Равноденствие

Желание захлестывает обжигающей волной. Северус склоняется к ней, впиваясь в желанные губы напротив с такой неистовой страстью, что подкашиваются колени. Он обхватывает ладонями ее лицо, даже слишком сильно хватая пальцами бледную кожу. Гермиона зажмуривается, вытягивая шею, и импульсивно комкает пальцами мантию на его груди, почти с остервенением начиная тянуть ее на себя. Сердце заходится в сумасшедшем ритме, дыхание моментально сбивается, температура тела подскакивает. Северус целует мягкие губы рьяно, втягивает в себя бессовестно и ярко. Гермиона разжимает пальцы с мантии, ее ладони скользят по его груди и выше, к плечам. От ее прикосновений все тело мужчины покрывается мурашками. Это ошеломляет. Она находится в его объятиях, дышит тяжело и поверхностно, страстно отвечает на поцелуй, руками обвивая его шею и заключая его волю в плен. Вокруг не остается ничего. Забывается все. Нет вокруг войны, нет нескончаемых убийств, нет лабиринта с двумя зарытыми ямами, нет подземелья поместья. Забывается всё. Остаются только он и она. Гермиона нетерпеливо ерзает на столе, стараясь сесть напротив него, но ноги не слушаются. Северус двигает ее голень коленом, устраиваясь между ее разведенных ног. Грейнджер прогибается в пояснице, стараясь быть ближе. Ее так невозможно сильно тянет к нему, что этому просто не подобрать слов. Гермиона чувствует нестерпимый жар его тела и, разорвав поцелуй, зажмуривается сильнее, выдыхая горячий полустон и запрокидывая вверх голову. Северус находит губами ее светлую шею. Проводит кончиком языка по пульсирующей вене, ведет цепочку поцелуев ниже. Непослушные пальцы копошатся с двумя верхними пуговицами ее платья, и он открывает ее светлые плечи, прикасаясь к ним губами. Ее бледная прохладная кожа почти мерцает, она вся словно светится изнутри. И Северус тонет. Тонет, погружаясь на самое дно. Задыхающийся, беспомощный, опутанный жалящими чувствами к ней с головы до пят. Долго сдерживаемые чувства рвутся на волю, сил сдерживаться попросту больше нет. Северус был готов зарыдать, точно дитя, от чудовищного осознания. Она пленит его, крепко связывает одним концом веревки его запястья, а другим опутывает свои. Гермиона задыхается от прикосновений, чувствуя нестерпимое желание, дрожью ползущее по всему телу. Она тянется руками к нему, обхватывает лицо ладонями и снова находит его губы, впиваясь жадным, ненасытным поцелуем. Язык нахально ведет полосу по ряду зубов и скользит внутрь, не встречая сопротивления. Она выдыхает дрожащий стон в поцелуй, руки начинают дрожать. Гермиона почти не контролирует себя, она так сильно хочет почувствовать его, что это стирает мнимые остатки самоконтроля. Непослушные пальцы тянутся к пуговицам сюртука. Получается плохо, из рук вон плохо, и Северус сам расправляется с ними, начиная нетерпеливо стягивать с плеч сюртук вместе с мантией. Он остается в темной рубашке и брюках, и Гермиона чертыхается. Снова треклятые пуговицы. Она не успевает задуматься над этим, потому что Северус снова находит ее губы, параллельно мастерски расправляясь с пуговицами ее платья и поочередно спуская рукава с плеч. Гермиона отрывается от его губ, наблюдая за тем, как он завороженно на нее смотрит. Именно на нее, в глаза, в душу, не на ее полуобнаженное тело. Жар тела помогает справляться с прохладой не так долго, как хочется. Она покрывается мурашками, но не обращает на это внимания, глядя на Северуса блестящими от желания глазами. Она заводит руки назад и расстегивает тонкий бюстгальтер, но сделать дальше ничего не успевает. Северус мягко ловит ее руки, словно давая понять, что дальше желает все сделать сам. Гермиона немного нервно кивает, игнорируя горящие жаром щеки, и Северус снова склоняется к ней, останавливаясь в нескольких миллиметрах от ее лица. Поддев кончиком пальца бретельку, он тянет вниз сначала первую, а затем вторую. Грейнджер на мгновение задумывается о том, что Нарциссе стоит отдать должное. Она перестала стесняться своей наготы. Судорожно выдохнув, Гермиона снова ловит взгляд Северуса, и у нее начинают дрожать колени от накрывающего новой волной желания. Он впивается в ее губы с новой силой жадным поцелуем, изо всех сил прижимает ее к себе, пытаясь обуздать бешеную потребность в ней. Пальцы мужчины сжимают кожу на ее талии, и Грейнджер выгибается навстречу прикосновениям. Северус отрывается от ее губ, тянется вперед, сбрасывая со стола всякий хлам, попавший под руку, и кладет ее на стол, нависая сверху. Гермиона откидывает голову назад и задыхается от ощущений, когда он ведет влажную дорожку поцелуев вдоль ее шеи, по выступающим ключицам, по линии жизни грудной клетки. Ладонь Северуса скользит вдоль ее ноги от колена вверх, плавно ведёт по внутренней стороне бедра все выше. Гермиона закусывает нижнюю губу, чувствуя жаркую пульсацию внутри живота. Северус приподнимает взгляд, продолжая касаться кончиком языка ее кожи, и, сдвинув влажное белье в сторону, плавно вводит в неё два пальца. Гермиона выгибается, выдыхая раскаленный воздух, и зажмуривается, когда он проводит кончиком языка по затвердевшему ореолу соска, втягивая его в себя. Волны наслаждения накрывают все тело. Грейнджер беспорядочно хватается пальцами за все, что попадается под руку. Собственное тело словно больше не принадлежит ей, каждая ее клеточка, каждая пора тянется к Северусу, и это не поддается больше никакому контролю. Гермиона поклялась об этом никому пока не говорить и взяла слово с того человека, что и он не проболтается, пока не придет время, однако секс теперь открывается для нее с совершенно другой стороны. Она спала с Роном, спала не раз. Он был нежен с ней, никогда не причинял боли, старался прислушиваться к ней и ее желаниям. Гермиона была уверена, что влюблена сильно и глубоко, ведь в противном случае она бы не согласилась на свой первый раз без особых чувств. Однако сейчас она видит разницу. Это не простое вожделение, не зов плоти и не физиологическая потребность. Это глубже, ярче и откровеннее. Это что-то такое, с чем она раньше не сталкивалась. Северус был нужен ей, чтобы выжить. Теперь она осознает, что он нужен ей, чтобы жить. Внизу живота бьет дрожью пульсация, когда Северус вводит пальцы быстрее, и Гермиона старается свести ноги, чтобы удержать это чувство, но вместо этого сжимает бедра Северуса, вынуждая того сдавленно выдохнуть. Он замедляется, глядя на нее лихорадочно блестящими от желания глазами. Гермиона приподнимает голову, глядя на него в ответ, и даже представить себе не может, как выглядит сейчас в его глазах. Как самое великое совершенство в целом мире. Ее щеки алые, пухлые губы подрагивают, она вся дрожит, желая большего. Она тянется к нему, вновь обвивая руками шею, и находит желанные губы, снова растворяясь в нем без остатка. Северус подхватывает ее на руки, хватаясь одной рукой за левой бедро, а второй стискивая тонкую талию. Грейнджер бессовестно обвивает его ногами, не прекращая жалящих поцелуев. Ей так мало, Мерлин, так мало. Вот бы забыться, вот бы остаться сейчас с ним на сотню лет здесь, в этой комнате, в этом мгновении, в несуществующей петле времени. Быть в его руках, чувствовать его каждой клеточкой тела. И просить, просить-просить Бога о прощении за веру лишь в тех случаях, когда она оказывается на краю пропасти. Северус несет ее на руках к небольшой софе возле камина, комкая в пальцах мятое, повернутое непонятно в какую сторону платье. Он не может ее от себя отпустить, как ни старается, не может даже оторваться на нее, так сильно его рвет на части от единения с ней. Северус усаживается на софу, откидываясь на спинку. Гермиона садится на него ровнее, обхватывая ногами бедра и выгибая поясницу. — Я хочу тебя, — шепчет она ему в губы, — я тебя хочу. Забываются нормы морали, забывается треклятое «Вы», забывается одно большое всё. Северус судорожно вздыхает, чувствуя, как неимоверно тесно становится в области паха. Грейнджер ощущает это, и желание захлестывает только сильнее. Она бессовестно вырисовывает бедрами восьмерку, на мгновение приподнявшись на месте, и с ее губ срывается рваный полустон, утопающий в следующем поцелуе. У нее словно открывается второе дыхание, пальцы расправляются с темными пуговицами его рубашки быстрее, чем она планирует, и Северус выгибает руки, снимая ее с себя. Гермиона завороженно проводит подрагивающими пальцами по разгоряченной груди мужчины, нервно сжимает на мгновение его плечи, скользит пальцами в темные волосы на затылке. Губы девушки беспорядочно целуют каждый сантиметр его лица. Уголок губ, щеки, кончик носа, линию челюсти и снова находят его губы. Она продолжает двигаться, сводить его с ума, доводить до состояния полной истомы, бешеного желания. До стиснутых зубов, тяжелого дыхания, напряжения в каждой мышце тела. Гермиона сглатывает, тянется руками вниз, начиная расстегивать его ремень, не прерывая при этом с ним зрительного контакта. Она смотрит на него, запомнить каждую черту лица пытается. Темные брови, блестящие темные глаза, распахнутые ей навстречу губы. Она смотрит на него, не отрываясь, и плавно насаживается сама. Обжигающая волна накрывает их одновременно. От переизбытка чувств Северус поджимает пальцы ног, шумно выдохнув. Гермиона хватается в поисках опоры одной рукой за спинку софы, зажмуривая глаза и запрокидывая вверх голову. Северус сжимает пальцы на ее бедрах, притягивая ее к себе ближе и начиная задавать плавный ритм. Гермиона подстраивается сразу, выгибаясь навстречу, и сильнее сжимает пальцами ткань обивки. Северус наклоняется, прикасается губами к светлой коже ее плеча, втягивая ее в себя. Гермиона чувствует, как ее лихорадит от каждого прикосновения. Северус сжимает ее бедра сильнее, впиваясь в них пальцами, и насаживает резче, чаще, импульсивнее. С губ Грейнджер срывается яркий стон, она кусает губы, распахивает глаза и прикасается к контуру его губ подушечкой большого пальца, снова заглядывая ему в самую душу. Ритм растет, дыхание перехватывает, тело плавится, кончики волос хлещут Гермиону по спине, но она этого не замечает. Она склоняется невозможно близко к его лицу, дразнит, манит, дурманит. Горячее дыхание Грейнджер обжигает Северусу губы. Он тянется к ней, но она продолжает доводить его, не подается навстречу. Дыхание смахивает на безумие, Северус выпрямляет спину, перехватывает ее бедра и снова меняет темп, чем доводит ее до бессовестно срывающихся с губ стонов, безбожно пылающих щек и мольбы в глазах. Перехватив ее удобнее, Северус укладывает Гермиону на спину вдоль софы и устраивается между ее разведенных в стороны ног. Грейнджер скулит, задыхается, кусает губы, требуя продолжения. Северус подхватывает ее под коленом левой ноги и, изменив угол входа, вбивается снова. Гермиона распахивает губы, жадно втягивая воздух, потому что его попросту не хватает, а затем сдается. Сраженная, покоренная, убитая им и собранная заново. Она тянет его к себе, въедаясь, впиваясь в горячие губы. Северус вбивает ее в софу, вдыхает ее раскаленные стоны, чувствует на своих лопатках ее руки, и как ее пятка безвольно долбит по его спине, а она принимает его в себя снова и снова, растворяясь в нем без остатка. Северус сцеловывает соленые капли с ее шеи, спускается ниже, целует два уродливых белесых шрама на ее груди от пыток Беллатрисы в первые дни заточения, и Грейнджер замирает от этого поцелуя, ощущая себя так, будто это куда интимнее того, что происходит сейчас между ними. Шрам от ожога уже не болит, но теплый поцелуй пробуждает воспоминания, от которых в глазах сами собой резко закипают слезы. Северус замечает это моментально, в глазах мужчины появляется испуг, он замедляется. — Что такое? — загнанно дышит он. — Я делаю тебе больно? Мне прекратить? Гермиона смаргивает слезы, обхватывая его лицо ладонями, заглядывает в желанные глаза и проводит подушечками больших пальцев по его скулам. — Нет, — шепчет она одними губами. — Ты никогда не сделаешь мне больно. Северус смотрит на ее блестящие глаза, на стекающие по вискам ручейки слез, которые путаются в волосах, и не знает, как ему поступить. Гермиона и сама не знает, как ей объяснить, что ее боль уже лишь фантомная, она навеки на ее руках, посередине солнечного сплетения и на всей спине. Просто она впервые позволяет себе сделать это. Оплакать свою боль. — Поцелуй меня, — просит она тихим голосом. — Все хорошо, просто поцелуй меня. И Северус выполняет ее просьбу. Он двигается плавно, медленно набирает темп снова, целует ее потрясающие губы, чувствуя на них соль ее слез. Забирает у нее эту боль себе, забирает всю без остатка, впитывает в себя, точно губка, а затем тянется вперед, вытягивая на край софы ее согнутую руку, и скрещивает с ней пальцы. Сливаясь, соединяясь. Сплетаясь с ней навеки незримой, несказанной вслух клятвой. Гермиона сдавленно всхлипывает от волной закручивающегося внизу живота смерча, сжимает ногами его талию и зажмуривается, прижимаясь к нему всем телом. Под закрытыми веками Грейнджер взрываются искры, она впивается ногтями в его лопатки и зарывается носом в его шею, мягко кусая от переизбытка чувств соленую кожу. Северус чувствует, как она обмякает в его руках и, получив разрядку, сдается следом. Он медленно выходит из нее, тяжело дыша, и обессиленно бросает голову на ее грудь, не открывая глаз. Гермиона запускает пальцы в его темные, спутанные волосы, и, все еще лежа с закрытыми глазами, прикасается к его лбу кончиком носа, растворяясь в моменте. Они лежат мокрые, разгоряченные и дрожащие в объятиях друг друга и в границах этой комнаты. В границах, за пределами которых все по-прежнему. Их маленький мир снова начинает расширяться. Северус слушает биение ее сердца. Пульсации разносятся по левой стороне его лица, идут глубже, к его собственному сердцу. Их ритмы синхронизируются сами по себе, словно именно так и должно быть. Гермиона медленно открывает глаза, глядя в темный потолок кабинета. Тело получает долгожданную разрядку, она ощущает, как оно слегка ноет от приятной усталости, а еще понимает очевидную вещь. Что бы между ними ни происходило, нельзя кидаться в омут с головой. Границы реального мира возвращаются на место. Она все еще в Мэноре, все еще любимица Повелителя, все еще предательница крови, пленница и по-прежнему тайный доносчик. Северус по-прежнему Пожиратель Смерти, двойной агент, убийца и директор Хогвартса. Все роли на местах. За одним исключением. Теперь у них обоих появляется новая. Роль, которая не оговаривается ни с кем. Роль, которую они оба добровольно выбирают. Роль, которая должна сохраниться в тайне. Их персональной тайне, которую, если потребуется, придется унести с собой на тот свет. — Мне надо вернуться к себе, — негромко произносит она, нарушая молчание. Северус несколько секунд молчит, а после коротко кивает, поднимаясь с места. Он выпускает руку Гермионы из своей и направляется к столу, чтобы накинуть мантию. Хорошо, что Нарцисса выделяет и ему комнату на всякий случай. Он ею не пользуется обычно, но теперь возможность воспользоваться душем кажется весьма заманчивой. Они молча одеваются. Гермиона надевает бюстгальтер, просовывает руки в платье, но решает не трогать пуговицы. Обернувшись, она наблюдает за тем, как застегивает на себе рубашку мужчина, склонив голову вниз. Молчание им обоим сейчас не на руку. Больше нет смысла бегать друг от друга. Нет смысла и времени. — Северус, — зовет она. Сказанное вслух имя неожиданно режет слух, но всего на мгновение. Ко всему можно привыкнуть. Снейп поднимает голову, глядя на стоящую возле входа в туннель у камина Гермиону. Девушка держит в руках чешки, которые не решается надеть, и смотрит на него открыто и уверенно. Жар с щек девушки почти сходит, возвращая привычную бледность. Вечная полоса тонкого шрама особенно сильно выделяется на ее лице. Пушистые волосы растрепаны, лезут во все стороны. Грейнджер терпеливо заводит их за ухо. — Я ни о чем не жалею, — откровенно и твердо произносит она, глядя ему в глаза. — Я хочу, чтобы ты сразу это понял. Северус кивает, продолжая на нее смотреть. — В таком случае, мы впервые оба с чем-то согласны, — ровным тоном произносит он. — Я также ни о чем не жалею. Есть только одна проблема. Как бы сильно они оба ни старались выглядеть беспечно, как бы ни пытались держать лицо, контролировать одну вещь они не могут. Свои глаза. И взгляды, устремленные друг на друга. — Хорошо, — коротко произносит она. — Готова к тренировке в любой момент, ты знаешь где меня найти. — Да, — тут же отвечает он. — Знаю, — Северус сглатывает, но все же решается, — Гермиона… Грейнджер чувствует, как сердце пропускает удар, но ни один мускул на ее лице не выдает ее состояния. Ее имя никогда еще не звучало так превосходно из чьих-либо уст. Гермиона кивает и спускается вниз по лестнице, закрывая за собой тайный ход. Северус присаживается на край софы, трет лицо ладонями и, безвольно бросив руки на разведенные в стороны колени, смотрит в окно. Он теперь даже не знает, находится ли он по-прежнему в границах этой войны на стороне своих убеждений. Северус принимает для себя очевидную вещь: если с Гермионой Джин Грейнджер что-то случится, он просто не сможет себе этого простить. Разумеется, он выполнит свое предназначение любой ценой, но дальше его конец предопределен. Они связаны с ней так сильно, что следующий шаг понятен и прост. Если в ходе войны Мерлин примет решение забрать ее душу себе, он просто отправится следом за ней.