К. А. С. И. Т. А.

— Почему сразу же очкастая? Я ведь сказала своё имя! — возмущённо восклицаю я. Не то, чтобы меня это и вправду задело, из уст Камило прозвище звучало даже мило, но, насколько я знаю, все, кто носят очки, высказывают претензии по поводу таких кличек. — Я же тебя кудрявым не называю! — Ну и зря. — спокойно отвечает парень. — Меня обычно все так зовут. Я на несколько секунд осекаюсь. Не такого ответа я ожидала, если честно. Но тут в голове появляется ещё один вопрос. — А почему ты решил подойти познакомиться именно со мной? Тут, кроме меня, народу тьма. — Во-первых, ты очень смешно пялилась на наш универ. — загибает пальцы Камило. — Во-вторых, ты загородила мне фон, пока я снимал видос в тик-ток. А в-третьих, я вообще не собирался с тобой знакомиться. Просто девчонки из нашей компашки сейчас либо дрыхнут, либо опять по каким-то конкурсам мотаются. Поэтому я решил скоротать время с тобой. Наверное, мне следовало бы обидеться, как никак мне в открытую сказали, что я просто временный заменитель каких-то «девчонок». Но почему-то обижаться совсем не хотелось. Да и по непринуждённому тону Камило сразу было ясно, что он даже не думал задеть меня своими словами. — И на каком ты факультете? — интересуется парень. — Искусство и гуманитарные науки. — У нас что, есть такой факультет? — вскидывает брови Камило. — И на кого ты хочешь выучиться? — Ну…конкретно про себя я ещё не решила. — уклончиво отвечаю я. — А вообще, с этой специальностью можно пойти на директора какой-нибудь творческой группы, преподавателем или сотрудником музея… А ты на кого учишься? — А по мне не видно? — с хитрой улыбкой спрашивает парень, вставая в позу. — Ммм… на дизайнера? — ляпаю я первое, что приходит в голову. Понятия не имею, на кого он похож. И по недовольной мине Камило тут же понимаю, что здорово промахнулась. — На дизайнеров учатся одни педики. — брезгливо морщится парень. — А какая разница, что дизайнер, что другая творческая направленность… — парирую я. — Но-но-но! — с наигранной обидой восклицает Камило. — Актёрское мастерство прошу не трогать! — Так ты актёр? — Будущий. — скромно улыбается парень. — Но уже подающий большие надежды. — тут же нескромно добавляет он. Мы подходим к огромным дверям, больше походящим на ворота, и Камило, распахнув их, в театральной позе пропускает меня вперёд. Я прохожу внутрь и невольно ахаю, восторженно оглядываясь вокруг. Передо мной просторный светлый холл с большими окнами, выполненный в тёплых жёлтых тонах. Пол украшен причудливым кафельным узором солнечных оттенков, а стены исписаны чудесными цветами в том же стиле, что и снаружи университета. — Это Иза нарисовала. — замечает Камило. Он пристально смотрит на меня, пока я разглядываю всё это великолепие, и вдруг выдаёт свою догадку. — Ты из глубинки что-ли? — Эм, ну да. — слегка смущённо говорю я. — Из Пасадо. Такой посёлок городского типа. — уточняю я, видя, с каким недоумением глядит на меня Камило. — А что, так заметно? — Да нет, не считая того, что ты ходишь повсюду с открытым от удивления ртом. — добродушно смеётся парень. — Так, до пар остаётся пятнадцать минут, поэтому полной экскурсии я тебе не устрою, всё-таки прогуливать сценическую речь как-то не комильфо. Максимум провожу до твоего кабинета, ща только гляну расписание… — Так вот оно там, на стенде! — восклицаю я, беря за руку доставшего телефон Камило. — Да легче на сайте чекнуть… — пытается возразить парень, но я уже тяну его к огромной пробковой доске, увешанной объявлениями, приказами и прочими бумажками. Пока Камило, ворча себе под нос, пытается отыскать моё направление, я застываю у доски почёта, с интересом разглядывая здешних талантливых студентов. — Между прочим, с некоторыми из них я уже знаком. — слышится горделивый голос моего приятеля. — Вот, например, Долорес. — Камило указывает на симпатичную девушку с пышными кудрявыми волосами и огромными наушниками на шее. — Третий курс, музыкальная звукорежиссура. Лучшая на своей кафедре за счёт идеального слуха и самых зажигательных дискачей. Знает все слухи и сплетни универа и втихоря тырит аппаратуру в общагу для записи асмр. — Палец парня перемещается на фото мускулистой девушки, одетой в прикольную футболку с ослом-единорогом. — Это Луиза, она со второго курса народного пения. Приходит в универ раньше всех, уходит позже всех, если, конечно, не на конкурсах, где она выступает чуть ли не каждый день. Большего трудоголика нигде не найдешь, все преподы вуза её нам в пример ставят. — Рука Камило останавливается у портрета необычайно красивой девушки с идеально уложенными волосами и слегка высокомерной улыбкой. — А это её Высочество Иза. Гордость и лицо нашего универа. Жюри конкурсов и прочей всякой дребедени обожают её утончённый стиль рисования. Иза сейчас на третьем курсе факультета миссис Куравор, и каждый препод с изящных искусств сокрушается по пять раз на дню, что их принцесса вылетит из вузовского гнезда через год. — Камило на долю секунды драматично заламывает руки, с наигранной печалью вздыхая и закатывая глаза. — В общем, я тебя со всеми потом познакомлю. — А это, я так понимаю, ты? — усмехаюсь я, тыкая на фото совсем не похожего на кудрявого приятеля парня с подписью «Актёрское мастерство». — Да это так, одна посредственность с четвёртого курса. — отмахивается Камило, с неприязнью глядя на портрет конкурента. — Но очень скоро здесь будет моя фотография, уж поверь! Через два месяца наш универ покажет постановку пьесы в театре «Таленто» со мной в главной роли, и, когда меня окончательно утвердят, я тут же стану звездой своего факультета! Я невольно улыбаюсь. Какой бы самоуверенной не была речь моего нового знакомого, воодушевление и горящие глаза начинающего актёра заставили меня действительно поверить в его амбиции. — Так, ну ладно, поговорить о моём таланте мы ещё успеем. — подмигивает Камило, возвращаясь обратно к листам с расписанием. — Значит, встречаемся сегодня на ИЗО и философии. Я, конечно, вообще не вдупляю, нафига актёру это ИЗО, хожу туда чисто из уважения к миссис Куравор. — Парень с теплотой улыбается. — Она действительно очень хорошая женщина. Ещё и своих любимчиков, типа меня, бесплатно кормит, а готовит она просто божественно. Куравор бы давно озолотилась, работай она у нас в столовке, а не проректором. — А как философия? — любопытничаю я. Губы Камило вдруг расплываются в широченной ухмылке. — Философия… — тянет он, поглядывая на меня с хитрецой. — Знаешь, мы о ней обычно не говорим. Ну ладно, твой кабинет в конце коридора, через два часа встретимся. До скорого, очкастая! Последнюю фразу я слышу уже с лестницы, неподвижно глядя на убегающего Камило. Что значит «мы о ней обычно не говорим»? Почему не говорим? Что в ней такого? Но вот звучит трель звонка, и я бегу в указанную кудрявым другом аудиторию. На урок истории зарубежной литературы я возлагаю большие надежды и амбиции. Ведь не исключено, что, может, именно в этом направлении заключается моё призвание, мой талант! Тем более, что я уверена в своих силах на все сто! На днях я специально повторяла конспекты по постмодернизму, на прошлой неделе штудировала экзистенциализм во французской литературе, в общем, очень основательно готовилась! И теперь, сев на своё место, я с трепетом гляжу на преподавателя. — Итак, сегодня мы возьмём на рассмотрение художественный мир поэзии Гийома Аполлинера. — произносит женщина (судя по информации на стенде, её зовут миссис Пезмуэрто). — К сегодняшней лекции вы должны были ознакомиться с его самыми значимыми произведениями. Предлагаю первым проанализировать стихотворение «Обручение». Кто может поделиться своими мыслями? — Я-я-я, можно?! — тут же восклицаю я, высоко поднимая руку. — Да, пожалуйста, мисс… — Мисс Марикоса. — с улыбкой подсказываю я. — Мне кажется, в этом произведении раскрыта проблематика потери индивидуальности человека в погоне за творческим признанием. Он не хочет молчать, ему хочется выразить себя, но из-за его вторичности, неумения создать новые образы, он копирует уже существующие… Я замолкаю, с тревогой глядя на недовольное выражение лица преподавателя. На самом деле, я очень гордилась тем, как смогла самостоятельно выразить тему произведения, и была уверена, что моя точка зрения вызовет фурор, перевернёт традиционные представления о литературе французского поэта. Но, кажется, со своими ожиданиями я слегка погорячилась. — Это не то, что я хотела услышать, мисс Марикоса. — хмуро говорит миссис Пезмуэрто. — Неумение правильно изъяснить посыл произведения выдает в вас некомпетентность как специалиста. — Но я лишь хотела раскрыть тему под другим углом… — пытаюсь возразить я, но тут меня перебивает громкий заносчивый голос. — Данное стихотворение олицетворяет символ поэта, которого преследует разлад с миром, для выражения чего он ищет образы, до него никем не открытые, но живущие в картинах и в музыке его современников! — Верно, мисс Либро. — одобрительно кивает препод. — Ваша коллега только что продемонстрировала эталонный ответ на данный вопрос. Очень важно уметь правильно истолковывать смысл, ведь если вы собираетесь работать в музее или при библиотеке… Дальше я уже не слушаю, удрученно теребя чехол телефона. Я могу, конечно, сейчас загуглить все эти толкования стихов, но зачем? Ведь мне самой нужно уметь понимать все эти смыслы, домыслы, иначе какой из меня выйдет сотрудник? И в конце лекции я осознаю, что никакой. Я сидела молча весь час, пытаясь угадать верную мысль произведений, но каждый раз промахивалась. А потом мы и вовсе перешли к японской литературе, в которой я, если честно, нифига не понимала. Но на эту тему отвечало столько студентов, что до меня дошло — в литературную сферу мне путь закрыт. На урок английского я прихожу уже без прежнего энтузиазма, но во мне ещё теплится надежда. В конце концов, зря я, что-ли, учила пятьдесят различных вариантов словообразований? Но уже на первых минутах лекции меня настигает провал. Мистер Ороко Ортис решил проверить наши знания особых случаев правописания артиклей, и я решилась ответить (хотя всем сердцем ненавижу эту тему). Но когда я перечислила их штук сорок и с гордостью замолчала, ожидая заслуженной похвалы в свой адрес, препод лишь насмешливо спросил: «И это всё?» Когда я обескураженно ответила «да», он взглянул на меня, как на маленькую глупую девочку, и начал разглагольствовать на тему «если вы думаете, что для работы в лингвистической сфере вам будет достаточно базовых школьных знаний, вы глубоко ошибаетесь…» В общем, я вновь осознала, что и в языках тоже полный профан. Особенно больно было, когда вся аудитория в унисон отвечала правила, а я сидела и даже не понимала, на какую тему они были. Поэтому, когда мистер Ороко Ортис начинает монотонным голосом вещать про конверсии, мои мысли сами собой улетают в далёком от английского направлении, а именно к нашему разговору с Камило. От нетерпения я начинаю трясти ногой. Следующим должна быть философия, и интрига, крутящаяся вокруг неё из-за нагнетаний моего нового приятеля, выгрызает меня изнутри. Я кошусь на свою соседку, прилежно записывающую каждое слово за преподом. Интересно, если я тихонечко у неё спрошу, она ведь не будет против? — Псс! — зову я, придвигаясь к девушке поближе. — Слушай, а что там с деканом по философии? Я думала, что студентка сейчас беззвучно рассмеётся и прошепчет что-то типа: «Да не переживай, наш философ классный мужик!» Но вместо этого она в ужасе округляет глаза и отодвигается, глядя на меня как на прокажённую. Теперь я совсем ничего не понимаю. Но сдаваться всё равно не собираюсь. Наклоняюсь к парню слева и задаю тот же самый вопрос. Сосед делает вид, что не услышал, хотя по его побелевшему лицу я прекрасно понимаю, что до него дошло каждое моё слово. Они что, с ума все посходили?! Я верчу головой, ища нового информатора, и с удивлением обнаруживаю, что на меня косится вся аудитория. По кабинету проносится гул, студенты глядят на меня, показывая пальцем и перешептываясь друг с другом. — Так, что за болтовня! — рявкает лектор, строго оглядывая взволнованные лица присутствующих. — Мисс Марикоса, потрудитесь объяснить, почему все поголовно вдруг стали обсуждать вас?! — Я сама не понимаю. — искренне отвечаю я, желая замять дурацкую ситуацию. Но неожиданно для себя вдруг добавляю. — Я просто спросила про философию. Ну уж препод-то должен нормально объяснить, что за чертовщина здесь творится! Но нет, у лектора возникает то же выражение лица, что и у остальных. Он смотрит на меня широко раскрытыми глазами и поминутно то закрывает, то открывает рот, видимо, не в состоянии ответить. — О мистере Маго у нас говорить не принято. — наконец выдаёт преподаватель. — И чтобы больше я таких разговоров не слышал! Остаток урока я провожу, пребывая в лёгком шоке. Либо я дебилка, либо они здесь все чокнутые. Что им сделала эта философия? Точнее, что сделал этот некий мистер Маго. А вдруг это он какой-то… чудной? Тогда почему до сих пор преподаёт в вузе? В голове крутится куча вопросов, и со звонком я бегу искать нужную аудиторию в поисках ответов. Найти кабинет оказывается практически невыполнимой миссией. Как выясняется, он находится где-то на отшибе универа, на самом верхнем этаже (пока до туда доползла, чуть тахикардию не заработала), рядом с чердаком, через дверную щель которого видно какое-то шевеление и слышен странный писк. С тревогой косясь на чердачную дверь, я юркаю в кабинет и до меня тут же доносится знакомый голос: — В общем, он из какой-то цыганской семьи. Цирковые его взяли к себе и сделали своим коронным номером, этакий маг-провидец. — вещает Камило небольшой кучке слушателей. Завидев меня, он хитро улыбается, подмигивает куда-то в сторону и спрыгивает с учительского стола, на котором до этого сидел в позе лотоса. — Приветик, очкастая! Как дела? — Кого это там приютили цирковые? — с усмешкой вопрошаю я. Камило ухмыляется ещё шире, будто только и ждал моего вопроса. — Это мы нашего философа обсуждаем. Ты ведь его ещё не видела, так? — Ага. И я очень хочу понять, почему у всех на него такая неадекватная реакция! — в сердцах восклицаю я. Парень с довольным видом переглядывается с другими студентами. — Потому что он — ночной кошмар нашего университета. — зловещим тоном начинает Камило. — Мистер Маго громадного роста, футов семь, не меньше. И до безумия повёрнут на крысах. Крысы повсюду ходят за ним, говорят, что он даже устраивает на них свои сумасшедшие эксперименты. У старого Маго огромные глаза, светящиеся зелёным огнём, а его голос похож на вой в ночи. Стоит ему произнести твоё имя на экзамене — и ты обречён. — Камило, ты хоть сам слышишь, что говоришь? — смеюсь я, правда, не совсем уверенно, а потом и вовсе смолкаю, видя серьёзные мины студентов, которые чуть ли не в унисон утвердительно кивают после каждого слова кудрявого актёра. Тот уже не на шутку разошёлся, в своей привычной театральной манере изображая таинственного мистера Маго. Взъерошив волосы и выставив руки с согнутыми пальцами вперёд, он со злобным оскалом вещает: — Говорят, он может увидеть ваши мечты и обратить их в прах, а ещё… Здравый смысл подсказывает, что всё это дурацкие выдумки, но с чего тогда вся аудитория так внимательно слушает этот бред сумасшедшего? Я сажусь на своё место, а в голове уже крутится образ безумного пенсионера, вспарывающего крысиные кишки на людях и сверкающего позеленевшими от пьянства глазами. Неожиданно до меня доносится дверной хлопок, и я тут же поворачиваю голову, в страхе приготовившись увидеть вживую больного на голову старика. Но, как выясняется, больным оказывается вовсе не старик, а воображение друга-актера, который преувеличил в образе препода всё, что только можно. Во-первых, декан совсем не старик, ему можно дать лет тридцать пять, не больше. Во-вторых, его рост в два раза меньше заявленных Камило двух метров. В-третьих, глаза преподавателя вовсе не ярко-зеленые, скорее уж болотного цвета. И весь образ мистера Маго никак нельзя назвать страшным, а наоборот, каким-то потрёпанным. Слегка помятый оливковый кардиган, небольшие очки с погнутой оправой и взлохмаченные волосы тусклого чёрного цвета — единственное, с чем не прогадал кучерявый друг, описывая препода. Камило даже не обращает внимание на пришедшего лектора, продолжая изображать его искаженную версию: — Говорят, он может видеть будущее. — воет юный актёр замогильным голосом. — И то, что он предрёк нашему универу, вселяет в каждого из нас всеобъемлющий ужас… — Мистер Хамел, хотите, я приоткрою завесу вашего будущего? — прерывает парня спокойный голос декана. — Вас ждёт незачёт по моему предмету, независимо от того, как на это посмотрит мисс Эмасьон. Камило оборачивается, одаривает мистера Маго нахальной улыбкой и невозмутимо шагает ко мне. — Звиздит. — насмешливо шепчет актёр, плюхаясь рядом. — Он нашего декана по актёрству боится как огня. — Ты что делаешь?! — сердито шепчу я, видя, как Камило бесцеремонно поднимает ноги на парту и в открытую принимается смотреть ютуб. — Пфф, Мира, расслабься. — усмехается парень. — Тут всем начхать на эту философию. Особенно актёрам. Мисс Эмасьон всё равно нас отмажет, хоть на голове стой. Так что просто сиди тихо и занимайся своей фигнёй. Я в недоумении гляжу сначала на Камило, потом на аудиторию. Никто даже и не собирается слушать. Неужели им совсем неинтересно? Я перевожу взгляд на мистера Маго. Тот как ни в чем не бывало встаёт у кафедры и аккуратно выкладывает бумаги для лекции из дипломата, хотя по его подавленному выражению лица ясно, что он абсолютно осознаёт бойкот своих студентов. — Сегодня мы более детально рассмотрим такое понятие, как онтология. — произносит декан как можно бодрее. — Как вам известно, это учение о бытии, выступающее в системе философии одним из базисных её компонентов. Кто может сказать, кем и когда был впервые введён этот термин? Мистер Маго на долю секунды поднимает глаза, оглядывая студентов с еле заметным отчаянием. Но никто не обращает на него внимания, уткнувшись в телефоны или мирно сопя на парте. Меня вдруг пробирают противные мурашки. На предыдущих двух лекциях эти заучки буквально дрались за то, чтобы выпендриться перед преподом, а здесь им глубоко наплевать. Такое неуважение, если честно, меня просто поражает. И прежде, чем мистер Маго успевает ответить на свой же вопрос, я громко выкрикиваю: — Рудольфом Гоклениусом в тысяча шестисот тринадцатом году! Аудитория вдруг оживает — все сидящие тут же поворачиваются в мою сторону. Даже Камило, до этого равнодушно листавший ленту инсты, смотрит на меня с удивлением. Мистер Маго так и вовсе в потрясении замирает, растерянно шаря глазами по кабинету. — Кто это сказал? — спрашивает он слегка дрогнувшим голосом. — Я здесь! — радостно выкрикиваю я, махая рукой. Во мне вдруг вновь просыпается воодушевление. По правде сказать, после двух предыдущих провалов я ответила на свой страх и риск, заранее готовясь к поражению. Декан тут же переводит взгляд на меня, и я с радостью замечаю, как его губы расползаются в едва заметной улыбке. — Я вас раньше не видел. Вы недавно к нам поступили? — с интересом спрашивает мистер Маго. — Да, я здесь первый день. Меня зовут Мирабель Марикоса, я с кафедры «Искусство и гуманитарные науки». — Очень рад с вами познакомиться, мисс Марикоса. — искренне отвечает преподаватель, одаривая меня благодарным взглядом. — Скажите, а вы рассматривали кризис традиционной онтологии? Какой метод решения вам наиболее близок? Я вдруг неуверенно замолкаю. Да, конечно, я рассматривала, вот только методы, которые считались наиболее популярными и «правильными», мне не очень нравились. Но я не хочу допустить ещё одних насмешек и упрёков на свой счёт, поэтому отвечаю так, «как нужно»: — Я считаю, что необходимо отказаться от традиционного понятия онтологии и основываться на развитии совокупности конкретно-научных дисциплин… — Погодите, мисс Марикоса. — вдруг останавливает меня препод. Я в страхе поднимаю на него глаза. Неужели я опять сказала что-то не то?! Но на лице мистера Маго нет насмешки или недовольства, лишь добродушная улыбка. — Мне кажется, у вас имеется другое мнение на этот счёт, я прав? — произносит он с долей лукавства. — Я бы очень хотел услышать именно ваше мнение по этому вопросу. — Я-я… да, конечно. — произношу я, расплываясь в счастливой улыбке. — Мне кажется, нужно построить онтологию нового типа, формирующуюся вокруг определений человеческого бытия... Я делаю паузу, в ожидании смотря на декана. — Очень интересная мысль. — с уважением кивает он. — Прошу вас, продолжайте. Это был самый здоровский урок в моей жизни! Во-первых, я наконец перестала чувствовать себя бесталанной дурой, которую во всём опережает половина аудитории. Ну и внимание студентов, которые смотрели на меня с нескрываемым изумлением, тоже играло свою роль, что уж говорить. Во-вторых, это правда было интересно! Мистер Маго оказался очень классным преподавателем и собеседником. Он внимательно выслушивал мою точку зрения, спрашивал моё мнение по тому или иному поводу как у своего коллеги, не осуждал мои взгляды, даже если они разнились с общепринятыми и популярными высказываниями. А главное, я видела, что ему интересно со мной общаться! Декан даже стал выглядеть по-иному, менее… затравленно, что ли. И как только я об этом подумала, мне вдруг стало безумно его жаль. До меня ведь никто не интересовался ни его предметом, ни им самим. Ещё и эти дурацкие сплетни… Поэтому, уже выходя из аудитории, я вдруг решаю вернуться: — Знаете, вы очень интересно ведёте лекции! И беседовать с вами мне было очень приятно, честно-честно! Мистер Маго, до этого складывающий бумаги обратно в свой дипломат, вдруг замирает и поворачивает ко мне голову. Его пронзительный взгляд смотрит мне прямо в душу, и я вдруг пугаюсь, что он сейчас расплачется или, того хуже, его хватит удар. Но декан лишь грустно улыбается: — Спасибо, мисс Марикоса. Мне тоже очень приятно было с вами пообщаться. Редко встретишь человека с таким умом и при этом с добрым сердцем. Он застёгивает дипломат и идёт к двери, пока я стою и глупо улыбаюсь внезапному комплименту. Но вдруг мистер Маго останавливается в нескольких шагах от меня и тихо, почти беззвучно, произносит: — Жаль, что мы познакомились слишком поздно. Я оборачиваюсь, но декана уже в кабинете нет. В каком смысле «слишком поздно»? — О чём вы тут щебетали? — слышится саркастичный голос, и в аудиторию входит Камило. — Зря ты, конечно, с этим философом дружбу завела. Его весь универ ненавидит. Узнают — получишь клеймо белой вороны до конца обучения. — Ну и пусть! — упрямо заявляю я. — Как по мне, это жестоко и дико — вот так вот бойкотировать человека, особенно такого, как мистер Маго. За что вы вообще с ним так?! — Давай на обеде это обсудим, ладно? У нас сейчас ИЗО, а миссис Куравор не любит, когда опаздывают. Кабинет изящных искусств оказывается квинтессенцией уюта и очаровательной красоты. Стены аудитории украшены полками со свечами, кафелем с вырезанными бабочками и даже огромной нарисованной печкой. Вокруг небольшой беспорядок из холстов, ватманов, коробок с кистями и красками, посередине комнаты — несколько мольбертов, расставленных полукругом. И тот самый запах письма, что я читала в метро — краска и румяные булочки. И сам образ миссис Куравор отлично вписывается в концепцию её аудитории. Милый короткий пуловер белого цвета и строгая голубая юбка-карандаш, плюс к этому чуть взлохмаченный пучок и большие ажурные серьги. Но самое прекрасное в проректоре — её мягкий голос и ласковая улыбка. — Сегодня мы изучим несколько важных анатомических особенностей, которые нужно учитывать при изображении человеческой фигуры. — вещает декан. — Этот урок общий как для тех, кто изучает живопись и рисунок углубленно, так и для тех, у кого мой предмет является дополнительным, а не основным в программе, поскольку эти знания пригодятся для студентов любого творческого направления. И помните, главное - относитесь к творческому процессу амбициозно, чутко и осмысленно. Прошу садиться за ваши мольберты. За рисованием урок пролетает совсем незаметно. Миссис Куравор подходит к каждому и терпеливо указывает на его ошибки, стараясь пояснить всё как можно доступнее и нагляднее. — Получается? — интересуется она, оказываясь у моего мольберта. Я в отчаянии пытаюсь пятый раз расчертить карандашом фигуру, но в моём исполнении мужчина вновь превращается в какую-то кулебяку. Я виновато смотрю на декана, ощущая себя криворукой бестолочью. Та совсем чуть-чуть кривится, но тут же приобретает прежнее спокойное выражение лица. — Для первого раза очень даже здорово. — уверяет она меня, пододвигая стул и садясь рядом. — А вообще как тебе у нас? Удалось освоиться? Не слишком сложно? — Более-менее. — как можно беззаботнее улыбаюсь я. Мне кажется, не стоит сразу говорить проректору, что я по всем предметам тяну лишь на дохлую троечку. — Я очень этому рада. — кивает преподаватель. — Но всё же наверняка у тебя возникают трудности с усвоением пройденного без тебя в первом триместре материала. Поэтому, может, возьмёшь дополнительные занятия? Для бюджетников это бесплатно. По каким дисциплинам у тебя возникли сложности? «Да по всем!» — хочется признаться мне. По-хорошему и вправду надо взять все предметы, чтобы как следует подтянуться. Но я ведь хочу узнать, какой у меня талант, понять сферу будущей профессии. Попытаюсь охватить все — останусь везде середнячком. Ну и тем более заниматься с миссис Пезмуэрто и мистером Орако Ортисом у меня нет ни малейшего желания. — Можешь пока выбрать что-то одно. — ласково подсказывает миссис Куравор. — Потом, если будут силы и желание, увеличишь нагрузку. Какой предмет тебе сегодня больше всего понравился? В голове вертится лишь одно слово. Я несколько секунд смотрю на проректора, прикидывая, как она отреагирует на мой выбор. — Философия. — наконец говорю я. Добродушная улыбка Куравор меркнет. Но на её лице не возникает неприязни или страха, как это было с другими преподами и студентами. Во взгляде декана отражается лишь горечь. Своими печальными глазами она смотрит на меня, не говоря ни слова. — Вы, наверное, тоже считаете, что этот предмет не стоит упоминания… — поспешно бормочу я. — Нет. — вдруг перебивает миссис Куравор дрожащим голосом. Шмыгнув носом, она выдавливает улыбку. — Наоборот, я буду только рада, если ты возьмёшься за эту дисциплину. — Правда? — не верю я. — Правда. — кивает проректор, вытирая блестящие от слез глаза. Она поспешно уходит, а я вдруг замечаю Камило, который уже стоит в коридоре и машет мне рукой. — Ну, как всё прошло? — спрашивает он, когда я выхожу из кабинета. — Завалила допами? — Почти. В общем-то, миссис Куравор… — Может, по дороге расскажешь, а? Я уже десять минут как должен быть в столовке, а режим питания нарушать нельзя! Давай, погнали! Камило хватает меня за руку и тянет за собой, а я неожиданно ловлю на себе пристальный взгляд декана изящных искусств из красочной аудитории…