Бездна, которая смотрит в ответ в смешанной технике

Неделя проверочных свалилась как снег на голову и чуть не похоронила их всех, отодвинув на задний план остальные проблемы, переживания и даже Маску. Ее злобный оскал уже не казался таким пугающим. Во всяком случае, после того, как Арамона выдал им двадцать семь вариантов теста и все полтора часа, что они его писали, широко улыбался и не сводил взгляда с группы. Если бы можно было засудить человека за психологическое давление, то Ричард после такого экспириенса обязательно бы это сделал. Но времени на это не было. Буквально следующей парой стояли три подряд семинара у Алвы, что делало больно не только морально. И в таком режиме – вся неделя. К пятнице Ричард чувствовал себя выпотрошенным, а к вечеру еще и одной ногой в могиле. Второй, кстати, тоже. Ему хотелось только одного – добраться до кровати и уснуть часов так на семнадцать-восемнадцать. И молиться, чтобы завтра его не настигла какая-нибудь очередная ебанина выходного дня. – Знаете, я тут шел и думал: хочу что-то новогоднее на вкус, – громко оповестил Ричард, закрывая за собой дверь и стряхивая с шапки нечто, что раньше было мелким снегом. На дворе уже вроде как наступила зима, но это был обман и наебалово, чтобы набрать классы, скоро снова все растает. – Что-то, что оливье, – мечтательно продолжил он, стаскивая ботинки. Ответом ему служило молчание. – Как вам идея? – Еще раз спросил он. Никто не шелохнулся, Ричард начал напрягаться: – Пацаны? Арно и Эстебан замерли в дверном проеме, ведущем прямиком в комнату, служившую Ричарду временным пристанищем. Арно, вцепившись побелевшими пальцами в косяк, наконец перевел на Ричарда совершенно ошалевший взгляд и также молча повернулся обратно. Обычно, когда в литературе описывают страх, то используют обороты вроде «волосы встали дыбом» или витиевато рассказывают, как бежит по спине холод. Ричард был с этим вообще никак не согласен. Настоящий страх ощущался так, будто кто-то длинным когтями щекочет жопу и от этого сначала поджимаются яйца, потом скручивает в узел желудок и только в самом конце сердце делает огромный кульбит и устремляется куда-то к центру Земли. Ричард, едва ощущая пол, на негнущихся ногах подошел к Эстебану, продолжавшему строить из себя каменное изваяние, и аккуратно выглянул из-за его плеча. Чтобы тотчас наткнуться на пылающий гневом взгляд Валентина. Валентина, стоявшего посреди печати-ловушки, которую Ричард самолично нарисовал чуть больше недели назад и, конечно же, забыл деактивировать. Кажется, весь разом обрушившийся на него ужас отразился на лице, с потрохами выдавая виновника сложившейся ситуации, от чего Валентин стал еще злее. Ричард начал мысленно перебирать варианты экстренных способов самоубийства, но потом вспомнил, что у Валентина есть возможность сделать и его посмертие невыносимым. Отчаяние достигло своей критической точки. – Если ты разорвешь печать прямо сейчас, – медленно, чеканя каждое слово, холодно сказал Валентин, скрещивая руки на груди и смотря Ричарду прямо в глаза, – то я даже дам тебе выбрать, как ты хочешь умереть. Быстро или медленно. – Я не хочу умирать, – прохрипел Ричард, цепляясь пальцами за плечо Эстебана, теперь во все глаза пялящегося на него. Даже не смотря в ту сторону, Ричард мог угадать, каким именно вопросом задаются его друзья. – Придется, Дикон, – клыкасто оскалился Валентин. И внезапно повысил голос, заставив всех троих отшатнуться от двери: – Ты вообще зачем эту хуйню нарисовал? – Я ловил Эстебана, – скрепя сердце честно ответил Ричард, чувствуя себя полным идиотом. Впрочем, это же читалось и на лице Валентина, с досадой пнувшего край печати и взвывшего от боли, когда всполохи розоватого света взметнулись вверх, опаляя край тапка и кончики пальцев ног. – Эстебан ловится на хорошо прожаренный стейк и твою жопу, Ричард, – продолжил злобно шипеть Валентин, переминаясь с ноги на ногу в крохотном пространстве и явно пытаясь следить за тем, чтобы не обжечься еще раз. – В остальных случаях случается вот такой... – Пиздец, – выдохнул Арно, наконец выпуская из рук дверной косяк и судорожно втягивая воздух. Валентин кинул на него затравленный взгляд, и хотел было отступить на шаг, но тут же снова взвыл от боли, опять активировав печать. Арно дернулся вперед, пытаясь дотронуться до Валентина, но тот как-то странно от него отшатнулся. Арно замер на середине движения и удивленно хлопая глазами. – Я хотел сказать казус, но так тоже пойдет, спасибо, – вежливо поблагодарил Валентин и, одернув застиранную футболку, снова начал злиться: – Кто-нибудь из вас наконец почешется меня отсюда вытащить, или мы так и будем тут стоять в скорбном молчании? Снизу что-то панически крякнуло, как бы опровергая последнее утверждение. Валентин склонил голову и ошарашенно посмотрел на Кукую, высунувшего нос из-под кровати Эстебана и теперь с любопытством рассматривающего еще чуть дымящиеся тапки Валентина. Эстебан рядом нервно хмыкнул и отступил глубже в коридор. Ричард, лишившись крепкого плеча рядом, с ужасом осознал, что снова начал нервничать. Захотелось срочно вернуть Эстебана на место, а еще лучше вцепиться в него всеми конечностями и не отпускать, пока этот кошмар не закончится. Ричард покосился на печать и решил игнорировать тот факт, что это все из-за него и началось. – А это что еще такое? – спросил Валентин, высоко поднимая брови и во все глаза смотря на чуть осмелевшее животное, аккуратно подошедшее к краю печати и теперь заинтересованно смотрящее на искрящуюся линию. – Это Кукуя, вы знакомы, – сдержанно ответил Ричард. Арно, до этого стоявший неподвижно, внезапно опустился на корточки и протянул руку к заинтересованно поглядывавшей в его сторону недоутке. – Осторожнее, – спешно добавил он, – она, наверное, голодная. – Нет, я ее утром кормил, – Эстебан появился за его плечом и тут же сунул в руки какую-то бутылку. Ричард удивленно уставился на нее. – Это святая вода, – устало пояснил Эстебан, вручая еще и тряпку. Ричард заторможено кивнул и только после этого сообразил, что делать. Аккуратно смочив ярко-желтую ткань, он присел на корточки, аккуратно принимаясь стирать линии в печати, поочередно деактивируя все основные символы. В противном случае Валентин мог загореться. И даже не от того, что у него прямо сейчас весьма справедливо полыхала жопа. Не остудили ее ни стакан ледяной воды, которую тот выпил залпом, едва оказавшись на кухне, ни открытое настежь окно, в которое теперь Валентин нервно курил, напрочь игнорируя внимательный взгляд Арно. – Кажется, нам нужно многое обсудить, – со скрежетом отодвигая стул и садясь на него, объявил Эстебан. Ричард покосился на него. Тот уже выглядел как и всегда, слегка надменным и суковатым, единственное, что выдавало нервозность – чуть подрагивающие губы и бледный цвет лица. Валентин глубоко затянулся, затушил сигарету о жестяную банку из-под кукурузы и прицельным щелчком выкинул бычок в окно, после чего, громко хлопнув, закрыл его. В щели тут же, противно завывая, попытался протиснуться настырный сквозняк. – Ну, задавайте свои мерзкие вопросы, – разворачиваясь, проворчал Валентин и тоже уселся за стол, закидывая ногу на ногу и скрещивая руки на груди. На Ричарда он принципиально не смотрел. Эстебан внимательно оглядел Валентина, медленно постукивая пальцами по столу, после чего тяжело выдохнул и все же спросил самую очевидную вещь: – Ты демон? – и заинтересованно склонил голову на бок. Ричард нервно нахмурился и вгляделся в лицо Эстебана. К его тихой радости, на лице Колиньяра не было ни тени отвращения или испуга. Скорее, детское любопытство, профессионально замаскированное под волнение. Зато рядом сидящий Арно даже не пытался скрыть того, что все еще находился где-то в пространстве между ахуем и чистым восторгом. Ричард надменно хмыкнул, он тысячу раз говорил Валентину, что тот сам себе надумывает проблемы и всем будет глубоко все равно на его ужасную тайну уже ровно через двадцать минут. Валентин же, ни тогда, ни сейчас, его мнения не разделял. И продолжал сидеть в глухой обороне, скрестив все что можно и надувшись, как мышь. – Частично, – наконец сдался под изучающим взглядом Эстебана Валентин. Тот изогнул бровь, призывая продолжить монолог, на что Придд тяжело вздохнул. – Всего на одну восьмую, но, как видите, – Валентин поморщился, но тут же снова взял себя в руки, – даже это создает проблемы, – и замолчал. Секунд десять он нервно кусал губы, словно на что-то решаясь, а потом, выпрямив спину и натянув на лицо лучшую устрашающую мину, понизил голос. – У нашей семьи достаточно ума и влияния, чтобы не распространяться об этом. И затыкать рты, тем, что много болтает, – и демонстративно перевел взгляд на опешившего Арно. Эстебан поднял вторую бровь. Повернулся к Ричарду, которому ничего не оставалось, кроме как развести руками – ну вот такая была у Валентина реакция на стресс, он ссучивался в считанные секунды и вел себя так, будто в жопу ему запихнули не просто серебряную ложку, а весь фамильный сервиз. – Почему ты говоришь так, будто мы прямо сейчас пойдем тебя закладывать? – ставя локти на стол, спросил Эстебан. Валентин непонимающе нахмурился. Ричард не выдержал и отвернулся, доставая турку и принимаясь заваривать кофе. Ему точно нужна была передышка. И молоко за вредность. – Не ссы в компот, Придд, – между тем продолжал Эстебан. Ричард мог отлично представить, как с каждым словом у Валентина все больше вытягивается лицо. Он-то точно уже надумал себе самый худший вариант событий, а теперь его так бесцеремонно обламывали. - У всех наших семей есть скелеты в шкафу. Просто ваш слегка, – Ричард не увидел, но отчетливо услышал эту ехидную ухмылку, проскользнувшую в интонации Эстебана, – не человеческий. – Я же говорил, что ты зря играешь в агента ноль ноль семь, – не отрываясь от своего занятия, проворчал Ричард. – Никто тебя сдавать не собирается, – и, поставив джезву на медленный огонь, наконец повернулся. Валентин сидел еще более расстроенный, чем когда узнал, что ему срезали три балла по архивному делу. А виной всему была залагавшая система, из-за которой преподаватель не увидел с десяток последних писем на рабочей почте, в числе которых были дополнительные рефераты. Ричард знал, что Валентин сейчас проживает глубокий кризис, попутно прощаясь со своими уже практически реальными планами как он гордый и независимый ругается со всеми своими друзьями, собирает вещи, громко хлопает дверью и исчезает из их жизни навсегда. Читать панихиды по несостоявшимся драмам была привычная для Валентина забава. – Мне вот интересно, – Эстебан откинулся на спинку стула и закинул ногу на ногу, задумчиво начиная ей покачивать, – как тебе удалось скрывать все два года. Ладно я, а вот от него, – он выразительно мотнул голову в сторону Арно, до этого момента заинтересованно рассматривавшего то стену, то свои ногти, то все еще прожжённую столешницу. После слов Эстебана Арно наконец отмер и, поведя плечом, сначала кинул нечитаемый взгляд в сторону Валентина, а потом все же насмешливо хмыкнул. – Что ты имеешь в виду? У меня нет привычки посыпать порог солью, рисовать на стенах ангельские руны и обливать людей святой водой, – на этом моменте Валентин обижено засопел. – Как бы я это выяснил? Ричард тупо уставился на стоявшую на краю стола бутылку со святой водой и почувствовал непреодолимый исследовательский интерес. Последний раз он его испытывал лет в шесть, когда смотрел «Галилео» и там что-то опять взрывали. – О, точно, святая вода, – откручивая крышку пробурчал он и, плеснув немного воды себе в ладонь, брызнул ей на Валентина. Тот дернулся от неожиданности и отшатнулся в сторону Арно, который тут же вцепился в его плечи, удерживая на месте и не давая свалиться со стула. Святая вода, попав на бледную кожу, зашипела и испарилась. – Ты охуел? – совершенно искренне спросил Валентин, смотря на Ричарда круглыми от удивления глазами. Ричард перевел взгляд на свою руку, оглянулся по сторонам и только в этот момент понял, насколько это было идиотской идеей. – Мне нужно было проверить! – Он поднял руки в капитулирующем жесте и отступил обратно к плите, вспоминая про кофе ровно в тот момент, когда тот уже пытался сбежать. Не в его смену, он только все отмыл. – Ты так прикольно шипишь, – широко улыбаясь, мстительно добавил Ричард и загремел кружками. В любой другой ситуации, он был уверен, Валентин бы не побрезговал опуститься на уровень своих далеких предков и как следует дать Ричарду по морде. И Ричард был даже к этому морально готов, но Валентин ограничился лишь попыткой лягнуть своей длиннющей лягушачьей лапой и злобным ворчанием. А вот Эстебан, учуявший запах крови и почувствовавший огромную брешь в обороне Придда, уже вцепился зубами в эту тему и не собирался ее отпускать. – Нет, ты так просто не отделаешься, – сцепив пальцы в замок, торжественно произнес он, снова привлекая внимание Валентина. – Я про то, Арно, – Эстебан по-совиному склонил голову набок, – что обычно демоническая сущность проявляется и через физические аспекты, – и, чуть сощурив зеленые глаза, начал перечислять. – Рогов я не вижу, крылья тоже были бы слишком заметные. Вертикальные зрачки – тоже мимо, – он практически лег грудью на стол, вглядываясь в мрачнеющее с каждым словом лицо Валентина и нагло потребовал: – Давай, колись. Ричард аккуратно поставил на стол четыре кружки с кофе и чинно сел, во все глаза глядя на Эстебана. Сердце сделало предательский кульбит. Они с Эстебаном уже давно перестали грызться по делу и без, и поэтому он уже успел забыть, как загораются кошачьи зеленые глаза, когда Колиньяр чем-то так сильно увлечен. Ричард весь первый курс ненавидел себя за то, что у него спирает дыхание и становится сухо во рту каждый раз, когда вот такой Эстебан – собранный, напряженный, будто дикий зверь перед прыжком, – смотрит прямо в душу и ждет, когда оборона наконец даст трещину. Вот сейчас Ричард снова это чувствовал: как искрит напряжение, как начинает мелко покалывать кончики пальцев от нетерпения, как в груди царапается – ну же, ну же, давай, нападай. И от этого было так хорошо, что даже плохо – начинали просыпаться те самые, давно зарытые и запрятанные чувства, которые уж сейчас точно были ни к чему. Поэтому Ричард с трудом отодрал взгляд, глубоко вздохнул и, как бы между прочим сказал: – Хвост у него, – и подвинул к Эстебану кружку с кофе. Валентин обреченно застонал и спрятал лицо в ладонях. Арно, уже успевший сделать глоток, закашлялся. – Ты знал? – Тут же возмутился Эстебан, поворачивая к Ричарду голову. Тому пришлось виновато пожать плечами. Эстебан неверяще покачал головой и снова посмотрел на Валентина. – Как? – Он развел руками, умудряясь в одно слово вложить все невысказанные вопросы. Как Валентину удалось скрывать это столько времени, почему, а главное, зачем. – На меня не смотри, – тут же заявил Ричард, когда Эстебан, не получив от Валентина никакого внятного ответа, снова развернулся в его сторону, – я сам в ахуе, как он это сделал. Валентин же гордо задрал нос и, учтиво похлопав по спине задыхающегося Арно, надменно сказал: – Это было несложно, – но, поймав насмешливый взгляд Ричарда стушевался и, смущенно поджав губы, признал: – Ладно, это было пиздец как сложно. – Покажи, – наконец прохрипел Арно, выпрямляясь на стуле и стирая с покрасневших глаз выступившие слезы. Валентин тут же развернулся к нему и открыл было рот что-то сказать, но почему-то передумал. – Мне любовь, – фальшиво протянул Ричард, чувствуя нарастающее веселье. Эстебан больно пнул его под столом прямо в щиколотку, заставив охнуть от неожиданности. – Все, молчу, починяю примус, – покорно согласился он, мгновенно поменяв курс. Эстебан смерил его изучающим взглядом и внезапно усмехнувшись, повернулся опять к виновнику торжества. У Ричарда по спине пробежал холодок – ухмылка была незнакомой и какой-то неоднозначной. Будто – у Ричарда чаще забилось сердце, – Эстебан обнаружил что-то любопытное и, Окделл был уверен, не упустит возможности это использовать в своих интересах. – Да, покажи, – внезапно поддержал Арно Эстебан. Валентин нахмурился, еще сильнее сжимая губы и чуть отодвигаясь назад. – Мне тоже интересно. Валентин тяжело вздохнул и повернулся к Ричарду, ища в нем поддержки. Но тот лишь, который раз за вечер, развел руками. – Ну давай уже, все карты на стол. Видишь, они уже не убежали, значит, все хорошо, – и ободряюще улыбнулся, пытаясь вложить в это всю доступную ему эмпатию. Которой, к слову, оставалось на донышке. Если бы Ричард записывал все увещевания, которыми он пичкал Валентина эти годы проживания под общей крышей, то это был бы огромный десятитомник в кожаном переплете. И им же Ричард с удовольствием дал бы Валентину по башке, чтобы если не привести того в чувства, то хоть запустить какую-нибудь реакцию в его совершенно неизведанном мозге. По мнению Ричарда, Придд был гениален во всем, кроме понимания элементарных процессов, происходящих у него перед самым носом. Варка пельменей, кстати, тоже входила в это число. Валентин тяжело вздохнул и, все еще молча, что, во всяком случае Ричарда уже начало напрягать – обычно Валентин читал проповедь на любую тему даже будучи мертвецки пьяным, – потянулся к рубашке, задирая ее. И, к ужасу Арно, неосознанно вцепившегося в край и так пострадавшего стола, но не отводящего взгляда от производимых Валентином манипуляций, начал расстегивать ремень. Ричард пожалел, что не может стереть себе память – румянец на щеках Арно был более чем красноречив, а это было уже лишней информацией. Валентин между тем аккуратно вытащил черный кожаный хвост, который, если не знать, в собранном виде действительно очень сильно напоминал узкий пояс с треугольным, чуть закругленным на концах набалдашником. Вытащил и положил на стол. Кончик хвоста тут же нервно застучал по деревянной поверхности. – То есть ты все это время использовал его как ремень? – ошарашенно спросил Эстебан, во все глаза глядя на хвост и, кажется, едва борясь с желанием его схватить и рассмотреть поближе. Валентин кивнул. Ричард перевел взгляд на Арно. Тот, нахмурив светлые брови, буравил серьезным взглядом лежащий перед ним хвост и явно что-то пытался соединить в голове. Ричард, покачиваясь на стуле, с наслаждением наблюдал как на лице Арно медленно проступает осознание, а Валентин все больше нервничает. – Так вот почему... – наконец выдохнул Арно и скользнул по хвосту дальше, упираясь взглядом в пояс валентиновых брюк и наконец поднимая взгляд на самого Придда, который, кажется, был очень близок к тому, чтобы сигануть в окно. Ричарда начал разбирать неконтролируемый смех, который тот сначала попытался замаскировать под кашель, но под грозным взглядом Эстебана бросил эту затею и просто сцепил зубы. От широкой ухмылки во все лицо это, к слову, не спасло. – Что? – Выдавил из себя Валентин, тоскливо смотря на Арно, который наконец додумался повернуться к Ричарду и теперь пытался испепелить его взглядом. – Ты все знал, да? – Наконец понял он. Ричард не выдержал и засмеялся в голос. – Вот ты мразь, – задохнулся от возмущения Арно, застывая на месте и переводя ошарашенный взгляд с Валентина на Ричарда и обратно, – а я не мог понять, почему ты ржешь. Ричард чувствовал, что это уже практически истерика. Вся ситуация была просто какой-то фантасмагорией. И то, как глупо Валентин попался, и то, как легко из него вытряхнули всю тщательно скрываемую годами правду, и то, куда этот разговор свернул. В детстве Ричард иногда смотрел сериалы, где показывали семьи, отношения и компании друзей, у которых все было просто, понятно, а, главное, идеально. И, столкнувшись с реальностью, где у него ничего не получалось с первого раза, где понравившийся парень вел себя как взбесившийся тостер, где с возрастом семью получалось любить только на расстоянии в тысячу километров и первые пятнадцать минут после приезда, где друзья иногда вели себя как конченные идиоты, а бытовуха периодически била по почкам ногами, приговаривая, что это еще только начало – он расстраивался. Но теперь, находясь в эпицентре всего этого пиздеца, пообвыкнувшись и испытывая не раздражение, а чистый восторг, он начал думать, что, возможно, в этом и весь смысл. Что не нужно быть идеальными, нужно просто быть вместе – жить, разговаривать и героически решать проблемы, которые они сами себе и создают. И раз они все тут ебанутые, то им жутко повезло, что их эти ебанутые края идеально совпадают, как в каком-нибудь миллениальском попосовом паззле, состоящим из комплексов, мемов и ментальных проблем. – Дикон, объясни, – ледяным тоном потребовал Валентин, который, кажется, начинал злиться. Ричард, сквозь слезы, попытался что-то сказать, но смех продолжал его душить. Что-то связное получилось выдать только спустя пару бесконечно долгих минут. – Арно предлагал на день рождения подарить тебе новый ремень, – все еще хихикая и чувствуя себе абсолютной, но очень счастливой мразью, наконец сказал Ричард. И мстительно добавил: – Взамен твоего старого и уродского. – Я не называл его уродским, – тут же возмутился Арно, алея щеками и состраивая виноватое выражение лица в ответ на полный праведного гнева взгляд Валентина. Ричард не собирался сдаваться. – Но подразумевал, – скрещивая руки на груди, упрямо сказал он не переставая улыбаться. Арно недовольно сморщил нос в очень знакомом жесте, который явно подцепил у Валентина и уже готов был разразиться тирадой в защиту собственной репутации, как входная дверь с грохотом распахнулась, заставив всех практически подпрыгнуть. – Мужики! – заорал Альдо из коридора и, судя по звукам, вылетел из кроссовок прямо в стену. Все переглянулись. – Ахтунг, этеншен, СОС! – продолжил надрываться он, едва не вписываясь в дверной косяк, но все равно каким-то чудом попадая на кухню и тут же заполняя собой все пространство. -...и, – флегматично отметил Валентин, заметно расслабляясь и даже снова натягивая на лицо привычное надменное выражение. – Что тебе надо, чудовище? – Устало спросил он. – Вы не поверите, – задыхаясь и светясь как лампочка Ильича, сказал Альдо, устраивая на столе телефон и запуская поставленное на паузу видео. – Короче, смотрите! Сначала из телефона что-то противно скрипело выдавая только черный экран, а потом темнота рассеялась и стало понятно, что это запись с концерта. Очень плохая запись, таких уже лет как десять не было. Ричард переглянулся с явно озадаченным Арно, тот непонимающе пожал плечами – это могло быть что угодно, от последнего концерта My Chemical Romance до лекции по химии. Это принес Альдо, а тот мог просто появиться на пороге их комнаты, бросить в них букетом искусственных цветов и исчезнуть на неделю. Такое уже было. В прошлом месяце. Цветы, как потом оказалось, нужны были ему для очередной фотосессии, но подниматься к себе на пятый ему было лень, поэтому он дошел только до третьего, вспомнил, что у него тут живут вроде как друзья и тактично оставил реквизит на сохранение, уносясь на очередную тусовку. По его логике, видимо, говорить словами через рот в таком случае было не обязательно. Впрочем, как тогда заметил Валентин, некоторые виды искусства требуют легкой придури. Альдо же из нее состоял на сто процентов. Толпа в кадре начала шуметь громче, потихоньку набирая обороты и в конце концов взревела, когда на сцене появился Горшок. Уже седой, с чуть заплывшим лицом и желтоватыми кривыми зубами, виднеющимися за кривой ухмылкой. Сидящие за столом переглянулись. – Ща, ща, смотрите, – нетерпеливо сказал Альдо, ерзая на, сомнительного вида, трехногой табуретке. Та была притащена Эстебаном из общего коридора – как он сказал, все в дом, все в семью, – на прошлой неделе и осталась жить у них на кухне. И действительно, кадр пару раз моргнул красным светом, из темноты послышался низкий хриплый голос и, спустя несколько секунд, когда крики толпы заглушили сначала набирающие обороты звуки гитар и следом грянули барабаны, на экране появился человек из толпы. Парень был уже без футболки, взмокший, блестящий от пота в свете софитов, он стоял практически у сцены, надрывая глотку и бешено скалясь, смотря светящимся и абсолютно счастливым взглядом куда-то вверх, скорее всего в сторону еще живого и, на удивление, трезвого на записи Горшка. Парень был смутно знаком. Ричард подвинулся ближе, всмотрелся и, прежде чем поймать быстро улепетывающую мысль осознания за хвост, услышал Валентиново растерянное: – Это что, Робер? – и удивленно уставился на широко улыбающегося Альдо. – Да! – Радостно закивал тот так активно, что весь висящий на его ушах металлолом очень громко зазвенел. Ричард хмыкнул, Мэллит, шутившая, что нужно повесить на Альдо колокольчик, чтобы не терять его в толпе, явно перешла от слов к действиям. – Я же говорил, что точно его где-то видел! – Останавливая запись, где продолжалась история про мясника в жутком качестве, самодовольно сказал он, почему-то смотря на Валентина. Валентин, в свою очередь, откинулся на спинку стула и возвел глаза к потолку тяжело вздыхая. Ричард его отлично понимал. И не понимал всего остального. Поэтому еще раз посмотрел в экран, пару секунд посверлил взглядом четкий профиль Робера и наконец осмелился произнести вслух то, что крутилось у них всех на языке. – У меня несколько вопросов, – деликатно кашлянув, начал он. Альдо, все еще сияя, перевел на него взгляд. Ричард продолжил: – Во-первых, почему никто тогда не сказал Роберу, что эта прическа абсолютный кошмар, – Арно и Валентин одинаково хмыкнули, после чего ошарашенно переглянулись и, одновременно нахмурившись уставились на Ричарда. Ричард предпочел проигнорировать это поистине выдающееся выступление новоявленных синхронистов. – И во-вторых, ты что, слушаешь КиШа? – И что это вообще за запись шакальная? – добавил Эстебан, сидевший по другую от Альдо сторону. Альдо закивал головой и заговорил одновременно, тараторя и проглатывая окончания, будто ему не терпелось вывалить всю информацию. Ричарду даже послышался характерный южный акцент, иногда проскакивающий в речи Альдо, когда тот был чем-то так сильно взбудоражен, что переставал контролировать и свои руки, которыми тотчас начинал размахивать. – Это один из их последних концертов, – откидывая с лица белокурые пряди, пояснил он. – Ну, точнее, их последний тур. Они заезжали к нам в город, и я должен был на него поехать, но по определенным причинам не сложилось, – он сделал трагическую паузу, которой тут же воспользовался Валентин. – Поясняю, – надменно сказал он, привлекая всеобщее внимание, – причина: пиздюк. – Рот свой замолчи, перестань сказать, – смешно сморщив нос, беззлобно огрызнулся Альдо, но тут же снова вернулся к истории. – Ну да, Матильда меня наотрез отказалась пускать. А сбежать не получилось, она предупредила консьержа, чтобы меня не выпускали, а когда я попытался сбежать через окно, уже ждала меня внизу. До сих пор не понимаю, почему она только в тот раз себя так вела. Я потом раз сто подобным образом сваливал и ничего, – Альдо тяжело вздохнул. У Ричарда, ощутившего на своей шкуре все прелести тоталитарного режима внутри семьи, знакомо защемило где-то в области неотгулянной юности. – Так вот, – завершил свою историю Альдо, – я смотрел эту запись, наверное, раз миллион. И жалел, что так туда и не попал. – Дай угадаю, и мечтал оказаться рядом с этим парнем, – Ричард попытался, чтобы его голос звучал ехидно, но получилось скорее тоскливо. Он мог рассказать с десяток подобных историй. Альдо посмотрел на него так понимающе, что стало еще печальнее. – Или на нем, – задумчиво протянул Эстебан, тут же растягивая губы в довольной усмешке и разряжая обстановку. Ричард почувствовал что-то среднее между желанием врезать и поцеловать. Впрочем, Ричард досадливо поморщился, это было его обычным состоянием рядом с Эстебаном. – Или в нем, – вообще не растерялся Альдо, тут же подхватывая тему и двигая бровями. – Фу, вы все такие отвратительные, – с нежностью сказал Валентин, рассматривая их как в зоопарке. Альдо провел пальцем у носа и в незамудренном жесте показал крошечное сердечко Валентину. Тот расплылся в заискивающей улыбке. Арно страдальчески закатил глаза. – А у вас что творится? – беспечно оглядываясь по сторонам, наконец залезая с ногами на табуретку и прекращая ёрзать, спросил Альдо. И только в этот момент обратил внимание на все еще лежащий на столе хвост. Его глаза смешно округлились. – Ого, тут случился каминг-аут? Валентин вздохнул уже спокойнее, чем за десять минут до этого. Холодно глянул в сторону Ричарда – тот теперь понял, почему Арно так сильно не любил быть с Валентином в ссоре, у Придда был крайне тяжелый взгляд. Не вовремя промелькнула мысль, что Валентин приживется в бюрократической системе как родной. Ричард отлично мог себе представить, как из его кабинета люди выходят в холодном поту и слезах, а потом до конца жизни смотрят кошмары с грозным юристом в главной роли. – Вынужденный, – устало пожаловался Валентин, все еще смотря Ричарду в глаза. Но потом перевел взгляд на Альдо и, не встретив никакого сочувствия, поменялся в лице и обиженно продолжил: – Этот долбоеб забыл деактивировать печать в своей комнате, и я в нее попал. Ричарду на секунду показалось, он услышал треск – вот настолько широкой стала улыбка Альдо после этих слов. – Ничего тупее в жизни не слышал, – с восторгом сказал он и перевел восхищенный взгляд на Ричарда. Кажется, от благодарных объятий его спасло исключительно то, что Валентин был в секунде от того, чтобы отожрать им лица. И медлил потому, что не мог выбрать, на кого обрушить свой праведный гнев первым. – Переслушай свои голосовые, – рассерженно зашипел Валентин, опасно сужая глаза. Хвост со свистом рассекал воздух, мотаясь из стороны в сторону. Арно не сводил с него взгляд как кот, следящий за лазерной указкой. Ричард бездумно хмыкнул, смотря на это, от чего Арно вздрогнул и тут же сел ровнее, наконец поворачиваясь к Альдо, заинтересованно склонившего набок голову и, кажется, наслаждающегося всей этой ситуацией. – Ты тоже знал? – нахмурился Савиньяк, кажется, держась изо всех сил, чтобы снова не обернуться к хвосту, который теперь стучал по полу. Валентин злился все больше. – Естественно, – кивнул головой Альдо так резво, что Ричарду показалось, та сейчас отвалится. К разочарованию Валентина, этого не случилось. Наоборот, Альдо подвинулся чуть ближе к Арно и, понизив голос до доверительного шепота, впрочем, слышного абсолютно всем, начал говорить: – Короче, рассказываю. Если его дернуть за хвост, он так прикольно пищит. Как резиновая утка. Хочешь, покажу? – Альдо, – ледяным тоном сказал Валентин. Альдо даже и не подумал отодвигаться от Арно, лишь повернул голову. – Что? – ласково спросил он, прикусывая нижнюю губу. – Беги, – припечатал Валентин и неуловимым движением обернул хвост вокруг щиколотки Альдо, сдергивая его со стула и заставляя с воплем свалиться под стол. Ричард обеспокоенно нагнулся, проверяя, цело ли их высочество Принц Блядский. Вопреки опасениям, Альдо был живее всех живых и уже успел даже вцепиться в штанину домашних тренников Валентина и тащил их вниз, трясясь от смеха. Откуда-то сверху доносился отборный мат вперемешку с проклятиями на латыни. Ричард выпрямился, взял в руки кружку с кофе и устало вздохнул. Ну ничего, они все равно собрались покупать новый стол, этот уже можно было доламывать окончательно.

***

Ричард гонял последние две макаронины по пустому пластиковому контейнеру и старательно игнорировал с периодичностью в полсекунды дребезжащий телефон – уведомления сыпались со скоростью света. В чате происходила убойная словесная баталия, Эстебан и Валентин насмерть рубились, выбирая новый кухонный стол. Арно, в самом начале разговора заявивший, что больше двух косарей не даст, дезертировал из этого спора. Ричард же, как беспристрастный, а главное, нищий арбитр, оставил право решающего голоса за собой, попросив позвать его в самом финале, когда фавориты будут уже определены. Судя по количеству сыпящихся ссылок, аргументов и оскорблений в эстетических предпочтениях оппонента, в чат лучше было не соваться еще часа два точно. Напротив Ричарда сидела Айрис, раскинув на небольшом круглом столике университетского кафетерия тетради с конспектами, какие-то распечатки и периодически листая две какие-то крайне потрепанные жизнью книги. Ричард бездумно рассматривал стершиеся корешки, пожелтевшие от времени листы бумаги и чувствовал духовное родство с этими в край задолбавшимися ископаемыми. Айрис болтала за них двоих, кажется, уже отойдя от набившей оскомину темы поездки домой на праздники и способов отмазаться от этого сомнительного удовольствия, и уже пустившись в пространные рассуждения о чем-то более для нее насущном. Когда последний раз Ричард вслушивался, она жаловалась на отсутствие гласных в древневаллийском, обещая лично наведаться в четвертый век до нашей эры и подарить им на Йоль мешочек с недостающими буквами. – Короче, младших Брейгелей повесили в Новом Иерусалиме, и мы с девочками думаем на выходных туда скататься, – покачивая вилкой и медитируя над точно таким же, как и у Ричарда, контейнером, сказала Айрис. У нее последнее время было какое-то удивительно хорошее настроение, непонятно с чем связанное. Настолько, что сегодня утром она даже написала Ричарду, что захватила обед и на его наглую серую заебанную морду. Ричард не лез с вопросами и вообще старался не дышать в эту сторону, вдруг спугнет и его перестанут подкармливать. – С другой стороны, это будет суббота и опять пробки, так что перед нами стоит дилемма – во имя искусства прогулять пары у этой гарпии, или пять часов толкаться на выезде со МКАДа. Ричард нахмурился, представил в голове карту, прочертил линию до Иерусалима и споткнулся сначала о границы, а потом и о мысль, что ехать они собрались на машине. Поэтому решил уточнить. – Тебе не кажется, что в Иерусалим надо на самолете лететь? – осторожно спросил он, закрывая пустой контейнер крышкой и двигая уже остывший кофе к себе ближе. Ну как кофе, ту химозу из пакетиков, что намешивали под видом обычного и брали за это конские пятьдесят рублей. Айрис перевела на брата заинтересованный взгляд, пристально посмотрела ему в глаза и, поняв, что он абсолютно серьезен, неверяще покачала головой. – Я скоро тебя начну снимать и продавать эксклюзивы Дискавери, – протянула она, тяжело вздыхая. – Ты восхитительно тупой. Ричард, – Айрис чуть понизила голос и стала звучать как учительница, от чего тот невольно вздрогнул, – Новый Иерусалим – это Подмосковье, – чуть помолчала и еще более ласково уточнила: – А кто такие младшие Брейгели ты знаешь? – Дети старшего? – жалобно предположил Ричард, чувствуя себя униженным. Айрис прикрыла глаза ладонью и тихо рассмеялась. Ричард обиженно засопел, отхлебывая кофе, но придумать достойный ответ обнаглевшей сестре не успел – по каменному полу противно заскрежетали металлические ножки стула, на который тут же плюхнулся Эстебан. От него веяло холодом и ощутимо пахло сигаретами, он явно только что вернулся из курилки, где продрог. Во всяком случае, он то и дело поджимал длинные узловатые пальцы в попытке согреть их. Ричард невольно завис, представляя, как касается рук Эстебана своими, делясь теплом и вызывая благодарную улыбку. Айрис рядом деликатно кашлянула. Впрочем, Эстебан все равно ничего не заметил. – Что у вас тут происходит? – весело спросил он, ставя локти на стол и привычным жестом откидывая падающую на глаза челку. Ричард, все еще чувствуя себя оскорбленным и не желающий вступать в дискуссию, невнятно булькнул в стакан, поэтому отвечать пришлось Айрис. – Экскурс в историю мировой живописи и базовую географию города, в котором мы теперь живем, – не менее живо отозвалась она, закидывая ногу за ногу. Эстебан повторил движение, но спустя секунду бросил паясничать и сел поудобней. Ричард почувствовал глухое раздражение – Эстебан и Айрис как-то подозрительно быстро спелись, что, с одной стороны, отзывалось приятным теплом в груди, а с другой, заставляло бессильно беситься. Он уже ловил себя на мысли, что если эти двое начнут встречаться, то он просто сожрет себя изнутри от ревности. Причем, непонятно к кому именно, но что-то подсказывало, что это чувство будет зиждиться не на братской любви и заботе об Айрис. – Вот последнее и Валентину неплохо было бы изучить, – внезапно ворчливо сказал Эстебан и покосился на свой периодически загорающийся от уведомлений телефон. – На часах двенадцать, а Арно уже поехал за ним в Лобню. – Он же утром говорил, что ему нужно в Люблино, – нахмурился Ричард, припоминая, как утром подробно объяснял Валентину как не потеряться на МЦД. Эстебан тяжело вздохнул и многозначительно посмотрел на Ричарда. Тот все понял без слов. – Ясно, – вздохнул он. – Больше вопросов нет. – Влюблено – это скорее по части Арно, – беспечно бросила Айрис, отрываясь от телефона. Ричард кинул на нее предупреждающий взгляд. Судя по тому, как удивленно вытянулось лицо сестры, Эстебан отреагировал так же. – Что, вы об этом не говорите? – усмехнувшись, уточнила она. – Мы хорошие друзья, – с нажимом сказал Ричард. Эта тема не то чтобы была под запретом, просто негласный кодекс братанов гласил, что они не обсуждают даже самые очевидные вещи пока сам источник не заговорит. Манипуляции и подъебы, конечно же, были вынесены за скобки. – И притворяемся слепоглухонемыми, – чопорно добавил Эстебан. Ричард, не меняясь в лице, протянул ему ладонь, которую Колиньяр, не глядя, отбил. Айрис насмешливо хмыкнула. – Но это не мешает вам быть крысами, поняла, – сделала единственно правильный вывод она и, потянувшись, достала из-под стола сумку, начиная неспешно в нее складывать валяющуюся макулатуру. – Тут, конечно, очень интересно, – вздохнул Айрис, – но мне пора. Впереди ждут три пары и тридцать недочитанных страниц «Авесты». Хорошо, что Робер с монографиями по Персии помог, иначе бы я кукухой двинулась. – Она на секунду остановилась, очень серьезно посмотрела сначала на Ричарда, потом на Эстебана и, перейдя на шепот, доверительно сказала: – Зато я теперь знаю, как отравить вас примерно тридцатью семью способами. И это только из того, что есть у вас в холодильнике, – и двинула бровями. Ричард переглянулся с Эстебаном. Зная, что именно изучает Айрис, это могли быть вообще не шутки. – Тебе больше у нас не рады, – также серьезно сказал Ричард, смотря прямо в хитрющие огромные зеленые глаза сестры. – Уходи. Айрис расплылась в недоброй улыбке и, перегнувшись через стол, забрала у Ричарда из-под носа контейнер. – Как тебе макарошки, кстати? – нежно спросила она. И тут же радостно сообщила: – Сдохнешь послезавтра. Ричард не выдержал и расплылся в улыбке, дергая Айрис за длинную белую прядь, соскользнувшую с плеча. Сестра досадливо поморщилась и, посмеиваясь, спрятала контейнер в сумку. Та уже не застегивалась. – Смотрю на вас и не могу нарадоваться, что я единственный ребенок в семье, – вздохнул Эстебан, все это время настороженно наблюдавший за бесплатным цирковым представлением, развернувшимся прямо перед его носом. Айрис пожала плечами, как бы говоря, что она уже смирилась со своей судьбой. Ричард же на секунду представил, что было бы, не будь рядом Айрис. Наверное, в какой-то степени его жизнь была бы намного спокойнее. С другой, он скользнул взглядом по лицу сестры, – точеный профиль, четко очерченная линия челюсти, едва накрашенные светлые ресницы и темные тени, залегшие под глазами, от чего и так белая кожа казалась еще светлее, – без нее бы он точно пропал. Бесячая, вездесущая, она была его маяком в самые плохие времена. Это она обнимала его, когда он корчился от боли после первых экспериментов отца, это она слушала его сбивчивые рассказы о темных, страшных кошмарах, преследовавших все детство. Это она помогала ему втайне от родителей сначала собирать документы для поступления, а потом уже и чемодан, когда пришло уведомление о зачислении. Без нее всего – Ричард огляделся по сторонам, замечая шумящую живую толпу студентов, гудевших о чем-то своем, и числу которых он принадлежал уже третий самый счастливый год его жизни – не было бы. Айрис уже начала подниматься из-за стола, как рядом остановился парень. Ричард удивленно уставился на него. Там было на что посмотреть – высокий, с широким разлетом плеч и длинными светлыми волосами, заплетенными в косу на скандинавский манер, та доходила почти до поясницы. Парень наглухо игнорировал и Ричарда, и внезапно заинтересовавшегося Эстебана – смотрел прямо на Айрис из-под длинных светлых ресниц каким-то хитрым, будто бы чуть насмешливым взглядом. – Всем привет, – не смотря на них, поздоровался он. Эстебан и Ричард синхронно кивнули и настороженно переглянулись. Парень же чуть склонился к плечу Айрис, которая вообще не выглядела испуганной. Скорее, заинтересованной. – Красавица, что ты делаешь вечером? – Есть какие-то предложения? – запрокинув голову, чтобы посмотреть внезапному собеседнику в глаза, с легкой усмешкой спросила Айрис. Ричард нахмурился, но вдруг почувствовал, как Эстебан, будто бы машинально, положил руку ему на колено и легонько его сжал. По телу пробежала приятная дрожь. – Как на счет зайти к нам? – между тем продолжил парень. – Что-то вроде репетиции посвящения, только так, для своих. Пиво, сидр, текила, – и внезапно добродушно усмехнулся. Айрис на секунду задумалась. Ричард уже было открыл рот, чтобы высказать свое категоричное фи, но сестра, ясно уловив намерения, осуждающе пнула его по кроссовку. Ричард вспомнил, что Айрис не нежный цветок и вполне может постоять за себя сама, поэтому сцепил зубы и остался безучастным. – Нет, спасибо, красавчик, – состроив самое виноватое выражение лица сказала Айрис. – Я не пью. Увидимся на паре, – и, потеряв всякий интерес к собеседнику, повернулась обратно к брату. Ричард ошалело моргнул, во все глаза смотря то на сестру, то на флегматично пожавшего плечами парня, развернувшегося и направившегося в сторону выхода. – Ты вот вообще представляешь, насколько сильно наебала пацана? – уточнил он у снова уткнувшейся в телефон Айрис, стучавшей длинными сиреневыми ногтями по экрану. – И даже не покраснела с похмелья, – усмехнулась она, отправляя сообщение и выходя из чата. Эстебан рядом не выдержал и рассмеялся. Айрис, довольная произведенным эффектом от своей шутки, подмигнула ему. – Ты, кажется, куда-то собиралась идти, – все еще улыбаясь, напомнил Эстебан. Ричард удивленно на него покосился. – Теперь не только Ричард пытается от меня избавиться, но и ты? – тяжело вздохнула Айрис, переводя взгляд с одного на другого. – И как вы так быстро спелись? Эстебан же чуть придвинулся к Ричарду, и, продолжая смотреть Айрис в глаза, положил свою руку ему на плечо. Ричард устало вздохнул. Опять начинались какие-то игры с каким-то двойным дном, увидеть которое ему не представлялось возможным. Такие тонкие материи всегда проходили мимо, и Ричард уже устал расстраиваться и пытаться в них разобраться. Просто забил и терпеливо пережидал, пока этот самодеятельный драмкружок, почему-то вечно норовящий показать именно ему уникальное представление, наиграется. Если бы у Ричарда спросили, что он думает по поводу репертуара, он бы ответил в лучших традициях классиков: это был блядский цирк, фокусы – просто пиздец, клоуны – дегенераты, а он каждый раз даже немного жалел о потраченном времени. – Просто, понимаешь, тут сейчас будет интимный момент, – между тем вкрадчиво начал Эстебан. И, склонившись к Айрис ближе, сказал заговорщицким шепотом, будто открывая страшную тайну: – Я буду звать твоего брата на свидание. Ричарду показалось, что ему послышалось. Но нет, Айрис удивленно округлила глаза, смерила его восхищенным взглядом и, практически распластавшись по столу, также шепотом спросила у Эстебана: – Тебе нужно мое благословение? – и ослепительно улыбнулась. У Ричарда предательски ёкнуло сердце. А вдруг не шутка? – Нет, – Эстебан выпрямился и уже в полный голос ответил: – только отсутствие. Понимаешь ли, – пояснил он, смотря как расстроено хмурится Айрис, – переживать скорбные минуты принятия отказа и собирать свое сердце по частям я предпочитаю исключительно наедине с бокалом, – он отсалютовал ричардовым стаканом с холодной невнятной жижей, – три в одном. Айрис выглядела разочарованной. Она тяжело вздохнула, поднялась с насиженного места и, поправив чуть задравшийся белый свитер, смерила Эстебана осуждающим взглядом. – Ты такой красивый и такой тупой, – вздохнула она и махнула рукой. – Пока, Ричард. И не смей мне сегодня звонить, я иду в бар пить, танцевать и вести себя крайне неприлично, – и, перегнувшись через стол, легко поцеловала Ричарда в макушку, тут же растворяясь в заметно поредевшей толпе студентов. Как только сестра скрылась из виду, Ричард понял, что в нем практически не осталось сил. Эта вампирюга со своими интригами высосала из него последнее. Захотелось пойти обратно в общагу, залезть под одеяло и, подумать обо всем этом когда-нибудь примерно никогда. – Что это было? – устало спросил он в пустоту, вообще не надеясь получить ответ. Эстебан, хоть и притворялся последнее время хорошим, но тоже был еще тем кровопийцей. Хорошо, что не в прямом смысле этого слова, еще вампиров в их питомнике номер триста тринадцать не хватало. – Манипуляция, – на удивление спокойно ответил Эстебан и наконец убрал руку с плеча. Ричард понял, что все это время практически не дышал. – Прости, мне нужно было спровадить твою сестру, чтобы поговорить наедине, – Эстебану хватило наглости даже виновато звучать, и Ричард бы обязательно оскорбился на эти жалкие потуги, но, победило все равно любопытство. Он наконец повернулся и посмотрел на Эстебана в упор. – Она прекрасна как рассвет, но я хочу предложить тебе кое-что незаконное. – Ты точно пытаешься меня склеить, – хмыкнул Ричард, отбирая у него стакан. Он бездумно отхлебнул и тут же поморщился – то, что раньше было горячим подобием кофе теперь превратилось в холодный неудобоваримый клей ПВА со вкусом сахара. – С первого курса, спасибо, что заметил, – будто бы мимоходом бросил Эстебан. Ричард замер, так и не донеся стакан до поверхности стола. Внутри будто обожгло жаром, и Ричарду на секунду показалось, что он падает. Вместе с этим шатким скрипучим стулом, с этим дешевым пластиковым столом, с этой пародией на кофе – летит вниз с бешеной скоростью, вслед за сердцем. Но через секунду это закончилось, и он даже смог найти в себе силы, чтобы взглянуть на Эстебана. Тот вел себя так, будто ничего не произошло. – Что? – хрипло переспросил Ричард, вообще не узнавая своего голоса. – Что? – эхом отозвался Эстебан, и тут же сменил тему. Но Ричард успел заметить, как вспыхнули острые скулы, отчего сердце сделало еще один маленький кульбит и забилось чаще. – Короче, – Эстебан хлопнул ладонью по столу, снова привлекая внимание Ричарда, – как на счет прогуляться на Темную сторону и посмотреть, на нашу Маску в истинном ее обличии? Я все придумал, проблем возникнуть не должно, – и выжидающе уставился на него. Ричард, все еще пытающийся осознать, что же только что такое произошло, не сразу сообразил, что ему предлагают. А когда понял – нахмурился и отрицательно мотнул головой. – Нет, – опережая уже собравшегося его переубеждать Эстебана, сказал Ричард. – Я не могу. – Да ладно тебе, – Эстебан, если и был расстроен, то хорошо это скрывал, потому что его глаза, вспыхнувшие азартом при одном упоминании Темной стороны, продолжали искриться, – приключение на десять минут, зашли и вышли. Ричард коротко улыбнулся, вспоминая, откуда цитата и представляя их в роли Рика и Морти. Учитывая, куда предлагал прогуляться Эстебан, их бы ждало безумие примерно такого же масштаба. А может, даже больше. Ричард не знал и, скорее всего, никогда не узнает – от этого внутри что-то тоскливо завыло, заскреблось. Магия, обычно смирная и послушная, уставшая пытаться достучаться до хозяина, недовольно шевельнулась, словно говоря – хватит этих пустых обещаний, я уже ничему не верю. – Не в этом дело, – Ричард знал, как это выглядит со стороны, но ничего не мог поделать. - Я физически не могу. Эстебан еще несколько секунд пристально вглядывался в Ричарда, а потом махнул рукой и отвернулся, разом потухая. – Ой, вот давай не надо, хорошо? – Он как мог пытался скрыть разочарование, но голос все равно предательски дрогнул. – Мог бы просто сказать нет, – и начал подниматься. – Не злись, – Ричард успел зацепиться за край рукава толстовки Эстебана и, крепко сжав ее в кулаке, потянул на себя, заставляя вновь обратить на себя внимание. - Эстебан, – с нажимом сказал Ричард. – Правда, – и, вздохнув, признался: – Это из-за татуировки. Она, – он замялся но, поймав на себе серьезный и непонимающий взгляд, поспешил объяснить как мог, – меня не пускает туда. Эстебан шумно втянул воздух носом, успокаиваясь и сел обратно. Он откинул с лица снова беспорядочно упавшие на лоб волосы, но не перестал хмуриться и сверлить Ричарда взглядом. Ричард же его отлично понимал, он бы себе тоже не поверил. – Не понимаю, – вздохнул Эстебан, скрещивая руки на груди. – Эта татуировка есть у всех демонологов и половина из них совершенно спокойно таскается чуть ли не на завтрак обед и ужин на Темную сторону. И в посмертье, – весомо добавил он, щурясь. Ричард нервно дернул плечом. – Короче, куда допуск дадут. Хочешь сказать, что ты такой особенный? – Хочу сказать, что они не были подопытными кроликами, – огрызнулся Ричард, но тут же взял себя в руки. Эстебан ничего не знал и у него не было права на него злиться. – Ты знаешь, что это все придумал мой отец, – начал он, смотря как все еще хмурящийся Эстебан кивает. Кто бы сомневался. – Во всяком случае, мне об этом уж точно не дают забыть, – а вот этого Ричард говорить не планировал, оно само как-то вырвалось. Эгмонт Окделл в свое время с огромным скандалом вылетел из Магического Научного Общества, разругавшись если не со всеми его представителями, то с большей частью уж точно. Его исследования в области демонологии и попыток создать универсальную защитную печать, способную блокировать не только какие-то частные попытки вмешательства в разум практикующих любые виды магии, а все внешние раздражители целиком, были признаны негуманными. Да и вообще эта идея подвергалась критике и очень большим сомнениям – подобные инициативы раз в сто лет всплывали у особо рьяных энтузиастов, но каждый раз все оборачивалось катастрофой. Лишенный всех грантов, финансирования и, главное, научных степеней, Эгмонт заперся у себя в имении и семь лет, по мнению общественности, переживал кризис, оплакивая разрушенную карьеру. На деле же Эгмонт собственноручно восстановил по памяти все изъятые наработки и начал с самого начала, уже не стесненный никакими правилами и нормами. Как он потом рассказывал Ричарду, кроме себя ему терять уже было нечего. Результатом его многолетней работы стала защитная татуировка, три года назад закончившая свое увлекательное путешествие по бюрократическим инстанциям и признанная на международном уровне как универсальная, а главное, полностью безопасная, печать, созданная специально под нужды демонологов. Состоящая из тонкой магической вязи, она могла быть адаптирована под определенные запросы – древо жизни, являющееся основой, пускало свои корни, сотканные из сплетений специально разработанного Эгмонтом языка на основе практически всех мировых школ магии, каждое ответвление из которых было направлено в одну из семи ступеней магического пространства, доступных для человека. Печать работала как щит, блокируя определенные каналы, через которые магия на каждой ступени могла влиять на человеческое сознание. Это все закладывалось на этапе разработки печати, для каждого создавался свой узор, подходящий под определенные запросы. И пусть вместе с признанием печати к Окделлу вернулось имя, степени и уважение научного сообщества, дискуссии о гуманности исследований, о нормативно-правовой базе, только формирующейся в новом витке развития демонологии, не смолкали до сих пор. Личность Эгмонта для многих оставалось противоречивой, а его затея казалась безумной. Впрочем, новому поколению демонологов это не помешало повально набивать татуировку и пользоваться благами прогресса. Ричарду же оставалось, сцепив зубы, молчать, какой ценой этот прогресс был достигнут. – И что? – выгнул бровь Эстебан, все еще напряженно всматриваясь в помрачневшего Ричарда. – И то, – раздраженно вздохнул он, злясь, что приходится выворачивать душу наизнанку. Опять. – На ком, думаешь, он опробовал первую версию татуировки, которая первые годы отрицалась вообще всем научным сообществом и была формально вне закона? Ричард старался говорить тише – отец никогда не обсуждал с ним это прямо, но это как бы все подразумевалось само собой – не распространяться. Впрочем, когда Ричард соглашается, он был сам вдохновлен и окрылен этой идеей - отец умел убеждать. Это сейчас Ричард понимал, что участвовать в подобном было сравни самоубийству, а отец окончательно поехал крышей на своих исследованиях. В четырнадцатилетнем Ричарде он видел не сына, а возможность довести дело жизни до конца. – Но... – Эстебан замер, что-то посчитал в уме и в ужасе округлил глаза, – тебе сейчас только двадцать один. Татуировка только как четыре года признана... – он запнулся и следующую фразу выдохнул на грани слышимости. Ричард порадовался, что в кафе уже почти никого не осталось. – Ты же был несовершеннолетним. Ричард криво усмехнулся и пожал плечами. Когда Мирабелла все узнала, она кричала то же самое, а отец искренне не понимал, какое это имело значение. Ричард к тому моменту тоже – первый год после того, как исследование было закончено, а на его спине чернильным пятном раскинулась огромная черная татуировка, он провел как во сне. Его больше заботило то, что магия, до этого серебряными нитями струящаяся по венам, будто застыла, превратилась в тяжелый гранит, прибивающий к земле и не дающий дышать. Развод родителей прошел мимо него, он так и не смог вспомнить ни суд, ни плач сестер – только удушающую пустоту и накрывающую с головой апатию. – А отец очень убедительным, – хмыкнул Ричард. – Знаю, звучит так себе, – он пожал плечами, смотря на Эстебана, во взгляде которого плескалось что-то сродни отчаянию. – Поверь, я выслушал много дискуссий по этому поводу и не собираюсь начинать еще одну. По крайней мере не тут, – Ричард оглянулся по сторонам и снова почувствовал себя неуютно. Скорее всего их никто не слышал, но это ощущение уязвимости теперь противно зудело где-то в районе лопаток. – Но факт остается фактом – на мне первая версия. И она, ну, – он усмехнулся – работает немного топорно. Отец пытался, конечно, подкорректировать, но многое мне все равно не доступно. – Внезапно даже для самого себя Ричард начал оправдываться. – Она меня защищает. И делает очень хорошо. Эстебан выглядел потрясенным и злым одновременно. Дрожащими руками он обхватил свои предплечья и, уставившись на носки ботинок, нервно усмехнулся. – Настолько, что ты даже на Темную сторону сходить не можешь, – с явным сожалением в голосе выплюнул он. – Это безумие, – Эстебан устало потер лоб и снова посмотрел на Ричарда, – как ты магией вообще пользуешься? – С трудом, – честно признался тот. – Послушай, – Ричард тяжело вздохнул, чувствуя бесконечную усталость, – это долгий разговор. Просто прими как факт. Я не могу. Очень рад бы, хотел, но не могу, – а потом, внезапно склонив голову, ободряюще усмехнулся: - С другой стороны, даже Арамона не может влезть мне в голову. Знаешь, как он бесится? Эстебан никак не отреагировал на эту жалкую попытку откатить разговор к прежним настройкам. Он снова задумчиво смотрел себе под ноги и кусал обветренные губы. Ричард грустно улыбнулся. Сейчас, когда Эстебан замер неподвижным изваянием, Ричард вспомнил, насколько тот красивый. Обычно кривляющийся и гримасничающий, Эстебан оставался в памяти смазанным пятном, имеющим скорее голос, чем облик. Но сейчас, когда он наконец остановился, можно было рассмотреть угловатое, будто выточенное из мрамора лицо, неправильные, но от того сильнее завораживающие, черты лица, складывающиеся в настолько восхитительную картину, что Ричард снова почувствовал, как сердце начинает быстрее биться о ребра. Если до этого момента надежно спрятанные чувства, насильно усыпленные и заваленные повседневным хламом, только лениво потягивались и неохотно подавали признаки жизни отголосками робкой надежды, то теперь они очнулись окончательно. И Ричарду это совершенно не нравилось – возвращение мучительной изматывающей влюбленности в Эстебана не входило в его планы. С другой стороны, его мнения никто не спрашивал. – Все равно это ненормально, – пробормотал Эстебан, растерянно засовывая руки в карманы худи и явно пытаясь собраться с мыслями. – У меня есть выбор? – флегматично ответил Ричард, чувствуя привычную пустоту от этих слов. У него уже давно все отболело. Эстебан поднял на него взгляд и отрицательно мотнул головой, отвечая на этот очевидно риторический вопрос. Ричард даже улыбнулся этой наивности. – Вот и не умничай, – хмыкнул он и похлопал Эстебана по острой коленке. – Вот мы и достигли дна. Радостно смеясь, – под нос пробурчал себе Эстебан и, вдруг снова нахмурившись, вскинул встревоженный взгляд, будто бы что-то для себя поняв. – Ричард. А ты... – и замолчал на полуслове. Ричард выждал несколько секунд, но пауза затягивалась. – Что? – нетерпеливо спросил он, когда Эстебан третий раз открыл рот, но так и не произнес ни звука. Они еще немного помолчали. – Ничего, – наконец с трудом сказал Эстебан и, вдруг выпрямившись, натянул на лицо свое лучшее беззаботное выражение, на которое вообще был способен. Ричард раздраженно выдохнул. – Может, сгоняем за нормальным кофе? – уже другим, более бодрым голосом спросил Эстебан. Потом задумался и добавил: – И энергетосом. А то я уже не вывожу. Ричард еле удержался, чтобы не добавить привычное «к», но вовремя спохватился. Ключи от каламбургерной у них с Арно были одни на двоих, а остальные обычно после таких шуток смотрели на них с жалостью и сочувствием. – И носки купить надо, – подхватывая рюкзак, кивнул Ричард. – Только не те полосатые, от них Кукуя чешется, – и в этот же момент почувствовал себя прилежным котоотцом. Кукуеотцом. Хтонеотцом. Короче, родителем, пекущемся о здоровье своего детеныша. Всю магию момента, как всегда, разрушил Эстебан. – Так вот что это был за звук, – насмешливо протянул он, хитро смотря на Ричарда. – А я уже хотел попросить тебя хотя бы подождать, пока я в душ уйду. От неожиданности Ричард даже запнулся о порог, вываливаясь на улицу как мешок с картошкой и тут же попадая ровно в центр лужи, больше похожей на небольшое озеро. Он поднял возмущенный взгляд на крайне довольного Эстебана, внимательно наблюдавшего за этой пантомимой, и очень сильно понадеялся, что не покраснел. – Придурок, – от всей души сказал Ричард. Эстебан широко улыбнулся. Сердце вновь радостно трепыхнулось.

***

Ричард пристально всмотрелся в дно опустевшей миски с салатом, потом перевел взгляд на кусок батона в руке и обратно. Задумчиво провел пальцем по краю, собирая остатки майонеза с луком и обернулся на рядом сидящего Арно, выглядевшего не менее задумчиво. – Ты будешь заниматься со мной мерзким и отвратительным делом? – тихо и серьезно спросил Ричард, двигая тарелку с остатками хлеба к себе и вручая один из кусков Арно. Тот медленно кивнул. – Спрашиваешь еще, – не менее серьезно ответил он, запуская руку в миску и сгребая остатки незамысловатой заправки слегка погрызенным куском белого. Ричард, довольно вздохнув, незамедлительно присоединился. – Я понять не могу, вы совсем охуевшие что ли? – возмущенно спросил Эстебан, откладывая вилку и опасно сощурив глаза. Ричард с наслаждением выгреб завалявшийся кусок помидора, прямо пальцами устраивая его на хлебе и отправил все это великолепие в бездонную пасть. На этот раз даже свою, а не Маски. Арно рядом едва ли не урчал от удовольствия. – Противно? – нарочно чавкая, спросил Ричард, без труда выдерживая тяжелый взгляд Эстебана. Тот смешно сморщил нос. – Да, – презрительно сказал он и почему-то потянулся к последнему куску хлеба. – Как вы можете этим вообще заниматься, – и вдруг добавил: – Без меня. Ричард ошалело наблюдал, как Эстебан, нагло оттолкнув руку Арно, выгреб своим куском всю самую вкусную жижу и теперь, довольно ухмыляясь, демонстративно ее жевал. Ричард почувствовал себя обманутым. Валентин, сидящий напротив, устало вздохнул, потер рукой лоб и отхлебнул свой свежемороженый кофе. Но взгляд на них так и не поднял – как уставился в стол в начале ужина, так туда и смотрел. Лицо у него при этом было такое, будто он все эти полчаса жопой консервную банку пытался открыть и вычислить логарифмы одновременно. Ричард толкнул локтем Арно, привлекая внимание и кивая в сторону Валентина, безмолвно спрашивая, что с ним. Тот пожал плечами. – Валентин, – легко коснувшись руки друга, начал Арно. Тот поднял на него усталый и безразличный взгляд. – Ты меня пугаешь. – Мне снова спрятать хвост? – бесцветно спросил Валентин, смотря как будто сквозь собеседника. Даже яда в голос не добавил. Теперь напрягся и Эстебан. – Не в этом смысле, – раздраженно оскалился Арно, но тут же взял себя в руки, пытаясь звучать весело: – Мы буквально совершили акт вандализма прямо перед твоим чувством прекрасного, а ты даже ни одного комментария не отпустил. – Я думал, – пробормотал Валентин и вдруг глубоко вздохнул, расправляя плечи и прикрывая глаза ладонями. – И в этом заключается твоя основная проблема, – подал голос Ричард, обмениваясь встревоженными взглядами с Арно. На дворе был вроде как даже не ретроградный Меркурий, а карты таро Эстебана еще три дня назад говорили, что у них все будет хорошо. Через жопу, но хорошо. Там в раскладе, конечно, в какой-то момент затесалась Башня за ручку с Умеренностью, но они вчетвером стоически их проигнорировали, успокоившись мыслью, что все обратимо. А дальше посыпались одни пентакли и жить стало совсем хорошо. Поэтому внезапная апатия Валентина вызывала вопросы и требовала немедленных ответов. Во всяком случае, у Арно было такое решительное выражение лица, что Ричард даже отодвинулся греха подальше. – Приходится делать это за двоих, – недовольно сказал Валентин, отрывая руки от лица. Эстебан зажевал быстрее. Валентин осуждающе выгнул бровь. – За троих, – поправил он. Эстебан ослепительно улыбнулся. Между зубов у него застрял лук. – Поделишься с коллективом или так и будешь сидеть с этим постным еблетом вежливой непричастности? – вежливо поинтересовался Ричард, чувствуя вселенскую усталость. Валентин в детстве явно обожал аттракционы. Другого объяснения, почему он так любил качаться на эмоциональных качелях не было. Ричард же все эти орудия пыток для детей от трех лет не выносил. Зато вполне мог вынести сейчас Валентина. Желательно за дверь, пусть там свои драмы устраивает. – И мертвого заебешь, Дикон, – недовольно отозвался Валентин, и, поведя плечами, будто бы стряхнул с себя оцепенение, приходя в себя окончательно. – Профессия такая, – пожал плечами Ричард и бездумно потянулся к открытой пачке с вафлями, засовывая одну в рот практически целиком. Валентин, глядя на это, мученически вздохнул. Ричард испытал желание запихать того обратно в свою скорлупу и дожрать нормально, без этих буржуазных трагических стенаний. – Я думаю, нам нужно вывезти Маску за пределы пятой печати, – уверенно сказал Валентин, впрочем, не отрывая взгляда от стола. Ричард замер. – Мы сейчас мало того, что на безопасной Изнанке сидим, так еще и территориально в районе Третьего кольца. Эту гадину буквально сковали по всем доступным конечностям, – осторожно подбирая слова продолжил Валентин. Было ясно, что эту мысль он высиживал даже не один день. От этого она была и страшнее. – Если мы хотим от нее избавиться, надо сначала выковырнуть то, что внутри сидит. Чем бы это не было, – он наконец поднял голову и, увидев взгляд друзей, нахмурился. – Ну что вы на меня так смотрите? На кухне повисла оглушающая тишина. Ричард отстранено подумал, что, если бы все, кто считает Валентина самым адекватным и рассудительным в их компании услышали бы этот бред, они бы взяли все свои слова обратно. И доплатили моральную компенсацию. И отдельным пунктом скинулись бы Валентину на лечение. Москва, защищенная пятью кольцами, удачно замаскированными под транспортные пути, была и правда самым безопасным местом – любой магический всплеск, выходящий за пределы нормы тут же фиксировался и регистрировался, а затем штрафовался. Ричард истерически ржал, когда в первый год пребывания в Москве получил такое письмо счастья. Квитанция пришла в белом конверте по обычной почте и была замаскирована под штраф за неправильную парковку, а оплатить его предлагалось на Госуслугах. Смеяться Ричард перестал через два часа, когда его очередной раз выкинуло из системы, а экран моргнул сине-белым, снова заявляя, что знать не знает такой логин и пароль. И вот Валентин предлагал идеальное преступление: наплевав на все законы и меры безопасности, отправиться туда, где на подозрительную магическую активность не только не отреагируют – ни контролирующие органы, ни система безопасности, - но и даже не смогут о ней узнать. Этакий пикник, где закуской могут стать они сами. Ричард тупо смотрел на Валентина – абсолютно спокойного и серьезного, и, к их ужасу, отлично понимающего, что именно сказал, – и не находил слов, чтобы выразить всю ту мешанину из возмущения, негодования и предательского восторга, пробивающегося через рациональную часть мозга. – То есть ты предлагаешь, – вкрадчиво начал Арно, первым вернувшим себе способность говорить, – взять в руки ту штуку, которая всех по очереди чуть не сожрала живьем, самолично вывезти туда, где уже ничего не сможет ее сдерживать и просто посмотреть, что будет? – Ну да, – предельно серьезно кивнул Валентин и тут же ощетинился: – У тебя есть идеи получше? – Блять, Валентин! – внезапно заорал Арно, со всей силы хлопая ладонью по столу. Ричард почувствовал, как Эстебан дернулся от неожиданности и рефлекторно сжал его предплечье в успокаивающем жесте. Валентин даже не пошевелился. – Ты устроил истерику только потому, что я, обложившись печатями и с Ричардом на стреме отволок эту Маску Герману. Заметь, все это происходило в пределах Второй печати. И теперь предлагаешь вот это? Нигде не жмет? Ричард отодвинулся от взбешенного Арно подальше. Тот явно разрывался между тем, чтобы встать и от души врезать Валентину, и тем, чтобы просто сразу придушить его. Вот в эти разборки Ричард точно не хотел лезть. Эти двое, как всегда, поорут и успокоятся, а он в итоге останется с потрепанными нервами. Ричард и так чувствовал себя основательно пожеванным жизнью голубем мира, которому уже повыдергивали все перья из хвоста. Отныне он решил, что будет приносить не благие вести, а добро и позитив, сидя на лучшем месте в первом ряду этого цирка с косяком вместо ветки оливы. С него хватит. – Жмет, – с ледяным спокойствием ответил Валентин, зло щурясь. – Брюки классные, но вот тут, – он указал пальцем куда-то в район поясницы, – хвост все время затекает. Знаешь, как неудобно? Взгляд Арно потемнел, и он рывком притянул к себе Валентина за грудки, что-то шипя ему прямо в лицо. Ричард флегматично отпил кофе. – Как ты думаешь, насколько он конченный? – чуть склонившись к его уху и опаляя щеку горячим дыханием, спросил Эстебан. Ричард отметил, как по скулам Валентина начал расползаться румянец. – Настолько, что кончает даже под антидепрессантами, – хмыкнул он, даже не пытаясь звучать тише. Арно запнулся на середине предложения и удивленно обернулся. Валентин, пользуясь моментом, вывернулся из хватки и уселся обратно на свое место, предусмотрительно отодвигаясь от Арно подальше. Тот, посверлив Валентина взглядом еще несколько секунд, тоже опустился на стул. – Я все слышу, – уже не так воинственно отозвался Валентин, игнорируя взгляд Арно. – У вас есть идеи получше? Или, может, еще пару недель полюбуемся этой страхоебиной? – он раздраженно кивнул в сторону Маски, радостно лыбящейся из темного коридора. Печатей и рун вокруг нее стало на два десятка больше, Ричард пошел на принцип и напиздячил на стену вообще все, что смог найти. – Подождем, пока она окончательно не озвереет и не слопает нас всех. Дикон, не делай такое лицо, – выгнул бровь Валентин, смотря на Ричарда. – Арамона тебя у чертей на бутылку конины променяет и все равно заставит экзамен сдавать, ты не уйдешь от сессии. Ричард хмыкнул, Валентин хватался вообще за все варианты перевести тему и разрядить обстановку. – Ну хороший же был план, – подыграл он. Валентин изогнул губы в мимолетной благодарной улыбке. Арно нахмурился еще больше. – Короче, – подвел итог Валентин. – Завтра у всех нас свободный вечер, поэтому собираемся, пишем завещание и едем. – Сразу на кладбище? – участливо осведомился Эстебан, шумно разворачивая конфету. Явно не первую, судя по валяющимся перед ним фантикам. Ричард хмыкнул, вот у кого ВИП места на эту вечеринку. – Нет, в Щербинку, – ничуть не смутившись ответил Валентин. Ричард скорее почувствовал, чем увидел, как Арно снова начал звереть. – Я так подумал, там как раз самый глубокий магический излом. – Отлично, – звенящим от напряжения голосом заявил Арно, скрещивая руки на груди. – Я планировал завтра поиграть в Ведьмака на компе, но, видимо, буду его проходить в реальной жизни. Охуенный план, Валь, – зло сказал он, поднимаясь на ноги и смотря на Валентина. – Надежный, блять, как швейцарские часы. И вылетел из кухни, громко хлопая дверью в комнату. Ричард задумчиво посмотрел ему вслед. Интересно, а Арно вообще понимает, у кого нахватался таких замашек? – Последние две недели ты ведешь себя как скотина, – устало сказал Ричард, переводя взгляд на поникшего Валентина. Тот еще пытался храбриться и делать вид, что ничего особенного не произошло, но явно был в шаге от того, чтобы свернуться в комок и повыть. Ричард его отчасти понимал – Арно так или иначе всегда был на стороне Валентина, чтобы тот ни начал творить и говорить. И, видимо, Валентин настолько к этому привык, что и забыл – у любого терпения есть предел. Ричард мог только догадываться, что между этими двоими происходило, но даже его, основательно тупящее и вообще не претендующего на приз за проницательность, чутье подсказывало, что ничего хорошего. – Две недели? – грустно хмыкнул Валентин. – Я думал последние двадцать лет, – и уставился на свои руки. – План, конечно, говно редкостное, – вздохнул Ричард. – Но я не позволю тебе в нем участвовать в одиночку. А по твоей упрямой роже вижу, что ты все равно туда попрешься, – Валентин поднял на него полный надежды, но все еще неверящий, взгляд, так что Ричард был вынужден озвучить очевидное: – Я с тобой. Валентин сдержанно кивнул и повернулся к Эстебану. Тот прекратил опустошать пакет с конфетами и замер. Ричард заинтересованно покосился в его сторону. – Я тоже поеду, – как ни в чем ни бывало сказал Эстебан, пожимая плечами. – Кто-то же этот цирк должен заснять. А то мне никто не поверит, что вы так тупо сдохли. Ричард хмыкнул. Отмаза, конечно, была гнилая, но, судя по всему, Эстебан физически был не способен выражать положительные эмоции нормально. Так что это можно было даже засчитать за то, что он к ним в какой-то степени привязался. От той мысли в груди потеплело. – Спасибо, – пробормотал Валентин, снова беря себя в руки и выпрямляя спину. Устало потерев глаза, он поднялся, сгрузил грязную посуду в раковину и направился к выходу. – Хуясибо, – сварливо отозвался Ричард, чувствуя непреодолимое желание повыпендриваться. С Эстебаном это конечно же никак не было связано. – Иди отмаливай грехи к своему этому, солнцеликому. Без него не поеду. – Ого, кто-то почувствовал вкус власти? – насмешливо спросил Валентин, замирая в дверях. – Еще наставления будут? Может, еще подскажешь как именно мне следует налаживать с ним контакт? – и склонился в шутливом полупоклоне. – Ртом, – широко улыбаясь, ответил Ричард, с удовольствием наблюдая, как снова вспыхнули скулы Валентина. Он очень демонстративно достал из кармана домашних штанов руку и показал средний палец, после чего развернулся и вышел. Ричард насмешливо смотрел, как нервно подрагивал черный хвост, волочившийся за хозяином. Было слышно, как скрипнула дверь в комнату и оттуда донесся приглушенный голос Арно, заявляющий раздраженное «пошел нахуй», а следом спокойный голос Валентина. А потом дверь закрылась, и в блоке снова стало тихо. – Вот скажи, куда мы только что вписались? – подпирая рукой голову, спросил Эстебан, глядя прямо на Ричарда. Тот сонно зевнул. – В какую-то очередную неведомую хуйню, которая скорее всего закончится или смертью, или отчислением, – эта мысль даже не казалась пугающей. Ричард чувствовал себя акулой, отпустившей бразды правления своей жизни и теперь смиренно идущей ко дну. Зато выспится. – Одни плюсы, – пожал плечами Эстебан и развернул еще одну конфету. Ричард наконец глянул, что тот точит целый вечер. Оказалось, что «Мишек в лесу», что вызвало какое-то нездоровое умиление. – Это могильные кресты, – кивнул Ричард и замолчал. – Ричард, – внезапно сказал Эстебан тем же самым голосом, который был у него сегодня, там, в кафе. Будто собрался сказать что-то очень важное. Ричард напрягся и повернул голову. – Я знаю, это может прозвучать странно и стремно, но...– Эстебан замялся, но, набрав воздуха в легкие, все же спросил: – Тебе снятся сны? Ричард нахмурился. Что-то в тоне Эстебана подсказывало, что это было очень важным. Ричард вполне мог соврать, сказать, что да, бывает. Наплести какую-нибудь несуразицу, которую изредка пересказывала ему Айрис. Или вообще, свести все к шутке, говоря, что в их комнате гадалка только одна, им не нужно будет устраивать магическую дуэль, чтобы отвоевать себе место под солнцем. Точнее, в этом случае, под Луной. Хотелось ответить честно. Поэтому Ричард повел плечом и, как можно небрежнее, бросил: – Нет, – и в этот момент внутри что-то надломилось, заставляя его продолжить говорить. – Очень давно нет. Ни одного за все эти годы. Я думаю, татуировка и их блокирует. Говорю же, она работает очень топорно и криво, – он прикусил губу и, поколебавшись еще мгновение, все же сказал: – Мне иногда кажется, что лучше бы отец довел дело до конца и вырубил во мне вообще все чувства наглухо. А так, – он нервно пожал плечами и усмехнулся, поднимая взгляд и смотря прямо на Эстебана. – Ощущаю себя недочеловеком. Ричард впервые сказал все это вслух и теперь сидел, будто оглушенный. Он чувствовал, будто давно засевший где-то глубоко в груди нож вырвали. Старый, заржавевший, причиняющий боль и неудобство – одним болезненным рывком, после которого стало легче дышать. Одно дело все эти мысли гонять в голове, переживая раз за разом, глотая обиду и злясь на судьбу. А другое – наконец обличить в слова. Эстебан смотрел на него внимательно, но в этом взгляде не было жалости, только понимание и глубокая, будто годами там сидевшая грусть. – Как это ощущается? – спросил он, сжимая и разжимая бледные пальцы, словно никак не мог решить – протянуть руку и коснуться Ричарда, или сжать в кулак в бессильной ярости. Ричард тихо надеялся, что Эстебан выберет первое. – Словно через пуленепробиваемое стекло, – чуть подумав, ответил Ричард. Это невозможно было объяснить словами, но когда-то давно, трясясь в старом трамвае, везущим его из школы, прислонившись лбом к окну, он поймал это чувство. – Грязное такое, заляпанное. Смотришь через него, видишь все но... как будто знаешь, что оно должно быть по-другому. Ярче, сильнее, громче. Но ничего сделать не можешь. Они замолчали. Ричард, ошарашенный собственными откровениями, с недоумением смотрел на это разворошенное гнездо собственной боли, словно видел его впервые. И не мог никак понять – неужели это все и правда принадлежит ему? Зачем он таскает это с собой столько лет? А главное, что теперь с этим всем делать? – Ричард, – тихо сказал Эстебан, снова привлекая к себе внимание. Ричард посмотрел на него и почувствовал невыносимую потребность прямо сейчас коснуться. Взять Эстебана за руку, влететь в его объятья, коснуться губ – хоть что-нибудь. Это чувство было такой силы, так неумолимо тянуло вперед, что сопротивляться не было сил. Он, не отдавая себе отчета, скользнул подушечками по раскрытой ладони, коснулся запястий и снова опустился вниз, сплетая их пальцы. Эстебан вздрогнул и сжал руку крепче. Ричард чувствовал, как его сердце бьется где-то в горле. – Все хорошо, – еле разлепив сухие губы, тихо шепнул Ричард. – Я привык. И первый, не дожидаясь, когда эта теплая волна окончательно снесет ему голову, разорвал контакт, поднимаясь на ноги и в два шага оказываясь возле двери. – Я, наверное, спать, – неловко пробормотал он, чувствуя себя идиотом. Эстебан заторможено кивнул. – Спокойной ночи, – механически отозвался он. А потом, внезапно повернувшись, спросил: – Хочешь, я тебе утром завтрак заебашу? Ричард завис, смотря на встрепанного, растерянного и тоже сбитого с толку Эстебана. Будь у него больше смелости, он бы прямо сейчас вернулся, опустился перед ним на колени и, наконец, взяв лицо Эстебана в свои руки, поцеловал. Как хотел уже очень давно. – Заебашь лучше на завтрак меня. Сессия скоро, – насмешливо сказал Ричард. Но, увидев, как на лице Эстебана проступает разочарование, тут же решительно добавил: – Хочу. Очень хочу. И понадеялся, что Эстебан не понял, что сейчас он говорил совсем не о завтраке.