не мог ее обнять в ответ. Но не мог бороться с собой. — Прекрати. — Он оттолкнул ее, довольно грубо и резко так, что девушка вздрогнула. — Почему ты так старательно закрываешься от меня? — Спросила девушка не позволяя себе отсесть дальше, но чувствуя тревогу. — Я не хочу, чтобы ты сформировала неправильное отношение ко мне. — Он говорил с надрывом, сам понимая, что уже поздно и она, наверное, уже что-то к нему испытывает. — Почему ты решил, что я сформировала неправильное отношение к тебе? — Девушка с вызовом посмотрела на него и Учиха не смог ничего ответить, просто глядел в ее глаза, единственное, что он все еще видел. Возможно это чувства жертвы к своему спасителю, или же чувства молодой девушки к мужчине, который заботился о ней, или же это чувства сестры к брату. Он не знал, что конкретно она ощущает в своем сердце, но был совершенно уверен, что это неправильно. — Я не предам тебя, Итачи-сан. — Руки ее снова подрагивали. — Никогда. Не нужно этого опасаться. — Я опасаюсь вовсе не предательства. — Что же тогда беспокоит тебя? — Ким протянула ладонь к его лицу, чтобы коснуться, но он перехватил ее и опустил руку девушки вниз, отведя в сторону. — Я не тот, кого ты себе на фантазировала в своей голове. — Маска. У него снова получилось нацепить эту холодную маску безразличия на лицо. Однако, держать ее было настолько же сложно, как удержать раскалённую докрасна катану. Кин вздохнула, опуская взгляд. Обиделась? Или расстроилась? Итачи было не все равно на ее чувства, однако, сейчас ему хотелось посильнее ранить ее, чтобы она оттолкнула, попросила уйти, вышвырнула его за дверь. Потому, что у самого сил покинуть эту комнату не хватало. — Итачи-сан, не нужно, пожалуйста. Не отталкивай меня… — Голос ее дрогнул и в сердце Учихи что-то надтреснуло с этой дрожью. — Ты не должна была привязываться ко мне. — Прохрипел он. — Но, я уже привязалась… Душа болезненно съежилась, словно начиненная изнутри колючими иглами. Она уже привязалась… Уже слишком поздно… — Ты ничего обо мне не знаешь, глупая… — Его маска снова рассыпалась, обнажая муки борьбы на его лице. — Я знаю достаточно. Ты спас меня, не дал им убить, не дал снова схватить, оберегаешь и заботишься. Ты — настоящий, рядом со мной. — Да с чего ты это взяла, глупая! — Он крикнул. Но не от гнева, как могло показаться Кин, а от боли, потому, что самое страшное, что она сейчас делала с ним — признавалась в своих чувствах, потому, что он тоже чувствовал. Хотя не имел на это никакого права. Девушка придвинулась ближе, слегка опасаясь, что он поведет себя грубо, но он лишь вздрогнул от этого. — Потому, что тебе нет необходимости притворяться рядом со мной. — Прошептала она, чуть подавшись вперед. Возможно, она хотела обнять его, возможно, поцеловать, Итачи так этого и не узнал, потому, что в этот момент, как загнанный в угол щенок, которому угрожают расправой, он обнажил клыки. Точнее, резко схватив ее за руки, развел их в разные стороны, роняя Кин на кровать и вжимая ее своим весом, а потом вспыхнули его глаза, в которых вращалось по три томоэ. И он прорычал ей в самые губы. — Тогда ты должна знать обо мне всю правду! Увидеть настоящего меня! И Учиха показал ей свои картинки. Как когда-то показывал их маленькому Саске, вбежавшему в комнату родителей в тот самый момент, когда нукенин утирал слезы боли стоя над трупами матери и отца. Он показал ей встречу с лже-Мадарой, которому пообещал помочь уничтожить свой клан, показал ей кровавую резню, показал, как в ту ночь луна окрасилась в алый цвет от рек крови, что пролились из вен членов его семьи. Показал маленького брата, вопящего от боли и страха. Показал Изуми, умирающую у него на руках. Эта ночь для него всегда была черно-красной. Он ненавидел каждую секунду этих воспоминаний, которые острыми бритвами проходились по и без того израненному сердцу. Она смотрела. Он видел, что смотрела широко распахнув глаза, как Итачи убивал своих отца и мать. Но, что она видела на самом деле? Итачи показал ей воспоминания, в котором он рухнул без сил на колени, лишившись только что всего самого ценного в жизни. И вместо того, чтобы закричать от ужаса, Кин вдруг высвободилась от оцепенения, сделала шаг навстречу тому молодому Итачи, который лил сейчас слезы в молчании, и положила на него свои ладони. — Сколько же тебе пришлось вынести, Итачи-сан? Он прервал гендзюцу от ее слов и в ужасе отпрянул. — Что ты такое говоришь? — Выдавил из себя Учиха. Он видел, как блестят от слез ее щеки, как в темноте единственным четким очертанием слегка светятся ее глаза, наполненные каким-то странным сиянием. — Сколько же боли ты прячешь в себе… — Она придвинулась ближе. — Сколько страданий… Я видела там, как тебе плохо… Я не могла почувствовать, но я знаю, что тебе больно… Он не ответил, лишь шумно дышал, боясь что вот-вот утонет в приступе паники. Он сдавался, его стены рушились потому, что одна хрупкая девушка пожалела кровавого убийцу. Захотелось рухнуть в ее объятия и просто дать волю своей боли, просто выпустить ее наружу. Но, Итачи боялся, что от столь сильного всплеска его эмоций от этого места не останется камня на камне. Он пытался снова запихнуть их на задворки своего сознания, но это было сродни тому, что бороться с селевым потоком с помощью чайной ложки. Было слишком поздно. И он совсем сдался. Просто рухнув в ее объятия, он взвыл от боли. — Я не мог иначе… Я просто не знал, как… — Повторял он, словно в бреду. Она сжала дрожащее сильное тело в своих хрупких объятиях и ничего не ответила, давая ему время на свое невыплаканное горе. — Я с тобой… — Шептала она, повторяя это снова и снова. — Я буду рядом. С тобой… Впервые с тех пор, как он лишился матери и возлюбленной, его сейчас обнимали и жалели. Итачи уже и забыл, что такое забота и нежность, ведь после того, что он сделал, он лишился прав на хоть какое-то сострадание со стороны окружающих. Нукенин принял эту ношу, стойко готов был ее нести, пока однажды не появилась эта небесная девушка и не разрушила его самые крепкие стены, которые он тщательно выстраивал, хороня себя заживо. А сейчас, утопая в ее объятиях и коря себя за то, что он поддался ее доброте, Учиха вдруг почувствовал, как сквозь эту боль просачивается тепло… Тепло ее рук и хрупкого неземного тела… Когда буря эмоций внутри него стихла, Итачи вздрогнул и отстранился, чувствуя, как с сердца сняли стальные шипастые оковы, раскаленными жалами впивающиеся в израненную мышцу. — Спасибо тебе, Кин… — Только и сумел сказать он. Девушка печально улыбнулась, склонив голову на бок, а потом положила свои теплые ладошки ему на виски и приблизилась к нему так, чтобы их губы почти встретились. Замерев на мгновение, она заглянула в его потухшие глаза. — Мое настоящее имя — Касуми… — Прошептала она ему прямо в губы. — Касуми из клана Дооцуки. — Зачем? Глупая, зачем ты это сказала? — Даже несмотря на то, что он уничтожил всех, кто мог ей навредить, он четко осознавал, что выдавать свое имя ей все равно нельзя никому. — Потому, что я хочу, чтобы ты знал, насколько я доверяю тебе, Итачи-сан. И не дав ему ответить, Кин поцеловала нукенина со всей нежностью, на которую был способен трепещущий в его руках ангел. Он ответил. Не мог не ответить, потому, что хотел этого всем своим израненным сердцем, отдаваясь слабости и ощущением разливающейся по телу нежности, которой он был совершенно не достоин… Разорвав поцелуй от нехватки воздуха в легких, он вжался лбом в ее лоб и, болезненно зажмурившись почти простонал. — Что же ты со мной делаешь… — Я просто нуждаюсь… В тебе… — Прошептала она в ответ, обхватывая его дрожащее тело в кольцо объятий. Сегодня настал ее черед заботиться о таком сильном, грозном, непобедимом, и одновременно таком слабом, беззащитном, нуждающемся в нежности мужчине…