˜΅˜
Спонтанное путешествие случилось-таки как у Сано Шиничиро, так и у «многодетной мамочки» Баджи Умё. Но если у первого оно было насыщенным всю отведённую неделю, то у Умё и мелких что-то пошло не так. На удивление Такеоми, его отец дал согласие отдать на целую неделю своих детей: пришлось знакомить Умё с ним. К счастью, или к сожалению Такеоми, она уже одним своим приличным видом расположила к себе отца. А язык… оказался подвешен. Хотя сложных предложений почти не услышал. Отец тоже заметил эту особенность, но, узнав причину, не стал докапываться. В итоге Баджи Умё доказала, что детей ей можно доверить. Ну а что тогда пошло не так? Во-первых, товарищи турки заподозрили её в похищении детей, ну, на органы на чёрный рынок, все дела. Открыто никто таких обвинений не предъявил, но весь первый день был убит настолько, что по приезду в хостел они, заняв номер, легли спать не постелив. Во-вторых, первые дни они только выходили есть, гулять, после чего опять шли спать. Наполеоновские планы, как говорят в Европе, рухнули. Не русский генерал Мороз, но жаркое солнце Стамбула неутомимо убаюкивало дорогих японских гостей. Но уже под конец недели шило, отправившее сюда Баджи-сан, зашевелилось. На детей денег она не жалела, но уходили они на еду. И хвала ками, а то, если бы не Майки с Эдвардом, остальная дружная четвёрка скупила бы весь главный рынок, не поторговавшись. Звучит так, будто всякой бурды они накупили… но нет. Разве что турку для кофе. И рахат-лукум. Но это зашло всем. В-третьих, они попытались сходить посмотреть на достопримечательности. Но всё закончилось тем, что другие иностранные туристы начали фотографировать их. В один момент Манджиро это надоело – и с первого попавшегося несчастливца он стребовал оплату. Как ни странно, люди платили. Другим туркам, берущим деньги за фотографии непонятно чего, это не понравилось. Уважаемые юные защитники были готовы драться, но, поскольку проблемы с законом им были не нужны, Умё в спешке организовала соревнование. По его итогу они с Манджиро уснули на территории какой-то мечети, перекусив. Видимо, мусор сдуло ветром не туда, пока они спали, поэтому снова пришлось убегать. Сенджу с Эмой под присмотром Харучиё успели наглядеться со стороны, пока потерявшийся Баджи чуть не распугал всех азиатских туристов. Казалось бы, их уже можно объявлять в розыск, депортировать клоунов несчастных. Да пронесло! Мансаку слушал детские рассказы с превеликим удовольствием, хоть дети друг друга и перебивали. Они были настолько громкими, что не услышали рёв мотора, или не обратили на него внимание. На кухне показались Шиничиро и Такеоми. Всё-таки к причёскам современной японской молодёжи Умё сложно привыкнуть. Хотя уже столько видит… – А потом вот её! – Баджи будто бы немного разозлился, показывая на мать. – Вот её! Вот почти сделали… как её? – он смотрел то на Майки, то на Хару. – Мусманкой! – подсказала Сенджу. – Мусульман-кой! – поправила Эма и погладила Умё, прилегшую за столом, по голове. – Ну вот! Дедуль, – так его никто не запрещал называть, – ну скажи ты ей! – За меня, – Умё подняла руку, вскинув указательный палец, не став открывать глаза, она почти уснула, – предлагали шестьдесят верблюдов! – под боком раздался смешок Манджиро. – Ты была готова продаться за шестьдесят верблюдов? – как бы удивляясь, а вместе с тем и нет, переспросил Такеоми. Собиравшийся рассказать много интересного, Шин рот тут же закрыл. Поэтому Акаши услужливо уточнил вместо него: – Под твоим присмотром было пятеро детей, – Мансаку аж немного побледнел. – Это не они были под присмотром, а я! – после не состоявшегося брачного союза, наспех собрав вещи, они летели в аэропорт, напугав даже сурового турка-таксиста. И только оказавшись в воздушном пространстве смогли позволить себе спокойный сон. Мансаку рассмеялся: – Так что, понравилось вам, внучата? – Майки и Эма переглянулись. – Туда больше не поеду, – важно кивнул Майки. – А не туда? – Умё повернула голову к нему, приоткрыв один глаз. Мальчишка припомнил купленные по возвращению таяйки. Точно объестся. Плюс, Эма и Умё обещали наготовить дораяки. – Пф, – спрашивает ещё. Они уже по пути домой решили, что зимой им нужно покормить оленей в Нара. Умё поддалась сну, и всё внимание заслужено перешло к Шиничиро, который мог похвастать не только историями, но и трофеями. А проснулась она уже на кровати в комнате Эмы. За окном поздний вечер. В этом районе нехило так развелись цикады. А где же сама Эма? Детскому организму уже пора набираться сил. В доме тихо. Она вышла из дому, в гараже горел свет. Как-то прошедшей зимой Умё не интересовалось, как можно там зимовать. Но Шин не дурак, на особо холодные ночи перебирался в дом, считай, два спальных места в распоряжении. Тихо. Постучала. Миг молчания. И чёткое: «Входи». Как будто несложно догадаться, кто пришёл. И действительно, без стука вваливался только Майки. А вот остальные стучали по-разному. Днём, в тёплое время года, двери и вовсе были нараспашку, если просто не приоткрыты. Корпел над байком. Но не над своим, тот стоял в сторонке, и места, казалось бы, в просторном гараже, оказалось мало. – Выспалась? – отвлёкся, обернулся. Умё кивнула. – А где все? – в доме действительно пусто. – На речку пошли, там скоро фейерверки будут, – и вернулся к работе. – Ты, кстати, не выглядишь бодрым, – она присела на кровать, на край кровати. Шиничиро то ли по звуку определил, то ли достаточно хорошо её узнал: – Устраивайся удобнее, я тебя не съем, – усмехнулся. Будь здесь какая-нибудь другая девчонка… Умё лишь фыркнула. Приятно? Нет? Задевает? Нет? На «Бабу» сейчас важнее сконцентрироваться. Но он не игнорировал замечание, не прослушал его. Ответил, как закончил с нужным элементом, переходя к следующему: – Мало спал, хотел всё успеть. И не зря! – поездка на Филиппины окупила себя и материально, и морально. Он бы с радостью повторил свой рассказ, но ему лень, если честно. Умё потом расспросит Кейске. И действительно прилегла. Она ожидала каких-нибудь едких замечаний по поводу их с мелкими путешествия в Стамбул. Один нагоняй заслужен точно. Шиничиро почти оглянулся, будто бы чувствуя её взгляд на затылке. Ну да, довольно пристально. Но продолжил работать. Наверное, несколько беспечно с его стороны и со стороны деда не отчитать девушку разок-другой. Речь шла не только о безопасности детей, но и об её собственной. Ну! В любом случае, Майки уже попытался подкупить их двоих теми деньгами, что были срублены за фотографии с пять негритятами… ой, ну как там, азиатятами… крч! – А нафиг, – Умё уже подумала, что ей завтра на работу, почти подскочила, а нет, завтра выходной. Но она всё равно проверит кафе-бар, сменившее название. В честь Ньютона, блять, и силы притяжения. Гарсиа действительно избалованный гайдзин. – На тумбочке, – что там на тумбочке? Умё лениво потянула руку, но вблизи ничего не нащупала. Пришлось приподняться. Фотография? Взяла и ближе к себе. Кажется, у неё немного село зрение. Успех в рисовании заметен. Ну, конечно, активный образ жизни, сто дел, как будто тысяча рук и тысяча тел. Оу, а это уже преждевременная отсылка. На фото какое-то разрушенное здание, которое толком не снесли. Задумчивое мычание. – Так и знал, что тебе не понравится, – Сано усмехнулся. – Разве я сказал… – резко повернула голову к нему. Вот же гадёныш! Подловил! И да, Шиничиро лишний раз убедил себя, что Кейске пошёл именно в Умё, а не в Хироки, какой бы степенной она ни старалась быть. Будто целый комплекс из-за этого. Ну, ему и так и так хорошо. Вон, весело же! – Хорошее фото, – кивнула. – Тебе там понравится, – то ли обещание самому себе, то ли некое заклинание, чтобы она там побывала. – Верю, – и, вернув фото на тумбу, снова повалилась на кровать. Всё-таки сон ближе к вечеру убийственен. Толку ноль, снова хочется уснуть, желательно на пару суток. Но завтра всё равно нужно заскочить на работу. Всё хорошо.˜΅˜
Стоило зайти в салон, как в нос ударил сигаретный дым. Масавэй гостье немного удивился, а после поперхнулся, стоило сказать, что она пришла снять Шиму-семпай. Девушки тут же рассмеялись, пока старшая из них, та самая Шиму, пыталась понять, шутит ли Баджи. Масавэй уже хотел напомнить, что у него нет работниц, обслуживающих женщин. Да и неподалёку хост-клуб, раз уж оторваться решила. – Русские все уши прожужжали про твои волшебные ручки! – не стала Умё оправдываться, только голос повысила, чтобы её точно услышали. – Всё заебись, да заебись! – после амнезии, через некоторое время общения с иностранцами, оказалось, что у Умё неплохо варит котелок, английский, русский, китайский. Хотя с китайцами сейчас тяжело. Они здесь тяжело работают, иммигранты. И не всем японцам это по вкусу. В силу определённых причин. Да и по улицам с ними стало опасней ходить. Хотя самый страх был в начале девяностых. Сейчас уже всё идёт на спад. Особенно с тем, как окрепли японские банды. «Чёрные драконы» в том числе. Считай, что всё это пошло на нет, но опасные иммигранты послужили причиной для нового огня всех этих банд. А ещё якудза… но об этом Умё узнаёт от посетителей, любящих почесать языком. А что до языков, так она с ними не усердствовала. Посетителей понять может – и хорошо. – Спина болит? – Шиму успокоилась. – Типа, но больше к шее, плечи там помять, – звон колокольчиков, Умё отошла от входа. Кен вернулся. – О, так может, Кен-кун тебе поможет? Чё ты переплачивать будешь? – что уж там? У мастера массажа дешевле выйдет. Или нет? – А? – мальчишка нахмурился. – Здрасьте, Умё, – не успел поздороваться, как взлохматили. – Шиму! – Не здрасьте, а здравствуйте, мелкий негодник, – если кто и был тут ему за мать, то Шиму. Но вскоре она покинет эту кривую дорожку, уедет подальше от землетрясений и цунами, от блядской рутины. А до этого момента хочется больше погонять мальца. Позволят небеса, что путное выйдет. Умё присела на диван. Рюгуджи сто раз повторять не надо. И так выше и больше своих сверстников, так что лишний раз говорить о руках? Причём так хорошо мнущих. Нужный нерв перестал щемить, и от довольства женщина потянулась, замычав. Так быстро? Она и расслабиться толком не успела. А для Кена реакция не нова. Не в обиду ей, но сейчас Баджи скажет: – Какому дьяволу, Масавэй, ты принёс жертву за эти умелые руки? – ну, Кен немного прогадал со словами, но похвала была ожидаема. Отец рассмеялся: – Скажешь тоже! – На! – Умё протянула три купюры по пятьсот йен. У Кена слегка глаза на лоб двинулись. Работницы и Масавэй немного удивились. – Да не надо! – Кен отмахнулся. Но Умё подскочила за ним, закинула в капюшон жилетки. Мальчишка потянулся их достать. Какой-то цирк! – Бери, заработал ведь! – догнал, но девушка перехватила его за запястья. – Бери, я сказала, ещё как-нибудь зайду, – после этих слов мальчик слегка притих, оглянулся на своего приёмного отца, а тот и спрятал нос в газету. Мол, извольте молодой человек самостоятельное решение принять. – Если бы Шима делала, отдала бы ей, но, видно, не нуждается в лишних деньгах, – Умё усмехнулась женщине, отпустила мальчика. Тот посмотрел на три несчастные, уже успевших помяться, купюры. – Поздравляю, Кен, – подошла новенькая, она тут около полугода. Между делом, уже зима позади. В Нара хорошо съездили. Но это Умё о своём задумалась, пока мальчишку хвалили, – твои первые заработанные деньги, – те, что он получал от Масавэя, даже не задаром, не считаются. Умё уловила смысл услышанных слов: – Тем более не отказывайся, – и так по-доброму улыбнулась. А потом пожаловалась остальным женщинам: – Прикиньте, мой Кейске тоже недавно от карманных отказался, – и начала пародировать. А потом под конец чуть ли не закричала, крик души, так сказать: – Да с чего он взял! Откуда у нас такая экономия?! Я не понимаю. Ну, взяла и отдала их Эме, подруга его, – после чего перебила всякие шутки по иному толкованию слова «подруга». Кен убежал к себе. Масавэй часто говорил, что смысл заработка не в том, чтобы скрупулёзно откладывать, а тратить на заслуженную хорошую жизнь. И всё же эти тысяча пятьсот йен оказались особенными. Поэтому он поспешил их спрятать. Раз они такие особенные, то и потратит их на что-то особенное. «Кстати, а Умё не распугнёт клиентов?» – благо, это не проблемы Кена. Но да, через пару часов Масавэй был готов гнать нерадивую тапками.˜΅˜
Помнится, у Умё были претензии насчёт воспитания детей. К Такеоми. Сенджу была невинным ребёнком, который принял наставления взрослых как данность. За её проступки всегда получал Харучиё. И что, что девочка? Каждый человек должен уметь нести ответственность за свои действия. Однажды им всем это может аукнуться. Ну как всем? Старшему Акаши точно… Даже карканье ворон не настолько проклятущее, как случайная мысль.˜΅˜
Шин неисправимый бабник. Возможно, как говорят великие психологи, это связано с ранней потерей матери. А может, он просто ценитель прекрасного. А как не разорваться, когда вокруг столько богинь? В общем, серьёзных отношений у него опять не вышло. Намечалась битва с бандой соседнего района. Какие-то верующие, коих в Японии и так мало, выделились. Брр! Поговорить об этом со своими ребятами ему приспичило в «Ньютоне». Собственно, название безбожно коверкали. Ну, Умё с напарницей просто выполняли свою работу. Хотя Хана была куда приветливей. Зато Баджи неплохо поговорила с Имауши. Как ни странно, он не послал её при вопросе о парикмахере, к которому он ходит. В принципе, он ходит только концы подрезать, а остальной уход за ним. Да и с чего она взяла, что все дело в мастере? Просто у молодого человека проблемы с перхотью, вот и пришлось научиться ухаживать за своей головой. Ибо чесаться каждые несколько минут не комильфо. После чего в тёмном углу, то есть в углу бара, тет-а-тет её позвала как раз пассия Вакасы. М-да, девочка такими темпами в статусе девушки одного из основателей не задержится. Благо, удалось её убедить, что никаких планов на Имауши у неё нет. (Не)удивительно, но указание своего возраста тоже помогло. Ещё поднос коктейлей к главному столику. Задержали: Сано ухватился за её ладонь и стал рассматривать. – Что-то не так? – выдергивать свою уже уставшую лапку Умё устала. – Ничего, – отпустил. – Спасибо. И ещё кое-что… – пришлось снова повернуться. Нет, она не нервничает. Всё нормально, просто хочется немного посидеть. – Я закурю? – рядом сидящие притихли. Такеоми посмотрел в потолок и (то ли для вида, то ли вспомнив об элементарном уважении) приготовился потушить сигарету. Бровь Баджи реально дёрнулась. Точнее глаз, а бровь следом повело. – Ты ща серьёзно? – тут остальные из драконов задымили так, что пришлось открыть все форточки и вытяжки. В ответ слегка гадкая ухмылка. В плохого парня поиграть захотелось? Ну, это взгляд с её стороны. И ушла за своё основное рабочее место. Девушка, обнимавшая Такеоми, заметила: – Таким джентльменом тебя мы ещё не видели, Шин-кун. Правда, девочки? – послышался дружный женский смех, но Умё не реагировала. Им с Ханой, пока никому ничего подавать не надо, есть чем заняться. А ещё придётся остаться здесь на ночь на проветривание. Иначе Гарсиа охуеет от запаха в помещении следующим утром. Если вдруг не припрётся сейчас. С одной стороны, кощунство! А с другой стороны, доход – и славные чаевые. Можно ли это считать жестом доброй воли от командира «Чёрных драконов»? Да, наверное. Вопрос: требует ли этот жест благодарности? За собой немного прибраться Сано их заставил. То есть один приказ – и никаких возражений. Не быдло же последнее они. Так что Умё и Хана быстро управились. К тому же, видя, что главный гость этого вечера усердно дожидается Умё, напарница поспешила быстрее испариться. Пока Умё заканчивала со своей работой, Шиничиро думал о своём. О важном. Но потом вышел. «Не дождался», – снисходительно улыбнулась Умё своим мыслям. И успела позвонить Кейске, чтобы тот закрылся. Проветривать нужно ещё как минимум час. И то некоторые «дыры» пришлось закрыть, чтобы не устроить сквозняк и не заболеть. Она присела на диванчик за тот главный стол и прикрыла глаза. Слегка задремала. А проснулась от странного чувства. – Ты чего делаешь? – прищурилась, напрягаясь, пока Шиничиро спокойно продолжил втирать крем в сухие ладони Умё, которые на тыльной стороне уже успели покраснеть от сухости и количества холодной воды в её жизни. – А не видно? Угробишь ведь, – и прав в этом упрёке. Только сейчас она заметила, что у него, постоянно дерущегося и что-то чинящего в байках человека, руки довольно ухоженные. Будто прочитав её мысли, Шиничиро заметил: – От огрубевших, окаменевших рук особо толку нет. А будут трескаться, так можно вешаться, – усмехнулся. – Дед меня не слушал, вот и ноет сейчас, – чему и Баджи была свидетельницей. – Спасибо, Шиничиро, – когда он поднял взгляд, она хотела посмотреть на кирпичные стены, которые были изюминкой в атмосфере этого помещения. Не получилось. – Что? Неужели я такая неблагодарная… «Ворчунья», – и продолжил скромное дело. Довольно интимно. Не столько в сексуальном аспекте, сколько в душевном. Отдохнув, Умё взбодрилась. Наконец-то они дожили до того дня, когда она прокатится с ним на байке с ветерком. Он не исключает того варианта, что ей не понравится или она вовсе испугается. Но Шиничиро надеялся. И не зря…˜΅˜
Умё и Эма всего лишь сходили в магазин. Немного поговорили с соседями Сано. Точнее говорила Баджи, а младшенькая Сано терпеливо ждала, пока старшая старается скорее соблюсти все каноны вежливости. Лицемерие? Или воспитанность? Когда они только вдвоём, Эме кажется, что Умё очень-очень мудрая. Лицемерие или нет, а хорошие отношения с соседями могут сыграть на руку, случись чего. Кар! – Всего хорошего, – Умё слегка кивнула пару раз, и удовлетворённая соседка пустила их с миром. Благо, весна, и нет быстро портящихся продуктов. – Третью встречу за месяц с ней я не переживу, – призналась Умё. – И всё же она неплохая, – и была неплохим примером для Эмы. Увы, как ни нравилась Умё, девочка не хотела становиться такой же. Об этом никто говорить не станет, мало ли, обидится. Умё хорошая, тёплая, она своя. Возможно, именно поэтому Эма не хотела становиться ей. В будущем младшая Сано обязательно найдёт себя, и соседка тоже перестанет быть неким идеалом в силу изменения взглядов на жизнь. Но кое-что останется неизменным. А пока… они даже до калитки не успели дойти! Странный звук послышался. Смех. Истерический. От боли. Со внутреннего двора. – Хорошая моя, давай ты тут подождёшь? Мг? – им обоим стало неуютно. Но у взрослой Умё есть силы рвануть туда. Эма кивнула, лишь бы скорее избавиться от неизвестности. Расстояние небольшое, но дыхание сбилось. А стоило увидеть, как слов не нашлось вовсе. – Харучиё! – прямо к нему, свалившись на колени. Она то ли несильно, то ли боясь попыталась отнять его руки ото рта. Умё не представляла, что должна сейчас делать. И бешено заколотившееся сердце было плохим помощником. – Кейске! – сын тут же подскочил и подбежал. – Уведи её, – она заметила трясущуюся от страха Сенджу. – Забери Эму с улицы, и быстро звони в скорую! – понятливый кивок. Он хотел спросить, что делать с Майки, замершим и молчавшим так угрожающе. – Быстрее! – ещё громче не вышло, голос дрожал. – Хару, солнышко, отними руки, не надо смеяться, хорошо, – у самой глаза защипали. Но дрожащие руки отняли от лица, как было сказано, обхватили шею, и Умё подняла его на руки, на руку. Держать рядом Манджиро сейчас, возможно, было отвратной идеей. Но не отправлять же его на кухню, где он может пересечься с Эмой. Та точно напугается. Другую руку она протянула ему: – Манджиро, – неожиданно стало тошно, но не от него. Или она хотела так думать? Нет, стало тошно, потому что такого в их жизни быть не могло, потому что к такому оказалась не готова. И смешанные чувства ясности разуму не прибавляли. – Идём, – как-то механически он поднял голову и посмотрел ей в глаза. Пустой взгляд. И взгляд, переполненный эмоциями. Они сейчас друг друга не могли понять. Но испачканная в крови ладонь ухватилась за побледневшую, сжав даже крепче нужного. Хорошо, что в этом доме несколько аптечек, и одна из них в ванне. Умё посадила Харучиё на стиральную машину. Пока он прижимался к ней, верхняя часть футболки промокла. Она быстро промочила чистое полотенце и вытерла кровь вокруг рта. У мальчика ужасно сильно дрожали руки, чтобы он сам его удержал. Майки по десять раз повторять не нужно, он вымывал руки, пока Умё возилась с аптечкой. Она не знала, стоит ли ей активно прижигать эти разорванные углы губ, но кровотечению продолжаться нельзя. Она не могла не заплакать, пока Харучиё не мог не кричать, получая первую помощь. Майки вымывал руки, но стоило вслушаться в крики друга, замер. Вода из крана бежала большой и шумной струёй. Похер. Мыло выскользнуло из рук. – Вызвал! – на пороге ванны показался Баджи. Сглотнул от увиденного. И в это время вернулся Мансаку. Он задержался на кухне, пытаясь понять, что случилось, через рыдания девочек. Им всем нужно будет сходить к психологу, это слишком серьёзное… происшествие? А Эма испугалась уже одних предчувствий, возникших из-за вида напуганного и обеспокоенного Эда. В последнее время они всё реже дрались с Манджиро, наверное, некоторое время он не будет к нему лезть, не осознавая этого. Харучиё продолжал плакать, но уже меньше. Харучиё продолжал смеяться, но уже намного тише. Действовали ли на него слова Умё? Да, но не так, как хотелось бы. Однако когда приехала скорая и нужно было решать, кто из взрослых поедет (пусть и не родственники), Акаши вцепился в Умё ещё крепче. – Я поеду! – и тут же за футболку ухватился Манджиро. У него всё ещё пустой взгляд. Он что-то хотел сказать. Но мигом отпустил девушку. Ей осталось только переглянуться с сыном и как-то неловко улыбнуться. «Ты ведь у меня сильный, Кейске, держись», – и он держится, не подведёт ни себя, ни её. Харучиё забрали быстро, оставили ждать Умё в коридоре. Скоро, или не очень, порог больницы переступил Такеоми. Сказал, что знает, что произошло. Попытался ввести в курс дела. Но Баджи быстро закипела от злости: – Ты идиот? Кто это сказал? Харучиё взял самолёт? Бред! – для её сына Манджиро был другом, для младшего Акаши… кажется, неким идеалом. Она не раз слышала слова восхищения в адрес младшего Сано. Если тот сказал чего-то не делать, эти двое не сделали бы. И тут, из всей жуткой картины, представшей ей во дворе, неожиданно выделилась одна деталь. Эти полные страха и ужаса глаза, но ещё в них была вина. Умё подскочила: – Вот же… – и так зло посмотрела на Такеоми, что тот язык проглотил. С чего бы? – Я тебе говорила, что неумение Сенджу нести ответственность за свои поступки, – чуть не сбилась с мысли, – не доведёт до добра! – рядом находившиеся медсёстры попросили не кричать, не тревожить других пациентов, одна из них побежала за успокоительным. – Причём тут… – понял! Удивительно, но сейчас на обычно спокойном при любых обстоятельствах лице всё читалось большим шрифтом. – Лучше молчи, – он явно хотел сказать, что даже хорошо, что не мелкая пострадала. И вряд ли это было обдуманно. – Молчи! То, что Майки так разозлился и сорвался, хреново, очень. Но даже найди она смелость признаться, он бы не поднял на неё руку, возможно, и так бы пострадал Харучиё! Это ведь он несёт за неё ответственность? Да? Да даже пострадай она, это было ужасно в ровно в той же степени, как сейчас мучается он, – согласен ли Такеоми с ней? Плевать! Ноги дрожат, и он видит. И видит эту окровавленную футболку. В жизни его младших это, дайте ками, самый ужасный день. Он не имеет права сейчас как-то перечить ей. Умё снова присела на диванчик. Всё, больше она не может терпеть. Медсёстры принесли плед и какое-то успокоительное, заставив всё выпить. За ходом времени не следили. В больнице появился Шиничиро. Такеоми даже не поприветствовал его: друг тоже никакой. Как будто выбили землю из-под ног. Он с дедом не знал, как говорить с Манджиро, что делать после этого. Сейчас Шин мог только поддержать Такеоми. И Умё. Наконец-то доктор пришёл. – Вы родственник? – спросил он подошедшего Такеоми, а затем посмотрел на Умё: – Уважаемая, всё закончилось, сейчас ребёнок спит. К сожалению, останутся шрамы. Не знаю, что именно случилось, – обратился к Такеоми, – но после не медлите с походом к психологу. Остальное… – и увёл старшего Акаши. Шиничиро присел рядом с Умё. Неуверенно приобнял за плечи: так боялся представить, что творится в её голове. Мимо проходила медсестра, незамедлительно среагировавшая на вопрос Баджи: «А где здесь туалет?» Слишком сильно тошнит, вот-вот вырвет. Пулей помчалась туда, с трудом сдержав отвратные порывы. Шиничиро за ней, ждал у двери. Долго. Но она была в сознании: слышно тяжелое дыхание через приоткрытую дверь. Такеоми вернулся: – Отвези её домой, – и протянул какое-то лекарство. – Доктор сказал, ей тоже не помешает, – чертовски хотелось курить, но тогда его выставят отсюда. – Ей сейчас можно оставаться одной? – успокоившийся и невредимый Кейске может помочь. – Ну, к себе домой отвези, там Эд, Эма… – Сенджу тоже там. – Только чтобы моя мелкая, – шёпотом, – ей на глаза не показывалась, – не то чтобы Баджи могла сорваться на мелкую Акаши. Точнее, могла. Эмоциональное состояние у неё нестабильно. – Понял, – Сенджу была с Эмой в комнате, где Кейске всеми силами их успокаивал. Возможно, уже уснули, испытав такой резкий стресс. С Майки дед. Такеоми ушёл. Пока Шин ждал, сердцебиение пришло в норму. М-да, это вам не в драке быть полностью избитым. Хотя это ожидаемо. Да, Умё? И прямо на этих мыслях она вышла. Вся бледная, но успокоившаяся. Нет, просто устала. Убедившись лишний раз, что она будет держаться крепко, он всё же знатно снизил в скорости. На кухне их встретили Мансаку, Манджиро и Кейске. Глава семейства, видимо, сам выпил не одну дозу успокоительного. Кейске, завидев мать, тут же бросился к ней. В нос ударил запах высохшей крови. Она поцеловала его в висок: – Как ты? – совсем без сил, не улыбнуться. – Хорошо, – зато он продолжал улыбаться, вышло несколько нервно. – Не проведаешь девочек? Может, им чего надо? – слишком ясный намёк. Мальчик посмотрел на друга, часами не шевелившегося. Ох уж эти разговоры со взрослыми. Он не знал, что делать, но понадеялся, что они знают. Поэтому кивнул и ушёл. Молчание взрослых было тяжёлым. Она не собиралась встревать. Много понимает? Только сделала, как велел Мансаку: закинула вещи в стиралку, приняла лёгкий душ. И вышла во двор в чьём-то халате. Села на край энгавы. Угораздило же присесть прямо туда, где побила колени. Отрывать бриджи было больно. Но не так, как пережить случившееся. Взгляд упал на гальку, на те места, куда капала кровь. «Там Харучиё, а здесь Манджиро», – она всё равно будет звать его полным именем. Как и всех остальных. Все привыкли. Рядом сели. – Ты теперь уйдёшь? – младший Сано проследил за её взглядом. Темнело. Холодало. Вот вам и отдых-перерыв перед новым учебным годом. – И заберёшь Баджи, – логично же. – Кто сказал? – повернула голову к нему. Кажется, многое изменилось. Но взгляд напротив перестал устрашать своей пустотой. – Это был не Акаши, – не совсем спокойно, – она… когда понял, всё равно не смог остановиться, – Майки, честно, чувствовал вину, но она была не настолько сильной, какую ожидали бы остальные взрослые. Но дед, брат и Умё не остальные взрослые. – Буду честна, вы оба заслуживаете хорошего наказания, – и поход к психологу. Если с Сенджу проблем не будет, то с Манджиро… могут ли они возникнуть? Так, хватит, Умё больше не хочет делать рисковых шагов. Имеет право оставить решение за старшими семьи Сано. – Но не мне это решать, – стоит ли отвести взгляд? Как он может не моргать так долго? – Наказание? – Манджиро подобрал ноги и уложил подбородок на колени. – Шиничиро сказал, что с меня хватит и… терзаний совести, – будто пробовал на вкус эти слова. – Умё, я виноват, но эта совесть… – поджал губы. – Я не мучаюсь. Это очень плохо, правда? – Майки кидался из крайности в крайности, думая, что же скажет ему мать Баджи. – Что ты думаешь обо мне? – девушка посмотрела на небо? Будет ей двадцать пять, будет уже женщиной. Четверть века позади. Можно сказать, полжизни позади, но если учитывать амнезию, то она сама в некотором роде «дитя». – Не отвечай вопросом на вопрос, – нахмурился, а ему в ответ тихо рассмеялись. – Тёплая, немного завидую Кейске, нравится, когда он начинает беситься, если ты уделяешь мне больше внимания, – улыбнулся, как будто сегодня ничего и не случилось. – А ещё ты смотришь на жизнь не так, как у нас принято. Может, из-за амнезии? Или потому что ты не совсем японка? – они переглянулись. «Вот как…» – что же, ей есть в чём признаться. – Манджиро, знаешь, – обняла, – пока я переживала о Харучиё, мои демоны, маленькие и большие, радовались, что Кейске цел. Ты и твоя семья очень много значите. Кому ещё я могу доверять? Не буду ничего обещать, не знаю, что бы сейчас говорила, пострадай он, – Майки чувствовал её колотящееся сердце. – Но, Манджиро, я бы тебя всё равно простила, не потому что так правильно или хорошо. Просто не могу я на тебя злиться, – возможно, будь Сано Манджиро обычным ребёнком, заплакал бы. Да только выдохнул с облегчением. – Но перед Харучиё стоит извиниться, если он важен для тебя, – и поцеловала в макушку. – Да, знаю, – Майки полегчало. Он старался не думать, изменится ли отношение деда и брата к нему. И глубоко в душе боялся спросить напрямую, поэтому молчал. А Умё? Выдохнул с облегчением. Для него было важно, он запомнил, как она не отступилась от него, несмотря на бурю эмоций. Он обязательно извинится перед Харучиё, и тот улыбнётся глазами в ответ, поскольку рот небыстро заживёт. И всем это покажется благоприятным знаком, хотя стоило бы задуматься. Кое-что изменилось.