Равноденствие

В кабинете душно, закрытые наглухо окна никогда еще не доставляют столько неудобств. Обычно Гермиона и не обращает внимания на окружающую обстановку во время тренировок, потому что попросту не до этого. Сегодня все куда сложнее. Да, они с Северусом говорят о произошедшем, да, приходят к общему решению, но это не отменяет человеческого фактора совершенно. Гермиона тратит слишком много сил на то, чтобы скрывать свои мысли по этому поводу во время тренировки, поэтому уже через тридцать минут чувствует страшную усталость. Ей тяжело глушить в себе мысли о нем, они рвутся наружу. Она ведет борьбу сама с собой, и это выматывает. От ответной реакции Северуса легче не становится. Он ведет себя скованнее обычного, делает замечания порой невпопад и старается лишний раз во время занятий к ней не прикасаться. Гермиона даже не знает, хорошо это или плохо. Работу над разумом никто не отменяет, условия войны все те же, и ее разрывает от этого. Гермиона смотрит на него прямо, без тени смущения во время легилименции, но внутри все дрожит от переполняющих все ее существо чувств. Ее порой бросает в жар, взгляд сам находит его руки, и перед глазами вспыхивают картинки вчерашней ночи. Его губы на ее шее, его руки на ее теле, горячее дыхание в жадные поцелуи. Резкие, пошлые, влажные звуки, воспоминания о которых не позволяют ей полноценно сосредоточиться на задачах насущных. Грейнджер клялась себе не тонуть в человеке, а в итоге упускает момент, когда вода попадает уже в легкие, и она захлебывается, беспомощно погружаясь на самое дно. — Стой, — накрывает она ладонями лицо и садится на колени. Северус опускает палочку и поворачивается к ней спиной, делая полукруг по комнате. Он совершенно не может сосредоточиться, и Грейнджер за смежную ситуацию даже не может упрекнуть. Снейп старается выключить эмоции, настроиться, держать все под контролем, но это тяжело. Мерлин, за что ты так поступаешь со мной? Ее карие глаза прибивают его к месту, запястья стягивает от узлов веревок, которыми она его опутывает. Дышать больно, временами почти физически трудно. Он не узнает себя. Он не может побороть собственное сердце, которое оказывается в ее власти. — Северус, — убрав ладони с лица, зовет она. Мужчина оборачивается. От взгляда девушки у него сдавливает глотку. В нем столько всего. Мерлин, Мерлин… Всего так много, так бесконечно, слепо и оглушающе. Что же мы сделали друг с другом?.. — Не может так больше продолжаться, мы теряем время, — качает она головой, поднимаясь на ноги. — Это так глупо… Эта тренировка… Гермиона зажмуривается, не может подобрать слов. Она рассеянно качает головой, подходит к темному бюро и усаживается на него, укладывая ладони под бедра. В кабинете витает скованность и не совсем приятная тишина. Они делают шаги навстречу друг другу, но это притирание такое… Непростое. Для всего необходимо время, а у них его так мало. Мерлин, так мало. — Подойди ко мне, — подняв взгляд, просит она. Северус даже не находит слов в этот момент. Обычно он оставляет за собой крайние реплики, а тут даже нарушить монолог не может. Он словно перестает себе принадлежать. Когда ее рядом нет, он становится самим собой. Однако здесь, с ней… Он останавливается возле нее. Гермиона придвигается на край стола и, потянувшись вперед, берет Северуса за руку, несильно сжимая пальцы. Плечи Грейнджер горбятся под натиском молчания, но она находит в себе силы быть чуточку смелее. Она знает, что он сам сделал бы это, только позже. Сказал бы и сам то, что собирается сказать она. — Северус, — поднимает она на него взгляд, — война идет. Она сглатывает, поочередно глядя ему в глаза. — Никогда не знаешь, есть возможность пережить этот день или нет, — она ненадолго замолкает, а затем решается, набирая в легкие воздуха: — Ты мне нужен, — стискивает она его пальцы, — а я нужна тебе. Северус прерывисто вздыхает, собираясь что-то ответить, но она снова сжимает его пальцы и качает головой из стороны в сторону, не давая ему вставить слово. Решая сказать все за двоих, потому что только так они смогут перебороть эту неловкость. Только так смогут работать дальше бок о бок. И дорожить каждым новым часом, который у них есть. — Я нужна тебе, Северус, — уверенно произносит она, — даже не смей отрицать этого. Он и не может. Вместо ответа он сжимает ее пальцы в ответ, и это оказывается красноречивее всяких слов. Гермиона позволяет себе слабую улыбку. — Давай просто примем это, как данное, — снова смотрит она ему в глаза. — Я не прошу тебя думать о будущем, детей нам с тобой крестить не суждено, а мне и не особо хочется, — неловко жмет она плечами, криво усмехнувшись. Северус отводит на мгновение взгляд в сторону, но снова возвращает ей свое внимание. Как ей удается говорить о том, о чем я могу лишь думать? Откуда у нее эта способность? Как она может так верно выражать свои мысли? — Завтра может не наступить, сам знаешь, живем как на пороховой бочке, поэтому… Она замолкает на мгновение, не зная как закончить. Северус распахивает губы, теперь он наконец знает, что сказать. — Без лишних сантиментов? Гермиона облегченно выдыхает, коротко кивая. Лучше просто не скажешь. — Да, — соглашается она. — Без лишних сантиментов. Северус видит трепет в ее глазах, в жадно раскрывающихся ему навстречу зрачках, трепещущих ресницах. Он поднимает руку и осторожно касается подушечкой большого пальца контура ее лица. Проводит медленно по мягкой светлой щеке. Гермиона прикрывает глаза, потянувшись к ласке. Мужчина касается контура ее губ, чувствуя кожей теплое дыхание. Гермиона медленно открывает глаза. — Стоило ли бояться неделями того, что можно уладить за пару секунд? — вспоминает Гермиона давнее напутствие от человека, который сейчас смотрит на нее так, что дрожат колени. Северус не может сдержать глухой смешок. Грейнджер прицельно бьет его же оружием. Гермиона усмехается в ответ и, поймав его ладонь пальцами, прижимается к ней щекой, снова поднимая взгляд. — Поцелуй меня, — шепчет она. И он делает это. Слова больше не нужны, неловкость стирается. Северус берет ее за бедра, придвигая к себе на край стола, и широкие ладони оказываются на ее талии. Гермиона находит его губы и закрывает глаза, растворяясь в их маленьком мире еще хотя бы на час. Хорошо, что Темный Лорд не планирует сегодня появляться в Мэноре. За несколько часов до полуночи Гермиона возвращается к себе в комнату, закрывая потайной ход. Она сразу идет в ванную, на ходу снимая с себя темное платье, пуговицы которого снова не застегивает перед уходом из его кабинета. Она останавливается возле раковины с по-прежнему разбитым зеркалом и, опустив на нее ладони, поднимает голову, глядя на свое отражение. Дурные приметы и предрассудки из мира магглов забываются. Какой смысл бояться рассердить Бога, если она уже в Аду? Гермиона смотрит на несколько своих отражений в разбитом зеркале. Губы покрасневшие, волосы непослушные, лезут во все стороны, а глаза… Глаза сияют так, что нужно приложить неимоверное количество усилий, чтобы этот свет скрывать от других. Этот дом высасывает счастье из людей, точно дементор. Гермиона надеется, что Мэнор не станет изменять своим традициям. И заглушит в ней яркость, пока это не сделали другие. Грейнджер снова забывает о том, что нельзя просить о подобных вещах. Даже мысленно. Включив воду, Гермиона почти сразу залезает в ванную и нежится в тишине и временном спокойствии. Расслабиться полностью все равно не получается. Она чувствует себя так, словно крадет это время. Крадет это спокойствие, оставляя ни с чем других. Раздосадовано цокнув языком, Грейнджер вылезает из воды. Странная тревога не отпускает ее все время пребывания в ванной, хотя беспокоиться, казалось бы, не о чем. Нарцисса говорит, что Лайзе становится лучше, Темного Лорда и Лестрейндж нет в Мэноре, Гарри с ребятами в Хогвартсе, Пэнси в безопасности на какое-то время, пока нет Яксли. Грейнджер не понимает, по какой причине ее почти тошнит от тревоги. Гермиона проходит в комнату, распускает из пучка волосы и надевает темное платье, делая бант из завязок. Сна ни в одном глазу, волнение по-прежнему не отпускает, поэтому она решает взять в руки одиноко лежащую на стеллаже книгу, чтобы побыстрее захотеть спать. Она даже не успевает подойти к стеллажу, потому что ручка ее двери дергается. Гермиона резко оборачивается, вздрагивая всем своим существом. Она предусмотрительно закрывается изнутри, когда уходит к Северусу. Кто может стучать в ее комнату так поздно? Ручка снова дергается, а затем в дверь начинают нетерпеливо, судорожно стучать. Грейнджер подбегает к двери, хватая на ходу из-под матраса свою палочку. — Что вам нужно? — старается строго произнести она. — Бэмби, — слышится тревожный шепот по ту сторону двери. — Бэмби, это я! Гермиона тут же убирает палочку в складку платья сзади и открывает замок, распахивая дверь. Пэнси почти падает в ее комнату, сбивая с ног. Грейнджер остро чувствует ту самую тревогу, сидящую у нее в желудке. — Пэнси… — Он знает, — задыхается в ужасе Паркинсон, хватаясь за волосы. Гермиона закрывает на замок дверь ледяными пальцами, не сводя с Пэнси испуганного взгляда, и подходит к ней ближе. Ладони моментально становятся влажными. — Кто знает? — тревожно задает вопрос Гермиона. — Кто знает и что?.. Пэнси истерично дышит, продолжая наматывать круги по комнате с запущенными в волосы пальцами. — Он знает! — истерично всхлипывает Пэнси. Голос девушки почти срывается на крик. Грейнджер делает шаг вперед, от тревоги начинает тошнить. — Кто?! — поддается панике Гермиона. — Он проник в мой разум! — бросает руки вдоль тела Пэнси, глядя заплаканными глазами на Гермиону. — Темный Лорд все знает! — задыхается она. — Он знает, что я забрала у Поттера сегодня письмо и притащила его сюда! Он видел меня! Он меня видел! — снова хватается она за голову, падая на колени. — Мерлин, что я наделала! Бэмби! Гермиона хватается в поисках опоры за стоящий рядом комод. Ноги подкашиваются, ей не хватает воздуха, колени дрожат. Грейнджер жадно хватает ртом воздух, но не может надышаться. Ее бросает в жар. — Пэнси, — старается разобраться до конца Гермиона; голос дрожит, — Темный Лорд сейчас здесь? Паркинсон поднимает голову. — Нет, — утирает нос девушка, ее всю трясет. — Он ушел, но я знаю, зачем именно… Пэнси поднимается на дрожащие ноги и почти падает в руки Грейнджер, хватая ее за запястья. — Помоги мне, Бэмби, — смотрит она ей в глаза. — Помоги мне уйти отсюда, прошу тебя. Темный Лорд ушел сообщить об этом Яксли. Он сам не станет марать руки, Корбан убьет меня, — срывается голос Пэнси. Из глаз девушки без остановки текут слезы. — Он убьет меня, Бэмби, — надрывно шепчет Паркинсон. — Помоги мне уйти, — дергает она ее за руки. — Просто помоги мне отсюда уйти. Он не знает, кому я отдала письмо, не знает, что там написано. Знает только, что я предательница. Мне нельзя здесь оставаться. Тушь для ресниц течет черными ручейками по бледным от испуга щекам девушки. — Просто помоги мне уйти, чтобы не пострадали вы все, — сглатывает она. — Бэмби, прошу тебя. Я схоронюсь отсюда подальше, я что-нибудь придумаю. Бэмби, я не хочу тебя забывать. И я хочу жить. Я так хочу жить… Искренность последних слов разбивает толстую корку страха Гермионы. Она прерывисто вздыхает, стискивая пальцы Пэнси в своих. Гермиона говорит себе однажды, что, если ей не суждено выбраться отсюда живой, она вытащит столько людей, сколько будет в ее силах. — Я помогу, — искренне выдыхает Гермиона. — Я помогу, Пэнси… Паркинсон облегченно выдыхает, на сухих губах девушки появляется дрожащая улыбка. — Бэмби, — всхлипывает она, немного нервно обхватывая ее лицо ладонями и начиная неловко перебирать пальцами. — Через несколько минут я зайду за тобой. Будь готова, ладно? Гермиона кивает, обхватывая ее тонкие запястья. — Хорошо, — нервно кивает несколько раз она, глядя ей в глаза. Паркинсон кивает, не зная, как выразить ей свою бесконечную благодарность, поэтому, склонившись, немного скомкано и искренне прикасается к ее губам своими в коротком поцелуе. Гермиона реагирует на это слишком спокойно, потому что успевает узнать Пэнси за последние недели. Она просто не знает, как благодарить иначе. — Несколько минут, — повторяет Пэнси, снова нервно всхлипнув. — Я зайду за тобой. — Да, — кивает Гермиона. — Я буду готова. Паркинсон пулей выскакивает из комнаты, и Гермиона, смахнув с щек мокрую соль от слез Пэнси, начинает собираться. Она надевает тяжелую обувь, в которой прибывает в Мэнор два месяца назад, заплетает пучок, чтобы волосы не мешали, и хватает свою волшебную палочку. Кажется, проходит всего мгновение, но дверь в ее комнату снова открывается, и Пэнси стоит в проходе, полностью одета и с волшебной палочкой в стиснутых побелевших пальцах. Паркинсон протягивает руку. Гермиона выбегает из комнаты и, вложив свою руку в ладонь Пэнси, направляется тихой поступью вдоль коридора вместе с ней. Поскольку львиной доли пожирателей нет в поместье, они не особо сильно беспокоятся о возможности быть обнаруженными. Да и вообще, если быть честным, это самый удачный момент из всех возможных. Гермиона сжимает руку Пэнси в тот момент, когда она готовится вести ее к черному ходу в дальней части участка. Паркинсон тормозит против воли. — Что такое? — шепчет она. Гермиона прерывисто вздыхает. Раз они имеют такую возможность, можно спасти еще одну жизнь. — Лайза, — умоляюще смотрит Гермиона на слизеринку. — Пэнси, умоляю, забери отсюда Лайзу. Я прошу тебя. — Бэмби… — Я умоляю тебя, Пэнси, — в глазах закипают слезы. — Забери ее с собой. Паркинсон сглатывает, пружинит на месте, сжимая ладонь Грейнджер. Она мечется в принятии решения. С другой стороны, это меньшее, что она может сделать для нее в благодарность в ответ. Гермиона ведь даже не колеблется, когда Пэнси просит ее о помощи. Она сдается. — Ладно, — кивает она. — Идем. Они направляются в сторону железной двери, которая никем сегодня не охраняется. Потянув ее на себя, Грейнджер и Паркинсон входят в темный коридор, осторожно закрывая за собой дверь. Спертый затхлый воздух бьет в нос. Гермиона подавляет в себе приступ тошноты и старается дышать ртом, спускаясь по лестнице вниз следом за Пэнси. Паркинсон взмахивает палочкой, минуя вторую железную дверь, и начинает идти вдоль камер, заглядывая в каждую из них. Она помнит ту девчонку, о которой говорит Грейнджер. Нарцисса о ней также не раз упоминает. Паркинсон не знает, кто она такая, и что за ценность имеет для Бэмби, но, раз это важно для нее, любые вопросы отпадают. — Я не вижу ее, — шепчет Пэнси, шагая вдоль камер. — Она должна быть дальше, — бежит за ней следом Гермиона, а затем обгоняет, отсчитывая определенное количество ячеек. Гермиона останавливается возле необходимой камеры и, загнанно дыша, смотрит внутрь, схватившись за прутья. — Лайза! — надрывным шепотом произносит она. — Лайза, это я! Лайза! Грейнджер старается светить палочкой внутрь камеры, но ей словно что-то мешает, какая-то другая магия. В камере Турпин темно, как в бочке. Грейнджер морщится, стараясь хоть что-нибудь разглядеть. Паркинсон медленно подходит к двери камеры и, едва дыша, светит на замок палочкой. Она открыта. Сглотнув, Пэнси толкает проржавевшие прутья пальцами, и они поддаются, с противным скрипом открываясь вовнутрь. Гермиона реагирует на звук и оборачивается, тревожно глядя на взволнованный взгляд Паркинсон, устремленный во тьму. Грейнджер сглатывает внезапно появившийся комок в глотке. — Пэнси?.. — Стой здесь, — не своим голосом произносит она. Паркинсон делает осторожный шаг в кромешную тьму камеры, держа перед собой палочку. Едва она входит внутрь, в нос бьет едкий и резкий неприятный запах. Рука слизеринки чуть дрожит, когда она делает следующий шаг вперед. Запястья обдает холодом, когда она вступает в магическую темноту. Свет от палочки приглушается. Из мрака снова доносится волной резкая вонь. Паркинсон затыкает нос пальцами. Гермиона не решается зайти следом, что-то в голосе Пэнси не позволяет ей это сделать. Она топчется в проходе, мечется между запретом Паркинсон и собственной тревогой. Слышится мерное постукивание капель воды о каменную кладку из закрытого крана рядом с нужником из соседней камеры. Гермиона чувствует, как тошнота сильнее сжимает желудок. Ей не нравится это. Ее беспокоит то, что происходит. — Там ничего нет, — зачем-то произносит Гермиона, словно старается доказать что-то не Пэнси, а самой себе. Паркинсон не слышит ее, не хочет слышать. Она делает еще шаг вперед, не замечая, что под ногами не каменная кладка, как во всех камерах, а сырая земля, в которой утопает подошва ее ботинок. Пэнси вытягивает руку вперед, делая еще один шаг, как вдруг происходит то, что для Гермионы показалось бы невозможным в этом мире. Паркинсон испуганно делает шаг назад и почти падает, в поисках опоры цепляясь за стену, а с ее губ срывается до смерти испуганное: — Господи! Гермиона почти не может вдохнуть от внезапно сдавившего легкие ужаса, пусть и не видит того, что так сильно пугает Пэнси. Паркинсон тяжело дышит, широко распахнутыми глазами глядя на силуэт в конце камеры. Оттуда на нее тоже что-то смотрит.