Запах ванили

Объятия — это не то, к чему Джаспер привыкла. Она в первую очередь воительница, солдат Розового Алмаза, бешеный зверь в броне и с оружием в руках; она — Джаспер. Ляпис другая, но и для неё объятия — нечто чуждое, нечто, пришедшее из мира людей, мягких созданий из костей и мяса со странными обычаями и привычками. Объятия — это что-то из арсенала Стивена. К ним, быть может, привычны лишь Самоцветы — они так давно живут на Земле, что сами стали похожи на людей. Джаспер не предлагает Ляпис объятия, она предлагает стать Малахит, снова и снова — и раз за разом слышит отказ. Их время давно прошло. Малахит-тюрьма, Малахит-безумие осталась в прошлом. Ляпис тоже не предлагает объятий; она вообще сторонится Джаспер, хотя война уже давно лежит далеко за плечами обеих. Джаспер ни за что не признается в этом, но ей больно. Ей больно ровно до тех пор, пока Ляпис не прощает её — после единственного её "прости". Больше Джаспер выдавить из себя не может и стоит молча, опустив взгляд, ждёт, пока Ляпис скажет что-нибудь в ответ. В "я прощаю тебя" не верится совсем. Джаспер поднимает голову и смотрит на Ляпис с горечью, понятной только им двоим. А потом вспоминает Стивена и, сделав шаг вперёд, неуверенно обнимает Ляпис, притянув к себе не с целью вновь обернуться Малахит — просто так хочется ощутить её тепло рядом с собой. И Ляпис, в кои-то веки, не вырывается, не пытается сбросить с себя её руки. Ляпис кладёт руку поверх её руки и прикрывает глаза, позволяя Джаспер обнимать её. Джаспер закрывает глаза и мягко целует волосы Ляпис, впервые чувствуя себя целой, а не разбитой на части. Пожалуй, это тепло даже приятнее, чем слияние. Сегодня никто не выпустит Малахит на свободу. Сейчас важны лишь они вдвоём.