***
Ричард гонял последние две макаронины по пустому пластиковому контейнеру и старательно игнорировал с периодичностью в полсекунды дребезжащий телефон – уведомления сыпались со скоростью света. В чате происходила убойная словесная баталия, Эстебан и Валентин насмерть рубились, выбирая новый кухонный стол. Арно, в самом начале разговора заявивший, что больше двух косарей не даст, дезертировал из этого спора. Ричард же, как беспристрастный, а главное, нищий арбитр, оставил право решающего голоса за собой, попросив позвать его в самом финале, когда фавориты будут уже определены. Судя по количеству сыпящихся ссылок, аргументов и оскорблений в эстетических предпочтениях оппонента, в чат лучше было не соваться еще часа два точно. Напротив Ричарда сидела Айрис, раскинув на небольшом круглом столике университетского кафетерия тетради с конспектами, какие-то распечатки и периодически листая две какие-то крайне потрепанные жизнью книги. Ричард бездумно рассматривал стершиеся корешки, пожелтевшие от времени листы бумаги и чувствовал духовное родство с этими в край задолбавшимися ископаемыми. Айрис болтала за них двоих, кажется, уже отойдя от набившей оскомину темы поездки домой на праздники и способов отмазаться от этого сомнительного удовольствия, и уже пустившись в пространные рассуждения о чем-то более для нее насущном. Когда последний раз Ричард вслушивался, она жаловалась на отсутствие гласных в древневаллийском, обещая лично наведаться в четвертый век до нашей эры и подарить им на Йоль мешочек с недостающими буквами. – Короче, младших Брейгелей повесили в Новом Иерусалиме, и мы с девочками думаем на выходных туда скататься, – покачивая вилкой и медитируя над точно таким же, как и у Ричарда, контейнером, сказала Айрис. У нее последнее время было какое-то удивительно хорошее настроение, непонятно с чем связанное. Настолько, что сегодня утром она даже написала Ричарду, что захватила обед и на его наглую серую заебанную морду. Ричард не лез с вопросами и вообще старался не дышать в эту сторону, вдруг спугнет и его перестанут подкармливать. – С другой стороны, это будет суббота и опять пробки, так что перед нами стоит дилемма – во имя искусства прогулять пары у этой гарпии, или пять часов толкаться на выезде со МКАДа. Ричард нахмурился, представил в голове карту, прочертил линию до Иерусалима и споткнулся сначала о границы, а потом и о мысль, что ехать они собрались на машине. Поэтому решил уточнить. – Тебе не кажется, что в Иерусалим надо на самолете лететь? – осторожно спросил он, закрывая пустой контейнер крышкой и двигая уже остывший кофе к себе ближе. Ну как кофе, ту химозу из пакетиков, что намешивали под видом обычного и брали за это конские пятьдесят рублей. Айрис перевела на брата заинтересованный взгляд, пристально посмотрела ему в глаза и, поняв, что он абсолютно серьезен, неверяще покачала головой. – Я скоро тебя начну снимать и продавать эксклюзивы Дискавери, – протянула она, тяжело вздыхая. – Ты восхитительно тупой. Ричард, – Айрис чуть понизила голос и стала звучать как учительница, от чего тот невольно вздрогнул, – Новый Иерусалим – это Подмосковье, – чуть помолчала и еще более ласково уточнила: – А кто такие младшие Брейгели ты знаешь? – Дети старшего? – жалобно предположил Ричард, чувствуя себя униженным. Айрис прикрыла глаза ладонью и тихо рассмеялась. Ричард обиженно засопел, отхлебывая кофе, но придумать достойный ответ обнаглевшей сестре не успел – по каменному полу противно заскрежетали металлические ножки стула, на который тут же плюхнулся Эстебан. От него веяло холодом и ощутимо пахло сигаретами, он явно только что вернулся из курилки, где продрог. Во всяком случае, он то и дело поджимал длинные узловатые пальцы в попытке согреть их. Ричард невольно завис, представляя, как касается рук Эстебана своими, делясь теплом и вызывая благодарную улыбку. Айрис рядом деликатно кашлянула. Впрочем, Эстебан все равно ничего не заметил. – Что у вас тут происходит? – весело спросил он, ставя локти на стол и привычным жестом откидывая падающую на глаза челку. Ричард, все еще чувствуя себя оскорбленным и не желающий вступать в дискуссию, невнятно булькнул в стакан, поэтому отвечать пришлось Айрис. – Экскурс в историю мировой живописи и базовую географию города, в котором мы теперь живем, – не менее живо отозвалась она, закидывая ногу за ногу. Эстебан повторил движение, но спустя секунду бросил паясничать и сел поудобней. Ричард почувствовал глухое раздражение – Эстебан и Айрис как-то подозрительно быстро спелись, что, с одной стороны, отзывалось приятным теплом в груди, а с другой, заставляло бессильно беситься. Он уже ловил себя на мысли, что если эти двое начнут встречаться, то он просто сожрет себя изнутри от ревности. Причем, непонятно к кому именно, но что-то подсказывало, что это чувство будет зиждиться не на братской любви и заботе об Айрис. – Вот последнее и Валентину неплохо было бы изучить, – внезапно ворчливо сказал Эстебан и покосился на свой периодически загорающийся от уведомлений телефон. – На часах двенадцать, а Арно уже поехал за ним в Лобню. – Он же утром говорил, что ему нужно в Люблино, – нахмурился Ричард, припоминая, как утром подробно объяснял Валентину как не потеряться на МЦД. Эстебан тяжело вздохнул и многозначительно посмотрел на Ричарда. Тот все понял без слов. – Ясно, – вздохнул он. – Больше вопросов нет. – Влюблено – это скорее по части Арно, – беспечно бросила Айрис, отрываясь от телефона. Ричард кинул на нее предупреждающий взгляд. Судя по тому, как удивленно вытянулось лицо сестры, Эстебан отреагировал так же. – Что, вы об этом не говорите? – усмехнувшись, уточнила она. – Мы хорошие друзья, – с нажимом сказал Ричард. Эта тема не то чтобы была под запретом, просто негласный кодекс братанов гласил, что они не обсуждают даже самые очевидные вещи пока сам источник не заговорит. Манипуляции и подъебы, конечно же, были вынесены за скобки. – И притворяемся слепоглухонемыми, – чопорно добавил Эстебан. Ричард, не меняясь в лице, протянул ему ладонь, которую Колиньяр, не глядя, отбил. Айрис насмешливо хмыкнула. – Но это не мешает вам быть крысами, поняла, – сделала единственно правильный вывод она и, потянувшись, достала из-под стола сумку, начиная неспешно в нее складывать валяющуюся макулатуру. – Тут, конечно, очень интересно, – вздохнул Айрис, – но мне пора. Впереди ждут три пары и тридцать недочитанных страниц «Авесты». Хорошо, что Робер с монографиями по Персии помог, иначе бы я кукухой двинулась. – Она на секунду остановилась, очень серьезно посмотрела сначала на Ричарда, потом на Эстебана и, перейдя на шепот, доверительно сказала: – Зато я теперь знаю, как отравить вас примерно тридцатью семью способами. И это только из того, что есть у вас в холодильнике, – и двинула бровями. Ричард переглянулся с Эстебаном. Зная, что именно изучает Айрис, это могли быть вообще не шутки. – Тебе больше у нас не рады, – также серьезно сказал Ричард, смотря прямо в хитрющие огромные зеленые глаза сестры. – Уходи. Айрис расплылась в недоброй улыбке и, перегнувшись через стол, забрала у Ричарда из-под носа контейнер. – Как тебе макарошки, кстати? – нежно спросила она. И тут же радостно сообщила: – Сдохнешь послезавтра. Ричард не выдержал и расплылся в улыбке, дергая Айрис за длинную белую прядь, соскользнувшую с плеча. Сестра досадливо поморщилась и, посмеиваясь, спрятала контейнер в сумку. Та уже не застегивалась. – Смотрю на вас и не могу нарадоваться, что я единственный ребенок в семье, – вздохнул Эстебан, все это время настороженно наблюдавший за бесплатным цирковым представлением, развернувшимся прямо перед его носом. Айрис пожала плечами, как бы говоря, что она уже смирилась со своей судьбой. Ричард же на секунду представил, что было бы, не будь рядом Айрис. Наверное, в какой-то степени его жизнь была бы намного спокойнее. С другой, он скользнул взглядом по лицу сестры, – точеный профиль, четко очерченная линия челюсти, едва накрашенные светлые ресницы и темные тени, залегшие под глазами, от чего и так белая кожа казалась еще светлее, – без нее бы он точно пропал. Бесячая, вездесущая, она была его маяком в самые плохие времена. Это она обнимала его, когда он корчился от боли после первых экспериментов отца, это она слушала его сбивчивые рассказы о темных, страшных кошмарах, преследовавших все детство. Это она помогала ему втайне от родителей сначала собирать документы для поступления, а потом уже и чемодан, когда пришло уведомление о зачислении. Без нее всего – Ричард огляделся по сторонам, замечая шумящую живую толпу студентов, гудевших о чем-то своем, и числу которых он принадлежал уже третий самый счастливый год его жизни – не было бы. Айрис уже начала подниматься из-за стола, как рядом остановился парень. Ричард удивленно уставился на него. Там было на что посмотреть – высокий, с широким разлетом плеч и длинными светлыми волосами, заплетенными в косу на скандинавский манер, та доходила почти до поясницы. Парень наглухо игнорировал и Ричарда, и внезапно заинтересовавшегося Эстебана – смотрел прямо на Айрис из-под длинных светлых ресниц каким-то хитрым, будто бы чуть насмешливым взглядом. – Всем привет, – не смотря на них, поздоровался он. Эстебан и Ричард синхронно кивнули и настороженно переглянулись. Парень же чуть склонился к плечу Айрис, которая вообще не выглядела испуганной. Скорее, заинтересованной. – Красавица, что ты делаешь вечером? – Есть какие-то предложения? – запрокинув голову, чтобы посмотреть внезапному собеседнику в глаза, с легкой усмешкой спросила Айрис. Ричард нахмурился, но вдруг почувствовал, как Эстебан, будто бы машинально, положил руку ему на колено и легонько его сжал. По телу пробежала приятная дрожь. – Как на счет зайти к нам? – между тем продолжил парень. – Что-то вроде репетиции посвящения, только так, для своих. Пиво, сидр, текила, – и внезапно добродушно усмехнулся. Айрис на секунду задумалась. Ричард уже было открыл рот, чтобы высказать свое категоричное фи, но сестра, ясно уловив намерения, осуждающе пнула его по кроссовку. Ричард вспомнил, что Айрис не нежный цветок и вполне может постоять за себя сама, поэтому сцепил зубы и остался безучастным. – Нет, спасибо, красавчик, – состроив самое виноватое выражение лица сказала Айрис. – Я не пью. Увидимся на паре, – и, потеряв всякий интерес к собеседнику, повернулась обратно к брату. Ричард ошалело моргнул, во все глаза смотря то на сестру, то на флегматично пожавшего плечами парня, развернувшегося и направившегося в сторону выхода. – Ты вот вообще представляешь, насколько сильно наебала пацана? – уточнил он у снова уткнувшейся в телефон Айрис, стучавшей длинными сиреневыми ногтями по экрану. – И даже не покраснела с похмелья, – усмехнулась она, отправляя сообщение и выходя из чата. Эстебан рядом не выдержал и рассмеялся. Айрис, довольная произведенным эффектом от своей шутки, подмигнула ему. – Ты, кажется, куда-то собиралась идти, – все еще улыбаясь, напомнил Эстебан. Ричард удивленно на него покосился. – Теперь не только Ричард пытается от меня избавиться, но и ты? – тяжело вздохнула Айрис, переводя взгляд с одного на другого. – И как вы так быстро спелись? Эстебан же чуть придвинулся к Ричарду, и, продолжая смотреть Айрис в глаза, положил свою руку ему на плечо. Ричард устало вздохнул. Опять начинались какие-то игры с каким-то двойным дном, увидеть которое ему не представлялось возможным. Такие тонкие материи всегда проходили мимо, и Ричард уже устал расстраиваться и пытаться в них разобраться. Просто забил и терпеливо пережидал, пока этот самодеятельный драмкружок, почему-то вечно норовящий показать именно ему уникальное представление, наиграется. Если бы у Ричарда спросили, что он думает по поводу репертуара, он бы ответил в лучших традициях классиков: это был блядский цирк, фокусы – просто пиздец, клоуны – дегенераты, а он каждый раз даже немного жалел о потраченном времени. – Просто, понимаешь, тут сейчас будет интимный момент, – между тем вкрадчиво начал Эстебан. И, склонившись к Айрис ближе, сказал заговорщицким шепотом, будто открывая страшную тайну: – Я буду звать твоего брата на свидание. Ричарду показалось, что ему послышалось. Но нет, Айрис удивленно округлила глаза, смерила его восхищенным взглядом и, практически распластавшись по столу, также шепотом спросила у Эстебана: – Тебе нужно мое благословение? – и ослепительно улыбнулась. У Ричарда предательски ёкнуло сердце. А вдруг не шутка? – Нет, – Эстебан выпрямился и уже в полный голос ответил: – только отсутствие. Понимаешь ли, – пояснил он, смотря как расстроено хмурится Айрис, – переживать скорбные минуты принятия отказа и собирать свое сердце по частям я предпочитаю исключительно наедине с бокалом, – он отсалютовал ричардовым стаканом с холодной невнятной жижей, – три в одном. Айрис выглядела разочарованной. Она тяжело вздохнула, поднялась с насиженного места и, поправив чуть задравшийся белый свитер, смерила Эстебана осуждающим взглядом. – Ты такой красивый и такой тупой, – вздохнула она и махнула рукой. – Пока, Ричард. И не смей мне сегодня звонить, я иду в бар пить, танцевать и вести себя крайне неприлично, – и, перегнувшись через стол, легко поцеловала Ричарда в макушку, тут же растворяясь в заметно поредевшей толпе студентов. Как только сестра скрылась из виду, Ричард понял, что в нем практически не осталось сил. Эта вампирюга со своими интригами высосала из него последнее. Захотелось пойти обратно в общагу, залезть под одеяло и, подумать обо всем этом когда-нибудь примерно никогда. – Что это было? – устало спросил он в пустоту, вообще не надеясь получить ответ. Эстебан, хоть и притворялся последнее время хорошим, но тоже был еще тем кровопийцей. Хорошо, что не в прямом смысле этого слова, еще вампиров в их питомнике номер триста тринадцать не хватало. – Манипуляция, – на удивление спокойно ответил Эстебан и наконец убрал руку с плеча. Ричард понял, что все это время практически не дышал. – Прости, мне нужно было спровадить твою сестру, чтобы поговорить наедине, – Эстебану хватило наглости даже виновато звучать, и Ричард бы обязательно оскорбился на эти жалкие потуги, но, победило все равно любопытство. Он наконец повернулся и посмотрел на Эстебана в упор. – Она прекрасна как рассвет, но я хочу предложить тебе кое-что незаконное. – Ты точно пытаешься меня склеить, – хмыкнул Ричард, отбирая у него стакан. Он бездумно отхлебнул и тут же поморщился – то, что раньше было горячим подобием кофе теперь превратилось в холодный неудобоваримый клей ПВА со вкусом сахара. – С первого курса, спасибо, что заметил, – будто бы мимоходом бросил Эстебан. Ричард замер, так и не донеся стакан до поверхности стола. Внутри будто обожгло жаром, и Ричарду на секунду показалось, что он падает. Вместе с этим шатким скрипучим стулом, с этим дешевым пластиковым столом, с этой пародией на кофе – летит вниз с бешеной скоростью, вслед за сердцем. Но через секунду это закончилось, и он даже смог найти в себе силы, чтобы взглянуть на Эстебана. Тот вел себя так, будто ничего не произошло. – Что? – хрипло переспросил Ричард, вообще не узнавая своего голоса. – Что? – эхом отозвался Эстебан, и тут же сменил тему. Но Ричард успел заметить, как вспыхнули острые скулы, отчего сердце сделало еще один маленький кульбит и забилось чаще. – Короче, – Эстебан хлопнул ладонью по столу, снова привлекая внимание Ричарда, – как на счет прогуляться на Темную сторону и посмотреть, на нашу Маску в истинном ее обличии? Я все придумал, проблем возникнуть не должно, – и выжидающе уставился на него. Ричард, все еще пытающийся осознать, что же только что такое произошло, не сразу сообразил, что ему предлагают. А когда понял – нахмурился и отрицательно мотнул головой. – Нет, – опережая уже собравшегося его переубеждать Эстебана, сказал Ричард. – Я не могу. – Да ладно тебе, – Эстебан, если и был расстроен, то хорошо это скрывал, потому что его глаза, вспыхнувшие азартом при одном упоминании Темной стороны, продолжали искриться, – приключение на десять минут, зашли и вышли. Ричард коротко улыбнулся, вспоминая, откуда цитата и представляя их в роли Рика и Морти. Учитывая, куда предлагал прогуляться Эстебан, их бы ждало безумие примерно такого же масштаба. А может, даже больше. Ричард не знал и, скорее всего, никогда не узнает – от этого внутри что-то тоскливо завыло, заскреблось. Магия, обычно смирная и послушная, уставшая пытаться достучаться до хозяина, недовольно шевельнулась, словно говоря – хватит этих пустых обещаний, я уже ничему не верю. – Не в этом дело, – Ричард знал, как это выглядит со стороны, но ничего не мог поделать. - Я физически не могу. Эстебан еще несколько секунд пристально вглядывался в Ричарда, а потом махнул рукой и отвернулся, разом потухая. – Ой, вот давай не надо, хорошо? – Он как мог пытался скрыть разочарование, но голос все равно предательски дрогнул. – Мог бы просто сказать нет, – и начал подниматься. – Не злись, – Ричард успел зацепиться за край рукава толстовки Эстебана и, крепко сжав ее в кулаке, потянул на себя, заставляя вновь обратить на себя внимание. - Эстебан, – с нажимом сказал Ричард. – Правда, – и, вздохнув, признался: – Это из-за татуировки. Она, – он замялся но, поймав на себе серьезный и непонимающий взгляд, поспешил объяснить как мог, – меня не пускает туда. Эстебан шумно втянул воздух носом, успокаиваясь и сел обратно. Он откинул с лица снова беспорядочно упавшие на лоб волосы, но не перестал хмуриться и сверлить Ричарда взглядом. Ричард же его отлично понимал, он бы себе тоже не поверил. – Не понимаю, – вздохнул Эстебан, скрещивая руки на груди. – Эта татуировка есть у всех демонологов и половина из них совершенно спокойно таскается чуть ли не на завтрак обед и ужин на Темную сторону. И в посмертье, – весомо добавил он, щурясь. Ричард нервно дернул плечом. – Короче, куда допуск дадут. Хочешь сказать, что ты такой особенный? – Хочу сказать, что они не были подопытными кроликами, – огрызнулся Ричард, но тут же взял себя в руки. Эстебан ничего не знал и у него не было права на него злиться. – Ты знаешь, что это все придумал мой отец, – начал он, смотря как все еще хмурящийся Эстебан кивает. Кто бы сомневался. – Во всяком случае, мне об этом уж точно не дают забыть, – а вот этого Ричард говорить не планировал, оно само как-то вырвалось. Эгмонт Окделл в свое время с огромным скандалом вылетел из Магического Научного Общества, разругавшись если не со всеми его представителями, то с большей частью уж точно. Его исследования в области демонологии и попыток создать универсальную защитную печать, способную блокировать не только какие-то частные попытки вмешательства в разум практикующих любые виды магии, а все внешние раздражители целиком, были признаны негуманными. Да и вообще эта идея подвергалась критике и очень большим сомнениям – подобные инициативы раз в сто лет всплывали у особо рьяных энтузиастов, но каждый раз все оборачивалось катастрофой. Лишенный всех грантов, финансирования и, главное, научных степеней, Эгмонт заперся у себя в имении и семь лет, по мнению общественности, переживал кризис, оплакивая разрушенную карьеру. На деле же Эгмонт собственноручно восстановил по памяти все изъятые наработки и начал с самого начала, уже не стесненный никакими правилами и нормами. Как он потом рассказывал Ричарду, кроме себя ему терять уже было нечего. Результатом его многолетней работы стала защитная татуировка, три года назад закончившая свое увлекательное путешествие по бюрократическим инстанциям и признанная на международном уровне как универсальная, а главное, полностью безопасная, печать, созданная специально под нужды демонологов. Состоящая из тонкой магической вязи, она могла быть адаптирована под определенные запросы – древо жизни, являющееся основой, пускало свои корни, сотканные из сплетений специально разработанного Эгмонтом языка на основе практически всех мировых школ магии, каждое ответвление из которых было направлено в одну из семи ступеней магического пространства, доступных для человека. Печать работала как щит, блокируя определенные каналы, через которые магия на каждой ступени могла влиять на человеческое сознание. Это все закладывалось на этапе разработки печати, для каждого создавался свой узор, подходящий под определенные запросы. И пусть вместе с признанием печати к Окделлу вернулось имя, степени и уважение научного сообщества, дискуссии о гуманности исследований, о нормативно-правовой базе, только формирующейся в новом витке развития демонологии, не смолкали до сих пор. Личность Эгмонта для многих оставалось противоречивой, а его затея казалась безумной. Впрочем, новому поколению демонологов это не помешало повально набивать татуировку и пользоваться благами прогресса. Ричарду же оставалось, сцепив зубы, молчать, какой ценой этот прогресс был достигнут. – И что? – выгнул бровь Эстебан, все еще напряженно всматриваясь в помрачневшего Ричарда. – И то, – раздраженно вздохнул он, злясь, что приходится выворачивать душу наизнанку. Опять. – На ком, думаешь, он опробовал первую версию татуировки, которая первые годы отрицалась вообще всем научным сообществом и была формально вне закона? Ричард старался говорить тише – отец никогда не обсуждал с ним это прямо, но это как бы все подразумевалось само собой – не распространяться. Впрочем, когда Ричард соглашается, он был сам вдохновлен и окрылен этой идеей - отец умел убеждать. Это сейчас Ричард понимал, что участвовать в подобном было сравни самоубийству, а отец окончательно поехал крышей на своих исследованиях. В четырнадцатилетнем Ричарде он видел не сына, а возможность довести дело жизни до конца. – Но... – Эстебан замер, что-то посчитал в уме и в ужасе округлил глаза, – тебе сейчас только двадцать один. Татуировка только как четыре года признана... – он запнулся и следующую фразу выдохнул на грани слышимости. Ричард порадовался, что в кафе уже почти никого не осталось. – Ты же был несовершеннолетним. Ричард криво усмехнулся и пожал плечами. Когда Мирабелла все узнала, она кричала то же самое, а отец искренне не понимал, какое это имело значение. Ричард к тому моменту тоже – первый год после того, как исследование было закончено, а на его спине чернильным пятном раскинулась огромная черная татуировка, он провел как во сне. Его больше заботило то, что магия, до этого серебряными нитями струящаяся по венам, будто застыла, превратилась в тяжелый гранит, прибивающий к земле и не дающий дышать. Развод родителей прошел мимо него, он так и не смог вспомнить ни суд, ни плач сестер – только удушающую пустоту и накрывающую с головой апатию. – А отец очень убедительным, – хмыкнул Ричард. – Знаю, звучит так себе, – он пожал плечами, смотря на Эстебана, во взгляде которого плескалось что-то сродни отчаянию. – Поверь, я выслушал много дискуссий по этому поводу и не собираюсь начинать еще одну. По крайней мере не тут, – Ричард оглянулся по сторонам и снова почувствовал себя неуютно. Скорее всего их никто не слышал, но это ощущение уязвимости теперь противно зудело где-то в районе лопаток. – Но факт остается фактом – на мне первая версия. И она, ну, – он усмехнулся – работает немного топорно. Отец пытался, конечно, подкорректировать, но многое мне все равно не доступно. – Внезапно даже для самого себя Ричард начал оправдываться. – Она меня защищает. И делает очень хорошо. Эстебан выглядел потрясенным и злым одновременно. Дрожащими руками он обхватил свои предплечья и, уставившись на носки ботинок, нервно усмехнулся. – Настолько, что ты даже на Темную сторону сходить не можешь, – с явным сожалением в голосе выплюнул он. – Это безумие, – Эстебан устало потер лоб и снова посмотрел на Ричарда, – как ты магией вообще пользуешься? – С трудом, – честно признался тот. – Послушай, – Ричард тяжело вздохнул, чувствуя бесконечную усталость, – это долгий разговор. Просто прими как факт. Я не могу. Очень рад бы, хотел, но не могу, – а потом, внезапно склонив голову, ободряюще усмехнулся: - С другой стороны, даже Арамона не может влезть мне в голову. Знаешь, как он бесится? Эстебан никак не отреагировал на эту жалкую попытку откатить разговор к прежним настройкам. Он снова задумчиво смотрел себе под ноги и кусал обветренные губы. Ричард грустно улыбнулся. Сейчас, когда Эстебан замер неподвижным изваянием, Ричард вспомнил, насколько тот красивый. Обычно кривляющийся и гримасничающий, Эстебан оставался в памяти смазанным пятном, имеющим скорее голос, чем облик. Но сейчас, когда он наконец остановился, можно было рассмотреть угловатое, будто выточенное из мрамора лицо, неправильные, но от того сильнее завораживающие, черты лица, складывающиеся в настолько восхитительную картину, что Ричард снова почувствовал, как сердце начинает быстрее биться о ребра. Если до этого момента надежно спрятанные чувства, насильно усыпленные и заваленные повседневным хламом, только лениво потягивались и неохотно подавали признаки жизни отголосками робкой надежды, то теперь они очнулись окончательно. И Ричарду это совершенно не нравилось – возвращение мучительной изматывающей влюбленности в Эстебана не входило в его планы. С другой стороны, его мнения никто не спрашивал. – Все равно это ненормально, – пробормотал Эстебан, растерянно засовывая руки в карманы худи и явно пытаясь собраться с мыслями. – У меня есть выбор? – флегматично ответил Ричард, чувствуя привычную пустоту от этих слов. У него уже давно все отболело. Эстебан поднял на него взгляд и отрицательно мотнул головой, отвечая на этот очевидно риторический вопрос. Ричард даже улыбнулся этой наивности. – Вот и не умничай, – хмыкнул он и похлопал Эстебана по острой коленке. – Вот мы и достигли дна. Радостно смеясь, – под нос пробурчал себе Эстебан и, вдруг снова нахмурившись, вскинул встревоженный взгляд, будто бы что-то для себя поняв. – Ричард. А ты... – и замолчал на полуслове. Ричард выждал несколько секунд, но пауза затягивалась. – Что? – нетерпеливо спросил он, когда Эстебан третий раз открыл рот, но так и не произнес ни звука. Они еще немного помолчали. – Ничего, – наконец с трудом сказал Эстебан и, вдруг выпрямившись, натянул на лицо свое лучшее беззаботное выражение, на которое вообще был способен. Ричард раздраженно выдохнул. – Может, сгоняем за нормальным кофе? – уже другим, более бодрым голосом спросил Эстебан. Потом задумался и добавил: – И энергетосом. А то я уже не вывожу. Ричард еле удержался, чтобы не добавить привычное «к», но вовремя спохватился. Ключи от каламбургерной у них с Арно были одни на двоих, а остальные обычно после таких шуток смотрели на них с жалостью и сочувствием. – И носки купить надо, – подхватывая рюкзак, кивнул Ричард. – Только не те полосатые, от них Кукуя чешется, – и в этот же момент почувствовал себя прилежным котоотцом. Кукуеотцом. Хтонеотцом. Короче, родителем, пекущемся о здоровье своего детеныша. Всю магию момента, как всегда, разрушил Эстебан. – Так вот что это был за звук, – насмешливо протянул он, хитро смотря на Ричарда. – А я уже хотел попросить тебя хотя бы подождать, пока я в душ уйду. От неожиданности Ричард даже запнулся о порог, вываливаясь на улицу как мешок с картошкой и тут же попадая ровно в центр лужи, больше похожей на небольшое озеро. Он поднял возмущенный взгляд на крайне довольного Эстебана, внимательно наблюдавшего за этой пантомимой, и очень сильно понадеялся, что не покраснел. – Придурок, – от всей души сказал Ричард. Эстебан широко улыбнулся. Сердце вновь радостно трепыхнулось.***
Ричард пристально всмотрелся в дно опустевшей миски с салатом, потом перевел взгляд на кусок батона в руке и обратно. Задумчиво провел пальцем по краю, собирая остатки майонеза с луком и обернулся на рядом сидящего Арно, выглядевшего не менее задумчиво. – Ты будешь заниматься со мной мерзким и отвратительным делом? – тихо и серьезно спросил Ричард, двигая тарелку с остатками хлеба к себе и вручая один из кусков Арно. Тот медленно кивнул. – Спрашиваешь еще, – не менее серьезно ответил он, запуская руку в миску и сгребая остатки незамысловатой заправки слегка погрызенным куском белого. Ричард, довольно вздохнув, незамедлительно присоединился. – Я понять не могу, вы совсем охуевшие что ли? – возмущенно спросил Эстебан, откладывая вилку и опасно сощурив глаза. Ричард с наслаждением выгреб завалявшийся кусок помидора, прямо пальцами устраивая его на хлебе и отправил все это великолепие в бездонную пасть. На этот раз даже свою, а не Маски. Арно рядом едва ли не урчал от удовольствия. – Противно? – нарочно чавкая, спросил Ричард, без труда выдерживая тяжелый взгляд Эстебана. Тот смешно сморщил нос. – Да, – презрительно сказал он и почему-то потянулся к последнему куску хлеба. – Как вы можете этим вообще заниматься, – и вдруг добавил: – Без меня. Ричард ошалело наблюдал, как Эстебан, нагло оттолкнув руку Арно, выгреб своим куском всю самую вкусную жижу и теперь, довольно ухмыляясь, демонстративно ее жевал. Ричард почувствовал себя обманутым. Валентин, сидящий напротив, устало вздохнул, потер рукой лоб и отхлебнул свой свежемороженый кофе. Но взгляд на них так и не поднял – как уставился в стол в начале ужина, так туда и смотрел. Лицо у него при этом было такое, будто он все эти полчаса жопой консервную банку пытался открыть и вычислить логарифмы одновременно. Ричард толкнул локтем Арно, привлекая внимание и кивая в сторону Валентина, безмолвно спрашивая, что с ним. Тот пожал плечами. – Валентин, – легко коснувшись руки друга, начал Арно. Тот поднял на него усталый и безразличный взгляд. – Ты меня пугаешь. – Мне снова спрятать хвост? – бесцветно спросил Валентин, смотря как будто сквозь собеседника. Даже яда в голос не добавил. Теперь напрягся и Эстебан. – Не в этом смысле, – раздраженно оскалился Арно, но тут же взял себя в руки, пытаясь звучать весело: – Мы буквально совершили акт вандализма прямо перед твоим чувством прекрасного, а ты даже ни одного комментария не отпустил. – Я думал, – пробормотал Валентин и вдруг глубоко вздохнул, расправляя плечи и прикрывая глаза ладонями. – И в этом заключается твоя основная проблема, – подал голос Ричард, обмениваясь встревоженными взглядами с Арно. На дворе был вроде как даже не ретроградный Меркурий, а карты таро Эстебана еще три дня назад говорили, что у них все будет хорошо. Через жопу, но хорошо. Там в раскладе, конечно, в какой-то момент затесалась Башня за ручку с Умеренностью, но они вчетвером стоически их проигнорировали, успокоившись мыслью, что все обратимо. А дальше посыпались одни пентакли и жить стало совсем хорошо. Поэтому внезапная апатия Валентина вызывала вопросы и требовала немедленных ответов. Во всяком случае, у Арно было такое решительное выражение лица, что Ричард даже отодвинулся греха подальше. – Приходится делать это за двоих, – недовольно сказал Валентин, отрывая руки от лица. Эстебан зажевал быстрее. Валентин осуждающе выгнул бровь. – За троих, – поправил он. Эстебан ослепительно улыбнулся. Между зубов у него застрял лук. – Поделишься с коллективом или так и будешь сидеть с этим постным еблетом вежливой непричастности? – вежливо поинтересовался Ричард, чувствуя вселенскую усталость. Валентин в детстве явно обожал аттракционы. Другого объяснения, почему он так любил качаться на эмоциональных качелях не было. Ричард же все эти орудия пыток для детей от трех лет не выносил. Зато вполне мог вынести сейчас Валентина. Желательно за дверь, пусть там свои драмы устраивает. – И мертвого заебешь, Дикон, – недовольно отозвался Валентин, и, поведя плечами, будто бы стряхнул с себя оцепенение, приходя в себя окончательно. – Профессия такая, – пожал плечами Ричард и бездумно потянулся к открытой пачке с вафлями, засовывая одну в рот практически целиком. Валентин, глядя на это, мученически вздохнул. Ричард испытал желание запихать того обратно в свою скорлупу и дожрать нормально, без этих буржуазных трагических стенаний. – Я думаю, нам нужно вывезти Маску за пределы пятой печати, – уверенно сказал Валентин, впрочем, не отрывая взгляда от стола. Ричард замер. – Мы сейчас мало того, что на безопасной Изнанке сидим, так еще и территориально в районе Третьего кольца. Эту гадину буквально сковали по всем доступным конечностям, – осторожно подбирая слова продолжил Валентин. Было ясно, что эту мысль он высиживал даже не один день. От этого она была и страшнее. – Если мы хотим от нее избавиться, надо сначала выковырнуть то, что внутри сидит. Чем бы это не было, – он наконец поднял голову и, увидев взгляд друзей, нахмурился. – Ну что вы на меня так смотрите? На кухне повисла оглушающая тишина. Ричард отстранено подумал, что, если бы все, кто считает Валентина самым адекватным и рассудительным в их компании услышали бы этот бред, они бы взяли все свои слова обратно. И доплатили моральную компенсацию. И отдельным пунктом скинулись бы Валентину на лечение. Москва, защищенная пятью кольцами, удачно замаскированными под транспортные пути, была и правда самым безопасным местом – любой магический всплеск, выходящий за пределы нормы тут же фиксировался и регистрировался, а затем штрафовался. Ричард истерически ржал, когда в первый год пребывания в Москве получил такое письмо счастья. Квитанция пришла в белом конверте по обычной почте и была замаскирована под штраф за неправильную парковку, а оплатить его предлагалось на Госуслугах. Смеяться Ричард перестал через два часа, когда его очередной раз выкинуло из системы, а экран моргнул сине-белым, снова заявляя, что знать не знает такой логин и пароль. И вот Валентин предлагал идеальное преступление: наплевав на все законы и меры безопасности, отправиться туда, где на подозрительную магическую активность не только не отреагируют – ни контролирующие органы, ни система безопасности, - но и даже не смогут о ней узнать. Этакий пикник, где закуской могут стать они сами. Ричард тупо смотрел на Валентина – абсолютно спокойного и серьезного, и, к их ужасу, отлично понимающего, что именно сказал, – и не находил слов, чтобы выразить всю ту мешанину из возмущения, негодования и предательского восторга, пробивающегося через рациональную часть мозга. – То есть ты предлагаешь, – вкрадчиво начал Арно, первым вернувшим себе способность говорить, – взять в руки ту штуку, которая всех по очереди чуть не сожрала живьем, самолично вывезти туда, где уже ничего не сможет ее сдерживать и просто посмотреть, что будет? – Ну да, – предельно серьезно кивнул Валентин и тут же ощетинился: – У тебя есть идеи получше? – Блять, Валентин! – внезапно заорал Арно, со всей силы хлопая ладонью по столу. Ричард почувствовал, как Эстебан дернулся от неожиданности и рефлекторно сжал его предплечье в успокаивающем жесте. Валентин даже не пошевелился. – Ты устроил истерику только потому, что я, обложившись печатями и с Ричардом на стреме отволок эту Маску Герману. Заметь, все это происходило в пределах Второй печати. И теперь предлагаешь вот это? Нигде не жмет? Ричард отодвинулся от взбешенного Арно подальше. Тот явно разрывался между тем, чтобы встать и от души врезать Валентину, и тем, чтобы просто сразу придушить его. Вот в эти разборки Ричард точно не хотел лезть. Эти двое, как всегда, поорут и успокоятся, а он в итоге останется с потрепанными нервами. Ричард и так чувствовал себя основательно пожеванным жизнью голубем мира, которому уже повыдергивали все перья из хвоста. Отныне он решил, что будет приносить не благие вести, а добро и позитив, сидя на лучшем месте в первом ряду этого цирка с косяком вместо ветки оливы. С него хватит. – Жмет, – с ледяным спокойствием ответил Валентин, зло щурясь. – Брюки классные, но вот тут, – он указал пальцем куда-то в район поясницы, – хвост все время затекает. Знаешь, как неудобно? Взгляд Арно потемнел, и он рывком притянул к себе Валентина за грудки, что-то шипя ему прямо в лицо. Ричард флегматично отпил кофе. – Как ты думаешь, насколько он конченный? – чуть склонившись к его уху и опаляя щеку горячим дыханием, спросил Эстебан. Ричард отметил, как по скулам Валентина начал расползаться румянец. – Настолько, что кончает даже под антидепрессантами, – хмыкнул он, даже не пытаясь звучать тише. Арно запнулся на середине предложения и удивленно обернулся. Валентин, пользуясь моментом, вывернулся из хватки и уселся обратно на свое место, предусмотрительно отодвигаясь от Арно подальше. Тот, посверлив Валентина взглядом еще несколько секунд, тоже опустился на стул. – Я все слышу, – уже не так воинственно отозвался Валентин, игнорируя взгляд Арно. – У вас есть идеи получше? Или, может, еще пару недель полюбуемся этой страхоебиной? – он раздраженно кивнул в сторону Маски, радостно лыбящейся из темного коридора. Печатей и рун вокруг нее стало на два десятка больше, Ричард пошел на принцип и напиздячил на стену вообще все, что смог найти. – Подождем, пока она окончательно не озвереет и не слопает нас всех. Дикон, не делай такое лицо, – выгнул бровь Валентин, смотря на Ричарда. – Арамона тебя у чертей на бутылку конины променяет и все равно заставит экзамен сдавать, ты не уйдешь от сессии. Ричард хмыкнул, Валентин хватался вообще за все варианты перевести тему и разрядить обстановку. – Ну хороший же был план, – подыграл он. Валентин изогнул губы в мимолетной благодарной улыбке. Арно нахмурился еще больше. – Короче, – подвел итог Валентин. – Завтра у всех нас свободный вечер, поэтому собираемся, пишем завещание и едем. – Сразу на кладбище? – участливо осведомился Эстебан, шумно разворачивая конфету. Явно не первую, судя по валяющимся перед ним фантикам. Ричард хмыкнул, вот у кого ВИП места на эту вечеринку. – Нет, в Щербинку, – ничуть не смутившись ответил Валентин. Ричард скорее почувствовал, чем увидел, как Арно снова начал звереть. – Я так подумал, там как раз самый глубокий магический излом. – Отлично, – звенящим от напряжения голосом заявил Арно, скрещивая руки на груди. – Я планировал завтра поиграть в Ведьмака на компе, но, видимо, буду его проходить в реальной жизни. Охуенный план, Валь, – зло сказал он, поднимаясь на ноги и смотря на Валентина. – Надежный, блять, как швейцарские часы. И вылетел из кухни, громко хлопая дверью в комнату. Ричард задумчиво посмотрел ему вслед. Интересно, а Арно вообще понимает, у кого нахватался таких замашек? – Последние две недели ты ведешь себя как скотина, – устало сказал Ричард, переводя взгляд на поникшего Валентина. Тот еще пытался храбриться и делать вид, что ничего особенного не произошло, но явно был в шаге от того, чтобы свернуться в комок и повыть. Ричард его отчасти понимал – Арно так или иначе всегда был на стороне Валентина, чтобы тот ни начал творить и говорить. И, видимо, Валентин настолько к этому привык, что и забыл – у любого терпения есть предел. Ричард мог только догадываться, что между этими двоими происходило, но даже его, основательно тупящее и вообще не претендующего на приз за проницательность, чутье подсказывало, что ничего хорошего. – Две недели? – грустно хмыкнул Валентин. – Я думал последние двадцать лет, – и уставился на свои руки. – План, конечно, говно редкостное, – вздохнул Ричард. – Но я не позволю тебе в нем участвовать в одиночку. А по твоей упрямой роже вижу, что ты все равно туда попрешься, – Валентин поднял на него полный надежды, но все еще неверящий, взгляд, так что Ричард был вынужден озвучить очевидное: – Я с тобой. Валентин сдержанно кивнул и повернулся к Эстебану. Тот прекратил опустошать пакет с конфетами и замер. Ричард заинтересованно покосился в его сторону. – Я тоже поеду, – как ни в чем ни бывало сказал Эстебан, пожимая плечами. – Кто-то же этот цирк должен заснять. А то мне никто не поверит, что вы так тупо сдохли. Ричард хмыкнул. Отмаза, конечно, была гнилая, но, судя по всему, Эстебан физически был не способен выражать положительные эмоции нормально. Так что это можно было даже засчитать за то, что он к ним в какой-то степени привязался. От той мысли в груди потеплело. – Спасибо, – пробормотал Валентин, снова беря себя в руки и выпрямляя спину. Устало потерев глаза, он поднялся, сгрузил грязную посуду в раковину и направился к выходу. – Хуясибо, – сварливо отозвался Ричард, чувствуя непреодолимое желание повыпендриваться. С Эстебаном это конечно же никак не было связано. – Иди отмаливай грехи к своему этому, солнцеликому. Без него не поеду. – Ого, кто-то почувствовал вкус власти? – насмешливо спросил Валентин, замирая в дверях. – Еще наставления будут? Может, еще подскажешь как именно мне следует налаживать с ним контакт? – и склонился в шутливом полупоклоне. – Ртом, – широко улыбаясь, ответил Ричард, с удовольствием наблюдая, как снова вспыхнули скулы Валентина. Он очень демонстративно достал из кармана домашних штанов руку и показал средний палец, после чего развернулся и вышел. Ричард насмешливо смотрел, как нервно подрагивал черный хвост, волочившийся за хозяином. Было слышно, как скрипнула дверь в комнату и оттуда донесся приглушенный голос Арно, заявляющий раздраженное «пошел нахуй», а следом спокойный голос Валентина. А потом дверь закрылась, и в блоке снова стало тихо. – Вот скажи, куда мы только что вписались? – подпирая рукой голову, спросил Эстебан, глядя прямо на Ричарда. Тот сонно зевнул. – В какую-то очередную неведомую хуйню, которая скорее всего закончится или смертью, или отчислением, – эта мысль даже не казалась пугающей. Ричард чувствовал себя акулой, отпустившей бразды правления своей жизни и теперь смиренно идущей ко дну. Зато выспится. – Одни плюсы, – пожал плечами Эстебан и развернул еще одну конфету. Ричард наконец глянул, что тот точит целый вечер. Оказалось, что «Мишек в лесу», что вызвало какое-то нездоровое умиление. – Это могильные кресты, – кивнул Ричард и замолчал. – Ричард, – внезапно сказал Эстебан тем же самым голосом, который был у него сегодня, там, в кафе. Будто собрался сказать что-то очень важное. Ричард напрягся и повернул голову. – Я знаю, это может прозвучать странно и стремно, но...– Эстебан замялся, но, набрав воздуха в легкие, все же спросил: – Тебе снятся сны? Ричард нахмурился. Что-то в тоне Эстебана подсказывало, что это было очень важным. Ричард вполне мог соврать, сказать, что да, бывает. Наплести какую-нибудь несуразицу, которую изредка пересказывала ему Айрис. Или вообще, свести все к шутке, говоря, что в их комнате гадалка только одна, им не нужно будет устраивать магическую дуэль, чтобы отвоевать себе место под солнцем. Точнее, в этом случае, под Луной. Хотелось ответить честно. Поэтому Ричард повел плечом и, как можно небрежнее, бросил: – Нет, – и в этот момент внутри что-то надломилось, заставляя его продолжить говорить. – Очень давно нет. Ни одного за все эти годы. Я думаю, татуировка и их блокирует. Говорю же, она работает очень топорно и криво, – он прикусил губу и, поколебавшись еще мгновение, все же сказал: – Мне иногда кажется, что лучше бы отец довел дело до конца и вырубил во мне вообще все чувства наглухо. А так, – он нервно пожал плечами и усмехнулся, поднимая взгляд и смотря прямо на Эстебана. – Ощущаю себя недочеловеком. Ричард впервые сказал все это вслух и теперь сидел, будто оглушенный. Он чувствовал, будто давно засевший где-то глубоко в груди нож вырвали. Старый, заржавевший, причиняющий боль и неудобство – одним болезненным рывком, после которого стало легче дышать. Одно дело все эти мысли гонять в голове, переживая раз за разом, глотая обиду и злясь на судьбу. А другое – наконец обличить в слова. Эстебан смотрел на него внимательно, но в этом взгляде не было жалости, только понимание и глубокая, будто годами там сидевшая грусть. – Как это ощущается? – спросил он, сжимая и разжимая бледные пальцы, словно никак не мог решить – протянуть руку и коснуться Ричарда, или сжать в кулак в бессильной ярости. Ричард тихо надеялся, что Эстебан выберет первое. – Словно через пуленепробиваемое стекло, – чуть подумав, ответил Ричард. Это невозможно было объяснить словами, но когда-то давно, трясясь в старом трамвае, везущим его из школы, прислонившись лбом к окну, он поймал это чувство. – Грязное такое, заляпанное. Смотришь через него, видишь все но... как будто знаешь, что оно должно быть по-другому. Ярче, сильнее, громче. Но ничего сделать не можешь. Они замолчали. Ричард, ошарашенный собственными откровениями, с недоумением смотрел на это разворошенное гнездо собственной боли, словно видел его впервые. И не мог никак понять – неужели это все и правда принадлежит ему? Зачем он таскает это с собой столько лет? А главное, что теперь с этим всем делать? – Ричард, – тихо сказал Эстебан, снова привлекая к себе внимание. Ричард посмотрел на него и почувствовал невыносимую потребность прямо сейчас коснуться. Взять Эстебана за руку, влететь в его объятья, коснуться губ – хоть что-нибудь. Это чувство было такой силы, так неумолимо тянуло вперед, что сопротивляться не было сил. Он, не отдавая себе отчета, скользнул подушечками по раскрытой ладони, коснулся запястий и снова опустился вниз, сплетая их пальцы. Эстебан вздрогнул и сжал руку крепче. Ричард чувствовал, как его сердце бьется где-то в горле. – Все хорошо, – еле разлепив сухие губы, тихо шепнул Ричард. – Я привык. И первый, не дожидаясь, когда эта теплая волна окончательно снесет ему голову, разорвал контакт, поднимаясь на ноги и в два шага оказываясь возле двери. – Я, наверное, спать, – неловко пробормотал он, чувствуя себя идиотом. Эстебан заторможено кивнул. – Спокойной ночи, – механически отозвался он. А потом, внезапно повернувшись, спросил: – Хочешь, я тебе утром завтрак заебашу? Ричард завис, смотря на встрепанного, растерянного и тоже сбитого с толку Эстебана. Будь у него больше смелости, он бы прямо сейчас вернулся, опустился перед ним на колени и, наконец, взяв лицо Эстебана в свои руки, поцеловал. Как хотел уже очень давно. – Заебашь лучше на завтрак меня. Сессия скоро, – насмешливо сказал Ричард. Но, увидев, как на лице Эстебана проступает разочарование, тут же решительно добавил: – Хочу. Очень хочу. И понадеялся, что Эстебан не понял, что сейчас он говорил совсем не о завтраке.