˜΅˜
«Дедушка, мама умирает из-за меня? Она не любит меня, злилась много. Если бы я не ругался с ней, она бы не ушла… я не хотел остаться один, без неё! Пусть мама очнётся!»
«Тише, Кейске, спокойнее. Ты ни в чём не виноват. Мама любит тебя. Просто… уверен, у вас ещё будет шанс сблизиться… надеюсь».
В голове пустота, которую иногда, будто море, волнует и трясет волна боли. Неожиданно как-то пропали все ощущения. Как в очередной прострации – не чувствуешь ничего. Но медленно и верно приходишь в себя. Только болит всё, а вместе с тем и пальцем шевельнуть не получается. Тут должно быть страшно, однако вместо страха в душе царит равнодушие. Голоса неизвестных старика и ребёнка доносятся приглушённо. Что-то мешает слышать их чётче, яснее. А шевельнуться никак. И ничего не хочется. Ни в туалет, ни воды попить – даже глаза открыть. Позже становится ясно: вся в бинтах, которые постепенно стали снимать. Воздух легко пробегался по открытым участкам тела. Запах больницы всё сильнее норовил ударить по носу. И иногда руки касались две ладони: одна старая и сморщенная, полная любви и сожалений, другая – детская и неуверенная. А в голове пусто. Кто? Как зовут? Сколько лет? И почему звучит чужой язык? И почему он понятен? Кем была, не важно, главное, жива? И никакого страха или возмущения? Лишь равнодушие, опустошение. И осознание присутствия в чужом теле. Потому что оно куда здоровее предыдущего: голос доктора нахваливал быстрое восстановление, поскольку госпожа Баджи натренировала своё тело и не губила здоровье. Так прозвучало одобрение доктора. Отцу и сыну Умё оставалось ждать момента, когда молодая девушка откроет глаза. Именно девушка. Хм… – Во…ды… – старик тут же подскочил, но не за водой, а за доктором. Только открыв глаза, она не могла разглядеть его. Зато взгляд опустился на чёрную макушку с кудрями. Ребёнок, сын. Её? У неё точно не было детей, кажется, и этот ребёнок не мог вызвать нежных чувств. Она не собиралась быть матерью. Но что-то пошло не так, жизнь устроила сюрприз. Первые стадии прошли мимо – теперь она обязана ею стать! Но от этого пробела нелегче. – Маль…чик… – способность говорить на другом языке слегка удивила. Наверное, не зря она слушала его очень долго до своей смерти. Откуда уверенность в этом? Просто есть. Иначе объяснить не получалось. Как и с уверенностью в том, что она точно не Баджи Умё. А, теперь она. Надолго или нет? Значения не имеет. Преставиться каким-то всевышним силам не вышло, так встретиться с ней тоже. И необязательно: это лишь фантазии людей о так и непознанной противоположности жизни. – С пробуждением! – зашедший со стариком мужчина в докторском халате легко улыбался. Как хороший медик, он был счастлив пробуждению своей пациентки. Он не спешил называть её по имени. – Вы можете говорить? – Ка…же...тся… немного!.. – сглотнула. Мальчик проснулся, протёр глаза. Такой милый. Что ж, чужие дети не свои, иногда умиляют. – Я понимаю, глупый вопрос. Но вы себя хорошо чувствуете? – он приготовился к скорому осмотру в случае отрицательного ответа. – Вы… сами… – вдох, выдох, вдох, – сказали… быстро… попра… влюсь, – пока смотрела на доктора, мальчишка остался без внимания. По его щекам потекли слёзы. – Кейске! – и дедушка поспешил взять внука на руки. Только тогда она обратила на них внимание. Похожи. Но, кажется, мальчик пошёл и в отца, чем-то (или нет), которого здесь нет. А есть ли он вообще в их жизни? – Вы помните, кто вы и как вас зовут? – доктор Савада не пропустил мимо ушей предыдущий ответ: находясь в коме, Баджи Умё что-то да слышала, понимала и запоминала из происходящего вокруг. Оставалось выяснить: есть ли амнезия? – Если честно… – слабо, хрипло, но уже увереннее, – нет, – и лучше бы не смотрела на деда и внука, чьи лица выразили глубочайшее смятение и некоторое отчаяние. Доктор предупреждал, что амнезия, которая обязательно будет, может оказаться полной, а воспоминания не вернутся никогда. – Я только слышала, – но даже доктору было больно видеть в глазах полную пустоту. Для неё все сейчас чужие, как и она чужая для них. Чистый лист. Многие готовы отдать ради подобного что угодно. Но вот оно! И что? Только боль, которая у неё не вызывает волнения. Она не помнит их. Надежда, что когда-нибудь всё станет на свои места… Кейске она не нужна, как и его дедушке, Хироки. Возможно, так будет лучше. Савада поспешил вывести отца и сына пациентки, так как стоит обсудить дальнейшие действия. Не помня ни имени, ни себя вообще, отвечать за себя Баджи Умё не могла. Но худшее осталось позади, и это главное.˜΅˜
– Мне двадцать один? Так молода… – и сыну почти шесть лет. Родила в пятнадцать? – А его отец? – ещё нет полного контроля над телом, да и Савада советует не торопиться. Умё, нечего отрекаться, она теперь Умё, кивнула на спящего под боком сына. Старик напряжённо молчал, он уже говорил, что хотел бы оставить прошлое в прошлом, большую его часть. Но дочь всё настаивала. – Не при нём, – и всё же нельзя молчать. Тяжёлая история. Вот так свезло. Почему-то в голове шутка про какие-то законы жанра. – Я ведь работаю? – узнать о своей личной жизни ещё успеет. Но немного, потому что Хироки был не в лучших отношениях с дочерью. Когда та забеременела, сбежала из дому. Из родной тихой деревни в префектуре Исикава – в шумный и стремительно развивающийся Токио. Дрянная история вышла – зато какой внук! Бойкий, как сам Хироки до определённого времени. Ну, хоть ни в одного из возможных отцов… дрянная история. Умё работала почти до самых родов, да и после них. Первые годы Кейске всё же жил у деда, потом она его забрала. Работала много где… но незадолго до несчастного случая, не без участия каких-то банд, уволилась отовсюду, хотела вернуться домой. Хотела вернуться домой, не спросив пятилетнего сына. Дед внука слушал внимательно: додзё, семья Сано, много котов, которых он подкармливает втайне от мамы. И её вечная отстранённость, строгость. Хироки же только обнимал, крепко и тепло. Он всё хотел спросить у Умё: почему оставила и родила, если так ненавистен? Теперь не спросит. Этот пустой взгляд точно не желал наполниться воспоминаниями прошлого. Так, для галочки интересуется. Но вот начать с чистого листа? – А друзья… у меня? Или знакомые, хорошие?.. – есть один товарищ, иностранец. Да и сама Умё – хафу. На том и сблизились, поди. Вот тот товарищ и заглядывал. Или заглядывала. Уж больно женственно подавал себя этот Иан Гарсия. Но Хироки всё не мог понять, нравился ли он Кейске или внук его люто ненавидел.˜΅˜
– О ферме есть кому позаботиться, – Баджи Хироки решительно настроен помочь юной дочери, позднему ребёнку, вспомнить элементарные вещи о жизни взрослого гражданина Японии. Да и за самим процессом стоило присмотреть. Работа нашлась, самая простая для первого времени. Как бы ни хотелось деду, у Гарсия. Тот имел в своём владении несколько мотелей для иностранцев, а также баров и кафе. Конечно, японцы туда тоже заходили. И работали там, в основном, как раз-таки хафу. По дружбе, за старание и результат он решительно настроен дать Умё высокую зарплату. Конечно, отец видит в этом скрытый мотив. Но у иностранца язык хорошо подвешен, убедил. Умё же было всё равно, главное, что будут деньги ей и Кейске на жизнь. Признаться честно, и старика, и молодого мужчину (Иану под тридцатник) она не спешила подпускать, им немного неприятно. Одному Кейске хорошо. Мама теперь не отталкивала его, позволяла обнимать, сама обнимала в ответ. Увы, в этом жесте не чувствовалось любви. Она его не помнила. Однако, Кейске не вызвал у неё отрицания, ребёнок чувствовал это. А ещё он чувствовал проявление уважения к нему, чего не было раньше. Жизнь изменилась не резко. Пока мать восстанавливалась в больнице и начинала возвращаться в строй, оказавшись дома, мальчик иногда грустил о невозвратимости утерянного. Однако он ребёнок, ему простительно. Он не хотел остаться один, без матери, и такая Умё ему нравится больше.˜΅˜
В додзё Сано Кейске настоял отвести мать самостоятельно. В конце концов, всё началось с подработки в своё время у старика Мансаку. Именно так к нему обращалась Баджи Умё. Можно сказать, с её подачки сын занялся ушу. И уезжать отсюда по своему хотенью было жестоко. Только теперь Умё настроена остаться. Чего уж там? Новая жизнь, откуда ей знать, чего хочется! Так почему бы не последовать за сыном, у которого желания, несмотря на возраст, точнее и устойчивее? – А ничего, что ты много отсутствовал из-за меня? – для Кейске давно непривычно вот так держать мать за руку, но ещё непривычнее её крепкая хватка в ответ. Возможно, как человек «только что родившийся», она была готова положиться даже на него. Нет, не так, она готова положиться на него! Но к этому мальчик нескоро придёт. – Я ходил на занятия. И к школе мы готовимся, – уже в следующем году Кейске станет школьником. Долой детский сад! Школы здесь куда интереснее. Но завидовать нечему, надо думать о работе: деньги на комфортное существование с неба не упадут. – Не волнуйся, не настолько забывчива твоя мать, – Умё улыбнулась. – Так говоришь, я там работала? Значит, неплохо общаюсь со стариком Мансаку? – последний вопрос прозвучал неуверенно. И не зря. Кейске остановился, ей тоже пришлось. – В последнее время он часто отчитывал тебя из-за меня… – мальчишка совсем не хотел смотреть ей в глаза. – У нас были натянутые отношения? – риторический вопрос. – Знаешь, очень заметно, что вы с дедом не хотите, чтобы я хоть что-то вспомнила, – сын криво улыбнулся в ответ, но так и не посмотрел на неё. – Я тоже не хочу, – пришлось присесть. И всё равно выше ребёнка! Баджи Умё выше многих японок. – Необязательно верить мне. Однако, пока я здесь, у нас всё будет хорошо, – лёгкий и быстрый поцелуй в лоб. – Ма-ам! – возмущённо, но при этом радостно. Высвободил руку и помчался вперёд: – Мы пришли, вообще-то! – женщина смиренно улыбнулась вслед: так вот почему он остановился. Благо, дорогу переходить не надо. А то бы у неё сердце прихватило: вон как понёсся. Слишком быстро. Зайдя во двор, Умё не знала, куда податься дальше. Дом и додзё – одно здание. А рядом с жилой частью, видимо, жилой, ещё и гараж. Сильно выбивался из общей картины, но в целом её не портил. – О, кто тут у нас? – юношеский голос прозвучал достаточно звонко и сильно, девушка вздрогнула. – О, Умё-чан? – довольно милое личико, но одна из непривычных причёсок. Япония… вот к чему ей сложно привыкнуть. Не то что её черноволосая волнистая коса. – Умё-чан? – девушка нахмурилась. – А с какого перепугу ты ко мне так обращаешься? – ей-то тыкать младшим точно можно. Нет, бровь нервно не дёрнулась. Это Хироки был буйным по молодости, от любой мелочи заходился. А Умё не станет пользоваться своим особым положением, говоря, что сама не знает, как себя вела и как вести теперь. Но кривая улыбка нисколько не портило её вежливое выражение лица. Сейчас даже этот молодой человек был чуть ниже её. Скоро обгонит. И раз она здесь работала, то он внук, старший. Так же? Но даже в этом случае её начальником был самый старший Сано, такое фамильярное общение для них неуместно. Сколько там у них разница, по словам её славного мальчика? Пять лет? – А? – Шиничиро перестал улыбаться. – И вправду, совсем другой человек, – отреагировал примерно так же, как и Хироки с Кейске. Кажется, с Умё они были просто знакомыми. А человек с амнезией сам по себе любопытен, как животинка для опытов. Ужасное и совсем не смешное сравнение, но на миг она себя почувствовала именно так. – Кейске убежал вперёд, я потеряла его из виду… – попытка перевести тему. – Идёмте, – кажется, на её вопрос прямо не ответят, но обращение изменят. Они прошли мимо какого-то большого зала. Мансаку недовольно зыркнул на внука, кивнул Умё, но начатую тренировку не остановил. Умё же успела высмотреть Кейске, но задерживаться не стала. Там была своя атмосфера, которую она успела прочувствовать. Ох, была бы у неё такая возможность в детстве! Привели на кухню. – Чай? Кофе? – довольно гостеприимно. – Потанцуем? – вылетело на автомате. – Ой, – Умё прикрыла неловкую улыбку ладонью. Шиничиро удивился, но быстро нашёлся с ответом: – Вы такая непостоянная, Баджи-сан, – чтобы не смотреть на него, Умё решила рассмотреть магнитофон с дисководом. Япония впереди планеты всей. И вроде бы раньше она не поспевала за быстроразвивающимся миром, что причинило некоторые неудобства, да только сейчас она всё равно чувствовала себя отстающей. – Баджи-сан, а не хотите со мной на… – кто знает, что может нравиться человеку с амнезией. Но раньше Баджи тащилась от Атсуши Сакураи. У него есть возможность достать билеты на концерт… – Ши-нии! – на кухню примчалась Эма Сано. На гостью она глянула мельком, и то, не очень приветливо. Умё сконцентрировалась на своих мыслях, чтобы не слушать их милую беседу. По-хорошему, ей нужно идти домой. Остались ещё кое-какие дела, которые, как взрослая, она отложить не может. А потом ещё поход к врачу вместе с отцом. Хироки очень бережно относился к здоровью Умё. – Спасибо за чай, – который ещё не готов, – но мне пора. Кейске обычно остаётся?.. – Да, и он способен вернуться домой сам, Баджи-сан, – прозвучало несколько с ядом, но Шиничиро тут же опомнился: – Я хотел сказать, что не стоит беспокоиться. Мы ведь живём недалеко, – а раньше и вовсе соседями были. Но это не важно. Умё сделала вид, что ничего странного не услышала, благодарно кивнула и поспешила уйти. Но у калитки её нагнал Кейске. – Мам, уходишь? – ухватился за руку. Ему не на что обижаться, ведь он не успел попросить остаться, остаться посмотреть. Ему этого хотелось. Он уже узнавал, Сано-сан не против. (Стариком Мансаку, или просто стариком, сама Умё запретила называть.) – Остались ещё дела. Хочешь, приду за тобой? – слегка сжала руку в ответ, улыбнулась, наклонив голову. Немного подумав, Баджи кивнул.˜΅˜
Всё-таки быть барменом… не её! Неплохое пойло выходило, постоянные клиенты вряд ли заведутся. Особенно с тем учётом, что бар-кафе для иностранцев. Зато какой кофе и какие коктейли! Ну, кофе варить-то давно научили, и то у «учительницы» всё равно было лучше, несравнимо лучше. Кажется, больше Умё о себе и не вспомнит. Так, ощущения, обрывки, эмоции, чувства. Зато можно сварить ирландский кофе разок-другой. Но если Иан увидит, замечание сделает, дайте ками, без выговора оставит, только подшучивать будет. Хотя, будь у неё деньги на учёбу, пошла бы на психолога, чтобы спокойно за этой стойкой советы жизненные раздавать. А так она не психолог, поэтому отмалчивается. Вот и сейчас какая-то женщина плакалась о тяжкой доле бытия проститутки. Что же, остаётся только проявить женскую солидарность и держать свой рот на замке. Благо, мыслей, а-ка сама виновата в своей горькой судьбинушке, не возникло. Скорее… ничего не думала, старалась, старалась просто выслушать. – А можешь намешать… чего-нибудь… – она уложила голову на стойку. Посетителей здесь то много, то мало, то никого, то какой-то, или какая-то, одиночка. «Ядрёного?» – а можно ли этой красавице чего-то ядрёного? Ещё бы не получить претензий от её начальства после. Умё намешала самое простое средство, которое явно радовало когда-то, потому что сейчас, смешав и попробовав впервые, она осталась удовлетворённой. Гостья распробовала маленькими, но частыми глотками. – Ничего особенного ведь! – не возмущение, так, лёгкое расстройство. – Зато голова трещать не будет, – а ещё ей до сих пор с трудом давались сложные предложения. Умё-то понимала почему. Но доктору не признавалась. Однако больше Саваду ничего не смущало. Так что в следующем месяце, под сочельник, нужно навестить его в последний раз. Точно, уже пару месяцев прошло. Отец уехал после дня рождения Кейске. Вышел отличный семейный праздник. Правда, под конец дня, они всё равно завалились в дом семьи Сано. И два деда остались самыми довольными за вечер, сыграв долгую партию в сёги. Ничья. Эма в тот день отнеслась куда приветливее. Конечно! Ведь теперь Кейске охотнее возвращался домой. Да и сама Умё-сан стала мягче, приветливее. Но по-прежнему следила за телом. Если старое было слабо от рождения и ничего помочь ему не могло, то нынешнее здоровье стоило беречь. Поэтому по выходным у них с Кейске утренние пробежки. Из-за сегодняшней неожиданной смены придётся отложить одну. – Миа! – какой-то мальчик, высокий очень, подбежал к посетительнице. – Тебя уже обыскались! – полон негодования и… беспокойства? Почему-то при близком рассматривании заболела голова. – Кен… – женщина отмахнулась от ребёнка. – Уйди! У меня выходной, так и передай ему, – видимо, начальнику. Ребёнок пришёл, а не бугаи какие-то. Да и вполне спокойно она себя чувствует. Видимо, из того борделя, про который Гарсия мимолётом обмолвился. Интересно, не будь у Умё ребёнка, забрела бы она на эту кривую дорожку? – Не беспокойся, паренёк, я приведу её, после смены, – почему-то его присутствие вызвало улыбку, которую она дарила только Кейске. – Вы выглядите прилично, не стоит к нам заглядывать, – а то можно нарваться, не стал продолжать он. – Благодарю за беспокойство, но нос ещё не дорос обо мне беспокоиться, – в ответ дёрнули плечом. Кен-кун что-то буркнул в ответ и поспешил покинуть помещение. – Масавэй его усыновил, но сам живёт ведь в борделе – тц! – салоне, потому и Кен тут обитает, – Миа защебетала, припоминая весёлые истории об этом ребёнке, которые сама застала. Кажется, Миа прекрасно расслышала слова Умё, а потому не торопилась уходить, терпеливо ожидала окончания уборки помещения. Давно к ней не относились по-человечески, ну, не считая коллег. Шум города совсем не беспокоил. Дорогу перешли безопасно. Оживлённо, даже слишком. И непонятно почему, но кажется, будто в будущем здесь станет шумнее, а городской покой ей будет только сниться. Переступив порог борделя, Умё столкнулась со слегка удивлёнными взглядами работниц. Но никто не спешил послать женщину на небо за звёздочкой. Мужчина за стойкой? Кассой? А впрочем, какая разница? Он выдал короткие слова благодарности. Чаю никто не предложил. Было бы странно. На мгновение захотелось узнать про мелкого, но Умё передумала. Ей нужно домой. Только вот ноги никуда не спешили. Лёгкая такая прогулка. Кейске должен быть дома. Она приготовила кари, лучше, чем в прошлые разы. Заметно холодало. И пошёл первый снег. Как раньше (а она полна уверенности), захотелось полюбоваться небом. Но тут оно такое… не такое. Рёв мотора. Должны проехать мимо, но остановились аккурат рядом. Чудак без шлема. – Умё-сан, я почти вас потерял, – вместо приветствия. Шиничиро сощурился, посмотрев на небо. Можно было и отвлечься! Ну да ладно, главное, нашлась. Девушка не спешила смотреть на него. – Шея затекла… – так быстро? Рабочий день выдался трудным, устала. – А ты почему здесь? Разве не со своей бандой должен быть? – вопрос без насмешки, чистейший интерес. Умё больше не высокомерная гадюка, относится с уважением почти ко всему. Почти? Шиничиро не был уверен на все сто, лишь наблюдал. – Какая вы недогадливая. Устали сильно? – и сам нахмурился. Ещё уснёт – навернётся. Вздохнул: – За вами вообще-то. Вы не подумайте, я не настойчивый, – один из отказов принадлежит ей; так-то разница у них невелика. – Кейске попросил, и я здесь, – он быстро набрал своему заму. – У-у-у, как благородно с твоей стороны так заботится о моём… – ответили быстро, так что она перестала бубнить. А всё-таки к таким здоровым телефонам сложно привыкнуть. Поскорей бы они стали меньше. Откуда такая уверенность в развитии технологий? Кто знает. Да, нужно ещё нормально рисовать научиться. И делать в будущем деньги. У японцев вообще дар за упорное развитие навыков. Хоть и хафу, да горсть удачи и успеха перепадёт. С другими японцами тягаться нечего, стоит обратить взор на Запад… в этот раз получится держать нос по ветру? – Умё? – Шиничро слез с байка, подошёл близко. Продолжил, как только обратил на себя внимание: – Может, такси? – можно разок потратиться. В конце концов, не чужая, даже дедуля уважать больше начал, обожает. Но, наверное, больше нацелен на очередную партию с главой семьи Баджи. В ответ помотали головой. – Тогда метро? Только подождём немного, – байк заберут. – Как дела? Мы давно не виделись, – со дня рождения сына не пересекались. Ой, как двусмысленно прозвучало-то в голове. Да, то виски с колой Умё потом допила. Но эффект совсем слабенький. Так, голова трещит. И сильнее в сон клонит. – Снова отшили, – достал сигарету, вопроса не прозвучало, так, взглядом спросили, и Умё кивнула. – Вот как можно мне такому обаятельному и надёжному отказать? – рассмеялся. Никакого чсв, самомнение самого здорового человека. У него есть особое очарование, он действительно надёжный, но… обидется ведь, скажи она вслух. Тот ещё бабник. Пока пытался укрепиться в отношениях с одной девчонкой, наверняка взглянул (и хорошо, если только взглянул) на другую. А нынешние девчонки такие ревнивицы… Шиничиро подавился при затяжке: режет без ножа. Приехавшим товарищам Шиничиро она вежливо кивнула. Только спустя пару минут напомнила, что её дома сын ждёт. Если бы не это, она бы терпеливо подождала, чего уж там. – Может, это тоже причина? – раз такое дело, прилегла на островатое плечо, даже через куртку ощущается. – О чём это ты? – да, их общение начиналось с «вы», но Шиничиро быстро переходил на «ты», угадывая нужный момент. – Девчонка у тебя не будет на первом месте. Семья, байки, «Чёрные драконы»… редкая женщина согласится с этим, – немного помолчала, формулируя мысль правильно. – Со здоровой головой и спокойной душой. В конце концов, на первом месте должен быть ты сам… – Но меня не назвала, – он бы тоже прилёг на её голову, но засыпать нельзя, а то будут кататься до самого утра. – Я назвала составляющие… – и больше они не проронили ни слова. Шиничиро комфортно. Зовя Умё на свидание, просто прикалывался. Почему бы и нет, да? Но если их общение продолжится в том же духе, мысли приведут… сюда. Кейске открыл дверь, достаточно громко разразившись тирадой о блудной матери, но резко умолк, стоило увидеть брата Майки. – Это всё он! Он поздно вернул твою мать! – то, что было в ней от малого количества алкоголя, исчезло, но настроение, слегка поднявшееся, осталось, несмотря на усталость. – А мог и не возвращать! – юноша закатил глаза, выпуская девушку из хватки. – Бывайте! – и только махнул, повернувшись к ним спиной. И всё же до последнего прислушивался к упрёкам-нотациям мелкого Баджи. Умё его не пугала, не обижала, теперь он мог не осторожничать в словах и действиях. Совсем другой человек… ну и что? Не ему знать, как лучше. Да и чего зацикливаться, когда самому новая Умё пришлась по душе? Не только ему.˜΅˜
Рождество они отметили без семьи Сано. От матери поступило предложение обожраться всякими гадостями и сладостями, смотря телевизор до поздней ночи, после приличной прогулки по городу. Рождество посередине недели. Умё разрешила не идти в школу. Поэтому он ходил с ней на работу. А на выходных они-таки пришли в дом-додзё. От помощи в генеральной уборке никто отказываться в здравом уме не ста-нет! Ну, Манджиро немного отлынивал, и Шиничиро с Умё подкалывали его. Но его ответки спокойно пропускали мимо ушей. Эма тоже помогала, иногда тормоша Майки. Когда пришло время обеда, Эма отправилась на кухню. С ней хотели отправить Умё, но та убедила деда приготовить своё особое блюдо… какое? Честно? После выписки ей только доводилось слышать о каком-то особом блюде. Вот и попробует! Только почему это Шиничиро рассмеялся? Явно ждал вопроса, но она не стала что-либо говорить. Осталась комната для хранения всяких ненужных вещей. Всё-таки до обеденного перерыва не управятся. Майки чихнул пару раз, неся коробку, пришлось забрать, чтобы не пришлось ловить. Вроде бы лёгкая, но там хранилась какая-то посуда… от покойной госпожи Сано, жены господина Мансаку. И вышивка? Обложили ею посуду. Умё испытала некоторое негодование. – Новый год тоже будете встречать сами? И в храм тоже? – было решено пересмотреть вещи в ящиках, чтобы по нелепой случайности не выбросить что-то важное. Вопрос Шиничиро не был грубым, однако он в чём-то сомневался. – Почему ты спрашиваешь? Приглашаешь? – Умё улыбнулась. – Дедуля Мансаку предложил? – они торопились, но при этом осторожничали. Вроде бы быстро, но что ещё поделать? Особенно сейчас, когда мелкие тихонько наблюдают в сторонке, что довольно редко. – Признаться честно, ты не встречала прошлые праздники со своим сыном, – эй, Сано Шиничиро, ничего, что Кейске тоже здесь? Умё нахмурилась. – Да, сейчас это не имеет значения, – он подошёл достаточно близко, чтобы только она услышала. – Тебе легко говорить, амнезия, все дела. Но прошлая ты надолго останешься в его памяти, если не навсегда, – чревато постоянным страхом возвращения всего к самому началу. – Да, понимаю, у тебя своя банда, – она тоже постаралась говорить тихо, – ты важная шишка, тебя многие слушают, – но не вышло, – только не прыгай выше головы! Не тебе меня жизни учить, – Умё вышла. Майки и Эд(вард) недовольно переглянулись. – Бра-а-ат! Вы уже поругаться успели? – Шиничиро не спешил отвечать Манджиро. Он просто вспомнил, что Кейске на прошлое Рождество был совсем один. И потому на прошлый Новый Год они позвали его к себе. Признаться, старший Сано переживал за мелкого Баджи больше него самого. – А? Глупости, – и отмахнулся. Осталось совсем немного. А вещи и потом разобрать можно. Мясо с овощами, рис. И особое блюдо деда: какой-то ядрёный бодрящий напиток. Рецепта даже Шиничиро не знал. Дед прекращал созидание этого нечто, как только засекал внука за слежкой. Кажется, сие нечто он действительно унесёт с собой в могилу. Зато теперь Умё поняла, почему Шиничиро тогда улыбался: распробовала – ничего ядрёней в жизни не пробовала. Но не столько бодрит, сколько прошибает мозг. Обед прошёл в некой особой семейной идиллии. Мансаку посадили во главе стола, он спокойно ел, наблюдая за всеми. Эму посадили напротив него, так как она до последнего не садилась, всё поухаживать за всеми норовила. Обычный японский порядок, вообще-то. Но тут молодёжь иначе считала. Так что за всеми, кроме Шиничиро, ухаживать стала Умё. Тому мясца подложит, этому про овощи напомнит (Кейске такой же любитель мяса, как и она, но всё равно велит ему доедать овощи). Нет, не обиделась, просто маленькая месть. Раз она вечно плохая! Вот держал бы свой язык за зубами! – Вышивка? – до этого дошёл разговор, когда они стали пить чай со сладостями, принесёнными Баджи. – Нечего хранить, только скорбь разрастается, – сёрбать чай – то же, что и чавкать в местной культуре. К тому же есть тонкость со смешением воздуха и воды… ей было сложно привыкнуть. Раньше, ей так казалось, она могла себе позволить лишние звуки за едой только в одиночестве. Теперь это стало естественным. – Выкинете? Не лучше ли продать? – Мансаку с интересом глянул на Умё, исподлобья. – Продать? Много с этого выручишь? А кому сейчас и нужна вышивка-то? – внуков Сано в разной степени поражало, насколько легко их дедушка готов распрощаться с важными вещами, с материальным воплощением своих воспоминаний. Шиничиро плохо помнил её, бабулю, но она этим хобби жила. И в своё время заработала достаточно денег, чтобы помочь отцу оплачивать учёбу, но тот довольно глупо всё растратил. Ту историю уже дед рассказывал сам, сетовал. Собственно, какой вывод? Нужно уметь вертеться. – А если в своё время будет ценится как антиквариат? В любом случае, никто за попытку вас не убьёт. Деньги хоть и маленькие, а всё равно деньги, – Умё отпила чаю. – Не на что-то важное, но уже как маленький старт для накоплений, а что с ними делать… – Умё вздохнула. Немного помолчала и, когда никто ничего не сказал в ответ, добавила: – Кто бы что ни говорил, а в деньгах счастье, – с ними ты обеспечиваешь минимальные нужды, с ними достигаешь каких-то целей и балуешь себя. Это нормально, нельзя только становиться заложником денег, они лишь средство. – Разумно, – проживший долго и имеющий большой жизненный опыт, Мансаку не стал отрицать. – Тогда забери их себе, – дети аж переговариваться перестали. – Вам с Кейске нужнее, у нас же средств достаточно, – Мансаку говорил на языке фактов. Умё задумалась. От халявы она отказываться не будет, хоть и придётся немного помучиться. Кое-что можно будет попридержать, продать позже. С этим, главное, не торопиться и сохранять спокойствие. А деньги? Часть возьмёт себе, точнее для Кейске. Остальное будет Манджиро и Эме, у Шиничиро уже своя голова на плечах, обойдётся. Кейске заметил взгляд матери, уже хотел спросить, чего она так пристально поглядывает, со своей привычной громкой интонацией. (Нужно понимать, что громкий он такой, потому что пытался достучаться до Умё, а теперь это часть его личности.) Он просто улыбнулся ей, широко так, во все тридцать два. А рядом сидящий с ней Шиничиро тоже поглядывал на младшеньких. И его голова забита мыслями заботой о них… Новый Год они встретят вместе. Так веселее: и на душе полегчает, и расслабиться можно, поиграться, как будто они тут все дети. Хотя снежки Мансаку слишком суровы…