Кто у нас тут больной

      Арсения мутит, язык словно из ваты, но это скоро пройдёт – после превращения такое частенько бывает. Вон на прошлой неделе было действительно трешово, когда в боку что-то адски кололо на каждом вдохе. Тогда-то он сразу ломанулся к Димке (ну как ломанулся – Сережа героически притащил его в медицинское крыло на себе). Выяснилось, что при обратной трансформации ребра как-то неправильно стали – благо Позов такую мелочь исправил в два счета, больно, но Арсений и не к такому привык.       Жаль, никогда нельзя узнать заранее на какой планете его сильно перекосоебит, а где можно будет отделаться лёгким испугом. Дима говорит, это всё особенности чужой силы тяготения, атмосферного давления и прочих физико-химических факторов, которых слишком дохрена и «чё ты от меня хочешь, я врач, а не учёный, Арс!». А Попов, собственно, ничего и не хотел – его никто не заставлял всем этим заниматься, каждый раз рискуя быть либо убитым захватчиками на очередной спасательной операции, либо скопытится от последствий неудачного превращения в боевую единицу и обратно.       На самом деле всё не так уж драматично и большинство их миссий довольно безобидны, а планеты по характеристикам всегда схожи с Землёй, но с поправкой «на ветер». Арс пять лет летает и ничего, пока живой и здоровый, стараниями Димы по большей части. Ну а что ему ещё делать с такими способностями? Не в цирке же выступать. О других вариантах, где может добиться карьерных успехов тридцатилетний мужик, превращающийся в человека-кота, Попов предпочитал не думать. А что, так он по крайней мере приносит пользу обществу, а не воплощает чьи-то фетиши.       К слову о фетишах – наверное, нормальный человек от вида и запаха медицинского кабинета должен испытывать как минимум дискомфорт, а как максимум – тревожное, на грани паники, напряжение. Напряжение у Арсения, вдыхающего лёгкий химический аромат дезинфекантов присутствует разве что в штанах, но это так, к слову.       Нет, он не какой-нибудь там мазохист – боль Арсений не любит и знаком с ней не понаслышке. И нет, Дима его в этом плане тоже не интересует, скорее наоборот – его хмурый усталый взгляд чаще всего отрезвляет Попова получше холодного душа. Здесь дело в самом антураже – холод металлического стола, звон инструментов в лотках, шелест перчаток, стесняюще-яркий свет.       Попов сам себе до конца не может объяснить причины этого трепета, что возникает у него каждый раз в медицинских кабинетах. Даже более того – его это в самом себе порой пугает. Так что к Диме Арс старается обращаться как можно реже, хоть тот и ворчит каждый раз «На что ты, блять, надеешься, когда не идёшь ко мне сразу? Что органы и кости как-то сами станут на место, а узел на кишках развяжется? Только работы мне добавляешь, Арсений! Запомни уже – чувствуешь что-то странное – жопу в руки и на обследование. Иначе накатаю в следующем отчёте, что ты непригоден по состоянию здоровья! И так на вас двоих с Матвиенко весь мед-отсек работает!»       На Сережу, между прочим, Позов так не наезжает, но у того и проблемы попроще – хотя, казалось бы, какие могут быть проблемы у человека с бронированными органами? У него-то они точно никуда с места не перекочуют, однако поверхностные раны ещё никто не отменял и после особо тяжелых миссий Диме иногда приходится штопать его часами напролёт – тут его сверх способности мало полезны. Нет, Дима в самом деле настоящий врач, хирург, только лечить может по сути силой мысли. Не всё, разумеется, но горемычные органы Арсения подвинуть в состоянии, главное точно знать где и с чем проблема. А вот сращивать рваные раны на Сережином теле у него получается плохо – швы всё равно нужно накладывать вручную и только потом тканям можно «приказать» регенерировать быстрее, по крайней мере так это объяснял ему Позов, когда Арс интересовался как у него это работает.       Но всё это, конечно, лирика, прямо сейчас у Арсения назрела проблемка, на фоне которой размышления о своей горькой судьбе отходят в папку «пересмотреть позже на досуге». Зрела она, стыдно признать, уже несколько дней, но Попов привычкам изменять не любит и забивал как всегда до последнего, чтобы теперь, мучаясь от почти болезненного дискомфорта уныло плестись по коридорам их космического корабля в поисках Позова.       А всё дело в том, что Арсений с последнего превращения никак не мог нормально поссать. Он бы даже сформулировал это в своих мыслях более изящным «справить малую нужду», будь инциденту менее нескольких суток. Сейчас, обзавёдшись нелицеприятными отёками, что приходились ему явно не к лицу и удручали даже сильнее общего недомогания, Попов уже был согласен на просто «поссать».       Удивительным было и то, что он до сих пор умудрялся смущаться особо щекотливых проблем, хотя Дима за годы работы с ним уже чего только не повидал. Казалось, тело Арса для него – выученный наизусть пазл и собирал он его тоже как пазл. И да, кишки у него действительно заворачивались – стоит ли упоминать, с какими симптомами он приползал? И всё равно смущение имело место быть, а в куче со странным фетишем и вовсе вызывало внутри ураган из эмоций, анализировать которые Арс не хотел совершенно.       Но вот он и вот знакомая дверь в бело-розовую клеточку, а за ней такие же розовые стены – в прошлом году во всём крыле делали ремонт, и Дима выбирал дизайн самостоятельно, если можно назвать выбором проигранный Сереже спор. О чём и при каких обстоятельствах они там спорили никто уже и не вспомнит, но Матвиенко загадал интерьер в стиле хеллоу-китти, аргументируя это тем, что «Ну а с хрена ли здесь должно быть так стрёмно и уныло? Всё равно приятного мало у тебя, а так хоть будет с чего поржать». Отчасти Сережа был прав, да и Дима в розовом халате выглядел как-то помягче что ли, но Арсений внутри этого рая второклассницы чувствовал себя ещё большим извращенцем.       Попов сглотнул, уже почти дотянулся до сенсорной панели сбоку, когда дверь сама разъехалась, а в него едва не врезался явно чем-то озабоченный Позов.       – О, Дим, а я к тебе… – прозвучало виновато, хотя Арс обещал себе держаться непринуждённо.       – Соррян, я срочно нужен на шаттле.       – Что-то серьёзное? – У них вроде не запланировано сегодня операций, до ближайшей планеты лететь чуть больше суток.       – Да только что поймали сигнал SOS от торгового судна здесь рядом, на борту срочно нужен врач. – Он как будто только сейчас заметил Попова, окинул его беглым взглядом и нахмурил лоб. – А у тебя?       Арс на долю секунды залип, потом вспомнил свой последний вопрос. Видимо, Дима спрашивал, серьёзно ли у него. Нуууу, как сказать…       – Нет-нет, – Арсений активно замотал головой для пущей убедительности. – Может, тебе помощь нужна? На судне. Мало ли, кто там.       – Нет, спасибо, со мной Сережа, а места на шаттле, сам знаешь. – Дима всё ещё пристально смотрел, наверняка что-то подмечая. Слишком давно они друг друга знают. – Ты какой-то отекший и вообще подозрительный, чую подвох. Там мой стажер, сходи пусть хоть диагностику сделает к моему возвращению.       – Да я…       – Арсений, мать твою! Считай это врачебным назначением. Всё, мне некогда, давай. ***       Как-то так вышло, что информация о стажере дошла до арсеньевского ума запоздало, то ли это уже отёк начал распространяться на мозг. Стоило за спиною закрыться дверям отсека, как его накрыло паникой от понимания, что со своей проблемой теперь придётся обратиться к человеку, которого он увидит впервые. И тот Попова увидит первый раз в жизни и сразу такое впечатление, и вообще он только Димке доверяет, так что это точно плохая идея и…       – О, здравствуйте, вы, наверное, Арсений, – раздалось из-за спины, когда он уже окончательно решил вернуться в свою каюту и дождаться возвращения Позова. Будто угадав его мысли, голос тут же добавил, – Дмитрий может задержаться, там так невнятно объяснили ситуацию и сколько человек нуждаются в помощи… В общем, неясно, сколько времени его не будет, поэтому проходите, не стесняйтесь.       «Легко сказать», – думалось Арсению, пока он медленно, словно в попытках надышаться перед погружением, разворачивался на пятках.       – Я Антон, кстати, извините, что сразу не представился. – Продолжил тараторить стажер, явно стараясь по максимуму его закомфортить и, признаться, у него это неплохо получалось, даже говоря в спину. Арсений повернулся.       Парень оказался совсем молодой с виду, высокий – даже выше Арсения, худой, с очаровательными кудрями и живыми зелёными глазами. В розовом (они здесь стали негласной формой) халате тот выглядел ещё нелепее со своими длинными конечностями, нервно перетаптывающийся с ноги на ногу, но от того только милее и уютнее. Стоило Арсению об этом подумать, как на лице Антона выступил едва заметный румянец в цвет интерьера.       – Антон Шастун, – добавил он, аккуратно подходя чуть ближе, словно к напуганному животному. От промелькнувшего сравнения Арс мысленно пнул себя под зад, собираясь обратно во взрослого разумного мужчину, который здесь не просто так.       – Арсений Попов, – протянутую руку пожали в ответ чуть влажной ладонью и тут же эту ладонь, словно извиняясь, поспешили вытереть о халат.       – У меня всегда так, – Шастун виновато улыбнулся. – В профессии немного мешает, руки даже в перчатках холодные, пациентам не нравится.       «Мне бы понравилось» – промелькнуло в голове вместе с картинками обтянутых латексом тонких пальцев Антона. Арс незаметно сделал глубокий вдох, переключая внимание.       – А о Вас мне Дмитрий много рассказывал и о ваших способностях.       – Наверняка говорил, что я самый проблемный пациент на его практике, – предположил Попов, что, собственно, по его мнению, таковым и являлось. – И можно на «ты».       – Да нет, наоборот говорил какой в… ты терпеливый и вообще интересный, ну, с медицинской точки зрения, – тут же запнулся, смутившись. – Эм, наверное, не стоило так говорить, но я в хорошем смысле, правда. Да ты проходи.       Просторный медицинский отсек занимал целое крыло и был напичкан разной аппаратурой, с большинством из которой Арсу посчастливилось познакомиться «лично». У стены в ряд пустовали несколько коек, отгороженных ширмами в розовый горошек, напротив – диванчик для посетителей, а вот смотровая находилась дальше, в самом конце.       – Давай ты просто просканируешь меня через капсулу для диагностики, – предложил Попов, сбавляя скорость, намерено держась позади длинноногого и резвого Шастуна. – Я всё равно никогда не знаю, что именно у меня пошло не так, поэтому Дима всегда проверяет всё полностью.       Очень хотелось, чтобы парень просто вбил параметры и не пришлось ничего больше объяснять, но неожиданно корабль тряхнуло, на пару секунд помещение погрузилось в темноту, и стало понятно, что они перешли в гипер-режим.       Освещение вернулось, как и способность твёрдо стоять на ногах, вот только двигатель в таких случаях тянет все ресурсы на себя, а значит диагностическое оборудование на некоторое время будет недоступно. И как, чёрт подери, Дима с Сережей догонят их на шаттле? Чёрт, кажется, всё сегодня против Арсения. ***       Кушетка под задницей мягкая и удобная, но всё равно ощущается как нечто медицинское, отчего внутри начинает шевелиться что-то тёмное. Арсений старательно абстрагировался – и от тёмного, и от давящего и распирающего, пока Шастун связывался с мостиком, выясняя, когда теперь Позов сможет попасть обратно на борт.       – Он вроде как договорился, и ребята с того торгового судна в благодарность за помощь его подкинут к точке выхода. Но это, в любом случае, будет не раньше, чем часов через шесть. – Антон пожимает плечами, будто извиняясь, хотя он тут ни в чём не виноват. – Аппаратура пока бесполезна.       Первое время подобные нюансы очень удивляли – вроде бы космический корабль, высокие технологии, медицина шагнула далеко вперёд, но некоторые вещи не меняются. Например человеческая жадность – нет, чтобы снабдить их резервным аккумулятором для таких вот случаев, мы лучше откатим на пару веков назад и оборудуем медотсек по-старинке. По этой причине, пожалуй, у них и были все эти стрёмные жутко возбуждающие металлические инструменты, истоками обязанные пыточным инквизиции.       – Ничего страшного, я подожду, – врёт Арсений так непринуждённо, что даже сам себе начинает верить, но Антон, судя по весьма выразительно поднятой брови, не впечатляется. – Ну что?       Шастун особенно тяжело вздыхает и молча плюхается в димино кресло.       – Ладно, только при условии, что ты никуда не уйдёшь. Всё-таки ты под моей ответственностью, так что я за тобой понаблюдаю.       Арсений думает, что это не самая плохая компания и, возможно, Антон сможет отвлечь его от всего лишнего. Что, в принципе, и происходит – два часа пролетают незаметно: Шастун очень любопытный, расспрашивает о миссиях, интересных местах и случаях, а Попов с удивительным для самого себя энтузиазмом пересказывает самые запоминающиеся, а их накопилось за пять лет на десяток таких посиделок точно.       – Кстати, если Дима говорил, что мой боевой костюм выглядит как мужская версия костюма женщины-кошки, то не верь, – предупреждает Арс, улыбаясь.       Шастун загадочно поднимает свои безумные брови.       – А он не выглядит?       – А вот это… я тебе не скажу, – он всё-таки смеется.       Антон оказывается бывшим ассистентом ветеринара, но по образованию он человеческий врач, просто способности как-то связаны с животными и очень помогают при лечении. Какие именно, Арсений хочет спросить, но темы быстро меняются и этот момент от него ускользает.       – Слушай, а как ты, ну это, превращаешься? В смысле, ты это как-то контролируешь, не знаю там, управляешь процессом? И как это ощущается? Просто капец как интересно.       Попов и раньше задумывался над тем, с чем это можно сравнить, если попытаться описать словами.       – Ну-у, я не то, чтобы контролирую процесс, но запускаю его сам, да. Что-то вроде усилия, но незначительного, как если бы ты сидел и решил встать или в спортзале, когда понимаешь, что тебе нужно поднять штангу и ты ну… поднимаешь.       – Никогда не поднимал штангу, хотя по мне и видно, – смеется Антон и так же весело добавляет: – А вот по тебе заметно. Даже хочется верить в существование того самого костюма. Но суть я примерно понял, да.       Шастун рассказывает забавные истории из практики, через одну добавляя «прости, тебе наверное такое скучно, по сравнению с вами я тут совершенно неинтересный». Арсению интересно, Антон очень весёлый, с нереально активной мимикой и рассказчик из него отличный. В какой-то момент тот, увлёкшись, смахнул со стола димин светильник, а когда полез поднимать – приложился затылком о столешницу, очень сочно выругался, а потом чертовски прелестно смутился. Попов едва сдерживал хохот, умиляясь с его неуклюжести, но, наверное, смеяться в его положении было явно излишним. Боль внизу живота стала острее и в какой-то момент Шастун словно прочёл это по его лицу (хотя в своей убедительности Арс ранее не сомневался).       – Так, это не дело. – Голос Антона в миг посерьезнел, а глаза с подозрением сузились в щелочки. Арсений уже приготовился, что его начнут отчитывать за безответственность, как это часто делал Позов, но не тут то было. – Может скажешь уже, что тебя беспокоит? Я понимаю, Дмитрий опытный, да ещё и талантливый, ты давно с ним знаком и доверяешь, а я, как врач, доверие вряд ли вызываю, но пожалуйста…       Попов честно держался, даже когда Шастун, подойдя ближе, присел на корточки, но грустный взгляд побитого щенка просто стал контрольным в голову. Арс посильнее сжал пальцы на краю кушетки и, упершись взглядом в стеллаж с книгами в углу, выпалил:       – Я не могу сходить в туалет… по-маленькому. – От собственной формулировки захотелось приложиться лбом о ту же столешницу. Несколько раз. Какое, мать его «по-маленькому» в его то тридцать два?       – Фуф… и только? – В голосе Антона читалось облегчение (а в мочевом Арса нет), но он тут же поспешил объясниться: – Прости, это проблема, разумеется, просто по рассказам Дмитрия я боялся чего-то, эм, менее легко решаемого.       Арсений с опаской перевёл взгляд обратно на Шастуна, но тот уже ускакал вглубь смотровой, активно шурша по ящикам.       – Иди сюда, я тебя осмотрю.       Сказано было непринуждённо – Антон явно уже был где-то в своих мыслях, – но сама фраза электрическим разрядом прострелила позвоночник. Арс сглотнул, ноги стали ватными, а лицо – горячим. Ахренеть, если его так с пяти слов торкнуло, чего ждать дальше? Это всё, определённо, ничем хорошим не кончится.       – Может, всё не так критично? – жалко промямлил Попов, но следом пошёл.       При виде высокой смотровой кушетки Арсу стало совсем нехорошо, во рту пересохло, а руки начали неприятно подрагивать.       Обращенный на него взгляд отчетливо вопрошал: «Ты что, придурок что ли?».       – Ещё скажи «само рассосётся». – Шастун вздохнул, будто перед ним неразумный ребёнок. – Не бойся и ложись.       Пришлось слушаться, и в этом тоже присутствовал иррациональный кайф, игнорировать который Арс планировал до победного, не особо понимая, что в его случае можно считать победой. Он же и так победитель по жизни.       – Как давно? – Интересуется Антон и кивает: – Рубашку подними.       Напряженного живота касаются теплые пальцы – Шаст только что согрел их под краном с тёплой водой, – и ощущения неприятные, хотя объективно парень с ним очень аккуратен. Пальцы нажимают ниже пупка, опускаются дальше, давят над поясом брюк и Арс сжимает зубы, чтобы жалобно не завыть – боль острая.       – Кажется…дня два… – неуверенно брякает Попов и видит, как у Антона округляются глаза.       – Ты два дня не ссал?! – он буквально орёт, но тут же сам себя одёргивает, – Прости-прости, я просто в шоке от твоей выдержки… Это ж надо так врачей бояться.       «Уж лучше бы я их боялся…» – думает Арсений, а у Шастуна на лице читается недоумение, будто он это вслух сказал. Впрочем, вслух говорить ему как-то нечего, не придумали ещё таких отмазок на собственный идиотизм.       Антон о чём-то размышляет с полминуты, а затем снова уходит копаться в ящиках, кинув обескураживающее:       – Штаны приспусти и повернись на бок, нужно кое-что исключить.       Арсений готов поклясться, что его сердце переместилось в желудок безо всяких там превращений, когда до мозга дошло, что именно Шастун собрался исключать и каким способом.       «Блять блять блять» – вопил кто-то внутри черепушки, где всё, казалось, горело красной тревогой об опасности.       Перспектива сдохнуть от лопнувшего мочевого пузыря хоть и была ужасной, но меркла в сравнении с угрозой столкнуться со своим фетишем наяву. «А я ещё и не трахался целую вечность».       Звон упавшего на пол металлического лотка на секунду вывел Арса из оцепенения. Взгляд зацепился за явно напрягшуюся спину в розовом халате – Антон замер, и покрасневшие кончики его ушей, выглядывающие среди русых кудрей, было видно невооруженным взглядом.       «Конечно он смущается смотреть на твою задницу и уж тем более в неё лезть господибоже». Арс мысленно выл, закрыл глаза, но это не помогло – звук натягиваемых перчаток, казалось, транслировали ему прямо в мозг и воображение с энтузиазмом подрисовывало всё остальное.       Он слышит шаги по плиточному полу, чувствует, как Шастун остановился позади него и зачем-то представляет, что тот видит. «Твою небритую жопу он видит» – не щадит подсознание, а фантазия рисует дальше.       – Можешь придержать… ягодицу? – звучит из-за спины, но голос почему-то стал ниже, слегка хрипит и это настолько космически сексуально в сочетании с просьбой, что Арс закусывает губы и позорно придвигает колени ближе к груди, молясь, чтобы Антон не заметил намечающийся стояк. Он ужасен (не стояк, разумеется, разве что в контексте ситуации).       Кожи касается обжигающий холод – видимо, смазка, ведь пальцы настолько холодными быть не могут. Попов вздрагивает.       – Это быстро и не страшно. Попытайся расслабиться.       Внутрь медленно начинает входить палец. Арсу кажется, что его лицо горит так, что от кушетки скоро должен пойти дым. Палец двигается осторожно, проворачивается внутри, чуть сгибается, а затем выскальзывает и к нему присоединяется второй. Дыхание становится слишком шумным и Попов боится, что это заметно.       – Потерпи немного, – снова этот низкий голос, от которого пробивает уже заметная невооруженным глазом дрожь.       Хочется завопить «Заткнись, умоляю!», потому что это всё чересчур. Внутри распирает, обнаженную пятую точку обдаёт холодом, под ярким светом он как под микроскопом, нелепо оттягивает рукой полужопие и чувствует, как рефлекторно сжимается колечко мышц, пульсируя на чужих пальцах.       Антон начинает ощупывать его прямую кишку, сгибает фаланги, проворачивает и как будто этого недостаточно, добивает своим спокойным:       – Эрекция в таких случаях совершенно естественна, так что не парься.       «А до конца дней своих дрочить на воспоминания об этом – естественно, блять?!» – злится Арсений, едва не хныча. Отгонять неприличные мысли уже нет сил, и он решает хотя бы в своём воображении не сдерживаться. «Хотя если бы ты всунул в меня ректальное зеркало, я бы кончил без рук».       Откуда-то сверху слышится глухой звук, а потом шипение – кажется, Антон умудрился врезаться башкой в огромную лампу над столом.       Из него наконец вынимают пальцы, но облегчением это не назвать и с натяжкой – ужасно хочется подрочить, а приходится лишь позорно прикрывать член краем рубашки, одной рукой нелепо натягивая штаны.       – Погоди пока одеваться, – Шастун говорит это, уже развернувшись спиной, меняет перчатки и снова что-то ищет, по пути сбивая многострадальный лоток и спотыкаясь об угол стола. Арсений благодарен за возможность хотя бы не смотреть ему сейчас в глаза, но штаны натянуть хочется поскорее.       – Что со мной, доктор? – пытается пошутить Попов, чувствуя себя безумно глупо, но Антон на удивление резво подхватывает.       – Жить будете, но недолго. Шучу! – он всё же поворачивается лицом и очевидно, что парень смущен, хоть и старательно это скрывает. На щеках румянец, взгляд чуть рассеянный. – Не смотри на меня так.       – Как?       Шастун издаёт смешок.       – Будто я тебя обесчестил. Это действительно было нужно!       – Верю. – Краткость сестра таланта. В случае с Арсением на более ёмкие предложения он способен разве что мысленно. Например «Верю, что тебе нужно было меня обесчестить и согласен на повторение хоть каждый день. Отличные пальцы, Шастун, можешь засунуть в меня хоть все пять, заодно руки погреешь».       Ему кажется, что Антон краснеет ещё сильнее и розовые стены ему уже явно не конкуренты. А потом он замечает, что парень держит в руке, и мысли снова сужаются до краткого, но ёмкого «Вот чёрт».       – Ты знаешь, для чего это, – не спрашивает, а скорее читает на арсовом лице Шастун. – Без аппаратуры я мало что смогу выяснить, но проблему, сам понимаешь, решать надо.       Попов обреченно кивает и ложится спиной на кушетку, а по ощущениям – в гроб. И Антон подходит к его крышке с последним гвоздём.       Благо, член успел упасть, но чтобы он не восстал из мёртвых ещё предстоит пройти через все круги ада. Арс предпочитает проходить это путешествие в темноте, зажмурив глаза.       Бёдер касается холодный металлический лоток и это – первый круг. Он знает, для чего тот.       Ладонь в перчатке берется за мягкий член, приподнимает перпендикулярно, пальцы чуть оттягивают крайнюю плоть, открывая головку. Арс дышит медленно. Второй.       Отверстия касается что-то тонкое, наверное, канюля от шприца со смазкой. Погружается немного, ощущения странные, щекочущие. Третий.       Ожидание. Не менее мучительное и томящее. Попов сжимает зубы плотнее. Четвёртый.       Снова прохладно и мокро у отверстия, но на этот раз резиновый конец катетера толще. Он скользит внутрь с усилием, наполняет, растягивает не предназначенный для подобного канал и это одновременно неприятно и нереально. Короткие ногти впиваются в ладонь. Пятый.       С каждым сантиметром всё сложнее, а ещё позывы в туалет сводят с ума, кажется, если чуть расслабиться – он позорно сходит под себя, хотя умом понимает, что не выйдет. Шестой.       – Расслабься и дыши, – просит Шастун, а хочется представить, что приказывает. Куда дышать, он и так захлёбывается воздухом. Катетер делает почти больно. Седьмой.       На последнем рубеже из Арса всё же вырывается короткое «ах», и ладонь с члена исчезает, оставляет его несчастным и обиженным лежать в изгибе бедра. Восьмой.       А затем он скорее понимает, чем чувствует облегчение – лоток становится теплее от наполняющей его жидкости и это так ужасно и отвратительно, что хочется заплакать. Попов сдерживается только ради Антона и нежелания окончательно закопать себя у него на глазах.       Ему кажется, что сейчас Шастун просто кинет, отвернувшись, что-то вроде «Свободен!» и Арс так и поплетётся прочь с полным лотком мочи в руках и шлангом наперевес. Нелепые мысли, но они идеально передают его моральное состояние.       Вместо этого Антон обрабатывает руки прямо поверх перчаток и кладёт одну Арсению чуть выше лобка, а затем плавно надавливает. Попов наблюдает за ним из-под опущенных ресниц, любуется профилем, прямым носом, падающими на щеки завитыми прядками, напряженно поджатыми губами. Весь такой серьёзный и осторожный – Дима так с ним никогда не нянчился.       «Какой же ты охуенный, Антон Шастун», – искренне восхищается Арс, и кажется, рука на его животе на мгновение вздрагивает. Убедившись, видимо, что это всё, Антон убирает ладонь, но не одергивает, а почему-то мягко ведёт по коже лишние сантиметров десять, напоследок нежно очертив большим пальцем тазовую косточку.       – Пока оставим так, я покажу как он перекрывается. До завтра, по крайней мере, придётся пожить с ним.       Арсу протягивают пачку салфеток, и он нелепо оттирает следы смазки, а затем и обратный конец катетера, пытаясь свыкнуться с вынужденной модификацией тела. Шастун объясняет на пальцах основные моменты и отходит мыть руки. Неловкая тишина затягивает Арса обратно в пучину рефлексии и ужасно хочется убежать, не говоря больше ни слова.       – Блин, я так не могу больше, капец, прости! – Взрывается вдруг Антон, отчаянно запускает руки себе в волосы.       Попов совершенно ничего не понимает, он только закончил застегивать брюки и смотрит, не успевает даже надумать себе поводов для такой реакции – Шастун выпаливает раньше: – Я слышу мысли животных! В смысле это моя способность, я поэтому и ассистировал в ветклинике. И когда Дмитрий говорил о твоих способностях, мне стало любопытно – а вдруг и тут сработает. Я должен был тебе сразу признаться, чёрт, прости, пожалуйста.       Антон кажется таким несчастным, что его хочется успокоить, но ровно до того момента, пока до Попова не доходит суть сказанного.       – То есть… – вдох-выдох, – ты хочешь сказать… Блять, ты слышал мои мысли?!       Шастун виновато кивает, поджав губы.       – Но я, в смысле мне… сука, я хотел сказать, что ничего…       Что там «ничего» Арс дослушивать не собирался – соскочил с кушетки и выскочил из медицинского корпуса, едва не сбив кого-то в общем коридоре. Минуту назад казалось, что более постыдно он не ощутит себя уже никогда. До признания Шастуна он даже не догадывался, что такое стыд. ***       – Я же сказал, что я в норме, – бухтел Сережа, пригибая голову на выходе из их крошечного шаттла. – Будет нужно – сам дойду, Арс!       Попов уже привык каждый раз слушать не особо активные возмущения этого упертого лба, попутно стараясь не подскользнуться на лужицах стекающей с него крови. Иногда Арсению казалось, тот намерено собирает на себя все возможные удары, но потом он вспоминал как часто сам точно так же вис на Матвиенко и готов был начать верить в кошачьи девять жизней.       Превращение обратно он уже совершил, сегодня даже на редкость без последствий, но тащить друга в кошачьей ипостаси явно было проще. Вообще многое бы упростила возможность превращаться на корабле, но такое удовольствие он себе не мог позволить – условия искусственной гравитации могли привести к самым непредсказуемым последствиям, таким, что и Дима оказался бы бессилен.       – Тебя, кстати, самого бы подлатать. – Невзначай подмечает Сережа, когда они уже прошли половину пути к медотсеку, а затем больно тыкает пальцем Арсу в оцарапанный бок.       Хочется сказать "Ай, блять, сука больно вообще-то", но голосовые связки решают сократить всё это до вполне емкого кошачьего "Хшшшш" и Сережа довольно смеётся, прекрасно зная об этой его особенности сразу после трансформации.       На самом деле Попову и правда не помешало бы обработать раны, но Серёже нужнее, а ждать, пока Дима освободиться он не готов – там опять Шастун, и совершенно не хочется слышать от Позова очередное "Да что блять такое между вами двумя?". Кошка, мать её, пробежала, ага.       Прошло уже около недели с их... знакомства? взаимодействия? Арсового самого большого в жизни позора? Нужное подчеркнуть. За это время они лишь пару раз пересекались в коридоре и Попов старался как можно быстрее увеличить расстояние, не зная наверняка, как далеко Антон может его услышать.       Лечением его проблемы, естественно, занялся Позов сразу по возвращении – как обычно поворчал, что Арс долбаёб, раз не обратился сразу, и ему чертовски повезло с организмом, ибо обычный человек так легко бы не отделался. В итоге оказалось, что там какая-то внутренняя деформация была, Дима её исправил и вот он как новенький, без отёков и весомых причин приближаться к больничному крылу. Столкнуться там с Шастуном? Не приведи господь. Стать жертвой Диминой просьбы заняться его царапинами стажеру? Арсений лучше займётся йогой и научится самому себе накладывать швы на спину.        Они уже почти пришли, когда нужные двери сами открылись перед их носами, а проход загородило что-то худое и высокое, только уже без халата, а в джинсах и худи.       "Серёже очень нужна помощь Димы, позаботься о нём, пожалуйста!" – очень торопливо выдал Арсений, буквально толкая Матвиенко в руки растерявшегося Антона. Тот самортизировал куда-то Шастуну в живот, едва доставая макушкой чужое солнечное сплетение, но Попова нюансы передачи волновали мало. Куда меньше, чем необходимость как можно скорее убраться отсюда.       – Эй, Арс, придурок! – заорал Матвиенко в спину, – ты ему на кошачьем сказал!       "Он поймёт!" – гаркнул Арсений через плечо, а вышло не менее красноречивое "Хрррр". Останься у него хвост – рассекал бы им воздух, вздыбив шерсть.       Только оказавшись в безопасности в своей каюте, Попов поймал себя на том, что злился, хотя прежде его с трудом хватало на самоедство, жалость и ненависть к себе. И как реагировать на собственную злость в адрес Шастуна он понятия не имел, отложив размышления на потом и поплетшись в душ.       В первые дни он только и делал, что вспоминал каждую мелочь, выл, хотел провалиться на месте, но продолжал с мазохистским упорством разбирать каждую реакцию парня на его мысли, каждый вспыхнувший румянец и неуклюжий маневр. Всё постепенно сходилось, но легче не стало, было по-прежнему очень стыдно, только к стыду прибавилось возбуждение и паранойя о возможности оказаться услышанным. Замкнутый круг, в котором Арс уже не понимал, ему стыдно от возбуждения или он возбуждается от стыда. В любом случае Антон виноват лишь в том, что не сказал сразу, всё остальное в нём совершенно, чтоб его, восхитительно.       Царапины пекут от горячей воды, а потом от средств из каютной аптечки. Завтра очередная вылазка и хочется успеть отдохнуть, так что Арсений глушит свет в тесной, но уютной комнате с кроватью и одиноким столиком, озаряемой теперь лишь светом звёзд сквозь иллюминатор.       Драматично плюхнуться на постель и уткнуться лицом в подушку ему не даёт сигнал входной двери. Кто-то хочет войти, но Сережа и Дима обычно предупреждают по связи заранее.       – Арс, я знаю, что ты тут. – Слышно через динамик, – Дмитрий занимается твоим товарищем, я все понял.       Попов молчит и отвечать не планирует. А что говорить? Спасибо? Смысл завязывать диалог, а Шастун пришёл явно не отчитаться. Он хочет поговорить.       – Пожалуйста, Арс, выслушай хотя бы так. Я просто хочу знать, что ты меня слышишь, а не сидишь там где-нибудь на толчке под музычку и знать не знаешь, что я тут распинаюсь. Потому что если так, то я подожду.       Арсений против воли улыбается дрогнувшими уголками губ. Чёрт, как сложно на него залиться.       "Я тебя слышу", – думает Арсений, не зная до конца боится он быть услышанным через слой металла, или всё-таки надеется. "А ты меня?".       Тишина. Кажется, это не настолько сильно работает. Попов решается на эксперимент и подходит к двери вплотную, опускается на пол и мысленно повторяет то же самое.       – Да. – Коротко отвечает Антон и от этого "да" что-то внутри вздрагивает и пузырьками лопается под ребрами.       "Тогда говори, что ты там хотел".       – А? Да, я... Чёрт... В общем, Арс, я хотел извиниться. Мне правда очень очень очень сильно жаль, я даже не представляю, как хреново ты себя чувствовал, но я не хотел, честно! В смысле... – он тараторит все это на одном дыхании и то, как мысли уползают от него в разные стороны почему-то тоже кажется умилительным. А ведь Арсений хочется злиться.       "Ты не хотел всё это слышать, я тебя понял. Можно мне отдохнуть" – всё-таки подливает он масла в огонь, вот только под чьим котлом неясно. На душе снова становится гадко.       – Нет, Арс, ты меня не понял. – Шастун с той стороны вздохнул особенно тяжело. – Я как раз хотел. И это... это было охренеть как круто. Ты – это охренеть как круто. И можешь считать меня больным ублюдком, но только не думай, будто с тобой что-то не так! Это я тобой воспользовался, не смог удержаться, чёрт... Я знал, что я делал, Арс.       У Попова не получается абстрагироваться, чтобы не начать перебирать воспоминания, и они теплом перекатываются под кожей, заставляя внутренности сжаться. У Антона к концу речи голос становится ниже и Арсению хочется на него взглянуть, но к встрече лицом к лицу он пока не готов, поэтому решает немного схитрить и активирует видеосвязь в один конец. На экране Шастун стоит к двери совсем близко, едва не упирается лбом и судя по виду – сюда он бежал: прядки чуть прилипают к раскрасневшемуся лицу, дыхание тяжелое, взгляд опущен в пол. Безразмерное худи добавляет сантиметров в плечах и спине, отчего Антон выглядит крепче и сильнее, а выглядывающие из рукавов кончики пальцев лишь на вид хрупкие – Арсений помнит, какими уверенными они могут быть и от всего этого хочется лезть на стены.       Когда Шастун поднимает голову и переводит взгляд невозможных зелёных глаз на камеру – Попова прошибает.       – Ты на меня смотришь? – Это вопрос, но звучит как утверждение, будто он чувствует арсов взгляд и улыбается особенно горячо, такой улыбке обязаны присвоить возрастное ограничение.       "А ты подслушиваешь мои мысли. Один-один."       – Нет, Арс, на "один-один" это не потянет, даже если я буду стоять здесь голым. – Он хмыкает и заметно мрачнеет. – Я накосячил и я это исправлю, ладно? Только дай мне шанс.       Арсений отходит от двери, забивается в самый дальний угол и оттуда думает своё громкое "Я бы дал тебе не только шанс". Соблазн впустить Шастуна щекочет позвоночник, но Антон, кажется, понимает Попова лучше его самого, поэтому вовремя шепчет:       – Спокойной ночи, Арс. Отдыхай. И уходит.  ***       Арс наблюдает за Шастуном издалека – звериное зрение позволяет. Они определили дистанцию, с которой способности Антона начинают работать, но Попов всё равно старается не думать слишком "громко" и это уже сложнее, потому что занятый работой Шастун в камуфляжной экипировке завораживает.       Их отправили на задание вместе, решив, что полевой медик лишним не будет, и это оказалось очень кстати – раненые были как с их стороны, так и среди мирного населения. Отряд местных повстанцев давил количеством, но подкрепление уже на подходе, к тому же ландшафт играл им на руку – среди высоких деревьев и густой листвы Арс был в своей стихии: передвигался незаметно, перескакивал от дерева к дереву, вспарывая кору крепкими когтями, мог учуять притаившегося врага по запаху.       Антон в своей стихии не менее хорош – во время работы куда-то исчезала вся его неуклюжесть, каждое движение быстрое и выверенное, только испарина на лбу и поджатые губы выдывали в нём напряжение.       – Ты что, мурчишь? – Серёжа пихает его локтем под ребро и ржёт – откуда только взялся.       "Да уж, Арсений, давай, залипай и дальше как кретин, кругом же так безопасно и совсем нет желающих тебя пристрелить!"       – Я что, похож на домашнего питомца? – хмурится Попов, неохотно используя в боевой форме неприятную для связок человеческую речь. А ещё потому что да, он в самом деле не заметил, как начал мурчать.       – Честно? Пиздец как, Арс. Хочешь, почешу за ушком? – Матвиенко обожает издеваться, но вдвойне кайфует делать это при Шастуне, при котором Попову в последнюю очередь хочется быть милым котиком. Да в нём, мать вашу, сейчас сто двадцать килограмм чистых мышц, хоть и смотрится всё это не многим больше чем обычно – очень плотная мышечная ткань.       – Ты очень внушительно смотришься, Арс. – Заявляет подошедший к ним Шастун, немного уставший, с пятнами крови на закатанных рукавах, но довольный собой. – Особенно в бою.       – Я думал, ты скажешь "Особенно, когда машешь хвостом", – Вставляет Сережа. – Вот как сейчас, да.       Арсений закатывает глаза. Хвост он не контролирует, но если постараться, можно пару раз провести Матвиенко по носу и наслаждаться ритмичным битом из чихов.       – А вот это... пчха... подло! пхче... – Сереже приходится отойти, потому что хвост снова угрожающе кривится в его сторону.       Шастун довольно улыбается, наблюдая эту картину, а затем достаёт из кармана пачку сигарет – настоящих, а не электронных. Такие на борту запрещены, так что остаётся лишь догадываться, где он их взял.       – Местный мужик дал в благодарность, – поясняет Шастун и Арсу опять неловко. Кажется, невозможно привыкнуть к тому, что кто-то читает твои мысли.       – Ты правда очень крутой, когда сражаешься. – Неожиданный комплимент застаёт врасплох, смущая, хотя в своей крутости Арсений и раньше не сомневался. – Я почему-то представлял, что ты ну типа рвешь врагов зубами и всё такое. Но теперь понимаю, что тебе это не надо – в тебе же силы как в танке.       "Рвать зубами? Фу как негигиенично".       Антон смеётся с его мыслей, и дым выходит через нос. Они стоят под деревом чуть в стороне от лагеря – Арсению здесь удобнее патрулировать периметр, легче заметить чьё-то приближение, если он сейчас хоть что-то кроме Шастуна способен замечать.       "А я представлял, что ты совсем чахлый, уж прости за формулировку, но думать избирательно я пока только учусь".       Антон в самом деле удивил своей подготовкой, начав отбиваться врукопашную от подобравшихся слишком близко повстанцев. Не растерялся и даже вырубил двоих прикладом бластера, пока Сережа не подоспел, а сейчас вот задумчиво потирал сбитые костяшки.       – Это всё адреналин, Арс, я чисто на рефлексах, – он тушит сигарету и разворачивается к Попову лицом, всматривается, ничуть не скрывая любопытства. – У тебя реально вертикальные зрачки! И уши… можно?       Это так странно, но Шастун смотрит умоляюще и его интерес вполне логичен – не каждый день видишь коточеловека, а в такой форме он может находиться лишь на планете.       «Только не увлекайся».       Антон растягивает губы в безумно довольной улыбке и тянется к его уху – оно едва выглядывает кончиком над волосами и рефлекторно дёргается от прикосновения, но Шастун запускает пальцы в короткую шерсть, и Арсений всеми силами старается не замурчать снова.       – Только не подумай, что я зоофил, – оправдывается Антон, одновременно поглаживая и любопытно ощупывая ухо подушечками пальцев. – Ты мне понравился сразу, такой красивый. А сейчас ты необычный, но это тоже ты. Я поплыл, да?       Их совсем не видно в тени листвы и Арсений, стараясь опередить собственные громкие мысли, перехватывает руку Шастуна за запястье, тянет к лицу и коротко лижет пальцы шершавым языком. Антон застывает, до невозможности округлив глаза и, кажется, даже затаив дыхание.       А через мгновение сигнал о приближающемся подкреплении возвращает их в суету реальности. ***       День выдался чертовски долгим, да ещё и Стас, капитан их корабля, решил собрать всех сразу после задания – как выяснилось, для благодарственной речи, но всё равно Арсений успел устать.       Празднование победы в виде массовой попойки, намечающееся сразу после не особо прельщало – хотелось поскорее вернуться в каюту и завалиться спать, но пришлось ограничиться душем и сменой экипировки на гражданское. Уже на этом этапе проскочившая мысль о возможности пересечься с Шастуном вылилась в масштабный разбор гардероба – всё казалось недостаточно выигрышным по шкале от «из-за этого наряда у меня не было секса десять лет» до «выеби меня пожалуйста». Впрочем, это он утрирует – первый вариант с его-то стилем отсутствует по определению, так что в конечном итоге получается не слишком скромно, но и время поджимает. Чёрные джинсы с рваными коленками и чёрная футболка – это всегда беспроигрышно.       Отдыхают они как правило в столовой – здесь достаточно места, столов, а если снизить освещенность и добавить музыку – почти ночной клуб. Но самое кайфовое, пожалуй – огромный иллюминатор над головами. Почти звёздное небо, только звёзды гораздо ближе – гигантами лениво проплывают мимо, хотя на самом деле достаточно далеко.       – Мне тоже нравится. – Звучит почти на ухо, и Арс даже немного вздрагивает от неожиданности. Шастун нашёл его сам в самом дальнем углу, слившегося цветом со тёмными стенами. – Между прочим, это было нелегко, но если ты хотел побыть один или с Сережей зависнуть, то я отвалю, без проблем.       Он даже руки поднимает в доверительном жесте, мол «всё пойму», но Попов лишь отрицательно машет головой, и Антон улыбается, усаживаясь рядом, хотя напротив свободное место.       – Как себя чувствуешь? – интересуется Шастун, на что Арс немного непонимающе приподнимает бровь. – В плане после трансформации.       – Отлично, – чересчур быстро отвечает он, стараясь скрыть накатившее волной смущение и тянется к стакану с алкоголем. Руку внезапно перехватывают, не давая отпить.       – Прости. Я просто хотел поговорить, только на трезвую. – Поясняет Антон, разжимая пальцы. – Ты, конечно, имеешь полное право напиваться сколько душе угодно, но если от этого станешь плохо контролировать свои мысли – потом снова начнёшь смущаться, и мы вернёмся к тому, с чего начали.       «Если я напьюсь – мы вернёмся к этому прежде, чем я начну смущаться», – думает Арс, краснея, но стакан отставляет, а вслух произносит:       – Спасибо за заботу, конечно, но тебе не кажется, что это всё – полный пиздец? Антон молчит, подёргивая ногой под столом. Арсений перебирает пальцами несуществующие кольца. Кругом громко играет музыка, но они будто в пузыре неловкости и воздух в нём постепенно заканчивается.       Шастун поворачивается к нему лицом, садясь вполоборота.       – Я думал об этом. У нас определённо есть проблема. – Его пальцы аккуратно ловят пальцы Арсения, самыми кончиками, а мимолётное «нас» несмотря на контекст приятно покалывает в груди.       – Было бы гораздо проще, если бы я не слышал, о чём ты думаешь. Но я не могу это выключить. И это повод для меня быть максимально искренним.       Попов разрывается между желанием довериться и позорно сбежать отсюда сию же секунду, но Антон перевешивает чашу весов в свою пользу, когда чуть наклоняется вперёд и бархатно произносит:       – Пойдёшь со мной прямо сейчас? В полутьме зрачки у Шастуна огромные, но Арсу хочется верить, что это из-за него. Антон это слышит и улыбается обворожительно до мурашек, протягивая открытую ладонь.       Никто не обращает внимания, когда они уходят – пусть и нелепо держась за руки, но Арсению почему-то так плевать. А ещё потрясающе спокойно быть ведомым таким восхитительным Антоном по пустующим коридорам, чувствуя крепкую хватку – будто его ни под каким предлогом теперь не отпустят.       Когда Попов узнаёт место – он даже не удивлён, разве что немного побаивается наткнуться на Диму в его же кабинете.       – Его точно ближайшее время не будет, расслабься, – отвечают на его опасения, запирая за ними двери.       – Ты вроде собирался поговорить? – напоминает Арс, понимая, что они направляются в смотровую. Внутри всё начинает выкручивать, а тело пробивает нервная дрожь и это почти настолько же неприятно, насколько томительно.       – Боишься, что я молча разложу тебя на ближайшей поверхности?       У Арса вырывается нервный смешок. Даже не мысленный.       Шастун подводит его к димыному столу и усаживает в кресло, оставаясь стоять напротив, переминаясь с ноги на ногу.       – Так, – он делает глубокий вдох. – Если ты думаешь, что я не чувствую себя неловко, то ты явно слишком хорошо обо мне думаешь. Ты вообще слишком хорошо обо мне думаешь, раз допускаешь, что я весь из себя такой нежный и невинный «о боже, кто-то кайфует от врачей и пальцев в заднице, как так можно!».       Уже на этой фразе Арс густо заливается краской, но делает вид, что так и задумано, продолжая неотрывно следить за Шастуном. Тот продолжает:       – Так вот, представь себе – нет. Когда я понял, что меня это прёт, то считал себя конченым извращенцем, недостойным лечить людей. Ну потом выяснилось, что с животными мне ещё и общий язык найти легче, так что я уже подумал «вот оно – моё призвание!». И тут выпала возможность поработать на борту, совсем другая зарплата, сам понимаешь. Я долго не решался, но в какой-то момент понял – я могу помогать людям, я это умею. А что в этот момент происходит у меня в голове – никого не касается до тех пор, пока я не перехожу черту. С тобой я эту черту чуть было не перешёл.       Арсений сглатывает. То ли от неожиданного признания в конце этой впечатляющей речи, то ли от пальцев Антона, потянувших вниз собачку на молнии толстовки. Шастун скинул её прямо на пол, оставшись в чёрном хирургическом костюме и выглядел он в нём просто вау.       От понимания, что Антон его слышит и того, что это шоу персонально для него, Арсений невольно начинает ёрзать на стуле. Шастун на этом не останавливается, облизывает губы быстрым движением языка и начинает расстегивать пуговицы на медицинской рубашке, застёгнутой, почему-то, под самое горло. Арс очень быстро понимает почему.       На Антоне кожаная портупея поверх голого тела, уходящая центральным ремешком к тонкому ошейнику. Остальные ремешки фиксируются полосками на ребрах, заканчиваясь на уровне талии и это настолько горячо, что Попов просто откидывается на спинку кресла и тяжело дышит, словно после длительного забега.       У Шастуна острые ключицы, бледная кожа в контрасте с чёрной портупеей кажется совсем белоснежной, а едва заметный животик настолько чертовски милый, что Арсений готов умолять Антона никогда не качать пресс. Он весь именно такой, какой должен быть, какой нужен конкретно Попову, целиком, – упакуйте и на кассу!       Рубашку Антон оставил расстегнутой и в этом тоже что-то есть. Он протягивает Арсению открытую ладонь и это совершенно точно приглашение в нечто безумное, но совершенно точно восхитительное для них обоих.       Попов заходит в смотровую, но в этот раз стыда в нём почти нет, зато возбуждение накрывает так, что стоять на ногах физически трудно.       – Будь добр, сними всю одежду. – Просит Шастун и на этот раз не отворачивается, только чуть отходит назад и пристально смотрит.       Арсений непослушными пальцами стягивает футболку и аккуратно складывает на стул, издеваясь над ними обоими, но растянуть момент хочется с каким-то почти мазохистским кайфом. А ещё немного подразнить такого нереального Антона, но тот, судя по виду, не ведётся.       – У меня хорошая выдержка, – отвечают на его мысли низко и хрипловато. – По крайней мере, до тебя я так думал. Сейчас не уверен. Ты настолько сексуальный, Арс, что я готов на тебя молиться.       Всё это он выдаёт с непринуждённой легкостью, бьёт откровенностью, как запрещенным оружием. Арсений путается в ремне, кое-как справляясь с джинсами, а затем и с бельем – остаётся напротив совершенно открытый и тут, видимо, настаёт черед Антона испытывать его на прочность. Он достаёт черные медицинские перчатки.       – Садись на кушетку.       Запрыгивать высоко, и так они становятся примерно одного роста. Обтянутые латексом пальцы обхватывают подбородок.       – Открой рот.       Арсений слушается. Пальцы второй руки аккуратно надавливают на язык и Попов жалобно мычит – ему горячо, хотя голую кожу обдает прохладой. Антон не убирает пальцы и по ним начинает стекать слюна, капли падают Арсению на бедра.       Хочется отвлечься от мучительного возбуждения и Попов хаотично блуждает взглядом по практически одетому телу Шастуна, хотя это и не лучшая идея. Внимание привлекает поблескивающий на свету шарик у соска. Антон прослеживает его взгляд и выпрямляет спину, давая возможность рассмотреть получше.       – Нравится? – он отпускает арсов подбородок, давая возможность сглотнуть и кивнуть в ответ. – Хочешь мы…       Продолжение можно понять по глазам – Арсений угадывает, читает бегущей строкой, будто на мгновение тоже сумев услышать чужие мысли. Или ему хочется верить, что они думают об одном и том же.       – Соски или что-то другое?       Всё-таки об одном. Попов немного теряется – он не то, чтобы фанат пирсинга, но сейчас мысль об этом ощущается максимально правильной. Вот только соски изменяются при трансформации, уши тоже. Он вдруг вспоминает, как Шастун бережно оглаживал его живот в их прошлый раз, и ответ находится сам собой.       – Уверен? Не хочу, чтобы ты шёл на поводу у моих закидонов. Ты не обязан.       – Я знаю.       – А ещё это немного больнее. И пупок заживает дольше.       – Не проблема. – Арс ёжится от начавшего подступать холода. – Давай уже.       – С удовольствием, – выдыхает       Шастун особенно вдохновлённо и уходит собирать необходимое.       От переизбытка эмоций немного кружится голова и Попов предпочитает лечь. Он впервые за вечер задумается о том, что они делают, и насколько больными ублюдками это делает их.       Вернувшийся Антон хмыкает на его мысли и ободряет:       – Не загоняйся.       Живот обрабатывают антисептиком – Антон снова сосредоточен и Арс отчего-то чувствует себя особенно важным. Он знает, что будет больно, но даже это ожидание будоражит – они словно проводят свой личный, один на двоих ритуал.       Болезненный укол – полая игла снизу вверх протыкает кожу, вынуждая напрячься. Шастун продевает через неё крохотное украшение и каждое его движение чёткое, будто он делал это сотню раз. Освободив одну руку, он кладёт её Попову на талию и мягко поглаживает, будто говоря «потерпи ещё немного» и это кажется интимнее любого секса. Оно, определённо, того стоило.       Антон заканчивает и оценивает результат. Взгляд нечитаемый, или в нём просто столько всего намешано, что не разобрать, поэтому Шастун сам расшифровывает:       – Это охренительно. Я думал, что сексуальнее тебя сделать просто невозможно, но это… – большой палец чертит вокруг прокола, намерено задевает шарик, вызывая лёгкое покалывание, – готов зайти дальше?       – Боюсь представить, – выдыхает Арсений. Он готов, кажется, совершенно на всё, что ему сегодня предложат, хотя тело уже выкручивает от постоянного возбуждения.       – Не бойся. Можешь подвинуться к краю и согнуть ноги? В идеале – придержать под коленями.       Просьба вгоняет в краску, но они должны были прийти к этому рано или поздно. Попов послушно делает, что велено, чувствуя себя максимально уязвимо, пока Антон снова отвлекается.       – Жаль здесь нет специально кресла – твои ноги на держателях смотрелись бы шикарно.       – Ты специально всё это озвучива… – хочет для виду возмутиться Арсений, но возмущения тонут во вздохе, когда в него неожиданно вводят уже обильно смазанные пальцы.       – Не зажимайся, – требует Шастун, действуя в этот раз менее нежно, но достаточно аккуратно, чтобы не причинить боль. В прошлый раз он действительно проводил осмотр, в этот – целенаправленно растягивает, явно подготавливая, и от этой мысли давно напряженный член подрагивает, выделяя капельки смазки.       Арсений старается расслабиться, получая одобрительное «молодец, ещё немного». Пальцы давят то вверх, то вниз, разрабатывая сжимающийся вход.       Удовлетворившись результатом, Антон делает особо глубокий толчок напоследок и любуется видом. А затем, судя по звуку, берет из лотка что-то металлическое.       Попов не может сдержать любопытства и чуть приподнимается взглянуть. И со стоном откидывается обратно.       – Ахуеть… – это всё, на что он способен.       – Знал, что ты оценишь. – Хмыкает Шастун. – Если честно, мечтаю об этом со дня нашего знакомства.       – Прошла всего неделя, – хрипло напоминает Арсений. Ему тяжело думать – все его мысли сосредоточены вокруг штуковины у Антона руке, а с члена уже капает на живот.       – Целая неделя, – исправляют его. – Ты готов?       – А как же фраза «кто у нас тут больной»? – Шутки на грани истерики? О да, это его стиль.       – Кто у нас тут больной? – С улыбкой подыгрывает Шастун под аккомпанемент выжимаемой из флакона смазки.       Дышать становится тяжело, Арс весь превращается в одно сплошное ожидание и почти готов кончить, когда ощущает у входа прохладный металл зеркала. Оно небольшое – чуть шире антоновых пальцев в диаметре, но наполняет ощутимо, распирает стенки. Хочется умолять, но о чём – неясно, он просто не выдерживает всего происходящего и мысль о том, что Антон сейчас кайфует не меньше прибивает бетонной плитой.       Шастун даёт ему передышку, введя до упора, а потом начинает медленно раскрывать внутри. Арсений дрожит, кусает губы, хаотично вертит головой, пытаясь найти выход эмоциям. Чёлка давно растрепалась и липнет к вспотевшему лбу, бисеринки пота стекают по покрытому мурашками затылку.      Рука в перчатке давит под коленкой, пока вторая дразняще шевелит зеркалом, вырывая из горла постыдные стоны. Кажется, от этого можно сойти с ума. Ему слишком хорошо и переполняющие эмоции находят выход сами – через пульсирующий член, теплотой выливаясь на живот и грудь.       Когда Арс отходит от оргазма, внутри него уже ничего нет – Антон умеет быть очень аккуратным. Сперму заботливо вытирают салфетками, а прокол ответственно обрабатывают антисептиком снова, но мысль о том, что сам Шастун так и не кончил горчит где-то на периферии.       – Я могу сам.       Арсений не согласен и его мысленное «нет» должно звучать достаточно громко. «Я хочу!».       – Ты нереальный. – Восхищается Антон и приспускает брюки с бельём.       Попов жалеет, что не успел налюбоваться на этот член, да ему и не дают, жестом прося перевернуться.       Арсений знает, что проникновение после оргазма – не так приятно, как до. Антон тоже это знает и, судя по звукам, доводит себя сам, лишь в последний момент приставляя головку к входу и вторгаясь ровно настолько, чтобы спустить внутрь горячего тела. Попов понимает, что сперма теперь непременно будет вытекать, и эта мысль не вызывает отторжения. Чёрт, какие же они ненормальные.       На приведение себя в относительный порядок уходит минут пятнадцать – Шастун заметает следы их маленького преступления (Арс искренне надеется, что Позов никогда не догадается о произошедшем, иначе им конец). Попов не спеша одевается, с трудом управляя совершенно обессиленным телом, но это приятное бессилие – он чувствует себя почти безмятежно, будто облако.       – Эй, всё в норме? – Антон подходит почти вплотную, оттесняя спиной к стенке, заглядывает в глаза. – Ты же не начнёшь снова загоняться?       – Всё хорошо, – даже не врёт Арсений, улыбаясь. – Я перестал волноваться.       Шастун смотрит пристально, дыхание согревает кожу – они совсем близко и это ощущается так правильно, что Попов не сдерживается – подается вперёд и ласково трётся носом об антонову щеку. А в следующее мгновение его губы ловят и вовлекают в космически нежный поцелуй. Безумный контраст со всем, что они творили до этого.       «Ещё не поздно сказать, что я, кажется в тебя влюбился?» – думает Арсений, пока тает в этой ласке.       – Ты будешь со мной встречаться? – шепчет Антон.       Кажется, они друг друга стоят.