Архив
То, что ей нужно. Открывает дверь украденным, скорее одолженным, ключом. Слышит шаги – охранник участка проснулся. Старается открыть дверь быстрее, создаёт лишний шум. Шаги становятся отчётливей слышны. Свет фонаря уже виден из под угла. Дверь поддаётся, Алина заходит и закрывает ее обратно на ключ. Слышит, как человек подошёл к двери, постоял, и пошел искать таких, как она, дальше. Выдыхает. Вспоминает зачем она здесь. Полицейский архив Минато– помещение больших размеров. Примерно сорок квадратов. Неудивительно, здесь находиться информация в письменном в виде о каждом более важном человеке, проживающем в Минато. Искать не приходиться, Хайтани уже была здесь ранее. Прошлая вылазка заняла более двух часов, зато она нашла документы о интересующей ей персоне. Обходит кабинет, останавливается напротив предпоследнего пыльного стеллажа. Пятый отсек, шестая папка. Отлично, все на месте. Третье досье. Изуко Ланглар Год: 1964 (37 лет) – Да ты не плохо сохранилась, – шепчет сама себе под нос, забавно ухмыляясь и корчма губы, рассматривая фото Ланглар. Все встаёт на свои места, когда взгляд падает на строки ниже. Медицинская карта Гипопитуитаризм (прекращение возраста в раннем возрасте) и из-за гипопитуитаризма шизофрения, психопатия, раздвоение личности, и так-же расстройство личности. В возрасте двадцати лет проходила псих.обследование. В двадцать один лечение закончилось. Личный врач Ланглар утверждает, что девушка не опасна для общества. – Либо врач больной, – рассуждает вслух. – Либо заплатили, – Ответ очевидно. Полиция уж слишком много не договаривает. Например то, что Изуко владеет собственным борделем, явно незаконно. А то, что девушки там несовершеннолетние, говорит уже о многом. Хайтани роняет телефон с фонарем, поднимается и читает дальше, отдаляясь от мира. Адрес есть. Фоткает, придерживая папку ногой. Тихие посторонние шаги не слышит, щелчок, оповещающий о перезарядки оружия тоже. – Стой на месте!– полицейский поднимает пушку и целиться в голову незнакомца. В Алине опознать девочку-подростка сложно. Из-за чёрной одежды, висящей на ней мешком. Худи чуть ли не доходит до колен, капюшон закрывает почти все лицо, обрезанные волосы тоже, как и медицинская, черная маска. Хайтани вздрагивает и роняет все со своих рук, на автомате поднимает их вверх с головой, и смотрит на нарушителя ее плана. Они долго смотрят друг на друга. Мужчина пытается разглядеть лицо проникшего постороннего, а Алина пытается узнать или распознать личность. – Без резких движений, сними капюшон и покажи лицо Алина понимает, что теперь выкрутиться не получится. Аккуратно, без резких движений, как и предупредил полицейский, снимает капюшон и показывает лицо. Очки съехали с носа, она не спешит их поправлять. –Боже, Хайтани, это ты, – Араи вздыхает и прячет обратно оружие. Алина сразу чувствует гору облегчение, увидев лицо парня Дарьи. Именно она ей подсказала, где следует искать информацию о Изуко. – Ты же на прошлой неделе была здесь?– спрашивает Араи. Еле живая лампа очень плохо освещает архив, иногда мигает, что ещё больше шатает его нервы. – Я не успела все найти, – равнодушно отвечает она, собрав все разбросанные досье об Ланглар. Проверяет фотографии– все что ей нужно, уже имеется. Можно и улыбнуться. – Уходи отсюда, что б больше я тебя здесь не видел, – жёстко выплёвывает Араи. Ему не нравится эта идея Дарьи. Ведь если копать издалека, то они соучастники последующих действий Ямады. А это ему ой как не надо. Араи показывает пальцем на дверь, и Алина без угрызений уходит, перед выходом поклонившись в знак благодарности. Араи недовольно цокает.***
– Так, – протяжно и довольно протягивает ярковласая женщина, проходя около девушек. Улыбается, голову задирает вверх. Помещение, точнее большой и длинный коридор, похожий на больничный, хорошо освещается. Каждая присутствующая стоит совсем нагой, с опущенной головой. Каждую привела своя дорога в это место. Путем продажи. Путем похищения. Некоторых беженок с других стран забрали ее люди прямо с аэропорта. А некоторых добровольно сдали сюда. Розария стоит в первых рядах, и относится к последнему типу. Родители посчитали чем-то достойным оказаться такой красивой девушке в этом месте. – Доча, ты у меня самая красивая, – шепчет на ушко миссис Грайс, причесывая розовые волосы дочери, средней длины. Розария смотрит в зеркало, и видит самую красивую девушку, по словам ее матери. Аккуратный носик, немного пухлые щёчки, салатовые, большие глаза. – Ты должна быть такой послушной не только со мной, – волосы уже давно причесаны и уложены, но мать не собирается останавливаться гладить ее по волосам. – Как куколка –Если они тебя трогают, то считают тебя самой красивой, – наклоняется ещё ниже, находясь впритык к дочери. – Мама у нас самая красивая, только после любимой дочки, – томно слышит Розария. Ее отец со спокойствием, смотрит за всем на кухне. У него, и у матери тускло-зеленые волосы. У Розарии же розовые с рождения. Роза знает, что она приемная, но мать каждый раз когда слышит это, награждает ее звонкой пощечиной. – Маму тоже трогали, потому что считали красивой. Роза отгоняет эти мысли подальше от себя. А могла бы – сожгла, раздавила, вырезала. Сделала бы все, чтобы забыть. Свое детство, слова своей матери, и саму мать. Да, так бы и было. Девушка знает что ее ждёт, но смириться с этим невозможно. Ее подруга или знакомая, Наоми вроде, стоит справа от неё. Им удалось обменяться словами, фразами, или может даже разговориться два дня назад. Но Роза не очень то рада новым знакомствам, да ещё и в борделе. Она надеется на чудо. Все здесь надеются на чудо. Но чудо не придет. Даже не посмотрит на них. Розария это понимает, когда кто-то в возрасте силой тащит ее в неизвестном направлении. Кидает, как тряпку в стену, не пожалев силы. Хватает ее за волосы, таскает по полу. Шипение, крики, оскорбления не улучшают ситуацию. Наоборот, хватка и удары становятся сильнее. Но Роза не может перестать кричать. И когда с нее срывают одежду, грубо трогают там, где не положено, она старается кричать сильнее. Позвать на помощь. Но все только ухудшается. Розария никогда не чувствовала себя такой приниженной. Использованной и грязной. Хотелось смыть все чужие касания водой, только здесь не было такой привилегии. Тут она всего лишь игрушка, которой можно воспользоваться и уйти с чистой совестью. Когда человек без колебаний грубо вошёл в нее, ради своих умыслов, она рвала глотку и молила остановиться. Но он не разделял ее мольб. Двигался ещё быстрее, сильнее, разрывая все внутри. Не обращал внимание даже на кровь. Роза проклинала все. Весь мир. Свою мать, своего отца, своего насильника, эту чёртову Изуко. Всех. Наверное солнце тоже. За то, что светило в окно. И только спустя час – Крики переросли в тишину, толчки стали однотонными, все вокруг почернело, взгляд помутнел. Когда человек исполнил все свои утехи, он лишь оделся и вышел, кинув напоследок «шлюха». А чего она ожидала? Извинения? Она бы их приняла? Оно бы ей помогло? Оно ей нужно? Помощи? Приняла бы она ее? И слова матери о ее красоте отдаются эхом. Девушка рвет на себе волосы. Такого ещё она не чувствовала. И никому бы этого не пожелала. Ни своим врагам, никому. Нет, она желает это одному, особенному человеку. Плохому человеку. Именно этим протухшим, как солома, желтым волосам, с зелёными и розовыми прядями. Именно этим тусклым желтым глазам. Она желает, что бы эта Изуко почувствовала это. Розария лежит на голом полу, в пустой комнате. Что мне делать? Этот вопрос убивает ее изнутри. Заставляет ещё сильнее вжаться спиной в холодный пол. И смотреть в окно на солнце, которое ослепляет мокрые глаза. Тут два выбора Принять и находится здесь дальше. Или Прыгнуть. Здесь и сейчас Роза вздрагивает. Ее глаза бешено скользят по комнате. Всегда найдется третий вариант. Но она о нем ещё пожалеет. Розария накидывает на себя белое, короткое поношенное платье, которое она не замечала ранее. Девушка думает остановиться и просто прыгнуть в окно. Но потом вспоминает свои недавние мысли. Никто не должен почувствовать это. Грайс выходит в коридор. Никого нет, но двигаться, как и дышать ,она сейчас не может. Насколько хорошие здесь стены, что в той самой комнате царила тишина, пока в каждом втором помещение слышен дикий крик. Он везде. Право, влево, вверх, вниз. Каждая кричала, и каждая молила. Особенных, кроме Изуко, не было. Розария в этом только что убедилась. Это и заставляет ее прийти в себя и точно продолжить начатое. Никто не должен это почувствовать. – Там, за углом, – шепчет Наоми, дёрнув рукой в сторону уборной. – Бутыль керосина, – ещё тише произносит она, из-за чего Розарии приходится наклониться ближе. На вопрос откуда девушка отвечает. – Моя сестра оставила для меня, – она слабо и грустно улыбается. Грайс облизывает сухие губы, сопереживающим взглядом смотрит в лицо Наоми. – Она умерла. Все как в тумане. Розария бежит по коридору, прихрамывая. Топот не старается заглушить. Уборная, дверь, раковины. Уборная, дверь, окно, раковина, пол. Может, это обман? Ничего здесь и не было? Нет, есть! Роза готова кричать от радости, когда замечает на подоконнике жёлтую маленькую бутыль. Поддаётся вперёд, хватается за вещь, как за спасательный круг. Молнией выбегает из коридора, бежит к своей двери. Только вот. Крики и стоны других кажутся громче, чем были слышны до этого. Плач был детским. Это незаконный бордель. Будь он законным, то она бы здесь ни оказалась ни в четырнадцать, ни в восемнадцать лет. Розоволосая девушка понимает, что жертв будет много, но она не может позволить ещё тысячи таким девушкам в будущем попасть сюда. Опорой становится совсем сильный визг, будто кричащий ей на ухо. – Прошу, остановитесь! Розария невольно думает, что голос незнакомки чем-то схож на ее голос. Сразу же отмахивается, переводя мысли в другое русло. Хоть когда-то курение оказалось полезным. В самодельном кармане школьной юбки, которую безжалостно разорвали, девушка находит красную зажигалку. Все обернулось ей на руку. Но может. Может я рано радуюсь? Грайс выбегает обратно в коридор, добежав до центра падает на колени. Медленно, сама не зная почему, откручивает крышку. Выкидывает ее за спину. Все содержимое выливает на пол, не пожалев ни капли. Старается не капать на себя. Все длится очень долго. Будто Розарию поместили в какой-то фильм про героизм, и поставили на медленную съёмку. Подросток на секунду думает, что мир остановился. – Эй! – окликнул девушку кто-то сзади. Роза пропустила нервный, пугливый смешок. Пусть я умру тут, но эти подонки умрут со мной. – Ты что творишь? – голос хриплый, но громкий. Противный. Здесь все противно. И поэтому Розария достает зажигалку, щелкает. Видит маленький огонек, любуется им. Затем медленно опускает руку вниз, к луже, не пошевелив корпусом. Мир и вправду остановился. Только я и зажигалка. Все. – ЭЙ! Крик мужчины стал спусковым крючком. Розария рванула с места, отпустив с рук огонек. Чувство адреналина ударило в голову, выбив все мысли. Крики, вопли, пули, гул сигнализации. Мгновение, и люди Изуко стреляли во всех, без разбора. Розария повернула голову. Огонь моментально окутал весь коридор второго этажа. В глазах мимо пробегающих людей отражался красный свет. Зрелище зачаровывающее. – Вау Паника, как и огонь, окутала всех. Кто-то оказался в эпицентре пламени. Чье-то безжизненное тело упокоилось на полу. Кто-то кричал, после чего сразу получал пулю в спину. А Кто-то прыгал в окно, чтобы спастись. Блять, окно. Грайс подбегает к разбитому панорамному окну, и смотрит вниз, примерно прикинув количество сломанных костей. Позади свистят пули, женские крики. Все что угодно. У девушки все смешалось в голове. Из-за дыма невозможно было что-то разобрать невооружённым глазом. Ещё немного, и пламя коснется ее босых ног. Кисти рук девушки дрожат, отталкивающие мысли лезут в голову и отдаются громким звоном в ушах. Она закидывает ногу на подоконник, подтягивается. Мысленно считает обратный отсчёт, пытаясь успокоить и убедить себя в правильности своих действий. Одна мысль о том, что от нее сейчас в огне умирают люди, разрывает на части. И раз. И два. И. – Розария! – слышит до боли знакомый голос, заставляющий ее остановиться и медленно повернуться назад. Наоми лежит на полу. На руках и на ногах виднеются синяки и глубокие порезы. Лицо избито, и возможно вывихнута рука, которая тянется к ней. Наоми с трудом ее поднимает выше. Глаза жалобно, с надеждой смотрят на неё. Наоми видит в Розе свое спасение. Силуэт Розы освещает солнце. Розария испытывает чувство дежавю. Ещё несколько секунд стоит в ступоре, теряя драгоценное время. На ногах Наоми появляются ожоги. Она мне никто. Свист пули и немой крик казался самым громким, среди остальных. Розария находится в своем омуте. Когда она пытается устремить последний взгляд на Наоми, то испуганно вздрагивает, начав истошно кричать, сливаясь с остальным здешним шумом. Наоми лежала в луже из своей крови, вытекающей из раны на груди. Пуля вошла и вылетела. Ее поднятая рука со стуком, который не слышит никто, кроме Розы, падает на пол. Взгляд безжизненной пары глаз будто смотрит на нее. Наоми мертва, а убийца направляется прямо к кричащей девушке. Розария позже благословит блондинистую макушку, которая ударила железной трубой вооруженного мужчину. Незнакомка это сделала не ради нее. Не посмотрев на розоволосую бестию, она без колебаний бежит и прыгает в соседнее окно, пробив стекло. Роза наклоняется посмотреть. Блондинка жива, и на удивление подростка, встаёт и бежит ко дворам. Розарии следует пойти за ней. Отходит от окна, насколько позволяет огонь, разбегается и прыгает вниз. Рукой прикрывает лицо, ноги старается поджать под себя. Столкновения проходит болезненно, но Розария на лучшее и не надеялась. Блондинка уже давно убежала от этого ада. Но Розария не спешит встать на ноги и продолжить начатый побег. Трясется, костяшки рук разбивает в кровь об асфальт. Как и коленки. Подол платья снова разорвался. Крики не утихают, а горло болит. До Розы не сразу доходит, что кричит и в истерики валяется именно она. Вокруг нее лежат трупы всех убитых в этом месте людей. Она в центре всего этого, живая. Слышит голоса, хотя понимает, что их здесь нет – Зачем?!– сквозь рыдания обращается к ней совсем молодая леди. Скулит и корчиться, ноги выворачиваются. – Ты убила моего ребенка! – скулит старая женщине на коляске, и смотрит на Розарию, что свернулась комочком. – Моя сестра Брежу, брежу, брежу. Я спасла их. Они бы умерли в гораздо худших мучениях. Некоторые освободились. А некоторые обрели будущее, о котором мечтала каждая попавшая сюда девушка. – Она была совсем ребенком... – Моя сестра оставила для меня, – она слабо и грустно улыбается. Добрый вид Наоми и такая грустная улыбка заставляет Розу кричать сильнее и выдирать волосы, задыхаться и видеть галлюцинации. – Сестра оставила эту бутыль для меня. Для меня. Это все было провернуто не только для спасения Розарии, а для самой Наоми. Ее сестра думала именно о спасении Наоми, а не Розы. А Розария чувствует себя последней тварью. – Беги. На улице стемнело, а Розария лежит на земле в пустом переулке. Платье разорвано, на руках и ногах опухшие синяки и царапины. Костяшки рук разбиты в кровь. Бровь рассечена. Смотрит вдаль, на большой сгусток дыма от пожара. Разгорелось все здание, пожарные ещё пытаются потушить его. Девушка слабо улыбается. Наоми была самой доброй девушкой, а Роза самой ужасной. – Надеюсь ты сможешь меня простить. Шепчет в пустоту. Слезы уже не получается сдерживать. Голос сорван, горло все ещё болит. Пустые громкие шаги оповещают о человеке в переулке. Розарии неинтересно кто он. Да хоть какой-то там опасный маньяк-насильник, хуже уже быть не может. Шаги стихают, а Роза шумно выдыхает. – Вам помочь? Девушка медленно поднимает голову на незнакомку, примерно двенадцати-четырнадцати. лет. Высокая, стройная, фиолетоволосая девушка. Что то похожее на альт, но язык не поворачивается ее назвать альтушкой только из-за прически и макияжа. Фиолетовые волнистые волосы полностью закрывают левую часть лица, и немного уложены вверх у подбородка. Остальная часть выпрямлена, и находиться сзади. Взгляд тяжёлый, под глазами синяки. Но вполне обеспокоенный взгляд. Глаза сиреневые. Красивые. Розария кивает, а девушка кладет пакеты с продуктами на асфальт, и спешит закинуть тело подростка себе на спину. Розария отключается.