2004-й год
– Человек не властен над своим сердцем, нельзя винить человека, если он полюбил кого-то… – или разлюбил. Вот что сказал Нанасе Такемичи, когда тому понадобилось выговориться: Тачибана-сан, красавица их школы, с которой младший Ханагаки не имел ничего общего, призналась ему и предложила встречаться. От эйфории он чуть было не согласился, но что-то ему подсказало не торопиться. А придя домой, поспешил поделиться с братом. Вот закончил только. – М-да, тебе виднее, – согласился Такемичи. – Я обещал ей подумать. Вроде классно согласиться, но… – надо бы помочь брату с приготовлением ужина. – Спасибо, – Нанасе улыбнулся и взъерошил начёс младшенького. – Эй! – Такемичи рассмеялся. Сегодня у них на ужин рамэн. Кажется, у ни-сана особое пристрастие к этому блюду. И к мясу. – Насчёт Тачибаны-чан… попробуй, если тебе хочется хоть немного, в этом нет ничего страшного, – Нанасе улыбнулся. Значит, и здесь Хината влюблена в Такемичи? Интересно-о-о… – Как раз хорошая причина не вступать в «Тосву», – да, они сблизились настолько, чтобы Такемичи советовался с ним часто. Братишка недовольно замычал. – Не вступать?.. Не то чтобы не хотел, я не понимаю, почему Майки заинтересован в этом. Не понимаю его интереса ко мне, – Такемичи аж вздрогнул. Нанасе призадумался. – Ты когда-нибудь общался с его старшим братом? – С Шиничиро? – потому что с Изаной ему приходится иметь дело часто. Иногда ему кажется, что с Изаной проще, чем с Майки. Его легче понять: Курокаве интересно наблюдать за Ханагаки и он испытывает некоторое нисхождение к нему, как к самому слабому в их кругу. И это Курокава ещё его друзей из школы не видел. А Ямамото-куна лучше держать подальше и подавно. – Да, у вас… одинаковая аура? Я поэтому ему в старшей школе помогал, – отчасти это правда. Раньше он раздумывал над тем, что на Такемичи «канонного» слишком много… навесили? Так часто повторяли, как же он напоминает Шиничиро. Когда Нанасе самому пришлось общаться со старшим Сано, он понял почему. – Майки любит своего брата, и естественно, что он будет тянуться к похожим людям, – Такемичи согласно кивнул. – Но когда он найдёт ещё кого-то похожего, что будет с нашей дружбой? – и теперь согласно кивнул Нанасе. – Моя проблема немного из другого разряда, но могу понять твои переживания… – Тебе нравится Баджи-сан? – неожиданно спросил Такемичи, не став смотреть брату в глаза. – С чего ты взял? Мы тесно общаемся, понимаю, какие подозрения это вызывает, но… это не так. Не волнуйся, я не страдаю от неразделённой любви и не собираюсь рушить их счастье, – Нанасе посмеялся. В одно время он действительно испытал чувство влюблённости к Умё, но оно прошло, когда они стали узнавать друг друга ближе. Она просто близкий человек. Единственная в своём роде. – Понял, – желудок заурчал. – Надо поторопиться, – и Нанасе добавил огня. – М! О «Тосве», ты ведь не только с Майки подружился? – кажется, Дракен и Мицуя иногда заявлялись к Такемичи просто так. Ну, Мицуя довольно занятой парень, он, обычно, в компании младших сестёр. Но Такемичи общение с таким ответственным юношей только на пользу. Да и Луна с Маной были замечательными детьми, не бесили Нанасе, как большинство. Что уж говорить, вспоминая собственное детство время от времени, Нанасе раздражал сам себя. – Да… ещё Баджи прикольный, хотя больше странный, не всегда угадываю, когда он злится, а когда просто громкий… – Нанасе только рассмеялся на это замечание Такемичи. – Кстати… Умё упоминает временами Акаши Харучиё… что про него скажешь? – Он ни в одном отряде пока не прижился толком. Вроде тоже друг детства Майки, но… он вроде как само спокойствие, но если понаблюдать, то по глазам видно, как… – Такемичи сел за стол и осмотрел кухню, как будто ответ был где-то здесь. – Он тебя пугает? – Умё убила бы его за такой вопрос, но он предпочтёт не пренебрегать «каноном». К тому же… он дочитал только до смерти Дракена, когда Такемичи вернулся в прошлое благодаря Майки… там ещё финальную арку обещали. Санзу явно был чем-то большим, чем просто поехавшим… да, Акаши Харучиё пока не Санзу, по крайней мере, так его тут не называют. – А? Нет! – Такемичи не понял, с чего вообще такой вопрос. – Он просто противоречивый. Эма рассказала, что у него шрамы от… Майки? – Нанасе кивнул, давая понять, что тоже в курсе той истории. – Но они же помирились, но Акаши всё равно отдалился, – Такемичи снова нахмурился, Нанасе решил больше не подталкивать брата к каким-либо выводам. – Он явно хотел бы больше общаться с Майки, и с Баджи тоже. И можно было бы сказать, что он сам отдалился… но… – у Такемичи язык не поворачивался назвать Майки идиотом, ведь Сано Манджиро всё ещё дорожил Харучиё, как и раньше. При этом не делал ничего, чтобы это показать. – Я никому не расскажу, даже Умё, честно-честно, – Нанасе поставил тарелки. Запах еды воодушевлял. – Ну если даже Баджи-сан не узнает, – Такемичи усмехнулся. – В общем, Майки не видит проблемы, люди, которые ему нравятся, даже со мной, он ведёт себя так, будто мы никуда не денемся, – стоило бы поспорить с младшим Ханагаки? Некоторые друзья не могут общаться часто или просто не общаются часто, но они могут быть самыми близкими друг для друга. Ох, он всё ещё школьник, зачем грузить его! Но Нанасе понял. Майки оставался Майки, по-детски наивным и эгоцентричным. В конце концов, Изана часть семьи Сано. Может ли между ними возникнуть конфликт, который приведёт к трагическому исходу? Маленькая вероятность будет всегда, но пока жив Шиничиро, пока жива Умё и пока жив он – всё будет хорошо. – Так тебя беспокоят взаимоотношения Майки и Харучиё или это был всего лишь ответ на мой вопрос? – не будет лишним уточнить. – Ну, почему-то беспокоит. Например, мы некоторое время не общались с Такуей, я переключился на Ацуши… и всё же рады, что мы теперь дружим все вместе, – значит, беспокоится. – Тогда почему бы тебе не сказать об этом Майки? – Не моё дело? Что если я скажу, а он пошлёт меня? Если его это не беспокоит, – верная позиция. Нанасе почувствовал прилив счастья. Он рад, что подталкивал Такемичи всегда думать головой. Возможно, его младший брат потерял в искренности, в отличие от «персонажа». Но Нанасе может волноваться чуточку меньше. – И совсем не будешь ничего делать? – последний вопрос, и отстанет. – Если вдруг у «Тосвы» будет надобность в новом отряде и во главе станет Акаши-кун, пойду к нему. Всё-таки, как ни силён Майки, а изюминка Акаши, – Такеми указал на краешек губ, – производит особое впечатление. … Погодите. Погодите-погодите. Такемичи сейчас говорит, что под боком у Акаши безопаснее? – Это имеет смысл, – пришлось согласиться. – А что у тебя на работе нового? – О нет, Такемичи, не надо, жизнь взрослого человека до ужаса скучна и тривиальна, тебе неинтересны все эти бумажные волокиты, – они посмеялись: даже в кабинете отца, который Нанасе сейчас занимает, лежит много документов. – Кстати, родители не собираются приехать в этом году? – и всё же Такемичи погрустнел. – Мичи, они не могут выражать свою любовь иначе, я понимаю, что не могу… – Забей, просто спросил. – Не, я про другое. Предохраняться не забудь, если что, – конечно, про то, но старшему надо последнее слово оставить за собой. Такемичи почти подавился. Почти.˜΅˜
– Ты чего это напялил на себя? – Сенджу охуела от увиденного зрелища: Харучиё решил поиграть в Такседо Маска и поэтому в тканевой маске на пол-лица? Ей бы видеть всю степень её охуения со стороны. Как бы это сказать? Сестринская интуиция? Она самая подсказала, что подобный порыв у брата неспроста. Харучиё снял маску, повернув голову к Сенджу, и попытался улыбнуться. Да, ему ничего не мешает спокойно улыбнуться, но делал младший Акаши через силу. Сенджу наклонила голову на бок. Как комику, ей не хватает какой-нибудь доски с маркером, чтобы выразить свои эмоции визуально. Три точки. – Мне кажется, – и всё же не могло не возникнуть хотя бы одной мысли, – я догадываюсь, – девчонка сощурилась и спросила прямо: – Какая сучка там пиздела? – потому что пацанам Харучиё и сам врезал бы. Конечно, он не захочет ей ничего рассказать. Поэтому при малейшем повороте ног братца, Сенджу накинулась на него со спины: – Брось эту гадость! – но в таком положении дотянуться до маски трудно, а что он там под нос себе бормочет – не важно, громче говорить надо. – Какая сука… – не успокаивалась мелкая. – Сенджу! – о, и Таке-таке вернулся. Старший уже готовился отчитать её в очередной раз за использование матов, но замер, наблюдая весьма необычную для его взора картину. – Какая-то лохушка что-то сказала Хару! – она начала размахивать руками и чуть не повалилась назад. Благо, Харучиё схватил её за руки и опустил себе на шею, а то с такими маханиями, как пропеллер у вертолёта, они всё равно бы гвозданулись. – И ты решила, узнать кто именно и отпи… выбить дух?! Так… – так дела не делаются, хотел сказать он. – Нет! Я и так узнаю, просто посмотри, что этот красавец надумал? А? А? – высвободила одну руку и начала тыкать в щёку Харучиё. – Но он мне ведь не поверит! Вот скажи, кому ты поверишь… – Дело… не в чьих-то словах, – Сенджу перестала, так что он мог спокойно продолжить: – Меня просто бесит. Я не могу не слышать эти шептания за спиной… – Тебе должно быть похуй на них! – нет, такими темпами сердце Такеоми не выдержит. – Вака говорит, что надо быть у себя в приори-те-те! – Не перебивай, – Харучиё вздохнул. И Сенджу действительно притихла, как будто собиралась с воздухом слиться. Не уважает ли сестра среднего брата больше, чем старшего? Не то чтобы это могло как-то испортить Такеоми жизнь, просто не хотелось бы, чтобы причиной тому служило чувство вины. Может, ему стоит перестать переживать? Хотя бы не так сильно. Такеоми оставил мелких в коридоре, в конце концов, жрать хочется. – Ну… – Сенджу ведь та ещё прилипала. Раньше Харучиё казалось, что ей нравилось бегать за ним хвостиком не только потому, что с мальчишками веселее, но и потому, что ей нравился Майки. Правда, после того дня она… избегала Сано? Но от самого Харучиё так и не отлипла. – Пусть думают, что хотят, лишь бы над ухом не жужжали, – это неубедительно, Акаши-кун… – Хм, – задумалась Сенджу. Раздался дверной звонок. Пришлось идти открывать прямо так, так что Баджи рассмеялся при виде особых сестринских объятий Сенджу. – Йо, – поздоровалась она раньше брата, сильно удивившись. Харучиё только кивнул, а она спокойно продолжила: – Давно вы вместе не тусовались, – по повседневной одежде ясно, что Кейске здесь не по делам «Тосвы». Харучиё, кстати, не прижился ни в одном из отрядов. Это она знала по слухам. Братец Такеоми тоже, но не лез. – Хочешь с нами? – Кейске спросил просто так, но Сенджу почти согласилась. Только вот… – Аааууу… – Харучиё врезал ей затылком по носу. – Если ты мне его сломал? Ты испортил лицо девушке? – Харучиё только закатил глаза: драматизирует. Сенджу спрыгнула с него без особых затруднений и спокойно пошла на кухню за льдом. Нос, может, и цел, но больно! – А это ничё?.. – Кейске посмотрел ей вслед. – Забей, не неженка, – Харучиё поспешил обуться. – Но её помощь нам пригодилась бы, – пораскинул Кейске, не забывая о цели их похода по магазинам традиционной одежды. Да, он мог бы пойти с Казуторой, но они как раз и поспорили, кто сделает матери лучший подарок. И в итоге получилось, что только к Акаши можно обратиться. Ну, типа, они друзья детства, с матерью ладит, так что тоже немного заинтересован помочь. Кейске считал, что если и создавать пятый отряд, то для него, пусть Акаши и отдалился от них. Это было странно: зачем отдаляться, а потом завидовать? Баджи видел, тот завидовал Дракену. Но даже когда Харучиё был в первом отряде, допрашивать не стал. – Ей тоже взять надо, – ухмыльнулся Харучиё. Но, кажется, с сестрой у них отношения улучшились, и это хорошо.˜΅˜
Изана заметил её случайно, даже не поверил глазам, потому и пригляделся. В очереди из азартных игроков к недавно открывшемуся заведению стояла женщина, бывшая его матерью. Сейчас он один, а потому недолго решался – и проследовал за ней. – Мама! – давно непроизносимое им слово прозвучало с дрожью, но Карен не отреагировала. Продолжила играть. Но Изана уже решил быть настойчивее: – Почему ты бросила меня? – почему в итоге бросила и Эму? Чтобы прожигать жизнь в азартных играх?! Когда-то она была доброй и милой, но женщина за пачинко и с сигаретой оказалась… – Ты… – наконец-то женщина посмотрела на него, узнавая без желания, без какой-либо эмоции вообще. – Ты мне никто, – твёрдо и без сомнений, плевать она хотела на чьи-то там чувства. И презрительно добавила, чтобы окончательно поставить точку: – Ребёнок бывшего мужа от какой-то филиппинки. Бесхребетный, мать тебя бросила, а он не смог, – в голосе сквозило неприятное замечание, мол, ей пришлось играть в его мамочку. – И что в итоге? – возможно, будь она в более благостном настроении, рассмеялась бы. – Сдох от ножа в подворотне, – сигарета испорчена. Недовольно покосилась в последний раз: – Чё пристал-то? Не дошло ещё? Хотя… выглядишь сносно, – для приютского мальчишки. Изана ничего не сказал, лишь поспешил покинуть заведение. Да и не думал он вовсе, только «очнулся», поняв, что пришёл к магазину Шиничиро. Он должен был зайти, но в итоге убежал. Да, убежал, чтобы найти в токийском муравейнике тихий, хотя бы одинокий уголок. Жестокий шторм разразился в глазах и душе. Он уходил всё вглубь, игнорируя людей, игнорируя заходящее солнце. Он мог бы потеряться? Но ноги его привели к сторожке, на энгаве которой сидел охранник, тот, который перебирал чётки. И сейчас тоже. – О? – его заметили. – А я тебя помню, давненько это было, – но, судя по тишине, работает он здесь теперь один. Изана не поздоровался. – Выглядишь потерянным, – мужчина печально улыбнулся. – Потерял веру в себя? Выглядишь маленьким и беззащитным, – странно, Изана чётко расслышал слова охранника, но ничего не сделал, даже не разозлился. Он действительно потерял веру в себя. От слов ма… от слов Карен потерял голову. И пошёл к Шиничиро? Но зачем? Где-то внутри бурлили остатки гнева – именно остатки. Нужно быть действительно глупцом и слепцом, чтобы верить в маленькую вероятность того, что он родной брат для Сано. Но Шин… Эма… Ма… – Теперь понятно, почему он не спешил, – теперь легче принять, потому что правду, как воду, разлили перед его ногами. Нельзя проигнорировать. – Присаживайся, – охранник встал и уступил своё место, где-то у него должна быть ещё одна подушечка. И нужно заварить чай. Когда бывший монах вернулся, Изана занял-таки его место, но ноги касались земли. Точнее, носком сандалии и пальцами он необдуманно расковыривал щебень. Подростка охватили сомнения, они убивали его веру в себя, веру в то, кем он является. – Допустим, кое-кто закрывал глаза, – почему-то Изана спокойно принял кружку чая, – на ложь близких людей, и она не маленькая, а серьёзная, многое меняет. И вот всё слишком очевидно… и больно, – а чай вкусный, теперь он понимает. Мужчина снова стал перебирать чётки. – А ты сам всегда говоришь правду? – и совсем не напирал и не упрекал. – Наверное, нет, – кажется, юный гость вспомнил что-то весёлое. – Вот видишь, всё просто, – и мужчина посмеялся вместе с ним. – Ложь во благо – как острый с двух сторон меч, с которым нужно быть осторожнее. Люди лгут друг другу в мелочах, иногда обманывая себя, и тем самым гибнут, – перестал перебирать чётки. – Но люди лгут в мелочах, чтобы не обижать близких, – Изана продолжал пить чай. Осознав, что делает несвойственное ему – вываливает проблемы на незнакомца, он не мог иначе. Ему было неловко и даже как-то стыдно. Но при этом сердце забилось спокойнее, не собираясь взорвать его изнутри. Было странно слушать про то, что чай для незнакомца охранник остудил. Было странно невольно кивнуть, когда спросили, чистят ли для него близкие фрукты, например (мужчина специально избегал обозначений пола, ведь ничего не знал, с той женщиной юноша мог и не общаться). Было слегка неловко соглашаться, что он недоговаривал о каких-то, пусть и нетяжёлых, но последствиях драк, даже если он совсем не пострадал. Его взяли и легко разговорили. – Вот сейчас ты снова счастлив, – Изана замер, услышав подобные слова. – Стоит ли гнева твоя ложь? Да, тебе нужно поговорить с теми, кто тебя обманул, но подумай хорошенько, что ты хочешь узнать и хочешь ли услышать их ответы, – охранник забрал кружку. – Спасибо, – кивнул юноша и оставил того одного. Изана понадеялся, что этот монах-охранник не обидится, если с ним не попрощаться. «Довольно иронично прийти в себя здесь», – подумал он уже на выходе из парка. Его ждут дома.˜΅˜
Шанс на новую жизнь? Даже если это дар свыше, благодарить некого. Надо было уточнять, кому там молиться, если что. Новая семья, новое тело, красивое, главное не облажаться. Мать – заместитель главы Национального банка, муж у неё… отчим, удобно устроился, молодец, губа не дура. Но бедному придётся постараться, чтобы новая мама не избавилась от него. Самой бы не оплошать: предыдущая хозяйка тела не выдержала давления дисциплины и постоянной учёбы и глупо ушла из жизни. Да, пришлось потерпеть несколько презрительные взоры мамаши, но с этим справиться можно. А вот сводный братец… пригодится. Она понимает, где оказалась, в какое время. Чтобы её не трогали, надо хорошо учиться и не портить репутацию? Можно справиться, особенно когда под боком у тебя Ханма Шуджи, а значит, и Кисаки Тетта. Хорошей девочкой быть неинтересно. Осталось только немного подождать, когда юный гений начнёт действовать. Жаль только, что придётся зариться на остатки. Интересно, сколько бы она ещё так думала, не выберись на летний фестиваль с целью полюбоваться «остатками». Даже юкату одела, чтобы слиться с толпой. Основатели «Токийской свастики» проводили время, как ни странно, с семьями. В повседневной одежде. И со старшими. Даже первые «драконы»? И… он?!! Нельзя не испытать шок, когда видишь человека, который должен быть мёртв. Живой, весёлый и счастливый Сано Шиничиро. Со слегка отросшими волосами, которые умудрились завязать в коротенький хвостик. А чёлка? Заколки с Hello Kitty? Рядом идёт Эма в красивой юкате. И Ханемия? Почему? Взгляд быстро находит Майки и Дракена, которые вырвались слегка вперёд. Тут были и другие личности, но на них не обращаешь внимания. Большая компания заняла дорогу, люди их обходили, но не злились. Наверное, всё же завидно, когда вас так много и все вы связаны. Пх! Суть не в этом! Они остановились из-за женщины (надо подойти ближе), которая вышла на дорогу к ним спиной, кого-то держа за руки. Неожиданно развернулась! И перед ними открылся вид на женщину и девчушку. Это Кавараги? В юкате, она покраснела: не то чтобы некомфортно, смущает, когда тебя вот так показывают с довольной улыбкой. Эма подбежала к Сенджу: женщина отпустила её, потому что к ней подбежали Баджи и Ханемия. И обняли? Оба?! И каждого женщина поцеловала в макушку. Мальчишки отступили и дали покрутиться ей похвастаться. И старшие мужчины обсыпали комплиментами. Странно было видеть, как Майки крадётся под боком, видимо, бесполезно отрицать, крадётся за тем же, что и его друзья. Но Шиничиро легко отталкивает его, что-то говоря. А затем… «Нет!» «Нет! Нет!! Не-ет!!!» Шиничиро поцеловал эту женщину в губы на глазах у людей. Так, лёгкий поцелуй, но его хватило, чтобы Баджи и Санзу стали что-то бурчать, смеша остальных. Но это женщина счастлива… и счастлив… живой Шиничиро. «НЕТ!» Почему всё не так?!! Оправиться от шока было нелегко. Над глобальным изменением планов придётся подумать потом, а сейчас нужно было узнать, что это за женщина, которая посмела быть близка и со свастонами и с Шиничиро! Нервы на пределе и распирает от злости: всего лишь мать Баджи Кейске. Что за такой поворот событий? Быть такого не может. Да, эти семьи были соседями. Были! Но почему сейчас? Как так получилось, что старший из братьев Сано жив? И как она посмела? Такая же?! Это точно не канонная мать Баджи Кейске: та не стала бы работать в Роппонги, не смогла бы взять к себе Казутору – ей вообще было бы всё равно! Что за дела?! Почему она такая? Она всех к себе приманила!! Совсем ничего не боится? Проследить за ней проще простого. Наивная душа. Больше четырёх дней терпеть её не получилось. Поэтому, как только они оказались в многолюдной толпе, да ещё и у самого пешеходного перехода, надо было только натянуть капюшон, сделать шаг вперёд – и толкнуть на проезжую часть! Человеческая зависть рушит всё на своём пути. Рука тянулась, как в замедленной съёмке. Кровь прилила к голове, осталось совсем чуть-чуть. Но руку схватили и дёрнули вверх. Человек в капюшоне сначала притянул к себе, а потом поволок из толпы, подальше от этой суки! – Слушай, – но игнорировать этого незнакомца нельзя: откуда он взялся? – Ты ведь собиралась толкнуть её под машину? Бесстрашная, да? – возможно, голос парня дрожал, но в голове этой бесстрашной громко стучала кровь – не заметила. – Пока не знаю, откуда ты такая взялась и чего хочешь, но не смей её трогать! – и, отшвырнув, поспешил скрыться. (Не будет же догонять на глазах подозрительной личности? К тому же он чувствует себя не очень, надо передохнуть где-нибудь поблизости.)˜΅˜
У Умё был глубочайший шок, когда её мальчишки подцепили ветрянку. Три недели болели! Но милостью всех божеств, которых она успела вспомнить, всё закончилось хорошо: потому что не такие они уже маленькие, чтобы переболеть спокойно. Ну и бдела она, конечно. В этому году точно уволиться из чёртового клуба – достали. Найдёт работу подостойнее. Или несколько? Как вариант… хотя об этом нужно поговорить с Шиничиро… Дети наблюдали все эти волнения несколько виновато: из-за них никак не съедутся? Можно было бы сказать, что это совсем не так, но, не будь их мать такой ответственной, уже счастливо бы свалила к старшему Сано на квартиру. Поэтому, выздоровев, они даже обрадовались необходимости пойти в школу. Только для Кейске была проблема. Казутора был в «А»-классе, а он в «С»… не, ему тот и так помогал с учёбой, пока они дома торчали, а их зам Сато Рюсей таскал конспекты. Он учился неплохо, «застряв посередине», но в отсутствие своих капитанов – единственный страдалец в «Токийской свастике» – пришлось постараться: если Баджи ещё был бы рад не париться, то Ханемия… вот и откуда у капитана такое пристрастие к высоким баллам? Рюсей так и не разобрался: они просто друзья или названые братья, раз жизнь так сложилась? Просто иногда они нехило ругались. Сато понимал, что это не зайдёт так далеко, как временами он беспокоится. Но старшему по возрасту капитану было важно первенство в некоторых вещах, особенно в тех, где Баджи никак не мог преуспеть. Это не было похоже на какую-то нездоровую неполноценность, они действительно были типа инь и ян. Из-за этого Сато и прицепился к ним, но всё равно питал большую привязанность к Ханемии. Поэтому быть единственным заместителем в первом отряде при двух капитанах очень трудно. Так что, стоило им показаться в школе, они собрались на крыше пообедать. Таскать еду у начальства – святое, своя приелась. Но обмен был относительно равноценен. А речь о другом! – К нам ведь, до вашего больничного, новенький перевёлся, а за три недели шухера навёл, – рассказывал Сато про первогодку, который всю гопоту отмудохал. – Как до тебя не добрался, – усмехнулся Кейске, но Рюсей смело передразнил его, сделав в речи пару ошибок. Ща бы подраться с капитаном! Да девчонки суету лишнюю наведут. Так что, увернувшись от парочки добрых лещей, Рюсей продолжил: – А он неплохо дерётся… жаль только, рыцаря строит, – типа всю гопоту, мучающую обычную школоту, гоняет, но сам ни в какой группировке не засветился. Рюсей слышал, что Мацуда… не… Мацуно! Рюсей слышал, что Мацуно и про «Тосву» прознал, про капитанов, но пока никакого личного интереса оного Сато не заметил. С другой стороны, он внимательно посмотрел на своих капитанов, одетых с иголочки, да ещё Баджи, в очках, – Мацуно нескоро их найдёт. Если только не будет орать в рупор на всю школу, вызывая на поединок? – Извини, но в замы нам нужен Ханагаки, – одна из личностей, которую узнать лично Сато пока не довелось. По словам Казуторы и Кейске, приятный малый: в нём было что-то от старшего брата главы и почему-то он нравился Баджи. «Слабоват только», – сетовал Кейске, хотя сам не до конца понимал, чего Майки никак не мог отлипнуть от Ханагаки. Нет, понять мог: было бы неплохо, будь такой приятный и уравновешивающий их компанию человек ближе. При этом Сато точно знал, что Ханагаки был и кандидатом в отряд Мицуи. Парень нарасхват! Тему о Мацуно пришлось закрыть. До окончания школьного дня. Они возвращались домой, им нужно было пройти мимо, там до станции – и Сато в гостях у капитанов. Там крутая атмосфера и его, как пока ещё не говорят, краш(иха?). А, стоп, Баджи-сан сегодня на смене – если бы погода менялась в соответствии с его настроением, пошёл бы лёгкий грибной дождик. Так вот, путь пройти спокойно не мог. Они проходили мимо гоп-компании, накинувшейся всего на одного человека. Это уже совсем по-ублюдски. – Вот этот одинокий самурай и есть Мацуно, – при этом сам Сато не спешил сыграть в благородство. – Хм, – Казутора надевал свою серёжку сразу за воротами школы. Поэтому лёгкий перезвон вторил его не самому многозначительному хмыку. А вот кому-то и думать не пришлось: стоять в сторонке и смотреть практически на избиение (просто этот Мацуно молодцом держался) – не стиль Баджи. Кейске будет стыдно в зеркало смотреть, если, во-первых, не укажет говну его место в канализации и, во-вторых, не воспользуется возможностью спустить пар. Быть холериком тяжело, особенно когда не хочешь лишний раз поругаться из-за этого с матерью. Баджи крут, Сато признавал. Но ему бы хотелось видеть не грубую силу, а ушу, которому Баджи учился вместе с их главой. О чём, похоже, сказал вслух, потому что Казутора ответил: – Тогда он станет почти тем же убиватором, что и Майки, – а дальше мог бы прозвучать вопрос: надо ли им это? Весьма философский вопрос. Или всё же риторический? С Баджи у Мацуно дело пошло веселей. Сато не хотел сглазить. – Мацуно Чифую, спасибо за помощь, – по-хорошему, свалить надо, а уже потом представляться. – Неплохо дерёшься, – протянул руку вмешавшийся и назвал своё имя: – Баджи Кейске, – они пожали руки, но хватка Чифую была слабее. Он смотрел слегка удивлённо. – Так ты ботаник и капитан «Тосвы»? – оказывается, Мацуно всё же заинтересованное лицо. Сато, подойдя с Ханемией ближе, нахмурился. Не будет ведь чёрная неблагодарность на их помощь? Да, их. Свастоны – один за всех и все за одного, как мушкетёры. Хотя Казуторе больше нравился Ришелье: трудоголик-чиновник, которому мотали нервы четыре алкоголика, дегенерат в короне и несколько шалав. – Он и близко не ботаник, – усмехнулся Казутора. И Баджи поспешил представить своих спутников. Всё закончилось тем, что они не пошли обратно, а зашли в гости к Мацуно. Мать его была дома. И она была удивлена, но внимательно выслушала сына, чтобы ненароком не наговорить лишнего. Приятная женщина, она поправила разошедшийся – уже не в первый раз – шов на плече пиджака Баджи, легко смеясь с переживающего мальчишки, который явно не хотел доставлять матери лишних забот. Он не постеснялся заметить, что у него «все эти штуки» получаются криво. Ему нормально, но… Сато тягал печенье, идти уже в гости к капитанам не было смысла: Баджи-сан не увидит и вкусным чаем уже напоен. Ханемия только поддакивал и отвечал на вопросы госпожи Мацуно, когда та обращалась к нему. Чифую наблюдал за их гостями молча. Он уже слышал от прилипал, что в их школе учится кто-то из верхушки «Тосвы». Поначалу ему было плевать. Они только переехали, до банд всяких нет дела. Но через некоторое время Мацуно понял, что ничего плохого о «Токийской свастике» он не слышал. Никто из них обычных людей не трогал. Поэтому, даже никого из них не встречая, прекрасно понимая, что отсутствие слухов не добрый признак, испытал-таки толику уважения. А сегодня он был очарован… – О, Пик Джей, – но всё же неприятно, когда твой кот вдруг отзывается вот на это… чем ему Экскалибур не нравится? Глупый кот!˜΅˜
Иметь дело с этой семьёй не хотелось вовсе. Ей не было понятно, почему сестра вернулась в Японию, вечно вежливую и наигранную, как ей казалось. Почему сестра решила выйти замуж за какого-то типичного японца, причём верующего? Это было так романтично? Юна даже не хотела слышать об этом. Религия Запада и в Японии? Из этого можно слепить адекватного японца? А если какой-то фанатик?.. В общем, Хори-сан даже на свадьбу не приехала. И не приехала, когда родился старший племянник. Она всё ещё была зла по глупой причине. Но послала подарки на рождение двух младших детей. Потому что время лечит? Потому что она повзрослела? Юна приехала, когда сестра заболела. Дети оказались приятными, кроме старшего: потому что в отца пошёл. Но больше приехать у неё не получилось. Даже на похороны. И, может, она бы ничего не предприняла, если бы собственная мать не забила тревогу: бабушка не могла узнать, чем живут её внуки после смерти матери. Зятёк много работал, так что дети не голодают, одеты и обуты. Но мужчина стал работать ещё больше. Хори Юна могла ничего не делать. Но она приехала в другую страну, куда умудрился уехать по работе этот отвратительный человек… и когда узнала, что он даже не представляет, чем живут его дети, после потери матери, то не смогла сдержаться. Она ударила его. Могло бы быть хуже. Но какая-то гордость, возможно, даже фанатичная, ведь «простит ей Бог», не позволила ему подать заявление. В итоге Шиба сказал: «Если так беспокоишься, езжай к ним, я не против, если их тётя возьмётся за них», – так от него понадобятся только деньги. Любил ли он вообще её сестру? Она помнила, что он холил старшего сына, но даже сейчас… да, он достаточно взрослый, по словам зятька… отлично справился. Кусок говна! И в каком же шоке она была, когда, не успев переступить порог, поняла, что младшим живётся несладко. Не успела сойти с самолёта, как пришлось лезть в драку с этим гадёнышем Тайджу! Пусть он и первенец покойной, он её бесит! Ещё не слушает! В общем, столько грубостей Хори-сан за всю жизнь не услышала, сколько за эту встречу. Ещё и синяков наставил! Терпеть было невозможно. И Юна ударила в ответ. Почему нет? Она никогда не позиционировала себя как хорошего человека, она не собиралась быть идеальной матерью, если придётся рожать. Но рожать не пришлось! Вот лучшее средство от беременности! Ёбнутый племянник, которого самого отпиздить надо. Хори Юна, довольно прагматичный человек, понимает, что придётся трудно, если гордость позволит мальчишке обратиться в полицию. Но если он умеет говорить только кулаками, то она возьмётся за этот язык. Главное, что Хаккай и Юзуха увидели человека, пусть и взрослого, но человека, который смог противостоять Тайджу. Потому что даже домработница, которая многое делала по дому из-за юного возраста Юзухи и только учила её, бездействовала, пока старший занимался воспитанием младших. Юна об это узнает после и проклянёт зятя ещё раз. Но матери скажет, что у внуков всё хорошо, что они замечательные. Хаккай и Юзуха действительно замечательные. Юна только надеялась, что приехала не слишком поздно, чтобы младшие не успели закрыться в себе бесповоротно. Она поняла, что работу надо искать на полдня. Или заняться хендмейдом? В принципе, можно не торопиться. Она успела пожить для себя, даже денег скопила, на первое время хватит с лихвой. К тому же Шиба обещал деньги на содержание переводить ей… Но Тайджу игнорировать нельзя. И надо начать с Библии. Чёрт побери этих верующих!!˜΅˜
Обон – трёхдневный праздник поминовения усопших, который большая часть страны отмечает именно с 13-го по 15-е августа. Страна отдыхает, грубо говоря. Но если относится к этому празднику без скептицизма и с верой, даже лёгкой, в сверхъестественное, то стоит быть осторожным. И особенно стоит позаботиться о своих снах, мало ли, демоны захотят в них поселиться или съесть их.
Умё радовалась жизни, особенно когда они с Кейске просто гуляли. Неплохо иногда выбираться на природу, главное не в том, где полно трупов самоубийц. Глупая шутка оборачивается тёмным небом, накрывшем уже негромкий лес. Особенно страшно без стрекота цикад.
– Кейске!!! – во всё горло. – Кейске!!! – но он не отзывался.
И это раздражающее, доводящее до ужаса чувство, что за тобой отовсюду наблюдают – но никого нет.
Умё сделала глубокий вдох, она хотела, чтобы сердце успокоилось, стало чуть тише. Она ведь просто спит, правда? Она уже поняла. Так почему не получается взять всё под свой контроль?! Не пора ли проснуться?!
Вытянула руку вперёд: то видно, то нет – странные ощущения. И всё так тихо. Но вот Умё идёт вперёд. И чем дальше, тем звонче тишина. И плач. Так начинается много легенд – её точно дурят ёкаи! Хотя какие ёкаи…
«Прыжки во времени и его перемотка есть, а ёкаев нет?» – посмеялась с себя Умё. Она бы пошла в обратную сторону, если бы не убежавший вперёд Кейске. Но если это сон, то этот Кейске не настоящий. Только проекция, так? Да и не факт, что она всё время шла вперёд. При этом она старалась не наткнуться на деревья, но если так подумать, то сами деревья расступались перед ней. Всего лишь сон!
– Кейске!!! – возможно, не стоило этого делать, но плач прекратился.
– Кто здесь?! – плач был далек, но сзади на плечо опустилась рука, разворачивая Умё к себе.
Обе женщины воскликнули, испугавшись друг друга.
Вот кто плакал. Умё всмотрелась внимательнее: женщина похожа на неё, немного другие волосы, ещё и каре, а немного другой разрез глаз и форма лица, а ещё большие уши. И всё равно они сильно похожи. Женщина, видимо, плакала долго, поскольку лицо опухло и стало красным. Даже в этом мраке можно было разглядеть! Умё бродила здесь, трясясь от страха. Тогда почему именно эта женщина смотрит на неё так, будто огромного они встретила?
– Ты себя в зеркало не видела просто, – будто мысли прочитали. Ещё один голос. Её? Сбоку от них стояла… она сама? Только молодая, та, которую она впервые увидела в зеркале. Рождённая Умё. – Эй, – обратилась она к отскочившей, – как тебя зовут? Ты тоже Баджи Умё? – грубо и быстро.
– Тоже? – она вытерла слёзы. – Нет, я… Рёко, – ей оставалось переводить взгляд то на Умё, то на то, что себя в зеркале не видело.
– Но ты мать Баджи Кейске? – в ответ кивок. Умё была безжалостна. – Она тоже, – кивнула в другую сторону. – Я померла, а она моё место заняла, ничего, я тоже её займу, только ждать надо… – обиженное ворчание. Рёко ничего не поняла. И Умё, заметив это, стала ей объяснять, что у них тут происходит. Неудивительно, что бедная женщина посчитала, что сходит с ума.
Ей ведь так не хватало фантастичной чуши про какие-то параллельные миры и переселения душ!
Так что Умё в итоге послали. Ну, она и отошла в сторонку, прислонилась к какой-то сосенке и закрыла глаза. Да, такая компания ей тоже не по душе.
– А что у вас случилось? – прозвучало… стеснительно и даже виновато. – Вы плакали…
– Наденьте, пожалуйста, капюшон, – попросила Рёко.
Капюшон действительно нащупали!
– Всё так плохо? – в ответ на вопрос Рёко похлопала по всем имеющимся у себя карманам.
Нашлось-таки маленькое зеркальце. И лучше бы не смотрела: лицо было… странным, как минимум. Одна часть лица, меньшая – его разделяла на неравные части какая-то странная полоса, типа шрама, уподобившегося ниткам. И этих ниток не жалели, отсыпали щедро. Так вот меньшая часть лица, спрятавшаяся под чёрными локонами, принадлежала… ей? Той ей, что умерла и очнулась в теле Умё. Другая часть лица будто прибывала в изменении… м-да, Квазимодо даже краше будет.
Накинула капюшон и вернула зеркало.
– Простите, я не хотела вас напугать.
– Нет, это вы меня извините, ужасно с моей стороны…
– Ещё поклоняйтесь сто раз друг другу, как старые бабки!!! – рассмеялась Умё.
И только когда та смолкла, Рёко ответила:
– Недавно сына похоронила, – и это заставило насторожиться. Почему-то Рёко захотела выговориться именно ей. Они присели на землю, чего уж там. Пусть разверзнется – не страшно. А всё было так, как когда-то рассказывал Нанасе. Слово в слово – мурашки по коже. Баджи Кейске – сын Рёко мёртв. Но почему-то стало больно и ей.
Они с Рёко были разными. Эта женщина была сильной, не притворялась, именно была. Сейчас Баджи Рёко была подавлена, но не скрывала этого. Люди давят на себя, скрывают свою боль. Возможно, Рёко только здесь такая.
А она бы выдержала?..
Рёко ничего не сделала, когда её приобняли, только снова заплакала. Так вот они какие, слёзы настоящей матери?
Умё в стороне только глаза закатила.
Кажется, стало светлее. Но чувство, что за ними наблюдают отовсюду, не пропало.
Достаточно далеко от них – но можно заметить – промелькнул знакомый силуэт. Рёко была в своих мыслях, и не похоже, что Умё куда-то собиралась, поэтому их можно было спокойно оставить. Поскольку стало светлее, шаги стали увереннее. В голове чёткое осознание – нельзя упускать! Наверное, из-за того, что это сон – или не сон, какая разница? – бежалось легко, никакой отдышки и боли в груди. Кто-то старательно убегал. И приходилось стараться ещё больше, чтобы догнать.
– Стой! – не то чтобы к ней прислушались, скорее, уже не было сил, так что спрятался за деревом.
– Кейске? – чёрт… нельзя сейчас говорить так, будто ты его мать. – Баджи Кейске? – юноша выглянул из-за дерева. Это был Кейске, но не её. Бледнее живого человека, но всё ещё не мертвец. В белом костюме. Но с распущенными волосами. Его в этом… кремировали? – Почему ты убежал от мамы? – от осознания того, что перед ней сын Рёко, всё внутри перевернулось. Если это только игры разума, то стоит посетить психиатра с повинной. Но мальчишка вышел к ней, у которой слетел капюшон. Он смотрел нечитаемым взглядом, как любой чужой человек. Он живой. Хотя уместно ли так говорить? Иначе бы Рёко не плакала.
– Я заставил её плакать, – но и у него самого глаза слезились. Только слёзы не шли.
– Не только её, – в ответ лишь кивнул. А в горле тяжёлый ком: – Но сейчас ты можешь пойти к ней и поговорить, знаешь, такой возможности может больше не выпасть, – даже если это пустые бредни какой-то женщины из миллиардного населения Земли.
– Я не знаю, что говорить, – скорее, не умеет выражать свои мысли, как надо. Почему-то подумалось, что пойди он сейчас к Рёко, они точно поругаются.
– А ты просто подойди, обними хотя бы, этого часто бывает достаточно, важно же просто быть рядом, – ух ты, как пафосно вышло!
...
– Хах, верно, спасибо, страшная тётенька, – он рванул с места мимо неё, стукнув напоследок по плечу. И она почувствовала прикосновение, но не заметила, потому что…
– Отвела душеньку? – Умё оказалась тоже здесь? Она показалась из-за другого дерева, которое здесь было толще остальных.
– Ты оставила Рёко одну?!
– А что с ней будет? – равнодушно. – А где ты, там пока и я. Увы, – Умё развела руками. А потом ехидно добавила: – За себя бы побоялась…
– Ма! Ма-ма-а-а!! – а вот это точно её… Кейске! Умё специально поравнялась с ней. Ничего видеть не хочется. – Мам! – толчок – чуть не повалили на землю, обняв. – Где ты была?! Заставила меня беспокоиться! Тебе не стыдно? – кто-то явно старался скрыть своё волнение.
Было страшно открыть глаза. Но Умё рядом не было, Кейске обнимал и называл мамой именно её.
Это было самое страшное и тяжёлое чувство облегчения.
˜΅˜
Майки действительно нашёл Харучиё в мастерской брата, Шиничиро помогал ему в починке байка. Вообще, это Такеоми отправил младшенького к другу поучиться. И от такого было бы грешно отказываться. Хотя бы потому, что с Шиничиро проще, чем с любым другим взрослым мастером, к которому бы пришлось обратиться. Да и закончили быстрее. – Шин… – но приехал Майки не один, подвёз Умё-нэ. Кто здесь крут? – Привет, Хару, – не будет она при нём напоминать Шиничиро, чтобы тот потом не ныл, что не успевает с основными заказами, когда кидается друзьям на помощь без промедления. – Вы голодные? – Омурайсу, пожалуйста, – тут же отозвался Майки. – Эма покормит, – и надулся. – Вот так и делай людям добро, – но жестокая женщина лишь продолжила путь к лестнице в квартиру. – Какой у меня корыстный младший брат, – Шиничиро рассмеялся, волосы у него стали длиннее, но чёлка всё ещё была коротковата. – Переживёшь, – Манджиро улыбнулся. – Я вообще к Харучиё, по делу, – последнее с большей важностью прозвучало. Шиничиро вскинул руки и стратегически отступил к той самой лестнице. – Раз уж по делу, то не буду мешать. – Конечно, не будешь, Умё же здесь, – Майки фыркнул. – Именно! – Шиничиро ускорил шаг; можно было бы и скрыть свою безмерную ауру счастья и любви. – По делу? – Харучиё весь во внимании. Майки кивнул. – Нас стало больше… и я тут подумал, что ты мне нужен, – понятно, что во главе нового отряда. Попробуй не понять этот требовательный взгляд, полный уверенности в том, что нужен именно ты. Конечно, Майки совсем не думал, какой будет реакция Харучиё на подобное предложение. Но его друг и бровью не повёл – настолько сильно удивился. – Подумай, я подожду, – но Майки от своего не отступит. – И пошли пообедаем… – в другом месте, хотел он сказать. Умё приехала сюда с конкретной целью, но кто знает этих взрослых: у него они не такие – как было то слово?.. – чопорные, как другие. Но Харучиё его перебил: – Хорошо, если ты этого хочешь, – у Харучиё имелись определённые мысли восхищения и чувства привязанности к другу детства (Майки ведь такой крутой), но на самого него они влияли… нехорошо. Наверное, стоило об этом с кем-нибудь поговорить. Из взрослых. У него были двое на примете. (И Такеоми среди них не было.) Но он знал, что мог бы услышать. Недавно они с Баджи гуляли, это было весело. Баджи, в отличие от него, от Майки не отдалялся, он… если бы Харучиё спросили, то он бы сказал, что, в отличие от него, Баджи Кейске «уступал место» и для других людей. Они говорили и о том дне, и о своей дружбе (Харучиё друзья давно не обнимали, и то, насколько это было приятно, удивило его), так что разговор зашёл в более откровенное русло. Акаши было трудно выразить свою мысль, в итоге он спросил: «Ты любишь свою мать?» Всё-таки до амнезии… «Не буду лгать, – с толикой вины улыбнулся тогда Кейске, – сейчас маму я люблю во много-много-много-много раз сильнее. Блин! – смутился. – И как-то сказал, что боюсь её потерять, вот такую, мама сейчас… влияет на меня… положительно?» – Харучиё снова почувствовал зависть, но в этот раз она была вовсе не чёрной, как раньше, по другим… моментам. И что сказала ему мать в ответ? Вот что больше заинтересовало Харучиё. «Мама была рада, даже плакала немного, но сказала, что нельзя привязываться к одному какому-либо человеку… – Кейске нахмурился, пытаясь вспомнить её наставление, но легче передать только суть: – Ну, типа плохо кончится». Но пока он может быть человеком Майки, всё хорошо?˜΅˜
После тяжёлого рабочего дня Ханагаки Нанасе хотел лишь принять тёплый душ и лечь спать в обнимку с одеялом. Только сообщение от Баджи Умё с довольно требовательным содержанием заставило его пребывать в бодрости ещё несколько часов. Они встретились в парке, ушли подальше от людей, насколько возможно. Пока они не остались одни, они говорили ни о чём. Но потом Умё подняла тему, которой никогда не интересовалась: – Какой была мать того Баджи Кейске? – и что-то внутри неприятно перевернулось. – Я думаю… если бы у них были хорошие отношения, он бы не… – не успел договорить. Пощёчина?! – Ты думаешь? – это было началом ссоры. Умё толком не объясняла, почему она заступается за Рёко. Да кто такая эта Рёко? Уже позже он поймёт. А пока они только кричат друг на друга, но поднять руку в ответ Нанасе не может. – Да почему тебя вообще волнует, плохо я думаю о ком-то или нет… О, от этого многое зависит. По крайней мере, к себе Умё относилась бы лучше, не будь его мнение об матери Баджи Кейске предвзятым. И о многих других! – Харучиё у тебя вообще маньяк-убийца! Нанасе делает то, что может, то, что должен! Да что она вообще от него хочет? Извинений? Признаний, что он говнюк? Чтобы позволял себе меньше? Умё!!! И это притом, что он спас её от смерти два раза. Ах, да, она же не знает. Тяжело ли ей так, как ему? В глубине души Нанасе понимает, что нельзя быть таким. Но как же он зол. Уставший, он зол и обижен. – Прости меня, я мудак! Довольна?! – но не стал дожидаться ответа.˜΅˜
Прошлое не всегда тянет назад, в нём рассыпаны немногочисленные, но мощные пружины, которые, распрямляясь, толкают нас в будущее. И – можно не согласиться – обычно воспоминания дают знать о себе осенью. И чем она позднее, тем сильнее её влияние. Роппонги – шумный, но нескучный квартал. И здесь по-настоящему опасно. Иметь дело с ублюдками, которые без ножа ни на что не способны, – весело! Только семье об этом знать не стоит. И бедный Какучё, верный спутник во всех его «прогулках», держит рот на замке. Он действительно не спешит создать свою группировку. Не без обучения младшего он в одиночку рушит авторитеты одни за другими – и присматривается к ним. В будущем они будут подчиняться ему, а пока только глаза мозолят. Изана… ему нравится быть хорошим братом, но окажется куда более жестоким, чем Шиничиро. Поэтому побудет хорошим мальчиком ещё некоторое время. Правда, некоторые из побеждённых особенно упёрты и… мазохистичны? – Король, а король… – один из них ужасно приставуч, другой же до неприятного молчалив, потому что наблюдает и изучает, пока старший брат пытается вывести Курокаву из себя. Следили ли они за ним? Ну, к спокойствию Изаны, только в пределах Роппонги, если натыкались. Сегодня он с Какучё собирался «поймать» Умё: эта женщина всё ещё продолжала работать здесь. Да, всякое случается, и шансы, что пиздец произойдёт именно с тобой 50/50. Но он волновался. Его пытались подкалывать. Шиничиро и Манджиро. Но Изана сумел сохранить спокойствие, даже монахи могли бы позавидовать. И время от времени он провожал Умё с работы. Не без компании Какучё, само собой. И она об этом не знала. Они шли достаточно далеко, чтобы не потерять её из виду и при этом не вызвать тошнотворное чувство преследования у неё. Хотя иногда Умё казалось, что она видит знакомые макушки. Только у них всегда было алиби. Умё не любила менять маршруты «до работы» и «с работы», ни на что не отвлекалась. Если на работе ничего не случалось, она всегда шла минута к минуте. И вот один переходов, который предстояло перейти. И они на противоположной стороне улицы. Он бы врезал этим Хайтани, чтоб отстали, но нельзя отвлекаться. Сегодня Изана хотел изменить своей привычке с определённой целью, но ещё не решился. Да! Изана – и не решился. Всё было хорошо. Пока легко узнаваемый им силуэт не затерялся в толпе пешеходов. Буквально через минуту в этой же толпе все заохали, а кто-то и вовсе закричал. Один человек расталкивал… преступник? Изана кинулся туда! И ему повезло самому не оказаться жертвой. Машины резко затормозили – и загорелся зелёный свет. Мог бы и подождать. Какучё за ним. Те двое тоже. Но не важно! Двух женщин окружила толпа, кто-то звонил в скорую. Одну из них просто оттолкнули… Дура! В один момент Умё, не вынимая из себя нож, осмотрелась и заметила его: думала так же и плакала. Но даже плакать умудрялась осторожно. Почти не дышала. Она боялась. Стояла на месте, стараясь не шевельнуться лишний раз, но при это всю трясло. – Ты!!! – Изана беспомощно посмотрел на проклятый нож. – Его пока нельзя доставать, – да знает он! Но не может не злиться. Она ведь из-за страха побледнела? Умё обратилась к нему: – А ты на очередной прогулке? – усмехнулась. – Если ничего жизненно важного не задето, всё хорошо… – А если?! – Курокава дёрнулся от неё. Даже в такой момент эта женщина умудрялась его бесить. Неровен час – и сам добьёт. – Ну тогда, раз уж тебе так повезло… – подбежавший к ним Какучё замер с открытым ртом. Братьям Хайтани пришлось тихонечко пристроиться в сторонке. То есть они не бездействовали, а стали разгонять зевак, лишь уточнив, вызвал кто-нибудь скорую или все собравшиеся тут бесполезные амёбы. Конечно, некоторые ушли сразу, как только загорелся зелёный свет. И что ещё можно сказать? А Умё продолжала: – Раз такое дело, я тебя прощаю, и ты меня прости, за всё плохое и хорошее, – а как страшно! Аж похолодела. – Не говори ерунды, – Изана стал к ней ближе, чтобы женщина прислонилась и хоть немного оперлась на него. И их молчание в противовес шуму города. Люди разошлись. Какучё тоже испугался, а вот Хайтани достаточно равнодушно убеждали его, что всё будет хорошо. Они бы так и дожидались скорую и полицию: пара зевак всё же остались и спасённая Умё женщина тоже, чтобы дать показания – однако Изана заметил, что Умё чуть ли не засыпает. …нельзя… – Эй! – а вот это было зря, она чуть не подскочила на месте, и кто знает, как тогда повёл бы себя нож. Её руки и одежда уже были прилично испачканы кровью. – Умё?! – она повернула голову к нему. – Скажи мне… пожалуйста, – и откуда этот ком в горле? – Да? – уже не так страшно, если закрыть глаза, то она успокоится быстрее. – Почему ты мне не сказала… – губы стали сухими. – Почему не сказала, что я не родной? – она его услышала, но смысл сказанного – было видно по лёгкому блеску потускневших глаз – до неё дошёл только через десяток секунд, растянувшихся вечностью, которую он заполнил другими словами: – Скажи! Раз такое дело! Умё улыбнулась. – Кто тебе сказал? – у него необычные аметистовые глаза, и в это мало кто верил. Хотя сейчас цветные линзы… ну не так распространены. Умё долго привыкала, если быть честной. Только с годами стала больше смотреть ему в глаза – да, не важно, кто сказал. Сирена? Умё кивнула себе и, ухмыльнувшись, спросила: – А это что-то меняет? Или ты думаешь, что Шин… не знал… – глубокий вдох. – Я ведь тебе говорила… Рука с ножа соскользнула, голова упала на его плечо.«Люди уходят и приходят в твою жизнь. Если весь твой мир остановится на одном человеке, что с тобой случится, когда этот человек уйдёт? Сейчас ты обожаешь Шиничиро, а дальше что?»
«Я думаю, ты прекрасно меня понял. Можешь уйти. А можешь остаться».
«Разве тебе не нужна была семья, чтобы получать любовь, заботу и поддержку? Неужели Шиничиро достаточно?»
– Умё, Шиничиро действительно недостаточно…