Любовь с привкусом смерти

      В этом году лето было воистину знойным. Обычно первые шесть недель были довольно дождливые, но в августе тяжёлые свинцовые тучи рассеивались, являя всем яркий диск солнца. В этот раз всё было иначе — с марта на землю не упала ни одна капля дождя, словно боги решили покарать людей за все их проступки. Постоянная аномальная жара утомляла не только высший класс, но и простых крестьян. Работать под гнётом неумолимого солнца было невыносимо: из-за обильного потоотделения организм быстрее обезвоживался, работать в полностью закрытой одежде и амигаса было сложно. Ткань всего за пятнадцать минут становилась мокрой, но хуже всего был запах пота, который невозможно было убрать даже после нескольких стирок. Однако работать без защиты было нельзя — велик шанс получить серьёзный ожог и тепловой удар.       Детскому приюту в селе Синсиноцу было тяжелее всего. Двадцать пять детей и один воспитатель с трудом сводили концы с концами, лишь земледелие помогало им выжить в этом суровом мире. В основном они выращивали дайкон, потому что он не требовал особого ухода, надо было только своевременно поливать; листья шисо, которые девушки из соседней деревни просто обожали, считая, что эта зелень поможет им сохранить упругость и цвет кожи; и немного картофеля, который тоже был не особо прихотлив и всегда дарил прекрасный урожай. Обычно полученных овощей и зелени хватало на целый год, учитывая, что, помимо собственного потребления, часть шла на продажу или обмен с другими крестьянами. Но не в этот год.       Неумолимое солнце заставило землю полностью высохнуть и даже покрыться трещинами; и сколько бы взрослые и дети не пытались насытить землю — всё было зря. Хоть урожай и не погиб полностью, но его количество было ничтожно мало. Одному человеку и удалось бы прожить, но их было двадцать шесть. Что делать дальше, воспитатель даже не знал.       К сожалению, беда не приходит одна. Вскоре неизвестная хворь подкосила практически всех в детском приюте. Сначала заболели самые младшие — у них поднялась высокая температура, появились головокружение и тошнота. Эти симптомы были похожи на тепловой удар, поэтому сначала никто ничего не заподозрил. Воспитатель приказал детям отдыхать, много пить и выходить на улицу только на закате, и только через неделю понял, что всё куда серьёзнее. За это время на их коже появились маленькие язвочки, которые сильно кровоточили и чесались — они покрывали полностью всё тело, в том числе и лицо. Идзуми, прибывшая совсем недавно в этот приют вместе со своими двумя братьями — младшим Текуми и старшим Кэтсу, вызвалась добровольцем для помощи больным.       Господин Иоши, воспитатель, всячески пытался препятствовать распространению болезни, поэтому дом был поделён на карантинную и жилую зону; нарушение правил жестоко каралось, да и дети не особо хотели навещать своих больных друзей, видя их страдания и болезненный вид. Но потом заболел и сам Иоши. У него была настолько высокая температура, что мужчина даже не понимал, где находится. Он метался на старом футоне, весь в поту, и что-то неразборчиво шептал. Идзуми постоянно находилась рядом с ним, делала компрессы из прохладной тряпки, поила отваром из трав и следила за состоянием, боясь ухудшения.       Дети, потеряв единственного наставника и опору в их жизни, впали в истерику, но Кэтсу, старший брат Идзуми и Текуми, а по совместительству и самый старший в детском приюте — ему было семнадцать лет, взял на себя обязанности воспитателя. Он руководил малышами, поддерживая в доме порядок и пытаясь разобраться с урожаем и дальнейшим выживанием. Он решил продать всю зелень, потому что срок её хранения был сильно ограничен, и часть дайкона, а другую часть оставить приюту, как и всю картошку. Так что рано утром, когда небо ещё было тёмным, а линия горизонта едва окрашивалась в розоватые оттенки, они вставали, чтобы набрать воды из почти пересохшей реки и полить небольшой урожай. Сделать это надо было быстро, до того, как солнце озарит своими лучами окрестности — в противном случае вода испарится раньше, чем успеет дойти до корнеплода. Потом, прячась от жары в доме, Кэтсу учил детей вырезать из дерева оберег усудори, считалось, что он заберёт всю ложь и секреты и в своей песне превратит их в правду и наставление. Именно этот оберег был прост в создании и пользовался популярностью как среди молодёжи, так и среди старшего поколения.        Идзуми и Текуми тоже не остались в стороне, будучи мотивированными старшим братом, они взяли на себя лечение малышей и единственного взрослого. Сначала Кэтсу был против, опасаясь, что его родные тоже подцепят эту хворь. Случись что с ними, он бы никогда себя не простил, но сестра была настойчива.       — Братик, посмотри на них. — Идзуми специально открыла сёдзи пошире, чтобы показать всех детей, которые мирно лежали на полу. Из-под тонкого одеяла виднелись забинтованные руки, грязные из-за сочившихся кровью ран. На них нельзя было взглянуть без слёз: обессиленные, не евшие несколько дней и все в язвах, часть которых отлично была видна на открытом лице. У них не было сил сопротивляться хвори, и только Идзуми верила, что сможет их спасти. — У меня есть ты и Текуми, а у них никого, кто бы смог позаботиться о них. Без моей помощи они умрут.       Десятилетняя девочка смотрела на своего старшего брата таким серьёзным взглядом, что тот впервые решил уступить. В её душе ярким огнём пылала вера в лучшее будущее, даже тяжёлые удары судьбы не сломили её дух. Это поражало даже его, ведь им руководила не вера и желание стать лучше, помочь другим, а банальный страх. Кэтсу до дрожи в коленях боялся потерять своих брата и сестру, эту крышу над головой и хоть какую-то еду. Этот приют, эти люди были всего лишь шансом выжить в этом жестоком мире.       — Всех не спасти, милая. — Кэтсу устало прикрыл рукой глаза, уже заранее представляя реакцию сестры, когда умрёт первый ребёнок.       — Я уже давно не маленькая. — В её голосе звучало спокойствие, так не свойственное в этом возрасте. — Если я не смогу их спасти, то хотя бы облегчу страдания.       Повисло молчание. Кэтсу долго и внимательно смотрел на Идзуми, пытаясь отыскать во взгляде блеф или страх, а в позе неуверенность, но девочка стояла, словно скала, будучи верной своим убеждениям. «Такая маленькая, а так по-взрослому поступаешь», — подумал он, наконец, принимая для себя тяжёлое решение.       — Хорошо. Но не пускай туда Текуми — по возрасту он в зоне риска, — сдался брат. — И чтобы не вздумала сама заразиться. Не трогай грязными руками лицо, не три глаза и мой их по несколько раз с мылом. Поняла?       — Спасибо, братик!       После этого разговора прошёл почти месяц, август подходил к концу, а солнце всё продолжало нещадно высушивать водоёмы и землю, уничтожая всю зелень вокруг и усложняя жизнь не только людям, но и птицам, и зверям. Но были и хорошие новости: воспитатель первым пошёл на поправку, но восстанавливался дольше всех. У него больше не было температуры, язвочки все зажили, но остались глубокие следы, похожие на шрамы. И, казалось бы, болезнь проиграла этот бой, вот только Иоши больше не мог так много работать, как раньше; от физического труда у него начинали болеть суставы, а ноги подкашивались из-за судороги. Видимо, последствия хвори.       Дети тоже шли на поправку. Они были активные, полные сил и постоянно рвались в бой: то помочь урожай собрать, то воду принести. Но Идзуми не позволяла им покинуть зону карантина, потому что у многих всё ещё была воспалена кожа. Не каждый из них мог вынести постоянный зуд, поэтому они часто расчёсывали язвочки, покрытые коркой. Из-за этого заживление происходило крайне медленно, однако стоит отметить, что у них не было судорог и ломоты в костях, как у воспитателя.       К сожалению, не все дети выжили — большая часть, как и предполагал Кэтсу, умерли. Но стоит отдать должное — Идзуми сдержала своё слово и всячески старалась облегчить их страдания. Даже Текуми мастерил для них игрушки из гибких веток и толстых стеблей растений, чтобы хоть немного порадовать.       — Простите, что взвалил на вас свою работу. — Иоши низко поклонился Кэтсу и Идзуми. — Я должен был беречь вас, защищать и кормить, а вместо этого обрёк на страдания.       — Прошу вас, встаньте! — Брат с сестрой, не сговариваясь, одновременно поклонились в ответ воспитателю. — Вы приняли нас, когда мы были на грани обморока от голода. Дали воду, еду и крышу над головой. Вы спасли нас, и это меньшее, чем мы могли отблагодарить вас.       — Мы же семья, — сказала Идзуми и засмеялась, прикрыв глаза. — По-другому нельзя.       Кэтсу потрепал сестру по голове, растрепав тёмные волосы по макушке, Иоши же посмотрел на девочку с благодарностью. Он организовал приют несколько лет назад, принимая детей, от которых по разным причинам отказались родители, и всячески старался подарить им заботу и внимание. Но впервые кто-то произнёс, что они «семья». Это слово поразило его как гром среди ясного неба, проникая под кожу и растворяясь в крови, даря такое приятное тепло в груди. Ведь Иоши и правда хотел создать крепкую и большую семью, которой сам был лишён. Но это была не единственная причина всех его действий, была ещё одна, спрятанная глубоко внутри, о которой он никогда не расскажет — искупление смертного греха. Его душе уготовлено попасть в мир адских существ и быть подверженной тяжёлым мучениям, поэтому ему хотелось хоть как-то искупить вину.       — Сегодня я с малышнёй отправлюсь в соседнюю деревню, — Кэтсу попытался сменить неловкую для него атмосферу. — Попытаюсь продать часть картофеля.       — Я пойду найду Текуми, — смущённо улыбнувшись, сказала Идзуми. Они ничего не смыслила в торговле и расчётах, которые вели взрослые, поэтому решила провести свободное время с пользой.       Она даже не услышала ответ, потому что слишком быстро с хлопком закрыла сёдзи. Младший братик последнее время очень скучал, ведь раньше они постоянно были вместе, а сейчас Идзуми всё чаще пропадала в карантинной зоне или у реки, стирая грязную одежду, пропитанную пылью и потом, и окровавленные бинты. Малышей, с которыми он мог играть, осталось не так много, и то они пока ждали полного выздоровления. И вот наконец-то у них было свободное время и они могли насладиться обществом друг друга.       Увидев сестру, Текуми громко закричал: «Идём на речку!» — сопротивляться было невозможно, да и не особо хотелось. Было утро, воздух ещё не прогрелся так сильно, а солнце не пекло незащищённую кожу — идеальное время, чтобы искупаться. Поэтому, весело смеясь, они покинули территорию приюта, не забыв закрыть калитку на щеколду, чтобы другие дети не выбежали в лес. Можно было, конечно, их позвать с собой, но так хотелось хоть немного побыть наедине с младшим братом. В последнее время Идзуми завалила себя работой, постоянно пропадая в карантинной зоне, на кухне или у реки за стиркой. Пока Кэтсу был занят урожаем и его продажей, ей хотелось хоть немного облегчить столь тяжёлую ношу. Лишь когда Иоши пошёл на поправку, у неё появилось больше свободного времени.       Лес встретил их весёлым щебетанием птиц и лёгким тёплым ветерком, из-за чего волосы и полы одежды слегка колыхались. Отовсюду доносились приятные ароматы полевых цветов, растущих вдоль тропинки, и нагретой коры деревьев, так сильно напоминающие о родном доме. Текуми, восхищаясь природой, бегал от одного цветка к другому, пытаясь догнать ярко-жёлтую бабочку. У них будто была какая-то игра: насекомое то приближалось совсем близко к мальчишке, едва касаясь своими тонкими лапками его курносого носа, то стремительно улетала в сторону, то застывала на месте, будто приглашая следовать за ней. В этом был весь Текуми — он с детства обожал всё живое, даже страшных многоножек и противных червяков. Опасаясь, что люди раздавят их, он всегда смело брал их в руки и переносил в более безопасное место, где люди не смогли бы их в отвращении прихлопнуть ногой.       Смеясь и весело разговаривая, они вышли к обмелевшей реке. Воды заметно поубавилось, позволяя рассмотреть иссохшие под гнётом жаркого солнца берега, покрытые толстой сеткой трещин. Вид был такой же печальный, как и смрад, витавший вокруг. Всему виной были дохлые рыбины, валяющиеся неподалёку, и толстый слой тины, что начал тухнуть из-за слишком высокой температуры. Однако это всё не омрачило пыл детей — Текуми быстро расправился со своей одеждой и устремился прямо в воду. Идзуми не стала раздеваться, решив просто помочить ноги, ведь её целью было не искупаться, а провести время с братом.       Иногда она думала: а правильно ли они поступили, что покинули отчий дом и родителей? Ведь у них была крыша над головой, еда и хоть какие-то планы на будущее и осознание, что делать. Но теперь, смотря на улыбающегося брата, который впервые был без гематом и кровоподтёков, Идзуми поняла, что всё было не зря. Они должны были пройти столь долгий путь, голодные и сильно уставшие, чтобы суметь оценить то спокойствие, которое им подарил приют. Пусть будущее было не предопределено, но зато все вместе; и в их жизни больше нет слёз и страха друг за друга.       «Я больше не позволю, чтобы кто-то причинил тебе вред», — думала Идзуми, наблюдая, как Текуми бегал по реке, которая из-за засушливого лета едва доставала ему до колен. Он постоянно спотыкался и иногда специально брызгал водой на сестру, заливисто смеясь из-за её реакции. Она специально реагировала слишком ярко: громко кричала, убегала и просила остановиться. Так они провели несколько часов; лишь когда солнце было в зените, поспешили спрятаться в тени деревьев. Уходить не хотелось, поэтому они молча лежали прямо на земле, наблюдая за проплывающими мимо пушистыми облаками.       — Я скучаю по маме с папой, но мы же не вернёмся домой? — Такой тихий, наполненный печалью, голос заставил Идзуми вздрогнуть и посмотреть на неожиданно загрустившего брата. Видимо, не одна она вспомнила сегодня об их доме.       — Нет, мы останемся в приюте. Тебе же тут нравится? — Идзуми осторожно дотронулась до золотистых вьющихся волос брата. Он единственный из них троих пошёл в отца — светлые волосы, курносый нос и светло-карие глаза с зелёными крапинками. Полная противоположность старшим.       — Да. Я не хочу домой. Не хочу, чтобы меня снова били, — нехотя произнёс Текуми. — Иоши добрый, он постоянно хвалит меня.       — Потому что ты и правда большой умничка. — Идзуми притянула брата к себе и крепко обняла, поглаживая его по худенькой спинке, ощущая ладонью каждую косточку. — Не волнуйся, теперь мы сами хозяева своей судьбы. Я больше никогда и никому не позволю сделать тебе больно.       — Я очень тебя люблю, сестрёнка, — сказал малыш, лишь сильнее хватаясь за края женского кимоно. Тело его начало слегка подрагивать, Идзуми сразу поняла — брат плачет.       Она не стала его сразу успокаивать, давая возможность освободить свою душу от негативных эмоций и чувств. Поглаживая его по спине и волосам, девушка тихо шептала ему: «И я тебя люблю, мой хороший. Вы с Кэтсу — моя жизнь, я люблю вас больше всего на свете». Впору самой было заплакать, ведь сердце разрывалось от тоски по родителям и в то же время страшилось будущего, но только надо было быть сильной. Ради братьев; ради себя… Поэтому, когда Текуми поднял на неё красные от слёз глаза, Идзуми тепло улыбнулась и вытерла мокрые щёки ладошками.       — А теперь идём домой. Там уже, наверное, все пообедали.       — Идём, сестрёнка! Ты бы знала, как я проголодался!

***

      Путь домой прошёл спокойно. Текуми, совсем позабыв, что ещё недавно заливался горькими слезами, носился по тропинке, иногда срывая полевые цветы, растущие неподалёку. Он что-то весело рассказывал про своих друзей и их планы на третий понедельник сентября, который неумолимо приближался. Идзуми лишь улыбалась, любовалась природой вокруг, вдыхая неповторимый аромат летнего леса, и наслаждалась последним выходным. Вскоре придётся вернуться к своим повседневным обязанностям: сбору оставшегося урожая, уборке и подготовке небольшого подвального помещения, где будут храниться их запасы.       — Это тебе! — Текуми протянул сестре небольшой букетик вкусно пахнущих цветов. Все они были разные по размеру, а кое-где даже виднелись корешки, однако это совсем не портило подарок. Вместо ответа Идзуми нагнулась и легонько поцеловала в благодарность брата в щёку. Тот сразу покраснел и быстро отвернулся, чтобы не показывать, насколько это его смутило.       Впереди показался знакомый забор, но что-то было не так — калитка была слегка открыта. А ведь у них в приюте было правило: обязательно закрывать все двери, чтобы малышня, решив поиграть, не убежала слишком далеко и не заплутала в лесу. Пока Текуми бегал где-то поблизости, срывая ярко-жёлтые цветы, которые, по его мнению, должны были отлично дополнить букет, Идзуми приоткрыла дверцу — раздался противный скрип — а потом букет цветов упал на землю.       — Эй, ты чего? — недовольно произнёс брат, увидев, что цветы, которые он так усердно собирал всю дорогу, валялись на земле.       Идзуми не знала, что ответить. Она лишь быстро закрыла калитку, чтобы Текуми не увидел то зверство, что творилось у них на заднем дворе. Высохшая земля и жухлая трава была покрыта пятнами крови, но страшнее всего было увидеть трупы товарищей, с которыми совсем недавно завтракала и давала наставления. Их тела были изуродованы, конечности неестественно вывернуты; кто же совершил такое зверство? Мир вокруг пошатнулся, и пришлось ухватиться за забор, чтобы не упасть. Желудок болезненно сжался, но пришлось подавить рвотный позыв, чтобы жертв не стало ещё больше.       — Текуми, милый, — Идзуми опустилась на колени перед хмурым братом, — ты сейчас должен мне кое-что пообещать. Ты должен выполнить одно важное поручение.       — Что-то случилось, сестрёнка? — взволнованно спросил он, уловив нотки паники в голосе сестры.       — Случилось, милый, случилось, — Идзуми гладила брата по волосам, осматривая столь юное и прекрасное лицо, пытаясь запомнить каждую черту. — Ты же хочешь помочь своим друзьям?       — Хочу, — отозвался Текуми, ещё больше хмуря свои брови, — но я не понимаю…       — Беги к соседнему участку. Он всего в десяти километрах от нас. Там живут старики, ты их должен помнить — именно они накормили нас и отправили к Иоши. Скажи им, что у нас случилась беда, и пусть вызовут подмогу.       — Беда? Какая беда? — воскликнул Текуми. Пришлось закрыть ему рот ладонью, чтобы никто не услышал их.       — Пообещай, что ты сейчас же побежишь к ним и ни за что не вернёшься. — Идзуми протянула мизинец брату. — Клянись.       — Клянусь. — Он был растерян, но всё равно сцепил мизинцы с сестрой, тем самым закрепив клятву.       — А теперь беги! Беги и не оглядывайся. Позови сюда взрослых. — Идзуми крепко обняла брата, а затем посмотрела в его глаза и тихо произнесла: — Я так тебя люблю, брат. Вы с Кэтсу самое важное в моей жизни. Помни об этом. А теперь беги. Беги за помощью.       Текуми нерешительно кивнул, а затем сорвался с места, вновь скрываясь в лесу. Идзуми отвернулась, чтобы брат не видел её слёз. Всё внутри просто парализовало от страха — дышать было трудно, словно чья-то невидимая рука сдавила горло; сердце колотилось внутри так быстро, что, казалось, вот-вот остановится от такой нагрузки. Хотелось бежать без оглядки, но что-то внутри не позволяло этого сделать. Страх за старшего брата был сильнее желания спасти свою жизнь. Она просто не могла бросить его; не смогла бы жить с осознанием, что не помогла.       Поэтому, открыв потными руками калитку, Идзуми осторожно прошла внутрь, стараясь не смотреть на изуродованные трупы, пока в голове набатом были слышны удары сердца. Внутри дома слышалась какая-то возня, но лучше бы она не смотрела внутрь. Увиденное вызвало шок — весь мир просто рухнул в одночасье, разбиваясь на множество осколков. Все краски вдруг померкли, а чувства испарились; приветливое яркое солнце перестало греть, а день больше не казался таким прекрасным. Идзуми пошатнулась и, не имея никакой опоры, рухнула вниз. Упираясь руками в деревянный пол, она очищала желудок, захлёбываясь в слезах и выходившей желчи. Желудок скрутило от боли, но это было ничто по сравнению с разбитым сердцем.       Заходя в дом, любой человек сразу оказывался в большой комнате, служившей местом для отдыха, собраний, игровой и столовой. Здесь был большой стол, множество игрушек, вечно разбросанных на полу, обереги, которые дети делали на продажу, и множество стеллажей с книгами, записями и свитками. Сейчас же это всё было сломано, залито кровью и беспорядочно валялось на полу. А рядом, словно поломанные куклы, лежали дети, за которыми ещё недавно ухаживала Идзуми, стараясь избавить их от хвори. Повсюду были разбросаны тарелки, остатки еды и деревянные палочки — видимо, сюда пришли, когда был обед, застав всех врасплох.       Неожиданно раздался громкий крик. «Кэтсу!» — подумала Идзуми и, спотыкаясь об полы своего кимоно, бросилась на звук. Картинка вокруг замылилась от слёз, пришлось несколько раз моргнуть, чтобы увидеть ужасающую реальность: старший брат держал в руках мотыгу, которой они вспахивали землю, и оборонялся от человека в чёрном длинном кимоно, расшитом золотыми нитями. На ткани виднелась прекрасная вышивка в форме золотого дракона, широко открывшего пасть. Его длинные рыжие волосы были перевязаны чёрной лентой, под цвет одежды, и затянуты в высокий хвост на затылке. Идзуми могла поклясться, что никогда не видела этого человека прежде.       Тут Кэтсу увидел младшую сестру и что есть мочи закричал: «Беги! Убирайся! Спасайся!», и сразу же бросился на мужчину, пока тот не успел как-то отреагировать. И только в этот момент она увидела, что брат защищал маленькую девочку, испуганно жавшуюся к мёртвому телу её лучшего друга. Пока завязался бой, надо было воспользоваться моментом и убежать вместе с малышкой. «Нельзя дать ей погибнуть! Нельзя!» — думала она, подбегая к девочке и хватая её за руку. Та отвернулась и, испугавшись, громко закричала, но потом быстро узнала голос Идзуми и сама бросилась на шею, громко плача.       — Бежим, Марико! — Схватив девочку за руку, они бросились к ближайшему коридору, ведущему в спальные помещения. Казалось, вот оно — спасение, но откуда ни возьмись перед ними появился незнакомец. Усмехаясь над детьми, он наклонил голову набок, будто увидел что-то интересное. Идзуми спрятала за себя Марико, хотя сама дрожала от страха. Смотря в нечеловеческие глаза с вертикальным зрачком, как у козла, видя острые клыки, подходящие больше для дикого плотоядного зверя, она с ужасом поняла, что ей не спастись. Перед ней стояло само порождение тьмы, несущее в себе только смерть и разрушения.       Они обречены. Обречены! Обречены! Обречены… Им не спастись, не спрятаться...       Раздался громкий щелчок пальцев, и плачь позади резко затих. Ткань кимоно медленно пропитывается влагой, а по рукам стекает что-то тёплое и вязкое; Идзуми подняла свои руки, с которых капала кровь, и застыла.       — Какие же вы, детишки, смешные, — усмехнулся незнакомец, неопределённо махнув рукой. Его голос был таким спокойным, будто всё происходящее здесь — это не убийства, а какая-то извращённая игра. — Вечно пытаетесь сопротивляться, хотя у вас кишка тонка дать достойный отпор.       Мужчина схватил Идзуми за кимоно и с лёгкостью поднял в воздух, словно та была обычной деревянной куклой.       — Я чувствую ваши кровные узы. — Он потянул носом, будто бы учуял нечто вкусное, и улыбнулся. — Брат и сестра, я полагаю?       Страх сковал всё её тело, но Идзуми отчаянно хотела спасти Кэтсу, дать ему хотя бы шанс. Поэтому схватилась за широкие рукава чужого кимоно и громко закричала:       — Братец, беги! — После этих слов она мазнула рукой по лицу незнакомца, пачкая его глаза в крови, а затем изо всех сил принялась махать руками, царапая бледную кожу ногтями. — Беги! Что ж ты стоишь!       Но Кэтсу не убегал, он в ужасе застыл — его ноги будто бы приросли к полу. Она видела его остекленевший взгляд, широко раскрытый рот и высоко вздымающуюся грудь. Брат плакал, но так и не смог заставить себя сделать хоть шаг. Убийца тем временем откинул девчонку в сторону и громко засмеялся, будто бы происходящее доставляло ему истинное удовольствие.       Удар для Идзуми вышел весьма болезненный — своим телом она проломила сёдзи и упала прямо в кладовку на садовые инструменты. В глазах потемнело от боли, но ей не дали опомниться и тут же подняли за волосы, прислоняя к шее что-то острое.       — Мне убить эту мелкую дрянь? — спросил мужчина у Кэтсу, но тот по-прежнему не проронил ни слова. Он смотрел куда-то в сторону, сквозь стены, поглощённый животным ужасом и отчаянием. Тогда незнакомец слегка надавил лезвием на кожу, оставляя неглубокий порез. Затем порезал щёку, за левым ухом, потом опять вернулся к шее. — А знаешь, этот кинжал отравлен. Яд уже проник в её кровь, а быстрое сердцебиение лишь способствует его распространению по организму. Она умрёт медленно и мучительно, прямо как ваш наставник, которого я убил самым первым.       Идзуми в ужасе дёрнулась, из-за чего лезвие вошло в мягкую плоть сильнее, чем планировал мужчина.       — Если ты попросишь меня, я убью её быстро. — Замахнувшись, он резким движением вонзил нож в предплечье и опустил руку вниз, оставляя глубокий и длинный порез. Идзуми закричала и начала вырываться. Горькие слёзы катились по её щекам — доказательство её слабости. — Ну что, неужели тебе не жалко сестру? Не хочется её спасти? Покромсать меня на кусочки? — Незнакомец вновь занёс кинжал, а затем раздался громкий, проникающий в подкорку мозга крик боли, когда у Идзуми появилась новая рана от левого плеча до правого бока.       — Не тронь мою сестру! — Раздался отчаянно громкий голос мальчишки, до боли знакомый.       Идзуми подняла заплаканные глаза, видя, как к ним приближается Текуми. В его руках кухонный нож, который Иоши использовал для разделки туш животных, и он намеревался вонзить его по самую рукоять в незнакомца, терзающего его любимую сестрёнку. Этот ребёнок, такой маленький, хрупкий и ранимый, стремительно приближался. В его глазах горела злость, совершенно затмевая страх, и он готов был выплеснуть её всю, чтобы спасти свою семью. Чтобы защитить тех, кто был дорог его сердцу, о ком плакала его душа.       Незнакомец замешкался, не ожидая от мальца такой прыти, поэтому Текуми удалось нанести ему удар прямо в живот. Сталь вошла как в масло — по самую рукоять.       — Ты чудовище! — выкрикнул он, отбегая назад. — Отпусти мою сестру, а не то я убью тебя!       Мужчина улыбнулся, а затем и вовсе расхохотался.       — Хочешь сестру? Так забирай! — он вонзил кинжал ей в область ключицы и кинул к ногам брата. Он вновь потянул носом, словно учуяв что-то вкусное, и на его лице отразилось искреннее удовольствие. — Кровные узы… Семья…       Идзуми тем временем свалилась на пол, лишь тихо простонав от боли. Силы медленно покидали её тело, а жизнь утекала как песок сквозь пальцы. Раны будто бы горели огнём, но это было ничто по сравнению с тем, что она чувствовала внутри. Горько было осознавать, что не смогла сдержать обещание; не смогла защитить их. Она обещала им лучшую жизнь, а что в итоге?       Незнакомец в это время вытащил кухонный нож и откинул его в сторону, продолжая смеяться.       — Вы так меня повеселили! Эй, старший, обещаю пощадить одного из них, если ты ещё раз со мной сразишься!       Но Кэтсу продолжал не реагировать на происходящее вокруг. Он будто бы был в своём мире, закрывшись от всего того хаоса, что царил вокруг, всей боли и предстоящей гибели.       — Я… я дам тебе отпор. — Идзуми медленно поднялась на ослабевших руках, а потом, пошатываясь, встала во весь рост. В глазах двоилось, каждое движение отдавалось болью, но она обязана выполнить свою роль старшей сестры. Обязана выполнить клятву, данную ими тремя в лунную ночь, перед тем, как навсегда покинуть их родной дом. — Я сражусь с тобой, а потом ты можешь убить меня, порезать на кусочки или забрать мою душу. Делай со мной что хочешь, но отпусти младшего брата.       — Договор!       — Текуми! Беги! — Сестра обернулась к брату, с трудом сдерживая слёзы. Её голос дрожал, но она продолжила говорить: — Живи ради нас. Ради меня. — Видя, что ребёнок рыдает и стоит на месте, она срывается на крик: — Беги и не останавливайся! Я люблю тебя, помни это!       Видя, что брат наконец-то уносится прочь, Идзуми вытащила кинжал из своего тела и бросилась на мужчину. Необычная сила поднималась откуда-то из живота, быстро охватывая всё тело — вскоре боль отошла на задний план, кровь будто бы перестала сочиться из ран. На смену страху пришло жгучее желание защитить родных людей. Оно придавало мощи и будто бы подсказывало, что делать. Крепко сжимая в руке кинжал, она наносила один удар за другим. Её движения стали чёткими, хотя никогда раньше ей не доводилось не то что участвовать в бою, даже драться с кем-то.       Такой натиск удивил даже мужчину. Он хоть и уклонялся, но всё равно получил несколько ран — совершенно несерьёзных, но само их наличие доказывало, что перед ним удивительный ребёнок.       — Ты мне больше не нужен. — Незнакомец сделал взмах рукой, и невидимая волна будто отшвырнула Кэтсу в сторону. Тот сломал стену, врезаясь в книжный шкаф, который тут же упал на него.       — Братец! — закричала Идзуми, намереваясь броситься к Кэтсу, но именно в этот момент её тело пронзила острая боль, заставляя упасть на землю.       — Кажется, яд наконец-то достиг твоего сердца. Как жаль, — притворно грустно произнёс мужчина. — Какая жалость, а я так надеялся поиграться ещё немного!       Вся энергия, которая так неожиданно наполнила тело Идзуми, так же резко испарилась, заставляя вновь испытать чудовищную боль. Вот только теперь она не могла даже пошевелиться, тело будто онемело.       — Можешь пока понаблюдать за своим мёртвым братцем, а я пойду прикончу младшего. — Глаза Идзуми широко раскрылись: у них ведь был уговор! Незнакомец усмехнулся и, перешагнув через неподвижное тело девочки, произнёс: — Демоны врут. Запомни это.       И она запомнила это, как и горечь от потери близких людей, безысходность и невозможность сделать хоть что-то, ту жгучую ярость, непонимание: «За что им это?» и обиду. Идзуми запомнила это так же чётко, как и палача, решившего погубить невинные души в этот ясный и солнечный летний день.