Уроки нежности

И даже в краю наползающей тьмы, за гранью смертельного круга, я знаю с тобой не расстанемся мы.

Мы — память, Мы — память. Мы — звездная память друг друга.

- Годжо-сенсей, ну хватит! Ай, мокро! Да отпусти ты меня, черт возьми, извращенец! Было в этом какое-то особое и немного больное удовольствие - держать в своих объятиях маленького разъяренного шамана. Особенно, будучи выше почти на голову, чтобы обзор открывался еще игривее и шансы были неравные. Картина поистине для тонких ценителей - красный и злой Мегуми в его руках брыкался, пытаясь вырваться из цепких объятий, но Годжо лишь гаденько улыбнулся. Вот еще! Он пришел сюда не для того, чтобы уйти без поцелуя. - Мне уже пора идти, блять! - Ой как грязно ругается этот красивый рот! В колледже еще было тихо, когда он ворвался в комнату Мегуми. Огромные окна коридоров пропускали в здание тусклую рассветную дымку, и Сатору, втянув носом воздух, понял - день обещает быть холодным. В такой день бы нежиться в приятной любовной неге, обниматься и ни о чем не думать до следующего утра. Быть ближе к коже - греться телами, вдыхая родной запах. Быть ближе к этим губам и щекам, чтобы целоваться и тереться, растворяться... Но первокурсникам предстояло весь этот холодный день тренироваться в небольшой хвойной роще недалеко от колледжа, и Сатору хотел немного помучить своего мальчика перед тем, как расстаться с ним до вечера. Получить все авансом. Когда он пришел к нему, Мегуми уже не спал. Парень разгуливал по своей обители в легкой пижамной кофте и боксерах, собирая небольшую спортивную сумку, которая когда-то принадлежала самому Сатору. Все началось довольно просто. Вначале с невинных тычков и стратегически провальных попыток пощекотать сильно выступающие ребра - Мегуми ловко уворачивался от чужих проворных пальцев и ворчал. В какой-то момент, Годжо это надоело, и он попытался обнять мальчишку, на что получил лишь укоризненный взгляд и твердое "Сатору, мне некогда". Что ж, он сам напросился. - Нобара все равно еще собирается, - промурлыкал Годжо, перехватывая Фушигуро за запястье, сразу же прижимаясь к привлекательной костяшке слюнявым поцелуем и сопровождая его мерзким булькающем звуком. К всеобщему сожалению, делал он так чуть не постоянно и чаще всего при всем честном народе. Он обожал то, как все это ненавидели. - Фу! Боже, Сатору, какая мерзость! - в несвойственной манере завизжал Фушигуро. Он подался вперед всем корпусом, чтобы оттолкнуть Годжо, собирая маленький голубой коврик под ногами в жалкую гармошку, но Годжо не зря был сенсеем, потому что в один момент перехватил Фушигуро за талию, и, круто развернув, прижал его спиной к своей груди. - Ты неубедителен. Попробуй еще разочек. Годжо откровенно веселился, наблюдая, как Фушигуро прикидывает всевозможные тактики освобождения из захвата, однако тот воспользовался самой варварской - с силой наступил Годжо на ногу. Маленький чертенок, так нечестно! Мегуми моментально уловил чужое замешательство, стараясь использовать эти пару секунд, чтобы сделать подсечку, но Годжо его опередил. Неловко зацепившись ступней за чужую лодыжку, Мегуми слегка повалился на бок и не удержался на ногах - они оба с громким треском хлопнулись на пол. Маленький несчастный коврик падение никак не смягчил. - АЙ! Годжо, живо встань с меня! - У вас там все хорошо? - послышался обеспокоенный голос Юджи из-за двери. Зайти парень не решался. Оно и понятно. - Автобус скоро приедет. - Все прекрасно, Юджи-кун! - смеялся Сатору, прижимая Фушигуро к полу. Тот краснел и упрямо не отвечал своему другу, яростно извиваясь в надежде освободиться. - Мегуми будет через пять минуточек. - Отвали, блин! Фушигуро сделал еще один отчаянный рывок, пытаясь перевернуть Сатору, но что-то пошло не так, и они лишь продолжили неуклюже кататься по полу, то отлипая, то сталкиваясь друг с другом. Со стороны они, наверное, напоминали два сцепившихся на ветру мусорных пакета, и Годжо позабавила такая ассоциация. Фушигуро упрямо возился под ним, пытаясь посильнее пнуть своего непутевого сенсея, но в один момент тому удалось перехватить его запястья и одной рукой прижать их к полу, чтобы второй подлезть под кофту. Бедра Фушигуро оказались крепко прижатыми к полу восседавшим на нем Сатору. - Ты такой горячий, Мегуми-чан, душенька, - ворковал Сатору, нагло оглаживая плоский живот. Фушигуро просто пылал от ярости, его грудь ходила ходуном. - Успокоился? - Честное слово, Годжо, я убью тебя нахер! Слезь с меня немедленно! - Да ладно тебе, - пальцы бодро зашагали по прессу мальчика, спускаясь ниже. - Ты и так бегаешь от меня в последнее время, а сегодня мы вообще не увидимся целый день. Как же я буду без своего Мегуми-чана? - рука соскользнула ниже, оглаживая бедро, пальцами слегка цепляя резинку белья. Его мальчик лежал, такой открытый и беззащитный, с этими красными горящими щеками, словно ожившая куколка. Его кофта задралась от манипуляций Сатору, и тот жадным взглядом оглядел прекрасную бледную кожу. Боже, как же сильно он хотел его - такого родного и сексуального. В горле Сатору внезапно пересохло, и его голос прозвучал на несколько тонов ниже, когда он наклонился к заалевшему ухо парня, чтобы прошептать: - Такой хорошенький. Так сильно хочется испортить такого хорошенького мальчика. То, что произошло дальше, Годжо не смог бы предвидеть ни одним из своих шести глаз. Сильно заигравшись, как раздраконенная болонка, он то и дело глупо хихикал, придавливая Мегуми сильнее к полу, больно прижимая парня затылком к чертовому коврику. Возможно, работай у Годжо хоть одна клетка мозга в тот момент, он бы сразу заметил как напрягся Мегуми, который после последней фразы вздрогнул и застыл, широко раскрыв глаза и уставившись стеклянным взглядом в потолок. Вырываться он сразу же перестал. Смеясь, Сатору отлип от уха парня, поднялся и уже хотел выдать очередную пошлую шуточку, как вдруг заметил в выражении лица мальчика что-то глубокое и загнанное. Улыбка сразу сползла с его самодовольного лица. Черт, кажется он напугал Мегуми. - Малыш, я... - Слезь. Голос парня был холодным и твердым, без тени эмоций, сплошной бетонный блок. Такая интонация была опасной - по ней Сатору сразу понял, что затянувшаяся шутка больше парню не нравится (собственно, она не нравилась ему и до того момента, как приобрела статус затянувшейся). Неловко приподнявшись, он первым делом освободил запястья парня, и это была стратегическая ошибка. - Пошел нахер отсюда! - Мегуми сильно толкнул Сатору, превращая утреннюю тень в небольшой сгусток проклятой энергии, чтобы нанести побольше урона. Годжо ему это позволил, неловко завалившись назад. - Пошел вон! - Гуми, я... - Иди на хер! Вали отсюда! - ... и хлопнул передо мной дверью! – пылко закончил свой монолог Годжо для пущей убедительности свешивая голову с дивана, чтобы показать – вот он, какой несчастный, как страдает и как вообще, скоро умрет от раздирающей его боли, и никто не придет на его похороны, потому что он и так никому, кроме червей, не нужен. Шекспир может засунуть свои драмы себе по самые сонеты, потому что никто еще так умело не страдал, как Годжо Сатору на этом кожаном диване. Не было ни у одного паршивого Ромео такой болезненной любви, как у него! И умрет он не из-за Джульетты, а из-за нее, этой самой любви, которая сожрет его своей безответностью. Умрет в гордом одиночестве среди помойных кошек и невысказанных слов поддержки Нанами, который, казалось, его и не слушал вовсе. На верхних этажах, в офисах магического техникума, они были одни – малышню забрали на миссию третьекурсники, а директор и старейшины уже несколько недель были в Киото. Конечно, в такую-то восхитительную-то весну! Сатору бы тоже с удовольствием гулял по мощёным улочкам, перешагивая маленькие каменные мостики и целуя самого важного человека в своей жизни, а не сидел тут с Нанами, занимаясь работой. Точнее мешая своему другу работать, потому единственное, на что сейчас был способен Сатору – это ныть. Он мало что знает о настоящем Ромео, но в такие моменты он чувствовал с ним странное единение. Наверное, только он мог разделить его уровень драматизма. - Ну Нанамин! – воскликнул Годжо, не выдержав этой мучительно-долгой двадцатисекундной паузы. От специально выпущенной проклятой энергии громко распахнулись деревянные ставни, но и на это его давний товарищ никак не отреагировал. Ставни громко хлопнули и застыли, впуская свежий воздух, который помогал Сатору справиться с душным нравом Нанами. Как же так! Тут вся жизнь горит, а единственный советчик на ближайшие сто комнат – человек, который старается не разговаривать с ним без крайней необходимости. Занудный бывший офисный планктон, который сидел и в наглую не реагировал на глубокую депрессию лучшего (наверняка лучшего, потому что единственного!) друга, рассматривая какие-то бумажки с печатями. Кажется, они назывались пафосным словом «приказы». – Нанамин, я умираю, помоги мне! Нанами кинул на него безразличный взгляд и, вернувшись к делам, сказал: - От идиотизма не умирают. - А я умру!.. То есть, не от идио… Нанами, блин! - Годжо страдальчески простонал, закрывая лицо руками. Хорошо, что он носит повязку, а то зрелище получилось бы поистине жалкое. Нанами, кажется, тоже это понял, поэтому тихо хмыкнул. Сатору не надо иметь шесть глаз, чтобы почувствовать абсолютное безразличие Кенто к его проблемам – комната пропиталась им от и до сразу же, как только Годжо открыл рот. Но Сатору драматизировал достаточно долго, чтобы так легко сдаться. - Я все понял, - сменил он тактику, отворачиваясь лицом к спинке дивана под смачный скрип кожи и поджимая под себя свои невозможно длинные ноги. Раз так, то он пролежит здесь, пока не заплесневеет и все, кто не желал помогать ему, пожалеют об этом и тоже умрут от горя! – Тоже мне, друг называется. А я думал, что мне есть с кем поговорить в этом жестком и безжалостном… - Годжо-сан, - устало перебил его Нанами, словно уже заочно жалел о том, что решил повестись на провокацию, а не продолжать его игнорировать. Собственно, так оно и было. – От меня конкретно вы что хотите? Кожаная обивка дивана неприятно натирала кожу, но Сатору было все равно. Ему вдруг пришла мысль, что даже физическая боль не смогла бы отвлечь его от той пустоты, на которую его обрек его же собственный парень. Ему бы хотелось прямо сейчас убить парочку проклятий, но довольствовался он малым - чересчур узким диваном и компанией сурового Нанамина. От этого тоже было по-своему больно. - Понимания и поддержки! – скупо проблеял Годжо, так и не шевелясь. Понимания, поддержки и одно угрюмое чудо под боком. - Первое - сразу мимо. Я даже не собираюсь пытаться понять то, что творится у вас голове, - сжалился над ним Нанами, продолжая резать воздух вокруг своим безразличным тоном. Документы из рук он так и не впустил, возмущенно шелестя ими, будто насмехаясь над Сатору. – Но вот второе, Годжо-сан, вам не нужно. Однако я могу дать вам совет – возьмите себя в руки и извинитесь перед мальчиком. - Я пытался! Ты что, меня не слушал? – от негодования Годжо даже повернулся на тот шум, что Нанами назвал «советом». Тоже, блин, советчик хуев. – Я несколько раз к нему подходил, а он просто взял и выгнал меня! Действительно, Мегуми не разговаривал с ним почти неделю. Он не прятался от него в коридорах, а игнорировал со вкусом, в открытую. Смотрел на него своими пустыми зелеными глазами и отворачивался, бездушно проходя мимо, словно мимо скрюченного фонарного столба. Последняя попытка Сатору поговорить тоже успехом не увенчалась . Спустя долгие уговоры (угрозы и пение), Годжо удалось попасть в крохотную комнату Мегуми, чтобы, наконец, извиниться по-человечески, но, судя по всему, снова сболтнул лишнего, потому что лицо его ангела стало просто краснющим от гнева. Он не хотел, чтобы все вышло так, но Мегуми даже не дал ему объясниться! На самом деле, все, чего Сатору так мучительно желал в этой жизни, чтобы его мальчик краснел только от неземного удовольствия, которое он мог ему подарить. А он мог. Много (много тысяч) раз Годжо представлял прекрасный румянец на высоких скулах, который бы нежно покрывал кожу возбужденного и от этого очень податливого Фушигуро до самой груди, пока сам Сатору бы любовался им, лежа между его разведенных ног и… Стоп. Какие могут быть фантазии, когда Фушигуро с ним даже не разговаривал. Почему самые близкие люди не воспринимают Годжо Сатору всерьез! Словно он сам по себе какое-то склизкое проклятие. Он уже было хотел спросить это у Нанами, как вдруг понял - ответ ему не понравится. - К сожалению, слушал, Годжо-сан, - вернув свое внимание сраным бумажкам, протянул Нанами. – Вы не можете домогаться своего ученика, а потом отделаться малодушным «чо дуешься». Это не извинения, а какие-то жалкие потуги притупить ваше раскукареканное эго. Это у него-то эго раскукареканное?! Да он просто хотел, как лучше! - Да не был я козлом, Нанами! Мы встречаемся уже несколько месяцев, и в начале все было идеально, я был безумно счастлив! А в последнее время он даже трогать себя не давал, а теперь еще и не разговаривает! Вчера и вовсе меня выгнал, как домовое проклятие, которое срет по углам. - Надо спросить у Фушигуро, как ему это удалось, - пробубнил Нанами, но Годжо пропустил это мимо ушей. Он резко сел на диване, словно частая смена позиции могла бы избавить его от мук и затих. Нанами на него даже не посмотрел, но Годжо почувствовал, что ему, на удивление, не все равно. Комната наполнилась солнцем, но Сатору не порадовало даже это. Его солнце светило где-то в городе, истребляя слабые проклятия, а не проводя должного времени со своим парнем. Ну правда! В самом сумбурном и неожиданном начале их отношений все было абсолютно по-другому! Фушигуро робко к нему ластился, и Годжо не отказывал себе в удовольствии лишний раз потрогать свое сокровище, провести языком по шее или шлепнуть по заднице. С того момента, как они осознали, что привязанность между ними вышла на новый уровень, прошло достаточно времени, чтобы перейти к чему-то поинтереснее, чем простые поцелуи, от которых парень неожиданно начал смущаться, а потом и вовсе отталкивал Годжо от себя. Сатору уже извелся рядом с этим невозможным чудом. Каждый поцелуй приходилось красть чуть ли не силой, и от этого становилось ужасно тоскливо. Он хотел, чтобы его парень сам тянулся к нему и позволял себе... ну всякое. Это наталкивало на ужасные мысли. - Думаешь, он меня не хочет? – осмелился на этот вопрос Сатору, потому что не хотел знать ответ, который даже косвенно может подтвердить, что нет. Потому что он сам уже просто сходил с ума от желания, и смущенный вид Мегуми распалял его так сильно, что его вздохи опускались до низких рычащих звуков, когда он целовал его. Сатору действительно чувствовал себя голодным рядом с ним, и голод этот был звериным. Сатору сходил с ума. - Годжо-сан, - таким тоном Нанами всегда отчитывал детей за немытую посуду на кухне или за просмотр тик-тока с громкостью выше допустимой (любой). То есть, за глупости. – Вы – первый, с кем начал встречаться Мегуми, так? - Естественно! Я убил бы любого, кто к нему приблизился бы, - жарко закивал Сатору, вспоминая случаи, когда ловил чужие взгляды на его Мегуми. Возможно, уже в то время он понимал, что не сможет делить его с кем-то еще. – Тем более, как только ему исполнилось четырнадцать лет, я провел ему воспитательную беседу о том, что надо опасаться мерзких баб и, особенно, мерзких мудаков. - Похоже, та беседа оказалась не очень эффективной, - подытожил Нанами, разглядывая унылое лицо Сатору, но почувствовав новый приступ паники у друга, быстро добавил: - Верно подметили - он всю сознательную жизнь прожил рядом с вами. Вы были ему примером, может не самым удачным, но все же. Вы всегда были рядом, заботились о нем, хотя скорее он о вас, но неважно… тот факт, что вы начали встречаться многое меняет, Годжо-сан. Вы понимаете: о чем я? Годжо крепко задумался. Они начали встречаться около двух месяцев назад после одной из миссий. Поцеловались тремя днями позже, а уже через неделю об этом знал весь магический колледж. Фушигуро на провокации со стороны не поддавался - просил Юджи заткнуться, каждый раз, когда он хотел спросить что-то очевидное в присутствии Сатору. Их отношения стали крепче, но романтическая составляющая добавила в них изящной хрупкой неловкости, которую Сатору так отчаянно хотел разрушить. Так что еще нужно, если появилась отличная возможность просто наслаждаться друг другом? Может быть, ему это не надо, потому что он так сильно привык к Сатору, как к опекуну? Сложив дважды два, Годжо отчаянно всплеснул руки. Ему не хотелось в это верить, но что-то из этого было похоже на правду. Ну конечно! Нанами всегда прав. Нанами, черт возьми, всегда прав! Когда копается в своих бумажках, размахивает этим гейским топориком или рассуждает о любви. Как же Годжо не понял раньше того, что, несмотря на их закрутившийся роман, он может уже и не продвинется выше уровня наставник. Долгое время они друг для друга были просто теплым присутствием. Ощущением дома. А сейчас он стал... чем-то другим. Сатору закрыл глаза. Черт возьми, но он же так сильно его любил! - Ты хочешь сказать, что он не любит меня, потому что привык ко мне? Он понял, что сильно поторопился, сказав мне "да"? Однако Нанами покачал головой. - Я хочу сказать, что ему семнадцать лет, и он просто не готов к тем сексуальным домогательствам, которые вы называете «отношениями», - Нанами откинулся на спинку своего кресла, как профессиональный психолог и даже сложил руки домиком, подчеркивая собственную компетентность в вопросах отношений, которых из-за его работы у него самого не было. Годжо ему все равно верил. – Пять минут назад вы говорили, что он вырывается из объятий, но вы лишь продолжали лезть к нему. Для парня шок уже то, что вы ни с того ни с сего осознали полноту взаимных чувств. Вы – все, что у него было все эти годы. Он наверняка любит вас, Годжо-сан, раз столько терпел и продолжает это делать. Но он еще ребенок. - Я же не делаю ничего плохого! - попытался оправдать себя Годжо. - Я не прошу надевать его костюм горничной или называть себя папочкой! Хотя я бы... - Годжо. - Ладно-ладно. Может он асексуален? Или какой-нибудь небинарный трансформер? Боже, Нанами, почему я не поговорил с ним об этом! - истерика начинала набирать бешеные обороты. - Боже, Годжо-сан, вы хоть знаете значения этих слов? Успокойтесь, Фушигуро обычный подросток, просто вы на него напираете, - деланно сказал Нанами. - Вы искажаете его восприятия отношений, сводя все исключительно к сексу. В прошлый раз вы поссорились, потому что вы задрали его своими глупыми пошлыми шуточками. Не наталкивает ли вас это на мысль, что он просто к такому не готов? Что ему одиноко, потому что вы так отдаляете его от себя? Об этом Годжо не подумал, но такой подход полностью объяснял резко ставшее застенчивым поведение Фушигуро. Раньше они говорили обо всем на свете, а потом парень стал его немного сторониться в личных вопросах, потому что главным личным вопросом стал сам Годжо. Но разве не все подростки хотят заниматься сексом? Сатору помнил себя в его годы и, пожалуй, его теория вполне себе жизнеспособна. Но опять же это был его маленький Фушигуро, а не какой-то там сопливый крендель, желающий кому-то присунуть. Мегуми собран, прекрасен и в меру закрыт, немного не тактилен. Он всегда очень сильно отличался от других. Он был особенным. Сатору встал, чтобы налить себе немного воды. Скатерть под кувшином игриво трепетала от ветра, и Сатору почувствовал острую нужду присоединиться к миссии и спросить Фушигуро не холодно ли ему сейчас и все ли у него получается. - Ты хочешь сказать, чтобы я все делал нежненько? - пришел к выводу Годжо, садясь обратно со стаканом. В первые же пару секунд он разлил воду по столу и на брюки, за что получил фирменный взгляд Нанами, который сам про себя называл "душнибельный". Но его друг не планировал взаимодействовать с ним больше положенного, поэтому отчитывать за это не стал. Немного подумав, Нанами продолжил: - Я хочу сказать, чтобы вы засунули свой член поглубже в свои штаны, и дали почувствовать мальчику, что его первые отношения — это действительно отношения, а не простое желание трахаться по углам. Вы, по сути, даже на свидание его ни разу не приглашали. - И последние. - Что? - Первые и последние отношения. Но это так, для проформы. Продолжай. Душнибельность взгляда вытеснила из офиса весь свежий воздух, но Сатору лишь самодовольно улыбнулся. Черта с два он отпустит от себя Мегуми. Кажется, Нанами это понимал, поэтому никак не прокомментировал. - Я знаю, что вы много времени проводили вместе и до того, как стали… кхм, близки. Но сейчас самое время узнать его по-новому. Настоящая любовь открывает в человеке его лучшие стороны, и вы должны помочь ему в этом, а не запугивать его до смерти своим спермотаксикозом. - Как красиво ты сказал, Нанамин! - Еще одно слово, Годжо, и ты будешь разбираться с этим сам, - под "этим" Нанами имел в виду огромную стопку документов, которые он сортировал и читал самостоятельно. Годжо поднял руки в защитном жесте - в бумажках он всегда был абсолютно бессилен. - Так, вот. Все начиналось хорошо, верно? Просто все выглядит так, будто ты достал его постоянными зажиманиями и ему просто не хватает смелости сказать тебе об этом, потому что... ну, кажется, он тебя действительно любит. Разве вы не хотите, чтобы он чувствовал себя любимым и сам к вам тянулся? Сам хотел близости? На самом деле, Фушигуро говорил Годжо о том, что он его заебал, и картинка пазла сложилась в мозгу сильнейшего шамана в один миг. Он действительно говорил ему не торопиться и отстать, но Годжо его попросту не слушал. Все его шесть глаз слепли, а два уха глохли, когда он дотрагивался до этого прекрасного невинного тела... невинного. - Господи, какой я еблан! - Сатору снова принял одну из самых страдальческих своих поз. - Хоть в чем-то вы правы. Да, мысленно согласился Сатору. В остальном во всем был прав Нанами. Как он сразу не догадался, что Мегуми, весьма зрелый для своих лет, просто может быть не готов? Да, он зрелый для того, чтобы драться и не делать глупости. Зрелый для того, чтобы предпочитать комфортную тишину тусовкам. Но он ведь недавно еще был совсем ребенком, и наверняка просто чувствует себя слишком зажато, потому что его парень слишком старый, чтобы вспоминать о первой любви, и слишком тупой, чтобы понять, что у Фушигуро первая любовь он сам. Сатору просто всю жизнь заботился о нем, укладывал его спать, брал на миссии, а теперь ведет себя, как дорвавшийся спермобак. Когда он вообще в последний раз просто спрашивал у Мегуми, как у него дела? Последнее время его интересовал только образ чужих длинных ног на своих плечах, но никак не... Очень сильно захотелось сделать себе больно. Возможно, если он разрешит Фушигуро врезать ему, им обоим станет намного легче. - Нанами, - прохрипел Сатору. - Я, кажется, понял... - Ну слава богу, а теперь не мешайте мне работать, и... - Но я не знаю, что мне делать, Нанами! - быстро вклинился Годжо обратно в страдальческую волну. - Скажи, вот что мне сделать? Как подойти к нему, чтобы он не шугался? Боже, да я же его несколько недель по углам зажимал, у него, наверное, уже всякие рефлексы и вообще он... - Так, стоп, - Годжо был уверен, что терпение Нанами уже на исходе. - Годжо-сан, не травмируйте мальчика сильнее и не выдумывайте всякое. Если боитесь подойти к нему, то просто напишите ему записку, в которой раскаетесь. Только нормальную, хорошо? Не "ой, боже блять, я проебался", а четко и по делу - что вы все поняли и хотите помириться. - Нанами, ты лучший! - завопил Сатору, бодро вскакивая с дивана. Остатки воды в стакане остались на той самой кожаной обивке, но шаману было все равно - он понял, что надо сделать. Сейчас он выработает тактику и вернет себе полное расположение Мегмуми. И он действительно захочет всего сам. - Вы поможете мне с документами за то, что я помог вам в личной жизни? - Нет! - Сатору встал с дивана, щелкнул пальцами и исчез под тихое: - Кто бы сомневался.