Людей сближает школьная скамья и другие несчастья

      — Так пойдёт? — он ослепительно улыбался, придерживая за козырёк темно-синюю кепку, из-под которой в разные стороны смешно топорщились светлые пряди.       — Нет, — короткое и лаконичное в ответ. Ну не рассказывать же, в самом деле, что эта кепка настолько изумительно оттеняет цвет его глаз, так что аж дышать тяжело становится.       — А если так? — он обернулся ещё раз от зеркала, на этот раз на его носу восседали очки с большими стёклами в черной пластиковой оправе. Он чуть опустил голову вниз, так что те коварно съехали на кончик носа, и поиграл бровями. Господи, он хоть что-нибудь мог делать, не вызывая приступов тахикардии в его и без этого умирающем от любви сердце?       — Издеваешься? Комиксов перечитал? — обреченный вздох. — Ты же не думаешь, что ТАК тебя никто не узнает?       — Блин, жаль. А ведь вроде мне даже идёт, — он отвернулся обратно к зеркалу, не слыша тихое бормотание позади себя «страшно сказать, как».       Встречаться с главным красавчиком школы и, по совместительству, подающим надежды молодым спортсменом, было затруднительно. А ещё очень волнительно.       И несколько месяцев назад он бы ни за что не поверил, если бы ему кто-то об этом сказал.       — Хочешь с ним встречаться? — от внезапного вопроса в лоб у Айзавы пошёл носом чай, так что он закашлялся, а на глазах выступили слезы. Хизаши был прямолинеен как всегда. А ещё чертовски проницателен. И от этого выстрела в упор невозможно было уклониться.       — Не говори ерунды, — Айзава цокнул языком, приводя себя в порядок и протирая стол от последствий чайного фонтана, и добавил чуть тише, подперев щеку ладонью и смотря куда-то в сторону, — это все равно невозможно.       Он смотрел на него — главное достояние школы. Самого выдающегося, самого способного, самого ослепительно улыбающегося и самого бессовестно сводящего его с ума Тошинори Яги. Он перевелся в их школу совсем недавно. Упал буквально как снег на голову — даром что дело было в начале декабря.       * * *       — Добрый день, с сегодняшнего дня я буду учиться вместе с вами. Надеюсь на поддержку, — представленный классу новичок поклонился так низко, что его длинные светлые пряди почти коснулись носков вычищенных белоснежных кроссовок, а затем выпрямился и улыбнулся во все 32 зуба.       По классу прошел разрозненный гул: девочки восторженно перешептывались — новенький был очень хорош собой, а высокий какой! Мальчишки, нахохлившись словно воробьи, ворчали и хорохорились — новенький был слишком хорош собой. А еще высокий какой!       И все же в одной мысли они все сходились: такой парень точно в их классе будет не лишним. Излучаемый им потенциал был виден невооруженным глазом.       — Простите, я опозда… — дверь внезапно распахнулась, и на пороге стремительно возник взлохмаченный темноволосый парень. Щеки его были раскрасневшимися от зимнего воздуха и быстрого бега, а на небрежно наброшенном на шею сером шарфе таяли принесенные с улицы первые снежинки этого года.       Он никогда не опаздывал! Никогда! Но именно сегодня все должно было пойти не так: начиная с отключенного на районе электричества, из-за которого не сработал будильник, и заканчивая сломавшимся автобусом, спасибо которому, последнюю остановку ему пришлось преодолевать бегом. Но всех его потуг все равно было недостаточно: когда он влетал в здание школы, часы на ее стене показывали 10 минут от начала урока. Вот черт!       — …ааал, — дрифтуя на повороте, он не удержался, и, запнувшись за собственные ноги, начал заваливаться внутрь как в замедленной съемке.       Все замерли в предвкушении, даже учитель. Парень сделал спасительный шаг, нелепо взмахнув руками и пытаясь противостоять инерции, но тщетно — пол стремительно приближался. В мозгу обреченно мелькнула мысль, что в лучшем случае он приземлится на запястья, а в худшем — все-таки пропашет носом дорогу до учительского стола. И это на глазах у всех. Вот позорище.       Он зажмурился, предвкушая скорое столкновение. И когда его по какой-то неведомой причине не случилось, осознал, что, кроме этого, еще и задержал дыхание как перед нырком в ледяную воду.       По классу пробежал громкий вздох не то восторга, не то разочарования. Словно чувствительность к замерзшим пальцам, к нему постепенно пришло осознание, что кто-то держит его под плечи, а затем осторожно поднимает и возвращает в вертикальное положение, не отпуская, пока не будет уверен, что его ноги прочно стоят на полу.       — Ты в порядке? — этот «кто-то» смотрел на него, чуть сведя брови в волнении и при этом ободряюще улыбаясь. Он был почти на голову его выше и килограмм на 20 мускулистее. А еще у него были большие и теплые ладони, которые он чувствовал на своих предплечьях даже через школьный пиджак.       — Да, — не слыша сам себя за стуком бешено колотящегося сердца, пролепетал брюнет, неуверенно нащупывая почву, поскольку та стремительно начала уходить из-под его ног.       — Ну, раз уж теперь ВСЕ познакомились с новеньким, — со смешком начал их учитель, — а некоторые еще и достаточно близко, — тут уже хихиканья раздались и меж столов, — то мы можем, наконец, приступать к занятиям. Айзава, займи свое место, — обратился он к опоздавшему, — Яги, сядешь за ним, там как раз есть свободная парта.       Дважды просить не надо было.       Айзава молниеносно ретировался в сторону своего места, пряча в шарф раскрасневшееся лицо и убеждая себя, что даже горящие уши — это все еще от мороза. А когда все расселись и учитель отвернулся к доске, чтобы записать тему урока, услышал позади тихое: «Значит, Айзава. Приятно познакомиться».       Он не знал, отчего конкретно у него по спине пробежали мурашки: от теплого дыхания, которое коснулось едва прикрытой волосами шеи, или от вкрадчивого мягкого тембра голоса. Но одно было точно — скидывать и это на декабрьскую пробежку он уже не мог.       * * *       — Ну ты даешь! — Хизаши со смехом хлопнул дверью, выходившей на пожарную лестницу, где подчас прятались парочки или кто-то незаметно курил на перемене.       Айзава не курил. Вздрогнув всем телом от неожиданности, он продолжил сидеть на корточках у бетонного бортика лестницы и утыкаться лбом в сложенные на коленях руки.       Ему здесь нравилось. Несмотря на то что порой здесь можно было натолкнуться на очередную лобызающуюся парочку старшеклассников, а запах сигарет, казалось, впитался даже в бетонные ступени, здесь было намного тише чем в коридорах на перемене. И временами можно было побыть в одиночестве.       Пока его не найдут. А уж Хизаши Ямада, его друг и одноклассник, всегда находил.       — Так, и что это было за показательное выступление по фигурному катанию? — Хизаши упал рядом, достал из кармана брюк помятую пачку сигарет, встряхнул ее, механическим движением предлагая другу и заранее зная, что тот откажется, беззвучно помотав головой, а затем вытянул одну зубами за фильтр и полез за зажигалкой, — в технике, конечно, были ошибки, но зато поддержка у вас получилась на ура, — он беззлобно хохотнул, — долго репетировали?       Ответом был лишь красноречивый взгляд из-под упавшей на глаза темной челки, так и предлагавший постановщику вопроса где-нибудь удавиться. И чем скорее, тем лучше.       Хизаши только и мог, что вскинуть руки в капитулирующем жесте и, откинувшись головой на бетонный бортик, выпустить в воздух струю дыма. Опускавшиеся с неба снежинки таяли, только коснувшись его.       — Откуда он взялся? — спустя несколько шумных затяжек подал голос Шота. Он выпрямился и тоже запрокинул голову, смотря как уходят кольца дыма в пепельно-серое небо. Поморщил нос. Поежился. Надо было уже возвращаться в класс, хотя от одной этой мысли сердце противно ухало куда-то в желудок, а кончики пальцев начинали нервно подрагивать.       — Тошинори Яги. Переехал из Хосю по семейным обстоятельствам, — легко пожав плечами, повторил блондин пропущенное другом официальное представление и задумчиво добавил, — вроде как с опекуном, — он перехватил обращенный на него вопросительный взгляд, словно говоривший: «вроде?», — так говорят! Слышал в учительской, когда шел забирать сводку новостей для утреннего радио-шоу. Вроде как там случилась какая-то трагедия, из-за которой им пришлось резко менять место жительства. Учитывая его заслуги в прежней школе и «особую ситуацию», ему разрешили сдать вступительные экзамены в середине года и присоединиться к уже текущему потоку учеников.       — Понятно, — обдумав полученную информацию, произнес, наконец, Айзава и нехотя поднялся, вынуждая своего друга поспешно затушить недокуренную сигарету и, спрятав ее в пачку, подняться следом. Его разгрызало все нарастающее противное чувство, что его устоявшемуся привычному миру, где все было подчинено повторяющейся изо дня в день приятной рутине и спокойствию, пришел конец. Сегодняшнее утро было тому лучшим предзнаменованием.       Но деваться было некуда — надо было возвращаться на уроки.       * * *       Ничего не изменилось.       Это было даже обидно.       Хотя Айзава и пытался себя убедить, что такое положение дел его более чем устраивает, он чувствовал, что в глубине души у него копошилось что-то донельзя похожее на обиду и потерянное чувство особенности.       Об утреннем инциденте все вскоре забыли, переключив свое внимание на другие незначительные происшествия, которыми школьная жизнь так и полнится. Новенький легко влился в коллектив и уже даже изначально ревностно глядящие на него парни хотели скорее завладеть его вниманием и пригласить то на футбол, то прошвырнуться после уроков, то на скейт-площадку.       Девчонки же бросали томные взгляды и перешептывались поодаль — как будто кому-то было непонятно, кто был объектом их обсуждения.       Шота бы давно умер от такого количества внимания в один момент времени, но Тошинори было все ни по чем — он чувствовал себя как рыба в воде и отражал полученное внимание обратно, отдавая людям стократ вместе со своей белозубой улыбкой и открытым взглядом.       Прирожденная душа компании.       Айзава мог только благодарить бога за то, что новенького усадили позади него, потому что так можно было хоть на время забыть о его существовании, а не разглядывать урок за уроком его подтянутую мускулистую спину и светлый хохолок волос, вздымающийся над воротником рубашки, которые бросились в глаза тотчас же, стоило ему вернуться в класс. Тошинори в тот момент сидел на своей парте и, откинувшись, вешал на спинку стула только что снятый пиджак. Мышцы напряглись под тонкой тканью рубашки, застыв в напряжении от неудобной позы. Сущее издевательство.       Услышав открывающуюся дверь, он резко обернулся, отчего его светлая челка взметнулась в воздух встревоженной птицей, но, увидев вошедших, лишь коротко махнул рукой, да, казалось бы, задержал чуть более долгий взгляд на своем недавнем знакомом, отчего тот поспешил скорее спрятать глаза и растянуться на своей парте в ожидании учителя.       Однако, даже так все было непросто — и, сидя впереди, ему приходилось проявлять максимум силы воли, сдерживаясь от периодически возникающего желания бросить взгляд через плечо, чтобы убедиться, здесь ли еще этот улыбчивый блондин или ему все это и вовсе привиделось. А еще узнать, смотрит он на него или нет. Потому что ему постоянно казалось, что смотрит, и от этого его шея так и норовила покрыться гусиной кожей.       А еще, да, потому что ему очень хотелось, чтобы смотрел.