Равноденствие

Гермиона заторможено смотрит в пустой дверной проем, где минутой ранее стоял Северус. Тело ватное, в висках глухо долбит кровь, одна рука на автомате придерживает полы корсета. Не стараясь подавить дрожь нижней челюсти, девушка по инерции делает несколько шагов вперед. В глубине особняка слышатся громкие, надрывные голоса. Стены Мэнора едва заметно дрожат, и от этого в сознании девушки что-то щелкает. Продолжая удерживать одной рукой корсет, а в другой сжимать мантию, Гермиона выходит из комнаты, направляясь к окну. Она упирается в подоконник, вглядываясь в полутьму. За мерцающим куполом защитного заклинания, которым накрыт Мэнор, мелькают разноцветные вспышки заклинаний. Слышатся глухие магические удары. Гермиона непроизвольно вспоминает, что говорит Северус, когда спасает ее от неизбежного. «Мальчишка здесь» — Гарри, — надрывно выдыхает Гермиона, опуская ледяную ладонь на стекло. Гермиона чувствует, как быстрее начинает работать сердце. Гарри здесь. Мерлин. Он здесь! Как он понял, что я все еще жива? Грейнджер тяжело дышит, глядя на мелькающие пятна заклинаний, и стекло начинает запотевать. Ее ушатом ледяной воды окатывает осознание. Бежать. Гермиона осознает, что нужно воспользоваться суматохой и сбежать отсюда ко всем чертям. Только эта мысль горит у нее перед глазами. Уносить ноги. Вернувшись в комнату, где есть приглушенный свет, Гермиона вылезает из разорванного боди на чистом автомате, накидывает на себя мантию и надевает капюшон. Схватившись за полы ладонью, Гермиона выходит из комнаты, действуя на чистом адреналине. Опираясь на стену, Грейнджер бредет вдоль нее мимо совершенно одинаковых дверей. Их не просто много, их бесконечно много. Гермиона поворачивает без конца, но так и не видит лестницы. Гул голосов и грохот заклинаний повсюду, они словно окутывают все полностью, находятся в каждом вздохе, каждом шаге. Гермиона не понимает, сколько она идет. Ей кажется, что она ходит кругами. Это математически невозможно, но так и происходит. В какой-то момент она видит приоткрытую дверь, смотрит в окно, расположенное напротив нее, и понимает, что на стекле отпечаток руки. Отпечаток ее руки. Внутри все холодеет. — Грейнджер! На запястье смыкаются чьи-то пальцы, и Гермиона от ужаса забывает собственное имя. Она вздрагивает так сильно, что колет в груди, и смотрит на того, кто ее хватает. Темные глаза, подведенные черным карандашом, смотрят на нее с непонятной эмоцией. Густая челка разделилась на две части. Пэнси дергает ее за руку еще раз, словно приводит в чувство. — Грейнджер, отвечай! Видимо, Паркинсон что-то спрашивает. Гермиона не слышит ее, она растерянно качает головой из стороны в сторону. — Что?.. — Он тронул тебя?! По тону понятно, что Пэнси раздражена. Повторять она явно не любит. Выглядит Паркинсон как-то иначе, совсем не так, как на мероприятии часом ранее. От нее веет странной энергетикой, вся она взвинченная, дерганая, растерянная и вообще… Что происходит? Гермиона размыкает сухие губы. — Тронул?! — громче спрашивает она, дернув ее за руку. — Отвечай же! Грейнджер чувствует на своей спине ледяные пальцы с длинными когтями. Она качает головой из стороны в сторону. На лице Паркинсон мелькает странная эмоция. То ли облегчение, то ли неприязнь, то ли злость, ничего не разобрать. Девушка нетерпеливо вздыхает. — Ладно, — сжимает она ее запястье сильнее. — Идем. Гермиона едва поспевает за темпом Пэнси. Та мчит по коридорам так, словно знает огромное фамильное поместье Малфоев, как собственные пять пальцев. Грейнджер только смотрит на жилистую открытую спину слизеринки, ее дергающиеся при каждом шаге темные короткие волосы и небольшую татуировку в виде треугольника, темными чернилами выбитую на ее седьмом позвонке. Пэнси лихорадочно смотрит по сторонам, проклиная все в этом мире. Ее положение, ее состояние, ее обязанность. Всю ее жизнь. В очередной раз глянув на наручные часы, Паркинсон тормозит возле определенной двери и тянет ручку на себя. — Запри дверь изнутри, — заводит она Гермиону в комнату. Грейнджер совершенно ничего не понимает. Она тут же разворачивается и ловит взгляд Паркинсон. — Что?.. Она совершенно запуталась. — Запри, — нетерпеливо повторяет она. — И не высовывайся. Сердце бьет в груди, как у зайца. Единственный вопрос горит на кончике языка. — Зачем ты мне помогаешь? И Гермиона его задает. Паркинсон хватается рукой за дверь и смотрит Гермионе в глаза. Распахнув губы, она уже, кажется, собирается что-то сказать, как вдруг откуда-то с первого этажа раздается знакомый вопль. Пэнси резко оборачивается на звук. Гермиона делает тоже самое. Пэнси сильнее стискивает пальцами дерево и, всего на мгновение снова посмотрев на Грейнджер каким-то чужим, наполненным обессиленной злостью взглядом, закрывает дверь с глухим хлопком. Гермиона делает по инерции шаг вперед, беспомощно приоткрыв рот. Она совершенно, абсолютно ничего не понимает. Что сейчас произошло? Почему Паркинсон помогает ей разобраться в лабиринте коридоров? Почему уводит ее в безопасное место? А безопасное ли оно? Гермиона резко разворачивается. Мерлин, да нет же. Это та самая комната, в которую ее определяет Нарцисса. Пэнси действительно уводит ее из комнаты Темного Лорда и помогает добраться до ее спальни. Гермиона нервно начинает теребить волосы. Это какой-то бред. В голове не укладывается. Надолго обо всем этом задуматься у Гермионы не получается. На улице загорается яркая алая вспышка заклинания, заливая кровавым светом комнату. Гермиона тут же подходит к окну, но не трогает его, потому что помнит о наложенных на него чарах. Мысли снова возвращаются к самому главному. Гарри. Здесь Гарри. Он пришел за ней. Как он понял, что я жива и все еще здесь?.. Гермиона вздрагивает от озарения, широко распахнув глаза. Если у нее и есть сейчас возможность воспользоваться суматохой, то она обязана проверить это и убедиться во всем лично. А затем остается дело за малым. Сигануть в окно, на котором нет никаких защитных чар. План безупречный. Гермиона подбегает к двери и открывает ее, выглядывая в коридор. Словно поставив крест на инстинкте самосохранения, Грейнджер плюет на слова Паркинсон. Она выскальзывает из комнаты и целенаправленно почти бежит к комнате, от которой ее отделяет пять дверей. Снизу все еще гремят голоса, но на страх не остается сил. Гермиона действует на почти звериных инстинктах. Подбежав к двери, ведущей в кабинет Северуса, она без колебаний открывает ее и заходит внутрь. Она понимает, что никого здесь нет, поскольку все пожиратели находятся внизу и на улице. Подбежав к столу, Грейнджер открывает верхний ящик и тут же начинает лихорадочно искать тот самый сложенный вдвое лист. Проверив ящик трижды, порывшись в остальных и проверив на всякий случай всю поверхность, Гермиона понимает, что его здесь нет. Его отправили. И оно дошло до получателя. Получателя, который увидел скрытый символ, оставленный ее рукой на пергаменте. Гермиона не сдерживается и впервые за эту неделю искренне, широко улыбается, чувствуя, как в глазах закипают слезы. Мерлин, Гарри такой умный. Такой умный. Грейнджер смаргивает и шмыгает носом, закрывая все ящики обратно. Значит, все правда так. Надо бежать. Она не успевает сделать даже шагу по направлению к окну, потому что ее оглушает громкий, глухой крик. Дернувшись, Гермиона резко смотрит в сторону. Она в ужасе распахивает глаза, наблюдая за тем, как на каминной полке перебирает когтистыми лапами гигантский черный ворон, сверкая черной бусиной глаза. Гермиона медленно шагает по направлению к двери, не сводя с птицы взгляда. Грейнджер почти не дышит, делает все плавно, боится сделать резкое движение. Она уже видит раньше этого ворона из окна, но и не догадывается, что это существо может оказаться в доме. От него кровь в жилах стынет также сильно, как от одного только вида на Нагайну. Ворон внимательно наблюдает за ней, клацает периодически массивным клювом и издает горловые звуки. Гермиона осторожно нажимает на ручку и, замерев, моментально вылетает за дверь, захлопнув ее за собой. По ту сторону карканья не слышится. Едва цепляясь за реальность, Гермиона чувствует, как почти животный страх окутывает ее тело. На нее разом обрушиваются все ужасы последних дней. Становится тяжело дышать. Убегай, убегай! Пальцы на руках непроизвольно сводит. Гермиона почти заставляет себя двигаться. Доступ к окну в ее спальне закрыт, в кабинет Северуса она больше не вернется, остается только лестница. Едва она направляется к ней и хватается за перила, снизу слышатся гулкие шаги. Кто-то поднимается. Сделав несколько шагов назад, Гермиона бежит к соседней от кабинета Северуса двери и дергает ручку. Можно выбраться из любого другого окна. Плевать, что второй этаж. Гермиона наваливается на дверь всем телом. Закрыто. Голоса становятся ближе, шаги приближаются. Она бежит к следующей двери. Заперто. Еще одна. Закрыто. Чувствуя в глотке бешеный пульс, Гермиона понимает, что у нее есть всего несколько секунд перед тем, как пожиратели поднимутся сюда. Она предпринимает последнюю попытку. И эта дверь оказывается закрыта. Гермиона видит две макушки, приближающиеся к лестничному пролету. Господи. Понимая, что другого выхода нет, она заходит в свою спальню и делает то, что требует от нее Паркинсон. Она запирается изнутри. Прислонившись лбом к холодному дереву, Гермиона закрывает глаза, стараясь отдышаться. Голоса пожирателей становятся ближе, а затем исчезают также быстро, как и появляются. Она в безопасности. Насколько это позволяют обстоятельства, конечно, но в безопасности. Испытав чудовищный стресс, Гермиона обессиленно разворачивается и скатывается вдоль двери вниз на ватных ногах. В желудке крутит тошнота, все тело подрагивает, пульс никак не возвращается в норму. Гермиона старается сосредоточиться на собственном биении сердца. Она почти уговаривает его перестать так долбить по ребрам. Гермиона делает глубокий вдох, не открывая глаз, задерживает дыхание и медленно выдыхает. Она проделывает это несколько раз, намеренно вдыхает так глубоко, что даже слегка начинает кружиться голова. Это помогает. Открыв глаза, Гермиона понимает, что что-то не так. Вроде, и комната все так же, и голоса снизу, но… Слишком темно и тихо на улице. Поднявшись на ноги, Гермиона подходит к окну и опасливо в него выглядывает. Едва мерцает бесцветный магический купол, вспышек заклинаний нет, царит почти мертвая тишина. Гермиона бегает лихорадочным взглядом по улице, выискивая хоть кого-нибудь, но не находит. Грейнджер изломляет губы в плаксивом оскале. Сначала ее посещает мысль о том, что с Гарри что-нибудь случилось, но она тут же ее отметает. Слышно было бы всюду, если бы он попал в беду. Ему удается уйти, оставив пожирателей с носом. А вот ей снова сбежать не удается. Схватившись за голову, Грейнджер понимает, что тот самый узел в грудной клетке сейчас рванет. Она мечется по комнате, рвано дыша. Глотку сдавливает. Темный Лорд не дает Гарри войти, ей не дает выйти. Он знает, что Поттер в любом случае пришел бы за ней. Он точно знает, что она пытается неоднократно сбежать. Том ведет свою нечестную партию. Играется с ними, как кот с мышками. — Твою мать, — надрывно шепчет Гермиона, — твою мать… Грейнджер трет лицо ладонями. Кажется, слова Лайзы оказываются правдой. Отсюда просто нет выхода. Гермиона уже собирается целиком и полностью принять это. Позволить всем тяжелым мыслям взять над собой верх, сдаться, опустить руки, принять собственное поражение и тупую беспомощность, но… Рациональность снова не позволяет ей этого сделать. Резко выдохнув, Грейнджер глушит истерику и сосредоточенно смотрит перед собой. — Иначе, — зачем-то вслух произносит она. — Надо смотреть на всё под другим углом. Сосредоточенно сдвинув на переносице брови, Гермиона впивается пальцами ног в ворс ковра, чтобы чувствовать под ногами опору. Альтернатива. Другая сторона медали. Если из клетки нельзя выйти обычным способом, следует присмотреться к тюремщику внимательнее. Гермиона сглатывает, начиная нажевывать нижнюю губу. И запускает свои собственные возможности на полную. Да, у нее нет палочки, но у нее есть знания, есть острый ум, есть качества личности, которые у многих отсутствуют напрочь. Одна из них — способность к выживанию. К приспособлению. Возможность адаптироваться к любым условиям. Если ей не убежать, как же ей выжить и при этом все еще быть на своей стороне? Ответ приходит сразу. Слушать. Гермиона впервые задумывается о том, что находится не просто где-то, а именно в Мэноре. В штаб-квартире пожирателей Темного Лорда. В эпицентре бури, где собраны абсолютно все. Где находятся не только на голову отбитые приспешники, но и те, от которых можно получить информацию. Если Гарри удается получить письмо и разгадать скрытый символ, значит он находит ту самую книгу, которую она читает ему во время их совместного путешествия. Получается, у него на руках альманах символов и шифров, которые в свое время Гермиона изучает от корки до корки. Грейнджер не отрицает, что ее фотографическая память развивается к шестому курсу до приличного уровня, она может с легкостью представить себе текст пятой главы учебника за пятый курс по ЗОТИ или раздел книги по символизму с перечнем алфавита символов. Раз Гарри справляется с основным миниатюрным посылом, который представляет из себя шифр «Я жива», то начало положено. Гермиона может прогнуться, может стерпеть издевательства, закрыть глаза на пытки собственной плоти, если станет полностью уделять свое внимание умственной активности. Она сможет получать информацию, а затем передавать ее. Столько, сколько сможет. Прямо из Мэнора. Прямо у них всех перед носом. Пока жива. Грейнджер расцветает от собственного умозаключения, легкая улыбка трогает ее губы. Ничего еще не кончено. Все только начинается. Бросив взгляд на нижний ящик туалетного столика, Грейнджер принимает решение повторить кое-что. Создать в этом месте новую привычку. Создать тайну, которая будет принадлежать только ей одной. Достав из нижнего ящика пергамент и чернильницу с пером, Грейнджер снова пишет письмо. Особое письмо, которое не будет отправлено. Так она чувствует себя увереннее. Так она испытывает знакомое чувство от тесной эмоциональной связи со своим лучшим другом. Закончив письмо, Грейнджер присаживается возле постели и поднимает кончиками пальцев половицу. Снова уловив запах сырой земли, Гермиона оставляет письмо в маленьком сейфе и опускает половицу вниз. На душе становится немного спокойнее. Гермиона игнорирует все события этого вечера. Старается их игнорировать изо всех сил. Понимая, что у нее пока связаны руки и больше она не в силах что-то сделать, Грейнджер укладывается на большую постель в позу эмбриона и накрывает себя одеялом. Спина Гермионы против воли покрывается мурашками. Телесная память не до конца поддается, волосы на руках встают дыбом. Она словно сейчас чувствует на своих лопатках ледяные пальцы Темного Лорда. Гермиона сглатывает и ерзает на месте, сбрасывая призрачные прикосновения дрожью по телу. Едва закрыв глаза, под веками девушки вспыхивают воспоминания о том, как она смеется с ребятами на свадьбе Билла и Флер, сжимая в ладони тонкую ножку бокала с шампанским. В воздухе пахнет счастьем, до послания из Министерства еще пару часов. Все хорошо. — Все плохо, — бредет сквозь тьму за пределами купола Люциус, когда видит знакомый силуэт. — Он опять сбежал. Северус обводит взглядом пустынное поле, сжимая в руке палочку. — Я не нуждаюсь в констатации очевидных фактов, Люциус, — чеканит он. — Он будет в ярости, — словно не слышит его Малфой. — Я к нему не пойду с такими новостями. Северус его игнорирует, у него голова совершенно другим забита. Люциусом овладевает почти животный страх на фоне последних событий. От прежнего стального стержня характера не остается и следа. Любопытно, что именно Темный Лорд ломает это в нем, а не кто-то другой. Тот, кем восхищается Малфой, оказывается его погибелью. — Предоставь эту возможность сестре своей жены, — безразлично отзывается Северус, направляясь в сторону дома. — Она будет счастлива вступить с Повелителем в любой диалог, даже с таким содержанием. Люциус теряет интерес к Снейпу, потому что в полутьме видит знакомую неопрятную шевелюру, направляющуюся к западной части участка. Кажется, она сама все сделает, даже предлагать не придется. На душе у Малфоя неспокойно. Эта ночь оказывается долгой. Беллатриса нетерпеливо откидывает длинные кудрявые пряди назад, с трудом шагая по зыбкой, мокрой почве. Каблуки ее ботинок утопают в грязи при каждом шаге, и это злит, но не так сильно, как все происходящее за последние пару часов. Мальчишка снова сбегает. Самым отвратительным для Беллатрисы является тот факт, что его упускает именно она, а не один из этих тупоголовых пожирателей. Она подводит своего господина. Это ее убивает. Лестрейндж не понимает, как такое возможно, но за бесконечными криками и вспышками заклинаний она даже толком не видит мальчишку, замечает лишь очертания его силуэта. Как бы то ни было, он снова исчезает. И Беллатриса лучше в лепешку расшибется, чем позволит Повелителю быть одному в такой момент. — Мой Лорд, — блеет она, едва завидев его темную мантию в нескольких метрах от себя. Она мнется на месте и чувствует себя отвратительно беспомощно. Она ненавидит это чувство, оно просыпается в ней только в его присутствии. Беллатриса подходит ближе, стоит за спиной Повелителя на расстоянии вытянутой руки. — Мой Л… Слова застревают в глотке, а вдох обрывается, когда Том сжимает пальцы на горле темной волшебницы, угрожающе нависая над ней сверху. Беллатриса чувствует пятками холод от почвы прямо через материал ботинок, когда каблуки входят в землю. — Закрой, — цедит он, — свой рот… Беллатриса неотрывно смотрит в темные щелки глаз своего Повелителя и даже не чувствует страха. Только смирение, принятие. Беспрекословное покорение. Она едва сдерживает глухой кашель, скребущий глотку от нехватки дыхания. Она так зависима от него, что готова вынести все, что угодно. Если умереть, то только от его руки. Темный Лорд проводит ногтями по ее шее, смакуя скрежет по светлой коже, на которой остаются красные полосы. Он расцепляет ладонь медленно, наслаждаясь тем, как Лестрейндж едва сдерживается, чтобы не вдохнуть хоть немного воздуха. Он не дает позволения это сделать, и она повинуется несказанному вслух приказу. Гнев кипит под веками Тома, он жжет под кожей, гремит в барабанных перепонках. Мальчишка сбегает, ни один из этих тупоголовых кретинов не может его поймать, но Том не глупец. Понимает прекрасно, что мальчишка с огнем играет, а туза в рукаве не имеет. Блефует. Впрочем, как и всегда. Темный Лорд зол не потому что Поттер ускользает, а потому что его прерывают. Сейчас под горячую руку лезет эта несносная Лестрейндж. Такое неподходящее время. Такое неподходящее. Мысли Тома до этого инцидента были сосредоточены на другом. Поправка, на другой. — Дыши, — едва слышно произносит он, близко склонившись к ней. Беллатриса распахивает губы, и дрожащим вздохом наполняет легкие. Все тело темной волшебницы трепещет, тянется к своему Повелителю. Ее разум в очередной раз оказывается затуманен, в мыслях гремит только одна установка. Быть с ним сейчас. Быть. С ним. — Что же мне делать с тобой? — тянет он, все еще не убирая ногтей с ее кожи. Беллатриса почти задыхается, не чувствуя ног. — Что, — произносит она одними губами, — что угодно… Обычно Тому достаточно ее беспрекословной слепой преданности, чтобы взять ее на любой доступной поверхности силой. Она всегда подчиняется. Всегда. Однако сейчас… Сейчас его разум будоражит светлокожая магглорожденная, беседу с которой у него так нагло обрывают. Беллатриса пахнет иначе. Ее запах впервые не вызывает у Тома никакой реакции. Том почти чувствует в воздухе запах страха подружки Поттера. — Твой запах, — протягивает Темный Лорд, хватая ее за подбородок и глядя в глаза, — мне противен. Беллатриса бледнеет на глазах от его слов, едва дергаясь, словно от внезапной пощечины. — И ты вся, — добивает ее Том, — омерзительна мне. Внутри Лестрейндж что-то надламывается. Она систематически слышит от него грубости, но он никогда не говорит ей такого. Она всегда была его. Она всегда была с ним. Что такого могло случиться, что он говорит ей такое? — Чего не скажешь о нашей гостье, — задумчиво произносит Том, смакуя последнее слово. — Мне теперь особенно интересно ее пребывание здесь. Беллатриса не верит, что слышит это. Отказывается верить. — А теперь прочь, — дергает он рукой, убирая ее с дороги. Лестрейндж заторможенно наблюдает за удаляющейся спиной Повелителя. Спустя пару мгновений он трансгрессирует, потому что необходимо решить пару насущных вопросов прежде, чем вернуться к главному, а Беллатриса так и стоит на месте, не в силах пошевелиться. Она чувствует себя так, словно ее окатывают ведром ледяной воды. Только что он дал понять ей три вещи. Первое. Беллатриса больше не вызывает у него интереса. Второе. Теперь его интерес сосредоточен на грязнокровке. И третье. То, что не было сказано вслух, но было показано во взгляде, жестах и походке. Причинять ей боль Беллатриса не может. Теперь это привилегия исключительно для Повелителя. — Твою мать! — запрокинув голову, орет от осознания Лестрейндж. Слова выливаются в утробный, горловой рык, эхом прокатывающийся по пустому полю. Беллатриса чувствует, как ненависть и жгучая ревность кипит у нее под кожей. Перед глазами мелькают алые пятна. Лестрейндж понимает, что с избранной грязнокровкой у нее ничего не получится сделать, связаны руки, но ничто ее не останавливает выплеснуть ненависть на одной из тех, кто находится в подземелье. Беллатриса срывается с места. Почти бегом промчавшись вдоль главной дороги, она врывается в дом, минует первый этаж и спускается по винтовой лестнице, придерживаясь за стену. Железная дверь бьет по стене, когда она входит в подземелье. Сжав в руке палочку, Беллатриса целенаправленно идет к дальним камерам, куда Фенрир определяет новоприбывших грязнокровок. Бросив гигантский шар света, Лестрейндж заглядывает в каждую камеру, выискивая похожие внешние данные. В одной камере жмется к стене коротко стриженная брюнетка, в другой блондинка, в последующих сидят совершенно не те. Сивый упоминает о двенадцати новоприбывших, Беллатриса минует десятую и уже готовится к тому, что отыграется на первой, как вдруг видит то, что ей нужно. — Ты, — шипит Лестрейндж, открывая дверь камеры. — Это будешь ты. Худая испуганная девушка с огромными карими глазами с ужасом смотрит на входящую в камеру темную волшебницу, инстинктивно хватаясь за свои волосы. Бабушка всегда говорит Матильде, что ее волосы — ее гордость. Однако она не догадывается, что однажды наступит день, когда гордость внучки станет ее погибелью. Беллатриса наматывает на кулак длинные пушистые волосы ни в чем не повинной девушки. Стрелки напольных часов бьют три часа ночи. Фенрир оборачивается через плечо, реагируя на звук, и снова смотрит перед собой, продолжая путь. Он поправляет на плече бескровное тело, придерживая худое бедро какой-то девушки. Сивый любит молодую кровь. Есть в ней что-то особенно приятное. Что-то неземное, возвышенное. Чистое и невинное. Обычно он не особо разборчив в еде, но, учитывая условия войны, непроизвольно переходит на особую диету. Магглорожденные по словам многих пожирателей имеют грязную кровь, и Фенрир в жизни не скажет никому из них о том, что крови слаще в жизни не пробовал. Еда сама идет ему в руки, ему даже не приходится изощряться и стараться ее найти. После пыток у грязнокровок особенно потрясающий вкус. Страх остается в их венах посмертно, кровь обладает пьянящим эффектом. Голова слегка кружится, чувствуется легкость, покой и сытость. Фенрир чуть хмыкает от удовольствия собственных мыслей и проходит пятый поворот лабиринта, достигая цели. У живой стены изгороди виднеется темное пятно на земле. В тумане не удается хорошо разглядеть, что это такое, но Сивому и не нужно догадываться. Поставив ноги на ширине плеч, Фенрир скидывает с плеча бездыханное тело и бросает его в яму перед собой. Глухой хлопок дает ему понять, что с этим покончено. Оборотень не считает тела магглорожденных, никогда не считал, но сейчас их становится все больше. Скоро они зароют эту яму и выкопают новую. Как в прошлый раз. В лабиринте слышатся посторонние шаги. Сивый оборачивается. Бледные кисти лежат ладонями вверх, под ногтями находится грязь. Спутанные каштановые волосы комком волочатся по земле, обнаженное тело скользит по влажной почве. Беллатриса тянет за собой тело, схватившись рукой за правую ступню. Сивый наблюдает за тем, как Лестрейндж медленно везет по земле очередной труп. Он не удивляется, когда видит грязнокровку обнаженной. Беллатриса предпочитает полноценный холст перед глазами. Все тело девушки покрывают кровавые глубокие раны. Фенрир замечает в полутьме слова. Лестрейндж всегда оставляет надписи. Иногда так входит во вкус, что места чистого на теле не остается. Видимо, что-то из рук вон происходит после побега мальчишки этой ночью, потому что на теле грязнокровки нет ни одного живого места. Беллатриса подходит к яме и бросает ногу девчонки на землю, глядя на гору трупов, скрывающуюся под одеялом из тумана. Какое-то время они стоят рядом с Фенриром и молчат. — Я бы отнес, — подает он голос, указывая себе за спину в сторону Мэнора. Сивый часто относит трупы из подземелья сюда, Беллатриса этим обычно не занимается. Его удивляет, что она так делает. — Сама разберусь, — глухо и отрывисто язвит она, чуть дернув головой в сторону оборотня. Фенрир коротко кивает. Не в духе. Ничего нового. Не задавая лишних вопросов, он молча разворачивается и направляется в сторону выхода из лабиринта. Беллатриса дожидается, пока он уйдет за поворот, после чего обходит девчонку и ставит ногу на ее по-прежнему покрытую липкой кровью грудную клетку. Пустые глазницы грязнокровки смотрят сквозь пространство и время. Карие глаза взбесили Беллатрису. Под конец пыток она решает, что девчонке лучше больше не смотреть. Только слушать. На распахнутых синих губах девушки блестит застывший крик. Лестрейндж в последний раз осматривает свою работу и, вытянув ногу, сбрасывает девчонку в яму к ее сородичам. Некогда пушистые каштановые волосы Матильды в последний раз мелькают в лунном свете. Беллатриса смотрит в яму, рассчитывая на то, что ей наконец становится легче, но она напрасно пытается себя обмануть. Она представляет на месте изувеченного обнаженного тела безымянной магглорожденной труп поганой грязнокровки Грейнджер, которая отбирает у нее самое дорогое. Внимание Повелителя. Беллатриса Лестрейндж возводит черные глаза к темному небу и приносит клятву Мерлину. Клятву, согласно которой в этой яме очень скоро будет лежать тело Гермионы Джин Грейнджер.