Кошмар наяву

      — Знаешь, на самом деле я всё это время притворялся. Мне противна страна, в которой я живу, её зверские законы, что были написаны моими предками. У меня внутри всё переворачивается от одной лишь мысли, что мой отец поддерживает весь этот ад, устроенный демонами, да ещё и упивается им. Янши, тебе в это будет трудно поверить, но не о таком мире я грезил перед сном. Я всё надеюсь отыскать уголок страны, где любовь между людьми не будет вне закона. Посмотришь на наш мир, на то, что творится на улицах, и покрываешься мурашками: люди убивают друг друга, как одичалые бесы. У меня язык не поворачивается назвать их чем-то выше голодных свиней на скотских дворах. Похоже, мы все успели позабыть о том, что значит быть человеком. Любовь, поддержка, забота — вот, что делает нас людьми. А мой отец и братья — чудовища, на которых я не хочу быть похожим! — пока Его Высочество говорил всё это, делая между словами паузы, его голос то повышался на тон, то вновь успокаивался. Лицо его, полное боли и отчаяния, скрыла серая маска. Янши до этого дня никогда не видел, чтобы принц проявлял хоть какие-то эмоции. Всё время он был холоден, словно статуя, сотканная изо льда. Вы ему слово, а он сразу же в ответ выпускал когти, точно разъяренный тигрёнок. Таким всегда был Его Высочество рядом с Янши — обозлённым щенком, у которого не успели даже прорезаться молочные зубы, но он уже сильно кусался. В случае с Джаном — бросался словами. Такие уж были все люди в Скарлентии — злые чертята. И принц, как представитель королевской семьи, не мог вести себя никак иначе. Янши понимал это, но почему тогда его сердце все равно сжималось от обиды? Он не мог поверить в то, что любимый сынок Императора может столь неожиданно раскаяться. Что за игру он затеял? Хочет снова выставить его наивным дураком, а потом посмеяться над удачной шуткой? Это уже больше походило на принца. Он смотрит через свою камеру в противоположную сторону, где так же взаперти находился юноша. Подопечный принца устремил на него свои кристально-серые глаза. Те самые глаза, которые пленили разум и сердце господина Сяо. Они казались ему настолько прекрасными, что свет луны в ясную летнюю ночь мерк на их фоне. Ощутив на себе пронзительный, метающийся взгляд Янши, Его Высочество тут же прочувствовал весь спектр бушующих эмоций, исходящих от юноши, заставивших изнывать изнутри. — Почему я должен верить вам? Такие, как вы, никогда не меняются. Вам напомнить, как вы со мной поступили? А потом уничтожили, развеяв в прах мою мать с целым кланом последних выживших людей? Эти люди были со мной с самого детства, и я скорее буду считать семьёй их, чем вашу проклятую горстку душегубов! — Янши буквально выплюнул последние слова. Он запрокинул голову и истерически засмеялся. — Пресвятая богиня света, видимо, я зря молился тебе, если ты чуть ли не прокляла мою душу… За что мне это всё, Ваше Высочество? Есть ли надежда, что вы не мой брат? Скажите мне, что я никак не связан с вашей семьёй, — умоляюще проговорил господин Жао, — Пообещайте мне…— жалостливо всхлипнул юноша, взглянув на принца. В сердце Джана словно вонзили тысячи кинжалов, ему нестерпимо хотелось преодолеть это ничтожное расстояние между ними и заключить этого несчастного мальчишку в объятия: успокоить, сказать, что всё будет хорошо, но господин Сяо понимал, что это будет ложью. Янши уже был обречён на неудачу в их первую встречу. Ах, если бы их судьбы никогда не пересекались! Принц, как никто другой в этом дворце, понимал, что значит жить, соблюдая законы прежних Императоров. Как это тяжело соответствовать «нормальности» этого мира. А ещё он полностью мог понять причины ненависти Янши к нему. — Обещаю, ты никак не будешь со мной связан, — ответил Джан, перед этим проглотив ком в горле. В голове у него пронзительно трещали птицы, звук отдавался настолько неприятно, что его помутило от собственных же слов. Снова запахло лицемерием, и господина Сяо чуть ли не тошнило от самого себя. «Почему я должен снова врать? Янши, не превращай меня в обманщика. Я не хочу становиться холодным по отношению к тебе, мне не по себе от этого, как будто одна и та же ситуация вновь случается со мной, вернувшись по второму кругу. Неужели ты не понимаешь это?» — в голове Его Высочества тут же проскочили эти мысли. Ему было слишком больно от очередного притворства. Это все не так — чуть ли не вопил весь его внешний вид. Ноги господина пошатнулись и он опустился на колени перед обычным простолюдином. Если его бы сейчас увидели охранники темницы, то не поверили бы своим глазам. В тот же миг, наверняка, побежали бы судачить об увиденной картине самому Императору. — Прости, — мягко произнёс он, закончив до конца фразу, — забудь обо всем, что я тебе тут наговорил. У меня не было цели напугать тебя своими чувствами. Но я надеюсь, что однажды мы сможем друг для друга стать хотя бы братьями. Мой маленький братик, — уголки губ принца дрогнули в улыбке. — С одной стороны, я очень счастлив, что ты появился в моей жизни, а с другой… Я бы всё отдал на свете, чтобы повернуть время вспять и не уничтожать скрытое убежище твоей семьи, где ты был бы вдали от такого чудовища, как я. Полный горечи смех прервал речь принца, будто отвесив ему пощёчину, застав того врасплох; звонкий, саркастический голос юноши словно раздробил сознание Его Высочества на части, блестящая слеза скатилась с его лица, но Жао Янши, никак не мог увидеть это в серой темноте, окутавшей темницу. — Вы, наверное, шутите, Ваше Высочество! Вы же совершенно не способны на проявление каких-либо чувств! И вам об этом известно, перестаньте дальше разыгрывать эту паршивую комедию! — со слезами на глазах прокричал он, расставляя акценты на каждом слове. — Поднимитесь же на ноги, пока не понабежали ваши сторожевые псы и не обвинили меня в вашем безрассудном поведении! Скажу честно — я понятия не имею, что вы задумали. Но прекратите говорить все ваши глупости про чувства ко мне и про нашу с вами родственную связь! — полный боли смех вновь долетел до ушей принца. — Просто позвольте мне отправиться вслед за родителями, Ваше Высочество! Мне слишком противно думать, что ваши слова могут оказаться правдой. Неужто вы забыли, как относились ко мне? Избивали, морили голодом, издевались! А теперь вы смеете говорить, что любите меня?! — отголоски смеха пронеслись по всей тюрьме. — Это всё снова обман! Вы с императором объединились, чтобы убить меня? В это я поверю больше. Ещё раз повторю: моя мать — обычная бедная женщина, а отец — владелец фермы, что умер по вине вашего! — всхлипывая, прокричал Янши. Впервые Джан не находил, что сказать. Его язык заплетался, как у этих глупых девчонок-служанок, лепечущих перед ним. Теперь Его Высочество ощущал себя в их шкуре, а Янши будто бы возвышался перед ним. Ранее он никогда не испытывал трудностей в выражениях своих мыслей. Он же сын Императора, ему все можно, — так он всегда рассуждал. Однако сейчас серые полы темницы двоились перед его глазами, сливаясь в одну бесформенную массу. Сердце панически стучало, и если бы не темнота, окутавшая пространство вокруг, то можно было бы увидеть, как капельки пота стекают по его лицу. — Прости, — всё, что мог выдавить из себя господин Сяо, ещё больше опустив голову, отчего сердце Жао болезненно сжалось. Он не мог смотреть на то, как Его Высочество находится с ним в этом месте по его вине и тем более уж видеть, как тот унижался перед ним. Янши чувствовал себя ужасно неловко. Всё это как будто происходило не с ним, ведь раньше господин заставлял его делать ему поклоны и чуть ли не целовать обувь, резко хватая за волосы и… Зажмурив глаза, юноша заставил приостановить свой поток кошмарных воспоминаний. Всё-таки он знал, что Его Высочество — сущий демон во плоти, для него не составило бы труда разыграть всю эту сцену, чтобы потом как можно больнее ужалить его. — Уже слишком поздно извиняться, — небрежно бросил собеседник принца, скрестив руки на груди. Жао развернулся к своему нежеланному товарищу, разделяющего с ним теперь все беды, спиной, устремив свой взор в дальний угол клетки, окутанной мраком. Одну секунду помолчав, он продолжил: — Я жалею, что когда-то пригрел котёнка на груди, ведь в отместку мне он нанёс глубокие порезы на сердце. Это был мой единственный поступок, о котором я после пожалел. Да, я жалею, что закрыл глаза на главный закон страны — ни к кому не проявлять сострадание, — на одном выдохе, задумчиво протянул парень, подняв глаза к потолку. С его уст сорвался смешок, прежде чем он закончил предложение. — Если бы я поступил, как вы, то не получил бы нож в спину. Ваше Высочество, натянуть на себя маску дьявола, при этом являясь человечным — разве это не лицемерие? Будучи нормальным, натянуть на себя кожу монстра, играя по их правилам — вы ничем не отличаетесь от этих чертей, повергших наш мир в хаос. Душа господина Джана будто вспыхнула чёрным клубящимся дымом, каждую её клетку пропитав запахом истлевшего пламени — мрак окутал всего его целиком, просочившись внутрь сердца, которое, казалось, на секунду перестало биться, утонув в потоке теней. Глаза стали стеклянными, словно холодный свет, мерцающий на поверхности льда. Зрачки стали, как щелочки, недвижимо уставившись перед собой. Принц сразу же углубился в воспоминания, пронёсшиеся яркими образами у него в голове, точно ожившие картины. Господин Джан как сейчас помнит тот день, когда отец приставил кинжал к горлу матери и приказал ему, тогдашнему восьмилетнему ребёнку, выбирать между ней или изрезать в клочья слепых волчат, которых они с Императрицей прикармливали за стенами дворца. Об этих вылазках Император не знал, пока ему любезно не доложил о нарушителях его правая рука — Цзоу Медзу. Он в следующий же миг по приказу хозяина оказался позади принца, дав Джану кинжал. Он вцепился в руки мальчика, держа за запястья и стал активно управлять его рукой, протыкая кожу маленьких волчат, проделывая одно движение множество количество раз до безумного блеска в глазах, режа по одному месту, пока от животного ничего не осталось. Закончив с первым, больной ублюдок перешёл к следующим и так проделал четыре раза, заляпав лицо застывшего от испуга мальчика в крови. Тогда вместе с волчатами веру в свет затмила тьма. Господин Джан после жестокой расправы над животными окунулся в бездну, потеряв надежду на добро. Всё хорошее, что когда-то рассказывала Его Высочеству мать, стёрлось в одно мгновение, поселив черноту в сердце мальчика. Джан понял, что в этом жестоком мире нет места чувствам и состраданию, побеждает только бесчеловечность. Его Высочество навсегда запомнил тот день, как последний, когда он верил в свет. Янши прав — он до сих пор остался тем самым трясущимся ребёнком, ставшим чудовищем слишком рано. Всё верно — он принял обличие дьявола как должное, продолжая творить зверства, будто так положено, так его всегда учили. И от этого пути не было спасения, убей — или убьют тебя, по этому правилу всегда жил принц. Что об этом мог знать очередной человечишка, обречённый с самого рождения стать сосудом для демона? Там, снаружи, люди уже заранее обречены на смерть, не имея возможности хоть как-то, изменить свою судьбу. В центре дворца жизнь текла другим руслом — выжить можно было, если ты прислуживаешь детям Сатаны, будучи их марионетками. Как его мог понять тот, кто жил для заранее уготованной участи? Последовало три больных удара, в сердце словно кольнули иглы: пальцы на обоих руках Джана задрожали, будто от холода. Янши заметил только как от принца стали исходить наэлектризованные потоки воздуха — такой мощной силы, что распущенные, прямые волосы господина Сяо поднялись к верху; со стороны, Его Высочество, напоминал тёмное божество — столбы волн кружились возле него в безумном вихре, потолок со стенами в подземелье начали трястись. Всплеск ударных волн разлетался в разные стороны, словно наточенные стрелы — один вихрь равнялся острой, заточенной стали, разрезающей всё на своём пути. Землетрясение сотрясло не только тюрьму, но дошло и до зала, в котором сидел Император в окружении слуг — стёкла повылетали из своих рам, всё сотрясалось, даже сам дворец. Охрана начала в панике толпиться одной кучей в подземелье, возле клетки, где был Принц. Янши, вытаращив от страха глаза, спиной прижался к стене, боясь, как бы его не задело. Вот, снова это повторяется, совсем как в тот день, когда господин Сяо уничтожил его дом, как тогда — глаза принца ничего не выражали, они были спокойны, как будто он с таким равнодушием не раз убивал людей.