***
Дима почувствовал глухой удар по своему животу. Не понимая, где он и зачем, капитан вытащил из кобуры АПС и направил его на Владимира, который ловко взял его за ствол, завернул и отобрал. — Вова, твою мать… — Нехер на работе спать. Маяковский оперся об ладонь в черной защитной перчатке. Перед его лицом начала медленно появляться рукоять пистолета: Владимир медленно одной рукой протягивал ему оружие. Убедившись, что предохранитель включен, капитан взял АПС, положил его в кобуру, защелкнул её, и проверил на прочность.За несколько часов до Врат
5 мая 2022 г. в 16:40
Особый Регион.
Дима смотрел в боковое окошко «Филина», тихо едущего по проселочной дороге. Наблюдая за мелькающими и колышущимся на ветру деревьями и кустами, залитыми золотистым солнечным светом, капитан не нашел лучше занятия, чем немного подремать. Немного опустив окно, Маяковский начал засыпать под шум колес и под гудение тесла-двигателя…
Москва, 1989 год. Апрель.
Дима открыл глаза; прошло несколько секунд, прежде чем он вспомнил, где находится и зачем он здесь. Ему сказали, что позвонить могут в любую минуту. Четвертый час ночи. Голос у Булганова был хриплым от усталости. Он сообщил время и место. Начал было объяснять как доехать, но Дима перебил его:
— Я знаю, где это.
— Просто сделай все как надо, ясно?
— Я всегда делаю все как надо. Поэтому ты меня и нанял.
Пол-пятого утра, идиотское время для обмена чемодана денег на девчонку, но здесь решал не он.
«И запомни: ты — только курьер», — говорил ему Булганов, стараясь сглотнуть ком в горле и подавить ярость.
Дима позвонил Кириллу, дал ему двадцать минут. Тому дали увольнительную после задания в Африке — очередная шайка террористов, настроенных против советской власти. Дима принял ледяной душ — заставлял себя стоять под струями воды, пока не проснулся окончательно. Вытерся, высушил волосы, оделся, выпил стакан кофе. Завтрак подождет. В последний раз проверил чемодан. Сто тысяч рублей были плотно упакованы и прилегали друг к другу. Цены на дочек чиновников растут. Булганов хотел подсунуть похитителям фальшивку, но Дима его отговорил: никаких фокусов, иначе сделка сорвется. Это была небольшая часть состояния этого человека, но он все равно пытался торговаться. Богатеи ужасно скупы. Но бывшие миротворцы и солдаты Японии назначили свою цену и не собирались ее снижать. Получив по почте вырванный ноготь, Булганов сдался.
Дима надел стеганую куртку. Бронежилет ни к чему, он только мешает двигаться. Наемник не взял ни огнестрельного оружия, ни ножей. В обмене, даже под прикрытием, главное — чтобы тебе доверяли.
Дима спустился вниз по лестнице, дверь подъезда издала характерный писк, говорящий о том, что магнит отключен. Во дворе Маяковский прошелся мимо пустых скамеек и детских площадок и вышел на улицу неподалеку от Ленинского проспекта.
Еще не рассвело, людей и машин не было, виднелось только несколько сугробов, постоянно скрываемых тенью кирпичных домов. Дима любил Москву укрытую первым снегом. Снег сглаживал острые углы, скрывал грязь и мусор, а иногда и валявшихся на земле пьяниц. Но сейчас был апрель, и обледеневшие остатки снега намертво примерзли к асфальту. Наверное, зима все-таки еще не закончилась.
Из темноты появился потрепанный «Москвич», подскакивавший на ледяных кочках, тусклые огоньки фар покачивались. Автомобиль слегка занесло, когда он затормозил перед Димой. «Москвич» походил на чудовище Франкенштейна — как будто его создали из фрагментов других расчлененных машин.
Кирилл, сидевший за рулем, ухмыльнулся:
— Я подумал, что эта тачка напомнит тебе о твоей потерянной молодости.
— О какой из трех?
Кирилл вышел из машины, открыл багажник и засунул туда чемодан, пока Дима устраивался на водительском сиденье. В машине пахло кислой капустой и табаком «Прима». Кирилла нельзя было соблазнить американскими аналогами. Он предпочитал отечественные канцерогены. Дима покосился на свалку, устроенную на заднем сиденье: спальный мешок, коробки из забегаловок и АДК 64. Все самое необходимое в этой жизни.
Кирилл, севший в машину, заметил выражение лица Димы.
— Ты что, живешь в этом ведре?
Кирилл пожал плечами:
— Она меня выгнала.
— Опять? А я уж думал, что ты взялся за ум.
— Мои предки жили в юртах: видишь, качество жизни повышается.
Дима говорил, что это кровь монголов-кочевников мешала Кириллу наладить семейную жизнь, но оба они понимали, что дело тут совсем не в этом. Просто они привыкли жить беспокойно.
Маяковский кивнул в сторону заднего сиденья:
— Ты же знаешь, Катя — девушка привередливая. Если она это увидит, то еще, чего доброго, захочет остаться с террористами.
Кирилл нажал на газ, машина взревела, немного побуксовала и тронулась.
Катю Булганову похитили среди бела дня, вытащили из сверкающего черного ЗИЛ-111-У. На этой машине не хватало только объявления большими буквами: «Мой папочка —чинуша! Хватайте меня, он заплатит вам выкуп!» Телохранитель получил пулю в висок, еще не успев понять, что происходит. Один прохожий рассказывал, что похитительницей была девчонка лет пятнадцати, размахивавшая АДК-45. Другой описывал двоих мужчин в черном. Вот вам и свидетели. Дима не слишком сочувствовал Кате и ее отцу. Но Булганов и не нуждался в сочувствии. Ему нужно было просто получить обратно свою дочь. Он хотел вернуть ее и отомстить: «Надо дать понять этой швали: меня наколоть невозможно. И кто сможет им это объяснить лучше, чем Дмитрий Маяковский?»
Дима не проявлял терпения. Получив в начале семидесятых первое назначение — в Париж, где нужно было шпионить в студенческой среде, он обнаружил, что шеф резидентуры, тоже шпион СССР, готовится сбежать к англичанам. Дима взял инициативу в свои руки, и через несколько дней труп шефа был найден в Сене. Полиция вынесла вердикт: самоубийство. Но самодеятельность наказуема. В высших сферах решили, что он слишком активен, поэтому Дима получил новое назначение — в Ленинград, обучать солдат специального назначения. В Карелии, неподалеку от бывшей Финской границы, двое его рекрутов изнасиловали дочку скандинавского рабочего. Парням было всего по девятнадцать лет, но жертва была на четыре года моложе. Дима поднял с коек весь отряд и заставил смотреть на наказание, хотел, чтобы они видели выражение лиц тех двух мальчишек. Два выстрела в висок. После этого в его подразделении воцарилась идеальная дисциплина. Позднее, на линии фронта, в последние месяцы оккупации Европы, он увидел, как советский солдат расстреливает машину с британскими медсестрами. Без всякой причины — просто от местной наркоты у него поехала крыша. Дима всадил сержанту пулю в затылок, и даже после того, как тот упал, трассирующие пули еще описывали дуги в воздухе.
Улицы в этот час были почти пусты, как днем во времена его детства. Теперь широкие московские проспекты, забитые внедорожниками, утратили свой величественный вид. У въезда на Крымский мост образовалась пробка — новая «лада» врезалась в «жигуль». Дверцы машин были распахнуты, двое мужчин орали во все горло, один размахивал монтировкой. Милиции видно не было. Двое пьяных, шатаясь, брели по тротуару, прижавшись друг другу головами, как сиамские близнецы, и выпуская в ледяной воздух облачка пара. Дойдя до «Москвича», они остановились и уставились на машину. Это были люди из прошлого. Им было, наверное, лет по пятьдесят, но алкоголь и курение состарили их раньше времени. Дима почувствовал некое родство с ними, и это было неприятно. Хотя вряд ли они приняли бы его за своего. Один алкаш заговорил. Его не было слышно из-за стекла, но Дима прочел по губам: «Понаехали».
Кирилл постучал Диму по плечу: загорелся зеленый свет.
— Кстати, а куда мы едем?
Он ответил.
Друзья проезжали мимо одинаковых многоквартирных домов-коробок — памятников военному прошлому, набитых умирающими стариками и наркоманами. В первые месяцы войны их понаделали тысячами, в целях обеспечения граждан дополнительного жилья на случай, если их основные дома уничтожат во время бомбежки.
— Словно надгробия на кладбище гигантов, — произнес Кирилл
— Давай завязывай с философией — я еще не проснулся.
Они припарковались рядом с перевернутой «волгой», походившей на жука, лежащего вверх брюхом, и ЛуАЗ-969 с выжженным салоном. «Москвич» хорошо вписывался в окружающую обстановку.
Они вышли из машины. Кирилл открыл багажники потянулся за чемоданом.
Дима отстранил его рукой:
— У тебя спина больная.
Он сам вытащил чемодан с деньгами и поставил его на колесики.
— Большой чемодан.
— Большие деньги.
Дима протянул Кириллу телефон. Тот похлопал по своей наплечной кобуре, в которой покоился пистолет АПС.
— Ты уверен, что хочешь пойти безоружным?
— Они меня наверняка обыщут. И кроме того, это произведет на них впечатление.
— А, хочешь выглядеть крутым парнем. Чего ж ты сразу не сказал?
Они переглянулись. Взгляд был знаком обоим, он словно говорил, что, возможно, они смотрят друг на друга в последний раз.
— Двадцать минут, — произнес Дима. — Если не выйду через двадцать минут, иди вытаскивай меня.
Лифт не работал, в дверях застряла тележка из большого продуктового магазина. Дима сложил выдвижную ручку чемодана и подхватил его. На лестничной площадке воняло мочой. Несмотря на ранний час, было шумно: какой-то стук, голоса, ругань. Если дойдет до перестрелки, никто не услышит или просто не обратит внимания. Мимо прошел мальчишка лет десяти, с запавшей, словно вдавленной, переносицей и узким личиком, —ребенок матери-алкоголички. Из кармана куртки торчала рукоять пистолета, на бледной руке виднелся рисунок ручкой в виде змеи. Пацан остановился, взглянул на чемодан, затем на Диму, оценивая его.
«Вот вам и цветы послевоенной жизни», — подумал Дима, передумавший идти безоружным. Но мальчишка с бесстрастным выражением лица скользнул прочь.
Дима постучал в железную дверь, раздался глухой металлический звук. Затем тишина. Он постучал снова. Дверь приоткрылась на полметра, и в щель просунулись дула двух пистолетов — что-то вроде «добро пожаловать». Дима отошел назад, чтобы был виден чемодан. Оба человека за дверью были в трикотажных масках. Террористы отступили, пропуская Диму внутрь. В квартире царил полумрак. Горевшие на столе свечи озаряли комнаты слабым мерцанием. В теплом, затхлом воздухе висел запах жареной пищи и пота.
Один человек приставил пистолет ко лбу Димы, а второй, пониже ростом, обыскал его, сдавив гениталии. Диме пришлось собрать всю волю в кулак, чтобы не дать террористу пинка. Он жестко приказал себе сохранять спокойствие, попутно пытаясь оценить обстановку. Тому, что пониже, было около тридцати, левша, левая нога двигалась неловко — возможно, последствия ранения в бедро или нижнюю часть живота. Надо запомнить. Второй, прямой, немного повыше, выглядел моложе и сильнее, но наверняка питался плохо и пренебрегал тренировками. Хорошо бы увидеть лица, но работа приучила Диму оценивать человека по жестам и манере держаться. Пистолет, упиравшийся Диме в лоб, слегка дрожал: мало опыта, видимо позвали в армию в последнюю неделю войны СССР и Альянса.
— Хватит.
Он сразу узнал этот голос, донесшийся из полумрака, и последовавший за ним зловещий смешок. Глаза Димы уже привыкли к темноте, и теперь он как следует разглядел полупустую комнату: низкий столик, уставленный свечами, коробка из-под шаурмы, три пустые банки «Балтики», пара новых пистолетов Стукова и несколько запасных магазинов. У стола стоял огромный низкий диван, обитый красным кожзаменителем, как будто перенесенный сюда из дешевого борделя.
— Ты постарел, Дима.
Диван скрипнул. Вацаниев поднялся на ноги, опираясь на трость. Узнать его можно было с большим трудом. Он поседел, волосы были всклокочены, на левой стороне лица виднелись следы сильных ожогов, ухо почти исчезло под блестящим синевато-багровым шрамом, доходившим до уголка рта. Чеченец выпустил трость и раскрыл объятия, растопырив узловатые пальцы. Дима шагнул вперед, позволил ему обнять себя. Вацаниев расцеловал его в обе щеки и отступил назад.
— Дай мне на тебя поглядеть. — Он ухмыльнулся, демонстрируя немногие уцелевшие зубы.
— Ты хоть бы попытался вести себя как террорист. А то воркуешь, как моя тетушка.
— Вижу, и у тебя тоже седина.
— Но у меня хотя бы зубы и уши на месте.
Вацаниев снова усмехнулся и покачал головой. Диме приходилось видеть людей на разных этапах их пути от рождения к смерти. Вацаниев находился ближе к последнему. Он тяжело вздохнул, и на мгновение они снова стали товарищами, братьями по оружию в борьбе за Правое Дело.
— Да, жизнь с нами жестоко обошлась, Дима. Выпьем за старые времена? — Театральным жестом Вацаниев указал на полупустую бутылку, стоявшую на столе.
— Я завязал.
— Предатель ты после этого.
Дима взглянул направо и заметил два трупа — женщины, наполовину прикрытые ковриком. Та, у которой еще осталось лицо, была накрашена ярко и безвкусно, как кукла.
— Это еще кто?
— Прежние жильцы. За квартиру вовремя не заплатили.
Они снова вернулись в настоящее. Вацаниев отступил в сторону, и Дима заметил на диване какой-то куль.
— Позволь представить тебе нашу гостью.
Катя совершенно не походила на гламурную девушку с фотографий, которые показывали Диме. Капюшон грязной куртки почти скрывал лицо, покрытое какими-то пятнами, синяками, осунувшееся от невыносимого напряжения и усталости, с опухшими от слез глазами. Встретив ее бессмысленный взгляд, Дима ощутил непривычный прилив жалости.
— Она может стоять на ногах? Я не собираюсь нести ее по лестнице до первого этажа.
Вацаниев мельком взглянул на жертву:
— Она прекрасно ходит и разговаривает и теперь, мне кажется, немного лучше представляет, как живет большая часть человечества.
Катя посмотрела Диме в лицо, затем ее взгляд медленно переместился на дверь, находившуюся слева от дивана; потом она снова посмотрела ему в глаза. Он мысленно решил поблагодарить ее после — если это «после» наступит. Дима жестом указал на чемодан. Нужно, чтобы похитители поскорее начали считать деньги.
— К старости ты стал жадным, Вацаниев. Или это твоя пенсия?
Вацаниев пристально взглянул на деньги и задумчиво кивнул:
— Мы с тобой, Дима… Такие, как мы, не уходят на пенсию. Иначе что ты делаешь в этой богом забытой дыре среди ночи?
Они взглянули друг другу в глаза, и на долю секунды годы, разделявшие их, снова исчезли. Вацаниев протянул руку и вцепился бывшему товарищу в плечо:
— Дима, нужно идти в ногу со временем. Мир меняется. Забудь о прошлом, даже о настоящем. Рано или поздно произойдёт нечто такое, что все изменится. Поверь мне, я точно знаю.
— Очередная террористическая группировка? Ты же знаешь, что никого этим не удивишь.
Вацаниев указал пальцем на себя:
— Я шкурой чую, что-то точно произойдет через несколько часов. И это не взрыв в метро в час пик и не второе Токио.
Дима мысленно сплюнул на пол.
— Давай ближе к делу. Потом посмотрим, был ли ты прав, или нет.
После мировой революции, очаги восстания демократов, капиталистов и либералов вспыхнули чуть ли не по всей планете. С другой стороны, если Вацаниев говорит такое, то что-то точно произойдёт. Не раз его чуйка спасала отряд Димы.
Чеченец закашлялся, снова обнажив редкие зубы.
Они вместе служили в Европе ещё до войны с японцами, были товарищами. Диме удалось вытащить Вацаниева из плена, но немецкие партизаны успели поставить клеймо ему на спине и вырвать все ногти на руках. Благо тогда успел подойти один из ПК «Тесла», который с легкостью вывозил раненных на своих, не предназначенных для этого руках. Позже этот оператор умер от дроби миротворца. Дима и чеченец поддерживали связь даже после захвата Нью-Йорка, но после мировой революции Вацаниев ушел в подполье. И вот они встретились в квартире мертвых проституток, наемников и террористов — представителей трёх самых популярных сегодня работ.
Дима резко развернулся. Двое в масках подскочили на месте. Он наклонился и расстегнул молнию чемодана, затем жестом торговца на черном рынке открыл крышку; показались аккуратно уложенные пачки «деревянных». Булганов хотел получить все деньги обратно, но эту задачу, скорее всего, придется решать Кириллу. Террористы в масках завороженно уставились на деньги. Хорошо, еще один признак новичков. Вацаниев даже не посмотрел в сторону чемодана.
— Ты не собираешься их пересчитывать?
Это замечание, казалось, задело чеченца.
— Думаешь, я не доверяю своему старому товарищу?
— Это деньги чиновника с сомнительно репутацией, а не мои. На твоем месте я проверил бы каждую бумажку с обеих сторон под лупой.
Вацаниев улыбнулся и кивнул своим парням; те, опустившись на пол, начали энергично копаться в пачках денег. Это несколько разрядило атмосферу в комнате.
Чеченец-коротышка сунул пистолет в кобуру, другой положил оружие на пол слева от себя. До пистолета было меньше двух метров. Жаль, неизвестно, кто или что находится в соседней комнате, но не важно: сейчас или никогда.
— Мне надо отлить. Где здесь сортир?
Дима шагнул вперед, якобы случайно зацепился за столик, перевернул его и со всего размаху навалился на низкого бандита. Дима обеими руками схватил лежавший на полу пистолет, одной рукой нащупал курок, другой взвел затвор и, не поднимая оружия, выстрелил в высокого, попав ему в бедро. Похититель отскочил назад, и Дима смог прицелиться лучше. Переносица чеченца превратилась в кровавый цветок. Все еще лежа на полу, Дима выстрелил примерно в пах человеку, извивавшемуся под ним, и почувствовал, как тот обмяк. Не поднимаясь с пола, Дима перекатился по открытому чемодану с деньгами в угол, подальше от двери. Оглянувшись, он заметил, что диван пуст. Вацаниев, перегнувшись через перевернутый стол, пытался тростью подтащить к себе пистолет. Дима потерял целую секунду — остатки дружеских чувств мешали ему спустить курок. Но он быстро взял себя в руки и всадил пулю в плечо Вацаниеву.
Кати нигде не было. Наверное, убежала в соседнюю комнату. Зачем? Спряталась или кто-то затащил ее туда? Долго ждать объяснений не пришлось. Она появилась в дверях с запрокинутой головой и искаженным от ужаса лицом. За ее спиной виднелось другое лицо, скрытое капюшоном, еще более молодое. Дима сразу понял, кто это: такие же черные глаза, как у ее отца, только на совершенном личике фарфоровой куколки. Дима быстро сосчитал в уме: Нише, единственной дочери Вацаниева от последней жены, сейчас должно быть восемнадцать. Он оглянулся на чеченца, лежавшего на боку; тот смотрел на свою дочь поверх кучи денег, которые ему не суждено было потратить.
Дима встретился взглядом с Нишей. Она пряталась за Катей, крепко держа пленницу за волосы одной рукой, а другой приставив к ее горлу кухонный нож. Прошло полсекунды. Диме доводилось бывать в подобной ситуации. Он стрелял в детей младше Ниши. В Северной Африке — в восьмилетнего мальчика, обращавшегося с трофейным «Калашниковым» так, словно оружие было продолжением его руки; в девочку, прекрасно обученную снайпершу, которую отправили убить информатора — ее собственного отца. На крыше горящего дома, когда загнал ее в угол, он предпринял последнюю попытку убедить ее перейти на другую сторону. Но она ясно дала ему понять, что эта мысль ей отвратительна, и что она готова умереть с оружием в руках.
Еще полсекунды. Сейчас у него не было выбора. Когда-то они с ее отцом были почти братьями. Дима даже качал маленькую Нишу на руках. И теперь ей оставалось надеяться лишь на то, что он уже не так метко стреляет, как прежде, и тогда им всем придется бежать.
Дима поднял пистолет. Почему-то это потребовало огромных усилий, как будто кто-то тянул его руку к земле. Ниша стояла чуть левее Кати, лицо ее находилось в тени жертвы. Дима выстрелил, почти не целясь, рассчитывая на то, что Ниша спрячется за свой живой щит, затем выстрелил снова, целясь левее. Пуля рикошетом попала в Нишу. Катя повалилась вперед, когда девочка отпустила ее волосы и исчезла в темноте. Он выпустил еще несколько пуль, затем, переступая через тела и мусор, подошел к Кате и помог ей подняться.
Во внезапно наступившей тишине он услышал прерывистое дыхание чеченца. Дима развернулся, собираясь прикончить его, и в этот момент из-за входной двери донесся звук шагов. Он обернулся как раз в тот момент, когда дверь слетела с петель. Показались три фигуры с автоматами: лица зачем-то намазаны черной краской, новенькие шлемы и бронежилеты, явно не бывавшие в бою. Новое спецподразделение из Отдела внутренней безопасности ГРУ, известное отличной боевой подготовкой, но с хромающим профессионализмом. Они замерли, пытаясь понять, что происходит. Несколько секунд все молчали.
— Вон он, — произнес Дима, указывая дулом пистолета на Вацаниева, но не сводя взгляда со спецназовцев.
Он слышал, как возится чеченец, пытаясь подняться на ноги, слышал его хриплый шепот: «Дима, Дима, не дай им взять меня».
Один из солдат шагнул вперед и опустил оружие.
— Дмитрий Маяковский, следуйте за нами.
— Чей это приказ?
— Товарища Палева.
— Я арестован?
— Нет, у вас назначена встреча.
— А нельзя попозже? Я немного занят.
За спинами спецназовцев показался Кирилл.
— Прости, не смог тебя предупредить. Можно забрать товар?
При слове «товар» один из спецназовцев уставился на кучу денег. Он толкнул локтем своего товарища, который пялился на Катю и явно думал, что им сегодня повезло, но Дима ударил его по лицу его же собственным автоматом. Второй, размышлявший о том, стоит ли променять надежную непыльную работу на чемодан рублей, дал Диме достаточно времени и получил рукояткой пистолета в нос.
Дима оглянулся на Вацаниева и кивнул. Снова посмотрел на спецназовцев, произнес:
— Одну минуту.
Затем подошел к своему бывшему товарищу и выстрелил ему в голову.
Аквариум, Москва
Палев загибал и разгибал уголок листа бумаги, которую читал. Другой рукой тер лоб, словно пытаясь разгладить тонкую сетку морщин. Обвисшие складки кожи под его глазами напомнили Диме торбы, которые привязывали на морды ломовым лошадям в колхозе, где когда-то работала его мать. Огромный пустой письменный стол, очевидно, должен был подчеркивать статус Палева, но на Диму он произвел противоположное впечатление. На фоне этого стола шеф Оперативного отдела казался маленьким и каким-то усохшим.
Инцидент в квартире произошел всего два часа назад, но наспех составленный отчет на вид насчитывал страниц двадцать. Палев, казалось, вчитывался в каждое слово и хмурился все сильнее. Дима предложил кратко описать происшедшее.
— Могу сэкономить ваше драгоценное время: все просто. Я вошел, освободил девчонку, сохранил деньги, перестрелял похитителей. Конец спектакля.
— Вацаниев мог оказаться полезным источником.
— Вы так думаете?
Палев поднял голову и бросил на Диму гневный взгляд. Дима этого не ожидал.
«Как всегда: ты разгребаешь дерьмо за этими людьми, а потом они внезапно решают, что им нужен именно тот, кто лежит в просторном холодильнике с биркой на ноге. Но это не важно. Из этого человека они все равно ничего не вытянули бы. Неужели они так ничему и не научились?»
Он рассмеялся:
— Как, по-вашему, можно заставить его говорить? Отрезать другое ухо? Пальцы по одному? Даже если бы вы распилили его на кусочки, отрезали яйца и член, завернули в блин и заставили его съесть, он все равно ничего не сказал бы. Ради бога, он же чеченец.
— А происшествие с моими людьми. Как ты это объяснишь?
— Объясню что?
Диме это уже начинало надоедать. Он не ждал медали или концерта симфонического оркестра в свою честь, но неужели Палев не может хотя бы изобразить благодарность?
— Мне сообщили, что ты напал на них без всякого повода и избил.
Дима с трудом сдерживался:
— Включите воображение. Что сделали бы эти дебилы, отправив меня сюда? Они изнасиловали бы девчонку и смылись с деньгами. Вы должны поблагодарить меня за то, что я избавил ваше заведение от этих неприятностей.
Наверное, это все-таки приходило Палеву в голову. Казалось, он съежился еще сильнее. Дима огляделся. Ему еще не случалось бывать внутри нового здания ГРУ, «Аквариума», открытого Генсеком сразу-же после войны и предусмотрительно расположенного в непосредственной близости от старого здания. Никто толком не знал, откуда взялось это название — заглянуть внутрь было невозможно, это точно. Некоторые утверждали, что именно здесь изобрели пытку водой. Возможно; несмотря на недавние попытки стереть мрачное прошлое, старое название осталось.
Поражало количество мебели из стран Альянса и новой техники: итальянское кресло, компьютеры «Яблоко», на стене — слегка выцветшая репродукция портрета Петра Первого работы Натье. И у окна — живое дерево. После войны вся зарубежная мебель была нарасхват. «Наконец-то что-то новенькое», так думали 90% людей, вот только это испортило дух «Нашего, родного». Солдат, вернувшийся после длительного отсутствия на Родину, не сразу смог бы сообразить, в какой он стране. Но Россию выдавали матовые стекла внутренних перегородок и слабый запах кислой капусты, витавший в кондиционированном воздухе.
Дима кивнул на толстую папку, лежавшую перед Палевым:
— Если это действительно рапорт о том, что произошло в квартире, то поздравляю: у вас не сотрудники, а потомки Толстого. Весь эпизод занял гораздо меньше времени, чем вам потребовалось на чтение этой писанины.
Палев не ответил, снова взглянул на бумаги и продолжил чтение. Дима пожалел, что не зашел куда-нибудь позавтракать. Шестеро мертвых, двое раненых, а еще не было и половины десятого. Когда они вышли из дома, где происходил обмен, их ждала бронированная «Буханка» и ГАЗ-21 «Волга» с мигавшим голубым огоньком на приборной панели. Из легковушки выскочили еще два головореза, явно намереваясь помочь Кириллу с чемоданом, но тот парочкой ударов попытался дать им понять, что не нуждается в помощи, до них не дошло. Дима вынужден был несколько раз стукнуть их о капот, а тому, кто сцапал Катю, прихлопнул руку крышкой багажника.
Дима взял буханку и доставил Катю и деньги благодарному отцу. По крайней мере, один человек был доволен выполненной им работой. Он уговаривал Кирилла забрать себе «Волгу», оснащенную по высшему разряду, но Кирилл сказал, что для него машина слишком шумная, к тому же придется долго возиться, чтобы найти маячок.
Улицы Москвы…
Друзья решили проехаться на бронированной «Буханке» по утренней Москве. Солнце озарял асфальт и нерастаявший снег, напоминая Диме об его юности, и это его не радовало. Отведав шаурмы, Дима свернул к ЦДХ, где они и остановились. По мосту продолжали ездить машины, на выставке люди любовались картинами или фотографиями разных мест.
— Вот как ты думаешь, каким бы был мир, если бы Сталин не напал на Европу?
— Кирилл, вот не надо об этом. В книжных магазинах есть полно работ по этой теме.
Вдруг друзья услышали крики со стороны парка Горького. Обернувшись, они увидели клубы дыма и что-то летающее в небе. Громкий звук копыт и латных доспехов был слышен очень отчётливо. Обоим стало интересно, что там происходит. Сегодня не должно было быть таких фестивалей, да ещё и с клубами дыма.
— Интересный фестиваль.
Дима запрыгнул в одолженную бронированную «буханку», и автоматически схватился за руль, а Кирилл передал тому автоматический пистолет Стукова.
— Надеюсь призы будут соответствующими…